Текст книги "Королева в придачу"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Фрейлина еле успевала подстраиваться под резкие перепады настроения принцессы. Но, воспользовавшись её благодушием, спросила:
– Вам ведь все равно, женится он на ней или нет? Мэри прелестно надула губки. «На континенте её рот нашли бы очаровательным», – подумала Джейн.
– Как ты считаешь, Джейн, если моя помолвка с герцогом будет расторгнута – кого мне просватают?
– О, у такой прекрасной принцессы не будет отбоя в женихах, – заверила фрейлина. – Принц Португальский или Неаполитанский, герцоги Баварский или Савойский... Конечно, лучше всех был бы Франциск Ангулемский. Он родственник короля Франции и, если у Людовика XII не будет сына, что очень похоже, он станет его наследником. К тому же Франциск слывет красивейшим и наиболее галантным из французских принцев. И...
– Пустое, – перебила её Мэри, – все они мне безразличны. Признаюсь тебе – я хочу и желаю стать женой Чарльза Брэндона.
Она лишь улыбнулась, заметив ироничный взгляд Джейн, и, по-своему его истолковав, сказала:
– Ведь если он чуть не женился на Маргарите Австрийской, что помешает ему взять в супруги Мэри Английскую?
Джейн справедливо решила, что только жизнь в изоляции от двора, а также та необычная для принцесс крови свобода и самостоятельность, к каким она привыкла в Саффолке, могли возродить в душе Мэри эту немыслимую по своей дерзости мечту. Но Джейн не стала указывать на это Мэри. Лишь молвила, улыбаясь:
– Что ж, говорят, Рождественская ночь – ночь пророчеств. И я буду молиться, чтобы произнесенное сегодня вами сбылось.
Глава 3
Конец марта 1514 г.
Дворец Гринвич
Лохань для купания была такой огромной, что двое весьма крупных молодых мужчин свободно разместились в ней. Более того, они боролись в ней, топили друг друга, брызгались, хохотали. В конце концов, утомленные и довольные, они улеглись у противоположных краев, устало дыша и улыбаясь друг другу.
– Эй, вода уже подостыла! – крикнул один из них суетившимся у больших разожженных каминов слугам. – Добавьте горячей.
– И подайте вина, – приказал другой. – А потом пошли все вон.
Над водой поднялись клубы пара. Слуги – кто в бархатных беретах, кто в войлочных колпаках, но все без камзолов с закатанными выше локтей рукавами – кланяясь, стали покидать помещения ванной комнаты.
Купальщики остались одни. Потрескивало пламя, освещая кирпичные веерные своды над головой. На лавках вдоль стен лежали стопки белья, нарядная чистая одежда. Большое, в человеческий рост, зеркало отражало кувшины и тазы у противоположной стены, флаконы с духами и ароматными добавками для ванной на столиках, а также двоих купающихся мужчин. У одного были рыжеватые, белокурые волосы, молочно-белое атлетическое тело, несколько крупное, но вполне соразмерное. Другой был смугл, худощав, но имел могучие плечи, сильные мускулы так и выпирали под блестящей мокрой кожей. Волосы, потемневшие от влаги, были длинными, жесткими, упрямо завивающимися на концах. Сейчас, не глядя на своего сотоварища, он любовался цветом вина, просвечивающего рубином на свет огня.
– Чарльз, ты знаешь, о чем я хочу поговорить с тобой? – спросил первый. – Брэндон, не увиливай! Погляди мне в глаза.
Брэндон повиновался. Ресницы у него были поразительно длинными, что придавало этому по-мужски четкому и привлекательному лицу нечто девичье. А сами глаза – светло-голубые, чистые и прозрачные, казались исполненными почти детской открытости.
– Я слушаю вас, мой король.
Король Генрих VIII Тюдор, в упор глядел на друга, сотоварища по детским играм, а позже по рыцарским турнирам, походам и войнам. Глаза у короля были голубыми, как и у Брэндона, но открытыми они не казались. Их голубой, почти эмалевый блеск всегда словно что-то таил в себе. И сейчас взгляд Генриха казался почти жестким, маленький рот сурово поджался.
