Текст книги "Четкие линии (СИ)"
Автор книги: Шион Недзуми
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)
– Фред и Джордж уже давно колдуют летом, с помощью старых палочек Билли и Чарли. Мама постоянно на них ругается, выбрасывает их задумки, а ведь на Чемпионате с помощью своих шуток они заработали неплохие деньги. Когда я устроился в магазин на летнюю подработку, она раскричалась, плакала, говорила, что наша семья может прокормить своих детей самостоятельно. Как же, может! – неприкрытая горечь, Рона стало жалко. – У Джинни снова потрепанные, старые учебники, а я чудом избежал покупки какой-то древности в качестве бальной мантии. Если бы не заработанные деньги, пришлось бы красоваться в почти истлевшей рухляди с ржавыми кружевами, – его передернуло.
– Но ведь это еще не все? – Бобренок умела быть не только тактичной, но и проницательной.
А вот Рон странно склонил голову, прикусил губу, весь сгорбился, сжался.
– Чарли выгнали из дома, – почти прошептал он. – Родители узнали, что он встречается с парнем. Да и не встречается, живет с ним, причем уже давно. Его коллега из Румынии. Он приехал с Чарли на Чемпионат, чтобы познакомиться с нашими родителями, а мама устроила страшный скандал. Сказала, что Чарли может дома не появляться, что это мерзко и…. Она много чего наговорила.
– И ты теперь боишься, что она увидит книжки? – руки Дракончика дернулись, как будто он хотел спрятать мангу куда-то под стол. В глазах – неприкрытое сочувствие.
Впрочем, как и у меня, и у Гермионы.
Я не проповедую толерантность, не пытаюсь вдолбить ее в других, как говорится, свою голову на чужие плечи не приставишь. Не раз и не два я сталкивался с людьми, которые считали увлечение, интерес к собственному полу чем-то вроде страшной, смертельной болезни, причем заразной, потому что старались держаться от "источника" подальше. Их мнение меня не интересовало. Если друг оставил тебя из-за ориентации, мол, боится, что будешь заглядываться на его задницу – сдалась она, честное слово! – найдешь другого, того, кто поймет и примет. Но когда подобным образом поступают родные, те, кто ближе всего к сердцу… это больно. Унизительно. Обидно. Не раз и не два я сталкивался с ситуацией, когда родители считали своего сына умершим из-за того, что тот начал встречаться с другим парнем. Однажды девочки в академии случайно раздобыли домашний телефон нашего преподавателя – шли зачеты, требовалось что-то там уточнить, – и позвонили ему. Трубку сняла его мать и сказала, что сын умер еще несколько лет назад. Преподаватель нам потом дал новый телефон, и выглядел он…. В общем, ту тему мы не поднимали, а затем дружно пригласили его и его мужа на студенческий пикник, чтобы видел, что отношение к нему не изменилось.
В результате из-за подобной реакции дети боятся признаться в своей чувственной стороне, считают себя ниже других, недостойными, что значительно ломает им психику.
Если честно, мне повезло с родителями, да и вообще с семьей. Заметив в средней школе, что я интересуюсь только и исключительно мальчиками, надавали уйму рекомендаций вроде "не ложись с ним на первом свидании" и попросили приводить будущего зятя познакомиться. А дело внуков свалили на мою сестру. Та была так счастлива, так счастлива, что я на месяц переехал к однокласснице и носа домой не показывал, пока сестренка сама не умотала.
Но тем не менее, Ласку я понимаю. Его страх, его сомнения, тревоги. Где-то зашевелился червячок совести, но был задушен словами самого рыжика:
– Я не боюсь! – сжал кулаки, вскинул голову с покрасневшими, словно яблоки, щеками. – В ссоре я принял сторону Чарли. И его парень мне понравился! – уже тише, спокойнее проговорил он. – Пусть Чарли и не говорил, он давно интересовался… ну… своим полом. На его поступки и отношение это никак не повлияло. В детстве… он чаще других играл со мной, всегда привозил мне что-нибудь из Румынии в подарок. И писал часто, давал советы. Это… не честно… оставлять его….
