355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Синтия Хэррод-Иглз » Подкидыш » Текст книги (страница 32)
Подкидыш
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:23

Текст книги "Подкидыш"


Автор книги: Синтия Хэррод-Иглз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)

Глава 26

Элеонора была немало удивлена, когда её родные, вернувшись в начале августа из Лондона, привезли с собой еще и пополнение для детской Морлэндов. Однако нельзя сказать, что это огорчило Элеонору, так как Пол, следуя по стопам своего отца, должен был через несколько лет отправиться на обучение в королевскую свиту; что же, после его отъезда сыновья Ричарда будут оживлять дом. Давно уже в детской не было так мало ребятишек, и Элеонора внезапно осознала, как тонка нить, на которой висит будущность Морлэндов. Тогда-то женщина и решила, что ей стоит поискать подходящих супруг как для Неда, так теперь уже и для Эдмунда, и переговорить с королем о подходящей партии для Тома.

Однако пока у Элеоноры не было ни времени ни сил беспокоиться о пополнении детской, ибо госпожа Морлэнд вместе с официальными лицами и другими видными горожанами Йорка была слишком занята подготовкой к приему короля, которого ожидали в конце месяца. Почти сразу же после коронации государь весьма разумно решил отправиться в поездку по стране, ибо до сих пор его хорошо знали только на севере, и должен был появиться в Йорке тридцатого числа этого месяца. Йорк всегда считался городом лорда Ричарда, и теперь йоркширцы собирались оказать королю такой прием, какого нигде и никогда не удостаивался ни один монарх на свете.

Для Элеоноры предстоящее событие было вдвойне радостным: она ведь увидит не только короля, но и своего самого любимого внука. Еще долго после возвращения родных из Лондона она заставляла их снова и снова в мельчайших подробностях рассказывать ей о коронации и об участии в ней Тома. Теперь же Элеонора с нетерпением ждала возможности услышать от самого Тома такие вещи, которые сторонним наблюдателям были недоступны.

В субботу, тридцатого августа, король, королева и принц Эдуард в сопровождении огромной свиты роскошно одетых аристократов, епископов и придворных торжественно въехали в город через ворота Микл Лит. Маленький принц был столь немощен, что не мог скакать верхом, и его везли в колеснице, справа и слева от которой гарцевали на конях его юные кузены – Уорвик, сын Кларенса, и Линкольн, сын сестры короля Елизаветы. Мэр, олдермены, все важные официальные лица и видные жители Йорка приветствовали венценосных гостей еще за воротами и с почетом проводили их в город. Элеонора позаботилась о том, чтобы тоже оказаться в числе встречающих. В малиновом платье и на вороном коне она была очень заметной фигурой и стала первой, кто вслед за мэром и олдерменами поздравил короля и королеву с прибытием.

– Это счастливейший день в моей жизни, – сказала Элеонора со слезами на глазах.

Ричард улыбнулся ей.

– Возможно, и в нашей – тоже, – ответил он. – Приехать в Йорк – это все равно, что вернуться домой.

Том следовал за государем вместе с другими оруженосцами, находившимися теперь под началом сэра Джеймса Тиррела, давнего приятеля короля; но бабушка и внук смогли лишь обменяться любящими взглядами – этикет запрещал Тому разговаривать в такой момент. Кортеж двинулся дальше, в город. Проезжая под навесной башней ворот Микл Лит, Элеонора взглянула вверх и ясно вспомнила тот ужасный день, когда там была выставлена на всеобщее обозрение голова её любимого Ричарда Йоркского – окровавленная, грязная, в шутовском соломенном венце.

«Колесо истории повернулось, – прошептала Элеонора про себя. – Королем должен был стать ты; но им стал лучший из твоих сыновей – тот, которого ты любил больше всех и который носит твое имя. Теперь он – государь и будет лучшим правителем из всех, которых знала эта земля. Покойся с миром, любимый: теперь все в порядке, то, к чему ты стремился, сбывается на глазах».

