Текст книги "Четкие линии (СИ)"
Автор книги: Шион Недзуми
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)
С каждым словом становилось все хуже, меня слегка подташнивало, хотя с утра ничего, кроме чая с печеньем, не ел. Какого черта? Зачем он меня так мучает? За что?
– К счастью, существовал только один мальчик со шрамом в виде молнии на лбу. Правда, тогда он был еще маленьким и ничего особенного из себя не представлял. А у меня имелся план, неплохой план на будущее, который я решил выполнить, пока дожидаюсь взросления того мальчика. Школа, наука – это, безусловно, интересно, но я еще никогда не пробовал себя в СМИ. Не надо так на меня смотреть. Неужели ты думаешь, что у меня не оставалось заначек и схронов на черный день? У всех темных магов их как минимум с пяток по всей стране разбросано. Даже если не воспользуются при жизни, все равно спокойнее на душе. Так я начал потихоньку завоевывать газеты и журналы. Отучился в магическом мире, получил магловское образование по связям с общественностью. У маглов вообще за прошедшее время появилась масса любопытных вещей. Один кинематограф чего стоит!
Салазар так же восхищался, когда я рассказывал ему о фильмах! Дышать стало труднее, на грудь словно камень положили, но я все еще не мог проговорить ни слова. Нельзя верить, нельзя, иначе обожжешься, пострадаешь. Это же маньяк какой-нибудь!
– Мальчик подрос, а затем… вдруг резко изменился. Манера речи, поведение, интересы. У меня был доступ в Хогвартс, я приглядывал за ним. И видел, как мальчик по имени Гарри Поттер поступает на Когтевран, видел его живой интерес, горящие любопытством глаза. Он восхищался не волшебством, о, нет, он наблюдал за людьми, пристально, внимательно, но незаметно. Но больше всего меня приводило в восторг его умение избегать ловушек, выворачиваться из них. Его не интересовали интриги и подковерные игры, тем не менее, манипулятором он был даже лучшим, чем нынешний директор Хогвартса. Точно знал, на что воздействовать, как заинтересовать аудиторию. Тогда я впервые увидел того подростка, в которого превратится Гарри Поттер.
Он вздохнул, провел нервно рукой по шее.
– Я точно знал, что нужно делать. Все воспоминания, рассортированные, одно за другим, в правильной последовательности хранились у меня. Я просматривал их и давал подсказки или просто писал записки. Манипулировал газетами и общественным мнением, чтобы облегчить ему жизнь. А потом не удержался и встретился с Гарри Поттером лично. Мальчик вырос, – мужчина поднял больные глаза. – Не изменился, но повзрослел. И я с упоением ловил в его поведении отблеск собственных черт. Теперь я понимаю, все было создано для того, чтобы я влюбился. В открытость, индивидуальность, неповторимость. В способность принять меня таким, какой я есть. Я смеялся над влюбленностью собственного портрета, забыв, что он, по сути, – это я, слепок моей личности, а, значит, обладает тем же характером, такими же интересами и требованиями, что и я. Я забыл об этом и был повергнут Гарри Поттером. Смешливым художником Эвансом Греем. Я всего лишь хотел узнать, что такого необычного есть в этом человеке, а в результате попал в ловушку сам. И мне совсем не хотелось выбираться, – горько заключил он. – Я любил его, в то время, как он любил мой портрет. Мерлин, какая нелепость!
Все это походило на театр абсурда, если бы не боль, пронизывающая каждое слово, невидимой струной тянущаяся через повествование.
– Я ревновал и злился, но ничего не мог изменить. Мог только попытаться приблизиться. Увы, если остальные маги забыли, как выглядел Слизерин, даже в общих чертах, то Гарри знал меня до мелочей. Поэтому пришла идея использовать кольцо с наведенными чарами личины. Годрика я выбрал из уважения к своему давнему другу. Да и внешность заурядного мага не по мне, – передернул плечами.
Совсем как Салазар. Он бы сказал то же самое. Беспомощность убивала, хотелось вырываться, сбежать, лишь бы не слышать речей, которым так и норовило поверить глупое сердце.
