Текст книги "В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре"

Автор книги: сказки народные

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Испокон веков разводили в норвежских крестьянских усадьбах скот. Молоко и длинная шелковистая шерсть, жирная сметана и сыр, – не было бы ничего этого у бондов, если бы не козы, не коровы, не овцы. Потому и холят их хозяева, зимой оберегают от холода, а летом уводят пастись на дальние горные сетеры, где трава сочнее и гуще, – у кого животные худые да больные, тот и останется без еды да без тёплой одежды. И какое это горе для всего хутора, если вдруг повадится в стадо страшный неприятель – волк! Перережет он коз да овец, утащит маленьких ягнят – пропадут даром все заботы и труды, останутся дети голодными. Плачут женщины, проклинают серого разбойника, а мужчины собираются на охоту – с оружием, с кольями, с ловчими сетями.

Слепая и яростная сила дикого зверя пугает сама по себе; а если этот зверь угрожает постоянно и никогда не знаешь, откуда ждать нападения, – немудрено, что он становится одним из главных символов тёмной стороны жизни.

В старину верили, что слова обладают силой, которая способна изменять реальность. В названии кроется тайная суть предмета, имя – такая же часть своего владельца, как рука или нога. Или лапа.

Часто поминаешь скрытый народец – и он уже тут как тут; не в добрый час назвал волка волком – глядишь, а он и явился за тем, кто болтает. Чем опаснее и непредсказуемее существо, тем больше давали ему прозвищ. Волка в быличках называют по-разному: вредитель, сероногий, серый тролль, старый хрыч, иногда просто и пугающе – Серый. Одно из имён волка – варг. Это слово пришло из глубины времён, оно – близкий родственник русского «враг». В старинной балладе поётся:

Тот, кто Варгом меня зовёт,

Знает – голод во мне живёт;

У того, кто Серым меня назвал,

Я ещё ничего не взял;

Я не спорю и с тем, кто, боясь как огня,

Золотою Лапой кличет меня.

И насколько же странным нам покажется то, что детям иногда давали имена вроде Ульв – Волк – или даже Бьёрнульв – Медведь-Волк! Но для того, кто привык соблюдать фольклорные законы, в этом не было ничего удивительного: тот, кто называл так ребёнка, надеялся, что страшное имя отпугнёт от малыша зло и подарит ему волчий слух, медвежью силу и удачу на охоте.

Рассказы о встречах с оборотнями попадаются не только в норвежских сказках и быличках. В фольклоре любого народа есть свои излюбленные сюжеты, связанные с превращением в животных; некоторые учёные объясняют это тем, что оборотничество в сказках и преданиях – отражение древних верований. В незапамятные времена люди верили, что у каждого рода есть своё животное-покровитель, которое хранит род от бед и дарит ему, если его правильно почитать, свои способности и силу.

Предания о людях, оборачивающихся животными, не ограничиваются всем известными европейскими волками и летучими мышами. Самый большой «зоопарк» оборотней – в Японии. Наиболее известны оборотни-лисицы (кицунэ). Они принимают облик прекрасных дев и очаровывают мужчин, но не стоит им доверять: коварные обольстительницы, чрезвычайно жадные к деньгам, преследуют только свои цели.

В образе красавиц появляются и кошки (таких оборотней называют нэко-мата). Они совсем не безобидны: часто кошкой становится после смерти отвергнутая или оскорблённая возлюбленная, жаждущая мести. Нэкомата может просто сожрать обидчика.

Есть в Японии оборотни – енотовидные собачки, тануки. Они, как правило, добродушны и неудачливы: чаще всего истории о них строятся на том, что тануки попадает в неловкую или опасную ситуацию, а человек его вызволяет. Потом тануки благодарит человека как умеет – например, хитростью доставляет ему богатство.

А вот в Сербии рассказывают об оборотнях-зайцах. Мы привыкли к тому, что зайчик – персонаж исключительно мирный, а часто – трусливый и всеми обиженный. В сербском же фольклоре заяц-оборотень преследует охотников (чтобы защититься от него, нужно иметь с собой чёрную собаку без единого светлого пятна), исцеляет от бесплодия и дарует мужскую силу, насылает и лечит бессонницу. Часто зайцем оборачивается чёрт, чтобы вредить людям.

Страшный оборотень бурятского фольклора – анахай – вредит в основном маленьким детям, превращаясь в собаку или кошку (часто одноглазую).

