Текст книги "Восстановление (ЛП)"
Автор книги: Скарлетт Эдвардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Так, достаточно об этом, – говорю я.
Мне нужно кое-что от нее: подтверждения.
Подтверждение, что история Пола проверена. Теперь я знаю, что он говорил правду, и что Джереми не собирался меня обманывать.
Если бы я только могла сказать то же самое о Хью.
– Как ты справлялась, мама?
– О, ты знаешь. Держалась.
– Я видела, как ты работаешь, – говорю я. – Это твое место.
– А ты сомневалась?
– Нет, нет. Просто...
– Лилли. Расслабься. Что бы ты не сказала, это не расстроит меня. Ты не знаешь, как я благодарна за то, что просто снова тебя вижу. Мне до сих пор кажется, что это сон.
– Ну, я не сон, – говорю я с улыбкой. – Всё это реально. Я действительно здесь.
– Я работаю там уже почти год, – говорит она. – Хорошая работа. Стабильная зарплата. Клиенты не такие уж плохие. Есть несколько завсегдатаев, которые платят хорошие чаевые...
Подмигивает она.
– И я расплачиваюсь с ними по-своему.
– Мама!
– Что? Ты думала я не занимаюсь этим? Последний раз когда я проверяла, я более или менее того же возраста, что и мужчина, с которым ты в настоящее время встречаешься, и я не вижу, чтобы ты сомневалась в его сексуальном совершенстве...
– Я не хочу говорить о твоей сексуальной жизни, мама! – восклицаю я. – Или моей.
Ее глаза мерцают.
– Так он хорош? Я имею в виду, я бы предположила, что...мужчина с такой харизмой, с энергией. Как вы оба познакомились, милая? Ты мне ничего не рассказала о Джереми.
– Это долгая история, – говорю я и начинаю с той же ложи, что мы с Джереми придумали для Фей и Талии.
Глава 15
Часы проходят. Когда мы заканчиваем, солнце уже начинает подниматься.
Я устала. Еще несколько месяцев назад я и подумать не могла, что увижу свою мать и воссоединюсь с ней на личном уровне. Но опять же так много всего случилось с тех пор, что мое мировоззрение изменилось.
Я привыкла думать, что в мире есть добрые и плохие люди. Что плохие люди не совершают хороших дел, а хорошие – плохих. То, что вы сделали, определяло вас как человека, и ваши действия были истинной мерой вашей ценности.
Правда, это был очень узкий взгляд на мир. Но это помогло мне погрузиться в учебу настолько, чтобы оказаться там, где я хотела быть. Но затем появился Джереми...и всё изменилось.
Несмотря на все плохое, что он сделал мне, я больше не могу отрицать хорошее. Да мне и не нужно. Я больше этого не боюсь.
Джереми открыл мне глаза на истинную природу мира. Что это за природа? Она не поддается объяснению. Она постоянно меняется, постоянно в движении, и всегда не то, чего вы ожидаете. Попытаться понять её – всё равно что попытаться остановить реку кучкой хвороста.
Это невозможно сделать.
Но это не главное. Дело не в том, чтобы попытаться понять и определить нечто гораздо большее, чем вы сами. Дело в том, чтобы признать свое место в мире, понять, как мало вы действительно знаете, и смириться с этим.
Люди будут удивлять вас. События и обстоятельства будут удивлять вас. Единственный способ, чтобы подготовить себя для этого, приспособиться к изменениям. Чтобы продвигаться вперед по неисхоженным дорогам. Чтобы доверять своей способности потерять себя и принять это, как только вы начнете отклоняться от курса.
Из-за стабильности, правды и ожиданий? Они не лгут, но они никогда не станут для вас якорями.
Джереми показал мне это. Он показал мне, что прощение возможно. Мы с мамой яркий тому пример. Казалось бы, непостижимо, что я лягу и засну с ней под одной крышей после того, как мы помирились...если бы мне предложили это, пока я еще училась в Йеле.
Но вот я собираюсь сделать это. Она отдала мне свою кровать, несмотря на мои протесты. Завтра или в другой день, когда я проснусь, я вернусь к Джереми. Я вернусь к Джереми с полным контролем и уверенностью в ясности своего ума. Я буду требовать от него ответов: относительно Хью, видео и его водителе. Посмотрим, какое лицо он мне покажет.