– Сначала я сближался просто ради интереса, а потом… просто не мог иначе.
Он гордо выпрямился, и я догадался, что разговор подошел к завершающей стадии.
– Гарри победил, завершил свою закулисную битву, и мне предстояло причинить ему боль.
Вопросы мычанием срывались с губ. Зачем? Зачем он так поступил? Из-за глупой ревности?
На лице Салазара возникла грустная усмешка.
– Нет, не из-за ревности. Не удивляйся так, твои мысли можно по лицу прочитать. Благодаря своим чувствам я понял, каково это – желать чьего-то счастья больше собственного. Если бы была возможность оставить портрет, я бы так и сделал, но, к сожалению, моя фигура занимала слишком большое место в "Деле о крестражах", – фраза хлестнула наотмашь. Так говорили только мы с Салазаром. – Я сдерживал газеты, контролировал их, чтобы они не трогали твою персону. Помогал, по мере сил, надеюсь, мои усилия действительно пригодились.
Кивнул. Пригодились, еще как. Не раз я обращался к запискам, как к поддержке. А уж каким пинком они служили в некоторых случаях!..
– У портретов Основателей различные способности, – кивнул еще раз, это я уже и так знал. – Кандида связана с Комнатой, Пенелопа могла оставлять воспоминания портрету уже после окончания работы над изображением, Годрик прослушивал кабинет директора. А мой портрет… мог стать Омутом Памяти. С определенного момента он фиксировал все происходящее вокруг, собирал воспоминания. Накапливал знания, которые впоследствии мог передать. Но в таком случае сам артефакт был бы уничтожен, он сгорал от мощности проходящей магии.
Страшная догадка прошила молнией, льдом сковала позвоночник.
Мужчина кивнул.
– Да, отправной точкой служило первое погружение в портрет. Действие, схожее с Омутом Памяти, не так ли? – как я раньше не догадался, идиот?! Ведь действительно похоже. – С тех пор Салазар накапливал знания, воспоминания о тебе, твоей работе. И появляющихся записках. А то, что не накопил, рассказал мне своими словами. Ты же всегда делился впечатлениями от лета. Все это портрет передал мне. Если бы мы были разными людьми, я бы страшно завидовал ему, потому что он пожертвовал собой ради тебя. Но правда в том, что он – это я. Точная копия, он никогда не существовал отдельно, всегда только я. Он – это я. Мои чувства, мои интересы, мои слова, привязанности, поступки. Моя тень, – мужчина вздохнул, поиграл немного лежащими перед ним кольцами, затем снова поднял глаза. – Переправить воспоминания можно. Прибор на верху Астрономической башни скрывает… скрывало еще одно изобретение Кандиды. Маховик Времени. Существует два типа Маховиков: для вещей и для людей. Не могла же Когтевран ставить эксперименты, пусть и по точным расчетам, на людях. Нет, начинала она с подушек, игрушек, костюмов. Но это были такие неточные сведения. Люди мало обращают внимание на подушки, поэтому сказать, когда точно та появилась в комнате, невозможно. Кандида стала экспериментировать с памятью. Ментальная магия и все ее отрасли. Она научилась отправлять в прошлое воспоминание о будущем. Было лишь два условия: принимающим должен стать тот человек, кому принадлежат воспоминания. И маленький объем. Чем больше памяти, тем сильнее нагрузка. Маховик просто не выдерживал напора и разрушался. В конце концов, Кандида принялась за работу с перемещением людей во времени, всего на пару часов, потому что нельзя пересекаться с собой. Да и психика страдает. А об экспериментах с памятью забыла раз и навсегда, стерла все напоминания. Потому что люди меняли будущее, и обычно все становилось гораздо хуже, чем было до этого. К тому же, нужно обладать склонностью к ментальной магии, потому что разум может не вынести таких знаний. В общем, Кандида посчитала, что игра не стоит свеч и забыла обо всем. Не смогла лишь уничтожить действующий Маховик, но спрятала его хорошо. О нем лишь мы знали. Я отправил воспоминания портрета и часть своих с этим Маховиком, себе-семнадцатилетнему. Круг замкнулся.