В Африке встречаются оборотни-тигры и леопарды – аниото. Кроме того, существует великое множество поверий, связанных с тем, что животные превращаются не в людей, как классические оборотни, а в других животных, – когда минует срок их жизни, если в течение какого-то времени их никто не видел, если они не слышали колокольного звона или голоса петуха; уж или змея в двенадцатом поколении становится вьюном; летучей мышью становится обычная мышь на седьмом году жизни; с Петрова дня (29 июня) кукушка превращается в ястреба; весной ласточки превращаются в лягушек; рысью становится волчица, когда принесёт потомство пять раз; воробьи превращаются в мышей, а мыши – в воробьёв в зависимости от погоды.

Не всегда оборотничество связано со злом. Можно вспомнить хотя бы Василису Премудрую и Марью Маревну – царевен из русских сказок, менявших облик по своему усмотрению и помогавших героям чарами. Они становятся не вредителями, а волшебными помощниками, но их принадлежность к потустороннему миру не исчезает.

Скандинавская мифология знает и «добрых» волков, Фреки и Гери, возлежащих у ног верховного бога Одина, питающихся мясом с его стола, – но и их имена означают «жадный» и «прожорливый». Каждую ночь обегают они землю и рассказывают своему божественному хозяину обо всём, что видели и слышали. Но всё-таки самый великий волк «Старшей Эдды» – символ зла и ужаса. Имя его – Фенрир. Уродливому и могучему сыну коварного шутника бога Локи, ему суждено сыграть страшную роль в последней битве богов и великанов, в которой боги потерпят поражение. Пасть его огромная (как рассказывают мифы, верхняя его челюсть – до неба, а нижняя – до земли) поглотит солнце, и сам Один падёт в борьбе с ним.

Именно эта демоническая природа волка, связанные с ним представления о страхе и потусторонней силе находят отражение в более поздней фольклорной традиции. Так появились страшные истории о варульвах, людях-волках, способных обращаться в зверей по собственной воле.

Мрачное это колдовство, и зловещим выглядит уже само превращение. Чаще всего тайной превращения в волка владеют мужчины – но известны с древности и колдуньи, которым случалось оборачиваться волчицами. Рассказывают ещё, что волчья магия передаётся из поколения в поколение у саамов.

Одна из быличек подробно передаёт рецепт, прибегнув к которому, можно поменять человеческое обличие на звериное: нужно переползти на животе через ремень, сделанный из кожи повешенного, которого надлежит вырыть из могилы в ночь с четверга на пятницу, в первом часу после полуночи. Другое средство – более традиционно: завернуться в волчью шкуру, произнеся соответствующие заклинания.

Размерами и кровожадностью варульвы превосходят обычных волков. Серые хищники редко нападают на людей – разве что зимой, когда трудно найти иную пищу. А вот колдуны в волчьей шкуре не могут насытиться, не вкусив человеческой плоти. Рассказывают о них, что тёмными ночами рыщут они по лесам, кого ни встретят – разрывают в клочья: их сжигает жажда крови. Верный признак того, что не от обычного волка принял смерть человек, – то, что нетронутой осталась правая рука жертвы. Какой-то тайный запрет не даёт оборотням к ней прикоснуться.

В обычное же время, пребывая в человеческом облике, они ведут вполне заурядное существование. В Тресфьорде рассказывали о некоем Арне Серой Лапе, прожившем там много лет. Никто не знал, откуда он пришёл в посёлок, но катилась о нём молва, что был он настоящим колдуном-оборотнем. И хотя жил он самой что ни на есть обычной крестьянской жизнью, тяжёлой и трудной, и соседи на него не жаловались – ни человеку, ни скотине не поздоровилось бы, столкнись они с Арне Серой Лапой в тот час, когда на нём была волчья шкура.

Почувствовав неодолимое желание сделаться зверем, Арне опрометью бросался в лес и там, уже изменив обличив, бродил часами, разыскивая жертв. Если же дело происходило во время покоса – только таращился опасливо на острые косы в руках работников, пробираясь по своим делам. Утолив жажду, он принимал человеческий вид, возвращался к людям и как ни в чём не бывало брался за обычную дневную работу.

А так, говорит быличка, был он человеком слабым и болезненным. В помощи никому не отказывал, да и вообще вёл себя очень добродушно – только всё равно было в нём что-то тяжёлое. Недоброе.