Не по-гриффиндорски, угу. Интересно, каким бы вырос рыжик, не вмешайся я со своей мангой?
– Ты хороший брат, Рон, – Гермиона наклонилась, сжала руку парня.
Губы рыжика слабо дернулись, он попытался улыбнуться.
– Грейнджер, не приставай к моему парню! – вдруг задрал нос Малфой. – У тебя свой профессор имеется.
Умилительная забота. Все же Драко не такой вредный и противный, каким хочет казаться. Он так долго отнекивался от любых намеков на отношения, но сейчас переступил через себя ради того, чтобы рассмешить товарища.
– Он не мой, – ой-ой, а что это мы так покраснели?
Судя по всему, мальчишки подумали о том же самом, но допросу с пристрастием помешала распахнувшаяся дверь. В купе влетели близнецы, за ними – Блейз Забини, мальчик-шоколадка.
– Что пригорюнились, как будто похоронили кошку Гермионы? – рыжики опустились рядом с братом, потеснив меня. Блейз сел рядом с Гермионой, из-за чего Дракончика втиснули в угол к окну.
– Глотика натравлю, – душевно пообещала девушка. Из клетки раздалось душераздирающее, угрожающее "мя-а-ау", и парни дружно вздрогнули.
– Поняли…
– …осознали…
– … больше так не будем.
– И не обращай ты на маму внимания, – повернулся к Рону то ли Фред, то ли Джордж. – Покричит и успокоится. Лучше скажи, уже допросил Дракончика? Это правда?
– Что правда? – захлопал ресницами Малфой, настолько наигранно и театрально, что все поняли, что он понял… ну, и так далее. Атмосфера разрядилась, несмотря на то, что Рон снова залился краской.
– Уж не твои отношения с Лаской точно, – фыркнул Забини. – Мы и так знаем, что все это правда.
– Натравлю кота Гермионы, – пообещал Драко.
Мне кажется, или наше собрание все больше напоминает цирк? Но уж больно душевный цирк.
– Мы про Турнир, – в один голос заявили близнецы.
– А почему сразу я? – возмутился блондин.
– Потому что Малфой, который ничего не знает – это нонсенс. Вы всегда обо всем в курсе, так что колись, Дра-ако, – фыркнула уже пришедшая в себя Гермиона.
– Правда-правда.
– А вечерние мантии зачем? – тут же сориентировался Блейз.
– Будет даваться бал для иностранных гостей и чемпионов. Всем прийти с партнершами или партнерами, – какое злорадное удовлетворение в голосе Дракончика, загляденье просто.
Еще бы, до этого о девушках и парнях задумывались разве что близнецы да я. Но я – теоретически.
– Кого можно пригласить? – если учитывать, кто мама Забини, эта задумчивость пугает.
– Кого угодно, хоть кошку Филча, главное, чтобы танцевать умела, – насмешливый фырк.
Все задумались о перспективах пойти на бал с кошкой Филча.
– Меня больше волнует другое, – Гермиона отняла у Блейза мангу, развернула, так как ее собственная книга была вне зоны доступа, зажатая попой Малфоя. – На Турнире всегда много жертв, посмотрите.
Пришлось взять подшивку старых газет в публичной библиотеке магического Лондона, книги по Турниру, по истории появления и существования вообще, чтобы нарисовать несколько страниц. Гарри притесняли поначалу, потому что никто не понимал, как опасно это мероприятие, как много требуется знать и уметь его участникам. Мертвым не нужна никакая тысяча галеонов. Но если показать наглядно, если читатели увидят, что погибшие во время Турнира люди – их сверстники, самые обычные студенты, которые радовались, веселились еще вчера, а сегодня – уже лежат бездыханные, растерзанные либо василиском, либо мантикорой…. Это меняет если не все, то очень многое.
Парень в гриффиндорской форме со следами когтей на горле, а рядом – плачущие родители. Незнакомая девушка, чьи волосы растеклись по траве спортивного луга. Казалось, она просто прилегла отдохнуть среди трав, но на груди у нее алеет пятно, а глаза бессмысленно-пустые смотрят в небо.