Глава 16
Когда я просыпаюсь, мамы нет. Я нахожу на кухне записку от нее:
Тефтели в холодильнике.
Я улыбаюсь. Прошло достаточно времени, когда она кормила меня дома.
Я смотрю в окно. Темно. Выпал снег. Я начинаю думать о праздниках, хоть они и прошли. Несколько ностальгических моментов, и я вспоминаю Рождество своего детства.
Я не вспоминала об этом уже очень давно. Хорошие воспоминания о нас с мамой. Независимо от того, насколько бедными мы были, независимо от того, что она пыталась положить еду на стол, я никогда этого не чувствовала. Не так, как в детстве. Каждое Рождество она радовала меня коробками шоколада, а иногда и другими маленькими безделушками, чтобы я знала, что она заботилась.
Они не были дорогими. Они и не могли быть. Для ребенка каждый подарок на Рождество кажется маленьким чудом. Мама никогда не лишала меня этого. Пока она не начала пить.
Но мы оставили это позади. Она трезва, что является откровением, в которое я бы никогда ни за что не поверила. Я стала свидетелем того, как она вылила Джонни Уокера. Виски всё еще тянул её. Я видела, как она борется с собой, но она смогла противостоять этому. Что требует невероятной силы. Не думала я, что Рене способна на такое.
Я отворачиваюсь от окна и осматриваю ее маленькое жилище. Я живу в огромном особняке в то время, как она живет в...этом?
Могла бы я ей дать немного денег? Приняла бы она их? Или это было бы...?
Я останавливаюсь и удивляюсь направлению своих мыслей. Я занимала должность в Стоунхарт Индастриз менее двух недель назад. Я получила реальный доход менее, чем за две недели. Я не проверяла банковские счета, что Джереми открыл для меня после того, как я подписала договор о найме. У меня не было времени. Тем не менее удивительно думать, что у меня достаточно денег, чтобы предложить их маме.
Хочу ли я впутывать её во что-либо связанное с Джереми Стоунхартом? Нет. Пока нет, по крайней мере. Слишком рано. Черт, я даже не знаю, где мы с ним находимся. Или как я собираюсь добраться до Калифорнии, не проглотив свою гордость, и сказать ему, что меня ограбили.
Этот разговор я хочу отложить как можно дольше. Я содрогаюсь от мысли о том ущербе, который он нанесет его впечатлению обо мне.
Но я не могу вести себя как ребенок. Мне нужно вернуться в Калифорнию, это пересиливает все остальное. Мне нужно отомстить, чтобы Джереми увидел, что то, что он сделал со мной, не было забыто.
Но проблема заключается в том, действительно ли я хочу этого? Я полагаюсь на Джереми почти во всем в своей жизни. Если я всё же воплощу свой план в действие, с чем я останусь?
Нет! Качаю я головой. Я продолжаю существовать. Я найду свой путь. Разве я не доказала это с моей матерью? Просто нужно поверить в себя...поверить в свои способности...чтобы преодолеть любые слабости. Как, например, тот телефонный разговор с Фей. Конечно, я потеряла некоторую уверенность в себе. Но думаю она вернется.
Я осматриваюсь вокруг еще раз. Сегодняшний день уже потерян. Судя по часам, я проспала четырнадцать часов. Завтра я позвоню Джереми и попрошу его забрать меня. Я не могу уехать и не попрощаться с мамой.
Может быть я не готова дать ей денег. Но уверена я могу удивить её чем-то, что я делала всё время.
Я могу убраться у нее.
***
К тому времени, как я заканчиваю, проходит шесть часов.
Я вытираю пот и осматриваюсь в удовлетворении. Когда мама придет домой, она не узнает это место.
Безупречно. Везде порядок, от гостиной до ванной комнаты и крошечной кухни. Я вытерла пыль и вымыла полы, оттерла старые пятна на ковре и вымыла окна, сложила её одежду в аккуратные стопки, вычистила плесень из ванной и попыталась дезинфицировать ванную с содой и уксусом.
