Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный 1 Трамплин для прыжка(СИ)"

Автор книги: Симонов Сергей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Сергей открыл файл. Никита Сергеевич забрал у него мышь, прокрутил текст, ища нужные строки – потом, чертыхнувшись, всё-таки раскорячил непривыкшие к клавиатуре пальцы, нажал одновременно Ctrl и F, и напечатал одним пальцем:

К-219

«Умная машинка» услужливо прокрутила текст, подсветив искомую строку.

– Видишь? – сказал он. – Читал ведь, а не помнишь. Рванула ракета прямо в шахте. То ли протечка у них была, то ли с американской лодкой они под водой столкнулись... Дело тёмное. Факт тот, что людей и дорогущую лодку мы потеряли. А будь там ракета твёрдотопливная – обошлось бы ремонтом.

И ещё – я хочу наземные ракеты сделать мобильными. На колёсных транспортёрах или в вагон железнодорожный их упрятать. А на транспортёр жидкостную ракету не положишь, даже ампулизированную – растрясёт ее нафиг.

Хрущёв-старший подтолкнул сыну мышь.

– Пошарь-ка, кто у нас твёрдотопливные ракеты в "том будущем" проектировал?

Сергей поковырялся в файлах и ответил:

– Надирадзе. Александр Давидович.

– Та-ак... Уже теплее. Где он сейчас? – спросил Никита Сергеевич, записывая фамилию.

– Э-э... Твёрдотопливной тематикой занимается с 1948 года. С 1951 года руководит КБ-2 в составе ГСНИИ-642 Минсельхозмаша, – ответил Сергей. – Твёрдотопливными МБР начнёт заниматься с 1958 года, когда перейдёт в НИИ-1

– Не дело. Долго ждать. Надо его поторопить, – проворчал Никита Сергеевич. – Завтра поручу "боярину" его найти и вызвать. Теперь ещё вот что... Какие ещё есть варианты мобильного базирования для МБР? Ты читал, может вспомнишь? Может, какие-то опытные разработки, которые не пошли?

– Ну... – Сергей замялся, вспоминая. – Американцы наших ракетных поездов сильно боялись, но это ты и сам знаешь... А, вот! Читал я про воздушный старт, – он порылся в файлах, ища информацию, ругнулся, – Ага, нашёл! В октябре 1974 года американцы запустят ракету "Минитмен-1", сбросив её с транспортного самолёта С-5А. Пуск пройдёт успешно.

– Интересная идея, – Хрущёв заинтересованно заглянул в экран. – Ракета сколько весит?

– Двадцать девять тонн с копейками, – ответил Сергей. – У самолёта грузоподъёмность около 120 тонн.

– Ни хрена себе... Здоровая дура... – Хрущёв-старший пошевелил губами, прикидывая. – Летает, наверное, не быстро...

– Примерно 900 километров в час, как все реактивные транспортники

– У нас такого самолёта нет. А когда появится что-то подобное?

Сергей пошарил по файлам.

– Ан-22, ОКБ Антонова, 1965 год, грузоподъёмность 60 тонн.

– Долго ждать... Надо быстрее, – проворчал Никита Сергеевич. – Наверное, опять всё упрётся в двигатели... Кто у нас из авиаконструкторов славится самыми оригинальными идеями? Тут неординарный подход нужен.

– Пожалуй, Бартини, – поразмыслив, ответил Сергей.

– Кто такой? Не слышал, – удивился Хрущёв-старший. – В войну он где работал?

– Сидел он в войну. В Туполевской шарашке.

– Да... Тогда многие конструкторы сидели..., – нахмурился Никита Сергеевич, записывая необычную фамилию. – Итальянец, что ли?

17. Воздушный старт

История, дама в целом скучная и нудная, иногда может выкинуть такой фортель, что изучающие её люди потом долго не верят, что подобное вообще возможно. К таким необычным историческим парадоксам, пожалуй, относится и Roberto Oros di Bartini, известный в СССР как Роберт Людвигович Бартини.