За воротами кортеж радостно приветствовала огромная толпа горожан, нарядившихся в самые лучшие свои одежды. На улицах развевалось множество знамен с солнцами и розами дома Йорков, с соколом в путах, который был эмблемой отца короля, и с белым вепрем – личным гербом Ричарда. Пока венценосная чета двигалась через город, для неё было разыграно несколько живых картин, а каждый дом был украшен гобеленами, флагами и зелеными ветвями. Наконец, когда процессия достигла городской ратуши, мэр произнес приветственную речь и преподнес королю и королеве подарки от города.

Ричард сказал в ответ несколько слов, выразив свою признательность за то радушие, с которым его встретили жители Йорка.

– Вы заставили нас почувствовать себя здесь столь желанными гостями, что мы решили оказать вашему городу особую честь. Недавно мы объявили нашего сына, Эдуарда, принцем Уэльским и графом Честерским и теперь решили провести церемонию, на которой присвоим ему эти титулы, здесь, в Йорке, чтобы продемонстрировать нашу признательность городу и его обитателям.

Народ возликовал, ибо это и правда была великая честь. Тут же назначили день торжества, и в Лондон были отправлены распоряжения мистеру Козинсу, который должен был незамедлительно прислать достаточное количество тканей и всего прочего, необходимого для церемониальных одежд.

Всю следующую неделю заполняла бесконечная череда торжественных приемов, официальных и приватных обедов и ужинов, так как каждый в Йорке спешил оказать честь королю и королеве и сам удостоиться такой же чести. Из-за предстоящей церемонии Том, как и все другие пажи и оруженосцы, был слишком занят, чтобы вырваться домой, но Элеонора смогла сама встретиться с внуком и увидеть, как он исполняет свои почетные обязанности, когда юноша прислуживал королю за ужином в одном частном доме, куда Элеонора тоже была приглашена. Потом бабушка с внуком сумели перекинуться несколькими словами, а чуть позже Элеонора еще и поболтала с королем – да так легко и свободно, что многих охватила зависть. Но Элеонора в свои шестьдесят семь лет держалась столь величественно, что это позволяло ей делать вещи, простым смертным недоступные.

Ричард открыто восхищался ею и громко превозносил её красоту – причем совершенно искренне. Точеное лицо Элеоноры в обрамлении белых лент чепца казалось высеченным из мрамора; но глаза её оставались по-прежнему живыми и ярко-голубыми, да она еще надела переливчатое синее бархатное платье, которое только подчеркивало их цвет.

– Наверное, вы немало повидали на своем веку, – сказал ей Ричард.

– Естественно! Когда я была девушкой, в стране повсюду царил хаос, беззаконие и бедность, множество пашен не возделывалось, фермы стояли пустыми, а дома – заброшенными. Сейчас у нас мир и порядок. Англия благоденствует, торговля процветает, немало людей окружает себя роскошью, у нас хорошая, стабильная власть, и на всех фермах кипит жизнь.

– Но север все еще дик, во всяком случае, значительная его часть, – заметил Ричард, – однако мы потихонечку начинаем приводить эти места в порядок. У меня есть на сей счет кое-какие замыслы: север – край своеобразный, не похожий на другие земли, и я полагаю, что ему нужен собственный Совет, который занимался бы здешними делами. Лондон слишком далеко отсюда. Я намерен учредить особый Северный совет и думаю поставить во главе его молодого Линкольна. Он – хороший, крепкий парень и предан всему нашему семейству. Заодно он приглядит и за Уорвиком. Надеюсь, Линкольн сможет оказать на сына Джорджа положительное влияние.

«Об этом я мечтала всю свою жизнь, – подумала Элеонора. – Мои сыновья погибли, пытаясь возвести твоего отца на престол, но коли ты восседаешь теперь на троне, их смерть была не напрасной. Ты, суровый, мужественный человек со спокойным взглядом серых глаз и простым, любящим сердцем, стал всем, чем должен был стать Ричард Йоркский».

Только после окончания церемонии, на которой сыну короля были торжественно присвоены высокие титулы, Том смог, наконец, на недельку вырваться домой, в «Имение Морлэндов», и обсудить с родными свои планы на будущее.