– Итак, – начал король, – ты выполнил мой приказ? Ты написал Маргарите Австрийской письмо? Нежнейшее письмо. С извинениями и полное излияний чувств.
– Она мне вновь не ответит, – сказал Брэндон. – Это была с самого начала неудачная затея, ваше величество. Герцогиня Маргарита поклялась, что после двух неудачных замужеств она не пойдет больше под венец. И боюсь – она сдержит слово.
– Но ты же спал с ней! – взревел король. – Она выглядела как мартовская кошка после вашей ночи! Я сам видел.
Он залпом опорожнил бокал и отшвырнул его в сторону, совсем не заботясь, что разбил дорогое стекло. Брэндон продолжал любоваться цветом вина.
– Это было один только раз. Леди Маргарита блюдет свою честь... и свою свободу.
– Но она ведь отдала тебе свое кольцо. Фамильное кольцо Габсбургов! Пол-Европы обсуждали этот факт. Ты должен был настаивать, что вы обручены.
– Милорд, вы несправедливы. Вспомните, какой поднялся скандал, едва я лишь осмелился заикнуться, что нас с герцогиней что-то связывает. К тому же она оскорбила меня, заявив, что кольцо у неё просто украдено. Согласитесь, после всего этого мудрено писать ей нежные письма.
Король расхохотался. Отодвинулся так резко, что вода в лохани выплеснулась через край.
– Ты просто не разбираешься в женщинах, Брэндон! Неужели ты не понял, что Маргарита просто зла на тебя за интрижку с малышкой Попинкорт. И скажи, за каким дьяволом тебе приспичило увиваться за фрейлиной, когда на тебя обратила внимание такая дама, как герцогиня?
– Мне просто хотелось попробовать тот лакомый кусочек, какой так привлек моего короля, – игриво улыбнулся Брэндон. И король тоже улыбнулся.
– Да, Джейн.....
Он хотел что-то добавить, но резко умолк. Лицо его помрачнело.
– Эта история с Джейн наделала слишком много шума. Бедная моя Катерина. Похоже, ей известно... как думаешь, Чарльз?
Брэндон допил вино и бережно поставил бокал на каменный пол.
– Эта история, милорд, получила бы куда меньшую огласку, если бы вы заплатили Джейн меньше денег.
– Но я король! – возмутился Генрих. – Все, что я делаю, должно быть сделано с истинно королевским размахом.
– Храни, о Боже, нашего короля Гарри! – в тон ему воскликнул Брэндон, вскинул, а затем уронил с плеском в воду руки.
Король расхохотался, потом стал задумчивым.
– Чарльз, иметь другую женщину, кроме Катерины, преступно... но так упоительно!
Брэндон предпочел смолчать. Он знал, что его величество спустя пять лет после женитьбы все ещё благоговел перед королевой. Катерина была женщиной нежной, стремившейся во всем угождать супругу. Она принадлежала к древнему царственному роду де Тостамара, и второго короля из рода Тюдоров восхищало, что такая женщина обожала его, была покорной, и к тому же, будучи совсем не глупой, так преклонялась перед ним. Ещё Катерина славилась своим благочестием, и это тоже нравилось королю, ибо её благочестие бросало отблеск и на него. Но в последнее время он словно бы стал уставать от неё. Королева старела, в то время как бывший на шесть лет моложе супруги король продолжал расцветать. К тому же все эти неудачные беременности стали постепенно разрушать ту идиллию, какую поначалу являл собой их брак. Генрих страстно хотел дать роду Тюдоров наследника – и вот одна неудача за другой... Недаром последнее время король стал нервничать, когда узнавал, что то у одного, то у другого из его приближенных рождались дети... сыновья. И вот тогда он решился на измену. Поначалу мелкие интрижки, походы с Брэндоном в бордель. В первое время Генрих очень переживал свои измены, кидался к исповеднику, каялся и волновался, как бы его дражайшая Кэт не узнала об этом. Потом, после его похода во Францию, к тому же уязвленный победой Катерины при Флоддене, он впервые изменил ей в открытую... но за морем. Интрижка с Джейн Попинкорт была для него лишь эпизодом, скорее, галантной игрой, когда король носил цветы Джейн, одаривал её подарками, устроил грандиозное шоу с эпизодом её купания. Но в спальню к Джейн он прошел тайно, стремясь, чтобы об этом никто не узнал, что само по себе наивно, особенно после щедрой благодарности короля этой фрейлине. А Генрих, словно устыдившись содеянного, кинулся к своей Кэт. Он чувствовал себя виноватым и был верен жене ровно три месяца. Пока прошлым вечером опять не пригласил Брэндона, переодевшись, совершить с ним в ночную вылазку в Саутворк[5]5
Саутворк – район Лондона, где располагалось большинство публичных домов.
