Текст книги "Сага о Вигдис и Вига-Льоте. Серебряный молот. Тигры моря: Введение в викингологию"
Автор книги: Сигрид Унсет
Соавторы: Наталия Будур,Вера Хенриксен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Сигрид отвернулась.
Она не впервые видела подобную расправу, и это был не самый худший случай. Она вспомнила, как впервые увидела, как двое дружинников идут друг на друга с топорами.
Братья направились к дому, Сигрид шла между ними. Они разговаривали, не обращая на нее внимания; сначала о всяких пустяках, потом о поездке Турира в Англию. Сигрид тошнило, но она терпела, крепко сжав зубы и стараясь держать спину как можно прямее.
Но как только она осталась одна, ее тут же вырвало.
* * *
– Да, – на ходу произнес Сигурд Турирссон, – я слышал об Эльвире Грьетгардссоне из Эгга. Он прославился как мореход и как воин, принимавший участие в сражении с Олавом Трюггвассоном под Сволдром, на борту корабля ярла Эрика. Но чем он занимался после Сволдра? О нем ничего не слышно с тех самых пор, когда он, две-три зимы назад, удалился на покой к себе в Трондхейм.
– Он служил у одного хёвдинга в какой-то южной стране. Он называл его калифом. И я слышал, что он не нажил там ни славы, ни богатства.
– Да, этот человек не знает ни отдыха, ни покоя. В битве он свиреп, как рысь, и столь же коварен. Но об этом ты знаешь не хуже меня, после того как вы вместе сражались летом в Англии.
– Да, – ответил Турир. – Но теперь речь идет не только об этом. Эльвир не женат, и теперь ему самое время обзавестись в Эгга сыновьями. Он спрашивал, нет ли у меня незамужних сестер, и я сказал, что есть одна, но она еще слишком молода. Он ответил, что подождет, если надо, и в конце концов я пообещал сообщить ему, когда она будет готова к замужеству.
Турир говорил все это безразличным тоном, но его полуприкрытые глаза неотступно следили за братом. И слова его возымели немедленное действие: Сигурд, сидящий до этого за столом и играющий чашей для вина, так вздрогнул, что мед выплеснулся на стол.
– Если тебе удастся выдать за Эльвира Грьетгардссона эту сумасбродную девку, я возьму назад свои слова о том, что по твоему недосмотру она бросилась в объятия первого попавшегося парня, состроившего ей глазки. Но мне кажется, сделать это будет не так-то легко, если ты не уломаешь ее до того, как она встретится с ним!
– Ты уверен? – спросил Турир. Он кивнул в сторону Сигрид, сидящей за ткацким станом.
Волосы ее блестели в свете жировой лампы, лицо раскраснелось. Сигрид никогда не бывала так счастлива, как во время работы над затейливым узором, проявляя при этом необычную для ее возраста сноровку. Даже известные мотивы из преданий и саг обретали под ее руками новое звучание, да и цвета она подбирала на свой вкус.
Некоторое время Сигурд молча глядел на нее. На миг тень какой-то горечи пробежала по его лицу, словно он подумал о чем-то таком, о чем не хотел вспоминать. Потом он снова повернулся к брату.
– Может статься, Турир, – сказал он, – не будет особого вреда в том, что он ударит ее до свадьбы…
Для Сигрид настала горячая пора. На следующий день после разговора братьев Халльдор отправился на юг с известием для Эльвира. А Хильд, всплеснувшая руками при известии о том, что Сигрид станет хозяйкой усадьбы, принялась, не теряя времени, учить ее уму-разуму.
Сигурд решил, что будет лучше, если его жена Сигрид приедет из Трондарнеса, чтобы наилучшим образом все подготовить.
– Будем надеяться, – сказал он, подмигнув Туриру, – что она проявит лишь свои хорошие качества…
Сигрид дочь Скьялга никогда не была дружна с Туриром, с первого взгляда они почувствовали неприязнь друг к другу. Да и Сигрид дочь Турира тоже не питала теплых чувств к жене брата, к этой крупной, работящей, злой на язык женщине, – и она пыталась воспрепятствовать ее приезду.
– Вовсе не стоит обременять ее, Хильд и сама справится, – сказала она.