Он был человеком невероятной судьбы – итальянский аристократ, барон, военнопленный, коммунист, эмигрант в Советский Союз, военный лётчик, авиаконструктор, между прочим – комбриг РККА (по-новому – генерал-майор). Далее – заключённый по делу Тухачевского, авиаконструктор в "Туполевской шарашке" ЦКБ-29, освобождён в 1946 году, снова авиаконструктор, учёный-аэродинамик, философ...

Бартини был, возможно, самым талантливым и уж точно – самым невезучим авиаконструктором Советского Союза – из более чем 60 спроектированных им самолётов лишь один или два строились серийно. Но его идеи опережали время на десятилетия. Он был "тайным вдохновителем" Советской космической программы. Достаточно сказать, что Сергей Павлович Королёв называл Бартини своим учителем.

Прочитав в «документах 2012» биографию Роберта Бартини, Хрущёв некоторое время сидел молча, пытаясь осмыслить информацию. Сергей тоже молчал, понимая, что отец обдумывает решение.

– Сколько же всего важного я ещё не знаю... – пробормотал Никита Сергеевич.

Он записал фамилию Бартини и его место работы в блокнот, жирно обвёл карандашом и дописал рядом: "Вызвать в Москву, немедленно"

В феврале 1954-го Хрущёв был полностью поглощён целинным проектом, выкроить время для теоретического разговора было невероятно сложно. Но он понимал, что время уходит. Узнав будущее, Никита Сергеевич теперь почти физически чувствовал, как истекают секунды отпущенного ему срока. Между двумя заседаниями он позвал своего помощника – "боярина" Шуйского.

– Григорий Трофимыч, созвонись с Новосибирским СИБНИА, если там сейчас рабочий день ещё не кончился, – попросил он, – найди там Роберта Людвиговича Бартини, авиаконструктора. Хочу с ним лично поговорить. Сейчас.

Минут через десять его соединили с Новосибирском.

Роберт Людвигович Бартини никак не ожидал звонка из Москвы. И уж тем более он был удивлён, когда услышал в трубке голос, который слышал до этого только по радио:

– Роберт Людвигович? Здравствуйте. Это Хрущёв беспокоит. Можете уделить несколько минут?

– Д-да... Да, Никита Сергеевич, конечно! – уже более уверенно ответил Бартини. – Чем могу помочь?

– Можете помочь, Роберт Людвигович, но только разговор не телефонный, – ответил Хрущёв. – Очень нужно, чтобы вы приехали в Москву. Мне необходимо свести вас с некоторыми ответственными товарищами, и обсудить пару вопросов государственной важности. Мой помощник свяжется с вашим руководством, чтобы вам оформили командировку. За вами пошлют самолёт, если погода будет хорошая. Если нелётная – рисковать не будем, поедете поездом.

– Понял, Никита Сергеевич, – ответил Бартини. – Но мне же надо подготовиться к разговору. Хоть намекните, на какую тему беседовать будем?

– Понимаю, Роберт Людвигович, но по телефону не могу, – ответил Хрущёв. – С вашей стороны линия не защищена. Давайте так. Вам завтра утром передадут секретный пакет через военных. Просто это самый быстрый способ. В пакете будут все необходимые сведения. А теперь не волнуйтесь, спокойно собирайтесь в командировку. Я вас очень жду. До свидания.

– До свидания, Никита Сергеевич, – ответил Бартини, и ошарашенно положил трубку под взглядами изумлённых сотрудников. – Это Хрущёв... В Москву вызвал... На совещание... Ничего не понимаю...

Совещались в кремлёвском кабинете Хрущёва. Помимо Бартини, на совещании присутствовали разработчик твёрдого ракетного топлива Борис Петрович Жуков, и конструктор Александр Давидович Надирадзе.

Никита Сергеевич радушно приветствовал вошедших в кабинет специалистов, пригласил садиться. Коротко пояснил причину столь срочного совещания. Рассказал о своих сомнениях по поводу МБР на жидком топливе, особенно обратив внимание на уязвимость стационарных наземных стартовых позиций. И, наконец, поставил задачу:

– В общем, товарищи, нам с вами предстоит создать оборонительную систему для всей страны, на основе твёрдотопливных МБР мобильного базирования. Необходимо добиться максимальной боевой устойчивости системы, чтобы она могла нанести врагу гарантированный ответный удар даже в случае выхода из строя системы боевого управления и гибели высшего военного и политического руководства Советского Союза. Также крайне желательно сделать систему по возможности автономной и с минимальной обслуживающей инфраструктурой, но это уж как получится.

