Текст книги "Королева в придачу"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Мэри пора вернуть ко двору! – хлопнул ладонью по подлокотнику кресла Генрих.
У Брэндона сжалось сердце. Он видел, как доволен был король предстоящей перспективой брачного союза с французским королем. И все же, сделав над собой усилие, осмелился заметить:
– Ваше величество, не забывайте, что принцессе Мэри буквально на днях исполнилось семнадцать. Она совсем молоденькая девушка. Королю же Франции, его величеству Людовику XII, если не ошибаюсь, под шестьдесят.
Генрих глянул на него исподлобья.
– Ему пятьдесят шесть.
Тон, каким это было сказано, не допускал возражений, и Брэндон не стал продолжать. Он понял, что Мэри уже продана с политического аукциона.
А Генрих, не видя больше возражений с его стороны, довольно заулыбался.
– Конечно, Людовик Валуа годится моей сестре в отцы... если не в деды. Но Мэри в том возрасте, когда ей любой мужчина старше двадцати покажется перезрелым. К тому же, кто будет спрашивать её мнения? Она принцесса, дочь и сестра королей, она рождена для высшей доли. К тому же, какие перспективы могут открыться перед ней! Людовик... Ха! Старый хлыщ, ещё после смерти Анны твердил, что вскоре последует за своей любимой Бретонкой, а видишь, повеяло весной, и его сразу потянуло на английскую телятину. И если наша Мэри родит ему сына... Людовик стар, ничто не предвещает этому подагрику долгих лет – не в обиду тебе сказано, Франсуа. Но ты сам понимаешь, что если Мэри понесет от него, а он поторопится к своей Бретонке, то Мария Английская станет регентшей. А тогда... Я в Англии, Маргарет в Шотландии, а Мэри во Франции... Да мы заставим заплясать всю Европу!..
Чарльз больше не вмешивался. Что судьба Мэри предопределена, уже ясно. И это к тому же не его дело. Сейчас он лишь молча слушал обсуждение того, как это лучше провернуть меж королем, Лонгвилем и Томасом Вулси и только и думал, как бы ему найти предлог, чтобы скорее улизнуть на встречу с венецианским послом.
– За Мэри надо послать немедленно, – говорил Генрих, – Конечно, её нельзя вот так сразу посвящать в наши планы, особенно, когда все ещё не обговорено, но привести её следует как можно скорее.
Томас Вулси и Брэндон быстро переглянулись. Оба подумали об одном и том же. Ещё год назад Генрих значительно увеличил сумму на содержание принцессы. Но они выяснили, что леди Мэри занялась самостоятельной коммерцией и сумела создать себе вполне сносные условия. Брэндон к тому же наладил контакт с неким промышленником из Саффолкшира Джоном Пейкоком, свел его с Вулси и тот, поняв, что Пейкок помогает Мэри, дал ему все льготы для торговли с Нидерландами, дабы торговец обеспечил принцессе надлежащее содержание. Сумму же, выделенную для сестры Генрихом, Вулси с Брэндоном преспокойно поделили пополам, положив в собственные карманы. И если это откроется... Значит, за Мэри, чтобы все уладить, следует поехать кому-то из их доверенных лиц. Если не кому-то из них самих. А так как Вулси, обремененный государственными заботами, не может себе это позволить, то остается только Чарльз Брэндон.
И ещё Чарльз подумал, что если сейчас под предлогом начала сборов он покинет Лондон, то у него будет возможность поспеть на встречу с сеньором Себастьяно в Гринвиче.
Но когда он высказался что готов взять на себя миссию возвращения принцессы, Генрих поначалу обиженно поджал губы, стал ворчать, что хотя его и восхищает готовность Брэндона выполнить королевское поручение, но если Чарльз уедет, ему будет недоставать его. Хотя... Он подавил вздох.
– Что ж, возможно, ты прав. Мэри, наверное, дуется на меня за столь долгую ссылку, и только ты сможешь расположить её ко мне, заставить забыть все обиды. Да и она будет рада тебе. Когда ты готов начать сборы?
– С вашего позволения, прямо сейчас же.
Генрих довольно похлопал его по руке и повернулся к Лонгвилю.