Но Сигурд и бровью не повел, а Турир не поддержал ее. Он тоже считал, что твердая рука здесь не повредит.
И Сигрид дочь Скьялга торжественно прибыла в Бьяркей на корабле, полном служанок, еды и питья, мисок и чанов, а также одежды из шерсти и льна. А на палубе стоял ее сын Асбьёрн, крича во всю глотку, что хочет управлять кораблем.
Она вошла во двор с таким выражением лица, будто заранее знала, что именно нужно привести в порядок. А навести порядок она собиралась во что бы то ни стало.
Выходя замуж за Сигурда Турирссона, Сигрид дочь Скьялга была уже не слишком юной. Говорили, что ее брат Эрлинг пообещал Сигурду большое приданое, чтобы тот заключил с ним договор.
Юная Сигрид все еще помнила препирательства обоих, когда они приехали в Бьяркей после свадьбы. И в памяти у нее остались крики, разбудившие ее зимней ночью, когда они еще жили в доме. Несколько дней после этого старшая Сигрид провела в постели. И когда она, наконец, вышла, на ее лице и теле были явные следы побоев. После этого она стала уважать своего мужа, зато люто возненавидела Хильд и служанок. Вскоре после этого братья поделили отцовское наследство, и Сигурд со своей женой отправился в Трондарнес.
С появлением в доме старшей Сигрид все лишились покоя. Она не могла скрыть разочарования при виде безупречного, экономного хозяйства Хильд. Но это не помешало ей командовать всеми подряд, не давая никому передохнуть. Но больше всего она прилагала усердия, чтобы поучать невестку.
«Сигрид, иди сюда!», «Сигрид, посмотри туда!», «Сигрид, поторапливайся!». И Сигрид бегала с чердака в подвал, из погреба на поварню.
Хильд бормотала про себя ругательства, проходя с подчеркнутым спокойствием через всю эту суматоху. Хильд собирала приданое для Сигрид уже несколько лет, и в больших сундуках лежала одежда и мотки шерсти, в количестве более, чем достаточном. Осталось только перешить кое-что. А с помощью служанок – своих и тех, что прибыли из Трондарнеса, – это было сделать не трудно.
В погребах тоже хватало всего. В бочках и ведрах хранились мед и пиво; да и людей было достаточно для забоя скота и прочих приготовлений. Так что к приходу гостей всего должно было быть вдоволь.
Дома в усадьбе стояли тесно друг к другу, некоторые даже впритык. В восточной части усадьбы находились жилища рабов, а на холме, на круглой площадке – жилища работников. У Турира всегда было не менее восьмидесяти свободных работников, а то и больше, да еще множество слуг и рабов. Склады, амбары и прочие подсобные помещения были построены с расчетом на такое большое количество людей. И на просторной поварне ежедневно готовили огромное количество еды, хотя рабы питались отдельно.
Большинство домов имели низкие стены из камня и глины и высокие, покрытые торфом крыши на деревянных стропилах. Но дом, в котором спали обе Сигрид и маленький Асбьёрн, был срублен из бревен, привезенных с юга.
По вечерам, когда наступало время ложиться спать, старшая Сигрид считала своим долгом передать свой супружеский опыт младшей Сигрид. Что касалось отношений между мужчиной и женщиной, то юная Сигрид знала об этом почти все. То, что ей не удалось отгадать, наблюдая за жизнью домашних животных, она узнавала в грубой форме из шуток работников и заигрываний служанок. Ей хорошо было известно, что у Турира была наложница в Грютее, и люди говорили, что он отец ребенка, родившегося прошлой весной у одной из трондарнесских служанок.
Старшая Сигрид тоже об этом прекрасно знала, она сама выросла в такой обстановке. И все-таки ей казалось, им есть о чем поговорить. И стоило ей только начать, как из нее начинали литься потоки слов, сливавшиеся в реки и ручьи.
Выйдя замуж, она ни разу не была на Сэле, и никто из ее родственников не приезжал на север. С ней не было никого из близких, если не считать прислугу, которую она привезла с юга, но со служанками она не хотела говорить по душам.