– Я хочу остаться при короле, – сказал он отцу, матери и бабушке, которая одобрительно кивнула. – Сейчас я – один из семи главных оруженосцев и не сомневаюсь, что в скором времени государь предложит мне пост при дворе. Всегда можно быть уверенным, что если ты хорошо ему служишь, то он и вознаградит тебя по-королевски. И еще Его Величество намекнул мне, что он, как только уляжется вся эта суета, подумает о том, чтобы подыскать мне подходящую жену.

– Но это же чудесно, Том! Похоже, тебе и впрямь обеспечено блестящее будущее! – воскликнула Дэйзи. – Жаль только, что ты обоснуешься так далеко от нас, в Лондоне – и мы опять годами не сможем увидеть тебя.

– Почему вы думаете, что я непременно поселюсь в Лондоне? – удивился Том. – Я могу служить государю и здесь. Королева и принц Уэльский скоро возвращаются в Миддлхэм, меня могут послать с ними. В Шерифф-Хаттоне у Уорвика и Линкольна тоже, как вы знаете, будет собственный двор. Ходят разговоры о том, что туда пришлют на воспитание и двух других принцев, сыновей, покойного короля – милорда Бастарда и милорда Йоркского. Я могу получить место и там. Но надеюсь, что этого не случится. Мне будет грустно жить вдали от вас, но больше всего на свете я хочу быть рядом с королем и надеюсь, что он оставит меня при своем дворе. Тогда я всегда буду с государем!

– Вот слова истинного Морлэнда, Том! – захлопала в ладоши Элеонора.

– Ох, матушка, – вздохнула Дэйзи.

– Ничего, Дэйзи. Сначала – преданность своему господину, а потом уже – семейные интересы, – сурово заметила Элеонора. – Том это отлично понимает. Вот с Недом все обстоит совсем по-другому. Его долг теперь – снова жениться и обзавестись детишками – нам на радость. Надо проследить, чтобы так все и вышло. В этом отношении, Том, вы с ним схожи – он очень любит приударять за женщинами, которых вовсе не собирается вести под венец.

Том мило улыбнулся.

– При дворе короля Ричарда такие вещи не очень-то поощряются, бабушка, уверяю вас. У Неда здесь гораздо больше возможностей заниматься галантными похождениями, чем у меня там.

В октябре идиллический покой, царивший в стране, был грубо нарушен. Главный смутьян, Мортон, устроил новый заговор и на сей раз вовлек в него легкомысленного и тщеславного Букингема. Голова у Букингема, ставшего правой рукой короля, закружилась от свалившихся на него славы и богатства, но теперь он считал, что ему не хватает власти.

Он-то видел себя этаким вторым великим графом Уорвиком, делателем королей – и так же, как в свое время Уорвик, выяснил вдруг, что объект его первой попытки – чуть-чуть более цельный и сильный человек, чем бы ему, Букингему, хотелось. Он предпочел бы кого-нибудь послабее, кого-нибудь такого, кем было бы легче управлять. Мортон, располагавший целой сетью шпионов по всей Англии и Франции, подсказал Букингему решение. Таким монархом мог бы стать не прежний мальчик-король – страна не примет, просто не сможет принять его теперь, когда всем известно, что он не имеет прав на престол, – а некто другой, чью незаконнорожденность еще надо доказать.

Морлэнды обсуждали эту новость.

– Генри Тайд? – в полном недоумении вопрошала Элеонора.

– Он теперь называет себя Тюдором – видимо, чтобы это звучало более внушительно, – отвечал Эдуард.

– Но кто он такой? – желал знать Нед. – Какие у него права на трон?

– Он – сын леди Стэнли, – опять объяснял Эдуард. – Разве ты не помнишь, я показывал её вам, когда она возглавляла кортеж её Величества на коронации?

– И у него нет абсолютно никаких прав на престол, – свирепо заявила Элеонора.

– Он может претендовать на него, ссылаясь на предков своей матери, – более спокойно сказала Дэйзи. – Предполагается, что она – последний отпрыск Ланкастеров.

– Она – дочь старшего сына Бьюфортов, – объяснил Эдмунд, – а так как ни одного её брата сейчас в живых не осталось, то наследница – она. На этом-то все и строится.

