Текст книги "Тайные дневники Шарлотты Бронте"

Автор книги: Сири Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

– Добро пожаловать, кузина Шарлотта. – Джозеф склонился передо мной в замысловатом поклоне. – Знакомство с вами – честь и радость для меня.

– Как и для меня, сэр, – отозвалась я, пораженная его рафинированными английскими манерами.

– Ваша слава бежит впереди вас, – с энтузиазмом добавил Джозеф. – Мне понравилась «Джейн Эйр». Поистине замечательная книга.

– Спасибо. – Я слегка порозовела. – Но это всего лишь простая история.

– Простая история? – Он со смехом повернулся к Артуру. – Смотрю, твоя жена не только талантлива, но и скромна. Тебе досталась славная женщина, кузен. – Он снова посмотрел на меня и произнес sotto voce: [75]75
  Вполголоса (ит.).


[Закрыть]– Вам, миссис Николлс, тоже изрядно повезло. Вы никогда бы не нашли мужчины лучше, чем мой кузен Артур, хотя порой он излишне суров и раздражителен.

– Джозеф – лучший студент Тринити-колледжа, – с гордостью объявил Артур. – А Алан только что завоевал три первых приза. [76]76
  Престижные награды, ежегодно присуждаемые избранным студентам за выдающиеся достижения.


[Закрыть]

– Это свидетельствует об уровне конкуренции, – пошутил Джозеф.

Папа и Эллен убедили меня, что родные Артура – неграмотные, необразованные дикие ирландские варвары, прозябающие в нищете; сам Артур называл их «простыми сельскими жителями». Я совершенно не ожидала встретить среди них студента Тринити-колледжа, в особенности такого обаятельного и успешного. Мне едва хватило времени свыкнуться с этим удивительным открытием, как у подножия лестницы появилась не менее обезоруживающая кузина. Двадцатичетырехлетняя девушка, такая же красивая и благовоспитанная, как ее младший брат, обладала истинно кельтской внешностью; ее темные кудри были уложены просто, но элегантно.

– Вероятно, вы Шарлотта, – промолвила она приятным, но бойким голоском, остановившись рядом со мной и присев в реверансе. – Я Мэри-Энн.

Она немного прихрамывала в результате, как мне стало известно, падения с лошади в детстве. Но она и все остальные совершенно не замечали ее хромоты, та никоим образом не умаляла девичьей энергии или способности передвигаться, и вскоре я совсем забыла об этой особенности.

Мэри-Энн бросила на моего мужа обожающий взгляд, затем села рядом со мной на диван и взяла за руку.

– Артур с самого детства был моим любимым кузеном. Когда он написал, что женится и везет молодую жену к нам в гости, я подумала, что не могу ждать целых два дня, пока вы приедете в Банахер! Я должна отправиться в Дублин! Я хотела узнать вас прежде всей семьи, поскольку Беллов так много, что вы вскоре пресытитесь нами и начнете искать спасения.

– Ничего подобного не произойдет, – улыбнулась я, – но я очень рада, что вы здесь, Мэри-Энн, и благодарна вам за женское общество. Насколько я могу судить, в этом свадебном путешествии явный перебор мужчин.

Все засмеялись. Подобная атмосфера доброжелательности продержалась весь день – и последующие два дня, в течение которых наша небольшая компания из пяти человек объехала большую часть города, посетив множество достопримечательностей. Брат и кузены Артура при более близком общении оказались столь добрыми, обходительными, образованными и умными людьми, что я сразу ощутила себя как дома.

Артур оставался таким же заботливым и внимательным к моим нуждам, как и прежде. Он настаивал, чтобы мы осматривали поменьше достопримечательностей, боясь, что я переутомлюсь и разболеюсь. И все же между нами выросла стена отчуждения, которой, полагаю, никто другой не замечал. Кроме того, муж уклонялся от любой физической близости, что причиняло мне немалую боль. Тем не менее внешне он казался полным энтузиазма и охотно делился со мной своими любимыми местечками в стенах университета.