Работа помогла мне отвлечься. Может быть потому, что она отвлекла мое внимание от более насущных вопросов или потому, что я просто была лишена этой возможности так долго. С Розой мне не выпадало такого шанса.
Единственное, осталось вынести мусор. Я вытаскиваю мешок и завязываю его. Вдруг мне что-то бросается в глаза.
Я становлюсь на колени. За мусорным ведром в темном маленьком незаметном углу застряла старая картонная коробка из под конфет размером с маленький блокнот. Коробка обернута эластичной лентой. Это просто так не пропустишь. Значит, мама что-то спрятала в ней.
Я вытаскиваю её. Наверху слой пыли. Я сдуваю пыль, затем аккуратно встряхиваю коробку, чтобы определить содержимое. Что-то не очень тяжелое. Может фотографии?
Я кусаю губу. Я знаю, что возможно не стоит этого делать...но любопытство берет верх.
То, что я нахожу там, превосходит все мои ожидания.
Коробка заполнена...моими школьными вещами. Табеля успеваемости. Копии писем отличников. Медали и ленты, которыми я была награждена на научных выставках, олимпиадах по математике. Всевозможные задания и тесты.
В самом низу я нахожу фотографию. Цвета все вымылись, углы загнуты. На ней три человека, двух из которых я узнаю сразу. Моя мама. Она ухмыляется с заднего сидения автомобиля. Мой отец Пол с бородой одной рукой обнимает Рене, его внимание сосредоточено на свертке в руках.
Это я. Видна лишь верхняя часть моей головы.
Я начинаю плакать, и слезы попадают на фотографию. Я спешу стереть их большим пальцем, не желая разрушать что-то столь драгоценное. Я запечетлеваю её в своей памяти и аккуратно возвращаю в коробку. Эта фотография так много значит для меня. Это снимок жизни, которой никогда не было.
Мои родители еще молодые на этой фотографии выглядят такими счастливыми. Пол...нет! Я не могу думать о нем, как о Поле, больше нет. Не после того, как я увидела эту фотографию. Мой отец... я просто чувствую гордость, исходящую от него, застывшую в этот момент времени. Может быть, я веду себя глупо или сентиментально, или что угодно, но я искренне верю, что я вижу, как родители любят друг друга. От того, как мой отец держит мою маму, ничем не обремененная, настоящая и полная жизни улыбка освещает ее лицо, и да, даже то, как он смотрит на меня, все это...все это заостряет мое внимание.
Вот семья, которую я могла бы иметь. Вот жизнь, которая была отнята у меня. Но это даже не обо мне. Я сумела. Я выжила.
Нет, эта фотография является представлением о жизни, которая была отнята у моих родителей. Той, которой они должны были жить. Той, которая могла бы быть намного лучше для них обоих.
Это наполняет мое сердце печалью, два человека, которые были так влюблены друг в друга, не смогли наладить отношения. Там некого винить. Я не могу сказать, что был виноват Джереми, который стал естественным завершением почти всего, что пошло не так в последнее время в моей жизни.
Нет, эта фотография была сделана до того, как моя семья появилась на радаре Джереми. Представить только. Если бы мой отец никогда не уходил, если бы он не уехал в Калифорнию...
Глупые мысли. Я не могу тосковать по жизни, которой у меня никогда не было. Все, что я могу сделать, это сосредоточиться на настоящем. Я уладила отношения с мамой. Может быть не полностью, но гораздо больше, чем я могла надеяться после одного дня, проведенного вместе. Далее, я должна сосредоточить свое внимание на своем отце.
Человек, которого я встретила в психиатрической лечебнице, далек от того человека, который изображен на фотографии. Я не знаю, насколько в этом виноват Джереми. Но, клянусь, я доберусь до сути. Увидев фотографию, до меня наконец доходит: Пол – мой отец. Сейчас, хотя возможно и не навсегда, у него нарушена психика.
По крайней мере, я могу надеяться, что это не навсегда. Я помню, как он смотрел на меня с полной ясностью, когда он пересказывал историю нашего прошлого. Он не был тогда сумасшедшим.
Но этот момент наступил после разрешения Джереми. И Пол знает Джереми как кого-то еще. Доктора. Почему?
