Текст книги "Трагедия закона. Простым канцелярским шилом"

Автор книги: Сирил Хейр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Сирил Хейр
Трагедия закона. Простым канцелярским шилом

Трагедия закона

Глава 1. ТРУБАЧЕЙ НЕ БУДЕТ

– Нет трубачей.– Голос его светлости прозвучал грустно и с оттенком брюзгливого неодобрения.

Слова судьи остались без ответа, так как он ни к кому конкретно не обращался, да и как можно было реагировать на утверждение столь очевидного факта. Зато все остальное, что придумали люди и предписывала традиция для оказания почестей выездному судье Его Величества, было в полном порядке. Огромный "роллс-ройс" урчал у дверей гостиницы. Шериф, слегка пахнущий нафталином, являл собой блистательную фигуру в парадном мундире давным-давно распущенного Добровольческого полка. Он почтительно кланялся, стараясь не проткнуть себя своим мечом. На священнике развевалась необычная шелковая черная сутана. Помощник шерифа в одной руке сжимал цилиндр, в другой двухметровый жезл из слоновой кости, увенчанный резным черепом. На подобных церемониях по необъяснимой причине эту регалию обязан был нести помощник шерифа графства Маркшир. Позади стояла торжественная и не менее живописная группа сопровождающих лиц: клерк судьи, личный секретарь судьи, дворецкий судьи и слуга секретаря судьи. Впереди, поблескивая пуговицами и пряжками в лучах неяркого октябрьского солнца, по стойке "смирно" выстроился отряд полицейских, готовых обеспечить безопасное передвижение процессии по улицам Маркгемптона. Это было впечатляющее зрелище, и худой сутулый человек в алой мантии и длинном парике, стоящий в центре, знал, что он был самой значительной его частью.

Но факт оставался фактом, неприятным и неизбежным,– трубачей не было. Война со всеми ее ужасами обрушилась на землю. И вот результат: судья Его Величества садится в автомобиль, и ему отдают не больше почестей, чем послу или архиепископу. Чемберлен летал в Годесберг и Мюнхен и просил, чтобы дали трубачей, но Гитлер отказал. Никаких трубачей. Думать об этом не хотелось, и выражение лица шерифа свидетельствовало о том, что со стороны судьи было несколько нетактичным касаться столь болезненной темы в такой момент.

– Трубачей нет,– задумчиво повторил судья, усаживаясь на подушках заднего сиденья "роллс-ройса".

Достопочтенный сэр Уильям Хервуд Барбер, рыцарь, член Отделения королевской скамьи Высокого суда правосудия Высокий суд правосудия – высший суд первой инстанции, входящий в состав Верховного суда и состоящий из трех отделений, одно из которых – Королевская скамья (так он был представлен на обложке календаря выездных сессий суда Выездные сессии суда созываются в графствах не менее трех раз в год. Дела слушаются судьями Высокого суда правосудия в графстве Маркшир), в молодости, когда работал в адвокатуре, имел прозвище Молодой Стригун Фамилия Барбер означает "брадобрей", отсюда кличка Стригун. (Здесь и далее примеч. перев.), на что были свои причины. С течением времени прозвище сократилось до Стригуна. В последнее время все больше людей из его окружения стали звать судью между собой "папаша Уильям", что не имело никакого отношения к его возрасту. На самом деле ему еще не исполнилось шестидесяти, и надо признать, что в гражданской одежде он выглядел неказисто. Костюмы плохо сидели на его долговязой фигуре, двигался он порывисто и неуклюже, а голос имел высокий и хрипловатый. Но есть нечто эдакое в судейских одеждах, что придает достоинство самой что ни на есть незначительной фигуре. Широкая мантия делала незаметной его неуклюжесть, а длинный парик, обрамляющий лицо, подчеркивал довольно крупный орлиный нос и скрывал безвольный рот и подбородок. Усаживаясь на заднее сиденье "роллс-ройса", Барбер выглядел судьей на все сто процентов. Так что, хотя и не было трубачей, люди, собравшиеся у гостиницы, чтобы посмотреть на церемонию отъезда, возвращались домой с ощущением, что они видели великого человека. И в этом был, пожалуй, главный и истинный смысл всей церемонии.