Особенно меня впечатлили богато украшенный Венецианский готический музей и библиотека Тринити-колледжа – величественное здание в классическом стиле. Когда мы вышли на улицу, я с сожалением вздохнула и воскликнула:

– Как жаль, что эти храмы науки закрыты для женщин! Здесь столько знаний! Мне бы очень хотелось посещать подобный университет.

– Если бы тебя приняли в университет, Шарлотта, – произнес Артур, протягивая мне руку, – ты, несомненно, преуспела бы в любой избранной профессии. Ты даже во сне образованнее, талантливее и умнее, чем многие мужчины наяву, и уже достигла тех вершин, которых большинство из нас не достигают за целую жизнь.

В его голосе прозвучал намек на прежнюю искру и восхищение, и на мгновение в моем сердце вспыхнула надежда. Может, раны, нанесенные его гордости, залечиваются и вскоре к нам вернутся близость и теплота, которыми мы наслаждались до того ужасного случая на борту судна? Но когда я поблагодарила его с тихой признательностью, он отвернулся, улыбка его увяла, а суровая маска вернулась.

В пятницу седьмого июля мы попрощались с миссис Алан Николлс и детьми, и Алан проводил нас на поезд, следующий в сторону фамильного гнезда Беллов в Банахере. К этому времени усталость, возбуждение и простуда взяли верх; я совсем расклеилась и ужасно кашляла.

На вокзале Бирра (Бирр оказался прелестным старым городком с ярмаркой и бывшим гарнизоном, основанным, как я выяснила, в двадцатые годы семнадцатого века) нас встретил экипаж, который я сочла нанятым по случаю. Артур развеял мое заблуждение, гордо познакомив с кучером, пожилым человеком; тот служил семейству Беллов более тридцати лет и, таким образом, знал Артура с детства. Старик (к которому Артур испытывал непритворное и взаимное уважение и любовь) изящно поклонился и снял шляпу, его морщинистое лицо осветилось улыбкой.

– Добро пожаловать, мэм. Знакомство с женой нашего дорогого Артура – большая честь для меня.

Я была крайне удивлена, что Беллы более тридцати лет держат кучера и экипаж – роскошь, которую моя семья никогда не могла себе позволить. Но может, в Ирландии это менее накладно, чем в Англии? Мы проехали семь миль по идиллической зеленой сельской местности и ближе к вечеру прибыли в Банахер, самый западный поселок графства Оффали, расположенный на красивом берегу реки Шаннон.

– Боже правый! – изумилась я, когда экипаж загромыхал от моста через Шаннон до церкви по единственной наклонной улице, по обе стороны которой теснились каменные дома восемнадцатого века. – Эта деревня совсем как наш Хауорт!

– Несомненно, – подтвердил Артур. – Я часто сравнивал их. Возможно, именно поэтому, едва явившись в Хауорт, я сразу почувствовал себя как дома.

Мы проехали четверть мили по главной дороге мимо церкви и очутились в прелестном лесу. Тут Мэри-Энн сказала:

– Еще несколько минут, и вы увидите «Куба-хаус».

– «Куба-хаус»? – повторила я. – А что это?

– Ну… наш семейный дом, – ответила Мэри-Энн.

– Какое необычное название. Почему он зовется «Куба-хаус»?

– Более ста лет назад местный уроженец Джордж Фрейзер был губернатором Кубы, – объяснил Алан, – и сколотил себе состояние, выращивая сахар. Он вернулся и построил дом. Теперь аллея и Королевская школа тоже называются «Куба» в его честь.

– Королевская школа? – спросила я. – Это учебное заведение?

– Да. Школа была основана в тысяча шестьсот тридцать восьмом году по указу Карла Первого, – сообщил Джозеф. – Наш отец много лет был ее директором, а после его смерти мой брат Джеймс заступил на его место. Сейчас там очень тихо и мило, поскольку все ученики разъехались на каникулы.

Увидев мое растерянное лицо, он добавил:

– Разве Артур не говорил вам?

Я взглянула на мужа – он смотрел в окно, на его щеках горел легкий румянец.

– Нет. Артур говорил, что ваш отец был священником и школьным учителем. Я полагала, что он преподавал в маленькой местной школе, а не в престижном заведении, основанном по королевскому указу, и понятия не имела, что он был директором.