Я слышу скрежет дверной ручки позади себя и проклятия. Я пытаюсь вернуть все школьные вещи в коробку, но дверь открывается, прежде чем я это делаю. Холодный воздух дует мне в шею.
– Лилли? – кричит мама, заходя и закрывая дверь. – Только посмотрите. Ты сделала всё это, пока меня не было? Ты не должна была...
Её взгляд встречается с моим. Она застывает.
– Что ты там делаешь? – говорит она ледяным голосом.
Внезапно, я чувствую себя виноватой, как мальчишка, пойманный с рукой в банке печенья.
– Ничего, – быстро говорю я, вставая и пытаясь скрыть коробку. – Просто выношу мусор. Вот и всё.
Я пытаюсь сменить тему.
– Тебе нравится то, что я сделала?
– Да, все очень красиво, – говорит она, подходя ближе.
Она поворачивает шею, чтобы посмотреть вокруг меня, но я делаю шаг, чтобы закрыть ей угол взора.
– Я купила кое-какие продукты на обратном пути, – продолжает она, все еще пытаясь понять, что я скрываю. – Я не была уверена, насколько ты останешься, поэтому купила твои любимые хлопья, черничные булочки. Что с твоей ногой?
– Ничего, – быстро говорю я. – Мама, я не пыталась подглядывать, я клянусь...
Она наклоняется и поднимает коробку.
– Ты нашла её, – мягко говорит она.
Я киваю.
– И ты заглянула вовнутрь.
И я снова киваю.
– О, Лилли, – вздыхает она. – Мне очень жаль. Я не имела права...
– Подожди. Что? – останавливаю ее я. – О чем ты говоришь? Почему ты извиняешься?
– Разве это не очевидно? – спрашивает она. – В этой маленькой коробочке...полно твоих вещей. Вещи, которые ты собиралась выбросить, и, вероятно, никогда не хотела, чтобы я видела.
– Я не...а?
– Ну, ты никогда не делилась ими со мной. Я не могла просто взять и выбросить твои достижения. Ты видела, что внутри, – она опускается на пустой стул. – Я не знаю, что ты обо мне думаешь. Это было глупо, Лилли. Но я хотела поделиться твоим успехом, даже если ты этого не хотела.
– Мама, – говорю я.
У меня нет слов. Я подхожу и сажусь рядом с ней. Она поворачивает голову.
– Единственная причина, почему я не поделилась ими с тобой, потому что я думала, что тебе все равно.
– Я знаю, – говорит она. Она закрывает лицо ладонями. – Тупые контактные линзы. Они всегда заставляют мои глаза слезиться на холоде.
Я улыбаюсь и кладу руку ей на плечо.
– Но тебе не все равно, – говорю я.
– Да, – отвечает мама. – Я никогда не переставала заботиться о тебе, Лилли. Я просто не знала, как показать это.
Она слабо улыбается.
– Поэтому я сделала это в тайне, скрыто от тебя.
– Не нужно было.
– Знаю. Но я сделала. И мне очень жаль.
– Итак, все время, когда я думала, что ты отсутствуешь, когда я предполагала, что тебе все равно – ты следила за тем, что я делала?
– Да, конечно, – говорит она. – И я так гордилась тобой.
– И теперь я знаю, – говорю я. Я обнимаю ее. – Спасибо, мам.
– Нет, Лилли. Спасибо тебе. Спасибо за то, что вернулась. Спасибо за то, что простила меня. Знаю, я была хреновой матерью, но я готова изменить это, – она замолкает, а потом продолжает. – Если ты позволишь мне?
– Да, – киваю я.
Мы снова обнимаемся.
– Эй, – говорю я. – Я нашла кое-что еще в этой коробке. Фотография…?
– Правда? – она смотрит на меня. – Какую?
– Тебя и отца, – говорю я. – И меня.
Она хмурится, поднимает крышку и начинает искать.
– О ничего себе. Я и забыла про нее.
– Действительно? – спрашиваю я.
Мама кивает.
– Правда, правда, – смеется она. – Посмотри на нас. Полны жизни.
Она качает головой.
– Если только...
– У тебя есть еще? – спрашиваю я. – Фотографии тебя и отца?
