Текст книги "Безграничная (ЛП)"
Автор книги: Синтия Хэнд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 8. КОГДА Я ВСТРЕТИЛ ТВОЮ МАМУ
Несколько недель спустя, на зимних каникулах, я стояла рядом с Кристианом, держа его за руку, и мы смотрели, как гроб Уолтера опускался в землю. Падал снег, густой и тяжелый, окутывая кладбище Аспен-Хилл. Все люди, стоявшие вокруг, были знакомы друг с другом, все члены конгрегации10: Стивен, пастор; Кэролайн, медсестра моей мамы; Джулия, если вам интересно мое мнение – была окружена людьми с болью на лицах, – но, в конце концов, она была здесь; и наконец-то я останавливаюсь на Корбетте Фибсе, старом Квортариусе, который был моим школьным учителем английского языка, он выгладит особенно мрачно, когда сложив руки, пристально смотрит на могилу. Очень скоро придет и его черед, подумала я. Но затем он посмотрел на меня и подмигнул.
– Аминь, – говорит Стивен. Толпа скорбящих начинает отступать, все отправляются по домам в случае бури (потому что уже декабрь в Вайоминге) начинается метель, но Кристиан остается, поэтому и я остаюсь.
Я уверена – снег, дело рук Билли. Она стоит по другую сторону от меня, одетая в белую куртку, что заставляет ее длинные черные волосы выглядеть пролитыми чернилами, стекающими вниз по ее плечам, и снег, кружась вокруг нее, падает вниз, тогда как она смотрит на яму рядом с нами, с такой тоской в глазах, что мне тут же захотелось ее обнять. Снег – это слезы Билли. Трудно видеть эту ее сторону, когда обычно она такая сильная и уверенная, всегда шутит, разряжая обстановку. Я помню, как она улыбалась каждый раз, когда встречалась со мной глазами на маминых похоронах, и это успокаивало меня, ведь если Билли улыбается, значит с моей мамой ничего плохого не случиться. Небольшая смерть, и только. Просто смена местонахождения.
Но это ее муж.
Они начинают засыпать могилу, и она отворачивается. Я протянула руку и коснулась ее плеча.
Резкая, ноющая пропасть горя открывается мне. Так мало времени, думает она. Для всех нас.
Она вздохнула. – Мне нужно выбраться отсюда.
– Ладно. Увидимся дома? – спрашиваю я. – Могу приготовить ужин.
Она кивает головой и обнимает меня, крепко обнимает.
– Билли...
– Я буду в порядке. Увидимся позже, малышка. – Она шагает прочь по снегу, оставляя позади себя темные следы, как только Билли уходит – снег ослабевает. Кристиан ничего не говорит, как и любой мужчина, стараясь заполнить пустоту. На щеках надуваются желваки. Я подхожу ближе, пока наши плечи не соприкасаются, и стараюсь передать ему свою силу точно так же, как это он сделал, когда хоронили мою маму.
Хотелось бы мне знать Уолтера лучше. Или вообще не знать. Я не знаю, говорили ли мы друг другу более пары слов. Он был жестким человеком, всегда закрытым и никогда тепло ко мне не относился, или не интересовался тем фактом, что я оказалась в видении Кристиана. Но, Кристиан любил его. Я чувствую любовь Кристиана, его боль от ухода Уолтера, переполняющее его чувство одиночества в мире.
– Ты не одинок, – шепчу я у него в голове.
Его рука крепче сжимаем мою.
– Я знаю, – говорит он вслух, и его голос был хриплым, наполненным сдерживаемыми слезами. Он улыбается и смотрит на меня, его глаза, темные и покрасневшие. Он стряхивает снег с моих волос.
– Спасибо, что приехала сюда со мной, – говорит он.
На ум приходит огромное количество банальных ответов: всегда пожалуйста, тут не о чем говорить, без проблем, это меньшее, что я могу сделать, – но, ни один из них не казался правильным, поэтому я просто сказала:
– Я хотела прийти.