Я готов выслушать все варианты, а потом выскажу собственные идеи, но позже. Чтобы не влиять своими дилетантскими соображениями на ваши предложения, – усмехнулся Хрущёв, немного разрядив ситуацию. – Для начала, Борис Петрович, расскажите о новой рецептуре твёрдого топлива и этих замечательных стеклопластиковых оболочках, что вы нам с Королёвым показывали.

Пока Жуков вводил Надирадзе в курс дела и рассказывал о новых разработках, Хрущёв внимательно слушал, одновременно оценивающе наблюдая за реакцией Бартини. Авиаконструктора мало заинтересовало твёрдое топливо, а вот композиционные материалы на основе стеклопластика ему очень понравились. Борис Петрович предусмотрительно захватил с собой образцы, и теперь Бартини внимательно изучал их.

– Борис Петрович, а могу ли я позаимствовать пару образцов для прочностных испытаний? – спросил он.

– Конечно, берите, Роберт Людвигович, я предполагал, что вас этот материал заинтересует, – ответил Жуков.

После доклада Жукова Надирадзе некоторое время сидел молча, что-то прикидывая в блокноте, затем сказал:

– Никита Сергеевич, задача мне в целом понятна. Характеристики ракеты я сейчас предсказать не могу, так как они сильно зависят от эффективности топлива и от забрасываемого веса. Но, полагаю, надо рассчитывать на массу не менее 50 тонн. Если удастся уложиться в меньшую массу – будет хорошо. Но это вряд ли.

Что касается мобильности – ракету такой массы можно разместить, к примеру, на гусеничном транспортёре.

– Минский автозавод берётся сделать многоколёсный тяжёлый транспортёр грузоподъемностью в 50 тонн, – подсказал Хрущёв. – Колёсная машина быстроходнее и дешевле в экплуатации.

– Тоже неплохой вариант, – согласился Надирадзе. – Но инфраструктура для мобильных пусковых установок дешёвой вряд ли получится. Нужны позиционные районы, желательно – в малонаселённой местности. Дороги для патрулирования. Пункты базирования, ремонтные базы, базы хранения... Сами ракеты и специальные боевые части тоже надо где-то хранить и обслуживать. Всю эту инфраструктуру придётся охранять и обеспечивать её безопасность...

– Конечно, – кивнул Хрущёв. – А ещё меня смущает недостаточная автономность грунтовых пусковых установок. Сколько времени такая установка может быть в автономном патруле – один-два, максимум – три дня, и то, если её будет сопровождать вахтовая машина, бытовой блок на шасси повышенной проходимости. Поэтому у нас были ещё две идеи.

– Какие же? – спросил Надирадзе.

– Первый вариант – железнодорожный, – пояснил Хрущёв. – Я, конечно, дилетант, но, на мой взгляд, у этого варианта есть несколько преимуществ. Прежде всего – скрытность. Для авиационной, а, в перспективе – и космической разведки отследить колёсные транспортёры проблемы не составит. Но вот отследить сотню – другую поездов среди тысяч других составов будет практически невозможно.

Опять же, в поезде и бытовые условия можно организовать значительно более комфортные. А значит, время патрулирования можно будет увеличить. Время межремонтного обслуживания у железнодорожного подвижного состава тоже будет побольше, чем у колёсного транспортёра, не говоря уже о гусеничном. Даже если тепловоз вышел из строя, вместо него легко прицепить другой, а если выйдет из строя двигатель колёсного транспортёра, пусковая установка, считай, потеряна.

– Разумно, – кивнул Надирадзе. – К тому же и грузоподъемность у поезда побольше, значит, можно разместить более тяжёлую ракету, а то и не одну. А второй вариант?

– Воздушный старт, – ответил Хрущёв, удовлетворённо отметив вспыхнувшие огоньки интереса в глазах Бартини. – Да, Роберт Людвигович, именно за этим я вас и пригласил.