Нужно дать понять, что Турнир – не развлечение, а смертельное мероприятие. Очень сложно отрешиться от всего, воспринимать действительность спокойно, когда у жертв, всего лишь упоминающихся одной строкой в книге, появляются лицо, эмоции.
Несмотря на то, что я избавился от возможной угрозы, плохое предчувствие меня не оставляло.
– Директор, это переходит всяческие границы!
Преподаватели с интересом смотрели за уже привычным метанием Северуса Снейпа по учительской.
– Этот проклятый художник раздал свои книги еще в поезде, причем никто так и не заметил, кто это сделал и как! И откуда он узнал о Турнире, если вы объявили о нем только на ужине!
– Северус, мальчик мой, – старый волшебник посмотрел на бывшего ученика тепло и немного снисходительно. – Это моя ошибка. Все это время мы полагали, что художник – один из студентов старших курсов. Но узнать о Турнире мог только человек, приближенный к министру. Даже мистер Малфой-младший, в чьей осведомленности я не сомневаюсь, не мог знать некоторых подробностей, указанных в книге, – он тронул кончиком пальца лежащий на столе томик с яркой обложкой. – К тому же ты видел учебники по чарам для первого курса? В них движущиеся картинки, и сходство стиля определенно прослеживается.
Зельевар развернулся, призвал к себе учебник, которым ему весело помахал Флитвик. Картинки действительно двигались. И авторство не вызывало сомнений: четкие, уверенные, не лишенные изящества линии.
– Вам удалось узнать, кто это рисовал? – спросила Минерва.
– Нет, редактор ссылался на условие о неразглашении в контракте.
– Может, мне наведаться в редакцию? – с намеком спросил зельевар.
Что может быть проще, чем применить легилименцию?
Но директор покачал головой.
– Насколько мне удалось узнать, автор приходил туда всего один раз, забирал учебники на переработку. И к тому же поздно вечером, когда рядовых сотрудников уже не имелось в типографии.
Зельевар еле слышно чертыхнулся. Поймать неизвестного художника стало для него навязчивой идеей. И если Минерва, видя, что на факультете рисунки не вызывают негативной реакции, более-менее успокоилась, то он не мог. Что-то его беспокоило, что-то очень важное, знакомое, но неуловимое, уже давно забытое.
Да и мисс Грейнджер…. Снейп поморщился как от зубной боли. Ее взгляды изменились, стали до отвращения восхищенными и понимающими. Она следила за его руками, за его губами, за его взглядами, за каждым движением. И молчала. Что вообще удивительно для биологического типа "гриффиндорец обыкновенный". Наверное, не зря конкретно этой студентке Когтевран Шляпа предлагала.
Самое обидное, что ничего ведь не скажешь. Можно только скрипеть зубами и рассказывать, объяснять. Да и что можно сказать? Не смотрите на меня, мисс Грейнджер? Тогда точно одна дорога – к Блэку, в Мунго. То-то они обрадуются еще одному пациенту, с которым у псины имелся застарелый конфликт.
– Альбус, но это уже даже не намеки на связь, это ее обрисовка, причем точная и четкая! – попытался он воззвать к разуму директора. – Разве это не порочит репутацию школы? Неужели не слышал о скандале в доме Уизли? По-моему, кто-то из старших сыновей покинул его навсегда, – об этом знал весь Хогвартс, потому как миссис Уизли, от отчаяния, пришла жаловаться к директору и попросила его воспользоваться положением друга семьи и авторитетом, чтобы направить Чарльза на путь истинный.
Какое счастье, что ученики на лето разъезжаются по домам. Несмотря на свою нелюбовь к гриффиндорцам, Северус признавал, что подобного унижения младший сын рыжего семейства не заслужил.
Директор успокоил ее, напоил отваром и посоветовал подождать, пока мальчик сам вернется домой. Он уже взрослый, может решать сам свою судьбу. И бла-бла-бла. Снейп потер виски.
