Текст книги "Осуждённые грешники (ЛП)"

Автор книги: Скетчер Сомма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Желтое сияние закусочной просачивается сквозь дождь на лобовое стекло, а впереди нас ждет безопасность в виде соленой картошки фри и сладких молочных коктейлей.

Я открываю дверь, и, к сожалению, Рафаэль тоже распахивает свою.

Мои плечи напрягаются.

– Ты собираешься войти?

– Нет, я просто посижу здесь и поиграю со своими яйцами.

Его дверь захлопывается за ним, и через несколько секунд он появляется в раме моей, одетый в свой пиджак. Он упирается ладонями в крышу машины и наклоняется с полуприкрытыми от нетерпения веками.

– У меня нет всей ночи напролет, Пенелопа.

Ну что ж.

В закусочной над моей головой раздается звонок над дверью, и тепло овевает мое лицо. Стоя на входном коврике, я щурюсь от яркого света ламп – они резко контрастируют с темнотой, окутавшей меня снаружи.

Говоря о темноте: влажная грудь Рафаэля прижимается к моему затылку, когда он заходит мне за спину. Его губы касаются мочки моего уха и наполняют его горячим требованием.

– Двигайся.

Я со вздохом вхожу в закусочную и хлюпаю по клетчатой плитке. Пара глаз следят за мной, но только до определенного момента, затем они останавливаются на джентльмене ростом сто девяносто три сантиметра, темнеющем в дверном проеме.

Взгляд через плечо подтверждает, что он никогда в жизни не переступал порог этой закусочной. Да и вообще, наверное, ни в одно заведении, где подают еду на пластиковом подносе. Он стоит на коврике, засунув руки в карманы, осматривая свое новое окружение с плохо скрываемым весельем.

Блондинка проскальзывает за стойку и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

– Привет! Я Либби, и сегодня я буду вашим официантом, – она обращается ко мне, но угол ее тела привязан к мудаку у меня за плечом. – Вы будете кушать здесь или на вынос?

– Мы будем здесь...

Мягкое требование Рафаэля отметает мой ответ.

– На вынос.

Мою челюсть сводит от раздражения, а в груди поселяется ужас. Есть в ресторане... безопаснее. Яркий свет, люди и камеры снижают вероятность того, что произойдет что-то плохое. Инстинкт и чувство самосохранения подсказывают мне, что я не должна исчезать в темноте вместе с Рафаэлем Висконти, даже если нервное возбуждение, бурлящее внутри меня, говорит об обратном.

– Тогда на вынос, – бурчу я.

Либби нажимает несколько клавиш на компьютере.

– И чего бы вы хотели?

Я повторяю заказ, который делала почти каждый вечер после возвращения на Побережье. С крошечным взглатыванием, официантка поднимает взгляд вверх и практически шепотом спрашивает: – А вы, мистер Висконти?

– Ничего, спасибо...

– Ему двойной чизбургер. Побольше бекона и сыра, – я задумчиво прикусываю губу, разглядывая подсвеченное меню над стойкой. – И шоколадный молочный коктейль. Очень большой.

Хриплое ворчание касается моего затылка, заставляя меня улыбнуться.

– Э-э, ладно...

Раздается еще одно постукивание по клавиатуре, затем она называет общую сумму, и я поворачиваюсь, чтобы прижаться спиной к стойке. Взгляд Рафаэля скользит вниз по вырезу моей мокрой шубы, прежде чем вернуться к моей милой улыбке.

– Да?

– Выкладывай деньги, папик.

Сдерживая смех, он достает бумажник. Его рука задевает мою, когда он бросает купюры на прилавок.

– Плюс НДС.

– О, нет, сэр. Это уже включает НДС...

– Плюс НДС, – повторяю я, не сводя глаз с Рафаэля.

Медленно покачав головой, он кладет на стойку еще одну двадцатку.

– Плюс чаевые.

– Но это уже гораздо больше, чем...

– Не беспокойся об этом, Либби, – говорю я беззаботно. – Мистер Висконти непристойно, чрезвычайно богатый.

Удовлетворение бурлит в моем животе, отчасти потому, что я наслаждаюсь даже самым крошечным триумфом над Рафаэлем, а отчасти потому, что смех, который срывается с его губ и разносится над стойкой, глубокий и искренний.