Один короткий взмах палочкой, и я понял, что могу говорить. Но не спешил. Потому что в обычном мире этого человека посчитали бы сумасшедшим, но здесь… здесь же проклятая магия!
– Не веришь мне?
Помотал головой.
– Нет, – хрипло, на выдохе.
Мужчина закатал левый рукав. На загорелой коже сверкнула серебряная змейка, украшенная рунами. Точно такая же, как у меня. Но в то же время другая.
Браслет, сделанный Годриком.
Мужчина подошел, осторожно, как к дикому зверю. И освободил мне правую руку.
– Я могу показать тебе воспоминания. Свои воспоминания.
Вложил в пальцы палочку и доверчиво наклонился ко мне.
– Тебе решать: Легиллеменс или Авада Кедавра.
Он смотрел своими невероятными зелеными глазами, а я понимал, что, если хочу разобраться в ситуации, выбора на самом деле не имею. Салазар – портрет – обучал меня работе с сознанием, поэтому что делать примерно я знал.
– Легиллеменс.
С непривычки в сознание мужчины я вломился, как взбесившийся носорог. Наверное, ему было больно, но он терпел. И не скрывался.
Я бы мог сказать, что мужчина солгал, на самом деле присвоил воспоминания портрета, если бы разноцветные линии его сознания не подхватили меня и не увлекли вглубь, в открытое поле памяти. Так доверчиво, так… искренне. Я видел ту, другую, древнюю жизнь. Видел старинные замки, восстания, строительство Хогвартса и его оборону. Я видел все, и это были истинные воспоминания. Салазар рассказывал, как определить правдивость увиденного.
Передо мной стоял мой Салазар Слизерин, современный, старше меня, но… мой. Просто мой. С открытым до самого донышка разумом, распахнутой душой, готовый принять любой вердикт. Я видел его симпатию ко мне, его окрашенные чувствами воспоминания. И мог бы легко их уничтожить – маг вверял мне всего себя. Но вместо этого я постарался аккуратно выскользнуть из чужого сознания. Салазар помогал, мягко, ненавязчиво. Когда мы приняли реальность, то оказалось, что прижались друг к дружке лбами, дышим одним дыханием, тяжело, надсадно.
– Развяжи меня, – палочка выпала из рук.
Веревки немедленно соскользнули на пол и пропали, я поднялся. Желание придушить эту сволочь возрастало в геометрической прогрессии.
Как бить человека я знал. Главное – прятать большой палец внутрь кулака. Так и поступил. Салазар красиво откинулся на стол, а я вылетел через окно в сад. Невозможно находиться с ним в одном помещении. Я же убью его.
Схватился за волосы, чтобы унять мысли. Все чувства, до этого сдерживаемые, приглушенные горечью потери, сейчас хлынули на меня. Стало больно и сладко, страшно поверить и невозможно отказать.
– Ублюдок! Я же думал, что ты умер! Что больше никогда не увижу тебя, – покачал головой, кусая губы. – Почему…
– Не мог, – Салазар уже залечил ссадину. Ненавижу магию! И медленно подошел ближе, положил руки на плечи. – Нам нельзя вызывать подозрения, не пока ты в Хогвартсе.
Я убью эту сволочь, потому что сейчас… абсолютно… счастлив.
– Я люблю тебя, – короткий поцелуй в щеку. – Люблю тебя, – в веки. – Люблю, – в лоб.
Если он так надумал следовать к губам, то какой-то слишком долгий путь.
Я думал, что привык уже ко всему, теперь же оказалось, что мир магии… гораздо богаче на сюрпризы, чем я подозревал вначале. Потомки Смерти, кольца…
Возродившиеся темные маги, что сжимают так, будто боятся одновременно поранить и отпустить.
А волосы у него мягкие, густые. И губы по-прежнему теплые, жесткие, уверенные, поцелуи их – пьянящие.
– Люблю тебя, – прошептал в ответ.
Салазар улыбнулся и поцеловал меня снова.
Я потом отомщу ему. Сейчас я слишком для этого счастлив.