Разумеется, она знала, что Сигурд взял ее из-за приданого. Ведь дома ей всегда говорили, что на красоту ее никто не польстится. И Сигурд не особенно скрывал, что серебро гораздо ближе его сердцу, чем она сама, и бывал с ней груб и бесцеремонен; рассказывая об этом, она ничего не приукрашивала. И она призналась, что на брачном ложе чувствовала себя как на смертном одре.
– Как на смертном одре… – повторила она со слезами на глазах. И вдруг все преграды рухнули, и слезы хлынули бурным потоком. Гордая Сигрид дочь Скьялга рыдала так, что сотрясалась ее широкая спина, а кровать ходила ходуном.
Вид этой спины представлял собой душераздирающее, безнадежное зрелище. Сигрид дочь Турира вспомнила, как однажды ходила под парусом с Туриром и вдруг их накрыло туманом: жалобные крики птиц, ощущение холодной сырости, страх никогда не добраться до берега, – и теперь у нее было точно такое же чувство.
– Сигрид, – сказала она, словно перед ней был ребенок. – Говори, Сигрид, говори!
Она сама не знала, откуда у нее взялись такие слова. Наверняка Сигурду было тоже не сладко.
Но старшая Сигрид заплакала еще горше.
Асбьёрн проснулся и начал капризничать, но мать даже не слышала его. Младшая Сигрид успокоила его, как смогла. Потом заставила лечь в постель и его мать; та лежала, дрожа всем телом, пока не уснула.
Но Сигрид дочь Турира еще долго не могла заснуть. Она напряженно думала о криках, услышанных ею в ту зиму, когда брат с женой жили в Бьяркее. И она знала, что Сигрид дочь Скьялга сама отчасти виновата в своих несчастьях.
Ведь в Сигурде были не одни лишь дурные качества. Оглядываясь в прошлое, она, вопреки всему, вспоминала моменты, когда он, на свой грубый манер, был с ней приветлив. Она вспомнила, как однажды плакала, разбив игрушку. И он сурово заметил: «Дочь хёвдинга не плачет, Сигрид!» Но все же починил ей игрушку, как смог.
Она подумала о Фрейре, едущей в повозке, запряженной кошками:
«Дорогая Фрейя[12]12
это была богиня любви между мужчиной и женщиной.
[Закрыть], как тебе бывает трудно…» – засыпая, подумала она и пробормотала:
– Я принесу тебе жертву… жертву… ради Сигрид…
После этой ночи Сигрид дочь Скьялга стала избегать свою невестку. В ее поведении появилось что-то просящее, почти собачье, какая-то молчаливая мольба. И между ними больше никогда не возникало подобных разговоров.
Теперь у Сигрид дочери Турира появилось больше свободы делать то, что ей хочется, и посреди своих повседневных дел она выкраивала время, чтобы посетить те места на острове, которые ей больше всего нравились и с которыми она хотела попрощаться, прежде чем отправиться на юг.
На берегу моря она не ощущала того напряженного чувства ожидания, которое поселилось в ней, как только она узнала о предстоящем замужестве. И после кризиса, происшедшего с женой брата, она совсем потеряла мужество. Ведь и ей предстояло покинуть родные места и своих близких; ее братья собирались выдать ее за человека, которого она никогда в жизни не видела. И, как знать, не будет ли он относиться к ней еще хуже, чем Сигурд к своей Сигрид?
А Бьяркей… при одной только мысли о доме и об острове у нее обрывалось все внутри; она чувствовала привязанность к каждому камню, к каждой кочке, к крикам птиц и морскому прибою. Ей хотелось, чтобы то, о чем говорила Сигрид дочь Скьялга, было неправдой, чтобы она, как обычно, командовала ею, не оставляя времени на размышления.
Турира трудно было застать на месте, у него была масса всяких дел то на соседних островах, то на материке. И, бывая дома, он всегда был чем-то занят, часто беря на себя обязанности Халльдора. Но однажды ей удалось перехватить его на пути к морю.
– Возьми меня с собой, Турир! – попросила она. – До следующего раза ждать долго!
– Тебе предстоит плаванье из Бьяркея в Трондхейм, – напомнил он ей.
– Но не с тобой, – сказала она.
Он выполнил ее просьбу и взял на одну из лодок.