– Если бы они у меня были, я бы показала их тебе вчера. Нет, Лили, второй раз, когда мы расстались, я знала, что это навсегда. Без шансов на воссоединение. Я должна была выкинуть его из головы. Все фотографии, которые у меня были, я либо сожгла, либо выбросила.
– Понятно, – говорю я, пытаясь скрыть свое разочарование.
– Нет, всё не так. Это еще один из длинного списка промахов в моей жизни, – какое-то время она выглядит грустной, а затем пожимает плечами. – Ну что ж. Коннер говорит мне жить настоящим, а не зацикливаться на прошлом.
– Коннор? – спрашиваю я. – Кто такой Коннор?
Мама выдает кривую усмешку.
– Мой нынешний парень. А ты кто думала?
Я смеюсь.
– Не знаю. Должна была догадаться.
– Ты была бы не против встретиться с ним? Я проговорилась, что ты появилась здесь прошлой ночью. Он очень хотел представиться.
Я извиваюсь на месте. После моего прошлого опыта с друзьями мамы я не очень в восторге от этой перспективы.
Но я натягиваю улыбку. Это ведь всё для нашего воссоединения?
– Конечно, – говорю я сквозь зубы.
– О, замечательно, – выдыхает мама.
Она оглядывается через плечо и кричит:
– Коннор? Ты можешь войти, детка!
– Что, сейчас? – шиплю я. – Он здесь?
Она гладит мою руку с любовью.
– Он последовал за мной домой. Разве это не мило? Иногда я называю его мой большой щенок.
Дверь открывается. Заходит последний человек, которого я ожидала увидеть.
Глава 17
Я выпрямляюсь.
– Вы!
Удивленный он делает шаг назад.
– Я?
Идя от темноты к свету, его глаза еще не успели приспособиться. Или может быть он просто валяет дурака.
– Детка, это твоя дочь?
– Лилли, что на тебя нашло? – шипит Рене. Она дергает меня за руку. – Сядь!
– Нет! – говорю я, вырывая руку. – Мама, это тот мудак, который ограбил меня!
– Вот дерьмо, – бормочет Коннор.
Он закрывает дверь и заходит внутрь.
Рене встает, удерживая меня тем самым от попыток напасть Коннора. Я готова выцарапать ему глаза.
– Лилли, успокойся! – подчеркивает она. – Должно быть это какая-то ошибка.
– Да нет, – рычу я. – Нет никакой ошибки. Чем же этот подонок сказал тебе он занимается? Водитель такси, не так ли?
Мама издает удивленный звук.
– Откуда ты знаешь?
– Я говорила тебе! Он ограбил меня! – я тычу пальцем в него. – Он отвез меня в мотель, куда он и его приятель, вероятно, привозили всех своих жертв. Он отвлек меня, когда я выходила из комнаты. В то время, пока меня не было, его друг рылся в моих вещах. Они даже взяли мою машину напрокат!
– Лилли, дорогая, я уверена, этому должно быть какое-то объяснение.
Мама отбрасывает волосы назад.
– Может это был какой-то другой водитель, который отвез тебя туда. Может быть ты ошибаешься.
– Мама, я видела его лицо! – я практически кричу на нее. – Это он. Он ограбил меня!
– Послушайте, дамы..., – Коннор делает осторожный шаг навстречу нам, подняв обе руки. Он смотрит на мою мать. – Рене, детка, ты знаешь, что я бы не сделал этого.
Он имеет наглость кивать на меня.
– Я чувствую между вами напряженность. Может быть будет лучше, если я зайду в другой раз.
– Стой там, Коннор Пэртэйм, – говорит мама. – Ты останешься там. Мы решим это как взрослые люди.
Ирония ситуации выводит меня из себя. Мама пытается играть миротворца? Это всегда была моя роль.
Я фыркаю.
– Лилли! – шипит мама. – Веди себя прилично!
– Попроси своего друга, чтобы он вернул мне кошелек. Мою сумку, телефон и ключи от машины...
– Хватит! – перебивает она меня. – Коннор.
Она смотрит на него.
– Ты ограбил мою дочь?
– Нет, детка, – говорит он. – Ты же знаешь меня.