– Именно так, Эдмунд, – кивнула Элеонора. – На этом-то все и строится. Ланкастеры происходят от Джона Гонтского, но Бьюфорты – внебрачные дети его любовницы. И это лишает их каких бы то ни было оснований предъявлять претензии на трон. Милорд Бастард и то имеет на него больше прав, чем они, а уж этот Генри – и вовсе никаких.

– Значит, он – человек сомнительного происхождения как со стороны отца, так и со стороны матери? – спросил Нед. – Это так?

– Так, – ответил Эдуард. – Его отцом был Эдмунд Тидр...

– ...Внебрачный сын королевы Кейт и этого её валлийского учителя танцев, – закончила за него Элеонора. – Букингем, должно быть, сошел с ума. Народ никогда не примет этого Генри, даже если им удастся разбить армии короля.

– В стране осталось много ланкастерцев, – осторожно заметил Эдуард, не желая слишком сильно огорчать Элеонору.

– Не так уж и много, – огрызнулась та.

– И потом есть еще Вудвиллы... Элеонора удивилась:

– Они-то почему должны помогать Букингему?

– Мадам Елизавета знает, что её сын теперь не может быть королем, но она отнюдь не будет возражать, если её дочь станет королевой.

Элеонора сразу поняла, о чем речь, и лицо её исказилось от отвращения.

– Выдать принцессу Елизавету за этого Тидра и возвести их на престол? О, как прекрасно это будет для страны! Незаконнорожденная королева и сомнительного происхождения король, правящие по указке Букингема и Мортона и опирающиеся на штыки французских солдат! Пресвятой Боже, мне кажется просто чудом, что земля до сих пор не разверзлась и не поглотила их, ибо люди, замыслившие подобное, недостойны жить на этом свете.

Однако, как выяснилось, беспокоиться было особенно не о чем. Восстание длилось меньше месяца, после чего было подавлено. Букингема и еще нескольких видных заговорщиков казнили, но Мортон успел бежать во Францию, к Генри Тидру, который на пару недель переправлялся через Ла-Манш, но как только понял, что мятеж обречен на поражение, тут же вернулся на континент. Страна, на время затаившая дыхание, опять успокоилась, а король и королева приехали в Лондон к Рождеству.

В январе собрался парламент, чтобы заняться повседневными делами; в основном речь шла о поддержании законности и порядка и отправлении правосудия. В марте бывшая королева наконец-то согласилась покинуть свое убежище и вместе с дочерями заняла отведенные им апартаменты во дворце. Ричард простил ей все заговоры и интриги, назначил щедрое содержание, хорошо обращался с её девочками, пообещав, когда придет время, подыскать им достойных женихов и дать богатое приданое. Незаконнорожденные принцы были отправлены в Шерифф-Хаттон ко двору их кузена Линкольна, где они должны были воспитываться, как это пристало детям короля; им надлежало пройти весь тот путь, который мальчишкой проделал в Миддлхэме сам Ричард. Принцы должны были жить в обществе сына Кларенса, Уорвика, их кузена Линкольна, а также молодого Джона Глостера, внебрачного сына короля; этот юноша появился на свет еще тогда, когда Ричард не был женат на Анне. Шерифф-Хаттон был приятным местом со здоровым климатом, где отпрыски знатнейших людей страны могли вырасти крепкими и сильными, научиться обращаться с оружием, танцевать, вести приятные беседы, ухаживать за дамами и вообще стать истинными лордами.

И именно тогда, когда все казалось таким безоблачным, на короля обрушился страшный удар судьбы. В первых числах апреля через Йорк промчался гонец; он вез государю ужасную весть из Миддлхэма. принц Уэльский скончался. Гонец нашел короля и королеву в Ноттингеме, куда они перебрались на лето со своим двором, намереваясь затем двинуться дальше на север, чтобы навестить своего сына и новый двор в Шерифф-Хаттоне.