Полковнику Хаббертону, шерифу графства, меньше повезло с костюмом. Добровольческий полк графства Маркшир никогда особенно не отличался воинственным видом, а если приглядеться к их мундирам, возникает подозрение, что модельер легкомысленно отнесся к своей работе. Уж больно щедро он развесил золотые галуны, намудрил с погонами и дал полную волю фантазии, создавая каску, которую полковник придерживал сейчас на колене. И в лучшие дни мундир смотрелся как полная безвкусица, а в полевых условиях – тем более как нелепый анахронизм, не говоря уже о том, что он был страшно неудобным. Высокий и жесткий воротник уже натер полковнику подбородок. Хаббертон подозревал, что хихиканье, которое он слышал в толпе, касалось именно его.

Судья и шериф поглядывали друг на друга с недоверием, свойственным людям, которые не имеют ничего общего между собой, но вынуждены общаться на официальных церемониях. Барбер обычно встречался с двумя десятками шерифов в течение года, и к тому моменту, когда он обнаруживал что-то интересное в их характере, ему уже пора было переезжать в другой город. Поэтому он давно перестал общаться с ними. Что касается Хаббертона, то до назначения на должность шерифа он в глаза не видел ни одного судьи и не желал бы их видеть до окончания срока службы. Полковник редко покидал свое поместье, где занимался сельским хозяйством всерьез и весьма продуктивно. По его глубокому убеждению, все юристы были мошенниками. С другой стороны, его впечатлял тот факт, что человек, сидевший перед ним, представлял Его Величество короля, и это его очень раздражало.

Священник чувствовал себя лучше всех. Проповедь по случаю выездной сессии суда отменили, как и трубачей, в связи с суровым военным режимом, поэтому ему ничего не надо было говорить или делать. Откинувшись на спинку сиденья, он с любопытством и умиротворением взирал на происходящее.

– Жаль, что нет трубачей, милорд,– произнес наконец полковник Хаббертон.– Это все из-за войны. Мы получили инструкции…

– Да, да, я знаю,– снисходительно отозвался судья.– Конечно, трубачи выполняют сейчас другие обязанности. Надеюсь, что услышу их на следующей сессии. Лично меня,– добавил он поспешно,– все эти церемонии не очень интересуют.– Он обвел рукой автомобиль, лакея на задней подножке, эскорт полицейских, а заодно, кажется, и самого шерифа.– Но некоторые мои коллеги имеют другое мнение. Могу себе представить, что подумали бы мои предшественники о выездной сессии без трубачей!

Тем, кто хорошо знал Барбера, было известно, что когда он затрагивал свою любимую тему, то обязательно ссылался на высокие принципы, заложенные его коллегами или предшественниками. Перед глазами вставала картина, как огромная толпа властных мужей в алом и белом требует от скромного Барбера ни на йоту не отходить от своих обязанностей во имя прошлого и настоящего английского правосудия, и Барбер, конечно, делал все от него зависящее, чтобы достойно следовать их заповедям.

– Трубы-то есть,– сказал Хаббертон.– Я и накидки со своим гербом приготовил. Все напрасно.

– Из накидок можно сделать каминные экраны,– посоветовал судья.

– У меня дома уже есть три комплекта каминных экранов – еще от отца, деда и брата деда остались. Не знаю, куда новые девать.

Его светлость поджал губы. Ему это не понравилось. Дело в том, что его отец был клерком у стряпчего, а дед – барменом на Флит-стрит. В глубине души он побаивался, что окружающие могут узнать об этом и станут его презирать.

"Роллс-ройс" медленно двигался вперед вровень с эскортом полицейских.

– Черт бы побрал эту палку!– добродушно проворчал помощник шерифа, пристраивая жезл между собой и дверцей машины, в которой он находился вместе с секретарем судьи.– Десять лет служу и удивляюсь, как я ее до сих пор не сломал. Припрятать бы ее куда-нибудь подальше и навсегда вместе с трубачами.

Секретарь судьи, простодушный светловолосый молодой человек, взглянул на него с интересом.

– А что, все помощники шерифов должны носить такой жезл?поинтересовался он.

– Слава богу, нет! Только здесь, в этом отсталом верноподданном городишке. Это ваша первая выездная сессия?

– Да, никогда раньше не участвовал.

– Думаю, вы много чего увидите, поездив по округу. Но работа у вас неплохая – две гинеи в день чистоганом, не так ли? А мне приходится работать за всех в конторе. Двух помощников и половину сотрудников призвали в армию. Да еще на этом представлении присутствовать. А судью-то вы хорошо знаете?