Джозеф засмеялся и игриво ударил Артура по плечу.

– Таишься от собственной жены, кузен? Или ты промолчал из скромности?

– Дядя Белл был священником и учителем, равно как и директором, – тихо отозвался Артур.

– Он также получил степень доктора юридических наук в университете Глазго, – произнес Алан. – Он был весьма блестящим человеком.

– Вот мы и приехали, – объявила Мэри-Энн.

Экипаж остановился перед величественными чугунными воротами, створки были открыты. Мы въехали, и я с изумлением уставилась на дом Беллов.

Я ожидала увидеть скромный коттедж или «сельский дом», как небрежно называл его Артур. Однако особняк передо мной, расположенный в конце роскошной липовой аллеи в отдалении от большой дороги, на просторном лугу, в окружении превосходных лесов, был поистине образцом джентльменской усадьбы. Сам дом был огромным, построенным из кирпича и камня, с мансардной крышей, фронтонными крыльцами и террасой, обнесенной балюстрадой. Направо за особняком разворачивался ряд более низких школьных зданий из кирпича и камня.

– О! – воскликнула я, не в силах сдержать удивления и радости. – Он такой большой и красивый! Артур, это действительно твой дом?

– Не мой, – возразил муж, но я видела, что он сияет от гордости. – Я вырос в нем, и только.

– На самом деле он не наш, – признался Джозеф. – Это жилье директора школы. Нам повезло провести здесь много десятилетий, сначала благодаря папе, а теперь благодаря брату Джеймсу.

– Моя семья обитает в хауортском пасторате на тех же условиях, – кивнула я, – так что прекрасно вас понимаю. И все же, все же! Просто небо и земля! Какой великолепный дом!

– Беллы владеют и другими домами, поменьше, – сказал Алан. – Дядя скупил множество земель в округе, которые до сих пор сдаются в аренду фермерам.

– Папа был на двенадцать лет старше мамы, – добавила Мэри-Энн. – Над ней подшучивали, что она вышла замуж за старика ради денег, но они любили друг друга всем сердцем. Она почитала нашего отца до самой его смерти.

Когда мы остановились перед входом и выбрались из экипажа, множество людей – домочадцев и слуг, – а также четыре восторженных пса разных размеров и форм высыпали из главной двери особняка на дорожку. Нас с Артуром поприветствовали и представили хозяевам среди бесчисленных возгласов, объятий и поцелуев.

Алан Белл, старший сын тридцати лет, был священником; Джеймс Белл, двадцати восьми лет, был директором школы; Артур Белл, двадцати шести лет, надеялся стать хирургом; все трое явно получили университетское образование и казались истинными джентльменами по рождению и воспитанию. Даже младший сын Уильям, которому исполнилось всего пятнадцать, был очаровательным пареньком, обещавшим последовать по стопам братьев. Две замужние дочери не смогли к нам присоединиться, зато присутствовала двадцатилетняя Гарриет Люсинда Белл – прелестная девушка с такими же приятными и дружелюбными манерами, как у ее сестры Мэри-Энн. Мне одновременно представили так много незнакомцев, что голова пошла кругом, но я сразу почувствовала: все кузены Артура – умные, добрые и развитые люди, которые придутся мне по душе.

Управляла этим счастливым и бойким выводком миссис Гарриет Белл, вдова доктора Белла, а также тетя и приемная мать Артура и Алана Николлсов. Миссис Белл любезно протянула мне руки со словами:

– Вы не поверите, с каким нетерпением я ожидала этого момента.

Поразительно красивая женщина с элегантно уложенными темными волосами, облаченная в темно-синее шелковое платье, сшитое по последней моде, она держала себя с изяществом и простотой английской матроны: воплощенная доброта и благонравная утонченность. Ее акцент, как ни странно, также казался скорее английским, чем ирландским.

– Много дней я гоняла слуг, готовясь к вашему приезду. Артур! Мы разместим вас в зеленой комнате на первом этаже – там отличный камин и, на мой взгляд, лучший вид. Надеюсь, вам понравится.

– Комната замечательно нам подойдет, – заверил Артур. – Спасибо, тетя.