Будучи наполовину обыкновенными людьми, оборотни могут жениться на обычных женщинах. В историях о таких браках часто повторяется один и тот же сюжет, варианты которого встречаются не только в норвежском фольклоре. Супруги отправляются на дальний луг накосить сена для скота. Там муж неожиданно предупреждает жену, что ему надо ненадолго удалиться, и советует ей, если она увидит что-нибудь пугающее или неожиданное, обороняться косой. Озадаченная женщина остаётся одна, и вскоре на неё нападает гигантский волк. Она цепенеет от ужаса и, только когда волк подходит совсем близко и даже отрывает подол её платья, тычет в него косой. Волк убегает. А вечером жена обнаруживает, что муж лежит в постели совсем больной. Она ложится у стенки и слышит, как ночью муж встаёт, чтобы что-то выкинуть. Потом женщина случайно находит спрятанные в укромном месте под камушком телячью шкуру, копыта и оторванный подол юбки. Вот тогда-то она понимает, кто такой её муж на самом деле. Как складывается их семейная жизнь в дальнейшем, былички умалчивают.

Не всегда превращение в волка происходит добровольно – очень часто оно связано с местью, с мотивом наказания: хочет колдун покарать кого-нибудь, вот и накладывает на него заклятие, заставляя человека некоторый срок прожить алчным бессловесным зверем. В Танедале, у горных саамов, рассказывают об одной юной паре. Решила молодая девица после бурной ссоры покинуть своего возлюбленного, не зная того, что парень, с которым она встречается, к волшебству способен. Разозлился юный колдун и обратил красотку в волчицу – пять лет должно было пройти, прежде чем суждено ей было снова стать человеком.

Месяц за месяцем разные люди видели неподалёку от поселений огромную хищницу в девичьем пояске, и говорили о ней, что не трогает она ни людей, ни овец, ни коров – похищает из дворов собак да кошек и пожирает их. Далеко охотилась она от родной деревни – и боялись её люди, хотя особенного вреда она не причиняла. И никому не удавалось её убить.

Наконец вернулась волчица-девушка в знакомые места. Но недолго бродила она по лесам: то, что не удавалось крестьянам, у которых она воровала кошек, удалось отцу её возлюбленного – пала она от его пули. Когда он подошёл взглянуть на только что убитого им зверя, волчица ещё дышала. И услышал саам человеческий голос из зубастой пасти: «Ещё два года оставалось мне терпеть, и стала бы я вновь человеком. Передай от меня привет своему сыну и скажи, что раскаивалась я в том, что оставила его». Произнеся это, волчица испустила дух.

Л. Кранах. Манбьёрн. 1550

Знает фольклорная традиция и способ избавить заколдованного от волчьего обличья. Для этого, если ты узнал в животном, которое собирается похитить у тебя корову или овцу, человека, нужно сказать: «Возьми это во имя Господне!» Тогда страшилище немедленно превратится в человека. В Валдресе рассказывают, как один крестьянин, у которого варульв хотел унести корову, произнёс заветные слова – и тут же увидел перед собой не кого-нибудь, а самого настоящего принца.

Не только в волков способны обращаться колдуны и их жертвы. Не менее часто встречается в норвежских преданиях образ манбьёрна, человека-медведя.

Ни свирепостью, ни вкусами манбьёрн не отличается от варульва – разве что в рассказах о манбьёрнах часто говорится о том, что оборотень-медведь особенно опасен для беременных женщин. Некоторые страшные истории свидетельствуют, что, похитив человеческий плод, манбьёрны, не по своей воле обращённые в медведей, способны вернуть себе первозданный облик. Есть и былички о том, как манбьёрны, похищающие крошечных детей, растят их у себя в берлоге, и спустя годы появляются среди людей странные мужчины – молчаливые, силой и выносливостью далеко превосходящие своих ровесников...

Человек-медведь так же, как и варульв, ворует из стад коз и телят, так же опасен для человека, так же – в свободное от блужданий в медвежьем облике время – живёт среди людей, и так же это иногда заканчивается трагически для него и его близких. Трогательные норвежские сказки, одна из которых называется «Белый медведь король Валемон», а другая – «К востоку от солнца, к западу от луны», говорят о злоключениях принца, обращённого в медведя и женившегося на девушке.