Секретарь покачал головой:

– Нет. Я только один раз с ним встречался. Он друг моего друга, вот и предложил мне работу. Сейчас трудно найти секретаря.– Слегка покраснев, он пояснил: – Видите ли, меня не взяли в армию. Сердце.

– Да, не повезло.

– Я изучал право и подумал, что это будет полезная работа для меня. Судья ведь очень хороший юрист, правда?

– М-м… В этом вы сами разберетесь со временем. Вам в любом случае надо набираться опыта. Кстати, меня зовут Картер. А вас?

Молодой человек снова покраснел.

– Маршалл,– сказал он.– Дерик Маршалл.

– Ах да. Я вспомнил. Судья говорил: "Фамилия – Маршалл и должность маршал Маршал – должность личного секретаря судьи на выездной сессии.". Ха-ха-ха!

Дерик Маршалл тоже посмеялся ради приличия. Он начал понимать, что еще не раз услышит шутки по поводу своей фамилии и должности во время сессий.

Не всякий автомобиль может двигаться так же, как "ролле", когда надо ехать рядом с марширующими полицейскими. (Вообще-то, как только что заметил Барбер, его предшественники – выездные судьи предпочитали конную полицию. А Хаббертон еще больше разбередил рану, припомнив, что его дед, бывало, предоставлял двадцать пять всадников в ливреях и с копьями.)

Взятая напрокат машина, в которой ехали Маршалл и Картер, скрежетала и дергалась, когда водитель переключал скорость.

– Вот проедем рынок, и будет получше,– заявил Картер.– Мы их там обгоним, чтобы подъехать первыми к собору… Вот здесь! Давай вперед, парень, давай гони!

Машина рванула вперед, разгоняя бездельников, собравшихся на небольшой площади, чтобы поглазеть на проезжающих представителей Правосудия.

Бимиш, клерк судьи, был доволен абсолютно всем. Во-первых, тем, что находится в Южном округе, который по многим причинам предпочитал всем другим. Во-вторых, ему удалось набрать прислугу: дворецкого, слугу для секретаря и повариху. Все они производили приятное впечатление и, скорее всего, будут его слушаться и не вникать в то, как и что ему перепадет во время пребывания в этом городе. Наконец, что было самым главным на данный момент, он убедился, что помощник шерифа графства Маркшир – по-настоящему хороший человек.

По мнению Бимиша, помощники шерифов были либо откровенными негодяями, либо приличными джентльменами, либо по-настоящему хорошими людьми. Их качества проявлялись сразу, в самый первый день выездной сессии. Как только к дверям гостиницы прибывали автомобили, чтобы ехать в церковь, а потом на открытие сессии, обнаруживалось, что откровенный негодяй не потрудился при слать средство передвижения для клерка судьи. Бедняге приходилось топать на своих двоих (а у Бимиша было сильное плоскостопие) или нанимать такси, а ведь одному богу известно, как трудно сводить концы с концами во время выездной сессии даже без таких непредвиденных расходов. Приличный джентльмен мог предоставить Бимишу место рядом с водителем в своем автомобиле, так что он добирался с комфортом, разве что без должного уважения к его положению. А вот по-настоящему хороший человек, который понимал, какое важное место занимает клерк судьи во всех этих делах, предоставлял ему отдельный автомобиль за счет графства. В данный момент толстячок Бимиш был счастлив и блаженствовал, проезжая по улицам Маркгемптона в хвосте процессии.

Рядом с ним сидел Сэвидж, дворецкий,– мрачный пожилой мужчина, который постоянно сутулился, словно его спина сгорбилась под гнетом преданного служения нескольким поколениям судей. Говорили, что он знает все города в Англии, где проводились выездные сессии, но никто не слышал, чтобы он сказал доброе слово хотя бы об одном из них. На полу между мужчинами лежали самые разнообразные предметы: мешочек с записными книжками его светлости, жестяная коробка с коротким париком судьи, плед, который его светлость клал на колени, и атташе-кейс, из которого Бимиш мог извлечь, когда нужно, остро заточенные карандаши, запасные очки, коробочку с пилюлями для горла и дюжину прочих вещей, без которых невозможно должное отправление правосудия.

Бимиш отдавал последние распоряжения Сэвиджу. В этом не было большой необходимости, но Бимишу нравилось распоряжаться, а Сэвиджу в общем-то было все равно, так что разговор проходил мирно.

– Как только я выйду у собора, отнесите все это в помещение суда.

– Надеюсь, они что-нибудь сделали, чтобы там не было сквозняка,– мрачно перебил его Сэвидж.– Во время весенней сессии был жуткий сквозняк. Судья Баннистер жаловался на страшный сквозняк.