38
– Ты издеваешься, – припечатал Салазар.
– Хм? Нет, – категорический тон вызывал улыбку.
– Тогда изощренно мстишь, – предложил второй вариант Основатель. – Заставляя меня бегать к тебе на свидания, как какого-то мальчишку.
– М, возможно. Но ты это заслужил.
Мужчина прищурился.
– Еще и удовольствие получаешь. И кто из нас змей слизеринский?
Из груди вырвался легкий, тихий смех.
Перед нами расстилался шлюз Камден-Тауна, под мостом, на котором мы стояли с Салазаром, проплывал белоснежный катер с туристами.
Рабочий день уличных художников в самом разгаре, однако из-за жары туристы разбежались: либо прятались в парках, либо на катерах в компании холодных коктейлей и мороженого. Немногочисленные художники примостились в тенечке. Кто под редкими деревьями, Мегги, например, прислонилась к боку своей палатки, спрятавшись под полосатый навес.
Мы с Салазаром решили перекусить на мосту. Да, в чем-то бывший Слизерин прав, мне доставляет удовольствие то, как он ждет меня в Камдене или в любом другом районе Лондона, откуда мы отправляемся на прогулку в парк, в кино, театр или музей. Однако, помимо этого, пансионат служит прозрачной завесой между двумя комнатами, в которые условно превратилась моя жизнь. Одна – ставшая уже привычной за прошедшие годы, со своим расписанием, занятиями, увлечениями. А в другой есть Салазар, что заставляет меня автоматически пересматривать многие аспекты своего существования. Будь то поздний завтрак или полноценный рабочий день. Иногда приходится вставать раньше, чтобы успеть на какую-нибудь выставку. Иногда приходится уходить с рабочего места, чтобы посетить кинотеатр. Но, что мне нравится, Салазар сдерживает свой эгоизм. Меня всегда ждет завтрак, если я не успеваю поесть. Или он может часами сидеть подле меня, глядя, как я рисую, если клиентов много. Подобное несколько пугает, ведь я знаю, каков на самом деле Слизерин. И не понимаю, как спросить, как правильно задать вопрос, чтобы узнать, почему он не… другой… странный.
Единственное, что не устраивало Салазара, так это мой отказ переехать к нему. А я не мог объяснить, что мне требуется время привыкнуть к его присутствию в собственной жизни. Не мог подобрать правильных слов. Но, может, время пришло? Ведь мне скоро в Хогвартс.
– Это лето последнее, когда я живу в пансионате. На следующее обязательно перееду к тебе, если хочешь, сразу с вокзала, – искоса взглянул на мага. – Хозяйку уже предупредил, так что она меня ждать не будет.
Это уже не шутка, сердце зашлось быстрым стуком в ожидании ответа. До этого в наших словах царил флирт и легкое веселье, лишь тонкая грань серьезности.
Салазар легко прижался щекой к моей макушке, всего на мгновение, но оно стало драгоценным.
– Я рад, – пальцы скользнули по тыльной стороне моей ладони, отчего по позвоночнику пробежалась дрожь.
– Кстати, ты уже решил, как будешь возвращаться в магическое сообщество? Вроде все думают, что Гриффин – владелец журналов и газет.
– Это уже их проблемы, – почти промурлыкал с видимым удовольствием Салазар. Разве что не потянулся. Лишь глаза остались холодными, сверкающими. – Не стоит делать поспешные выводы, основанные на малом количестве информации. Это может привести к недоразумению. Будучи Гриффином, я никогда не утверждал, что являюсь владельцем, наоборот, делал акцент на том, что представитель СМИ. Так что в нынешней ситуации мне достаточно дать коротенькую заметку о том, что Эрик Гриффин покидает страну ради более успешной карьеры за морем, пожелать ему удачи и поблагодарить за то, что долгое время являлся идеальным представителем. А на сцену выйдет Салазар Селвин, настоящий владелец.
Что-то мне подсказывает, что хитрый слизеринский змей уже провернул кампанию по удалению Гриффина со сцены.
– Ты изменился. Стал… Ты совсем другой, по сравнению со своим портретом.