Дни уже стали прохладнее, небо было облачным, серо-зеленые волны покрывались белыми барашками пены. Турир стоял у руля, а она сидела на дне, не говоря ни слова. Прошло немало времени, прежде чем он заметил, что она плачет. Увидев это, он рассердился.
– Возьми себя в руки, девчонка! – сказал он. – Ты ходишь повсюду с таким видом, будто мы готовим не свадьбу, а похороны!
По телу Сигрид пробежала дрожь. Она думала, не рассказать ли ему обо всем, что мучило ее, чтобы он, как всегда, успокоил ее. Она перестала плакать, чувствуя, что замерзает.
– Хочешь стать у руля? – через некоторое время спросил он ее. Она кивнула, и они молча поменялись местами.
Глядя на серые, холодные воды фьорда, она думала о счастливых днях, солнечных и теплых, когда они вместе плавали здесь. Они шутили, распевали веселые песни, и он посвящал ее в искусство хождения под парусом. Он поддразнивал ее, говоря, что она петляет по воде, словно угорь. Они причаливали к островкам и птичьим базарам. Он показал ей все места, известные ему с детства, и она боялась разозлить птиц, пролетающих прямо над их головами, когда они подходили слишком близко к гнездам. Но Турир только смеялся.
– Сигрид, ты просто рехнулась!
Он выхватил у нее из рук кормовое весло. Лодка угрожающе накренилась, дно задело за камни, но им удалось снова уйти на глубину.
– Мы чуть не сели на мель.
– Неужели? – удивилась она, становясь рядом с ним.
– Думаю, нам лучше повернуть обратно, – сказал он. – Ветер крепчает.
– А я и не знала, что ты боишься легкого бриза, – невозмутимо заметила она.
– Сигрид! – Он ударил кулаком по верхнему краю лодки. – Ради всех богов, что на тебя нашло?
– Я боюсь, – ответила она и снова заплакала.
У нее никогда не было секретов от брата, и ему оказалось нетрудно вытянуть из нее все, что было сказано в ту ночь, когда у Сигрид дочери Скьялга приключилась истерика.
Выругавшись, он раздраженно произнес:
– Если эта баба считает, что лучше путаться с котами, чем с гадюками, она рано или поздно обнаружит, что… – он не договорил. – Поверь мне, – доверительно произнес он, – это вовсе не обязательно происходит так, как она говорит. И не так, как об этом болтают парни.
Обдумав его слова, она осторожно спросила:
– Сколько лет этому Эльвиру Грьетгардссону, и как он выглядит?
Она все еще не получила ответа на тот шквал вопросов, который обрушила на голову Турира на следующий день после его приезда. Подумав, Турир сказал:
– Он почти такой же высокий, как я, но на шесть-восемь зим старше. Он не светел и не темен, не слишком массивен, но силен. И даже если он и не добился особых почестей, ты сразу узнаешь в нем хёвдинга. Тебе этого достаточно?
– Пожалуй, нет, – призналась Сигрид, уже перестав плакать. – Какие у него глаза?
Турир задумался.
– Думаю, голубые, – наконец произнес он и засмеялся. – У меня лучше получается, если я описываю женщин.
– Он добрый?
– Добрый? Конечно. Он честен и разбирается в законах.
Немного помедлив, он добавил:
– И я думаю, он больше заботится о других, чем все остальные.
– А когда напьется, не становится ли он злым?
В ее словах ему послышалась двусмысленность, но он понял, что она имеет в виду.
– Сигрид, – сказал он, – с Сигрид дочерью Скьялга у тебя общее только одно: имя. И на этом сходство кончается. Разумеется, она не такая безобразная, как тролль, но троллиного упрямства в ней предостаточно. Да и поскандалить она не прочь. Самой большой ошибкой Сигурда было то, что он дал себя купить этой старой пиле!
Сигрид снова почувствовала неприязнь к жене брата. Турир же казался ей грубым и бессердечным, и она не скрывала этого.
Пожав плечами, Турир продолжал:
– Я бы и сам с удовольствием устроил ей взбучку за то, что она до смерти перепугала такую молоденькую девушку, как ты.
Горечь и протест закипели в груди Сигрид.