Он поцеловал ее, и мы проследовали в дом.

Просторная прихожая с высокими потолками была выложена мрамором. Мне удалось заглянуть в соседнюю столовую, не менее огромную и высокую. В элегантной гостиной, обшитой дубовыми панелями и красиво и удобно обставленной, нам тотчас подали английский чай. Все расселись по разнообразным креслам и диванам и начали есть, пить и весело щебетать.

Потягивая чай, я разглядывала великолепный интерьер и новые лица. Всё – и все – настолько превосходило мои самые фантастические ожидания, что я с трудом воспринимала происходящее. Я столько слышала об ирландской неряшливости, но по прибытии в страну не увидела ни одного ее проявления. А сейчас передо мной был образец английской утонченности и гармонии.

Внимая беседе, я узнавала обрывочные сведения о Беллах: миссис Белл и ее дочери играют на фортепиано и обожают шить и трудиться в саду; все домочадцы читают запоем и страстно любят животных.

– За прошедшие годы в нашем доме перебывало не менее тридцати псов, – сообщила миссис Белл, отставив чашку, – но лучший из них – мой дорогой крошка Фейри.

Все закатили глаза, когда миссис Белл тоскливо произнесла:

– Он был всего лишь крошечным клубком шерсти, всецело преданным мне, и так обрадовался встрече со мной, когда я вернулась из свадебного путешествия, что…

– …бедняжка умер от непомерного восторга, – закончили собравшиеся en masse, [77]77
  Хором (фр.).


[Закрыть] дружно захохотав.

– Если бы вы знали моего крошку Фейри, – с достоинством добавила миссис Белл, – вы бы не стали смеяться.

Разговор перешел на животных. Домочадцы и гости с теплом и энтузиазмом перечисляли достоинства своих излюбленных питомцев. Когда настала моя очередь, я рассказала о нашем драгоценном Флосси. Артур признался, что больше всех любил огромного коричневого пса неизвестной породы, которого нашел в свои десять лет и упросил оставить при себе. Все это было крайне занимательно и проливало свет на любовь моего мужа к животным, чем я всегда восхищалась.

– Конечно, ты любил эту уродливую гончую, Артур, – весело заметил Джеймс, – но, если честно, питал не меньшую нежность ко всем диким тварям, которые бродили по нашим полям. – Повернувшись ко мне, он продолжил: – Однажды, когда Артуру было двенадцать или тринадцать лет, папа велел подрезать ветки в рощице рядом с домом. Артур поднял такой шум, уверяя, что деревья служат приютом для белок, что папа отказался от своей идеи.

Последовал взрыв добродушного поддразнивания, поскольку кузенов Артура забавляла его преданность большим пушистым грызунам. Я благоговейно и изумленно улыбалась, глядя через комнату на мужа, казавшегося более расслабленным и счастливым, чем когда-либо прежде. Меня охватило теплое чувство; внезапно я поняла, как мало сведений имела о своем суженом, когда выходила замуж! Насколько лучше я понимала его теперь, видя, как он общается с теми, кого любит и кто любит его, в доме, где был воспитан. В родной стране он открылся мне в новом свете. Несомненно, он был любимчиком в семье и ощущал себя совершенно непринужденно в этом роскошном доме.

С уколом внезапного стыда я осознала, как жестоко папа – да и я тоже – ошибался насчет Артура. Как долго отец противился моему союзу с мистером Николлсом на том лишь основании, что я уроню себя браком с бедным викарием «низкого происхождения»! Папа сразу бы запел по-другому, увидев великолепный дом и семью, в которой этот достойный викарий был воспитан! Бронте по сравнению с Беллами – как и Бранти рядом с первыми – настолько более скромного происхождения, что не о чем и говорить.

Мне стало ясно: Артур прекрасно понимал это и все же молчал. Даже на борту судна, подслушав жестокие слова молодой женщины, будто я уронила себя подобным браком, и мой жалкий лепет, Артур не попытался ознакомить меня с правдой. Джозеф назвал его скромным, но я догадывалась, что дело не только в скромности. Муж надеялся, что я стану судить о нем непредвзято, без оглядки на происхождение или богатство его родственников.