Еду приносят в запачканном жиром бумажном пакете, и Рафаэль держит его так, словно это пакет с какашками чужой собаки.

Как только над нашими головами раздается звонок над дверью, по закусочной разносится резкое – Подождите! – и я поворачиваю голову.

Навстречу мне бежит девушка. Она ставит свой кофейник и мягко кладет ладонь мне на плечо.

– Ты в порядке, милая?

Я моргаю.

– Что? Ах, да. Он не похищал меня, не надо...

Ее нервный смех и настороженный взгляд на Рафаэля прервали меня.

– Нет, милая. Ты была здесь несколько ночей назад и очень внезапно ушла. Ты выглядела так, словно тебя вот-вот стошнит, – она оглядывается через плечо и понижает голос. – Мы же не отравили тебя, не так ли?

Осознание поражает меня. Она имеет в виду четверг, ночь с пьяными девушками, репортаж новостей и осознание того, что мой мстительный взмах зажигалкой над бутылкой водки был худшей ошибкой в моей жизни.

Сочувствующая улыбка официантки остается в фокусе, но за ее спиной маячат красные столики с диванами и клетчатая плитка. Я всегда так делала. Я беру все плохое, что случается в моей жизни, например, тревоги, страхи и травмы, складываю их в аккуратную компактную упаковку, а затем храню их где-то так глубоко внутри себя, что забываю об их существовании. Потом они всплывают в памяти, когда я смотрю новости или остаюсь наедине со своими мыслями.

Сильная рука обхватывает меня за талию, и темный, шелковистый голос касается моего уха.

– Ты в порядке, Пенни?

Пенни. Я бы зациклилась на том факте, что Рафаэль называл меня не иначе как Пенелопа, снисходительно растягивая слова, если бы паника не подкатывала к горлу.

Я подавляю ее, заставляю себя улыбнуться и солгать.

– Я просто была немного не в духе, вот и все.

Прищуренный взгляд Рафаэля обжигает мне щеку, когда он придерживает для меня дверь. Мое сердце колотится от угрозы допроса в пропитанной лосьоном после бритья машине, но он просто с безразличным видом садится на водительское сиденье и кладет пакет с едой мне на колени.

– Эй, тут же моя книга!

Он рассматривает канареечно-желтый корешок и включает передачу.

– HTML для чайников, – растягивает он слова. – Слышал, что это одно из лучших произведений Шекспира.

Я сдерживаюсь, чтобы не возразить, и смотрю в запотевшее окно, наблюдая, как вдали пропадает безопасная главная улица. Слева мелькает разбитая вывеска «Ржавого якоря», а затем мы возвращаемся на дорогу, где меня нашел Рафаэль, карабкающуюся в пропасть.

Горячее покалывание пробегает у меня по коже.

– Куда мы едем?

Его взгляд переходит на меня, в нем играет намек на веселье.

– Туда, где никто не услышит, как ты кричишь.

Ох. Даже зная – ладно, предполагая – что это не более чем нездоровая шутка, мое тело все равно съеживается. Несколько минут мы сидим в напряженном молчании. Запах жареной вкуснятины доносится из пакета, лежащего у меня на коленях. Радио напевает одну из тех праздничных песен, которые всегда застревают в голове в это время года, и толстые пальцы Рафаэля постукивают по бедру в такт музыке.

В конце концов, мы останавливаемся напротив старой церкви на утесе. Дождь усилился, и за приборной панелью ничего не видно. Рафаэль глушит двигатель, и внезапная тишина звенит у меня в ушах.

Я прочищаю горло и передвигаюсь по широкому сиденью ближе к двери. Бросив быстрый взгляд на мои ноги, Рафаэль снимает пиджак, поднимает бумажный пакет с моих коленей и накрывает им меня. Его теплые руки, касающиеся моих бедер, ощущаются как статическое электричество и делают мой следующий вдох поверхностным.

– Сними шубу, она мокрая.

Я делаю то, что мне говорят. Он бросает её обратно на сиденье, прежде чем завести двигатель и включить печку. Очевидно, он ошибочно принимает мой дискомфорт от того, что я застряла с ним в машине, за холод. Правда в том, что мне совсем не холодно. Несмотря на то, что я промокла до трусиков, я вся горю. Моя кровь становится еще горячее, когда Рафаэль отстегивает ремень безопасности и поворачивается всем телом, привлекая ко мне все свое внимание.