– Если его светлости придется сидеть на сквозняке, у всех будут большие неприятности,– отозвался Бимиш, которому такая перспектива явно понравилась.– Очень большие неприятности. Вы знаете, что он сделал в Северном округе в прошлом году?

Сэвидж лишь хмыкнул в ответ. Судя по его виду, что бы ни делали судьи, его не удивишь, и в любом случае их действия были ему безразличны.

Бимиш засуетился, когда машина подъехала к собору:

– Мы ничего не забыли? Черная шапочка, нюхательная соль, Арчболд… Где Арчболд, Сэвидж?

– У вас под ногами,– ответил дворецкий и вытащил незаменимый справочник по уголовному праву.

– Тогда все в порядке. Что касается чая с печеньем для его светлости…

– Я сказал Грину, чтобы он приготовил. Это его работа.

Почему именно Грин, слуга личного секретаря судьи, должен был приготовить чай для его светлости, оставалось непонятным, но мрачный тон Сэвиджа не допускал обсуждения этого вопроса. Бимиш решил положиться на большой опыт Сэвиджа. В конце концов, не важно, кто будет готовить чай, если ему самому не придется опускаться до такой мелочной обязанности.

– Хорошо, раз вы так договорились между собой. Мой девиз: как решил, так и делай. Вот мы и приехали. Пришлите машину обратно за мной. А теперь быстро вперед!

Мэр и старший советник муниципалитета встречали судью у западных ворот собора. Там же было несколько фотографов от прессы. Почтительно кланялись адвокаты. Судья тоже им поклонился. После некоторой задержки, что дало возможность фотографам заснять судью в нескольких ракурсах, а Бимишу попасть в кадр, процессия наконец выстроилась в правильном порядке и проследовала в собор под звуки национального гимна.

Полицейские, получив команду "вольно", выстроились в линию у входа в собор лицом на север. Напротив, лицом к югу, стоял другой отряд полицейских, готовых сопроводить процессию от собора до здания суда. Так как гостиница, в которой остановился судья, находилась в городе Маркгемптон, обязанность охранять высокого гостя была возложена на городскую полицию. Но так как выездная сессия суда была мероприятием, за которое отвечали власти графства Маркшир, то и полиция графства должна была нести дежурство и охранять участников сессии. Соперничество полицейских было острым, и иногда дело доходило до откровенных стычек. В конце концов представители администрации графства и отцы города собрались на торжественное совещание под председательством самого лорда-наместника и пришли к следующему компромиссу: на пути от гостиницы до собора судью охраняет городская полиция, а от собора до здания суда судья находится на попечении полиции графства. На второй и последующие дни сессии полиция графства принимала охрану судьи где-то на полпути между гостиницей и зданием Совета графства. Вот такие трудности приходилось преодолевать местным властям Маркшира.

Старший констебль Маркгемптона стоял во главе своих полицейских. С присущим ему чувством юмора он, сохраняя строгое выражение лица, изредка подмигивал своему коллеге, старшему офицеру полиции графства. Тот подмигивал ему в ответ – не потому, что видел что-то смешное в данной ситуации, а потому, что, наверное, так у них было принято. От толпы отделился невысокий темноволосый человек в потертом синем саржевом пиджаке и, подойдя к старшему констеблю, сказал ему на ухо несколько слов. А как только он отошел, старший констебль кивнул офицеру, приглашая его подойти.

– Этот Хеппеншталь опять здесь,– тихо сообщил он.– Мои ребята потеряли его вчера вечером, но он где-то здесь, в городе. Скажите своему шефу, ладно?

– Хеппеншталь?– повторил офицер.– Я что-то не помню. За что он в розыске?

– Он не в розыске. За ним надо только приглядывать. В особом отделе нам намекнули. Скажите вашему шефу, он должен знать. И если судья… Вон они идут! Отряд, смирно!

Процессия вышла из собора на свежий воздух.