Сюжет, лежащий в основе этих сказок, – один из самых популярных в мировом фольклоре. Юная красавица даёт согласие стать женой белого медведя: только в «Короле Валемоне» она принцесса, самая добрая и красивая из трёх сестёр, и вступает в такой удивительный брак, повинуясь таинственным предзнаменованиям, а в другой сказке – бедная девушка, которая выходит за медведя, пообещавшего её отцу богатство, чтобы спасти родных от голода. Живут девушки у медведей-мужей, не зная горя, а по ночам зверь становится человеком – с одним условием: на него нельзя смотреть при свете. Всё больше девушки привязываются к странным своим супругам и вдруг получают от матерей дурной совет – обмануть мужа, тайком взглянув на него при свете огарка свечи, пока он спит. Следуя этому совету, они видят, что на супружеском ложе вместо медведя спит прекрасный принц, и тут воск свечи капает ему на лицо, обжигает, принц-медведь просыпается и говорит, что заколдовала его злая колдунья и, если бы девушка соблюла условие, вскоре вернул бы он себе человеческий облик. А теперь они должны расстаться – видно, судьба ему вернуться к колдунье. К востоку от солнца, к западу от луны стоит её замок в одноимённой сказке, и должен принц по давнему уговору жениться на уродливой принцессе троллей, которую заколдовавшая его мачеха прочит ему в жёны. Обе сказки заканчиваются хорошо: девушки, преодолев множество испытаний, находят мужей, хитростью побеждают злодеев и, выполнив магические задания, лишают недоброе колдовство силы – принц остаётся человеком и мужем избранницы, а колдуны и тролли лопаются от злости. Но не у всех героев подобных рассказов жизнь складывается так счастливо.

Т. Киттельсен. Белый медведь король Валемон. 1912

В старинной саамской легенде способностью становиться медведями обладают и отец, и мать двух мальчиков. Иногда отец отлучается из дома на долгое время, возвращаясь таким же, как был, но не желает отвечать на вопрос, где так долго пропадал. В одно из его исчезновений мать не находит сил ожидать возвращения супруга и идёт разыскивать его сама, а, найдя по следам, обнаруживает в берлоге огромного медведя, говорящего голосом её мужа, и получает от него такой же страшный магический дар. Их сыновья, напуганные потерей и матери тоже, ищут родителей по всему лесу. Встретив огромного медведя, они решают, что именно он и убил их маму и папу. Когда они стреляют в чудовищного зверя, он падает замертво и тут же превращается в их отца. Со смертью мужа с женщины спадает животное обличие, и плачущие дети видят идущую к ним маму. Только одна нога у неё – медвежья лапа. Кусочек звериной шкуры так и пристал к ней навсегда.

По другим быличкам, так просто манбьёрна не убьёшь. Против него действенны только пули, изготовленные из чистого серебра. В некоторых местах верили, что медведя можно лишить всех сил, пристально глядя ему в глаза; некоторые говорили, что помочь утихомирить медвежью ярость могут ласковые уговоры. Медведи, по крестьянским поверьям, не выносят шума и крика – поэтому отпугнуть от себя ужасного лесного хозяина можно, изо всех сил дуя в козлиный рог.

Часто в волшебной сказке медведь предстаёт добродушным, неповоротливым и благожелательным к человеку, в предании волшебник, умеющий менять обличие на звериное по своей воле, – хранитель священного знания, а в быличке человек, оборачивающийся медведем или волком, либо страшен и яростен, либо очень несчастен.

Все эти истории воплощают очень важное для архаического сознания представление – о том, что всё на свете способно перетекать из одной формы в другую, а в одном и том же теле могут обитать разные существа. Почему же так различается отношение к превращениям? Разгадка – в том, какие перемены происходят в мировосприятии людей. Чем больше укрепляется в человеческом сознании представление об индивидуальности, о неповторимости человеческой души, тем меньше кажется оборотничество благом, тем сильнее страх, который оно вызывает. Волк древней сказки говорит человеческим голосом, не теряя собственной сущности; волшебник принимает вид птицы или зверя, оставаясь собой. Оборотень же в быличке – не человек, не зверь и даже не демон. Повинуясь своей жажде крови или будучи обращён в чудовище вражеской магией, он становится зверем и отныне обречён скитаться без приюта, живя одной-единственной надеждой – когда-нибудь обрести окончательную форму, стать до конца животным или до конца человеком. Вот потому-то такой тоской и страхом наполнены более поздние истории о варульвах и манбьёрнах, и редко когда они заканчиваются хорошо.