Он кивает, на мгновение бросает взгляд на белую каменную скамью рядом с могилой дяди, которая служит надгробием, так же, как и у его матери. Он делает глубокий вдох и говорит:
– Мне тоже нужно уйти отсюда.
– Хочешь, чтобы я пошла с тобой? – спрашиваю я.
– Нет. Со мной все будет в порядке, – говорит он, и на мгновение в его глазах блестят слезы. Он отвернулся, затем остановился и опять повернулся. Кристиан печально улыбается и пристально смотрит мне в глаза. – Скорее всего, это покажется странным и неуместным, … но, ты пойдешь со мной, Клара?
– Куда? – тупо спрашиваю я.
– На свидание, – отвечает он.
– А? Что ты имеешь в виду?
От смущения он смеется.
– О, Боже, – говорит он, потом закрывает лицо руками.
– Я иду домой, – он открыл лицо и застенчиво улыбнулся мне. – Но, может быть, когда мы вернемся в школу. Я имею в виду. Официальное свидание.
Свидание. Я вернулась на два года назад, на выпускной, к тем чувствам, что испытывала, когда Кристиан обнимал меня во время танца, когда его запах обволакивал меня, тепло, когда я смотрела в его глаза и чувствовала, что наконец-то преодолела барьер между нами, что он, наконец-то, увидел меня настоящую.
Конечно, это было до проблем с Кей, и до решения Кристиана отвести ее домой, вместо меня.
Он вздыхает.
– У меня никогда не будет нормальной жизни, не так ли?
– Скорее всего, нет.
– Так вот нет, да?
– Нет.
– Нет?
– Я имею в виду нет, это не нет. Это значит да. Я пойду с тобой, – мне даже не нужно думать об этом. Единственное, что с нами происходит, это лесные пожары, формальные танцы и похороны. Разве мы не заслуживаем чего-то нормального в этот раз? И я рассталась с Такером более шести месяцев назад. И думаю, что пришло время дать Кристиану шанс.
– Я подумываю об ужине и кино, – говорит он.
– Ужин и кино – с удовольствием.
И мы не знаем, что еще сказать друг другу, мое сердце так быстро бьется, а мужчины засыпают последний слой земли на могилу Уолтера Прескотта.
– Мне бы хотелось…, – я указываю вверх по холму, на могилу моей собственной матери, на простое мраморное надгробие под осинами.
Кристиан кивает, засовывает руки в карманы и идет вниз к своему грузовику. Я смотрю, как он уезжает. Когда Кристиан исчезает с поля зрения, я поднимаюсь на холм, останавливаюсь на бетонной лестнице, которую так часто видела в моих видениях в прошлом году. В снегу кладбище выглядит по-другому: уродливее, холоднее, такое серое, пустынное место.
Я стою в течение нескольких минут, глядя на могилу моей мамы. Там пятна грязи в верхнем углу надгробия, которые я пытаюсь вытереть перчаткой, но у меня не получается их полностью стереть.
Некоторые люди приходят на кладбище, чтобы поговорить с человеком, который умер. Мне бы тоже хотелось это сделать, но как только я говорю «Привет, мама», чувствую себя так глупо. Она не здесь. Ее тело – возможно, но мне действительно не хочется думать о ее теле здесь, под землей и снегом. Я знаю, где она сейчас. Я видела ее в том месте, идущую в солнечном свете своей дорогой от внешнего края неба. Она не здесь, не в этой коробке, не под землей.
Интересно, когда я умру, меня тоже здесь похоронят.
Я иду к сетчатому забору на краю кладбища, сквозь него смотрю на заполненный снегом лес. И я чувствую, что что-то изменилось, знакомая грусть, и я знаю, кто присоединился ко мне.
– Выходи, – говорю я, – Я знаю, что ты там.
Некоторое время стоит тишина, прежде чем я слышу шаги по снегу. Семъйяза выходит из-за деревьев. Он останавливается в нескольких шагах от забора, и я чувствую дежавю. Я ставлю ментальную стену между нами, чтобы он не мог забраться ко мне в голову. Мы уставились друг на друга.