Тяжесть его взгляда ложится на мое лицо. Пытаясь избежать этого, я разворачиваю бургер и откусываю кусочек. Капля кетчупа стекает по моему подбородку и с плеском приземляется в картонную коробку.

Рафаэль тихонько хихикает.

– У тебя всё лицо в кетчупе, – он поднимает руку, и на мгновение мне кажется, что он собирается наклониться и вытереть его с моего подбородка.

Но, конечно, он этого не делает. Господи, зачем ему это? Он просто опирается локтем о подлокотник и проводит двумя пальцами по губам.

Хотя глупо было предполагать, что он прикоснется ко мне, тот факт, что он этого не сделал, вызывает у меня сильную дрожь разочарования. Я справляюсь с этим единственным известным мне способом: веду себя, как стерва.

Я роюсь в его пиджаке на коленях, достаю из кармана шелковый платок и вытираю им рот.

– Спасибо.

Жесткая усмешка, появляющаяся на его губах, возвращает мир в прежнее русло.

– Ты не голоден?

Он смотрит на меня так, словно я пригласила его потанцевать под дождем голышом.

– Разве я похож на того, кто ест такое дерьмо?

Инстинктивно я опускаю взгляд на подтянутый живот под его полупрозрачной рубашкой и прогоняю все навязчивые мысли из головы очень большим куском своего бургера. Ни за что на свете.

– А что же ты тогда ешь? Кровь сорока девственниц на завтрак или что-то в этом роде?

Он ухмыляется.

– Что-то в этом роде.

– У меня всегда были подозрения, что ты вампир.

Снова окинув бесстрастным взглядом мои ноги, он добавляет нечто такое, от чего мое сердце замирает.

– У меня есть к тебе вопрос.

Я перестаю жевать и бросаю взгляд на ручку двери, но она со щелчком закрывается, как будто Рафаэль может читать мои мысли. Он переключает свое внимание на лобовое стекло, откидывается назад и проводит ладонью по горлу.

– Почему ты не спишь по ночам?

Мой бургер падает на колени с жалким стуком.

– Может, я тоже вампир?

– Пенелопа.

Его голос обволакивает мое имя, как объятие, заставляя мои веки сомкнуться. В нем чувствуется идеальная буря нетерпения и мягкости, и, наверное, именно поэтому правда срывается с моих губ.

– Плохие вещи случаются по ночам, – шепчу я.

Его челюсть напрягается, но он по-прежнему не смотрит на меня.

– Например?

Например, взрослые мужчины вытаскивают меня в переулок и задирают платье. Однако я остановлюсь на другом примере. Тот, который не причиняет такой боли.

— Мои родители были убиты ночью, – я смотрю на часы на приборной панели. – Точнее, в три сорок утра. Это время, когда нужно бодрствовать и быть начеку, а не спать.

Он медленно кивает. Я не могу прочесть выражение его лица, даже когда прищуриваюсь, но он определенно не удивлен. Я думаю, что он, вероятно, провел свое исследование, прежде чем дать мне работу, и, кроме того, такие мужчины, как он, относятся к смерти как к части мебели: она всегда рядом и на нее легко закрыть глаза.

– Разве ты не можешь бодрствовать и быть начеку в своей квартире?

– Нет.

В его взгляде вспыхивает раздражение.

– Ты не застрахована от того, что тебя могут запихнуть в багажник, Пенелопа.

Значит, мы возвращаемся к тому, чтобы произносить мое имя именно так.

Довольная тем, что удалось уйти от темы родителей, я отпиваю молочный коктейль и пожимаю плечами.

– Я везучая, помнишь? Я доказала это в телефонной будке.

– Ты не везучая, – огрызается он.

Вместо того, чтобы огрызнуться в ответ, я роюсь в карманах его пиджака и нахожу монету. Я держу ее между нами, и по моему лицу медленно расплывается улыбка.

– Орел или решка?

Он вздыхает, откидывается на подлокотник и прячет свой интерес за костяшками пальцев.

– Хорошо. На что ставим?

– Если ты выигрываешь, то получишь свои часы обратно, – я машу запястьем перед его лицом, его часы скользят по нему вверх-вниз. – Если я выиграю, ты съешь этот бургер.