[Закрыть]. Похоже, сейчас, после ночных похождений король был весел... и одновременно его мучила совесть. Конечно, Катерина, как всегда, промолчит. Но этот её немой укор в глазах...
Что касается Брэндона, то хотя лично он не имел ничего против королевы, но с недавних пор принадлежал к партии тех, кто бы желал, если не разрыва Генриха с Катериной (даже заикаться об этом было опасно), но стоял за уменьшение влияния испанки-королевы на их короля. Катерина была женщиной неглупой, но в глазах определенной группы людей слишком потворствовала союзу Англии с Испанией и Австрией, союзу, который причинил короне одни неприятности. Теперь Чарльз был среди тех, кто придерживался союза с Францией, а следовательно, от него, как от близкого друга короля, ожидали, что он воткнет первый клин меж Генрихом и его испанкой. Это была опасная игра – но Брэндон был игрок. И он должен был оправдать надежды своих союзников. Даже если это не доставляло ему удовольствия. Ибо в глубине души он считал, что как жена для Генриха Катерина подходит прекрасно, да и его личные симпатии были на её стороне. И все же он должен был действовать.
– Милорд, мой повелитель, вы мрачны. Я же думал, что после нашего сегодняшнего визита в Саутворк у вас есть все причины для хорошего расположения. Рыжая Дейзи родила чудесного малыша, вы должны быть довольны.
Маленький рот короля сурово поджался.
– Дейзи рыжая. Как и я.
– Как и младенец, – заметил Брэндон.
– Какого дьявола! Почему я должен верить всякой шлюхе из Саутворка, которой я вроде бы сделал младенца?
– Но по срокам...
– Ко всем чертям! – выругался Генрих, Но через миг тише добавил: – Не будь Дейзи рыжей... Будь я уверен... Но я не верю. Никому. Порой мне кажется, что даже не верю королеве.
Последние слова он произнес совсем тихо. Брэндон понимал, что имеет в виду Генрих Тюдор. Король женился на Катерине после смерти её первого мужа, старшего брата Генриха Артура, женился по разрешению специальной папской буллы после того, как Катерина поклялась, что по случаю юношеской слабости Артура так и не вступила с ним в плотскую связь, а следовательно, не может считаться его женой перед Богом. Если же она солгала, то есть основания признать их брак незаконным, и значит, все их бесплодные усилия дать Англии законного наследника – кара Господня. Сознание этого не давало Генриху покоя. И Брэндону, как доверенному другу короля, со стороны профранцузской партии был предложен план, как отвлечь короля от Катерины, убедить, что именно она, а не Генрих, повинна во всех их неудачах. План был прост – надо, чтобы Генрих сошелся с другой женщиной, и, если она понесет от короля, если родит ему сына, значит, именно Катерина повинна, что у самого блистательного государя Европы нет наследника. Но дело это было весьма щекотливое – Генрих хоть и поглядывал на других дам, все ещё благоговел перед супругой. И все же у него была интрижка с Джейн в Нидерландах. Скоротечная интрижка. Король потерял интерес к мисс Попинкорт, едва получил ее. И поспешил к королеве. Теперь этот ребенок от рыжей шлюхи. Жаль, конечно, что она рыжая, как и король, но тут уж Чарльз ничего не мог поделать – Генрих сам выбрал ее.