– Видишь, Франсуа, какие у меня верные подданные. Ради моей воли готовы с места в карьер.
Брэндон повернулся к герцогу, вскинув бровь, состроил игриво-насмешливую мину. Француз ответил ему тем же и сказал:
– Что ж, с Богом, господин шталмейстер. Мой король в нетерпении.
– Уже бегу, – поднялся Брэндон.
– Даю тебе для сборов неограниченные полномочия, – крикнул ему вдогонку король. – Принцесса, моя сестра, должна прибыть с блеском.
Перепрыгивая через ступеньки, Брэндон сбежал по лестнице, пересек двор, скользнул легкой тенью в Ворота Изменников.
– А теперь налегай на весла, Хью! Не позже, чем до полуночи, мы должны быть в Гринвиче.
Часы только пробили двенадцать, когда лодка с Брэндоном пришвартовалась у каменной пристани Гринвичского парка. В кромешном мраке, закутавшись в плащ, Чарльз Брэндон обошел дворцовые постройки, торопясь к указанному месту. Ему только один раз повстречалась стража, да и та, когда Брэндон открылся, поспешила пропустить королевского фаворита.
От талого снега его башмаки совсем промокли. Голые деревья черными тенями проступали в ночном сумраке, тропинка петляла между ними. Пройдя через заросли кустарника, Брэндон оказался возле искусственного грота в стене. Перед ним белел ещё пустой бассейн фонтана. Выполненная в новомодном итальянском вкусе античная статуя по его центру казалась призраком, не менее призрачным выглядел силуэт Себастьяно Джустиниани за ней в белом плаще.
«Дурак. Нашел, что надеть для ночной прогулки», – подумал Брэндон.
Вслух же лишь извинился за опоздание, но не удержался полюбопытствовать, отчего блистательный посол Венеции решил рядиться в приведение в полночь.
– Но ведь снег же ещё не сошел, – удивился сеньор Себастьяно. – Я думал, так будет лучше.
«Дурак», – вновь подумал Брэндон.
Было удивительно тихо. Они шептались в тени грота, и Брэндон даже шикнул на Себастьяно, когда тот довольно засмеялся после рассказа Брэндона, о том, что сказал сегодня король по поводу Венеции и турецких нападок.
– Ради Бога, тише, сеньор! Здесь и деревья могут подслушивать.
Он нервно огляделся. Показалось ему или нет, что он слышит где-то голоса?
– Итак, сеньор Себастьяно, мне кажется, я честно заработал свое золото.
– Si. Вы правы, господин шталмейстер. Мне будет, о чем отписать дожу Венеции.
Он развязал тесемки своей сумки, и в руку Брэндона перекочевал увесистый мешочек с приятным мелодичным звоном. Брэндон с удовольствием подкинул его на ладони. Но тут он заметил, что из сумки венецианца высунулся свернутый трубочкой свиток.
– Ого, сеньор! Вы торопите события, и послание, я гляжу, уже готово.
Себастьяно Джустиниани какое-то время молчал. Он понял, что сейчас у него появился шанс затеять свою интригу, вбив клин меж двумя фаворитами Генриха Английского – Брэндоном и Вулси. И он не преминул им воспользоваться.
– Ошибаетесь, синьор. Это не мое письмо, а всего лишь послание от канцлера его величества к моему дожу с заверениями лояльности и обещаниями и в дальнейшем настраивать короля Генриха на союз с республикой Святого Марка.
У Брэндона пересохли губы. Итак, Вулси, этот любезный простолюдин, возвысившийся благодаря воле короля, ведет свою игру за монаршей спиной! Он ищет поддержки на юге, в Венеции. Венеции, которая вновь вошла в милость у папского двора и, как говорят, имеет как никогда вес в Ватикане. Выходит, правдивы те слухи, что «мясницкая дворняжка» Вулси добивается кардинальской мантии. Ах, заполучить бы это письмо...
Брэндон вновь подкинул кошелек. Теперь его звон показался ему даже печальным.
– Любезный Себастьяно, я готов вернуть вам эти деньги в обмен на послание его преосвященства Вулси.
Посол вскинул подбородок. Он был доволен, что сможет вернуть деньги республике.