– Орел.

По щелчку моего большого пальца четвертак кружится в воздухе и со стуком падает на центральную консоль. Я оглядываюсь и смеюсь, а затем бросаю жирный пакет ему на колени.

– Приятного аппетита.

Он хмурится и разворачивает бургер кончиками пальцев. Но потом я сама оказываюсь в глупой ситуации, потому что, когда он сжимает бургер обеими руками и заглядывает в мою гребаную душу, откусывая нелепо большой кусок, горячее, раздражающее вожделение опускается к низу моего живота и обжигает клитор.

Господи. Это всего лишь бургер. Но есть что-то в том, каким маленьким он выглядит в его руках, что-то в том, как напрягаются его покрытые татуировками предплечья и как первобытно его зубы впиваются в булочку. Это заставляет меня задуматься о других вещах, которые он ест подобным образом.

Голова кружится, я приоткрываю окно, незаметно поворачиваю голову и набираю полные легкие чертова воздуха. Я уже собираюсь сделать еще один, когда горячая рука скользит под пиджак и по бедру, заставляя сжаться мои легкие.

Что за...

Мой взгляд падает на книгу, лежащую на центральной консоли. Рафаэль раскрывает ее, вырывает страницу и вытирает ею рот.

Я таращусь на зазубренный край.

– Что…

– Да?

– Это книга.

– Я это осознаю, Пенелопа, – он сминает страницу в кулаке и бросает ее в пакет с едой. Когда я продолжаю сидеть в недоумении, он небрежно пожимает плечами и отправляет в рот кусочек картошки фри целиком.

– В любом случае, не похоже, что ты собираешься ее возвращать.

Я опускаю глаза.

– Откуда ты это знаешь?

– На корешке написано Собственность публичной библиотеки Атлантик-Сити.

А, точно.

– И вообще, зачем ты читаешь это дерьмо? Хочешь получить работу в сфере IT?

– Не думаю.

– Не думаешь?

Не знаю, почему я предпочитаю правду саркастическому ответу, ведь неандертальцы, которые так относятся к книгам, не заслуживают честности.

– Я играю в эту... игру.

Его смех грубоват.

– Ну конечно же играешь.

– Я захожу в библиотеку, закрываю глаза и выбираю наугад книгу для чайников, – продолжаю я, не обращая на него внимания. – Что бы я ни выбрала, я говорю себе, что должна это прочитать.

– Почему?

– Потому что, как я тебе уже говорила, я пытаюсь быть добропорядочной, – говорю я, и в моем тоне слышится раздражение. Под его горячим любопытным взглядом я разглаживаю свой топ и делаю глубокий вдох. – Я пытаюсь найти то, что мне интересно. Что-то, на чем я могу сделать карьеру, – я искоса смотрю на него. – Я же не хочу работать на тебя всю оставшуюся жизнь, не так ли?

У него на языке закипает веселье, он сжимает губы в попытке подавить его. Когда он откусывает еще кусочек от своего бургера, я снова вспыхиваю от жара.

– Что заставляет тебя думать, что ты найдешь свою карьеру в книге для чайников?

– По большей части, я выдаю желаемое за действительное, – признаю я. – Я пробовала другие работы, но, похоже, ничего не клеится.

– Например?

– Ну, я работала в автосалоне, продавцом в торговом центре, стриптизершей, секретаршей...

Мои слова обрываются, когда предплечье Рафаэля напрягается.

– Стриптизершей.

Его тон спокоен. Слишком спокойный, чтобы чувствовать себя комфортно. Всего одно слово, четыре слога, но оно проникает сквозь мою кожу и кристаллизует мою кровь. Почти невозможно изобразить безразличие, когда я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его, но это не мешает мне попытаться.

– Да.

Темнота, бушующая в его глазах, нервирующая.

– Ты была стриптизершей.

На этот раз мне удается только кивнуть.

Крошечная искорка чего-то нервирующего мелькает в его взгляде. Он скребет зубами по нижней губе, бросая взгляд на крышу своей машины.

Когда его глаза опускаются к моим, они чернее, чем нефтяное пятно, и такие же опасные.

– У тебя хорошо получалось? – напряженно спрашивает он.

Я вызывающе выпячиваю челюсть.