Здание Совета графства, где проходили заседания выездного суда, было построено в восемнадцатом веке. В путеводителе Бедекера его архитектура, несомненно, классифицировалась бы как "хорошо задуманная". Внутри и снаружи здание пришло в такое состояние, которое уготовано всем "хорошо задуманным", но мало используемым сооружениям. Если власти и ликвидировали сквозняк в зале суда, который так мешал судье Баннистеру, то это было наверняка единственное усовершенствование за многие годы. По крайней мере, Фрэнсис Петигрю, который сидел откинувшись на спинку скамьи для адвокатов и рассматривал потолок, заметил заплату над карнизом, где отвалилась штукатурка, и вспомнил, что видел ее много, много раз. Он начал с тоской припоминать, когда это было в первый раз. А было это много лет тому назад, когда он вел свое первое дело на выездной сессии. Воспоминание не вызвало в нем радости. Он достиг того возраста и того положения в своей профессии, когда совсем не хотелось, чтобы тебе напоминали об ушедшем времени.

Перед ним на столике лежали два дела – не более интересные и не намного лучше оплачиваемые, чем то первое дело, которое доставило ему столько удовольствия много лет назад. Эти дела позволят ему лишь покрыть расходы на пребывание в Маркгемптоне. Рядом высилась стопка гранок, над которыми он работал накануне вечером. На титульном листе, лежавшем сверху, было напечатано: "Оспаривание исков об изъятии имущества в суде", 6-е издание. Редактор Фрэнсис Петигрю, магистр искусств, бакалавр права, бывший стипендиат Оксфордского колледжа Святого Марка, бывший младший научный сотрудник Колледжа всех душ, бывший стипендиат Блэкстоуна в области общего права во Внешнем темпле Темплы и инны – корпорации барристеров (адвокатов) в Англии., барристер". Слово "бывший", повторенное несколько раз, раздражало его. Казалось, это было ключевое слово всей его жизни. Когда-то он собирался добиться успеха и разбогатеть. Когда-то он мечтал стать королевским адвокатом и старейшиной в своей корпорации барристеров. Когда-то хотел жениться и создать семью. Но сейчас, отбросив иллюзии и стараясь не жалеть себя, четко осознавал, что "когда-то" превратилось в "никогда". "В конце концов, нельзя объять необъятное",– подумал Петигрю с грустью.

Вспоминая уверенного в себе и одаренного (сейчас он мог утверждать это со всей справедливостью) молодого человека, который начинал адвокатскую карьеру под этим самым потолком с отваливающейся штукатуркой, Фрэнсис пытался понять, почему его жизнь не сложилась. Было столько радужных перспектив, но все оборачивалось неудачей. Он мог бы оправдаться – на все были свои причины. Война, например,– та, другая война, преданная забвению из-за этой, новой,– которая прервала его адвокатскую практику в тот самый момент, когда он "пошел в гору". Или плохая контора, в которую он попал, где все портил ленивый и безграмотный клерк. Личные трудности, которые отвлекали его от работы в самые критические моменты,– например, растянувшаяся агония его ухаживаний за Хильдой. Боже мой! Как она им крутила! И если смотреть непредвзято, насколько благоразумным было ее окончательное решение! Он помнил все это и многое другое: друзей, которые его подводили, невыполненные обещания о поддержке, непризнанные блестящие свершения. Но если говорить честно, а иногда ему хотелось быть честным перед самим собой, не лежала ли главная причина отсутствия большого успеха… Впрочем, если быть честным, то надо называть вещи своими именами: не крылась ли причина неудавшейся жизни в самом Фрэнсисе Петигрю? В чем-то, чего ему не хватало, но чем в полной мере обладали те, которых он считал ниже себя? Какое-то качество, не имеющее отношения ни к характеру, ни к уму, ни к удаче, но без которого при всех своих достоинствах человек не добьется большого успеха в жизни? Но если это так, стоит ли Фрэнсису Петигрю вообще задумываться над этим?

Увлекшись мыслями о прошлом, он не замечал шума и движения в помещении суда. Если собрать все вместе, не такой уж плохой была его жизнь. Если бы двадцать пять лет назад кто-нибудь сказал ему, что к старости он будет перебиваться кое-как, занимаясь ненадежным и каторжным трудом писаки-юриста, Петигрю почувствовал бы себя крайне униженным такой перспективой. И все же, если оглянуться назад на пройденный путь, мало что вызовет там сожаление или раскаяние. Не все шло гладко, но были и хорошие времена. Он славно шутил в свое время (к счастью, ему было неведомо, насколько его порой неуместная веселость восстанавливала против него коллег по профессии), заводил хороших друзей и поддерживал с ними отношения. Больше всего Фрэнсис любил выездные сессии. Поездки по округам были необходимы ему как воздух и стали смыслом жизни. Год за годом он кружил между Маркгемптоном и Истбери, все меньше надеясь заработать приличные деньги, но зная, что будет вознагражден общением с товарищами по профессии. Конечно, старый добрый Южный округ совсем не тот, что был раньше. В адвокатской столовой Адвокатская столовая – помещение в гостинице при ресторане, клубе и т, п., где собираются только юристы. стало скучно, не то что в прежние времена. В те годы там попадались такие личности, такие типы, каких теперь не встретишь,люди, о которых слагались легенды. Теперь эти легенды помнил только он, Петигрю, и еще несколько таких же старичков. То племя уже вымерло. Странные, милые, жуткие чудаки принадлежали к прошлой эпохе, а среди его преемников не останется никого, кто хотя бы помнил тех и мог бы пересказать старые истории.