– Что ты здесь делаешь, Сэм? – спрашиваю я. – Чего ты хочешь?
Он негромко откашлялся. Держит руку в кармане длинного кожаного плаща, и я задаюсь вопросом, не теребит ли он браслет, который я дала ему, браслет моей матери, единственное, что у него осталось от нее.
– Зачем ты отдала мне его? – после долгой паузы спрашивает он. – Она тебя попросила?
– Она просила одеть их на похороны.
Он наклонил голову. – Впервые это было во Франции, – сказал он. – Она когда-нибудь рассказывала тебе? – Он улыбнулся, посмотрел вверх, и что-то живое было в его взгляде. – Она работала в больнице. В тот момент, когда я увидел ее, то уже знал, что она нечто особенное. Она была божественна во всем.
Что ж, вот оно. Он хочет рассказать мне о моей маме. Я должна была бы остановить его, сказать, что мне не интересно, но это не так. Мне любопытно узнать, что тогда произошло.
Он приблизился к забору, и я услышала слабое потрескивание его серого электричества, проходящего через метал. – Однажды, она с другими медсестрами пошла к пруду на краю города, чтобы можно было поплавать в нижнем белье. Она смеялась над чем-то, что сказала одна из девушек, но почувствовав мой взгляд – посмотрела на меня. Увидев меня, другие девушки кинулись к своей одежде, но она осталась на месте. В то время, у нее были каштановые волосы, потому что она их перекрасила, а длина была короткой, как для женщины, волосы касались подбородка, но мне нравилось, так как я мог любоваться ее шеей. Она подошла ко мне. Я помню, что от нее шел аромат небес и роз. Я не мог пошевелиться, веришь, так странно себя чувствовал, а она ухмыльнулась и полезла в мой передний карман, где у меня всегда была пачка сигарет, для виду, она взяла одну и вернула пачку на место, сказав: «Эй, мистер, можешь быть полезным и дать мне огоньку?» Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что она хочет, чтобы я помог поджечь сигарету, но у меня, конечно же, не было зажигалки, о чем я ей и сказал, на что она ответила: «Ну, тогда всего тебе хорошего, не так ли?» Развернулась и оставила меня одного.
Похоже, он был очарован воспоминаниями о ней, но мне это не нравилось. Это не была мама, которую я знаю, это была дерзкая брюнетка, курившая сигареты, и которой он был так увлечен.
– Это было задолго до того, как она опять со мной заговорила. И еще спустя какое-то время, прежде чем она позволила себя поцеловать….
– Почему ты вдруг решил, что мне интересно все это слушать, – прервала я его.
Уголок его рта приподнялся в хитрой улыбке. – Я думаю, что ты очень на нее похожа.
Холодный воздух скользнул вверх по моему рукаву, прошелся вдоль моей руки, и я плотнее закуталась в свое пальто. По эту сторону забора я в безопасности. На освященной земле. Но когда-то мне придется уйти отсюда.
– Расскажи мне историю о ней, – говорит он. – Что-то небольшое. – Он спокойно смотрит на меня своими золотыми глазами. – Что-то новое.
Я нервно вздыхаю. – Вот почему ты преследуешь меня? Из-за историй?
– Расскажи мне, – говорит он.
Мои мысли мечутся, пытаясь определить, что же ему предложить. Конечно, у меня много воспоминаний о моей маме, случайных и глупых: временами, когда я была сердита на нее, за то, что она резко переставала быть моим лучшим другом и становилась моей матерью, устанавливала границы, наказывала меня, когда я их нарушала, были и нежные моменты, когда я знала, что она меня любит больше всего на свете. Но ни одним из них я не хотела делиться с ним. Наши истории не принадлежат ему.
Я качаю головой: – Ничего не приходит в голову.
Его взгляд темнеет.
Он не может тронуть меня здесь, говорю я себе. Он не может тронуть меня. Но, я все еще дрожу.
– Все в порядке, – говорит он, как будто я поступаю эгоистично, но это ничего не меняет; в конце концов, я всего лишь человек. Его тон меняется, становится небрежным. – Может быть, у тебя появится желание пообщаться в другой раз.