– Да.

Он мрачно выдыхает. Откинувшись на спинку своего огромного сиденья, он поглаживает подбородок и медленным, всевидящим взглядом пробегает по моим бедрам и груди. К тому моменту, когда он останавливается на моем лице, все мои нервные окончания горят, а легкие не справляются с напряженным дыханием.

– Так покажи мне.

Глава двадцать вторая

Я моргаю.

– Что?

– Так покажи мне, – повторяет он без всякого выражения.

По мне пробегает холодок. Несмотря на то, что черты его лица полностью лишены юмора, он не может быть серьезным. Он хочет, чтобы я станцевала стриптиз для него?

Это ещё одна игра. Точно такая же, как в та, в которой он загнал меня в телефонную будку своим силуэтом, похожим на затмение, и шелковыми угрозами, эта игра направлена на то, чтобы заставить меня вертеться, как уж на сковороде. Сглотнув комок в горле, я выпрямляю спину и бросаю на него свой лучший взгляд безразличия.

– Ты ешь.

Он опускает стекло на дюйм и выбрасывает бургер на улицу.

Я сглатываю.

– Здесь?

Он кивает.

– Здесь нет места.

Не говоря ни слова, он наклоняется к своему сиденью, и оно с жужжанием отъезжает назад, создавая большое пространство между его коленями и рулевым колесом. Достаточно большое, чтобы я могла засунуть туда свою задницу. Я прерывисто выдыхаю, бабочки порхают у меня в животе. Чёрт, как бы я хотела, чтобы мужчины мафии ездили на Смартах или Мини Куперах.

– Это будет тебе дорого стоить.

И снова он ничего не говорит, только пристально смотрит на меня. Его рука скользит в карман двери, и затем пачка банкнот с глухим стуком падает на мою картошку фри. Я смотрю на стопку стодолларовых купюр, перетянутых резинкой. Господи, да там не меньше тысячи баксов, гораздо больше, чем я когда-либо мечтала заработать за ночь, тем более за один танец.

Но это будет не просто танец для какого-нибудь мужчины.

Стиснув зубы, я расправляю плечи и встречаюсь с ним взглядом.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

Жужжит обогреватель. По радио Wham!⁴⁴ напевает что-то про прошлое Рождество. Я провожу потными ладонями по пиджаку Рафаэля и пытаюсь не упасть в обморок.

Дождь барабанит по стеклу сильнее, чем когда-либо, но я уверена, что мое сердце бьется громче. Каждый толчок внутри грудной клетки, подобно звуковому удару, прокатывается по моей нервной системе и вызывает пульсацию в моем клиторе.

Я скорее вырежу себе глаза, чем проиграю игру Рафаэлю Висконти, так что, похоже, у меня нет другого выбора, кроме как разоблачить его блеф.

– Хорошо, – мое признание срывается с моих губ и расцветает в воздухе между нами. Щелчок отстегивающегося ремня безопасности напоминает мне, что назад дороги уже нет, если только Рафаэль не признает, что пошутил. Но что-то в его напряжении подсказывает мне, что этого не произойдет. – Но никаких прикосновений.

Когда я бросаю свою еду и его пиджак на заднее сиденье и приподнимаюсь, я замечаю, как его большие руки сжимаются в кулаки на бедрах.

– Я знаю, как устроены танцы на коленях, Пенелопа.

Конечно, знает. Это будет не первый его приватный танец, но это не мешает жгучей ревности завязываться узлами у меня в животе. Это также не мешает мне случайно наступить ему на ногу, когда я проскальзываю в щель перед ним.

Он издает шипение, и я чувствую, как это пробегает по всему телу. Даже упиваясь мыслью о том, чтобы снять с себя мокрую одежду для Рафаэля в такой близости, у меня хватает здравого смысла повернуться лицом к лобовому стеклу. Если бы мне пришлось наблюдать, как его взгляд блуждает по моему телу вблизи, я не уверена, что пережила бы это.

Вцепившись в руль одной рукой, другой я поворачиваю регулятор радиоприемника.

– Должно быть что-то, под что можно танцевать, – бормочу я.

Когда музыка наполняет воздух, Рафаэль издает вздох забавы. Я знаю почему: песня Driving Home for Christmas не совсем популярна в стриптиз-клубах.