– Северус, я все понимаю, но Хогвартс всегда позиционировал себя как учреждение с толерантными взглядами, здесь примут любого, кто попросит об обучении или убежище. Несмотря на цвет кожи или… ориентацию. Пока мистер Малфой и мистер Уизли не предъявляют претензий, мы ничего не можем поделать. Всего лишь говорить, что это выдумки. Я лишь надеюсь, что студенты послушают меня и не станут показывать книги нашим иностранным гостям.
– Да, надейтесь, – скривился Снейп.
– О чем задумался? Неужели вдохновение закончилось? – ехидно осведомился Слизерин. – Думал, с тобой такое в принципе невозможно.
И вот пусть этот змей не говорит, что не рад был меня видеть! Заметил я, как он улыбался, когда я вошел в Комнату.
По стенам прошлось негодующее марево, свое творение поддержала Кандида.
– Не дразни мальчика, Салазар! – прикрикнула она и повернулась ко мне, уже обеспокоенно. – Что-то произошло, Гарри?
Проблема у леди Кандиды Когтевран оказалась на удивление простой в толковании. Она слыла ледяной женщиной, девой без сердца и чувств, на всех смотрела свысока. На самом же деле попросту не умела обращаться с людьми. Будучи гораздо умнее и любознательнее своих сверстников, ей было с ними попросту скучно, а они презирали и ненавидели девчонку, которая знала больше. Ей хотелось учиться, познавать новое, чему она и посвятила первую половину жизни, не находя отклика у окружающих. Когда же вокруг собралась подходящая компания, люди, с которыми ей стало интересно… оказалось, что она не может заговорить с ними, не знает, как это сделать. Маска слишком вросла в лицо, стала ее второй сутью. Не говорю, что Кандида – женщина-одуванчик, скромная, милая и трепетная. Нет, она способна заколдовать целый отряд воинов, разговаривать о сложной трансфигурации, о многосоставных чарах ночи напролет. Но она же еще обладает тонким чувством юмора, гораздо мягче, чем хочет казаться. А может, это я просто вошел в круг доверенных лиц?
– Чего-то хочется, а кого – не знаю, – откликнулся я машинально, покусывая карандаш.
У меня, как правило, карандаши всегда заканчивались с двух сторон.
– Что? – поднял брови Слизерин.
– Хочется большого и светлого, – и нефильтрованного, угу.
Кандида прикрыла усмешку кубком с вином.
– У Гарри началась пора взросления, – пояснила она, вызвав румянец на щеках. – Не удивительно, что ты забыл об этом, Салазар, тебя миновала чаша сия. Как был мальчишкой, так и остался.
Слизерин зарычал. Леди Когтевран, вы великолепны! Хотя бы потому, что можете унять эту язву.
– Ладно, – поднялся. – Я пойду. Завтра школу ждет важное мероприятие. Ну, тех, кто доживет до вечера после уроков у декана твоего факультета, – показал язык.
– Моя школа, – гордо задрал подбородок Слизерин.
Что ни говори, а я скучал по ним!
20
Нет ничего лучше, чем стоять коротать почти зимний шотландский вечер на продуваемой всеми ветрами площадке. Преподаватели то ли не осилили, то ли не подумали, но защитили согревающими чарами только первые два курса своих факультетов. Остальные выкручивайтесь как хотите. Не удивительно, что еще на первом курсе Гермиона выучила заклинание согревающего безвредного огня – действительно стоящая вещь, вокруг которой сейчас кучковался четвертый курс Гриффиндора, тщательно защищая банку от пронзительного взгляда Макгонагалл.