Салазар хмыкнул, сделал глоток сидра прямо из запотевшей бутылки. В его длинных, ухоженных пальцах она смотрелась произведением искусства. Раньше я и подумать не мог, что Основатель может пить из горла, гулять в простых джинсах и разговаривать без экивоков и словесных реверансов. В остальном же Слизерин как был джентльменом, так им и остался. В своем, магическом, понятии.
– Время изменилось, другие нравы, другие традиции. К тому же я тесно контактирую с миром маглов. Конечно, мне не все изобретения простецов пришлись по вкусу, – выразительно взглянул на надкусанный биг-мак в руке, – однако у них много интересного, познавательного. Никто бы не понял, если бы я вел себя как чистокровный сноб. Это выглядит смешно со стороны никому не известного мужчины. К тому же, – этот знакомый хитрый прищур! – Никто не говорил, что мне нравится соблюдать правила поведения в высшем магическом сообществе. Одно дело этикет, банальная вежливость, но "превосходство свое и гордость рода своего должно демонстрировать тем, кто вокруг" – это совсем, совсем другое. В наше время отступить хоть на шаг от правил означало опозорить род, сделать его предметом насмешек и главным анекдотом на длительное время. Подобное не располагало к созданию дружеских связей. Мне повезло найти Кандиду, Пенни и Годрика, которые так же, как и я, не любили все эти правила. Но многие, как мой отец, следовали им годами, не в силах открыться хотя бы одному человеку из вечного опасения причинить урон репутации. Ты не представляешь, какое облегчение пришло, когда я понял, что не обязан и в этой жизни сковывать себя высшим этикетом.
Салазар смотрел вдаль, в прошлое, которое не видно остальным, в свою прошлую жизнь. Насколько же он был одинок до появления других Основателей? Не доверял им, боялся открыться. И как ненавидел всю эту мишуру, будучи исследователем по натуре, пылким, страстным, охочим до знаний.
Сейчас он Селвин, последний представитель древнего чистокровного рода. Его дядю по отцу убили во время Первой магической, когда тот встал под знамена Волдеморта. Род древний, знатный, но не такой, как Слизерин. И Салазар может позволить себе послабления, вести себя так, как хочет. Тем более, что в отношении этикета он остается предельно вежливым джентльменом. Кто же виноват, что не все маги могут расшифровать иронию или насмешку, тщательно замаскированную в его словах.
Лишь со мной он… другой.
Салазар тонко улыбнулся, со значением и тайным знанием, как будто читал все мои мысли. Браслет мелькнул на руке, когда он повернулся всем телом ко мне, облокотившись на перила. Так умел выглядеть только он один: как будто он знает то, что неведомо остальным.
– "Внешнему кругу доверь дела свои и планы свои, внутреннему – помыслы и мечты свои, ибо они твои родичи. Личному доверяй сокровенные мысли свои, само сердце свое, ибо пройдя через два первых круга, обрел он доверие", – нараспев. – К внутреннему обычно относились родичи, у меня – Кандида, Пенелопа и Годрик. Подразумевалось, что к личному отнесутся супруги, неразделимые, идущие вместе до самой смерти. Но моя жизнь с женой была чередой фальшивых масок и притворства. Ты вошел в мой личный круг, пройдя первые два, заслужил мое доверие и даже больше, – тонкая улыбка. – Темные маги эгоистичны, привыкли получать все, что захотят. Но теперь твои желания тоже входят в список моего эгоизма. Нет смысла притворяться с тем, кто знает тебя любым. И открывает свой разум навстречу.
Щеки загорелись, а сердце замерло где-то в горле, мешая дышать. Это даже не признание в любви, здесь нет трех привычных слов, но все кричит об этом чувстве. Салазар не раз слышал от меня эти слова, но почти никогда не говорил их сам. Потому что подразумевалось. Потому что тонкой нитью пронизывали они все дела и поступки мага, все, что он делал – ради меня. Ради нас. Ради того, чтобы быть рядом. Учил секретным составам, раскрывал душу, с опаской, страхом, но каждый раз получал в ответ доверие.