– Ты грабил кого-нибудь в своей жизни?
– Может быть я и крал деньги у детей в средней школе, – он пожимает плечами. – Но я не мошенник.
– Вот, Лилли. Видишь? – говорит мама, обращаясь ко мне. – Это не он.
У меня отвисает челюсть, не веря своим глазам.
– Ты на его стороне?
– Я не принимаю чью-либо сторону, – говорит она раздраженно. – Но если Коннор говорит, что он не делал этого, я ему верю. Он хороший человек. Честный человек, Лилли.
– Спасибо, детка.
– Не сейчас! – шипит она и обращается ко мне еще раз. – Он не возьмет вверх над тобой.
– Мам, ты хоть слышишь себя сейчас? Я узнала его лицо. Он отвез меня в мотель. Он ошивался перед моей дверью.
– А ты видела, как он брал твои вещи, Лилли? Ты физически была свидетелем, как он вошел в твою комнату и вышел с твоими сумкой, кошелькои и ключами от машины?
– Нет! Но это не главное! – начинаю я.
– Вот. Видишь? Ты всегда была против мужчин, с которыми я встречалась. Почему, Лилли? Почему ты снова это делаешь? Коннор – хороший парень. Он заботится обо мне. Он зарабатывает достаточно денег, что даже помогает мне с арендой...
– Обокрав беззащитную женщину! – взрываюсь я. – Объясни мне: как еще я бы узнала, что он таксист? Ты никогда не говорила мне об этом!
– Ах да, – прерывает Коннор. Мы обе поворачиваемся к нему. – Да, ты знаешь, ты показалась мне знакомой. Лица, все они сливаются, понимаешь? Но, кажется, я помню, как привез тебя в мотель в нескольких милях отсюда.
– Вот! Видишь? Он признает это! – кричу я на свою маму.
Коннор наклоняет голову в сторону.
– Но я не видел ее с тех пор. Черт, если бы я знал, что ты дочь моей милой Рене, я бы никогда не позволил тебе остаться в этой дыре. Я бы отвез тебя прямо к мамочке.
– Не называй ее так! – говорю я. – Она тебе что домашнее животное?
Он игнорирует меня.
– Я предупредил, чтобы она не оставалась там, детка, – говорит он маме. – Это все возвращается ко мне, да. Я сказал ей, что это плохое место. Обычно я не делаю таких вещей для своих клиентов, не желая ухаживать за их неприкосновенностью частной жизни...
– Посягать, – исправляю я.
Он смотрит на меня.
– А?
Я терпеть не могу этого грубого, хищного, подлого дебила.
– Слово, которое ты пытался использовать? – говорю я, поднимая подбородок. – Ты имел в виду ‘посягать’.
– Какая разница, – качает он головой. – Рене, детка, я предупредил ее, потому что у меня было плохое предчувствие. Ты знаешь, что моя интуиция меня никогда не подводит. Я предложил отвезти ее в более удобное место вверх по шоссе. Но она была упрямой. Она не захотела.
– Это моя Лилли, – говорит мама. – Она всегда была такой упрямой...
– Мама, я поверить не могу, что ты веришь в эту ерунду! Он не предлагал мне отвезти меня в другое место. Он бы ни за что не отказался от своей золотой жилы.
– Успокойся, Лилли. Это неправда..., – начинает он.
– Нет! – говорю я, делая еще одну попытку пойти на него, и мама снова блокирует меня. – Нет, ты не будешь называть меня по имени!
Он снова поднимает руки вверх.
– Мои извинения.
Он обращается к моей маме:
– Смелая малая?
– Коннор, мне так жаль, – говорит Рене. – Я не знаю, что на нее нашло. Может быть ты был прав. Может быть ты должен дать нам немного пространства.
– Всё, что захочет моя дама, – говорит он, низко опуская голову. – Я буду ждать на улице в машине.
– Всё, что захочет моя дама, – повторяю я ему вслед.
Он закрывает дверь, и мы остаемся с мамой одни.
Она сразу же поворачивается ко мне.
– Действительно, Лилли, – осуждает она. – В самом деле? Я имею в виду, на самом деле?