Видя, что король задумался, Брэндон вылез из ванны и завернулся в простыню. Подав королю вина и развеселив его парой шуток, он неожиданно сказал:
– Кстати, о Дейзи... Она-то, конечно, обычная продажная . Но при дворе столько дам. Что стоит вам подыскать себе возлюбленную при дворе? Особу целомудренную и добродетельную, которую ваше величество приблизило бы к себе, обласкало... И если она вам родит...
Брэндон предпочел умолкнуть, не развивать дальше мысль. Генрих был человеком непредсказуемым. И Чарльз перевел дыхание лишь тогда, когда заметил, что Генрих улыбается.
– Да, есть при дворе одна особа – весьма очаровательная и добродетельная, замечу. Я знал её ещё ребенком, угловатым ребенком. Но эти угловатые девочки порой превращаются в таких милашек...
Настроение его величества явно улучшилось. Он даже подмигнул.
– Одна из фрейлин моей жены. Сегодня я покажу тебе ее. Скажешь свое мнение.
Кто бы она ни была, имей она хоть горб на спине и косые глаза, Брэндон и тогда бы заявил королю, что она достойна его внимания. Если у королевы появится соперница, если престиж её величества хоть немного понизится – у них будет шанс вывести короля из-под влияния Катерины и её заморской родни.
А пока король был доволен, что заинтриговал Чарльза Брэндона, даже что-то напевал, вылезая из ванны. Огромный, голый, Генрих прошелся по комнате купальни, оставляя потоки воды на плитах и на меховых ковриках, и подошел к зеркалу. Какое-то время он глядел на себя, потом согнул руки, выпятил мускулы, явно любуясь своим атлетическим телом – длинные ноги, мускулистые бедра, немного обозначенное брюшко, но плечи, грудь так и бугрились под напором мускулов.
– Я король, – довольно улыбаясь, сказал Генрих, – надежда и гордость Англии.
– Во всей красе! – в тон ему выпалил Брэндон. И оба расхохотались.
Потом Брэндон прислуживал королю при одевании. Генрих не вызвал пажа, они все ещё оставались вдвоем, беседовали, вроде бы беспечно – об одежде, новых модах и изысканных запахах лосьонов, параллельно с этим слегка пиная друг друга, ловя момент, когда противник более расслаблен (Брэндону при этом, разумеется, доставалось сильнее, чем королю). Но Брэндон очень ценил эти моменты проявления доверия и дружбы монарха. И он был не прочь получить пару тумаков, даже разок растянуться во весь рост на полу, когда Генрих стоял над ним, хохоча и протягивая руку, чтобы помочь встать.
– Не нравится мне эта итальянская мода с заниженными плечами, – говорил король, считавший единственным изъяном в своей фигуре слишком покатую линию плеч, несколько не вязавшуюся с его природным атлетизмом. – Помнишь те вороненые доспехи, что подарил мне посол императора Максимилиана? Там наплечники приподняты и имеют форму рогатых ящериц, но какой это создает вид!
Брэндон, сидя на полу, расправлял буфы в прорезях узких штанов Генриха. Буфов было множество, и казалось, что сами штаны просто изрезаны этими маленькими диагональными дырочками, сквозь которые полагалось пропускать тонкое белье. А колет был коротким, в талию, и по моде таким узким, что даже не сходился на груди, и его следовало покрывать треугольным или квадратным нагрудником.
– Почему ты отсоветовал мне вызвать сестру Мэри на это Рождество? – вдруг спросил король. – Я соскучился по малышке, а сейчас...
– Но вы вспомните, государь – ответил Брэндон, – какие заносы были этой зимой. Просто немыслимо было заставлять нежную, к тому же болезненную девочку отправляться в дорогу в такое ненастье. Да и эти слухи, что к ней заезжал испанец Фуэнсалида... Бог весть, что он мог наговорить ей.