– Вы хотите запускать ракету массой в 50 тонн с тяжёлого самолёта, как аэробаллистическую? – спросил Бартини.

– Американцы такую систему предварительно прорабатывают, – Хрущёв слукавил, забежав вперёд – в 1954 году такая система и для американцев была ещё фантастикой. – Предполагается сбрасывать ракету с тяжёлого транспортного самолёта, летящего на высоте 10-12 тысяч метров. После сброса ракета разворачивается в положение, близкое к вертикальному, стабилизирующим парашютом, запускает двигатели и стартует.

– Красиво, – одобрил Бартини. – Но самолёта такой грузоподъемности у американцев пока нет. У нас – тоже.

– Нет – так будет, – пожал плечами Хрущёв. – Необходимость в таком тяжёлом транспортнике есть, и большая. К тому же есть и ещё одна задумка. Используя такой воздушный старт, можно более дёшево запускать искусственные спутники Земли. Да, Роберт Людвигович. Туда. В космос. А спутники нам будут очень нужны. Это и связь, и разведка, и раннее предупреждение о ракетном нападении, и слежение за авианосными группировками, и метеорология, и ещё куча всяких разных возможностей. Тут смысл в том, чтобы заменить тяжёлым, но многоразовым скоростным самолётом одноразовую первую ступень ракеты – самую мощную и дорогую.

– Это-то понятно... – кивнул Бартини.

Хрущёв понял, что идея воздушного старта уже захватила авиаконструктора.

– Ну как, Роберт Людвигович, возьмётесь?

– Посчитать надо, Никита Сергеевич, – ответил Бартини. – Идея, безусловно, революционная. Но сложная.

– А вы не торопитесь, – ответил Хрущёв. – Давайте, товарищи, соберёмся через неделю или дней через десять, и вы мне расскажете, что насчитали и придумали? Да, и ещё, Роберт Людвигович, вы ведь гидросамолётами занимаетесь?

– Да, Никита Сергеич, занимаюсь. Как раз сейчас работаю над проектом сверхзвукового гидросамолёта-бомбардировщика среднего радиуса действия, под условным индексом А-55. Собирался представить его в будущем году. Такой самолёт сможет дозаправляться с кораблей или подводных лодок в любой точке Мирового океана.

– Так, так... Интересно, – задумался Хрущёв. – А увеличить дальность тысяч хотя бы до 10-12 можете?

– Теоретически – да, но это будет уже другой самолёт, большей размерности и грузоподъёмности, иначе не поднять потребный запас топлива, ответил Бартини.

– Роберт Людвигович, я вас прошу – пересчитайте ваш проект на увеличенную дальность, – попросил Хрущёв. – Видите ли, у нас сейчас нет самолёта, который может достать до США и вернуться на базу. Туполев над такой машиной работает, но у него будет дозвуковой самолёт. Прорывать ПВО на такой машине почти невозможно. А если вы сделаете сверхзвуковую летающую лодку, она сможет решать и ударные и разведывательные задачи.

– Хорошо, Никита Сергеич, сделаю, – кивнул Бартини.

– Вот и спасибо. – улыбнулся Хрущёв. – Роберт Людвигович, обратитесь к моему помощнику Григорию Трофимовичу Шуйскому, он позаботится о вашем комфортном размещении в Москве.(В реальной истории Бартини был переведён в Москву в апреле 1957 года, работал в ОКБС МАП, где при участии ЦАГИ и ЦИАМ работал над проектом А-57, исследовал режимы взлёта с воды и длительного ожидания на воде. Источник – http://www.airwar.ru/enc/xplane/a57.html )

18. Легче воздуха

Встреча состоялась лишь через 10 дней – слишком уж Хрущёв был занят целинными делами. Наконец он сумел выкроить пару часов в своём плотном расписании и попросил Шуйского вызвать на совещание Надирадзе и Бартини.

– Да они уже два дня как сообщили, что готовы к совещанию, – ответил Григорий Трофимович. – Бартини просит вашего согласия привести на разговор ещё двух специалистов, которые могут помочь.

– Конечно, пусть приводит, – ответил Хрущёв.

Кого именно собрался привести Бартини, Никита Сергеевич даже не спросил. "Специалист" – для него было достаточно.

