Текст книги "Голос сердца (ЛП)"

Автор книги: Шэри Дж. Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 9

Проблема в отношениях между братьями заключается в том, что ничего невозможно скрыть друг от друга. Я ловлю единственный взгляд ЭйДжея, когда вхожу в дом, и уже знаю, что мое лицо краснее, чем американский омар. Он встает с дивана с самодовольной ухмылкой от уха до уха, медленно хлопая в ладоши.

– Не будь мудаком, – говорю ему.

– Я так горжусь тобой, братан, – он протягивает руки, дотрагиваясь до меня. – Ты собираешься сделать это, в конце концов, – продолжает он напевать неприятным голоском, пародируя ребенка. Будь я на его месте, я бы не сделал еще один шаг мне навстречу. Его снисходительные слова быстро уничтожили каждый счастливый эндорфин, с которым я вошел сюда.

– Нужно было просто остаться там, – бормочу я себе под нос. Отойдя от ЭйДжея, чтобы не потерять контроль и не врезать ему, я направляюсь в гостиную и вижу, что папа все еще спит, а мама складывает выстиранное белье Олив в то время, как сама Олив срывает одежду со своих кукол Барби.

– Вы помирились с Шарлоттой? – спрашивает мама.

– Да, все хорошо, – отвечаю я, опускаясь на колени рядом с Олив. – Хочешь, чтобы к нам на ужин пришла Лана сегодня вечером?

– Ура! – вопит Олив. – Спасибо, спасибо, спасибо! – она запрыгивает сверху на меня, обвивая мою шею своими маленькими ручонками. – Можно я надену платье?

– Если это то, что сделает тебя счастливой, конечно, можешь, – говорю я ей.

– Ей же завтра в школу, – говорит мама, затейливо складывая брюки в стопку.

– Да, я в курсе. Я могу позаботиться о ней, веришь ты этому или нет.

– Что-то зашевелилось в твоих штанах, Хантер? – спрашивает она.

Очевидно, она не понимает, что достает меня?

– Действительно ли я – единственный, кто видит, насколько вы все поглощены моей личной жизнью? – я поднимаюсь с Олив, все еще висящей на моей шее и хихикающей, как гиена. Она мешает мне серьезно говорить с мамой, но я должен расставить все точки над «i».

– Это только потому, что мы все беспокоимся о тебе, дорогой, – мама заканчивает складывать одежду и поднимает стопку. – Смерть Элли так же больно ударила по папе и мне. Мало того, что она была очень важна для нас, но видеть, что наш сын потерял свою жену, было невыносимо. Мы очень любим тебя и сделали все возможное, чтобы помочь тебе в эти последние пять лет, но это был постоянный полезный опыт и для нас тоже. Ты же понимаешь, что еще никто не создал инструкцию, в которой бы было прописано, как мы могли бы помочь своему сыну пройти через нечто подобное. Плюс ко всему, все матери подслушивают. Если бы я не подслушивала, это означало бы, что я не забочусь о тебе. В один прекрасный момент меня не будет здесь, чтобы убедиться, что ты счастлив, и ты будешь скучать по этому, – она отмахивается от меня, поднимаясь по лестнице и оставив меня с материнской версией удара под дых. Вот почему я обычно молчу, позволяя ей и всем остальным принимать участие в моей унылой жизни.

ЭйДжей отвлекает меня, снимая Олив с моей шеи.

– Прости еще раз, – он садится на диван рядом с папой, покачивая расшалившуюся Олив на руках. – Ты должен улыбаться.

– А ты должен найти свою жену, – парирую я.

– Она дома, – говорит он.

– Тогда ты тоже должен быть там.

– Я хочу развода.

А вот и «бросок микрофона». (Примеч: mic drop – в конце выступления, чтобы показаться «крутым» (преимущественно USA термин)). Не могу сказать, что я не предвидел этого в тот день, когда он потратил все свои сбережения на бриллиант в три карата только потому, что она не приняла бы ничего меньше для предложения, или просто так думал ЭйДжей.

– Ты хорошо все обдумал или просто боишься исправить то, что натворил?

– О! – вопит Олив. – Ты слышал?

– Слышал что? – ЭйДжей переводит свое внимание на нее, явно избегая моего вопроса.

– Почта здесь. Почта, почта, письмо! – говорит она, бегая по дому.