Темнело быстро. Как правило, в манге ночь – является всего лишь показателем времени суток, несмотря на темноту, читатель обязательно должен видеть происходящее между героями. Поэтому существует четыре основных типа "ночи" в романтической манге. Это ночь на улице, когда герои куда-то спешат или идут на свидание. И тогда небо закрашено темным, много теней от домов, но сами герои обязательно – в пятне света от фонаря. Или освещены неоновыми огнями многочисленных небоскребов. Есть еще ночь за окном квартиры, и тогда контрастом выступает ярко освещенное помещение, будь то гостиная или маленькая спальня школьника-подростка. Разумеется, Танабата – один из популярнейших мотивов в романтической манге. Когда появляются лотки со сладостями, многочисленные развлекательные конкурсы вроде ловли рыбок или стрельбы по мишеням. И каждый прилавок освещен огнями, а над головой тянутся гирлянды фонариков, от которых светло как днем. И как завершающий штрих – салют, способный играть тенями на воодушевленных лицах главных героев. "Фестивальная" ночь особенно популярна в седзе, так как скромная девушка в кимоно – до сих пор самый любимый образ в Японии. Наряд главной героини при таком раскладе просто обязан быть на порядок скромнее, чем у остальных девушек, может, даже вызывать насмешки с их стороны. Но тем самым он подчеркивает ее милую простоту, ее элегантность, непосредственность, некоторую наивность и природное очарование. Салют является чем-то знаковым, неким порогом, переступив за который, герои начинают новый этап в жизни и отношениях, потому художники любят изображать поцелуй во время салюта.
Четвертый тип ночи напрямую связан с сексом. То есть физический контакт главных героев в пределах спальни, клуба, закрытого ресторана, переулка – нужное подчеркнуть. Тогда тоже обязательно должен присутствовать источник света. Или даже все помещение может быть ярко освещено, как в случае с закрытым рестораном. Да и просто обычно фон делают чуть потемнее или оставляют все светлым, упоминая ночь лишь на первых двух-трех фреймах. В любой ситуации, героев должны видеть – это незыблемое правило манги.
Нас же освещали яркие огни не только из школы, но и специально наколдованные директором. Действительно, не вылезать же нам из кустов навстречу гостям, как партизанам.
– Интересно, на чем прибудут гости? – поклацывала рядом зубами Падма Патил. Как и многие студенты, она послушалась и оставила сумку в башне. А вместе с нею и палочку. Отличились самоуправством разве что Гермиона, Драко и я, но я прихватил неофициальную палочку, светить которую не собирался.
Девушку было откровенно жалко, губы у нее посинели, это было видно даже несмотря на природно смуглую кожу.
– Иди сюда, – распахнул полы мантии.
Падма слегка покраснела, но желание согреться пересилило стеснительность, и она с радостью нырнула ко мне, поворачиваясь спиной, позволяя обнять себя и закутать в кокон.
– Спасибо, – облегченно выдохнула она.
На нас посматривали, но ничего не говорили. Некоторые провожали Падму откровенно завистливыми взглядами – вдвоем действительно теплее. Заметил, что некоторые парочки плюнули на конспирацию и обнялись так же, как и мы. Да и к моим выходкам уже давно привыкли. Я мог подойти приобнять Парвати или Лаванду, опереться на Рона или Драко, для меня это ничего особенного не значило, просто выражение дружеского расположения.
– Не за что, – пожал плечами. Близость женского тела не будила ничего, кроме умиления. Да, предпочтения остались прежними, несомненно. Будь на ее месте один зловредный темный маг….
Отбросил мысли, когда раздался крик одного из братьев Криви. К нам приближалась повозка. Низко летят, к дождю, наверное. Но вот они пересекли пятно луны, и раздались восхищенные вздохи. Гигантская карета, запряженная настоящими пегасами! Восхитительно. Хотелось бы мне прокатиться на одной из таких лошадок. Только не взлетая! Иначе это будет последний полет в моей жизни.
– Ничего себе, – восхищенно вздохнула Падма, сжимая мои руки. – Чары расширения пространства? Облегчения веса? Левитация?
Когтевран – это диагноз. Пока остальные восхищались резьбой, величием коней, даже массивной фигурой директрисы Шармбатона, "вороны" активно пытались рассчитать, какие заклинания использовались, чтобы эта карета передвигалась в воздухе с такой ошеломляющей легкостью.