– На самом деле, что, мама? – бросаю я вызов, делая глубокие вдохи, чтобы не наброситься на нее.
– Мы на самом деле вернулись к этому? Ко всем этим детским играм? Боже, будто ты снова в средней школе.
– Ты что, совсем ослепла на самом деле, – начинаю я ровно. – Мужчина, с которым ты встречаешься, никчемный гнусный преступник?
Мама вздымает руки.
– Ты всегда обвиняешь меня, что я делаю что-то неправильно. Ты ревнуешь, Лилли? Что это? Потому что увидела одну лишь фотографию меня и твоего отца?
– Ревную? – шиплю я в полном недоумении. – К кому?
– Ревнуешь, что Коннор не он, – заканчивает мама. – Почему ты всегда это делаешь, Лилли? Почему ты всегда стараешься испортить всё хорошее в моей жизни?
– Коннор не хороший, мама, – категорично говорю я. – Даже если ты не веришь, что он ограбил меня, что он, блядь, и сделал, ты должна была сама понять это. Что твои инстинкты говорят тебе о нем?
– Мои инстинкты, – подчеркивает Рене. – Подсказывают мне, что Коннор – первый мужчина за долгое время, который хорошо относится ко мне. Может быть он не идеален.
Она усмехается.
– Я сожалею, что не все мы можем иметь Джереми Стоунхарта в нашей жизни. Коннор лучшее, что случилось со мной в течение длительного времени. Пока ты не появилась, он был единственным светом в моей жизни. Называй меня жалкой, слабой, как хочешь. Но я предупреждаю тебя, Лилли, не смей мне портить жизнь!
– Значит, ты предпочитаешь поверить словам человека, которого знаешь несколько месяцев, чем собственной дочери?
Я с трудом скрываю свое презрение.
– Нет! – кричит она. – Нет, не смей клонить туда, Лилли Райдер. Менее сорока восьми часов назад у меня не было дочери, с которой можно было поговорить. Это были слова, которые вылетели из ее уст, когда она оставила меня. Думаешь, я не помню? Я помню всё очень хорошо. "Тебе лучше просто притвориться, что я никогда не появлялась на свет», – сказала она мне. Это были ее прощальные слова. Твои прощальные слова. Ты не имеешь права разыгрывать эту карту. Никакого права вообще! Коннор является единственным реальным и твердым в моей жизни. Боже! Почему тебе всегда надо бодаться с моими парнями? Я знаю они недостаточно хороши для тебя. По-видимому, никто не является, если он только не является крупным корпоративным магнатом с миллиардным состоянием. Я права? Ну так у меня есть для тебя новости, дорогая. Не все могут просто поразить такого человека. Не всем двадцать лет!
И тут меня осеняет. Мама боится. Боится старения. Боится стареть в одиночку.
Вот почему она слепа к тому, что смотрит ей прямо в лицо. Не потому, что она недостаточно умна, чтобы увидеть это. Она не желает видеть этого.
Этого почти достаточно, чтобы заставить меня забыть свой растущий гнев на нее, почти... почти...
– Мама, он ограбил меня, – подчеркиваю я. – Как ты не понимаешь? Человек, с которым ты встречаешься, ограбил твою дочь. Разве это ничего не значит для тебя?
Рене начинает ходить по комнате.
– Может быть она была неосторожна, и её ограбили, – выплевывает она. – Она заслужила это.
Я делаю резкий вдох.
– Что ты сказала?
– То, что слышала! – кричит мама. – Ты не можешь снова появиться в моей жизни и вести себя так, словно все просто идеально. Ты не можешь ожидать, что я брошу все из-за тебя. Рада тебя видеть? Боже, да! Мечтала ли я получить хоть какой-то знак, что ты жива, что ты всё еще помнишь меня? Каждую чертову ночь. Ты не можешь указывать мне, что делать. Это моя жизнь, Лилли. Моя! Я больше не отвечаю за тебя. Спасибо тебе за твое осуждение. Но нет, спасибо. Я буду придерживаться того, что у меня есть. Того, что я знаю. Того, что безопасно.
– Так вот оно что? – тихо спрашиваю я.
Мои эмоции утихают. Всё, что я чувствую, это пустота, растущая внутри.