Маленький рот короля по привычке сурово поджался. Если воспоминания о доспехах, подаренных австрийцем Максимилианом, ещё могли настроить его на позитивный лад, то само напоминание об Испании, об его тесте Фердинанде, которому он верил и который его так предал, сразу заставили вспыхнуть холодным светом его маленькие синие глаза. Но Чарльз остался доволен. Он был против давнишнего брака Мэри с Карлом Кастильским, он принадлежал к партии, которая делала все, чтобы не допустить этот союз.
Король был уже готов, чтобы выйти. Лихо водрузив набекрень широкий, опушенный лебяжьим пухом берет, он посмотрел на свое отражение. Небесно-голубой бархат его камзола искрился золотыми нашивками, на блистающем алмазной пылью опушенном горностаем нагруднике были богатые аппликации из рубиновых роз, а сверху ещё сверкала подвесками несметной ценности золотая цепь. Король явно любовался собой – надменно вскинутый бритый подбородок, короткий прямой нос, яркие глаза в обрамлении рыжеватых ресниц и густая волнистая шевелюра до плеч, пышная после купания, оранжево-золотистая.
– Да, я король! – важно заметил он. – Гордость и надежда Англии. О, я докажу им всем, что в мире ещё не было подобного монарха!
И лишь на миг облачко набежало на его чело:
– Мне все же следует сходить к исповеднику, покаяться. Иначе как я смогу глядеть в глаза столь чистой и возвышенной женщины, как королева?
Он все ещё робел перед ней. Хотя и жаловался Брэндону, что из-за поста её величество не допускает его к себе в опочивальню. А ему в это запретное время как никогда хочется плотских утех.
– Но почему именно когда Кэт так строга, мне не хватает любви?
– Просто весна, государь, – улыбнулся Брэндон, подкидывая дрова в огонь и стараясь не смотреть на короля, чтобы скрыть насмешку в глазах.
– Да, весна! – вздохнул Генрих, подойдя к окну. – Затяжная весна. Уже конец марта, а снег все ещё лежит. Я даже не помню столь долгой и суровой зимы. Он что-то увидел из окна и нервно затеребил цепь на груди.
– Королева возвращается из часовни. Мне бы следовало встретить ее. Ах, да, сначала к исповеднику...
Он что-то ещё припомнил:
– После обеда у меня встреча с делегацией торговцев из Сити, потом... Это потом. Да, Чарльз, – уже выходя, оглянулся Генрих. – Думаю, до полудня мы сможем сыграть партию в теннис. Так что я тебя жду.
Брэндона порой восхищала необыкновенная энергия его молодого повелителя. Он казался неутомимым, в нем действительно гнездилась недюжинная сила. Проведя прошлые полдня на охоте, потом заседая в совете, по сути, не спав во время их рейда по притонам Саутворка, он вел себя так, словно не чувствовал усталости, и был как раз в форме, чтобы обыграть Брэндона в теннис. Да, в Генрихе Тюдоре таилось многое... Много такого, что он даже не подозревал в себе. Непостоянный и вспыльчивый, упрямый и сентиментальный, щепетильный и пренебрегающий условностями... В нем сочетались простодушие и проницательность, детское тщеславие и холодное равнодушие, себялюбие и ранимость, и то, что всё чаще стал замечать в этом обаятельном юноше Брэндон – безжалостная жестокость. Генрих был хищником, общение с которым могло больно ранить. Но Брэндона это не смущало. Он давно понял – король добр и милостив с теми, кто не встанет ему поперек дороги. А Брэндон был не так глуп, чтобы в чем-то пойти наперекор его величеству Генриху Тюдору.
Площадка для тенниса была давно вычищена от снега и присыпана песком, однако влага от талого снега и сырость от реки проникали и сюда. Песок был мокрым, налипал на обувь, мяч, даже скрипел на зубах. И все же игра была яростной.
Король посылал удар за ударом.
– Тебе сегодня везет, Брэндон!
Это было сказано хоть и весело, но с заметным оттенком досады. Но Чарльз Брэндон ничего не мог поделать. Сегодня король играл из рук вон плохо, а он не мог даже поддаться, ибо король сразу замечал подвох и начинал злиться.
Солнце уже светило по-весеннему, и Брэндон уже скинул камзол, потом и жилет. Король наконец-то разыгрался и, когда Чарльз, ловя мяч, оступился и растянулся на песке, Генрих весело захохотал.