Так размышлял про себя Фрэнсис Петигрю, не ведая, что в глазах нынешних посетителей столовой моложе сорока лет он сам являлся именно таким "ретро".

В помещении суда послышалось оживление. Снаружи, где в мирные дни в этот момент торжественно сигналили бы фанфары, раздались громкие команды шефа полиции. Через минуту Фрэнсис и все присутствующие в зале суда встали и низко поклонились. Если бы кто-нибудь посмотрел в этот момент на Петигрю, он удивился бы выражению его морщинистого, но обычно доброго лица. На нем отразилась неприязнь с некоторой долей презрения. Немного было на свете людей, которые вызывали в нем эти чувства. Барбер, к сожалению, был одним из этих немногих.

– Прошу соблюдать тишину,– пророкотал пристав, обращаясь к собравшимся, которые и так затихли, словно мыши.

Бимиш, стоящий сбоку от судьи, проворковал бархатным баритоном, которым он, кстати, очень гордился:

– Любые лица, находящиеся в графстве Маркшир, имеющие дело к милорду королевскому судье касательно слушания, принятия решения либо освобождения из заключения, пусть приблизятся и засвидетельствуют свое присутствие.

Никто не двинулся с места. Все, кому было положено, присутствовали, а выстроившиеся в ряд приставы исключали возможность для посторонних приблизиться хотя бы на шаг к источнику правосудия.

– Милорд королевский судья приказывает всем лицам соблюдать тишину во время заседания суда и зачтения приговора,– добавил Бимиш.

Все присутствующие продолжали соблюдать тишину. Секретарь выездного суда принял эстафету и пропищал тонким голосом:

– Георг Пятый волею Божьей…– Его выступление не шло ни в какое сравнение с ораторским искусством Бимиша, но в целом официальная часть заседания прошла гладко.

Секретарь поклонился судье, судья поклонился секретарю. В нужный момент его светлость надел поверх парика маленькую треуголку и на какой-то момент превратился в копию Макхита Макхит – обаятельный разбойник в "Опере нищего" Дж. Гея (1728). Ему соответствует Мекки-нож из "Трехгрошовой оперы" Б. Брехта (1928). в судейском обличье. Но видение исчезло, как только он снял треуголку, которая была потом спрятана, чтобы появиться уже на заседании в следующем городе.

Снова загудел Бимиш. На этот раз он потребовал от шерифа, чтобы тот передал ему указы, которым должен следовать милорд королевский судья, приступая к своим обязанностям. Картер с ловкостью фокусника извлек свиток, перевязанный бледно-желтой ленточкой, и с поклоном вручил его Хаббертону. Хаббертон поклонился еще ниже, передавая свиток Барберу. Барбер ограничился кивком, отдавая документ секретарю выездного суда. Секретарь положил свиток на свой стол, и никто не знает, что с ним стало дальше. По крайней мере, никто не слышал, чтобы этот основополагающий документ был упомянут еще раз.

Вся группа удалилась, чтобы вернуться спустя несколько минут. Его светлость сменил парик и снял алую с белым мантию. Это свидетельствовало о том, что официальная часть церемонии окончена и наступило время суровых будней – отправления уголовного правосудия. Для Дерика Маршалла, впервые прикоснувшегося к уголовному правосудию, это был поистине волнующий, внушающий благоговение момент.

Судья шепотом обменялся с секретарем выездного суда несколькими фразами, после чего секретарь пропищал:

– Вызывается обвиняемый Гораций Сидней Аткинс.

Пришибленный мужичонка средних лет в сером фланелевом костюме прошел на скамью подсудимых, нервно поморгал, явно пораженный тем, что его проступок собрал здесь столь величественное общество, и признал себя виновным в двоеженстве.

Так началась выездная сессия суда в графстве Маркгемптон.