Понимая, что медлить больше нельзя, я сосредотачиваюсь на конденсате на лобовом стекле, медленно опускаясь, пока задняя часть моих бедер не упирается в колени Рафаэля. Джинсовая ткань шуршит о дорогую шерсть, когда я сдвигаю задницу вперед, к его коленям, и выгибаю спину.

Несмотря на дрожащие руки, мой топ скользит через голову, как растаявшее масло. Бедра под моими напрягаются, и тихое шипение, доносящееся со стороны Рафаэля, заставляет мои соски напрячься под лифчиком.

Подстегиваемая жаром нетерпеливого взгляда на моей спине, я медленно и чувственно поднимаю свою задницу с колен Рафаэля. Все сомнения по поводу того, чтобы смотреть на него, сметаются пьянящей смесью похоти и адреналина, и внезапно мне нужно увидеть выражение его лица.

Я оглядываюсь через плечо, и когда мой взгляд встречается с его, я забываю сделать следующий вдох. Его челюсть сжата, а тело напряжено, как будто он не доверяет себе пошевелить ни единым мускулом. Опасность, пляшущая в его глазах, одновременно возбуждает и пугает меня, в этих радужках нет ни малейшего следа джентльменского нрава. Больше нет.

Сделав глубокий вдох, я не отрываю от него глаз, пока спускаю влажные джинсы по изгибу бедра. Его взгляд прослеживает мои движения до самых лодыжек, а затем поднимается по задней поверхности бедер, прокладывая путь к полоске черных стринг.

Я скидываю кроссовки и джинсы между педалями и опускаюсь обратно к нему на колени. Теперь передняя часть его бедер касается моей обнаженной кожи, и от ощущения теплой, мягкой ткани, касающейся моих самых чувствительных мест, у меня текут слюнки, а низ живота покалывает от предвкушения.

Держась за руль, я выгибаю спину и скольжу попой в направлении паха Рафаэля. Гортанный тон его мычания посылает волну удовольствия к моему клитору. Это так по-животному, так не по-джентльменски, что я отчаянно хочу услышать это снова. Поэтому я отодвигаюсь еще дальше, пока кончик его набухшего члена не упирается между ягодицами моей задницы.

Блять. Он твердый. Действительно очень, блять, твердый. Осознание этого посылает электрический трепет по моему телу и проникает теплым, влажным жаром в ластовицу моих трусиков. Я схожу с ума. Сердце учащает ритм, а я снова и снова двигаюсь вперед и назад, с каждым движением бедер поднимаясь все выше по эрекции Рафаэля. Я могла бы утонуть в звуках его неровного дыхания, выгибаясь от твердости его мышц.

Грубый палец скользит под мои стринги. Щелчок и жжение резинки, встретившейся с кожей, вызывают мой собственный стон.

– Я знал, что твои трусики будут возмутительными, – ворчит он.

Задыхаясь, я запрокидываю голову к крыше и позволяю векам сомкнуться.

– Я думала, у тебя раньше были приватные танцы? Ты должен знать, что за прикосновения полагается штраф.

Прохладный ветерок проносится мимо моего уха, и когда я резко открываю глаза, то вижу, как еще одна пачка банкнот отскакивает от лобового стекла и скользит по приборной панели.

Мышцы подо мной сдвигаются, а затем горячее, прерывистое дыхание касается моего горла.

– Повернись, Пенелопа.

Не в силах придумать остроумный ответ, я поднимаюсь на дрожащих ногах и поворачиваюсь к нему лицом. На этот раз я не готова к тому, как он смотрит на меня. Его взгляд настолько напряженный, что граничит с отчаянным. Он обжигает, поднимаясь по моему бедру и опускаясь ниже живота.

– Красивая, – бормочет он. Это сказано скорее себе, чем мне, но все равно я вздрагиваю под тяжестью этих слов.

Рафаэль Висконти считает меня красивой. Испытывая головокружение от новой волны уверенности, я хватаюсь за спинку его подголовника и медленно опускаюсь к нему на колени. Однако все идет не по плану: моя нога подворачивается на упавшем кроссовке, и я падаю спиной на руль. Я тихонько вскрикиваю, когда раздается сигнал клаксона, но Рафаэль наклоняется вперед и ловит меня, прежде чем я снова упаду.