– Да, Турир, ты считаешь меня глупой и безвольной. Поэтому ты думаешь, что меня можно увезти из Бьяркея как какого-то поросенка! И это поможет тебе сблизиться с Ладе, чего ты так желаешь… Ты отшатнулся от Сигурда, потому что он женился из-за богатства. И ты не хуже меня знаешь, что особой радости это ему не принесло, если не считать того, что он владеет кучей серебра. Но это не дает тебе оснований продавать меня ради богатства и связей! – Лицо ее исказила гримаса. – Что вынуждает тебя к этой спешке? Может, тебе не терпится привезти в Бьяркей Раннвейг дочь Харальда, когда я уеду?
Последние слова она бросила ему в лицо. Но, произнеся их, она пожалела о сказанном. Они никогда прежде не упоминали в разговоре имя любовницы Турира. Турир с такой силой вцепился в край лодки, что костяшки пальцев побелели. Но голос его был спокойным, когда он произнес:
– Думаю, будет лучше не впутывать в это дело Раннвейг дочь Харальда.
Немного помолчав, он спросил:
– Люди много болтают обо мне и о ней?
– Ты же знаешь, ни для кого не секрет, что ты принудил ее стать твоей. Говорят, что ее отец, когда напьется, ведет себя неподобающим образом, угрожая дочери, что убьет ее, потому что ты ее опозорил. Но в отношении тебя он помалкивает, ведь ты такой могущественный!
Турир изощренно выругался, таких слов она раньше не слышала от него, и даже дружинники не говорили такие гадости, когда бывали пьяны.
– Ты забываешь обо всех приличиях только потому, что находишься в лодке? – раздраженно спросила она.
Он ничего не ответил, но лицо его, обращенное к ней, было суровым.
– Раннвейг никогда не придет в Бьяркей в качестве моей наложницы, – сказал он, – для этого она слишком хороша! Так что тебе нечего бояться!
– Но разве, живя в доме своего отца, она не является твоей женщиной? – удивленно произнесла Сигрид.
– Ты многого еще не понимаешь, – сухо ответил он. – Кто рассказал тебе о Раннвейг и обо мне?
– Ты же знаешь, об этом говорят все, – ответила она.
– Раннвейг никогда не говорила мне об этом, – сказал он, – и до сегодняшнего дня я не знал, о чем болтают люди.
«Ты не знал об этом только потому, что не желал знать», – подумала она, но ничего не сказала. Она понимала, что затронула больное место.
– Мне жаль, что я завела разговор об этом, – сказала она.
– Ничего страшного, теперь я знаю, как обстоят дела, – сказал он и добавил: – Ты так выбита из колеи, потому что выходишь замуж за Эльвира?
– Я не знаю, что со мной!
Она искоса, испуганно взглянула на него. Она знала, что ей не следует задавать такие вопросы, но ничего не могла с собой поделать, слова произносились сами собой.
– Турир, тебе очень нравится Раннвейг? Вам хорошо, когда… когда вы вместе?
Он не рассердился, а только положил ей руку на плечо.
– Да, – сказал он, – нам хорошо, когда мы вместе, хотя и не настолько хорошо, как могло бы быть.
Глубоко вздохнув, он продолжал:
– Человек, которого я подыскал для тебя, вовсе не проходимец, Сигрид. Ты спрашивала, как он ведет себя, когда пьян. В тех случаях, когда я видел его пьяным – а их было немного, – он был более молчалив, чем обычно.
Улыбнувшись, он добавил:
– Кстати, я вообще бы посоветовал женщинам не перечить мужьям, когда те пьяны. Но я думаю, Эльвир тебе понравится. После того, что я видел летом в Англии, я могу сказать, что он скорее стряхивает с себя девушек, чем волочится за ними. Главное, будь с ним открытой и приветливой, не бойся его, и попробуй, насколько получится, полюбить его – и тогда, я уверен, все у вас будет прекрасно. И, поверь, у меня нет ни малейшего желания отделаться от тебя. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понять, что для тебя лучше всего выйти замуж. Я ничего не имею против того, чтобы породниться с семейством Ладе, в этом ты права. Никому не повредит иметь могущественных друзей. Но это не главное. Для женщины брак означает куда больше, чем для мужчины. Ведь мужчина продолжает оставаться самим собой, даже если женится на женщине более низкого происхождения. Для женщины же дело обстоит иначе, и ты поймешь это, Сигрид, немного подумав. Более удачной партии тебе не найти. Я вовсе не думаю избавиться от тебя, чтобы тут же о тебе забыть. Я буду навещать тебя всякий раз, отправляясь на юг. И если тебе будет трудно, ты расскажешь мне обо всем, и я постараюсь помочь тебе. Я постараюсь сделать так, чтобы на твое имя были записаны усадьбы, позволяющие тебе ни от кого не зависеть. Мы, выходцы из Бьяркея, к нужде не приучены.