– Куда ты идешь, Олив? – кричит мама с верхнего этажа.

– Почта! – орет Олив. Она уже на полпути к ящику, прежде чем я подхожу к входной двери, а она уже бежит обратно с кипой писем в руках. – Я знала! – она пробегает мимо меня, бросив почту на кофейный столик и держа один маленький конверт у груди. – Это она, папа!

– Кто? – спрашивает мама, спускаясь по лестнице в гостиную. – Кто это она?

– Сердце мамы, – говорит Олив, как будто это будет иметь смысл для всех, кроме Олив и меня.

– Простите? – говорит мама. Я никогда не просил Олив хранить в секрете эти периодически приходящие письма той женщиной, но и не хотел, чтобы об этом узнали все. – Почему вы получаете почту в воскресенье?

Эээ… Мы не получаем почту по воскресеньям. Я не захватил почту вчера, но почему малышка подумала, что почту принесли только что.

– Олив, ты видела почтальона?

– Нет, я просто слышала, как щелкнул почтовый ящик.

Такой чуткий слух? Боже. Подождите-ка секунду. Выбежав за дверь и позволяя ветру захлопнуть ее за мной, выбегаю к дороге как раз вовремя, чтобы услышать двигатель автомобиля, но он уже исчез за вершиной холма. Даже если бы я побежал вниз по улице, я не смог бы разглядеть автомобиль.

Побежденный, как и всегда, я иду обратно в дом и беру конверт у Олив.

– Ты видела человека, который положил это в почтовый ящик? – спрашиваю я ее. Она что, все это время доставляла письма самостоятельно? Если да, то она, очевидно, местная. Но, а как же горы, о которых она писала?

Олив качает головой, ее косички болтаются вокруг.

– Неа.

– Ты видела машину?

– Да, – говорит она. Ее одно маленькое слово заставляет мое сердце перестать биться за долю секунды.

– Какого цвета она была? – спрашиваю я.

Олив подносит свой палец к губкам, когда ее взгляд подминается к потолку.

– Эмммм, хммм... Я думаю, я думаю, что она была зеленой или, возможно, коричневой. Серой, да, она могла быть серой, как серый и белый цвет, может быть.

Я встаю перед ней на колени и беру ее ручки в свои.

– Олив, мне нужно, чтобы ты хорошенько подумала. Это был большой автомобиль, как у меня, или маленький, как у бабушки с дедушкой?

– Ну, что-то посередине что ли. Ты знаешь, это могла быть синяя машина, – говорит она с широкой улыбкой. – Да... Я люблю синие машины.

Это абсолютно без толку.

– Хантер, ты не хочешь ничего объяснить нам? – спрашивает меня мама, как будто я подросток, который оказался пойманным, когда прятал травку в верхнем ящике.

– Леди пишет папе письма все это время. У нее сердце мамочки, – Олив сдает меня с потрохами.

– Что? – кричит мама, ее гнев сразу же разливается краской на щеках. – Ты знаешь пациента?

– Нет, – поправляю я ее. – Я не знаю, кто эта женщина. Я просто получаю письма от нее.

– Очевидно, она знает, кто ты и где ты живешь! – говорит мама раздраженно. – Ну, открывай его!

Я не хочу читать его вслух. Не при ней. Олив эти письма ни о чем не говорят, она не понимает, так что я не против читать их ей, но это все, что у меня осталось от Элли, и по мне так это очень личное.

– Мама, это только для моих глаз, – я пытаюсь объяснить, хотя знаю, что она не поймет. Она любила Элли так, как если бы она была ее собственной дочерью. И по этой причине на ее глаза наворачиваются слезы.

Она не реагирует, даже не настаивает на своем, просто смотрит так, как будто я причинил ей боль.

– Хорошо, – говорит она, крепко обняв Олив и прижимаясь к ее головке, в то время как одинокая слеза сбегает по щеке, исчезая.

Я открываю конверт, осторожно скользя пальцами по бумаге. Расправляю лист и вижу больше текста, чем обычно.

– Дорогой мистер Коул, – я читаю вслух, поддаваясь чувству вины. Глаза мамы открываются с удивлением, восторгом и мольбой.