О! Мне так хотелось остаться с ним наедине и открыть свои чувства: как я благодарна Богу за то, что Он благословил меня преданной любовью такого благородного и скромного человека, как глубока моя любовь, как я всем сердцем надеюсь, что смогу стать достойной его.

Я поднялась, намереваясь подойти к мужу, но внезапно мне стало дурно. Я опустилась обратно в кресло, чтобы не оказаться на полу, и мое тело сотряс долгий мучительный приступ кашля.

– Дорогая Шарлотта, да вы же больны! – воскликнула миссис Белл. – Мне с самого начала не нравился ваш кашель. Артур! Неужели ты таскал эту бедную женщину по всему Уэльсу и Дублину в подобном состоянии?

– Моя простуда усилилась только в последние день или два, – поспешила заверить я. – Артур преданно заботился обо мне и не раз настаивал на моем отдыхе, это мне самой не сиделось на месте.

– Что ж! Вы выглядите крайне усталой, – заявила миссис Белл, протягивая мне руку. – Мы должны незамедлительно уложить вас в постель и угостить отличным горячим супом. Морин!

Появилась румяная служанка.

– Да, мэм?

– Вели кухарке подогреть немного бульона и принеси нашей гостье в зеленую комнату. И позови Агнес.

– Да, мэм, – поклонилась служанка и убежала прочь.

Не успела я оглянуться, как меня раздела вышеупомянутая Агнес, умелая с виду служанка лет пятидесяти, и вскоре я с удобством устроилась в большой мягкой кровати в комнате в три раза больше, чем наша гостиная в пасторате. В широком старом камине ярко пылал торф, немного оживляя старинную, но комфортную обстановку. Румяная служанка доставила на подносе горячий суп и удалилась.

Я съела три ложки, и тут на пороге возник Артур. Он неуверенно приблизился к кровати и встревоженно спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.

Когда я посмотрела на него, мое сердце, полное невысказанных слов, гулко забилось; но едва я открыла рот, как пришла миссис Белл и решительно произнесла:

– Артур, оставь свою молодую жену на мое попечение.

Устроившись в гобеленовом кресле рядом с кроватью, она налила в ложку что-то из аптечного пузырька.

– Я вылечила сотни простуд в этом доме и еще ни разу не уморила пациента. Постель больной не место для новобрачного. Иди навести с кузенами соседей.

– Если вы настаиваете, тетя, – неохотно отозвался Артур.

Он наклонился надо мной и нежно поцеловал в лоб.

– Мне очень жаль, что ты заболела, Шарлотта, но уверяю, ты в хороших руках. Во всем графстве нет сиделки лучше, можешь не сомневаться.

– Артур… – начала я, пытаясь поймать его руку, но мне помешал очередной приступ кашля.

– Тсс. Отдыхай, дорогая, и поскорее выздоравливай, – промолвил он и направился к двери.

Не знаю, какое лекарство дала мне миссис Белл, но, покончив с бульоном, я немедленно уснула, проспала весь ужин и очнулась только на следующее утро.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Пробудившись, я увидела солнечный свет по краям занавесок. Примятая подушка, сбитые простыни и покрывало свидетельствовали, что муж разделил со мной ложе и ушел, не побеспокоив. Вскоре в дверь постучали.

– Войдите, – крикнула я в надежде, что это Артур. Но то была Агнес, седая служанка, которая вечером помогла мне приготовиться ко сну.

Она внесла поднос со словами:

– А! Хорошо, что вы встали.

Служанка была коренастой и невысокой, с седыми волосами, аккуратно убранными под чепец, приятным морщинистым лицом и густым местным акцентом.

– Хозяйка велела принести вам завтрак.

Поставив поднос, она отдернула занавески. Солнце ворвалось в высокие окна, за которыми открывался прелестный вид на пышные зеленые луга.

– Надеюсь, вы хорошо спали, миссис Николлс?

– Да, спасибо, Агнес.

– И как, вам полегчало?

– Немного, – ответила я, но меня тут же скрутил приступ кашля.