Брэндон, отплевываясь от песка и отряхиваясь, стал подниматься.
– У вашего величества просто повергающий левый удар. Но партия ещё не окончена.
Король вновь метнул мяч.
Со стороны, где на галерее сидели зрители, раздались аплодисменты, но Генрих сделал нетерпеливый жест, даже поглядел угрюмо туда, где сидели королева и дамы.
– Будете аплодировать, если я выиграю.
И тут же вновь послал неудачный выпад, забросив за поле мяч. Король явно нервничал, вращая ракетку в руке.
– Энри, подойди, я сотру с тебя песок, – раздался мягкий голос её величества.
Генрих нетерпеливо отмахнулся. После исповеди он держался с Катериной уверенно, словно после отпущения грехов, уже не чувствуя себя виноватым перед ней.
Брэндон, отбивая очередную подачу, покосился туда, где сидела королева и придворные дамы. На королеве был введенный ею в моду пятиугольный жесткий чепец – один угол надо лбом, два – на уровне висков и два чуть ниже ушей, а сзади на спину спускалось легкое шелковое покрывало. Все окружающие королеву дамы, в подражание её величеству, носили такие же чепцы, закрывающие волосы и придающие дамам почти монашеский вид. Дам при дворе было мало, в соотношении с мужчинами – примерно одна к пяти. Поэтому отношение к ним было особо изысканное, бережное, а легкий флирт, какой порой позволяли придворные кавалеры по отношению к прекрасной половине, не выходил за рамки приличий. Королева была очень строга в этом вопросе, следила за нравами и, если где-то допускалась вольность, то провинившихся могли и услать.
Мяч ударился о заграждение галереи и, подскочив, перелетел за поручень, вызвав нервный возглас у зрительниц. Король нетерпеливо взмахнул ракеткой. Да, ему явно не везло сегодня, но он старался не сильно это показывать. Генрих отвесил в сторону королевы и дам извиняющийся поклон, и те заулыбались, пряча лица в муфты. Только королева имела право улыбаться королю открыто. Улыбка у неё была очаровательная, возмещавшая сторицей обычно несколько унылое выражение лица. Она уже была не так хороша, как ранее: бледность кожи, круги под глазами придавали ей несколько болезненный вид, старили её и тяжелые, рано появившиеся складки от крыльев носа к уголкам рта. Хороши были только глаза – серые, прозрачные, добрые. И тем не менее Катерина знала, что выглядит уже не такой свежей и молодой, потому и старалась окружать себя пожилыми матронами, дамами в летах. Даже сейчас именно они окружали её величество – тетка короля Катерина Йоркская, важная графиня Солсбери, тучная Агнесса Норфолк. Лишь чуть поодаль от королевы сгруппировались дочери и молодые жены придворных, входящие в штат её величества, румяные, хорошенькие. Брэндон скользнул по ним взглядом. Интересно, на кого из них, как говориться, «положил глаз» король. Бледнолицая красавица Мод Парр... Очень хороша, но она жена верного сторонника Генриха, и он едва ли захочет скандала. Тогда может, кареглазая, хорошенькая, с ямочками на щеках Нэнси Керью, тайная любовница самого Брэндона, которую он с готовностью бы уступил королю, ибо, как бы она не нравилась самому Чарльзу, он бы не смел стать поперек дороги Генриху. Или эта новенькая фрейлина, малышка Бесси Блаунт, благодушная хохотушка, с какой-то особо чувственной грацией в каждом движении. Именно к её ногам подкатился мяч, и Брэндон с поклоном попросил подать его. Но пока Бесси подбирала юбки, ища мяч, её опередил герцог Бэкингем.
– Не дело заставлять даму пачкать пальчики песком, – одновременно улыбаясь Бесси и бросая на Брэндона колючий взгляд, произнес этот вельможа из рода Стаффордов, – Вы не учтивы, Чарльз, – жестко сказал он и, не подав мяча Брэндону, кинул его в сторону короля.