– Хорошо. Сегодня в полдень я пришлю вам копию письма канцлера.
Но едва он протянул руку, Брэндон убрал кошелок.
– Это не то, что мне нужно, синьор. Мне неважно, о чем пишет дожу Вулси. Мне важно само письмо, с его подписью и печатью. Ведь для вас будет вполне достаточно, если вы отпишите своему правителю его содержание. А печать Вулси не так и важна в Венеции. Какое-то время посол размышлял.
– Нет, – наконец сказал он. – Этих денег недостаточно за письмо канцлера.
Брэндон даже скрипнул зубами. У него не было сейчас возможности достать столько золота, чтобы оно удовлетворило Джустиниани. А венецианец не станет ждать, отправит почту с ближайшим курьером. Хотя, может, Брэндон и сможет выкроить кое-что из той суммы, какую получит на доставку ко двору принцессы Мэри. И тут его осенило.
– А если я верну вам это золото, но добавлю к нему ещё и информацию?.. Ценную информацию, которая заинтересует дожа?
Глаза посла сверкнули во мраке.
– Все зависит от ценности вашего сообщения. Посол наполовину достал свиток, выжидательно глядя на Чарльза.
Брэндон облегченно улыбнулся.
– Вас крайне заинтересует то, что я скажу. Ведь не далее, как сегодня, вы волновались из-за предстоящего брачного союза Мэри Тюдор и Карла Кастильского. Могу вас уверить, союз не состоится.
– Во имя Бога, почему? На каком основании? – хрипло выкрикнул Джустиниани.
И тогда Брэндон выложил свой последний козырь, сообщив о решении Генриха выдать сестру за Людовика Валуа.
Венецианец едва не приплясывал от удовольствия. Франция сейчас союзница его республики, и если состоится союз Англии и Людовика... Это же ясный разрыв с Испанией и Австрией! Это же изменение политики всей Европы!..
– Письмо! – напомнил Брэндон. На этот раз Джустиниани не возражал.
Брэндон только засунул свиток за пазуху, когда его вновь нечто насторожило. Где-то рядом заскрипел гравий, хрустнула ветка. Он оглянулся и увидел за голыми кустами силуэты нескольких стремительно приближающихся людей. На одном из них блеснула золотая цепь.
– Брысь отсюда! – бесцеремонно оттолкнул он посла. И пока венецианец, круша кусты, кинулся прочь, пошел навстречу подходившим.
Это были его недруги – герцог Бэкингем, его брат Уилтшир, лорд Маунтджой, лорд Ловел. Все со свитой. И то, что они появились здесь, означало, что кто-то из его слуг расслышал о встрече и донес на него. Кто? Неважно. По крайней мере, сейчас. Его враги перед ним, и они стали свидетелями того, что он тайно ведет свою интригу с послом Венеции. Однако у него было оружие против основного врага – Бэкингема. Он давно его приберегал, чтобы одержать верх, если Бэкингем первый нанесет удар. Этим оружием была тайна Эдуарда Стаффорда, герцога Бэкингема. И только на это Брэндон рассчитывал, когда смело загородил им дорогу.
– Ого, джентльмены, какое блестящее общество! И в столь поздний час. Что заставило вас покинуть ваши теплые постели и бродить по талому снегу в полночном парке?
– Этот вопрос и мы хотели задать вам, сэр, – заговорил Бэкингем. – Никак вы были с сеньором Джустиниани. Ведь это его роскошный белый плащ мелькнул за кустами?
– Совершенно верно. У меня была назначена тайная встреча с венецианским посланником.
В темноте лицо герцога почти нельзя было различить, но в его голосе явно звучало злорадство.
– И что же столь секретное вы сообщили нашему гостю, раз не осмелились общаться с ним во дворце?
– Почему вы решили, что я что-то сообщал Джустиниани? Как раз наоборот – именно сеньор Себастьяно поведал мне кое-какие новости. Относительно вас, милорд.
– Меня?
Они стояли полукругом вокруг Чарльза. Казалось, малейшего знака Бэкингема будет достаточно, чтобы схватить его. И Брэндон, скрывая беспокойство, нарочито бесстрашно скрестил руки на груди.
– Да, мы говорили исключительно о вас. И о всяких предсказаниях. Венецианский посол – человек суеверный и крайне заинтересованный в дружбе с Тюдорами. Ведь Генрих – друг Венеции, не так ли? А тут наш суеверный сеньор Себастьяно услышал предсказание одного вашего протеже... Человека незаурядного, аббата монастыря картезианцев в Хентоне, который...
Бэкингем резко шагнул вперед и, сжав локоть Брэндона, торопливо отвел его в сторону. Чарльз резко отдернул руку. Он был выше Бэкингема, и сверху вниз спокойно смотрел на него. Он слышал взволнованное дыхание герцога и даже позволил себе улыбку в темноте. Да, Бэкингему было чего испугаться. Аббат, которого Брэндон упомянул, некий преподобный Николас Хопкинс, пророчествовал, что у Генриха VIII и Катерины никогда не будет детей, и Бэкингем должен заручиться поддержкой масс, ибо именно Бэкингем, потомок старших, чем Тюдоры, династий, унаследует трон. Бэкингем же всячески потворствовал Хопкинсу, прислушивался к его речам. А это уже государственная измена.
– Довольно щекотливое пророчество, не так ли, милорд? – заметил негромко Брэндон. Он понимал, что ведет опасную игру: Бэкингем был значительной личностью при дворе. Но Чарльз специально говорил негромко, не желая устраивать скандал раньше времени, ведь Генрих все ещё доверял Бэкингему, да и королева ему покровительствовала. И все же герцога не мешало поставить на место.
Из-за их спин раздался взволнованный голос брата Бэкингема.
– В чем дело, Эдвард?
– Подожди немного, – махнул рукой герцог. Он тяжело дышал, грудь вздымалась так, что даже в темноте стали заметны скользящие по цепи на его груди блики.
– Король не поверит вам, Чарльз, – наконец выдохнул Бэкингем.
– Не поверит? Бога ради, я ведь не занимаюсь предсказаниями, чтобы его величество верил или не верил мне. Хотя наш Хэл – человек суеверный... Может и заинтересоваться, если, конечно, до него что-то дойдет. Хотя Джустиниани не болтлив, даже мне сообщил это по секрету. Я же заверил его, что слухи могут быть необоснованны.
Он умолк, давая Бэкингему поразмыслить и сообразить, что не станет доносить на него, пока тот его не принудит. А если принудит... Бэкингему совсем не улыбалось, чтобы король начал расследование. И он понял, что Брэндон будет молчать, если он сам оставит его в покое.
– Идемте, милорды, – повернулся он к своим спутникам.
– Боюсь, что вышло досадное недоразумение, и мы вмешались не в свое дело. Сэр Брэндон встречался с послом Венеции по поручению нашего короля, и будет лучше, если мы будем молчать, что помешали их свиданию.
Все недоуменно переглядывались, но покорно пошли за удалявшимся герцогом.
Брэндон шел за ними, немного поотстав. Но на подходе к замку он замедлил шаги и немного постоял, справляясь с волнением. Сегодня он мог бы погубить себя и все же этот день нельзя назвать неудачным. Он отвел от себя подозрение, нейтрализовал Бэкингема, да так, что какое-то время может не опасаться нападок с его стороны. Он прошел по краю пропасти и не оступился. А главное, получил ещё одно обезопасившее его средство – письмо Вулси. Теперь он защищен как от недруга, так и от союзника.
Где-то вдали выла собака, капало с крыш. За высокими окнами мелькнул и растаял свет от удалившейся процессии Бэкингема. Брэндон мог идти к себе, но постоял ещё какое-то время, облокотись о каменного льва у подножия ступеней крыльца, прикрыв глаза. Он был почти счастлив и одновременно испытывал усталость. Да, жизнь при дворе – нелегкая штука. Но все же это именно то, чего он желал для себя – риск и победа. Без этого жизнь казалась бы пресной.
Он улыбнулся в темноту. Что теперь? У него даже мелькнула мысль, не воспользоваться ли открытой дверью в спальню Нэнси Керью? Опустить усталую голову на её нежное плечо, отвлечься? Нет. Он все же слишком утомлен. А завтра поездка за принцессой, новые сборы, хлопоты. Ему лучше пойти к себе, выспаться как следует. У него впереди столько дел.
Глава 4
Королева Катерина вставала в пять утра, чтобы успеть привести себя в надлежащий вид до того, как придет время идти к ранней мессе.
В Гринвиче ещё стояла дремотная тишина, когда любимая придворная дама королевы, донья де Салиас, отдергивала расшитый полог на кровати её величества и с пожеланиями доброго утра протягивала чашку с отваром из трав, подслащенных медом. Они улыбались друг другу. Катерина вообще была приветлива в общении со своим окружением, хотя и не терпела фамильярности.
– Да святится имя Господне, – сказала первую фразу королева.
– Во веки веков, аминь, – ответили, склоняясь в реверансе, прислуживавшей в это утро дамы.
Все уже были одеты и прибраны, но, кроме де Салиас, выглядели сонными. Маленькая Бесси Блаунт даже с трудом сдерживала зевоту.
Королева скользнула за ширму, где стоял таз с теплой водой, кувшин для умывания, ароматная мыльная пена в фаянсовой чаше. Катерина скинула с себя рубаху, переступила через неё и стала обмываться, прикрытая от посторонних глаз заслоном ширмы. Она была стыдлива, никто, даже супруг, никогда не видели её наготы. Только по утрам сама Катерина видела свое тело, и оно не радовало ее. Оно уже утратило свою девичью стройность: сказалось пять неудачных беременностей и возраст. Кожа стала рыхлой, живот отвис, талия располнела, а грудь, такая пышная и упругая когда-то, теперь отяжелела, обвисла. Королева сдержала невольный вздох. Да, она уже не так хороша, а её яркий молодой супруг продолжает расцветать. Шесть лет разницы меж ними говорили не в её пользу, а последняя неудачная беременность особенно сильно сказалась на ней. И все же Генрих любит ее. А она его. Любит его сильное мужское тело, его нежную плотскую страстность и ту внутреннюю радостную чувственность, что он разбудил в ней. Однако их постоянные неудачи дать Англии наследника навели Катерину на мысль, что её плотская радость греховна, и она вытравила её из себя, уйдя в религию. Теперь в объятиях Генриха она была покорной и спокойной, не забывая начинать читать молитву всякий раз, как он покрывал ее. Правда, последнее время ей стало казаться, что её религиозность раздражает его, и это её огорчало. Она готова была уступить ему, если бы не была так убеждена, что поступает правильно. И чтобы привлечь короля, уделяла большое внимание своим туалетам, своей внешности, надеясь этим удержать его привязанность. Однако в последнее время стала носить под роскошным бархатом и парчой королевских одеяний грубую власяницу.
Вот и сейчас, когда она надела это жесткое колючее одеяние из грубой шерсти, её освеженная после омовения кожа зазудела, и Катерина ощутила внутреннее мистическое удовольствие. Развязывая завязки ночного чепца, высвобождая волосы, она вышла из-за ширмы и села в кресло перед овальным зеркалом из полированного серебра. Оно отразило её покрытое ранними морщинами худое лицо с дряблым подбородком. Но руки, расплетавшие косу, были все ещё красивыми – нежными, белыми, с тонкими холеными пальцами. Хороши были и волосы – каштановые с легкой рыжинкой, густые и блестящие. Когда она расплела их, они тяжелой массой упали до пола. Генрих так любил её волосы... Она даже улыбнулась этой мысли, но от улыбки резче обозначились морщины в уголках рта, а рядом зеркало отразило нежно розовое, почти детское личико Бесси Блаунт. Катерина с невольным раздражением сравнила себя с хорошенькой фрейлиной, отметила, что Бесси с невольным содроганием поглядела на её шею, там, где жесткий ворот власяницы натер до красноты кожу её величества.
– Сколько вам лет, дитя мое? – спросила её королева.
– В начале мая исполнится четырнадцать.
– Но вы выглядите вполне сформировавшейся девушкой, мисс Блаунт. И вам следует научиться контролировать свои чувства.
Бесси смутилась и случайно стукнула королеву и тут же покраснела, испугавшись своей неловкости. Королева в зеркало улыбнулась ей. Она сидела, выпрямив спину и слегка откинув голову, чтобы девушке было удобнее расчесывать ее.
– Мария, – окликнула она свою испанскую придворную даму.
Мария де Салиас по знаку королевы протерла ее желтоватую кожу отбеливающим лимонным соком, затем при помощи тонкой иглы заполнила рыбьим клеем морщины в уголках глаз и у губ. Слегка припудрив ей лицо, мягкой щеточкой расчесала слишком тонкие и невыразительные брови её величества и нанесла на них и на ресницы более темную каштановую подкраску. Щекам придала смугловатый оттенок румянами из пчелиного сока, а тонкие губы подкрасила розовым кармином. Лицо королевы преображалось прямо на глазах.
– Что бы я делала без тебя, моя дорогая, – сказала королева, и они улыбнулись друг другу в поверхность зеркала.
Затем королеве подали рубашку из тончайшего атласа с пеной кружев у ворота и запястий. Бесси кончила расчесывать волосы королевы, и ещё две дамы заплели их в косы, уложив улиткообразными кругами вокруг ушей, а сверху одели полностью их прикрывавшую шапочку из золотой, расшитой мелким жемчугом парчи. Хотя Катерина и гордилась своими волосами, но считала это непростительным кокетством; роскошь же одежд была положена ей по сану. И все же, когда дамы застегнули её в жесткую решетку стального корсета, она не удержалась и стала требовать, чтобы они как можно туже стянули его в талии. Всё это суета, тщеславие, но ей так хотелось выглядеть стройнее и привлекательнее для супруга! И она только кусала губы, чувствуя, как стальные полосы впиваются в тело.
Нижнее платье она выбрала из красно-коричневой, расшитой золотом парчи со множеством прорезей на рукавах для пропуска буфов. А верхнее с квадратным вырезом и с очень широкими, подбитыми соболем, рукавами из темно-коричневого бархата. Рукава верхнего одеяния было модно отворачивать за локти – так называемый «епископский» фасон. Это позволяло и открывать нижний рукав с буфами, и щеголять соболиной подбивкой верхнего. На голову ей поверх нижней шапочки надели пятиугольный чепец из темно-коричневого искрящегося шелка с ниспадающим сзади легкими складками покрывалом, изящно отороченным по краю тонкой золотистой каймой. Потом подошла очередь драгоценностей. Украшения были слабостью королевы. Она редко когда могла насытиться, перебирая граненые рубины и изумруды, сверкающие алмазы в розетках из тонкого золота, мерцающие сапфиры. Сегодня Катерина выбрала серьги из граната каплевидной формы, такие же темно-красные гранаты свисали с её узорчатого золотого колье. На жесткий корсаж прикололи брошь, усыпанную рубинами. И только перстней Катерина не надевала, так как носила одно обручальное кольцо.
– Миледи, вы великолепны! – улыбались придворные дамы.
– Вы восхитительны!
Катерина довольно улыбалась, хотя в душе и корила себя за слабость к лести. И тут её внимание отвлек шум во дворе: лай гончих, сигнальные выстрелы часовых, хлопанье дверей, голоса суетящихся грумов. Она обрадовалась, поняв, что прибыл Генрих, а когда прибежал паж и сообщил, что его величество ждет её у дверей часовни, чтобы вместе отстоять мессу, она так и засияла, став почти красивой.
Генрих приехал! Катерина летела к нему, как на крыльях, и его теплая, приветливая улыбка затопила её сердце нежностью.
– Простите, душа моя, что провел эту ночь вдали от вас. Все это государственные заботы. Мне необходимо было кое-что обсудить с Вулси и Лонгвилем. Дело касалось выкупа Лонгвиля, а также мы обсуждали перспективы...
Катерина улыбалась и почти не слушала, что говорил король. Любила она его безраздельно, он казался ей её героем, её рыцарем. И сейчас она любовалась его румяным лицом, блеском голубых глаз, завитками пышных рыжеватых волос, ниспадающих на меховое оплечье плаща из-под украшенного брошью берета. С трудом взяв себя в руки, королева заставила себя прислушаться к словам мужа. Чтобы хоть что-то ответить ему, она осведомилась, где Брэндон. Этот шалопай опять отлынивает от мессы?
– Нет, я его сам отпустил. У него много дел. Знаете, вчера мы обсудили возможность возвращения ко двору нашей дорогой сестры Марии. И я поручил Чарльзу привезти ее. Сегодня у него хлопотный день, сборы в дорогу.
До Катерины наконец дошло. Она глянула на мужа радостно и удивленно.
– Энри, ты возвращаешь Мэри? Как я рада!
– Да, душа моя. Ты ведь давно просила меня за сестру. А про себя подумал, что Катерина, наверное, уверена, что Мэри возвращается исключительно ради свадьбы с её племянником Карлом Кастильским. Королева же постаралась скрыть в душе беспокойство, почему возвращение сестры Генрих обсуждал именно с Лонгвилем. Чтобы отвлечься, Катерина сказала, с каким нетерпением будет ждать золовку и готова предложить свои услуги, чтобы помочь Чарльзу со сборами.
В глазах короля появился нежный блеск. Как она все-таки мила и добра, его Кэт. На неё всегда можно положиться. Вот если бы только она родила ему сына! О, они сейчас оба испросят об этом Господа. Ведь не может же Всевышний отказать в такой малости королю и королеве Англии!
И взяв кончики пальцев Катерины в свою большую ладонь, он вместе с ней вошел под свод часовни.
Королева сдержала слово и сразу по окончании трапезы велела послать за королевским шталмейстером.
Брэндон был занят по горло, когда узнал, что его вызывает её величество. С утра он крутился изо всех сил – ведь Генрих велел спешить, а значит, надо проследить, чтобы подобрали наиболее сильных и выносливых лошадей, проверили, в исправности ли фургоны, следовало заняться подбором свиты, выбрать камеристок и горничных, заготовить провизию на дорогу, снарядить охрану... И он только сокрушенно вздохнул, оставляя все дела и отправляясь в покои королевы.
Но когда он узнал, что Катерина собирается помочь ему, он только улыбнулся и, опустившись перед королевой на одно колено, поцеловал край её платья.
– Вы лучшая супруга, какую мог пожелать мой король, – прошептал он, подчеркнуто преданно глядя на её величество. – И лучшая госпожа для его подданных.
– Что вы, сэр Брэндон. Я ведь тоже заинтересована в возвращении нашей Мэри. И чувствую за собой вину, оттого, что принцесса из рода Тюдоров так долго жила вдали от двора.
Помогая Брэндону, королева с чисто женским тактом обратилась к тем вопросам, которые он пока упустил. Принцессу следует вернуть ко двору со всем подобающим блеском, а следовательно, ей нужны наряды, драгоценности и множество мелочей, без которых не обойтись ни одной знатной леди. И Катерина сказала, что лично выделит для принцессы ткани для нарядов, подберет хорошую портниху, выдаст украшения, шали, веера, кожи для обуви и даже отправит с Брэндоном своего личного сапожника. Что же касается свиты, то Брэндону лучше взять всего двух-трех придворных дам, которые обучат Мэри нововведениям этикета, а весь штат лучше набрать в провинции, ведь при дворе женщин недостаточно, а принцессе нужна будет своя свита.
А Брэндон думал, глядя на королеву: «Какое же её ждет разочарование, когда она узнает планы Генриха насчет сестры». Вслух же с готовностью поддержал предложение Катерины и попросил посоветовать, кого её величество предложит ему в качестве спутников. На кандидатуре Гарри Гилфорда они сошлись сразу. Чарльз был с ним на короткой ноге, Катерина считала его безвредным, а главное, с Мэри все это время находилась его мать Мег Гилфорд, и они даже сделают доброе дело, если дадут возможность сыну встретиться с ней. И ещё королева посоветовала Чарльзу взять в свиту милейшего Томаса Болейна, который только недавно прибыл от двора Маргариты Австрийской и не получил ещё никакой должности, а все знают его как человека покладистого и услужливого. Об услужливости Болейна, зачастую доходящей чуть ли не до унижения, при дворе ходили едва ли не анекдоты. Чарльз с королевой даже посмеялись по этому поводу. Однако когда Катерина назвала ещё двоих-троих кандидатов, то Брэндон сразу уловил, что она желает, чтобы в свиту вошли лица из её окружения, которые могут начать настраивать Мэри на происпанскую политику. Поэтому сослался, что ввиду спешного отъезда он не намерен брать с собой много народа. Катерина не настаивала. И они вместе быстро составили список того, что Брэндону следует взять в дорогу, и королева сказала, что предпримет все меры, чтобы у него не вышло задержки.
Она сдержала слово, И пока Генрих то упражнялся в парке в стрельбе из лука, то ходил смотреть предложенные торговцами товары, Брэндон постоянно ощущал помощь Катерины. То и дело от неё приходили посыльные, доставляли все необходимое, помогали делом и советом. И тем не менее, солнце уже перевалило далеко за полдень, когда двор удалился смотреть поставленную вчера пьесу «Хвастливый воин», а Брэндон со своим небольшим обозом переправился через Темзу и двинулся в сторону Саффолкшира. Они ехали по широкому торговому тракту, проложенному к рынкам Восточной Англии. Местность была шумной, оживленной. Но дорога была сносной лишь там, где проходила по твердым породам почвы, или же там, где в болотистых низинах темнели бревна гатей, установленных местной администрацией. Но чем дальше они отъезжали от столицы, тем хуже становился проезд. Копыта коней скользили по талому снегу, повозки то и дело застревали, и приходилось их подталкивать и нещадно хлестать лошадей, чтобы они вывозили на относительно сухое место эти большие, крытые брезентом колымаги. Сидевшие на них женщины визжали и охали, а порой и нервно хохотали, дерзко откликаясь на шутки мужчин. Но порой всадникам, возглавлявшим обоз, приходилось спешиваться и, меся грязь, самим подталкивать огромные колеса фургонов. И если щеголь Гарри Гилфорд отказывался покинуть седло, то услужливый Томас Болейн и даже Брэндон то и дело увязали по колено в грязи, когда вместе с простыми охранниками налегали плечом на стенки застрявших фургонов. Вымазались они необыкновенно, но было весело, они чертыхались, смеялись, перебрасывались бойкими шутками. Чем дальше они оказывались от двора с его этикетом, тем проще становились их отношения, легче обхождение и.когда Брэндон с Болейном вспоминали галантные манеры и торжественный церемониал, с каким столкнулись при дворе Маргариты Австрийской, то даже изумлялись, глядя на измазанную одежду друг друга, – было ли в их жизни все это? А ещё Чарльз Брэндон отмечал про себя, что его миссия с поездкой к принцессе освободила его от тягостной обязанности поддерживать ни к чему не ведущие отношения с правительницей Нидерландов.
Уже совсем смеркалось, когда они, усталые и продрогшие, увидели впереди высокие кровли города Брэнтвуда.
Придержав коня, Брэндон сделал знак Болейну приблизиться.
– Сэр Томас, на этого баламута Гилфорда нельзя ни в чем положиться. Поэтому я бы просил вас проследить за расквартированием и постоем людей на эту ночь.
– А вы, милорд?
– Я оставлю вас. Да не волнуйтесь. Я буду отсутствовать лишь до утра. Мне надо навестить моего тестя, сэра Энтони Брауна, его усадьба Стилнэс вон за той рощей. С рассветом же я приму вновь на себя обязанности главы миссии.
В глазах Томаса Болейна мелькнули одновременно и понимание и робость. Как этот человек может так легкомысленно отстраняться от своего долга? Хотя все знали, что с отцом своей первой жены Энтони Брауном Чарльз поддерживал теплые отношения и по возможности его навещал. И все же... Он молча глядел в сторону скакавшего прочь Брэндона.
В воздухе чувствовался запах унавоженной земли. Деревья стояли ещё голые, через сероватую путаницу ветвей Чарльз ещё издали увидел силуэты Стилнэс-Холла, заметил свет в окнах. И сердце тихо заныло в груди. Здесь он провел свой тайный медовый месяц с Анной Браун, здесь оставил её ради повеления короля, сюда совершал секретные поездки, когда она родила ему дочь, и позже, когда их брак признали недействительным, и он уже считался мужем Маргариты Мортимер. Да и позже... Тут жили две их дочери, и здесь же воспитывались на попечении отца Анны два его незаконнорожденных сына от других женщин...