Директриса Шармбатона двигалась плавно, грациозно, что при ее массивной фигуре восхищало и поражало. Было видно, что она прекрасно владеет каждым дюймом своего тела и не стесняется его. А еще – что в ней нет примеси великанской крови. Скорее, это сказалось наличие какого-то другого волшебного существа, или даже нескольких. Интеллект великанов заточен немного иначе, нежели у людей, поэтому их полукровки тоже мыслят иными категориями. Им интересно одно-два направления, в которых они преуспевают, как наш Хагрид – в уходе за существами, но вот остальные им, пожалуй, недоступны. Про мадам Максим я читал летом. Она являлась автором статей по трансфигурации, чарам, защите от темных искусств, раньше, еще до получения поста директора, она преподавала чары. Также сделала несколько интересных открытий в артефакторике. Директором ее не за красивые глаза сделали. Интересно, какие все-таки наследия сыграли свою роль?
Создатели корабля Дурмстранга явно читали "Летучий голландец" и "Корабль-призрак", потому что получившееся творение напоминало привидение. Тонкие, обветренные руки-мачты с костлявыми пальцами снастей, обтянутые парусами, пустые глаза иллюминаторов, тусклые, ничего не выражающие. И огни святого Эльма по всей корме, сбегающие и тающие в воде.
Падма вздрогнула, подалась вперед, почти выскальзывая из мантии.
– Ничего себе! Слышала, их директор когда-то учился у нас, – прошептала она, но ближайшие соседи услышали.
– А еще был Упивающимся, – кивнул я. Тоже нашел статьи в публичной библиотеке магического Лондона.
– Ты шутишь?!
Мы и остальные распутались, я оправил мантию.
– Спасибо, – Падма слегка покраснела, – я согрелась.
– Я тоже. Не благодари, мы же друзья, – лучше предупредить сразу.
Патил кивнула и повернулась к гостям. Как раз вовремя, чтобы узнать в одном из подопечных Каркарова Виктора Крама.
Зашуршали мантии, все искали бумагу, перо или хотя бы губную помаду, чтобы попросить автограф. Бедный Крам, мне его уже искренне жалко. Особенно, если учесть, что он станет чемпионом своей школы. Какое счастье, что мне удалось этого избежать! Люпин благополучно приехал в школу и так же благополучно продолжил преподавать, пропадая где-то по полнолуниям. Его вычислила половина Когтеврана, как минимум одна гриффиндорка и один слизеринец, но сдавать не собирались, потому как таланты директора по подбору персонала на данную должность слегка пугали. В свете приближающихся экзаменов так уж точно.
Первыми в помещение вошли хозяева, расположились на своих местах. Дальше впорхнули девушки из Франции, в облаке духов и синих бабочек, с кокетливыми шляпками на гладких волосах. Они чинно шли, но не упускали возможности бросить короткие, на уровне приличий, взгляды по сторонам. Присоединились они к нашему факультету. А вот массивные, крепкие дурмстрангцы выбрали Слизерин.
Как и говорили на Чемпионате, собравшись вместе, маги не могут не покрасоваться друг перед другом, распушить хвосты.
Меня больше всего интересовала Флер Делакур. Все девушки из Франции оказались если не хорошенькими, то миленькими и обаятельными, но Делакур являлась настоящей красавицей. Все в ней было доведено до совершенства. Блестящие гладкие локоны, платиновые, буквально сияющие, яркие синие глаза в обрамлении пушистых-пушистых, длинных ресниц, жемчужные зубки меж изящно изогнутых розовых губок. Она держалась с достоинством не королевы – королева у них Максим – но принцессы так уж точно. И без того вздернутый носик задирался еще выше, что невольно умиляло и смешило.
– Поттер, не говори, что и ты тоже! – простонала Падма.
– О чем ты? – посмотрел на однокурсницу.
Она скривилась.
– Все только и смотрят в ее сторону, уже влюбились. Не говори, что ты присоединишься к этому стаду баранов!
Ах, да, действительно, некоторые студенты до сих пор не могли поднять челюсть, смотря на Флер, как на настоящую фею. А вот Ласку мне становилось жалко: тот разрывался, не знал, в какую сторону взглянуть. То ли на фею Шармбатона, то ли на знаменитость Дурмстранга.
– Нет, – отмахнулся от Падмы.
– Тогда почему ты с нее глаз не сводишь? – прищурилась она.