– То есть слова Коннора ты ставишь превыше моих? Ты выбираешь его, а не меня?
Рене поворачивается от окна.
– Он все еще там, – говорит она тихо. – Он там, ждет меня. Коннор хороший человек, Лилли. Я всего лишь хочу, чтобы ты дала ему шанс.
– ОН МЕНЯ ОГРАБИЛ! – взрываюсь я.
Рене качает головой.
– Может быть он сделал это. Может нет. Я никогда об этом не узнаю, – с грустью говорит она.
– Мама, смотри, – говорю я мягко, подходя к ней и беря ее за руку.
Я чувствую, что прогресс, который мы сделали прошлой ночью, идет коту под хвост. И я не хочу этого. Я не хочу потерять ее из-за чего-то незначительного, как это.
– Я знаю, что ты не хочешь верить в это. Но зачем мне врать? Ты видела, как я выглядела, когда появилась в забегаловке. Ты думаешь я шла десять часов в дождь, в снег, в слякоть, в темноте ради удовольствия?
Я качаю головой.
– Я шла, чтобы увидеться с тобой. Я приехала сюда только ради этого. Сейчас я должна быть в Калифорнии, работать в Стоунхарт Индастриз. Я вернусь завтра. Пожалуйста, пожалуйста. Не делай выбор между мной и ним. Я не знаю, что я бы делала на твоем месте. Я не знаю, как вы жили с Коннором. Может быть это было здорово. Если так, я счастлива за тебя. Но мама..., – я беру ее за плечи и смотрю ей прямо в глаза. – Будь честна с собой. Будь с Коннором. Я не говорю тебе бросать его. Ты можешь сделать свой собственный выбор. Но я прошу тебя поверить мне, когда я говорю, что это он ограбил меня.
Мама долго смотрит на меня, положив свою руку на мою.
– О, дорогая, – тихо говорит она. – Ты действительно думаешь, что я идиотка?
Я качаю головой.
– Что?
– Я знаю, что ты встретила своего отца, – говорит она. – Иначе зачем бы ты пришла ко мне? Он единственный в целом мире, кроме меня, знает, что ты его дочь.
Она замолкает, как будто ожидая, что я соглашусь.
– Я знаю ты избегала упоминаний о нем. Я не спрашивала. Как ты узнала, как ты нашла его. Я не спрашивала, потому что это не имеет для меня значения. И все же...все же, тебе, кажется, хочется этого.
Я открываю рот, чтобы возразить...и снова закрываю.
– Я не слепая. Я знаю, зачем ты приехала сюда. Я знаю, что ты хочешь, чтобы мы с Полом помирились. Я знаю, что ты хочешь семью, которую, как ты думаешь, потеряла.
– Что? Нет, мама, ничего подобного...
Она качает головой.
– Не лги мне, Лилли. Я та же женщина, что меняла тебе подгузники. Я вижу по твоим глазам. Я знаю, когда ты говоришь мне правду. Я знаю твои истинные мотивы, почему ты пыталась показать мне, что Коннор плохой.
– Нет никаких мотивов! – отворачиваюсь я от нее, испытывая отвращение от нее, от себя, от всей этой ситуации.
Поверить не могу, что мама пытается накормить меня этим. Я поворачиваюсь и смотрю ей в лицо.
– Хорошо, – объявляю я. – Хорошо, раз ты так думаешь.
Она печально кивает головой.
– Тогда я больше не буду обременять тебя своим присутствием. Я уйду, и ты можешь вернуться в свою сказку, где мужчины, с которыми ты встречаешься, не способны ограбить твою дочь, и она выдумывает небылицы, чтобы обмануть её.
Я беру свою куртку.
– Приятно было снова поговорить с тобой, мама, – говорю я.
Я открываю дверь, впуская холодный воздух. Я останавливаюсь и поворачиваюсь.
– О, есть кое-что, о чем я тебе не рассказала. Ждала подходящего момента. Но так как я ухожу, не думаю, что у меня будет еще один шанс.
– Отец? Пол? Да, он в психиатрической больнице. Он сошел с ума. Просто подумала, что ты должна знать.
И с этим я закрываю дверь, заканчивая главу, которая едва началась.