– Ну, щечки у вас порозовели по сравнению с приездом. Это добрый знак, не сомневайтесь. Хозяйка всегда уверяет, мол, лучшее средство от любой хвори – как следует выспаться и отдохнуть денек в постели, и я с ней полностью согласна. Здесь немного овсянки, чай и гренки. Как вы, не прочь перекусить?

– Я постараюсь, спасибо. Агнес, вы не видели моего мужа?

– Нашего Артура? Конечно видела, – ласково произнесла служанка, обкладывая меня подушками и помогая сесть в кровати. – Он поднялся ни свет ни заря и все бродил кругами, ужас, как переживал из-за вас. Ваш муж хороший человек, не сочтите за дерзость, миссис Николлс. Я знаю его с тех пор, как он приехал сюда, – прелестный был малыш! Все-то он помогал другим, все-то пытался творить добро. Ни разу я не слышала от него жалобы, или клеветы на кого-то, или даже безобидного вранья, а ведь это для мальчишки большая редкость, да и для взрослого тоже. Так что, мэм, вам здорово повезло, вам достался один из лучших джентльменов страны.

Агнес хвалила Артура с такой глубокой приязнью и уважением, что мое сердце защемило, а на глаза навернулись слезы. Однако я не успела проронить ни звука, поскольку добрая женщина поставила мне поднос на колени и продолжила:

– А! Вам, наверное, интересно, где Артур? А я-то завела шарманку! Он ходил кругами, мэм, и действовал хозяйке на нервы, вот она ему и говорит, мол, не надейся, Артур, что твоя разлюбезная жена сегодня поднимется с кровати. Хороший отдых и умелая забота – вот что ей надобно. Так что иди-ка ты отсюда, говорит. Он поворчал, поныл, но все-таки она убедила его отправиться на пикник у реки с кузенами и их друзьями.

– О! Он ушел? И надолго, как вы считаете?

– Знаете, мэм, молодежь обожает Шаннон… почти у каждого есть лодка, а у кого и нет, всегда можно нанять или одолжить… да и погода в это время года чудесная… думаю, раньше ужина не вернутся.

Я поблагодарила ее, весьма разочарованная. Агнес подбросила торфа в огонь и удалилась.

Завтрак я съела совсем без аппетита. Вскоре после того, как поднос забрали, ко мне заглянула миссис Белл. Весь день эта славная леди ухаживала за мной с добротой и сноровкой, временами оставляя одну, чтобы я могла набраться сил. Позже, когда я пробудилась ото сна, она приставила к кровати кресло, взяла шитье и завела беседу.

– Я пообещала Артуру, что присмотрю за вами, и вы непременно поправитесь. Знаете, вы уже дороги мне, потому что вы жена нашего Артура. К тому же я питаю слабость к англичанам. Я родилась в Дублине, но посещала лондонскую школу.

– Так вот в чем дело: ваш вид и голос кажутся мне такими английскими!

– Вообще я пробыла в вашей стране недолго и была в то время совсем крошкой, но Англия произвела на меня неизгладимое впечатление. Видите ли, мой отец решил, что мне следует получить образование в английской школе, подобно истинной леди, и потому отвез меня в Лондон. Всего через три недели он вернулся, поскольку нашел жизнь без меня решительно невыносимой. Однако за это время я научилась аристократической речи, увидела иллюминацию Лондона в честь победы Веллингтона в сражении при Ватерлоо…

– В честь победы Веллингтона? Потрясающе!

– И встретила королеву.

– Королеву?

– Она навестила школу ради ребенка, к которому питала интерес, и ей сообщили, что среди учениц затесалась маленькая ирландка. Очевидно, меня считали диковинкой, поскольку отвели вниз. Королева оказалась маленькой старушкой. Не правда ли, забавно: ее тоже звали Шарлотта.

Я весело засмеялась и с тоской подумала: вот что значит иметь мать! Я не помнила, когда в последний раз кто-либо ухаживал за мной во время болезни. Такое странное и удивительное чувство – будто я снова стала ребенком.

Мы с миссис Белл провели за дружеским общением весь день. Она расспросила меня о детстве, а после рассказала о детстве моего мужа.