– Ревнуешь? – удивленно поднял брови. Только этого мне не хватало.
– Ревную, – согласилась немедленно девушка, у меня аж сердце замерло. – И я этому объекту ревности задам, ох, как задам! – пообещала она, сжимая кулачки и бросая красноречивые взгляды куда-то в сторону стола Слизерина.
О-ля-ля! Неужели она встречается с кем-то из змеек?
Падма заметила мой взгляд, слегка покривилась.
– Блейз Забини, – неохотно произнесла она. – Он подошел ко мне в начале этого года, предложил встречаться. Я согласилась. Но то, как он пялится на нее…. – почти шипение. У нее в роду никого с парселтангом не было?
Бросил косой взгляд на мальчика-шоколадку. Тот вроде бы не сводил глаз с феи, но нет-нет, да и посматривал в сторону индианки. Кажется, кто-то приревновал к моим методам согреть подругу, вот и устраивает показательный демарш. Сказать или нет? Нет, пока не стоит. Сами разберутся. Но если надо будет, помогу.
– В данном случае меня интересует, как они будут разбираться с правилом, что в помещении головные уборы необходимо снимать, – кивнул в сторону французов.
Те выглядели растерянными, поглядывали по сторонам, словно что-то искали.
– Действительно, – озадаченно произнесла девушка. – Почему они их не сняли.
Для меня причина казалась очевидной.
– Потому что это не наши колпаки, Падма. Их свернешь в трубочку и положишь в карман. А шляпки, скорей всего, зачарованы на сохранение формы и против заклинаний трансфигурации, так что превратить их на время студенты не могут. Но и положить некуда, с ними есть не удобно. Вот и сидят, мучаются.
– Что это? – Чжоу Чанг напротив выразительно скривилась, почти с ужасом глядя на супницу, источавшую насыщенный рыбный дух.
Что я могу сказать, как бывший житель Франции? Оригинальный буйабес варится из нескольких сортов морской – обязательно морской! – рыбы и имеет слегка приглушенный карминовый цвет, почти красный, в котором так ярко выделяются пышные креветки и приоткрытые мидии. От него всегда должно пахнуть букетом трав, считается, что каждый повар во Франции должен внести в традиционный буйабес какое-то свое изменение, которое придаст супу несколько иной вкус. Больше всего экспериментируют, разумеется, с моллюсками, осьминогами и специями. Но чем дешевле идет на готовку рыба, тем бледнее цвет супа. В данном случае он имел… цвет детской неожиданности. И от него… пахло минтаем. Я ничего не хочу сказать, но отдам предпочтение болгарской кухне, из которой хогвартские домовики взяли несколько блюд. Например, гювеч или картофель по-болгарски, с йогуртом и творогом. Объедение, мням-мням-мням!
– Возьми вот это! – подтолкнул к ней картофель. – Не пожалеешь.
– Кстати, ты знаешь, мы решили свести таки профессора Люпина с Трелони, – поделилась планами Падма, накладывая и себе картошки.
– Угу, – кивнула еще одна когтевранка и захихикала.
О, вот это уже становится интересно. Гораздо интереснее какого-то там Турнира. Можно будет использовать это в качестве материала для следующего тома манги. Хотя он и так выйдет насыщенным событиями.
– Мы попросили у него помощи в обеспечении безопасности, – улыбнулась Патил. – Ты же знаешь, что на прорицания приходится забираться по веревочной лестнице на какой-то чердак. А что если лестница отвалится? И мы покалечимся?
– Простите, – нашу беседу прервал нежный голосок с тонким акцентом. – Не передадите мне буйабес, пожалуйста.
– Да-да, разумеется, – подвинул суп, почти не глядя и вернулся к девочкам. – Так что там? Люпин согласился?
Падма посмотрела мне куда-то за спину, довольно улыбнулась. Проследил за ее взглядом. Себе в тарелку наливала суп чем-то не слишком довольная Флер Делакур. Ну, да, я ее понимаю, такой супчик после долгой дороги….
– Согласился, конечно, у профессора очень доброе сердце.