Т. Киттельсен. Она бродит по стране. 1894 – 1900

<…>

От чумы с её метлою

нет спасенья.

Ни тому, кто сыт по горло

этим ужасом и болью,

кто о скорой просит смерти.

Ни тому, кто так напуган,

что пред Богом на коленях,

и не веря, хоть минутку

просит жизни.

Всех сметает без пощады

в холод смертный,

мусорную кучу жизни...

Т. Киттельсен

«Она бродит по стране»

Вот бредёт по дорогам сгорбленная старуха в чёрном балахоне, – заходит и в большие города, и на маленькие хутора. Шаркают шаги – Берген, Тундсберг, Осло, селения, затерянные в лесах Телемарка. А вот уже и Нидарос, и долины, укрывшиеся в горах, – Тилдал, Гудбрандсдал, Иннердал, и необъятный северный Нурланд. Тихо-тихо становится там, где она проходит. Смерть несёт с собой старуха, смерть и болезнь. Люди, заслышав о её приближении, бегут в лес, в горы, пытаясь скрыться от неизбежной гибели. Несёт старуха в одной руке метлу, а в другой грабли. Грабли и метла у неё необыкновенные: если прореживает она людей граблями, кому-то удаётся спастись, если выметает метлой – пустеет место, вымирает город, умолкает деревня. Нет пощады никому.

Это сама Чёрная смерть, воплощение великой чумы, обрушившейся на Норвегию, – один из самых жутких образов норвежского фольклора.

Скандинавские верования, связанные с чумой, появилась в XI веке. В 1070 году немецкий хронист Адам Бременский, автор наиболее полного описания народов и обычаев скандинавских и балтийских земель, рассказывает о языческом храме древних свеев в Упсале: «У их богов есть свои жрецы, которые совершают жертвоприношения. В случае чумы или голода они приносят жертву Тору, в случае войны – Одину, а если празднуют свадьбу – то Фрейру».

Чума известна человечеству с древних времён. Страшная болезнь, ныне, к счастью, почти исчезнувшая, возникала внезапно и сопровождалась сильнейшей лихорадкой, болью в сердце, сухим кашлем, возникновением на теле огромных волдырей – бубонов (отсюда название «бубонная чума»). У больного шла горлом кровь, через 3-4 суток после начала заболевания он погибал, а труп умершего от чумы стремительно чернел, поэтому чуму и прозвали «Чёрной смертью».

Одной из первых эпидемий, о которых существуют сведения в летописях, была так называемая «Юстинианова» чума, разразившаяся в Восточной Римской империи в 551-580 годах и охватившая почти весь Ближний Восток. Чума 1346-1353 годов, Чёрная смерть, эпидемия, небывалая по интенсивности и количеству жертв, стала истинным бедствием не только для Норвегии – погибла большая половина населения тогдашней Европы, от 20 до 34 миллионов человек. По всему миру в те годы от чумы умерло 75 миллионов. Зародилась эпидемия где-то в Китае, в 1334 году, купцы и воины пронесли её по Великому Шёлковому пути на запад. В 1346 году она добралась до Италии, Сирии и Крыма, в 1347 косила Грецию, в 1348 захватила Испанию, Южную Англию, Рим и Норвегию, в 1349 вымирали Вена и Франкфурт-на-Майне, Каринтия и Любек. В 1350 эпидемия разразилась в Польше. Такая огромная смертность и опустошение в Европе объясняются разными причинами, самые важные из которых – голод, терзавший Европу ещё до прихода Чёрной смерти, а соответственно, очень низкая рождаемость и нищенское существование, которое влачили бедняки, скученность и антисанитария, невозможность отделить больных от здоровых. Кроме того, медицина того времени не могла предложить никакого лечения, кроме молитв-заговоров и прижигания чумных бубонов.

Чума возвращалась снова и снова вплоть до XVIII века (в Москве, например, последняя эпидемия чумы была в 1771 году).

В конце XIX века русский учёный Владимир Хавкин изобрёл первую в мире противочумную вакцину.

Т. Киттельсен. Чума на лестнице. 1896

Предания, в которых Чёрная смерть является самостоятельным персонажем, возникли только в XIV веке, и неспроста. Эпидемия чумы, разразившаяся в Европе в 1346-1353 годах, унесла почти две трети населения Норвегии; именно она уничтожила всё, что оставалось от грозного и величественного времени викингов, на многие годы покончила с богатством и силой страны. Норвегия стала другой.