У Сигрид появилось ощущение надежности. Теперь она знала, что связь между ними не разрывается, хотя ей предстоит жить в Эгга, в Трондхейме, а он остается в Бьяркее. И даже вдали от него она не будет чувствовать себя одинокой и беззащитной, зная, что к нему можно обратиться…
Она впервые увидела его, когда он сходил с корабля; его голубой плащ развевался на ветру, ножны меча сверкали – по крайней мере, он не был калекой. Турир и несколько парней вышли на берег встречать его. А во дворе, откуда было все видно, стояла Сигрид с другими женщинами и работниками.
На ней было черное платье, отделанное цветной тесьмой, и сорочка из белого льна. Широкие бретели, с вплетенными в узор серебряными нитями, скреплялись на плечах бронзовыми фибулами. На ней были также бусы из цветного стекла и золотая цепочка, подаренная Туриром. Хильд помогла ей уложить волосы – они были красиво и изящно собраны на затылке, а сверху была надета тонкая шерстяная сеточка, чтобы прическа не растрепалась.
Эльвир Грьетгардссон прибыл с двумя кораблями, на одном из которых паруса были из шелка, чего Сигрид никогда раньше не видела. Ходить под парусом он тоже умел, это она заметила, стоя на холме. Они с Сигурдом устроили отчаянную парусную гонку, проходя через фьорд от Трондарнеса, и ей было досадно, что она не увидела этого.
Сигрид огляделась по сторонам. Повсюду был порядок; Сигрид дочь Скьялга ходила по усадьбе с видом хозяйки, хотя после той печальной ночи она как-то сразу постарела.
Говорили, что в Хильд текла финская кровь, кое-кто называл ее Вёльва[13]13
Пророчица, предсказательница.
[Закрыть]-Хильд. Кое в чем она разбиралась лучше, чем все остальные: она могла предсказывать будущее, и Сигрид пыталась выведать у нее, что ее ожидает в жизни. Но то, что она узнала, явно не прибавило ей мудрости.
– У тебя сложится все хорошо, лучше и не пожелаешь, – сказала Хильд. – Но тебе придется научиться ждать.
И даже если она и знала больше, то не хотела об этом говорить.
После парусной прогулки с Туриром Сигрид успокоилась на мысли о том, что ей придется выйти замуж. Но по мере приближения срока прибытия с юга кораблей, ей все чаще и чаще приходила в голову мысль о том, что такого знатного хёвдинга, как Эльвир, мало интересуют девушки, подобные ей. Разглядывая свое отражение в луже, она приходила к выводу, что внешность ее никуда не годится. Глаза были по-детски распахнуты, а о волосах лучше и не говорить: они всегда были в беспорядке. В конце концов она пришла к выводу, что когда Эльвир увидит ее, он только посмеется над братьями, пытающимися женить его на такой девчонке. И тогда он направится прямиком на свой корабль и отплывет обратно в Трондхейм.
Чем больше она думала об этом, тем сильнее была ее уверенность в таком исходе. И, стоя в ожидании посреди двора, она вдруг поняла, что не желает, чтобы все остальные были свидетелями ее унижения. Она уже слышала голос Сигурда, они были совсем рядом… И тут что-то в ней взорвалось. Еще не поняв, что делает, она бросилась со всех ног со двора, и никто не успел остановить ее. Она сама не знала, куда бежит; единственное, чего она желала, так это скрыться ото всех.
– Это твоя сестра? – услышала она на берегу незнакомый голос.
– Сигрид! – закричал Турир.
И снова послышался чужой голос:
– Нет, не нужно! Этого зверька я поймаю сам!