Они встретились на следующий день. Шуйский пригласил в кабинет Хрущёва Надирадзе и Бартини.

– Здравствуйте, товарищи, – Хрущёв, гостеприимный и приветливый, поднялся навстречу. – Роберт Людвигович, а вы же собирались привести ещё двух человек?

– Да, Никита Сергеевич, они ждут в приёмной, – ответил Бартини. – Они – авиационные специалисты, к ракетам отношения не имеют. Не знаю, соответствуют ли они уровню секретности. Я планировал позвать их позже, когда Александр Давидович доложится по своей тематике.

– Будь по-вашему, – согласился Хрущёв. – Ну, Александр Давидович, рассказывайте.

Надирадзе уже успел сделать предварительные расчёты и теперь докладывал уверенно. По его прикидкам выходило, что твёрдотопливная МБР будет иметь массу примерно 40-42 тонны при дальности около 10000 км и забрасываемой массе головной части в 1 тонну. (Примерно такие характеристики имел разработанный Надирадзе в 1965-1976 гг комплекс "Темп-2С")

Но Александр Давидович честно предупредил, что ракет такого класса он ещё не строил, и считает правильным вначале отработать закладываемые в конструкцию МБР технические решения на более простой и дешёвой ракете меньшей дальности

– Ну, что ж, разумно, – одобрил Хрущёв. – Начните с чего попроще, но, по возможности, параллельно ведите и разработку МБР. Пусть лучше разработка движется медленно, чем вообще не движется. А что у вас, Роберт Людвигович? Чем порадуете?

Бартини открыл тонкую картонную папку, достал стопку из нескольких листов бумаги и ватмана.

– По моему мнению, Никита Сергеевич, – сказал он, – поставленная вами задача распадается на две независимые составляющие. Поясню.

Для запуска космического аппарата за пределы атмосферы на круговую околоземную орбиту мы хотим заменить его наиболее тяжёлую и дорогостоящую первую ступень скоростным высотным самолётом. При этом вторая и третья ступени могут получиться более лёгкими, за счет старта с большой высоты и на большой скорости. Так?

– Точно, – кивнул Хрущёв.

– А для боевого патрулирования с баллистической ракетой будет необходим аппарат не столь скоростной, но обладающий большой грузоподъемностью и продолжительностью полёта, при этом высотность большого значения не имеет, так как стрелять ему придётся стандартной боевой ракетой, имеющей, как уже сказал Александр Давидович, дальность около десяти тысяч километров.

– Вы хотите сказать, что придётся делать два разных самолёта? – уточнил Хрущёв.

– В общем – да, – подтвердил Бартини. – И это логично. Для запуска спутников понадобится сверхскоростной, высотный самолёт. Он в любом случае будет очень дорогим. Но таких самолетов стране понадобится не больше десятка. Скорее – даже меньше. Штук пять.

А вот для патрулирования с баллистическими ракетами нужны более дешёвые аппараты, совсем другого класса. И их нужно будет много. Сотни две-три как минимум.

– Согласен, – кивнул Хрущёв. – И какие будут предложения?

– Ну, – улыбнулся Бартини, – создание аэрокосмического носителя – моя давняя мечта. Вот что у меня вышло, – он протянул Хрущёву выполненный карандашом на ватмане эскиз.

Позже Никита Сергеевич признался сыну, что в тот момент у него перехватило дыхание.

Машина Бартини напоминала приплюснутый сверху треугольник, от которого вниз отходил наклонный пилон. Крошечная кабина экипажа прилепилась на самом носу вытянутого треугольного крыла. Крыло заканчивалось поворотными консолями большого удлинения. Под неподвижной частью крыла в строенных мотогондолах находились шесть реактивных двигателей.

Фюзеляжа в обычном понимании у самолёта в общем-то и не было. Вместо него нижний наклонный пилон переходил в полукруглую конструкцию в виде арки. Под ней Бартини предполагал разместить ракету. Над аркой и по бокам ракеты находились объёмистые конформные баки, ниже которых Бартини разместил мощное короткое многоколёсное шасси, убираемое в обтекатели в нижней части краёв арки.