Большие руки горячим, жадным прикосновением скользят за мою спину, чтобы поддержать меня. Черные волосы щекочут мне горло, и усмешка пробирается вниз по декольте, заставляя соски болеть. Сухой смешок Рафаэля вибрирует у моей ключицы, воспламеняя каждое нервное окончание в моем теле.

– Я начинаю думать, что переплатил.

– Никаких возвратов, – шепчу я в ответ, улыбка кривит мои губы, когда я прижимаюсь клитором к его пульсирующему члену. Господи, он такой теплый и твердый, что я понимаю, что могла бы возбудиться и от гораздо меньшего.

В моей голове проносятся самые грязные мысли, но пальцы, скользнувшие под лямку лифчика, возвращают меня на землю.

Рафаэль смотрит на меня из-под темных ресниц.

– Сними его.

– За дополнительную плату.

Щелчок, когда он вытаскивает большой палец из-под лямки, заставляет мою спину выгибаться от удовольствия. Сжав челюсти, он пробегает глазами по моему горлу и возвращается к приоткрытым губам.

– Я сниму его.

– Это стоит еще дороже.

Снова он издает этот животный стон, моя киска сжимается вокруг него, и, черт возьми, как бы я хотела, чтобы это было осязаемым. Мои пальцы впиваются в подголовник, и хриплое дыхание щекочет мою грудь. Я бросаю полуприкрытый взгляд на крышу и чувствую внезапную тяжесть на коленях.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы подавить улыбку, теперь мне знаком вес его денег.

– Не хватает.

Еще один удар, на этот раз более сильный, приходится на мой живот. Я качаю головой.

– Даже не близко...

Мое нахальство превращается в вздох, когда толстые пальцы Рафаэля находят опору в корнях моих волос и оттягивают голову назад. Я открываю рот, чтобы возразить, но тут что-то холодное и гладкое скользит в него.

Сначала я думаю, что это еще одна игральная карта, но когда я вытаскиваю ее, то понимаю, что это черная Amex.

Мои глаза встречаются с Рафаэлем.

– Пин-код – четыре, восемь, четыре, два, – тихо произносит он, сцепляет пальцы за головой и откидывается на подголовник. Его взгляд вспыхивает, как предупреждающий знак. – А теперь сними его.

По моему телу пробегает оцепенение. Я приподнимаюсь ровно настолько, чтобы бросить его карточку на пассажирское сиденье – только через мой труп я забуду этот пин-код – и снова опускаюсь к нему на колени.

Он выжидающе смотрит на меня. Проходит три прерывистых удара сердца, прежде чем я набираюсь смелости и снимаю лифчик.

Я бросаю его ему в лицо, и когда кружевная чашечка соскальзывает с его подбородка, медленный выдох срывается с его приоткрытых губ. Напряжение повисает на его плечах, когда он окидывает голодным взглядом мою грудь. Они становятся тяжелее с каждым сантиметром, который он покрывает, чувствительнее с каждым трепетом его горячего дыхания.

Он наклоняет голову и напрягает бицепсы, закидывая руки за голову, а потом кивает.

– Продолжай.

Киска пульсирует от осознания близости, я откидываюсь назад и обхватываю его колени, снова двигая бедрами вперед, прокладывая дорожку экстаза вдоль твердой поверхности его бедра. Конечно, в стриптиз-клубе я никогда не ласкала посетителя так сексуально, как сейчас. Я бы предпочла подхватить чуму, чем зайти в одну из ВИП-комнат и предаться каким-либо... развлечениям, не входящим в меню.

Но Рафаэль не постоянный посетитель, а я больше не стриптизерша. Что бы это ни было, нельзя отрицать, что у нас что-то есть. Очень огнеопасная вещь, и она взорвется, если мы поднесем к ней спичку.

Очередное вращение бедрами вызывает еще один стон глубоко внутри меня. Глаза Рафаэля сужаются, его челюсть дергается от осознания.

– Ты мокрая, Пенелопа?

Возбужденная, я киваю.

Его взгляд скользит вниз, туда, где мои стринги соприкасаются с его брюками.

– Сдвинь трусики в сторону. Оставь мне что-нибудь на память.