Она не успела убежать слишком далеко, когда он настиг ее, но оба они были уже вне поля зрения остальных. Он схватил ее в охапку. Она пыталась освободиться, но он сжал ее плечи и повернул к себе лицом. Внезапно он замер, уставившись на нее.
Сетка наполовину сползла с волос, которые золотой волной накрыли спину и плечо. Глаза метали молнии, она в ярости била ногой о землю.
– Отправляйся обратно в Трондхейм! – крикнула она. – Хоть я и девчонка, но я не хочу тебя!
Его глаза насмешливо сверкнули.
– Значит, ты не хочешь? – сказал он. – А если я тебя не спрошу?
Она хотела было ответить, но не успела она открыть рта, как он прижал ее к себе и впился в ее губы. Она колотила его кулаками, пытаясь освободиться, но он с такой силой сжимал ее, что она прекратила сопротивление.
– Пойдем со мной обратно во двор, – сказал он, – и будь послушной!
Но гнев Сигрид еще не прошел, в глазах ее стояли жгучие слезы унижения.
– Нет! – яростно крикнула она. – Нет! Отпусти меня!
По-мальчишески громко рассмеявшись, он поднял ее.
– Вот так мы в походам берем в плен девушек! – сказал он. – И не выворачивайся, если хочешь хоть немного сохранить достоинство, когда мы покажемся во дворе!
Все еще кипя гневом, она отворачивала в сторону лицо, в то время как он нес ее на руках во двор. Заметив это, он улыбнулся. Глаза его были вовсе не голубые, как говорил Турир, а серо-зеленые, а борода и волосы совсем темные. Ей было досадно сознавать, что он красив, и она поймала себя на мысли о том, скольких он до нее перетаскал таким способом. Однако, мотнув головой, она прогнала эти мысли прочь.
Никто не сказал ни слова при их появлении, но ей стало не по себе, когда она взглянула на Сигурда: в таком гневе она раньше никогда его не видела. Эльвир тоже взглянул на Сигурда – и улыбнулся ей беглой улыбкой, как бы давая понять, что ей нечего бояться.
Остановившись перед Туриром, он опустил ее на землю, по-прежнему крепко держа за руки.
– Чем скорее ты будешь моим шурином, Турир, тем лучше для меня, – сказал он, – и если ты уже не справляешься с этой дикой кошкой, я охотно возьму это дело на себя.
Сигрид бросила боязливый взгляд на Сигурда. У него был такой вид, будто он пытался проглотить целую пригоршню горячей каши. Но потом по лицу его медленно поползла улыбка – сначала улыбка удивления, потом – облегчения.
Эльвир и Турир переглянулись – и громко расхохотались.
– Все эти годы я только и занимался этим, и теперь осталось всего несколько дней, – сказал Турир. – Смотри, как бы она не выцарапала тебе глаза!
– Я буду кротким, как овечка, – смеясь, ответил Эльвир. И тут же, с серьезным видом, протянул Туриру руку. Турир тоже был серьезен, когда они обменялись рукопожатиями.
Сигрид не присутствовала на переговорах между братьями и Эльвиром Грьетгардссоном. Она сидела вместе с другими женщинами в большом зале за праздничным столом.
В этот день ничего не жалели. Свинину и сало, жареную оленину и дичь подавали на широких блюдах. Подавались не простые, испеченные на горячих углях лепешки, а блинчики, масло и сыр, пиво и мед, а также привезенное из южных стран вино.
Турир, как обычно, сидел на возвышении, по одну сторону от него сидел Сигурд, по другую – Эльвир, все же остальные сидели согласно своему рангу и достоинству.
Во время еды много пили, смеялись и разговаривали. Но как ни напрягала Сигрид слух, она не могла разобрать, о чем говорит Эльвир с ее братьями.
Были зажжены все факелы, они бросали отсвет на стены, стол и сидящих на скамьях людей. Висящие на стенах ковры отливали теплыми красно-желтыми тонами; по стенам пробегали отблески танцующего пламени факелов.