Я сжал руку мага, крепко, как только мог.
– Я…
– Знаю, Гарри, – кивнул бывший Слизерин. Посмотрел на воду, со вздохом откусил еще раз от биг-мака. Ему не понравился фаст-фуд, по крайней мере, не Макдональдс. – Как думаешь, что будет делать директор в этом году? Что он предпримет теперь, когда с Темным Лордом покончено?
Смешной вопрос на самом деле. Эпопея завершена, окончательно и бесповоротно. Салазар это понимает, но отдает ответ на откуп мне, так как директора я знаю лучше, имел возможность наблюдать и анализировать его поступки на протяжении года.
Дамблдор не злодей, он из тех, кто считает, что жизнь одного – достойная цена за жизни остальных людей. Саму пешку, разумеется, никто спрашивать не собирается. Возможно, он хотел исправить то, что считал своей виной – упустил Тома Реддла, недосмотрел, как мальчик стал чудовищем. Но даже если это его игра, чтобы прославиться, как наставник Героя, то свою долю славы он уже получил, а остальное пресечет магическое сообщество.
– Ему ничего не остается, кроме как смириться. Директор держит руку на пульсе, поэтому не сомневаюсь, он уже в курсе, что Гермиона практически состоит в Отделе Тайн. Этим летом Рон не только проводил время у Малфоев, но и посещал со старшим братом банк Гринготтс, английское отделение. Гоблины предложили ему попробовать силы в обучении на должность разрушителя проклятий. Своих будущих сотрудников, если они видят потенциал, гоблины обучают самостоятельно. Там что-то с ученическим контрактом и последующей отработкой. Рон написал, что ему найдут Мастеров, преподавателей, если он пройдет испытания.
– У мальчика неплохой аналитический талант, – фыркнул Слизерин. – Даже если он не пройдет испытания, зеленые пройдохи так просто его не отпустят ни в какой Аврорат.
– Вот именно, и не дадут директору манипулировать им, прикроют, пусть и не явно. Вложатся в будущее, так сказать. Получается, у нас Отдел Тайн, Малфои и Гринготтс.
– И ты, – с нажимом заметил Салазар.
– У меня Блэк, за ним потянутся те же Малфои. Впрочем, думаю, проблем не будет. Директор, как мне кажется, вполне удовлетворен исходом дела.
Перевел взгляд на воду. Скоро мне в школу, последний год. Мысли, что я долго отбрасывал, откладывал, вновь вернулись.
Мне придется расстаться с Выручай-комнатой и портретами. Конечно, их можно навещать, но это не то же самое, что беседовать часами или учиться у них. И изготовить копии я тоже не могу, для этого еще учиться и учиться. Кто знает, что произойдет, когда я закончу обучение на профессионального магического портретиста? Возможно, Кандида с Годриком вновь заснут, останется одна Пенелопа.
Да и не хочется мне быть магическим художником, у меня совсем другие планы.
Судя по всему, Салазар думал о том же самом. Биг-мак отправился в урну, даже у Основателя не хватило выдержки съесть его холодным. Тонкие, очерченные губы коснулись горлышка бутылки. Нет, он явно издевается! Или выдержку мою проверяет, не иначе.
– Какие планы на будущее? – да, он действительно думал о своих товарищах, вернее, об их портретах.
– Хочу поступить в художественную академию Бранвелл.
Что мне нравится в Салазаре, он не стал кричать, что я связываю жизнь с миром маглов, хотя сам маг, не стал переубеждать. Просто кивнул и предложил помощь с поступлением.
На самом деле, помощи, как таковой уже и не требовалось. Мегги предоставила все документы и вступительные задания за прошлый год, стоимость обучения, если не сумею попасть на бюджет – в чем сомневаюсь, за моими плечами опыт – предложила сходить на выставку работ выпускников, что состоится незадолго перед моим отъездом в Хогвартс. Вот только сплавлю Салазара в командировку и сразу же к подруге.