– Это было ужасно, – рассказывал позже об этом дне Том. – Меня не было, когда пришло скорбное известие, но как только я услышал о нем, тут же бросился в личные, апартаменты короля и королевы, хотя был в те часы свободен от службы. Придворные стояли группками, потрясенно и беспомощно глядя друг на друга и не зная, что делать; и повсюду царила гробовая тишина. Государыня стояла на коленях на полу, обхватив себя руками за плечи, раскачивалась взад-вперед, словно от нестерпимой боли, и страшно кричала – будто раненый зверь. Не плакала, а именно кричала. Это был её единственный ребенок, и у неё уже не могло быть других детей.

А потом вошел король. Я не посмел взглянуть ему в лицо. Он опустился на колени рядом с женой, обнял её и держал так, пока у него на шее не вздулись вены. Он не издал ни звука... А потом королева начала пронзительно вопить. – Том замолчал, глаза его затуманились при воспоминании об этой кошмарной сцене.

– Она чуть не сошла с ума от горя. Говорили, что мальчик болел совсем недолго и умер от заворота кишок, а одна из фрейлин её Величества потом рассказывала мне, что королеве незадолго до этого снилось, как её сын кричит от боли и зовет мать и отца. Он скончался девятого апреля; того же числа умер и король Эдуард. Государь ушел в свои покои и заперся там на целую неделю, не общаясь ни с кем, и все это время тишину в их апартаментах нарушал лишь непрестанный плач королевы; под конец ты его уже вроде бы и не слышал, он делался просто частью тебя самого, и ты ощущал его всем телом – как шум ветра, завывающего зимними ночами под крышей дома.

В конце месяца король и королева вместе с ближайшими придворными уехали на север на похороны принца Уэльского, а потом – в Миддлхэм, чтобы немного прийти в себя, и вот тут-то Том и получил отпуск, чтобы навестить родных в «Имении Морлэндов».

– И как королева оправляется от потрясения? – спросила сына Дэйзи.

– Не очень хорошо, – ответил Том. – Она выглядит измученной, больной и еще более худой, чем прежде. Она и всегда-то была хрупкой и болезненной, но мне думается, что горе совсем подорвало её силы. Ребенок тоже никогда не отличался особым здоровьем, но они не ожидали, что он умрет так быстро.

– Если это был заворот кишок, то он всегда случается неожиданно, иногда вовсе без всяких предварительных признаков. Вот почему его иногда путают с отравлением, – заметила Элеонора. – Я помню, как ваш дед рассказывал мне, как от такого же недуга умер его брат. Но, конечно, ужасно потерять вот так сына, особенно единственного.

– И у королевы уже не будет другого, так ей сказали доктора. Это вторая причина её отчаяния – она считает, что подвела короля. Он пытался успокоить её, но все напрасно. Разве только... – Том помолчал. – Я слышал однажды, как он извинялся перед ней за то, что сделал её королевой. Я не совсем понял, что он хотел этим сказать, но думаю, он имел в виду, что, если бы она не была государыней, то могла бы оставаться с мальчиком и приглядывать за ним.

– Это ничего бы не изменило, – проговорила Элеонора, печально качая головой. – Приглядывай за ребенком, не приглядывай, при завороте кишок это не поможет Он всегда случается неожиданно и очень быстро сводит в могилу.

Вскоре после приезда Тома пришло и сообщение из Лондона. Маргарет родила своего первого ребенка, мальчика, которого назвали Генри в честь его отца. Добрая весть немного взбодрила семью, хотя Нед до сих пор и оставался вдовцом. Чуть позже, однако, прибыл гонец от короля, привезший Элеоноре письмо, в котором тоже шла речь о делах семейных. Государь писал:

«Я не забыл о том, что в прошлом году Вы просили меня оказать Вам услугу – подыскать жену для Вашего внука и моего доброго слуги Томаса, и как раз сейчас в поле моего зрения попала молодая женщина, которая, как мне кажется, сможет стать Томасу прекрасной супругой. Это Арабелла Зуше, одна из фрейлин королевы и дочь некоего джентльмена, живущего под Ноттингемом. Она приходится кузиной лорду Зуше Ковентрийскому, которого Вы знаете и который является джентльменом, к коему я отношусь с большим уважением.