Сигрид вспомнила, как в детстве для нее оживали картины, вытканные на ковре и изображающие жизнь богов и героев; и она видела, как меч сверкает в руке Сигурда Победителя Дракона; слышала, как восемь копыт Слейпнира стучат о землю, когда одноглазый Один едет в сопровождении двух своих воронов. И когда в штормовые зимние вечера разговор заходил о дальних странствиях и походах викингов, ей казалось, что оживают все самые красивые сказки мира; прекрасные женщины Востока, короли и священники Запада растворялись в едином колдовском танце, напоминающем отсвет пламени на стенах, в то время как за окнами неистово завывал ветер…
– Твой нареченный желает, чтобы ты налила ему вина, – сказала Хильд.
Сигрид молча встала и пошла, стараясь держаться достойно. Она знала, что незадолго до этого все над ней смеялись, и она досадовала на Хильд, не проявившую ни малейшего сочувствия к ее жалобам.
Впервые она надела платье до пят и плащ, как у взрослой женщины. И из страха запутаться в юбках, ступала более размеренно, чем обычно.
Она остановилась перед Эльвиром, и одна из служанок протянула ей кувшин с вином. Она не смотрела на него, наливая вино; она ни разу не осмелилась посмотреть ему в глаза с тех пор, как он опустил ее во дворе на землю.
Когда она поставила на стол кувшин, он взял ее за руку.
– Сядь, – сказал он. – Я хочу поговорить с тобой.
Ей освободили место на скамье, немного отодвинули стол, чтобы она смогла сесть рядом с ним. Он протянул ей чашу.
– У твоего брата припасено хорошее вино!
Сигрид смутилась.
– Я… я никогда раньше не пила вина, – сказала она. – Я не знаю, осмелюсь ли я…
– Тогда будь осторожна, – засмеялся он. – Я еще не имею права уносить тебя в постель – пока еще…
Последние слова он произнес так тихо, что только она их услышала.
Сигрид покраснела. Она подумала, что уже не в первый раз он понесет ее на руках, и интонация, с которой он произнес это, наполнила ее странным, незнакомым чувством.
– Ты должна смотреть на меня, когда пьешь со мной! – сказал он.
И только когда он подносил чашу к ее губам, она впервые взглянула на него, встретившись с ним взглядом. Она не знала, что она ожидала увидеть – снисходительность или сострадание или же отсвет того желания, которое светилось в его глазах, когда он поймал ее. Она знала только, что не ждет откровенного дружелюбия с его стороны. Она чувствовала, как напряжение между ними постепенно ослабевает, и, не признаваясь себе в этом, почувствовала облегчение, озарившее ее лицо, словно свет полной луны.
Вино было сладким на вкус, и она выпила гораздо больше, чем собиралась.
Он рассказал ей о переговорах с братьями. И он назвал несколько усадеб, о которых она никогда не слышала и названия которых ничего для нее не значили, и поняла, что они достанутся ей.
– Первое время я буду управлять ими вместо тебя, – сказал он, – но как только ты войдешь в курс дела, ты займешься этим сама. Когда-нибудь тебе это пригодится.
Свадьбу решено было отпраздновать, как только соберутся все родственники, живущие в окрестностях – возможно, через неделю.
Ей так понравилось вино, что она не прочь была выпить еще, и он налил ей немного. Он стал расспрашивать ее о Бьяркее и о ее детстве. И она принялась увлеченно рассказывать ему о Турире и Хильд, Сигурде и Халльдоре, о своей собаке, которую взяла еще щенком и которая была такой ласковой, что даже ни на кого не лаяла. Он смеялся, когда она сказала, что Турир назвал собаку Фенриром, в честь кровожадного волка, который будет вырвется на волю и сожрет всех богов, когда наступит Рагнарок[14]14
Конец света в древнескандинавской мифологии.
[Закрыть].
И она рассказала о своем излюбленном месте на холме, над домом.
– Ты как-нибудь сводишь меня туда, – сказал он.
– Туда не легко забраться, – ответила она, – и…
Она запнулась и покраснела.
– Может быть, нам удастся уговорить Турира пойти с нами, – сказал он и подмигнул ей, так что она еще больше покраснела. А он засмеялся заразительным смехом, и она присоединилась к нему. Во время разговора она время от времени делала глоток из его чаши. Но когда ей захотелось еще вина, он убрал чашу.