Маглорожденным или выросшим в мире простецов, желающим остаться там после окончания обучения, Министерство предоставляло документ об окончании частной академии, то есть полное среднее образование, включающее в себя и последние два класса – уровень А. Разумеется, если кто-то желал поступать в магловские учебные заведения, приходилось учить и сдавать с нуля, но таких волшебников мало. Если честно, ни об одном не слышал. Гермиона должна стать первой.
Но это позволит мне подать документы официально и пройти вступительные экзамены.
– Почему магловское искусство? – только один вопрос прозвучал. И в нем я не слышал осуждения, лишь любопытство, присущее моему Салазару.
Над этим вопросом я долго раздумывал, изучал его со всех сторон, крутил так и этак.
– Потому что звание магического художника – это цепи и кабала. Не в плане обучения, хотя оно строгое, даже жесткое. Нет, тут другое. Вся жизнь мастеров, окончивших обучение, расписана по минутам, каждый желает заказать свой портрет или портрет родственника. Я не говорю уже про реставрацию и постоянное обновление имеющихся портретов в Министерстве или Мунго, или еще других организациях. Не остается времени на само искусство, на вдохновение. Просто на то, чтобы нарисовать закат или вот, катер на реке, – махнул рукой в сторону шлюза. – Я хочу рисовать и для себя, так, как велит мне душа и вдохновение. А магические краски мне в этом помогут, – прищурился лукаво.
– Это нарушение Статута, – хмыкнул Салазар. Не то, чтобы он сильно возражал…
– Волшебные краски не растекаются, лучше смешиваются, позволяют дольше сохранять яркость, но не делают рисунки волшебными. Пройдет лет тридцать, прежде, чем люди зададутся вопросом, почему краски не меркнут. А если учитывать развитие промышленности и науки, то многие не разбираются в новых усовершенствованиях краски. Полный простор для деятельности. От этого отказываться я не собираюсь. Скажу, семейный рецепт закрепителя или что-то в этом роде.
Салазар засмеялся, тряхнув густой гривой.
– Я определенно научил тебя плохому, мой мальчик.
Поморщился весело.
– Не называй меня так, а то хочется предложить лимонную дольку.
Время пролетело незаметно. Салазар проводил меня до вокзала, но не стал мелькать перед другими волшебниками. Пока еще рано, через год будет можно. Все равно собираюсь пригласить его на выпускной бал.
Компания наша собралась в полном составе в одном из купе. Они пока только раскладывали вещи, припасы, чтобы впоследствии не отвлекаться от беседы.
Каждый год происходили изменения в их внешности, иногда заметные, иногда практически невидимые. Тем не менее, я всегда тщательно фиксировал их, показывал на страницах своей манги.
Сейчас передо мной в купе сидели уже не подростки, молодые люди. Почти полностью сформировавшиеся. От былой неуклюжести не осталось и следа, появилась изюминка во внешности каждого, будь то яркие волосы Ласки, тонкие черты Дракона или четко очерченные губы Бобренка.
Мы все выросли, Салазар говорил о том же, но я не верил, пока не увидел друзей и не убедился собственными глазами.
Малфой как всегда аристократично собран, но в этот раз ему вторит Рон, одежда стала темнее на пару оттенков, волосы – живописно растрепаны, а мелкие веснушки, до этого нет-нет, да мелькавшие на лице, исчезли бесследно. Гермиона сменила майки и кофточки на блузку, близкую к деловому стилю, даже ее коса, казалось, стала более строгой по плетению. Сдержанной, почти учительской.
Забавное впечатление.
Не верится, что этот год последний.
Гермиона вторила моим мыслям, произнесла эту фразу вслух.
– Да, – покачал головой Малфой. – Кажется, только-только у Квирелла учились.
Рон с Гермионой весело фыркнули.
– Как прошло лето? – поинтересовалась Бобренок. И весело, с удовольствием взглянула на меня. – Рада, что ты вернулся к нам, – теплая улыбка.
Даже не подозревал, что так по ним соскучился, пока не увидел всю компанию. Не думал привязываться, но так уж получилось.
– Отлично, приходил в себя, – отрапортовал, зная, что большего от меня не потребуют. Есть вещи, которые должны оставаться только в душе человека. – А у вас?