Если Вас устраивает мой. выбор, предложите отцу юноши сопроводить сына в Лондон и затем поехать вместе с ним в Ноттингем, где он сможет встретиться с мистером Зуше и обсудить с ним условия брака. Если Вы обо всем договоритесь с семьей Арабеллы, в чем я нимало не сомневаюсь, обручение сможет состояться немедленно»

– Как любезно с его стороны вспомнить о вашей просьбе и заняться этим делом, когда у него самого такое горе, – воскликнула Дэйзи, потрясенная этим гораздо больше, чем всеми предыдущими деяниями Ричарда.

– Он – король, – ответила Элеонора, – а король не имеет права предаваться человеческим и отцовским чувствам! Он обязан продолжать быть государем, какое бы горе на него ни обрушилось. Но это действительно очень любезно с его стороны, что там ни говори. Кто эта девушка, Том? Ты знаешь её?

Щеки Тома слегка покраснели.

– Ну да, я знаю её – совсем немного, скажем так. Она одна из фрейлин её Величества и при дворе совсем недавно. Она появилась, когда ко двору взяли принцесс и понадобились новые дамы, но она – хорошая девушка, и очень похоже, что скоро сможет стать одной из приближенных королевы.

– Тогда это высокая честь, – с волнением воскликнула Дэйзи.

Эдуард улыбнулся и сказал:

– Я полагаю, что король здесь наряду с нашими преследует и собственные интересы. Если он поженит любимицу королевы и собственного любимца, то тем самым удвоит вероятность того, что оба останутся при дворе. Сколько ей лет, Том?

– Я думаю... четырнадцать или пятнадцать... я толком не знаю, – ответил юноша. – Она очень хорошенькая – у неё золотистые волосы и чудесные глаза, такие, знаете, туманные, серо-зеленые...

Нед оглушительно расхохотался.

– Сначала говорил, что почти не знаком с ней, а потом все-таки выдал себя! Ты давно за ней волочишься, Том? И когда это заметил король?

– Я не... ничего подобного... ну, в общем, я имел в виду... – забормотал Том, заставляя Неда смеяться все громче и веселее.

– Вот видите, бабушка, никакая это не честь для нашей семьи, а отчаянная попытка милорда короля спасти Тома от крупных неприятностей, которые того и гляди свалятся на него из-за богини.

– Ничего подобного!.. – запротестовал Том, но Элеонора, смеясь, потрепала его по руке.

– Неужели ты не видишь, что над тобой подшучивают, Том? Прекрати, Нед! А теперь, Том, расскажи нам о ней что-нибудь еще – не о её глазах и волосах, дитя, а о том, например, кто её отец? Есть ли у него деньги? Хорошее ли она получила образование?

– Она – во всех отношениях достойная молодая особа, бабушка. Она чудесно музицирует и поет, танцует, как эльф, часто помогает принцессе Сесили в занятиях, так что, видимо, неплохо образована. И нам нравятся одни и те же романы и поэмы, и в седле она держится лучше меня, и...

– Да, да, я понимаю, она – верх совершенства, – прервала внука Элеонора. – Но все же, как насчет её семьи?

– По-моему, матери у неё нет, – медленно начал Том. – Во всяком случае, я никогда не слышал, чтобы она о ней упоминала. Хотя часто и восторженно говорит о своем отце. Я не думаю, что они очень уж богаты, но он – человек знатного происхождения и имеет свой герб.

– Ну что же, зато у нас нет недостатка в деньгах, – вздохнула Элеонора, – и если мальчик согласен, то думаю, что приданое невесты не имеет особого значения.

Дэйзи почувствовала себя уязвленной.

– Что-то вы очень снисходительны к Тому, мадам, если вас волнует, согласен он или нет обвенчаться с той девушкой, которую ему предлагают в жены. Что-то я не припомню, чтобы вы интересовались мнением молодых, когда обсуждались другие браки.

– Ну-ну, Дэйзи, – предостерег её Эдуард, слишком привыкший во всем подчиняться матери, чтобы спокойно слушать, как ту кто-то критикует.

Элеонора бросила на располневшую Дэйзи испепеляющий взгляд.