– Они с братом сразу пришлись ко двору. Артур чувствовал себя в науках как рыба в воде: первый ученик, всегда соперничал за высшие награды, и в университете то же самое. Он немного поработал учителем, как вам известно; свет не видывал более заботливого и преданного наставника. Я так гордилась, когда он объявил о своем желании стать священником! Алан Николлс тоже хороший человек. Я люблю всех своих детей, Шарлотта. Ваш Артур и Алан на самом деле чужие дети, но лучших сыновей нельзя и желать; каждый день я благодарю Господа за то, что он внушил моему мужу мудрую мысль взять их к нам.

Как чудесно было слышать подобные высокие похвалы Артуру от женщины, которая его взрастила! И в то же время ее слова пристыдили меня, поскольку напомнили, как жестоко я в нем ошибалась и как долго недооценивала.

Вечером молодежь вернулась с лодочной прогулки в превосходном расположении духа, громко заявляя о здоровом аппетите. Я встала и быстро оделась, собираясь присоединиться к ним за ужином. В столовой меня встретили под фанфары и хором заверили, что я выгляжу намного лучше.

– Непременно поезжайте с нами в следующий раз, Шарлотта, – потребовала Мэри-Энн. – Что может быть приятнее, чем безмятежная прогулка по Шаннон в это время года!

– Слава богу, ты поправилась. – Артур сел рядом со мной. – Мне очень не хотелось оставлять тебя одну.

Он бросил на меня ласковый взгляд, к которому я уже успела привыкнуть, но тут же вспомнил, что должен скрывать свои чувства, и отвернулся; его улыбка увяла. О! Как невыносимо было находиться в полной комнате людей и не иметь возможности обратиться к мужу! Я собиралась наклониться и шепотом попросить его ненадолго выйти, чтобы остаться наедине, когда миссис Белл внезапно воскликнула:

– Боже правый! Шарлотта здесь уже два дня, а мы напрочь забыли, что рядом с нами прославленная писательница!

К моей досаде, все тут же принялись обсуждать эту тему, как будто в ней заключалось неизъяснимое очарование, и о том, чтобы покинуть компанию, уже не могло быть и речи. Когда расторопно накрыли первую перемену блюд, Мэри-Энн взволнованно произнесла:

– Мы не забыли, мама, но изо всех сил старались молчать. Боялись, что Шарлотта подумает, будто мы любим ее только за литературный талант.

– Я обожаю «Джейн Эйр», – с сияющим лицом сообщила ее сестра Гарриет. – В жизни не читала более замечательной книги!

– Три тома появились в Ирландии один за другим, – подхватила миссис Белл. – Роман так взволновал нас, что мы едва выносили перерывы между частями. Мы специально ездили в Бирр, чтобы купить следующий том как можно раньше. Разумеется, тогда мы не знали, кто автор.

– Круг ваших поклонников в нашей семье отнюдь не ограничен женщинами, – вмешался Алан Белл. – Мы все прочли «Джейн Эйр» и «Городок» и обожаем их. Роман «Шерли» тоже превосходен, в особенности трио викариев. В жизни так не смеялся! Артур утверждает, не без гордости, что послужил прототипом мистера Макарти, о котором есть немного в самом конце. Это правда?

Я улыбнулась и взглянула на мужа с любовью (и надеждой, что он увидит в моих глазах это чувство, пока не облаченное в слова), однако он не смотрел на меня.

– Чистая правда, сэр. Но это было несколько лет назад, до того как я познакомилась с Артуром ближе.

– По-моему, он вышел как живой, – заметил Джозеф. – Вы представили его как порядочного, трудолюбивого и щедрого человека, который, однако, излишне строг к диссентерам и квакерам.

Все засмеялись.

– Скажите, Шарлотта, – обратилась ко мне миссис Белл. – Нам всем ужасно интересно: с кого вы списали мистера Рочестера и месье Поля Эманюэля?

Я ощутила, как Артур окаменел рядом со мной; лицо его застыло.

Собравшиеся хором восклицали:

– Да, да!

– Кто они?

– У них есть реальные прототипы?