Много страшных предзнаменований сопутствовало появлению Чёрной смерти. Например, как раз на годы эпидемии пришлось невиданное нашествие птиц – свиристелей. Поэтому они стали символами чумы и беды. В немецких и нидерландских диалектах за ними закрепились названия Todtvogel («птица смерти»), Pestdrossel («чумной дрозд»), а в голландском языке даже официальное научное название свиристеля так и осталось Pestvogel («птица чумы»). И на иконах, которые должны были предохранить от чумы древние города, Младенец Иисус держал в руках свиристеля – вместо традиционного щегла.

Появление Чёрной смерти окутано тайной. По одной версии, её занесли в Норвегию корабельные мыши и крысы, заразившиеся от своих причерноморских собратьев, ведь в Крыму и Причерноморье чума начала свирепствовать на два года раньше. Некоторые полагают, что чума пришла из Англии. Однажды в бергенской гавани остановились на рейде странные тихие корабли, говорит легенда. Они не были повреждены бурей, но команды на их палубе не оказалось. Когда жители Бергена подплыли к ним на лодках, чтобы посмотреть, что же случилось, они нашли в каютах и кубриках тела матросов и купцов, убитых неизвестным недугом, а в трюмах – прекрасную шерсть, которую те везли на продажу. Бергенцы взяли шерсть с собой: не пропадать же добру. Шерсть с заражённых кораблей стали продавать на рынках, развозить по городам и весям – и вместе с товаром по стране начала расползаться смертельная болезнь.

Иногда Чуму видели с толстой книгой, переплетённой в чёрное. Сверяясь с таинственными записями, старуха выбирает себе жертв.

Многие считают, что это и есть та самая книга, которую написал в незапамятные времена святой мученик Киприан, который до обращения в христианскую веру был великим колдуном. С помощью этой книги можно вызвать дьявола или обрести власть над нежитью. Рассказывают о том, как умирающий чародей пытается передать Чёрную книгу, а вместе с ней – всё своё недоброе волшебство, а иначе смерть никак не берёт его к себе.

То, что в книге Чёрной смерти узнают великую книгу колдунов, свидетельствует о потусторонней, таинственной природе духа болезни – воплощения зла. С другой стороны, в этом можно увидеть и отголосок иного предания, церковного, – о книге жизни, в которой записаны имена всех живущих, и дела их, и час их кончины. Чёрная смерть – одновременно и посланец ада, и исполнитель высшей воли.

Ни в коем случае нельзя идти на сговор с Чумой, говорит предание. Как-то раз её перевёз через реку лодочник. Старуха подошла к переправе, держа под мышкой толстую книгу. Там значились имена всех, кому на роду написано умереть от чумы. Обратившись к первому перевозчику, Чёрная смерть назвалась и попросила переправить её на другой берег. Но лодочник был смелым человеком и отказался: не станет он перевозить такую беду! А другой лодочник очень страшился смерти и согласился переправить потустороннюю гостью, если избавит она его от ужасной погибели. Чума вползла в лодку и говорит: «Греби на ту сторону, а уж в книге-то я потом погляжу!» Лодочник решил, что они уже обо всём договорились, и перевёз Чёрную смерть.

Оказавшись на другом берегу, Чума, как обещала, раскрыла книгу, поглядела и, пожав плечами, сказала перевозчику: «Такова моя власть: прибираю всё, до чего могу дотянуться. Не бойся смерти». Закричал лодочник, заплакал в отчаянии и пошёл домой. Не дойдя до родной деревни, присел под деревом отдохнуть и отдал Богу душу. И смерть его не была ужасной – умер он легко. А старуха продолжила свой путь...

Т. Киттельсен. Через реки и озёра. 1894 – 1900

Злобные духи болезней встречаются в фольклоре любого народа. Как и большинство тёмных, хтонических духов, они ужасны обликом, многие из них криворуки, одноглазы, хромы. Они не только насылают или отзывают болезнь – в определённом смысле они сами являются ею: прогнав духа, прогонишь заразу. Бороться с ними можно при помощи заклинаний и заговоров, представляющих собой чёткую последовательность формул, произносить которые должен особый, посвященный человек – знахарь, шаман или старейшина, обладающий тайным знанием, и в особенной обстановке.