Я серьезно сомневаюсь в этом.
– Ты узнала о тайне? Чтобы это ни было, твоя мама хранила ее от тебя? – спросил Сэм, как будто мы говорили о погоде.
Я старалась, чтобы мое лицо ничего не выражало, чтобы мои мысли остались неизвестными, мой тон же был таким же небрежным, как и его, когда я говорила:
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
Он улыбнулся. – Ты знаешь, – сказал Сэм, – В противном случае, ты бы так не старалась держать меня на расстоянии.
Значит, он знал, что я его блокирую. И все же, мне интересно, может ли он узнать, о чем я думаю, в любом случае, Сэм может слышать бешеный ритм моего сердца, мое учащенное дыхание, мой страх, который как кислый запах сочиться из моей кожи.
Я беспомощно качаю головой. Начать с ним разговор было плохой идеей. Почему я вдруг решила, что могу с ним справиться?
Я повернулась, чтобы уйти.
– Подожди, – говорит он прежде, чем я делаю пару шагов. – Тебе не нужно меня бояться, пташка, – сказал он, подходя настолько близко, насколько позволяла решетка. – Я не причиню тебе вреда.
Я стояла спиной к нему. – Ты же лидер Смотрителей, да? Разве это не входит в твои обязанности – причинять мне боль?
– Больше нет, – отвечает он. – Если тебе так интересно, то я был… понижен, если это можно так назвать.
– Почему? – спрашиваю я.
– Мы с братом разошлись во мнениях, – говорит он осторожно, – относительно твоей матери.
– Твой брат?
– Он тот, кого ты действительно должна бояться.
– Кто он? – спрашиваю я.
– Азаэль.
Имя звучит знакомо. Кажется, Билли как-то его упоминала.
– Азаэль ищет Триплов, – продолжает Семъйяза. – Он всегда воображал себя коллекционером красивых женщин и сильных мужчин с ангельской кровью, особенно тех, у кого была особо высокая концентрация этой крови. Он считает, что тот, кто сможет контролировать Триплов, получит больше шансов победить в грядущей войне, и таким образом – он хочет владеть ими всеми. Если он узнает, кто ты на самом деле, то он не успокоится, пока не подчинит тебя своей воле, или же он просто тебя уничтожит.
Я поворачиваюсь, слова, если он узнает, кто ты на самом деле резонируют в моей голове. – Это все очень занимательно, Сэм, но я понятия не имею, о чем ты говоришь. Секрет моей матери, – я заставила себя посмотреть ему в глаза, – был в том, что она умирает. И это уже не новость.
При слове умирает, даже через эмоциональную стену, что я воздвигла между нами, я почувствовала исходящий от него импульс отчаяния, но его поведение при этом не изменилось. Вообще-то, он улыбался.
– Ох, какую запутанную паутину мы ткем, когда только начинаем практиковаться в искусстве лжи, – говорит Сэм. – В любом случае….
Я понимаю, что нахожусь в безысходном положении сейчас. Я не могу уехать. Приехав сюда с Билли, я намеревалась улететь отсюда, но он всегда может превратиться в птицу и последовать за мной.
– Конечно, у меня с самого начала возникли подозрения по поводу тебя, – спокойно продолжал он, словно я не пыталась его блокировать. – Я никак не мог понять, что же тогда произошло в лесу. Ты сопротивлялась мне дольше, чем была на то способна. Непонятно как, но ты выпрыгнула из ада на землю. Ты вызвала сияние. Превзошла меня. – Он качает головой, как будто я дерзкая, но очаровательная маленькая девочка.
– Это сделала моя мама, – отвечаю я, надеясь, что он поверит.
– Твоя мама могла делать многие вещи, – говорит он. – Она была красива, сильна, она была полна огня и жизни, но при всем этом, она была простым Димидиусом. Она не могла пересекать миры. Только Трипл способен на это.
– Ты ошибаешься, – я пыталась, но так и не смогла избавиться от дрожи в моем голосе.