– Но ведь этим, по-моему, должен завхоз заниматься.
Чжоу взглянула на меня, как на ребенка, Падма погрозила пальцем.
– Смотри профессору Люпину не сболтни!
Иначе обрушится на меня женская кара Хогвартса. Понял-понял, рот на замке.
– Бедный Рон, – неожиданно посочувствовала Падма. – Он разрывается. Крам или блондинка? Блондинка или Крам?
Ласка как раз получил острым локотком Гермионы в бок, да так, что скривился, глядя на него, даже я.
– Если бы Крам был блондинкой… – подхватил я.
– Как Дракончик! – пропели девушки и засмеялись.
Это была маленькая общая тайна Хогвартса, закрытая от посторонних. Я уже не раз слышал, что на всех факультетах решили скрывать книги от иностранных гостей. Чтобы это осталось секретом только между англичанами. Посмотрим, как они с этим справятся.
На десерт я построил крепость из бланманже, окруженную фруктовым салатом "София" под охраной яблок по-болгарски. Сладкоежка, как есть сладкоежка.
Почему после еды хочется спать? Потому что кожица на животике натягивается, и глазки закрываются. Пока директор вел разъяснительные работы насчет судей, комиссии, представителей Министерства и отборочного артефакта, я задремал. Какое счастье, что не придется во всем этом участвовать. Зато можно будет зарисовать драконов, и посмотреть на русалок, и….
Вдохновение волной адреналина смыло всякую сонливость, я взбодрился и приготовился к очередной бессонной ночи, но мне ее жестоко обломал Блейз Забини, что ледоколом "Арктика" пробился ко мне, схватил за руку и потащил за собой. Пришлось мельком извиниться перед ошарашенным Каркаровым, мимо которого слизеринец пронесся ракетой.
Меня не очень аккуратно швырнули на стену в ближайшем закутке, приставили к горлу палочку. Что же вы такие предусмотрительные, змейки мои!
– Планов и видов не имею, с Падмой просто дружим. И она готовит тебе темную, так как приревновала, – тут же отчитался я.
Забини ошарашенно просиял, затем озадачился, затем чело его омрачилось думами и сожалениями насчет того, что строил глазки Флер. Но свою миссию по спасению собственной художественной шкуры я выполнил. А теперь бежать, бежать, бежать, пока слизеринец не пришел в себя. У него мамочка не зря так часто замуж выходит, не дай Мерлин, ребятенок материнские гены перенял.
– Со своим не в меру ревнивым парнем разбирайся сама, – оповестил обеспокоенную Падму в гостиной. – У меня спина болит.
Ну, вот, у меня видите ли, спина болит, а у нее лицо сияет. И где справедливость?
– Что-то мрачноваты у тебя картины получаются, – заметил Слизерин, заглядывая на пока еще карандашные наброски.
Кубок Огня и бросание в него записок меня интересовало постольку-поскольку. Все самое яркое и необычное на первом этапе я уже увидел. Теперь главное успеть зарисовать, пока свежи впечатления, пока все это не забыл. Руки двигались сами по себе, перед глазами стояли картины, которые я бы хотел увидеть.
– Они же прибыли вечером, когда уже темно на улице, – погрыз карандаш, добавил пару штрихов.
Пожалуй, Ласка начнет говорить только о Краме в этом томе. И пусть Дракончик побесится, но на самом деле никакой измены не будет. Мой рыжик слишком наивен и честен, чтобы целенаправленно увиваться за звездой квиддича, как за потенциальным партнером. А вот как за просто хорошим игроком… Драко будет понимать это, что, впрочем, не помешает ему скрипеть зубами.
– На что ты только тратишь свой талант, – укоризненно покачал головой Слизерин.
Бросил на него короткий недовольный взгляд, невольно задержался на четко очерченных губах. Какого черта я творю?! Что со мной происходит?! Вернее, я знаю, что происходит. Остается надеяться, что гормональная перестройка у магов происходит гораздо быстрее, чем у обычных людей. Два года в компании жутко сексуальной картины я не переживу. И так сны донимают.