Наконец я поспешно ответила:

– Они всего лишь сплав качеств, которые восхищали или отталкивали меня в знакомых – и воображаемых – мужчинах с тех пор, как я взяла в руки перо.

– Как бы там ни было, мистер Рочестер – самый романтический литературный герой на свете, – вздохнула Мэри-Энн.

Последовала оживленная дискуссия касательно того, достоин ли мистер Рочестер презрения или же он хороший человек в плену печальных обстоятельств, и дискуссия о самой Джейн, которую все считали прекраснейшей из героинь. В конце концов миссис Белл задала вопрос о моем nom de plume.

– Наверное, вы догадываетесь, что нам крайне любопытно происхождение псевдонима Каррер Белл. Превосходная фамилия! Это совпадение?

– Не совсем, – улыбнулась я, после чего ознакомила их с обстоятельствами рождения нашего псевдонима, чем вызвала очередной взрыв веселья.

Часы пробили девять, когда Алан Николлс предложил перебраться в гостиную и сыграть в шарады. Идея была встречена собравшимися с огромным энтузиазмом. Я отказалась, сославшись на простуду, и пожелала всем спокойной ночи. Когда остальные удалились в противоположном направлении, я погрузилась в состояние смятенного возбуждения и усталости, омраченное тем, что муж даже не предложил проводить меня.

Занавески нашей комнаты были раздернуты; за окном царил теплый летний вечер, солнце еще не закатилось. Что-то подтолкнуло меня к окну. Я с изумлением обнаружила, что Артур вышел из дома и пересекает просторную лужайку в сопровождении двух псов, по всей видимости, направляясь в леса на краю владений.

Схватив шаль, я с колотящимся сердцем поспешила на улицу.

– Артур! – крикнула я, но он успел уйти слишком далеко.

Я прибавила ходу и вступила в лес, безуспешно повторяя его имя. Я следовала за лаем собак, пока наконец не наткнулась на небольшую полянку, где муж бросал пару веток довольным скачущим собакам.

– Артур! – снова позвала я, приближаясь к нему.

Он обернулся и зашагал навстречу; удивление боролось на его лице с тревогой.

– Я думал, ты уже легла. – Он остановился в нескольких футах. – Вечерний воздух тебе вреден.

– Сегодня теплый вечер, но я не испугалась бы и вьюги! Ах, Артур, Артур! Мне так нужно поговорить с тобой. Мы уже очень давно не оставались наедине.

– Шарлотта… – хмурясь, начал он.

– Пожалуйста, Артур, не перебивай. Я должна все сказать! Во-первых, что касается «Городка»: я действительно описала в нем знакомого мужчину, но это всего лишь книга.

Его взгляд встретился с моим.

– Ты любила его?

– Любила… много лет назад, но больше не люблю, равно как и ты не питаешь чувств к девушке, которая пленила твое воображение в семнадцать лет.

Он молчал, обдумывая мои слова. Прибежали собаки; Артур забрал у них ветки и зашвырнул подальше. Когда псы снова умчались, я продолжила:

– В день нашей переправы я всего лишь пыталась утешить молодую леди, отец которой не одобрил ее выбор мужа. Я привела нас как пример того, что все может кончиться хорошо, если она подождет, а ее возлюбленный проявит себя. Но девушка оказалась испорченной, богатой и предвзятой, она перевернула все с ног на голову, критиковала тебя, совершенно не зная, а я – к своему вечному стыду – не встала на твою защиту, как следовало. Теперь я понимаю, что была не менее слепой и предвзятой, чем она. Я даже не догадывалась, что у тебя такая образованная семья, что ты жил в таком чудесном доме! Но даже если бы твоя семья оказалась нищей, Артур, это ничего бы не изменило. Важно только то, кем ты стал, и ты более чем ровня мне во всех отношениях. Я горжусь, что ты взял меня в жены, Артур. Я люблю тебя! Я не понимала, как сильно люблю тебя, до того момента на корабле, когда девица осведомилась о моих чувствах; вот почему мне понадобилось столько времени для ответа. Я люблю тебя, Артур, и мне очень жаль, что мое поведение причинило тебе боль. Сможешь ли ты простить меня?