– Плохой пасс, сэр Эдвард, – заметил сидевший неподалеку Норфолк. – Если из вас никудышный теннисист, вы бы лучше не показывали этого королю, а положились на Чарльза.
Вот они – два герцога в Англии, единственные родовитые дворяне при дворе, оставшиеся после уничтожившей почти всю знать войны Роз. Эдвард Стаффорд, герцоги Бэкингем и Норфолк, лорд Говард. Бэкингем в дружбе с королевой и придерживается происпанской политики. Норфолк же союзник Брэндона, однако меж ними царит холод – родовитый Говард несколько предвзято относится к выскочке из простых джентри, Брэндону. И все же они одна партия, поэтому Брэндон поблагодарил Норфолка улыбкой.
– Вы, как всегда, правы, милорд. Бэкингем ошибся, сейчас подавать должен я.
Он вернулся на место, и игра возобновилась.
Слава Богу, королю стало везти. Но счет был все равно в пользу Брэндона, а королю хотелось отыграться. Поэтому, когда Катерина заметила супругу, что приближается время полуденной мессы и следует отправляться в часовню, он никак не отреагировал. Генрих был азартен и готов играть помногу часов. Двор же должен был присутствовать на королевской игре.
– Партия! – наконец произнес молодой Гарри Гилфорд, выступавший судьей. Преимущество все ещё было на стороне Брэндона.
– Я должен отыграться! – не унимался король. Брэндон видел, как Генрих принял из рук пажа новый мяч, проверил его, несколько раз ударив о землю ракеткой, но вдруг замер, кого-то увидев. Сжав мяч рукой и заложив под мышку ракетку, он направился ко входу на галерею, где сидели зрители.
В проходе стоял тучный, импозантного вида человек в роскошном, опушенном мехом плаще, из-под которого выглядывало одеяние священнослужителя. На голове его был берет с опущенными наушниками, лицо полное, холеное, с густыми черными бровями над темными круглыми глазами, мясистый нос и пухлый двойной подбородок, словно стекающий в меховую опушку воротника. Лицо отражало неимоверную властность, несколько смягченную улыбкой, какой он приветствовал своего монарха. В руках он держал папку с бумагами, и было видно, как на его холеных руках сверкают каменья несметной ценности.
Когда король приблизился, пришедший хотел поклониться, но Генрих не позволил, обняв его рукой за плечи. Они о чем-то заговорили, Генрих рассмеялся.
Брэндону стало холодно в одной рубашке, его молодой паж Норрис подбежал, подал колет. Проказник, улыбаясь, негромко сказал:
– Ставлю голову против дырявого башмака, что сейчас Вулси уведет его величество.
Так и вышло. Через минуту Генрих сделал знак, что более не будет играть, и он отпускает двор. Король удалился, все так же обнимая своего канцлера Вулси за плечи, а Чарльз заметил, как нервно скомкала в руке платок королева. Она глядела вслед удаляющейся паре без улыбки, и её можно было понять. Венценосный супруг на её слова не обратил никакого внимания, в то время как стоило появиться Вулси, как Генрих оставил даже любимый теннис. Катерина нервничала. Канцлер Генриха был её основным соперником при дворе, и его влияние на короля превышало даже любовь к ней Генриха.
Чарльз счел своим долгом подойти к ней. Несколько веселых шуток – и он заставил её рассмеяться. Катерина милостиво протянула ему руку, Чарльз поцеловал её под гневным взглядом Бэкингема и, выпрямляясь, даже лукаво подмигнул ему.
О Вулси при дворе говорили постоянно. Его головокружительная карьера была притчей во языцех. Отчасти он, как и Брэндон, возвысился только благодаря симпатии к нему короля. Но если Брэндону даже его злопыхатели многое прощали, так как он все же являлся дворянином и рыцарем, то Вулси был человеком из народа, сыном простого мясника из Испвича. И привлек к себе внимание короля только исключительно своими деловыми качествами, целеустремленностью и удивительной ловкостью, с какой он шел навстречу всем желаниям Генриха, направляя их в нужное русло и превращая в законы.