А позади крыла и чуть выше были изображены два огромных длинных цилиндра, с торчащими из передних концов острыми конусами. Они крепились спереди к пилонам, выходящим из задней кромки крыла, а в середине опирались сходящимися вместе пилонами на нижнюю арку.

– Красавец... – пробормотал Хрущёв. – Расскажите поподробнее, Роберт Людвигович.

Бартини, явно довольный впечатлением, произведённым на Первого секретаря ЦК, с удовольствием пояснил:

– Ракета со спутником разместится внизу, между стоек шасси. Там её удобно будет обслуживать. Основная часть топлива для самолёта находится в крыле и центральном пилоне. Сами понимаете, машина выйдет прожорливая. Взлетаем на шести подкрыльевых реактивных двигателях. Для посадки хватит и двух – машина уже будет лёгкой. Крыло будет изменяемой стреловидности – на взлёте и посадке почти прямое, а во время разгона стреловидность составит около 70 градусов.

Разгоняемся до 900-950 километров в час, и включаем жидкостные ракетные двигатели. Они вот здесь, в задней части нижних топливных баков по бокам ракеты. Их задача – разогнать машину до сверхзвуковой скорости. Топливо – тот же керосин плюс запас жидкого кислорода в нижних баках.

Как только перейдём на сверхзвук – запускаются основные двигатели, – Бартини ткнул карандашом в два гигантских цилиндра. – Это – прямоточные двигатели конструкции Михаила Бондарюка. Их сейчас использует Лавочкин на своей стратегической крылатой ракете. Жидкостные ракетные двигатели и баки из-под кислорода в этот момент можно будет сбросить на парашютах. Позже их подберут для повторного использования.

На прямоточных двигателях самолёт разгоняется до трех скоростей звука и выходит по дуге на высоту около 30 километров. Там он осуществляет запуск ракеты, которая выводит на орбиту спутник. По предварительной оценке, масса спутника может достигать около тысячи килограммов, возможно – больше. Это будет зависеть от ракеты.

После запуска самолёт выключает прямоточные двигатели и четыре из шести реактивных двигателей, после чего на двух двигателях возвращается на базу.

– Роберт Людвигович... Это фантастика... – пробормотал потрясённый Хрущёв. – Неужели мы сможем такое реализовать?

– Прямо сейчас – не сможем, – уверенно сказал Бартини. – Лет через пять – сможем. Все материалы и технологии у нас уже есть. Их надо лишь собрать воедино.

– Ну, с запуском спутников разобрались, – сказал Никита Сергеевич. – Идея мне нравится. А по основной, военной тематике предложения есть?

– Конечно, – ответил Бартини. – Вот теперь позвольте познакомить вас со специалистами, которые разбираются в сути моего предложения даже больше меня.

Хрущёв кивнул. Бартини встал, открыл дверь в приёмную и позвал:

– Проходите, товарищи, – и тут же представил вошедших. – Никита Сергеевич, Александр Давидович, знакомьтесь. Авиаконструктор Борис Арнольдович Гарф и пилот Владимир Адольфович Устинович.

Гарф и Устинович неуверенно мялись на пороге.

– Присаживайтесь, товарищи, не стесняйтесь, – пригласил Хрущёв. – Признаться, раньше я о вас не слышал. Рад познакомиться.

Вошедшие уселись рядом с Бартини.

– Так вот, – продолжил Бартини. – Поразмыслив над поставленной задачей, я понял, что нам нужен аппарат с очень большой продолжительностью полёта, большой грузоподъёмностью, как можно более экономичный. Скорость и высота полёта большого значения не имеют, а вот обитаемость и комфорт выходят в число первых мест по важности.

И я подумал, что такой аппарат давно известен, но исторически недооценен. А поскольку после войны появилось много новых материалов и технологий, задача даже упрощается. Никита Сергеевич, прошу вас не делать поспешных выводов. Сначала выслушайте все наши аргументы.

Я предлагаю использовать для стратегического патрулирования с ракетами дирижабли.

Хрущёв ждал, что Бартини выдаст необычное предложение. В «тех документах» он читал, как Роберт Людвигович предложил построить авианосец на подводных крыльях, ходящий со скоростью 600 километров в час. Но дирижабль с межконтинентальной баллистической ракетой – это было нечто. Никита Сергеевич несколько секунд молча переваривал предложение Бартини, а затем расхохотался.