– Билла заставили пометаться в этом году, – засмеялся Рон. – Сначала вызвали в Англию, затем отправили во Францию, затем снова вернули в Египет. Там он и осел, кстати. Но успел показать мне подземелья английского филиала. Кстати, гоблин-руководитель пригласил меня на обучение по специальности разрушителя проклятий. Даже написали в школу, со мной будут заниматься дополнительно по чарам и трансфигурации, – противоречия разрывали Рона. С одной стороны, обучение, отличная специальность, обеспеченное будущее, а с другой стороны – УЧЕБА. Как будто ему этого не хватило, когда он подменял Гермиону.
– Маме ты не сказал? – девушка понизила голос.
Ласка мотнул головой, отчего пара прядок упала на загорелый лоб.
– Чем дольше она не узнает, тем лучше, – кажется, это стало мантрой. – У нас неплохо получается уживаться с Асторией и ее подругой, мы не ссоримся, умеем делить пространство и обязанности. Не думаю, что мама приняла бы такой расклад. Если уж она Чарли не вынесла, – Рон поежился.
– Мы решили, что во время обучения Рон будет жить у нас, а его родителям скажем про общежитие.
– Миссис Уизли может проверить, – покачала головой Гермиона, отрицая данный вариант.
Рон тяжело вздохнул и переглянулся с Драко. Судя по всему, они тоже об этом думали.
– Просто скажи, что собираешься снимать квартиру со своим товарищем по учебе. Что достаточно взрослый и хотел бы попробовать пожить один, – предложил я. – У твоего товарища невеста, так что все будет благообразно, старомодно и так далее. Неужели не найдешь, что сказать?
Малфой задумчиво кивнул.
– Поттер дело предлагает. Гермиона, у тебя какие новости?
– Летом пойду в Оксфорд вольным слушателем на специальность "Связи с общественностью". Одновременно буду проходить стажировку и учиться в Отделе Тайн, – девушка предвкушала будущее. – Мы с Северусом решили жить в его квартире после школы.
– Он разве не в доме в Коукворте живет? – нахмурился Малфой.
Гермиона отмахнулась.
– Там основной адрес для школы и Министерства. Неужели ты думаешь, что Мастер не может заработать себе на жилье? – выгнула бровь, знакомо так выгнула. У слизеринцев точно нет никаких курсов по Великой Силе Бровей?
Гермиона начала рассказывать об Отделе Тайн, то, о чем можно говорить. За окном проносились поля и луга, маленькие деревянные домики, некоторые были закрыты раскидистыми деревьями или скалами.
Мы едем в школу в последний раз.
Душу грела мысль о намечающейся концовке манги. Потому что я знаю, как ее закончу. Год будет обыкновенным, без приключений и тайных заговоров. Отдельным – последним – томом выпущу будущее. Прощальный бал в школе и то, что произойдет много лет спустя. Взрослые Астория с Драконом провожают своего сына на Хогвартс-экспресс. Рядом стоит "дядя Рон", любимый крестный, почти второй отец. У него нет детей, поэтому компанию младшему Малфою будет составлять очаровательная брюнетка с пышными кудрями и живыми карими глазами – вся в маму. Разве что тоненький носик будет клювиком, как у папы. Я уже словно наяву вижу эту девочку – Эйлин Гермиону Снейп.
Я вижу их всех, взрослыми, но не постаревшими, не утратившими задора и интереса к жизни. Будет и свадьба, и беременность обеих дам, улыбки, счастье и переживания. Последний том, думаю, выйдет самым объемным. Поэтому приступать к нему нужно немедленно.
После пира помчался сразу в Выручай-комнату. Соскучился – сил нет. Да и мангу нарисовать надо. За спиной словно выросли крылья. Никогда за предыдущие годы я не чувствовал себя таким свободным. Ощущение безоблачного счастья виделось во всем. Сегодня ярче горели свечи, чуть шире улыбалась Макгонагалл, директор отсалютовал кубком и повернулся к Снейпу, поговорить о чем-то. Да и сам зельевар выглядел… более живым, чем в прошлом году.