Я слишком кайфую от трения, чтобы спорить. Слишком пьяна от собственной влаги между бедер и желания. Я сдвигаю трусики в сторону и нежусь под жаром его восхищённого взгляда, потираясь о его ногу.

Давление между бедер нарастает с каждым скольжением, наполненным трением, и с каждым прикосновением выпуклости Рафаэля к моему клитору.

– Блять, – шепчет он мне на ухо, когда я просовываю руки между его согнутыми локтями и сцепляю пальцы за подголовником, чтобы занять более удобное положение. – Ты действительно собираешься кончить на меня?

Что это за гребаный вопрос такой? Возможно, я смогла бы расшифровать его тон, если бы мой пульс так громко не отдавался в ушах, если бы мое тело не кричало от потребности в освобождении.

Я возбуждена, в отчаянии, полна страсти и развратных мыслей. Я не в состоянии ответить на его вопрос, это точно. Но он получает ответ, и все, что для этого требуется – это согнуть бедро. Выгибаясь от неожиданного движения под моим клитором, я впиваюсь зубами в бицепс Рафаэля, чтобы догнать оргазм, который распространяется по моему телу, как лесной пожар.

Через несколько мгновений, наполненных звездами, мой кайф оседает вокруг меня, как пыль. Я прижимаюсь к его груди – буря к его спокойствию, огонь к его льду, – чтобы восстановить дыхание.

Только когда мое сознание возвращается ко мне, я понимаю, что он не двигался. Черт возьми, он не дышал. С беспокойством и остатками смущения, подползающими к горлу, я отталкиваюсь от него и с опаской встречаюсь с ним взглядом.

Он лишен всякого выражения. Ничего в нем не меняется, даже когда он протягивает мне лифчик. Даже когда он бросает мой топ мне на колени. Я натягиваю его, сердце колотится теперь совсем по другой причине.

Нервы сжимают мою кожу, я соскальзываю с него и падаю на пассажирское сиденье, неловко надевая джинсы и кроссовки.

Он пристально смотрит на меня.

– Что? – шепчу я. Мне бы хотелось, чтобы мой вопрос не звучал так уязвимо.

Не говоря ни слова, он натягивает пиджак обратно на мои бедра и снова обращает свое внимание на дождь на лобовом стекле. Машина оживает, фары отбрасывают желтый свет за пределы воды, и новая веселая рождественская песня наполняет салон.

К горлу подступает ком, я смотрю на бардачок, не в силах игнорировать, как страх тянет мое сердце, словно якорь. Я уже бывала в подобной ситуации раньше – на самом деле дважды. Я спала только с двумя мужчинами, и обоим удалось одурачить меня. Они смеялись, когда я оскорбляла их, наклонялись над обеденными столами и притворялись заинтересованными, когда несколько бокалов вина развязывали мне язык и ослабляли мою защиту. Оба раза я позволяла им грубо трахать меня на заднем сиденье их машин, после чего больше ни о ком из них не слышала.

И вот теперь я здесь, сижу в тишине, ерзая на пассажирском сиденье. Все это кажется слишком знакомым.

Но затем твердая, горячая рука скользит под пиджак и ложится на мое бедро. Я поднимаю взгляд на Рафаэля, но он сосредоточенно смотрит в промежуток между работающими дворниками, управляя машиной ладонью другой руки.

– Попробуй ещё раз станцевать стриптиз для другого мужчины, и увидишь как он умрет, переходя через дорогу.

Тепло касается одной стороны моего лица, и когда я поворачиваю голову, чтобы прогнать темноту, запах кожи и мужчины резко ударяет мне в ноздри.

Холод и инстинкт пробегают по моим венам, и я резко выпрямляюсь. Сквозь затуманенные глаза я моргаю на низкое солнце через лобовое стекло. Мы припарковались возле моей квартиры. Еще рано, я могу сказать это по морозу, покрывающему Санта-Клаусов, и по тому, как владельцы магазинов дрожат в ожидании, когда откроются их автоматические ставни.

Я спала в машине Рафаэля? Дерьмо. Я поворачиваю свою ноющую голову и вижу, что он сидит на водительском сиденье и отвечает на электронное письмо на своем телефоне. На нем все та же одежда, что и прошлой ночью – брюки и рубашка. В холодном свете дня татуировки, покрывающие его руки, выглядят слишком реалистично. Зловеще.