В русских сказках и быличках рассказывается о сёстрах с отвратительным характером и не менее жуткими именами – Огнея, которая насылает лихорадку, Трясея, ведающая ознобом, Хрипуша, она же Грынуша, чья специальность – тяжесть и хрипы в груди, Ломея, вызывающая ломоту в теле, и многие другие. Сколько их всего – неизвестно: в фольклорной традиции есть числа 7, 12, 44 или даже 77. Изображали их обнажёнными бабищами с крыльями за спиной; они считались дочерьми Лиха, владыки зла и несчастья, а более поздняя традиция, уже испытавшая влияние христианского мифа, приписала их в дочери библейскому царю-убийце Ироду.

Умершие от чумы – не совсем обычные покойники. Не похороненные по христианскому обряду, их останки лежат в опустевших церквах, в заброшенных домах, на вымерших хуторах. Далеко человек обходит эти проклятые места, и зарастают они густым лесом, и недобрые творятся там дела. Большинство преданий о таких местах рассказывают о том, как заблудившийся путник, потеряв дорогу в лесной чаще, натыкается на опустевшее селение. Удивлённый, бродит он по улицам, заглядывает в окна, заходит в разрушенную церковь – и везде видит выбеленные дождями и временем кости жертв Чёрной смерти. Пугают его шорохи и шёпот, ползущие по углам этих домов и церквей. Но странник преодолевает свой страх, собирает эти кости и хоронит их в освящённой земле, а потом зовёт людей и показывает им забытое селение.

Т. Киттельсен. Чума летит. 1894 – 1900

Но есть и другие истории. В одной из них через несколько сотен лет после эпидемии заблудившиеся в лесу путники заглядывают в заброшенную церковь и видят, как вкруг алтаря расселись скелеты, внимательно глядящие пустыми глазницами в книжки псалмов, открытые на словах «Когда мы страждем в сильнейшей нужде». Скрипят под чьей-то невидимой рукой провисшие на петлях двери церкви, в двери заходит и смиренно крадётся к скамье медведь – как будто желая принять участие в богослужении мертвецов, и путникам является ангел, предсказывая, что минет срок и такая же беда придёт в страну снова.

Люди, встретившиеся с Чумой, даже уцелев во время эпидемии, всю последующую жизнь находятся в особых отношениях с потусторонним миром.

Бывает, что они старятся, но не могут умереть, пока не исполнится известное условие. В одной из быличек рассказывается о старике и старухе, которые страдают до тех пор, пока их долина вновь не заселится людьми. В другой – точно такая же древняя чета обречена на вечную дряхлую старость. Но вот однажды, перед Рождеством, жена слышит откуда-то с поля странные чистые голоса, предрекающие, что дни её окончатся на исходе рождественских праздников: радостная, она возвращается к мужу, и они счастливо умирают в один день, встретив святой праздник.

Т. Киттельсен. Церковь в лесу. 1894 – 1900

Норвежские предания, в которых говорится о Чёрной смерти, – пожалуй, самые мрачные из всех, но есть среди них и не столь беспросветные. История о девочке-куропатке из Юстедала внушает надежду. Жители долины Юстедал пали жертвами чумы, и пришедшие уже после окончания эпидемии люди из соседней долины нашли там только маленькую, совершенно одичавшую девочку. Она походила скорее на маленькую птичку, чем на человека, – такой она была юркой и пугливой, да и помнила всего несколько слов – «мама» да «маленькая куропаточка». Девочка пережидала эпидемию   в   гнёздышке,   выстланном птичьими перьями, и вся была ими покрыта, а ещё говорят, что перья у неё были самые настоящие, она поросла ими, как дикая куропатка. Люди забрали девочку с собой, а поскольку она не помнила своего настоящего имени, прозвали её Юстедалской Куропаткой (Joste-dalsrypa). Малышка выросла в приёмной семье, а потом вернулась в долину Юстедал, где прожила долгую жизнь. От её потомков пошёл состоятельный и влиятельный род – Рюпеслектен.

А в долине Сетесдал живо другое предание. Девушка, оставшаяся в живых одна из всей долины, сама отправляется на запад в поисках людей. Выйдя из дома, она запирает за собой дверь и выбрасывает ключ в ручей. Если верить легенде, с тех пор и вся местность эта называется Нёклебек (nøkler по-норвежски – «ключи», a bekk – «ручей, мелкая речушка»).

На смену погибшим родам идут новые поколения, ключи выброшены, наступают новые времена. После того как по стране прошла Чёрная смерть, возврата в прошлое больше нет.