Бартини спокойно ждал, пока Первый секретарь ЦК успокоится. У него самого в глазах играли весёлые искорки.

– О-ох... Насмешили, Роберт Людвигович! – Хрущёв перестал колыхаться. – Да они же горят! Ломаются, падают... И вообще... Это же слон в посудной лавке! Неуклюжий, медленный... Его из берданки подбить можно!

– Примерно такой реакции я и ожидал, Никита Сергеевич, – заговорщицки улыбнулся Бартини. – Вы сейчас высказали обычный набор аргументов для человека, не очень хорошо разбирающегося в возможностях, достоинствах и недостатках дирижабля. Потому я и привёл товарищей, которые занимаются воздухоплаванием с начала 30-х. Борис Арнольдович, ваша очередь, – Бартини сделал знак Гарфу.

– Видите ли, Никита Сергеевич, – вступил в беседу Гарф. – Дирижабли горели потому, что их наполняли взрывоопасным водородом. До войны гелий в больших количествах производили только в США. Сейчас его производят и у нас, отделяют от природного газа, в котором гелий содержится в виде примеси. Природный газ при этом не расходуется. Также можно получать гелий из монацитового песка, как это делают в США. У нас залежи этого минерала имеются по берегам Азовского моря, в Донбассе и на Среднем Урале.

Гелий отделяется от монацитового песка простым нагревом. А сам монацит является источником радиоактивных материалов, например, тория.

– Так-так, – заинтересовался Хрущёв. – То есть, отделив от него гелий, можно ещё и радиоактивное топливо получать?

– Скорее всего – да, – кивнул Гарф. – В радиоактивных материалах я не специалист. Для меня, как для конструктора дирижаблей, важнее, что смесь из 85% гелия и 15 % водорода не горит, но при этом имеет подъёмную силу 93% от подъемной силы чистого водорода. Если считать грубо и упрощённо, 1 кубометр водородно-гелиевой смеси поднимает 1 килограмм веса. На самом деле даже немного больше.

– Борис Арнольдович сконструировал несколько дирижаблей, в том числе дирижабль "Победа", который после войны занимался поиском немецких морских мин в Севастополе, – добавил Бартини. – А Владимир Адольфович на этом дирижабле летал.

– К сожалению, дирижабль "Победа" был наполнен водородом, – признал Гарф. – Гелия у нас тогда не было. Будь он гелиевый, он и сейчас летал бы... Самое главное не это. У самолёта две трети его мощности уходят на поддержание его самого в воздухе. А дирижабль плавает в воздухе даром.

– В войну мы парашютистов для ВДВ готовили, – добавил Устинович. – Прыгали они с привязного аэростата. Зимой 41-го начали тренировки. Комиссия тогда подсчитала, что для прыжка 54 парашютистов в течение 2х часов израсходовали 40 литров бензина и 3 кубометра водорода. Для сравнения – если использовать тогдашний обычный ТБ-3, с которого прыгали тогда парашютисты, понадобилось бы 580 литров бензина.

– Однако! – заинтересовался Хрущёв.

СССР в те годы не был избалован нефтяным изобилием, и пример, приведённый Устиновичем, Никите Сергеевичу понравился.

– Мы с Робертом Людвиговичем прикидывали, – продолжал Гарф. – Если использовать в конструкции дирижабля стеклопластик, получится очень лёгкий и практически невидимый для радиолокаторов аппарат. Причём его удобнее делать по полужёсткой схеме, когда жёсткий каркас имеется только в нижней части дирижабля. А оболочка сохраняет форму за счет внутреннего избыточного давления. Такой дирижабль легче противостоит непогоде и более удобен при хранении. Можно откачать гелий, и поместить нижнюю часть дирижабля в обычный авиационный ангар.

– Невидимый для локаторов? Как это? – удивился Хрущёв.

– Стеклопластик – радиопрозрачный материал, – пояснил Бартини. – А двигатели и приборы слишком маленькие, чтобы радиолокатор их заметил.