– Я не ошибаюсь, – говорит он тихо, – Майкл твой отец, не так ли? Счастливый ублюдок.
Он просто продолжал говорить, и чем больше он лепетал, тем больше я рисковала все ему рассказать.
– Ладно, хорошо, это было действительно замечательно, но я замерзла и у меня еще есть дела, – опять отворачиваюсь от него, и иду вглубь кладбища.
– Где сейчас твой брат, Клара? – зовет он меня. – Знает ли он, что у него настолько хорошая родословная?
– Не смей говорить о моем брате. Оставь его в покое. Клянусь …
– Тебе не нужно клясться, дорогая. Я не интересуюсь парнем. Но, как я сказал, есть другие, которых может заинтересовать его увлекательное происхождение.
Мне кажется, что он пытается меня шантажировать. Я останавливаюсь.
– Что ты имеешь в виду? – я бросаю на него взгляд через плечо.
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне историю.
Он сумасшедший. Я разочарованно вскидываю руки, и пробираюсь дальше сквозь снег.
– Все в порядке, – говорит он, посмеиваясь, – В другой раз.
Мне даже не нужно было оборачиваться, я и так знала, что он превратился в птицу.
– Кар, – говорит он мне, насмешливо, проверяя.
Сумасшедшие долбанные ангелы! Чувствую, как я расстроена, сейчас расплачусь. Я пинаю снег под ногами, отбрасывая клочок мокрой, черной земли, хвои, гнилых листьев, сухой травы, кусочков щебня. Я наклоняюсь и поднимаю небольшой камень, гладкий и темный, как будто он лежал где-то на дне реки. Я верчу его в руках.
– Кар, – говорит Семъйяза в облике ворона.
Я швыряю камень в него.
И это хороший бросок, из тех, за которые берут в женскую сборную по софтболу в Стэнфорде. Этот бросок не был человеческим. Он рассекает воздух, как пуля, летит над забором, прямо в назойливое Черное Крыло. Моя цель достигнута.
Но бросок не навредил ему.
Камень попал в ветку, которая сейчас была пуста, и тихо упал в снег на травяном покрове. Я снова одна.
Пока.
Я с нетерпением жду, когда смогу разжечь огромный огонь в камине, приготовить что-нибудь поесть для меня и Билли, и, может быть, повесить некоторые рождественские украшения, позвонить Венди, узнать, может быть, она хочет пойти в кино или что-то в этом роде. Мне нужно немного нормальности. Но, сначала я останавливаюсь в продуктовом магазине.
Именно там, посреди стеллажей с выпечкой, я сталкиваюсь с Такером.
– Привет, – выдохнула я. Я проклинаю свое глупое сердце, за то, что оно так стучит, когда я вижу его, стоящего там в белой футболке и дырявых джинсах, держащего в руках корзину с зелеными яблоками, лимоном, упаковкой масла и пакетом сахара. Его мама будет печь пирог.
Он с минуту смотрит на меня, как бы решая, стоит ли говорить со мной, или нет.
– Ты ужасно одета, – в конце концов, говорит он, осматривая мое пальто и черное платье, высокие черные ботинки, то, как мои волосы собраны в аккуратный шиньон11 на моей макушке. На его лице появляется насмешливая улыбка. – Дай-ка угадаю: ты магически телепортировалась с некой причудливой Стэнфордской вечеринки и не можешь вернуться обратно?
– Я вернулась с похорон, – отвечаю я жестко, – С Аспен-Хилл.
Он сразу же берет себя в руки. – Чьих?
– Уолтера Прескотта.
Он кивает. – Я слышал об этом. Инсульт, ведь так?
Я не отвечаю.
– Или не инсульт, – предполагает он, – Он был одним из твоих людей.
Моих людей. Мило. Я начинаю уходить, потому что это мудрый поступок – просто уйти, не цепляться к нему, – но потом я останавливаюсь, оборачиваюсь. Ничего не могу с собой поделать.
– Не делай этого, – говорю я.
– Не делать чего?