Брэндон и Вулси были союзниками. Не друзьями, ибо при дворе редко кого связывала искренняя дружба, но они были единомышленниками. Оба возвысившиеся благодаря симпатии короля, оба зависящие от его благоволения, они поддерживали друг друга, чтобы не иметь один в лице другого врага, а наоборот, заключили союз, чтобы противостоять аристократии, окружавшей Генриха. На их стороне было осторожное отношение Генриха, монарха из молодой династии Тюдоров, к представителям древних родов, ведших свое происхождение ещё к английским королям Плантагенетам.
При дворе Вулси за глаза называли «мясницкой дворняжкой», памятуя его незнатное происхождение. Но в пятнадцать лет Вулси стал уже бакалавром, в двадцать – священником. Он намеренно избрал духовную карьеру, ибо церковь уравнивает людей, если у них есть таланты, а талантами Вулси обладал несомненно. Ещё старый Генрих VII обратил на него внимание и сделал духовником своего сына Генриха. Уже тогда Вулси завоевал доверие будущего наследника, и когда Генрих стал королем, он не преминул возвысить своего духовника, сделав его интендантом и поставщиком на время военной кампании во Франции. Вулси справился с назначением прекрасно. Он был администратором, которому не было равных, и прекрасным организатором, но главное – он умел находить подход к королю. И тот продвигал свою «мясницкую дворняжку», пока не ввел в королевский совет, назначив канцлером королевства. Даже влияние любимой Катерины не играло для Генриха такой роли, как мнение Вулси. Немудрено, что королева ревновала мужа к канцлеру.
А Брэндон... Поначалу, в угоду королю, он просто поддерживал Вулси, потом стал им восхищаться. Даже он, опытный придворный интриган, поражался уму и работоспособности канцлера Томаса Вулси, дивился, как тот мог сесть за работу ещё затемно и трудиться до ночи, без еды и отдыха, не обращая внимания на потребности человеческой природы. И, поддерживая его, Брэндон сначала сблизился с ним, а потом попал под его влияние. Он стал человеком Вулси, его союзником, даже шпионом. Брэндон, блистательный придворный, который слыл личным другом короля, поверенным его тайн и участником развлечений... Вот-вот, развлечений, ибо Брэндон теперь мог только развлекать короля. И оказывать на него некоторое влияние, это бесспорно. Но в руках Вулси была вся Англия. И король.
У Брэндона были свои апартаменты в Гринвиче: несколько комнат, узких, темных и не отличавшихся особым комфортом, зато богато обставленных и смежных с личными покоями короля. А у Вулси были дворцы, епархии, земли. Брэндон же вынужден был крутиться и так и этак, чтобы как-то материально поддержать свой статус друга короля. У него было несколько должностей, но ни обширных земель, ни богатых угодий, обеспечивающих регулярный доход. Разве что он владел поместьями в Девоншире, оставшимися ему после женитьбы на Маргарет Мортимер, но большая часть их уже была заложена, а с остальных оброк он уже получил. Стриженую овцу дважды не стригут... А Брэндону необходимо было поддерживать подобающий придворный образ жизни. Его друг Генрих даровал ему милость одеваться в одежду одного цвета с ним. Но у Генриха были сотни одежд, и Брэндону с трудом удавалось сводить концы с концами, чтобы поддерживать эту «милость».
Сегодня король избрал для себя одежды голубых тонов. Брэндон также оделся в платье из голубого велюра. Его элегантный стеганый колет до талии и пышные присборенные рукава имели вертикальные, горизонтальные и – наискосок – мелкие прорези, сквозь которые буфами проступало белье. Показывать белье вошло в моду, и это повлекло за собой невероятный рост цен на него. Зачастую рубашка из тонкого атласа или узорчатого белейшего полотна стоила дороже, чем весь костюм со штанами и башмаками. И сейчас, когда Брэндон стягивал у горла и расправлял складки рубахи, он мысленно прикидывал, где ему взять деньги на такую роскошь. У венецианского посла Себастьяно Джустиниани, например. И словно в ответ на его мысли, ему сообщили, что посол дожидается его в прихожей.