– Когда невесту предлагает сам король, брак должен считаться прекрасным, даже если приданым там и не пахнет, ну а уж коли девушка к тому же из хорошей семьи, то почему бы мальчику и не согласиться? После жен Неда и моего сына Дикона мы должны только радоваться, что Том приведет в семью дочь истинного джентльмена с собственным гербом.

– Я только хотела сказать... – горячо начала Дэйзи, но её прервал радостный вопль Неда:

– Позволь мне поздравить тебя, Том, мой дражайший брат, с тем, что ты женишься на девушке по собственному выбору! Мне и самому надо бы поступить так же, ибо теперь я вижу, что подвожу свою семью. Бабушка, я хочу извиниться за то, что все эти годы оставался вдовцом. О, теперь я понимаю, почему вы вечно браните меня!

– Ты – дерзкий мальчишка, Нед. Даже не знаю, кто из вас хуже, ты или Том. Но ты напомнил мне о моем долге – я должна как можно быстрее подыскать тебе и Эдмунду достойных жен!

Дэйзи, уже получившая щелчок по носу, опять раздраженно встряла в разговор:

– Глава семьи сейчас – Эдуард, матушка, и это его, а не ваше дело – найти мальчикам жен.

Элеонора ей даже не ответила, просто заморозила невестку взглядом, потом приказала горничной:

– Пойди найди Джоба и выясни, хорошо ли позаботились о королевском гонце. И еще скажи Джобу, что мы сейчас спустимся к ужину.

Дэйзи, никогда не понимавшая, когда надо остановиться, не утерпела и на этот раз:

– Да, и вот еще что – почему мы должны завтракать, обедать и ужинать в зале? Я не знаю никого, кто продолжал бы цепляться за эту традицию. Светские люди давно не едят в Главном зале – разве что по большим праздникам. У нас же есть наша прекрасная зимняя столовая...

– Пока я жива, – с ледяным достоинством прервала её Элеонора, – мы будем есть в Главном зале. Так веками делали наши предки, и не мне нарушать этот обычай. Когда я умру, поступай как знаешь, но помни: людям, с которыми ты считаешь зазорным сидеть за одним столом, мы обязаны своим благополучием. Им – и овцам.

– Прекрасно сказано, бабушка! – воскликнул неугомонный Нед, подхватывая Элеонору под руку. – Давайте велим Рейнольду быстренько согнать сюда всех овец – я думаю, если они потеснятся, то почти все уместятся в зале, – и тогда мы сможем прочесть перед обедом особую молитву: «Благодарю тебя, Бог всемогущий...»

– «...овца даровала нам хлеб наш насущный!» – в рифму закончил за него Том стишок, который они знали с пеленок.

Элеонора позволила двум молодым людям сопроводить её до двери.

– Я рада, что вы помните это, дети мои, – сказала она, смеясь вместе с ними.

Эдуард и Сесили обменялись взглядами. Эдуард – глава семьи? Да никогда, пока жива Элеонора!

Ужин никогда не бывал особо изысканным, разве что за столом присутствовали гости. Обычно же подавали просто хлеб, мясо и эль – и все же вечерняя трапеза всегда доставляла всем большое удовольствие, ибо Элеонора любила, чтобы во время еды играла музыка, чтобы в зале собирались все дети, даже самые маленькие; вот и сегодня нянька на руках принесла вниз Мику, за которым бдительно присматривала его гувернантка Лиз. Мистера Дженни с ними больше не было, он удалился на покой вместе с еще несколькими почтенными стариками доживать свой век в Микллит Хаузе. У Пола был теперь новый наставник, блестящий молодой человек по имени Хаддл, прекрасно справлявшийся со своим подопечным, которому сейчас было уже восемь, и начавший недавно давать уроки трехлетнему Илайдже.

После ужина вся семья оставалась в зале и отдыхала, а челядь занималась здесь же разными мелкими делами – шитьем, починкой упряжи, резьбой по дереву... Элеонора любила эти спокойные вечера, когда все домочадцы собирались вокруг неё, вели неспешные беседы, затевали игры и шалости или пели и танцевали, чтобы скоротать время.