– Я знаю, ты злишься на меня, я понимаю, почему все именно так, я понимаю, правда, но тебе не обязательно быть таким. Ты был добрейшим, самым милым и порядочным человеком, которого я когда-либо знала. Не будь придурком из-за меня.
Он смотрит в пол, тяжело сглатывает. – Клара…
– Прости, Так, я знаю, мне не стоило этого говорить, но мне правда жаль. За все, – я развернулась, чтобы уйти. – Буду держаться от тебя подальше.
– Ты не позвонила, – говорит он прежде, чем я успела убежать.
Пораженная, смотрю на него. – О чем ты?
– Этим летом. Когда ты вернулась из Италии, перед поездкой в Калифорнию. Ты была дома в течение двух недель, не так ли? И ты не позвонила. Ни разу, – с осуждением в голосе говорил он.
Из-за этого он расстроен?
– Я хотела, – говорю я, потому что это правда. – Я была занята, – добавляю я, так как это ложь.
Он улыбается, гнев исчезает с его лица, становится своего рода разочарованным.
– Мы могли бы поболтать, прежде чем ты уехала.
– Прости, – бормочу я снова, так как не знаю, что еще сказать.
– Это просто… Я подумал, может быть, мы бы могли быть…., – он прочищает горло, прежде чем говорит это слово, – Друзьями.
Такер Эйвери хочет быть моим другом.
Сейчас он выглядит таким уязвимым, глядя на свои ботинки, из-за загара его уши слегка покраснели, а плечи напряжены. Я хочу подойти и положить руку ему на плечо. Хочу улыбнуться и сказать: Конечно. Давай будем друзьями. Я хочу быть твоим другом.
Но, я должна быть сильной. В первую очередь, я должна помнить, почему мы расстались: чтобы у него была жизнь, в которой он бы не подвергался нападению падших ангелов в конце свидания, где бы он мог целовать свою девушку без ее буквального зажжения, как бенгальского огня на четвертое июля12, где бы он оставался в неведении. Ему нужен кто-то нормальный. Кто-то, кто будет вместе с ним стареть. Кто-то, кого бы он мог защитить так, как мужчина защищает женщину, а не наоборот. Кто-то, но не я.
В смысле, еще пять минут назад меня шантажировало Черное Крыло, Ради Бога. На меня охотится падший ангел, который хочет добавить меня в «коллекцию». Я собираюсь сражаться. Возможно, умру.
Делаю глубокий вдох. – Не думаю, что это хорошая идея.
Он смотрит на меня. – Ты не хочешь быть друзьями?
Я стараюсь не встречаться с ним взглядом. – Нет. Не хочу.
На этот раз, я рада, что он не может прочитать мои мысли, как это делает Кристиан. Он не знает, как много я думаю о нем, как мечтаю о нем, даже несмотря на все это время – мое сердце все еще болит при виде него, как хочу коснуться его, услышать голос. Он не видит, что мы не можем быть друзьями. Он не видит, что каждую минуту, которую я провожу с ним, мне бы хотелось, чтобы он меня обнимал. Я помню его губы на моих.
Я никогда, никогда не смогу относиться к нему, как к другу.
Я все делаю правильно, говорю я себе. Я все делаю правильно. Я все делаю правильно. Он должен жить своей жизнью, а я своей.
Его челюсть сжимается. – Все в порядке, – говорит он, – я понял. Между нами все кончено. Ты движешься дальше.
«Да» – так я должна ответить ему. Но я не могу заставить себя выговорить это слово.
Он кивает, сжимает руки так, как будто в них ковбойская шляпа, которой у него сейчас нет. – Я должен идти, – говорит он. – У меня еще осталась работа на ранчо.
Он идет к концу прохода, потом останавливается. Есть что-то еще, что он хочет мне сказать. Я задерживаю дыхание.
– Пусть у тебя будет прекрасная жизнь, Клара, – говорит он. – Ты этого заслуживаешь.
Мои руки сжимаются в кулаки, и я смотрю, как он уходит.
Как и ты, думаю я. Как и ты.