– Раньше основные затраты на эксплуатацию дирижаблей составляла постройка эллингов – это огромный ангар, где дирижабль хранится между полётами, – продолжал Гарф. – Были трудности с приземлением, нужна была огромная наземная команда в несколько сотен человек, чтобы удержать дирижабль при посадке. Сейчас это не нужно. Двигатели размещаются в поворотных гондолах, и дирижабль может маневрировать вверх-вниз, вперёд-назад – как угодно.

– Главное достоинство дирижабля – он может поднимать очень большой груз, и нести его на огромное расстояние, с малыми затратами топлива. Кстати, топливо для дирижабля – это не обязательно бензин. Немецкий "Граф Цеппелин" летал на светильном газе – это смесь газов, получаемая пиролизом каменного угля. Газовое топливо для дирижабля даже удобнее бензина – не нужно уравновешивать корабль по мере расходования топлива.

– Очень интересно! – заметил Хрущёв. – А на природном газе он работать может?

– Может и на природном газе, как и автомобиль, и на дизельном топливе, если установить дизели. – ответил Гарф. – Может маневрировать с грузом, опускать его точно на место, как подъёмный кран. Может висеть на одном месте хоть месяц. Может садиться на воду.

– Ого! – Хрущёв на лету прикидывал варианты возможного использования. – Так с его помощью можно снабжать подводные лодки в море?

– Можно, – подтвердил Устинович. – А можно и искать лодки, американцы в войну так и делали. И за авианосными соединениями можно следить. Дирижабль может висеть над океаном на высоте двадцати километров, осматривая огромную территорию. На большой высоте полезная нагрузка уменьшается, но для дозорной службы это не важно.

– Уж очень они тихоходные... – заметил Хрущёв.

– Да, скорость у него небольшая – всего около ста, ста двадцати километров в час. Но для боевого патрулирования над своей территорией большая скорость и не нужна. Важна продолжительность полёта и грузоподъемность.

– И что ещё важнее, – добавил Бартини, – чем больше объём дирижабля, тем он рентабельнее. Объём увеличивается быстрее, чем площадь поверхности.

– И какой размер дирижабля нужен, чтобы носить ракету массой в 40 тонн? – спросил Хрущёв.

– Ну, я бы не ограничивался массой в 40 тонн, – ответил Гарф. – Ведь ракете нужна ещё и пусковая установка. Общая масса будет тонн 60. Для сравнения, американский дирижабль ZRS-4 имел длину 240 метров, диаметр 40 метров и мог поднимать полезный груз 82 тонны. Ну, мы сделаем длину метров 200, отыграем диаметром, получим грузоподъемность 60-70 тонн.

– Двести метров?? – обомлел Хрущёв. – Это же линкор летающий! Сколько ж такая дура стоит?

– Жёсткий дирижабль таких размеров стоит примерно в восемь или десять раз дешевле лёгкого крейсера 1й мировой войны, – подсказал Бартини. – Полужёсткий дирижабль будет значительно дешевле жёсткого.

– Гм! – Хрущёв задумался. – Интересно...

– Кстати, – добавил Устинович. – Американцы до сих пор используют дирижабли радиолокационного дозора. На одном из них огромная антенна смонтирована прямо внутри оболочки. Дирижабль используется в составе системы предупреждения о ракетном нападении.

– Да? – оживился Хрущёв. – Ещё интереснее... Но где такое чудовище хранить? Газовый пузырь длиной двести метров... Его же ветром порвёт на хрен!

– Как показывает опыт эксплуатации – вовсе нет, – возразил Устинович. – Дирижабли достаточно хорошо противостоят непогоде. Особенно полужёсткие. А уж если очень сильный ветер – можно откачать газ и спрятать корабль в ангар.

– Кстати, у меня есть проект простого и дешёвого ангара, – подсказал Бартини, вытаскивая эскиз. – Основа конструкции – тканевая секция, натянутая между двумя надувными трубами. Надставляя нужное количество секций, получаем эллинг любой длины. Воздух нагнетается вентиляторами. Эллинг раскрывается сверху по продольной оси, за счёт чего дирижабль может взлетать прямо с места. Нужно лишь выключить вентиляторы, и сбросить давление воздуха в трубах.