Сейчас Элеонора говорила Эдмунду:

– Я очень рада, что Сесили привезла сюда детей Дикона. Самое большее через два года Пола надо будет отсылать из дома, и чем бы мы тогда заняли мистера Хаддла? А так у него есть Илайджа, да и Мика тоже...

Элеонора внезапно замолчала, увидев подходящего к ним Джоба; у него было какое-то странное лицо, и еще до того, как он заговорил, она уже знала, в чем дело.

На этот раз Джоб не желал попасть впросак. С надлежащей торжественностью, словно возвещая о приезде лорда, он объявил:

– Прибыл мистер Ричард, мадам.

– Скорее веди его сюда, Джоб. Почему он ждет за дверями?

– Он не уверен, что вы захотите его видеть, мадам.

– Что за чепуха! Это его дом, и он может приходить сюда, когда пожелает.

– Я приведу его, – сказал Джоб.

Через несколько секунд Ричард уже стоял перед матерью, все такой же оборванный и нищий, как всегда, но на этот раз куда менее уверенный в себе.

– Как странно, Дикон, ты всегда появляешься в нужный момент, – спокойно заговорила Элеонора. – Я как раз думала о тебе и говорила о твоих сыновьях.

– Это мои дети? – недоверчиво спросил он, глядя на двух здоровых, цветущих, черноглазых ребятишек, которые молча пялились на него из другого угла комнаты. Он не видел их целый год, и за это время они заметно подросли.

– Ну конечно же, – откликнулась Элеонора. – Ты знаешь, мне начинает казаться, что я могу вызвать в воображении твой образ, стоит мне подумать о тебе. Но сейчас-то ты настоящий, не так ли? Не какой-нибудь неприкаянный призрак?

– Я-то настоящий, матушка, но у меня такое ощущение, будто я брожу по свету всю свою жизнь. Я не собирался сегодня заглядывать сюда, но проходил мимо, увидел свет в окнах – и мне вдруг страшно захотелось оказаться тут вместе со всеми вами. Я знал, что вы будете именно здесь, – эта сцена всегда стоит у меня перед глазами. И правда, за всю мою жизнь здесь так ничего и не изменилось... Но потом, подойдя к двери, я испугался. Неожиданно я подумал: «Я же не сделал для своей семьи ничего хорошего. Почему они должны встретить меня с распростертыми объятиями? Я чуть не разбил сердце своей матери – так захочет ли она, чтобы я вернулся?» А потом залаяли собаки, на пороге появился Джоб, и я решился сказать, что пришел домой.

– Я очень хочу, чтобы ты вернулся, Дикон, – выдохнула Элеонора. – Это твой дом. – Она протянула к нему руки, и этот высокий, сильный мужчина, казалось, сломался. Он рухнул перед матерью на колени и спрятал лицо в её шелковых юбках, точно опять стал маленьким мальчиком. – Дикон, дорогой мой! – прошептала Элеонора.

– Я вернулся домой, матушка, – проговорил он, и слова его звучали глухо, ибо губы прижимались к шелкам её платья.

– Склад моих мыслей изменился в основном благодаря Сесили, – говорил Ричард.

Происходило это тем же вечером, но чуть позже. Ричард, только что торопливо помывшись и наспех облачившись в одежды Эдуарда, сидел на полу, прижавшись к ногам матери, и рассказывал. Его старший сын, Илайджа, примостился у него на коленях. Вцепившись Ричарду в рукав, малыш глядел на отца во все глаза, словно боялся, что тот опять исчезнет.

– Она сказала, что я не исполнил своего долга, – продолжал Ричард. – И потом, скитаясь по стране, я постоянно размышлял над её словами, поворачивая их в мозгу и так и этак, пока, наконец, не понял, что Сесили права. Но к тому времени я уже вбил себе в голову, что вы никогда не простите меня, и решил: лучшее, что я могу сделать, – это навсегда исчезнуть из вашей жизни.

– Ты всегда подолгу размышлял над тем, что другим кажется таким ясным и понятным, – вздохнула Элеонора.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю