Текст книги "Сага о Вигдис и Вига-Льоте. Серебряный молот. Тигры моря: Введение в викингологию"

Автор книги: Сигрид Унсет

Соавторы: Наталия Будур,Вера Хенриксен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

– Он нашел себе какое-нибудь занятие?

– Эльвир послал его чинить рыбацкие лодки и снасти, и это у него хорошо получалось, хотя его рыбацкие рассказы тоже вскоре стали известны всем. Зато он нашел себе здесь хорошую льночесалку..

Впервые за все время пребывания в Эгга Турир засмеялся. И он рассказал Сигрид, каким образом взял Хьяртана на борт в Дублине.

– Та, что была в Дублине, куда хуже этой, – сказала Сигрид. – Эта – служанка средних лет, помешанная на мужчинах и имеющая троих незаконнорожденных детей. Она набрасывается на мужиков, как медведица на скот. Стоило ей только сурово взглянуть на него, как Хьяртан пополз к ней на брюхе, как пристыженный пес.

– Бедный Хьяртан! – сказал Турир. Больше они ни о чем не говорили до самого дома.

Все оставшееся время Турир вел себя тихо, и Эльвиру больше не нужно было следить за тем, чтобы он был умерен в потреблении пива и меда.

Торберга и его рабочих удалось уговорить остаться еще на время, чтобы построить корабль для Турира. Сам ярл Свейн вел с ним переговоры; корабелы же сказали, что больше заработают, отправившись на летние месяцы в поход; у многих из них были к тому же свои усадьбы. Но слова ярла и обещания хорошо заплатить возымели действие.

Турир часто ходил на причал, и между ним и Торбергом постепенно завязалась дружба.

Торбергу нравилось, когда рядом находился Турир; и поскольку Турир был не особенно разговорчив, Торберг рассказывал и пояснял больше обычного. И в конце концов Туриру передалось стремление Торберга к совершенству конструкции – стремление, граничащее с помешательством.

Он строил свои корабли, как скальд слагает свои висы, этот Торберг. Ритм шпангоутов напоминал стихотворный размер, форма деталей – кенинги, и он соединял все это в единое целое, посрамляющее чистотой своих линий не одну скальдическую песнь. И поскольку он каждый раз выдумывал новую форму деталей, все его корабли отличались друг от друга, даже корабли одного типа; все они были индивидуальны, словно живые существа.

Однажды, когда они сидели вдвоем на берегу, Торберг начал рассказывать Туриру о других построенных им кораблях.

Постепенно Турир тоже включился в разговор. В их дружбе не было ничего принудительного: иногда они болтали, иногда сидели молча, не чувствуя никакой необходимости разговаривать.

– Что нашло на тебя в тот раз? – спросил Турир, когда Торберг рассказал ему о знаменитом «Длинном Змее».

– Мастер, строивший этот корабль, имел слабое представление о красоте линий, – сказал Торберг, – и к тому же он был упрям. И Олав Трюгвассон терпеливо, как росомаха, пытался объяснить ему что-то…

– Но зачем, рискуя своей жизнью, ты сказал им, что они ошибаются?

– А ты сам часто рисковал жизнью ради богатства?

– Бывало и такое. Но я искал не только богатство, не меньше значил для меня азарт самой битвы.

– Ты понимаешь, что можно испытывать подобный азарт, строя корабль?

– Да, – ответил Турир. – Я начинаю понимать.

– Богатство, к которому я стремился, заключалось в том, чтобы сделать корабль как можно красивее. И перед глазами у меня стоял контур «Змея», согласно которому я и построил корабль. Глядя на то, как они забивают в обшивку гвозди, я чуть не заболел, и мне пришлось уйти, чтобы не видеть, как они портят драккар. И я пришел туда ночью и сделал зарубки, чтобы показать им, как нужно строить.

– Ты был уверен в себе, – сказал Турир. – Конунг Олав вряд ли предал бы тебя легкой смерти за то, что ты испортил его корабль.

– Я знал, что делаю, – ответил Торберг.

– Да, он явно был доволен, когда драккар был готов, и произвел тебя в корабельные мастера…

Торберг не ответил, но через некоторое время сказал:

– Для какого вида товаров предназначен твой корабль?

Турир стал рассказывать о своих планах, о том, что морская торговля станет в будущем прибыльным делом. Он говорил с большой страстью, и Торберг во все глаза смотрел на него, впервые видя его увлеченным чем-то.

– Я рад тому, – сказал он, когда Турир замолчал, – что мой корабль будет использован в деле, которое тебе по сердцу.

– Твой корабль? – сказал Турир, изумленно взглянув на него. – Корабль считается моим, даже если ты и построил его!

Торберг усмехнулся.

– Разве твой сын становится не твоим, когда ты отдаешь его кормилице? – сказал он.

Турир почувствовал себя так, словно его ударили из-за угла.

Он тут же представил себе маленькое, сморщенное личико, сжатые кулачки – сына, которого дала ему Раннвейг и которого он отослал прочь.

Торберг же неправильно истолковал тень, набежавшую на его лицо.

– Тебе не нравится, что я говорю о своих кораблях? – спросил он.

– Я подумал о другом, – коротко ответил Турир.

Торберг внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. И тогда Турир сказал:

– У меня есть сын, которого я отослал кормилице, об этом я и подумал.

– У меня самого много таких, – сказал Торберг. – Оса, моя жена, не любит, когда я привожу в дом детей от моих любовниц.

– Я говорю не о ребенке любовницы.

– Почему же тогда ты отослал его прочь?

– Его мать умерла, когда он родился.

Некоторое время Торберг сидел молча, заметив суровую горечь на лице Турира.

– В мире много женщин, Турир, – сказал он наконец.

– Я знаю, – ответил Турир. – Но ты можешь оставить их себе.

Торбергу трудно было понять, что мужчина может быть привязан к одной женщине. Разумеется, он сам был женат, и он любил свою Осу; она была такой домашней и уютной, и он всегда возвращался к ней. Но ей приходилось мириться с его любовными похождениями. Первые годы были для нее горькими; и однажды она бросила ему в лицо слова: если бы он отдавал ей столько, сколько он отдает своим кораблям, она позволила бы ему спать с девчонками в каждой деревне. Но он только пожал плечами и сказал: «Ты думаешь?», и больше не возвращался к этому разговору. И в конце концов она успокоилась.

Теперь, находясь в Эгга, он уговорил одну из девушек делить с ним постель; она была молодой, красивой и своенравной, и он был очень доволен ею.

Торберг покачал головой, ему показалось, что Турир ведет себя глупо.

– Раз уж ты так тяжело это переживаешь, – сказал он, – то самое лучшее для тебя – забыть на некоторое время о бабах. Постепенно ты придешь в себя, а пока займись чем-нибудь другим. Похоже, тебя интересует торговля. Почему бы тебе не потратить время и силы на это? Это даст тебе пищу для размышлений. И к тому времени, как у тебя снова появится интерес к женщинам, ты разбогатеешь…

Турир засмеялся – добродушно, но с оттенком горечи.

– У тебя же есть сын, – продолжал Торберг, – значит, есть для кого стараться!

Турир не нашел, что ответить. Ему следовало обдумать слова Торберга. Ему нужен был какой-то толчок извне, чтобы начать заниматься торговлей. Что же касается мальчика… Если он почувствует, что может что-то сделать для сына Раннвейг, тогда, возможно, ему удастся побороть в себе мучительное чувство того, что он поступил с ним несправедливо – чувство, не покидавшее его с момента разговора с Сигрид.

– Стоит попробовать, – наконец сказал он.

– Турир! – вдруг весело произнес Торберг, и в голосе его послышалось воодушевление. – Этот молоток, который дал тебе ярл, в самом деле лучшего сорта! А дома у меня лежит пара форштевней, подобных которым не сыщешь; я хотел использовать их для своего собственного корабля. Если хочешь, я могу послать за ними…

– Я буду только рад, – сказал Турир. – Но ты можешь и не использовать их, если передумаешь.

– Наверное, я никогда не соберусь строить для себя, я слишком много строю для других. Но тебе придется пообещать предоставить мне еще больше свободы, чем прежде.

– Ты волен строить, как считаешь нужным, – сказал Турир. – Я знаю, на что ты способен.

– У тебя будет красивейший корабль из всех, которые только плавали по морю!

Глаза Торберга сияли, и Туриру стало передаваться его воодушевление. И в нем появилось что-то от его прежней гибкой подвижности, когда он, некоторое время спустя, отплыл с Торбергом в Эгга.

* * *

Наступила середина лета. Эльвир, Турир и часть работников занимались во дворе боевыми играми, когда прискакал Блотульф Кетильссон из Гьеврана и четверо его парней.

– Интересно, что им нужно… – сказал Эльвир, удивленно посматривая на его грозных сопровождающих.

– Вид у него не особенно радостный, – сказал Турир. И это в самом деле было так: лицо Блотульфа напоминало грозовое небо.

Это был человек лет тридцати с лишним, крепкого сложения, но не толстый, с красным лицом и белокурыми волосами. Взгляд его голубых глаз был добродушным, он часто и от души смеялся, но на этот раз между бровями у него пролегла глубокая складка, губы были плотно сжаты.

Подъехав прямо к ним, он на ходу соскочил с коня. Рука его потянулась к мечу, и он грозно прорычал:

– Скажи мне, где я могу найти того пса, который увивается за моей дочерью?

– Мне кажется, ты должен рассказать, о ком идет речь, – спокойно ответил Эльвир.

Но Блотульф уже повернулся к Туриру, которого и раньше встречал в Эгга.

– Это один из твоих людей, – сказал он, – здоровенный щенок с белобрысым чубом и широкой рожей. Его зовут Финн.

– Ты имеешь в виду Финна Харальдссона из Грютея, моего шурина? – сказал Турир.

Блотульф опустил меч.

– Я не знал, что он твой шурин, – сказал он.

Но лицо его опять стало мрачным.

– Если он твой шурин, то тебе следует присматривать за ним, чтобы он не позорил дочерей свободных людей!

– Я думал, что он дружит с твоим сыном Хаконом, поэтому так часто и наведывается в Гьевран, – сказал Эльвир.

– Я тоже так думал, – ответил Блотульф. – Но сегодня, когда я уже хотел договариваться с Халльдором из Скьердингстада о свадьбе Ингерид с Ране, его старшим сыном, овдовевшим в прошлом году, она вдруг отказалась. Она плакала, говоря, что не хочет идти за него. И когда я спросил, что она имеет против Ране Халльдорссона, то оказалось, что этот Финн совсем вскружил ей голову.

Его рука снова потянулась к мечу.

Эльвир повел Блотульфа в залу, четверо его парней тоже пошли с ними. И когда Эльвир, Турир и Блотульф сели, те четверо остались стоять.

– Хочешь выпить, Блотульф? – спросил Эльвир.

– Не пытайся задобрить меня, Эльвир, я слишком хорошо тебя знаю!

– Попытка полюбовно уладить дело еще никому никогда не вредила.

– Я пришел не за тем, чтобы полюбовно улаживать дело, – сказал Блотульф. – Не забывай о том, что она у меня единственная дочь, и этот брак введет ее в один из могущественнейших родов Трондхейма, – глаза его угрожающе сверкнули. – Скажи мне, где я могу найти этого паршивца?

– Он сейчас на охоте, – ответил Эльвир. – Он вернется только к вечеру.

– Я не уйду отсюда, пока он не вернется!

– Ты уверен в том, что все обстоит так уж плохо? – спросил Эльвир. – Что тебе рассказала Ингерид?

Самоуверенность Блотульфа как рукой сняло.

– Она сказала, что хочет только его и никого другого, – ответил он. – То-то в последнее время он зачастил к нам…

– Почему ты не хочешь, чтобы мы с Туриром занялись мальчишкой, когда он вернется домой? – спросил Эльвир. – Что бы там ни было, мы попытаемся мирно уладить дело.

Вошло несколько рабов; они опустили стол, висящий на стене, и поставили его перед скамьей. Люди Блотульфа сели. Вошло несколько дружинников Эльвира и Турира, служанки принесли пиво. Эльвир сделал знак своим людям и тем, кто служил Туриру, чтобы они сели в другом конце зала, где трудно было расслышать, о чем говорили они втроем.

Тяжело вздохнув, Блотульф сделал большой глоток из чаши с пивом, когда та пошла по кругу.

– Я был неприветлив с тобой, Эльвир, – сказал он. – Но ты должен понять, что я не могу отдавать свою дочь за первого попавшегося негодяя! – Повернувшись к Туриру, он добавил: – Ты сказал, что это твой шурин. Я не очень хорошо знаю халогаландские семейства. Откуда он родом?

– Должен заметить, – сказал Турир, – что, когда я женился на его сестре, меня больше прельщала девушка, чем ее семья. Но его отец, Харальд Финссон, является хёвдингом на том острове, где живет, да и мать его высокого происхождения, А Финн куда мужественнее, чем его отец, я хорошо его знаю и могу за это поручиться.

– Не забывай, – сказал Блотульф, – что Ингерид происходит из рода Блотульфа из Олвисхауга, и я не собираюсь отдавать ее за сына какого-то мелкого хёвдинга. А этот Финн просто выставил меня на посмешище, опозорив мою дочь у меня на глазах; и, можешь быть уверен, я не слишком высоко ставлю такого рода мужество. Ты, Эльвир, мастер поговорить; может быть, ты посоветуешь мне, что я должен ответить людям из Скьердингстада?

– Пока еще рано утверждать, что случилось что-то плохое, – ответил Эльвир. – На твоем месте я бы поехал обратно в Гьевран и досконально выяснил, как обстоит дело. Ясно только одно: даже если твоя дочь невинна, как ягненок, тебе не следует выдавать ее замуж за Ране из Скьердингстада на виду у всех.

Блотульфу пришлось, скрепя сердце, признать, что Эльвир прав. Но он пробормотал себе в бороду, что, как только доберется до этого мальчишки… И он все еще бормотал что-то, садясь на коня и выезжая со двора.

Эльвир был явно раздражен, когда повернулся к Туриру и сказал:

– Если Финну так нужна девка, он мог бы, мне кажется, найти себе что-нибудь попроще и не приставать к Ингерид дочери Блотульфа!

– Как ты сам сказал Блотульфу, нужно поговорить с мальчишкой, – ответил Турир.

– Скорее всего, он уже попробовал ее, – сказал Эльвир, – иначе Блотульф не был бы в такой ярости. И, похоже, девушка ни в чем ему не отказывает…

– Но не можем же мы позволить Блотульфу хладнокровно зарубить мальчишку! – сказал Турир, почесав в затылке. – Хотя борьба и не была бы такой односторонней. Финн тоже умеет постоять за себя.

– Тебе не принесет особой пользы кровная вражда с родом Олвисхауг, – задумчиво произнес Эльвир. – Блотульф любит свою дочь. Если можно было бы убедить его в том, что он мало обрадует ее, зарубив Финна. Какое будущее ее ожидает, если она окажется с его ребенком на руках? И даже если дело не так плохо, найдет ли он для нее более подходящего жениха?

– Ты разбираешься в законах, – сказал Турир, – скажи, какую виру полагается уплатить в подобном случае?

– Все зависит от того, как договорятся обе стороны, – сказал Эльвир. – Но вряд ли Финн сможет уплатить Блотульфу то, что тот потребует.

Вечером они пришли к Финну в старый дом. Но Финн стал все отрицать.

– Я не сделал ничего плохого, – сказал он. – Мне нравится Ингерид, и я охотно бы женился на ней. Надеюсь, вы посодействуете мне в этом.

Эльвир с сомнением посмотрел на него.

– Финн, – сказал он, – что-то произошло, иначе Блотульф не был бы так разъярен. Наверняка ты хотел, чтобы девушка была твоей.

– Да, хотел, – ответил Финн. – Но я был бы негодяем, если бы прикоснулся к ней.

– Разве ты не знаешь, что Блотульф собирается переговорить с людьми из Скьердингстада о том, чтобы выдать ее за их старшего сына?

– Она говорила, что он собирается выдать ее замуж. Но не сказала, за кого, добавила лишь, что он вдовец, имеет четырех детей и по возрасту годится ей в отцы.

– Ране славный парень, – сухо заметил Эльвир. – И в том, что он старше ее, нет ничего плохого.

Уголки губ у Турира дрогнули: Эльвир сказал это, почувствовав себя задетым, ведь они с Ране были одного возраста. Но Эльвир был рад, что Турир смеется, в последнее время горечь его стала невыносимой для всех. И голос Эльвира стал мягче, когда он снова обратился к Финну:

– Тебе известно, что она принадлежит к одному из лучших родов в Трондхейме?

– Нет, – ответил Финн, – я думал, что если мы с Хаконом так подружились…

– Финн, Финн… – сказал Эльвир. – Ты хороший парень, но я не думаю, что Блотульф Кетильссон считает тебя подходящей для нее парой.

Финн был просто уничтожен этими словами.

– Ты не думаешь, что если бы вы поговорили с ним, то могли бы уломать его? – спросил он. – Мне так нравится Ингерид!

– Ты еще не достаточно взрослый, чтобы понять, что к чему, – сказал Турир.

– Раннвейг в свое время была не старше меня…

– Финн!

– Прости, Турир! – Финн явно сожалел о своих словах. – Но я чувствую, что никогда не буду по-настоящему счастлив, если она не станет моей.

– Думаю, тебе нужно привыкать к мысли о том, что этого может и не быть, мальчик, – сказал Эльвир. – Как только Блотульф убедится в том, что его дочь девственна, он постарается как можно скорее выдать ее замуж за Ране. Не правда ли, Турир, ведь ты опытен в подобных делах…

Эльвир попытался снова перейти на насмешливый тон, присущий ему в общении с Туриром. С дразнящей улыбкой он повернулся к Финну и сказал:

– Если бы ты не вел себя так благородно по отношению к девушке, нам, возможно, было бы о чем поговорить, – сказал он.

– В самом деле? – спросил Финн, уставясь на него с разинутым ртом.

Эльвир понял, что сболтнул лишнее, и подосадовал, что не смог придержать язык за зубами.

– Пойми меня правильно, Финн, – сказал он. – От этого может быть хуже не только Ингерид и Блотульфу, но также и мне с Туриром. Но ты честен, ты не предал Хакона, не опозорил его сестру.

– Хакон обещал сделать все возможное, чтобы помочь мне получить в жены Ингерид, – сказал Финн. – Интересно, не он ли рассказал об этом Блотульфу?

– Нет, – ответил Турир, – Ингерид сама ему об этом рассказала. И она вела себя хуже, чем иная служанка, когда он сказал, что хочет насильно выдать ее за Ране.

Финн опустил глаза.

– Значит, ничего уже не изменить?

– Думаю, тебе лучше выбросить это из головы, – сказал Эльвир. – Завтра утром я поскачу в Гьевран – и надеюсь, что Турир тоже отправится со мной, – и попробую замолвить о тебе слово. Но я не думаю, что тебе следует надеяться на согласие Блотульфа.

Некоторое время Финн сидел молча, опустив глаза. И когда он поднял голову, лицо его было мрачным.

Они поднялись и вместе направились в большой зал. Но когда они шли через двор, Финн спросил Эльвира, не будет ли тот против, если он не пойдет с ними.

Эльвир покачал головой, хорошо понимая, что мальчику нужно побыть одному.

Эльвир проснулся от криков во дворе и звона мечей. Он вскочил с кровати и моментально оделся, так что Сигрид, протирая в полусне глаза, увидела его уже во всеоружии.

– Что… – начала она, но Эльвир не дал ей сказать, прикрыв ее рот ладонью. Ему нужно было слышать, о чем говорили во дворе.

Слышался разъяренный голос Блотульфа и успокаивающий его голос Гутторма.

– Приведи сюда Эльвира! – крикнул Блотульф. – Он ответит за то, что этот Финн похитил мою дочь!

Сигрид побледнела.

– Успокойся, – сказал Эльвир, – И не вздумай снова вмешиваться в подобные дела!

– Постарайся защитить себя, Эльвир, – умоляюще произнесла она.

– Я не намерен первым обнажать меч, обещаю тебе.

Выходя из спальни, он был совершенно спокоен.

Блотульф привел с собой около двадцати вооруженных людей. Один из местных парней был ранен, но тут явился Гутторм и приостановил бой. И когда Эльвир вышел во двор, Блотульф бросился к нему, бледный от ярости.

– Где Финн Харальдссон?

– Я послал за ним.

Но человек, посланный за Финном, явился ни с чем; Финн удрал.

– Зря я послушался тебя, Эльвир, – дрожащим голосом произнес Блотульф. – Если бы я вчера прикончил бы этого негодяя, беды бы не случилось!

– Ты полагаешь, что Ингерид тоже сбежала?

– Я берег ее как самое дорогое сокровище, я приказал ей спать с матерью в одной постели, а у двери поставил дружинника…

– И все-таки она исчезла?

– Да. Когда Гюда проснулась утром, ее рядом не было. Дружинник клялся, что она не выходила через дверь, но когда я насел на него, он сознался, что выбегал по нужде во двор…

– Меня это радует не больше, чем тебя, – сказал Эльвир. – Ты послал людей на поиски?

– Еще нет, – ответил Блотульф, досадуя на то, что не подумал об этом.

– Я вижу, ты явился с большим подкреплением, – сказал Эльвир. – Но я не думаю, что кто-то из нас выиграет, если мы станем врагами. Давай пошлем на поиски людей, эти двое не могли уйти далеко. – Повернувшись к своим людям, он сказал: – Ты, Хальвдан, возьми с собой пару людей, ступай на берег и проверь, все ли лодки на месте. А ты, Гутторм, собери побольше людей и проверь все сараи и рыбацкие хижины и сообщи в соседние усадьбы, что объявлен розыск.

– И я думаю, – обратился он к Блотульфу, – что нам не повредит небольшой завтрак. Или ты другого мнения?

Блотульф заметил, что Эльвир почти так же озабочен происходящим, как и он сам. И он направился с ним на поварню, где служанки уже накрывали на стол под неусыпным оком Торы.

Вскоре явился и Турир; узнав, что случилось, он вполголоса выругался. Сигрид тоже пришла. Ей тяжело было ходить, и она села на скамейку, чтобы давать распоряжения девушкам.

Эльвир рассказал, что они узнали от Финна, а Блотульф поведал, что удалось выяснить в тот же вечер ему. Но во время разговора Эльвир внезапно замолк: он вспомнил бездумные слова, которые сам же сказал в присутствии Финна – слова о том, что если бы тот вел себя с Ингерид менее благородно…

Они сидели в зарослях кустарника на западном склоне холма Эгга. Финн обнимал ее, она плакала, и ее худенькое тело сотрясала дрожь.

– Моя Ингерид… – шептал он, обнимая ее так нежно и осторожно, словно она могла тут же рассыпаться на куски.

– Ты не должен покидать меня, Финн, – всхлипывала она. – После этой ночи!

– Мне нужно уладить это дело, – сказал Финн.

– Обещай мне! – умоляюще произнесла она.

– Обещаю, – ответил Финн.

Он смотрел на сидящее рядом с ним отчаявшееся существо, и постепенно до него стало доходить, какую ответственность он взвалил на свои плечи.

Направляясь к дому, они увидели, как Блотульф выехал из Гьеврана в сопровождении вооруженных людей, – и поняли, что ее отсутствие обнаружено. Ингерид прижалась к нему и стала упрашивать взять с собой.

Внезапно ему захотелось покончить со всеми этими хлопотами, и он подумал, что прошедшая ночь мало что ему дала.

Видя его замешательство, она посмотрела на него. Ее серо-голубые глаза наполнились слезами. Но на губах все же появилась слабая, дрожащая улыбка.

– Ведь я люблю тебя, Финн, – сказала она.

Видя ее доверчивый взгляд и робкую улыбку, он ощутил прилив нежности к ней, не смея признаться себе в том, что перед этим думал о бегстве.

– Я никогда не изменю тебе, Ингерид, – сказал он, вполне осознавая смысл сказанных им слов.

– У тебя были другие? – все еще всхлипывая, спросила она. Финну не хотелось отвечать на этот вопрос, но и лгать он тоже не хотел.

– Для меня это было впервые, – сказал он.

Увидев на его лице смущенную улыбку, она тоже улыбнулась ему сквозь слезы.

– О, Финн, – прошептала она, – тебе тоже было страшно?

– Чуть-чуть, – признался он.

– Но почему ты это сделал? – спросила она.

– Потому что я хотел этого, – ответил он. – И я не мог допустить, чтобы ты вышла замуж за этого Ране.

– Теперь он не захочет на мне жениться, – сказала она, и ей стало не по себе при мысли о том, что теперь она представляет собой меньшую ценность, чем прежде.

Финн отшатнулся, увидев ее унылое лицо.

– Ведь ты не жалеешь о том, что произошло? – испуганно произнес он.

– Нет, если ты не отвернешься от меня…

Финн прижал ее к себе; теперь ему нечего было терять; во всяком случае, у него теперь появились основания для того, чтобы жениться на ней.

– Если ты будешь моей, другой у меня никогда не будет, – прошептал он. – И пусть Тор услышит мою клятву, – вслух добавил он.

Закрыв глаза, она положила голову ему на плечо. Но вскоре он осторожно высвободился.

– Мне нужно сходить в усадьбу, – сказал он. – А ты подожди здесь, пока я не вернусь или не пришлю за тобой.

– Не покидай меня! – опять повторила она, испуганно глядя на него.

– Будет лучше, если я пойду туда один, – сказал Финн, – а ты подожди, пока опасность не минует.

– Какой ты храбрый! – округлив глаза, сказала она.

Финн еще раз прижал ее к себе, потом встал и направился в усадьбу. Он думал о том, что ей невдомек, как он напуган…

Когда на пороге появился Финн, в поварне воцарилась мертвая тишина. Блотульф вскочил с места.

– Где Ингерид? – закричал он, метнулся вперед и остановился перед Финном, схватившись за рукоять меча.

– Я расскажу, если ты обещаешь мне не причинять ей зла, – ответил Финн.

– К-какой наглец! – заикаясь от ярости, произнес Блотульф. – Ты будешь учить меня, как я должен поступать с моей дочерью?

– Она и моя, – ответил Финн.

– Ты настолько бесстыден, что говоришь мне об этом в лицо! – воскликнул Блотульф, выхватывая меч.

– Ты можешь зарубить меня, – сказал Финн, не притрагиваясь к своему мечу. – Но я не скажу тебе, где она, пока ты не пообещаешь мне не наказывать ее. И я не обнажу меча против отца Ингерид.

Турир и Эльвир встали и подошли к ним, но Блотульф уже вложил меч в ножны.

– Ты смел, ничего не скажешь, – сказал он Финну, – хотя у тебя еще и молоко на губах не обсохло. И поскольку ты признаешь за собой вину, я обещаю не наказывать ее. Так где же она?

– Я приведу ее.

– Нет, вы снова сбежите, – сказал Блотульф. – Будет лучше, если с тобой пойдут двое моих людей.

– Даю слово, что приведу ее с собой сюда.

– Ты не производишь впечатление человека, на которого можно положиться.

– Я не говорил, что собираюсь бросить Ингерид.

– Верно, – сказал Блотульф, – но ты водил дружбу с моим сыном Хаконом…

– Мы с Хаконом еще друзья.

– Думаю, что уже нет!

– Хакон передал от меня известие Ингерид, – сказал Финн, – и он сказал, что я могу сообщить тебе об этом.

У Блотульфа опустились руки, вид у него был такой, словно он получил пощечину. Повернувшись, он пошел на свое место и тяжело опустился на скамью.

– Приведи ее, – сказал он.

И он молча сидел до тех пор, пока Финн не вернулся, держа за руку Ингерид.

Финн хотел отпустить ее руку, войдя в дом, но она с силой вцепилась в него и потащила его прямо к Блотульфу.

Блотульф сидел и смотрел на дочь; она покраснела под его взглядом и опустила глаза, не смея взглянуть на отца. Он берег свою единственную дочь и хотел выдать ее за богатого человека, способного позаботиться о ней. И вот этот мальчишка стал поперек дороги, этот Финн, молокосос, которому только и было гордиться тем, что его сестре удалось выскочить замуж за Турира Собаку.

Он переводил взгляд с одного на другого.

И Хакон, его собственный сын, вступил в заговор с Финном! Он даже не подозревал, что дело зашло так далеко, если Хакон старается помочь сестре выйти замуж за того, кто ей нравится…

Ингерид не выдержала: она бросилась с плачем на колени перед отцом. Блотульф положил руку на голову дочери и взглянул на Финна, стоявшего с опущенной головой.

– Ты горд тем, что натворил? – спросил он.

– Нет, – ответил Финн, – я бы вообще не делал этого, если бы мог получить ее иным способом.

– Ты, по крайней мере, честен, – сказал Блотульф, – но ведь тебе нечем платить виру!

– У меня есть кое-что, – ответил Финн, – я привез кое-какую добычу из похода в прошлом году, и зимой я выгодно продал все это.

Турир встал.

– То, чего недостает у Финна, добавлю я, – сказал он.

– И как же ты думаешь прокормить жену и ребенка? – спросил Блотульф.

– Отцовская усадьба не из самых больших, – ответил Финн, – но она и не маленькая. А я – единственный сын.

– Я позабочусь о том, чтобы Финн стал более богатым и могущественным, чем его отец, – снова сказал Турир. – И я сделаю это не только потому, что он мой шурин. Я сделаю это потому, что знаю, какие способности кроются в мальчишке.

Блотульф повернулся к нему.

– Не забывай, что мне мало что известно о его способностях, разве что о способностях совращать девушек и валяться с ними на сеновале или не знаю где!

Ингерид перестала плакать, но голова ее по-прежнему лежала на коленях отца. Она задрожала, услышав, в каком тоне отец говорит о том, что было между ней и Финном. Финн же прикусил губу.

Блотульф снова повернулся к нему.

– Сколько тебе лет, парень? – спросил он.

– Мы с Хаконом ровесники, – ответил он.

– Семнадцать лет, – сказал Блотульф, – и ты берешь на себя ответственность за жену и ребенка?

– Я не желаю ничего другого, как жениться на Ингерид.

Ингерид подняла голову, переводя взгляд с Финна на отца и улыбаясь. Отец погладил ее по голове.

– Дитя, – сказал он. – я не уверен в том, что ты делаешь наилучший выбор. Но дело сделано; брак, который я собирался устроить, не состоится. Но я не знаю, стоит ли отдавать тебя в руки этому мальчишке. Финн!

Финн вздрогнул: Блотульф впервые назвал его по имени.

– Мне кажется, ты должен, по крайней мере, броситься мне в ноги! – сказал Блотульф.

Финн тут же бухнулся перед ним на колени, рядом с Ингерид.

– Я поступил по отношению к тебе хуже, чем сам ожидал от себя, – сказал он. – Я заслуживаю того, чтобы ты выпорол меня, и я отдаюсь на твой суд!

– Посмотри на меня, – сказал Блотульф. Финн посмотрел ему в лицо. В глазах Блотульфа была горечь, а не гнев.

Блотульф долго сидел и смотрел в лицо Финну.

Мальчик был еще незрел, но подбородок у него был волевым, а взгляд открытым. Он вспомнил, что первой мыслью этого мальчика было защитить его дочь. И если он и поступил дурно, то это было сделано не с мыслью об измене. Блотульф начал сомневаться в том, что его дочери будет лучше, если он отошлет этого парня прочь. Конечно, он был не знатного рода, но за спиной у него стоял Турир Собака, а может быть, и Эльвир. И мог ли он теперь подыскать для нее лучшую партию?

– Я готов поручиться за Финна, – сказал Эльвир и встал перед ними, и его слова прозвучали ответом на мысли Блотульфа.

– В прошлом году я брал его с собой в поход, – сказал Турир, – и у меня никогда не было лучшего новобранца. Я уже сказал, что помогу ему выплатить виру, и я готов поручиться за него во всем остальном.

Блотульф снова посмотрел на Финна, стоящего перед ним на коленях.

– Сколько у тебя денег? – спросил он.

Финн сказал. Брови Блотульфа поползли вверх: это было больше, чем он ожидал.

– На что ты думаешь их потратить? – спросил он.

– Я хотел заняться торговлей, – ответил Финн, – а для этого мне нужен какой-нибудь корабль.

– И чем же ты собираешься торговать?

– Я думаю купить вяленую рыбу и другие товары к северу от Халогаланда и отправиться в Трондхеймский фьорд или, возможно, плыть вдоль берега до самого Вика, чтобы торговать с местными жителями. А потом, если дело пойдет хорошо, я надеюсь построить корабль побольше, чтобы торговать с другими странами.

– И ты думаешь, Ингерид достойна этого?

– Она достойна большего.

– Я не знал, что ты собираешься торговать, Финн, – сказал Турир. – У меня есть один старый корабль, который я могу тебе одолжить, если хочешь.

Взгляд Блотульфа перебегал с Финна на Турира и обратно на Финна.

– Ты отдался на мой суд, Финн, – сказал он.

Финн кивнул.

– Когда тебе исполняется восемнадцать лет? – спросил Блотульф.

– Весной.

Блотульф погладил левой рукой свою бороду.

– Я ставлю перед тобой условия, – сказал он наконец. – Ты переселяешься в Гьевран, где будешь находиться год под моим присмотром. В этом случае ты женишься на Ингерид летом. Но если это условие тебе не подходит, свадьба откладывается на год и ты поклянешься, что не приблизишься к ней за все это время. В обоих случаях ты можешь сейчас посвататься к ней…