Прошло четыре недели с момента моего последнего письма вам. За это время похолодало, и я провела много времени в закрытом помещении, читала, убираясь, и немного писала. Боюсь, что ее сердце чувствует себя немного пустым в эти дни, и я ощущаю себя виноватой, что не делаю большего, чтобы заполнить его.

Я сглатываю комок в горле, чувствуя резкую боль в груди. Я не хочу, чтобы ее сердце чувствовало себя пустым ... никогда. Я потратил свою жизнь, согревая ее сердце, наполняя его такой любовью, какую только мог предложить. Пытаясь передохнуть от этих ледяных слов, я смотрю на маму, оценивая ее мысли по взгляду на ее лице. Замешательство – это все, что я вижу.

Я встретила человека. Человека, который не знает о моих слабостях, потерях или победах. Я думаю, что он заметил меня и хотел бы узнать больше обо мне, но я боюсь, что он подумает или сделает, если узнает о моем неустойчивом состоянии.

Я хочу сказать ей, что не стоит бороться за человека, который не любит женщину такой, какая она есть на самом деле, но я не могу сказать ей этого, потому что не знаю, кто она, и, вероятно, никогда не узнаю.

В любом случае, я надеюсь, что вы и ваша дочь чувствуете себя хорошо. Элли однажды сказала мне, что мечтала о дочери. Я знаю, что она не так себе представляла развитие событий. Сожалею, что подвела сердце Элли в прошлом месяце, я сделаю все, что смогу, чтобы вернуть часть тепла, которая ускользнула. Может быть, этот человек, которого я встретила, будет другим. Может быть, он будет первым, кто полюбит птицу со сломанным крылом. Мы ведь всегда можем надеяться, не так ли? Берегите себя, и надеюсь, рождественские праздники принесут вам все, что вы хотели в этом году.

С уважением,

Ее сердце.

Я всегда думал, что она могла бы знать об Элли, учитывая тот факт, что она хорошо осведомлена, кто я и где сейчас живу, но это первый раз, когда она упомянула имя Элли или то, что знает, что у нас есть дочь. Эта информация осталась бы конфиденциальной в любой информационной базе доноров, особенно принимая во внимание тот факт, что я не смог раздобыть никакой информации о ней.

В моей голове только одна единственная мысль, что она знает Элли. Вернее, она знала Элли, а это значит, что я должен был знать ее, или думаю, что мог бы знать ее раньше. У нас с Элли был общий круг знакомых, кроме некоторых преподавателей с факультета, на котором она работала в школе, но она не была очень близка с кем-либо из других учителей.

– Хантер, – мама прерывает мои мысли, проливая слезы, которые уже одна за другой скатываются по ее мокрым щекам. – Эта женщина знает тебя и Элли. Значит, это было не случайное пожертвование, так ведь? – она спрашивает меня, как будто я нарочно скрывал эту информацию от нее, хотя я сам умираю от любопытства, чтобы выяснить правду.

– Похоже на то, но я ничего не знаю о ней. И никогда не узнаю, если она будет скрываться от меня, – мама наклоняется вперед и берет конверт с журнального столика, переворачивая его вперед и назад, выискивая обратный адрес, который я ищу каждый раз.

– Она не хочет, чтобы ты нашел ее, – говорит мама.

– Я знаю, – но я не перестану пытаться.

– Я сваливаю, – говорит ЭйДжей, входя в гостиную. Я почти забыл об атомной бомбе, которую он сбросил на меня несколько минут назад.

– Куда ты идешь? – спрашиваю его.

– Надеюсь, домой, чтобы разобраться с Алексой, – вставляет мама свои пять копеек.

– Неа, я собираюсь ненадолго прогуляться в Lion’s, – говорит ЭйДжей, отмахиваясь от нее.

– О, ЭйДжей, я надеюсь, что ты не будешь пить снова. Ты только завязал.

– Иисус, мама. Я думаю, что вам с папой уже пора домой. Вы тратите слишком много энергии, беспокоясь о Хантере и обо мне сегодня. К твоему сведению, у меня никогда не было проблемы с алкоголем. Я просто хочу расслабиться и развлечься немного. В этом нет ничего плохого. К тому же, может быть, я просто хочу потусить в компании бармена, – он прекрасно отдает себе отчет в том, что сыплет соль ей на рану, и ему всегда нравилось это делать с ней.

– Я не так тебя воспитывала, ЭйДжей. Тебе должно быть стыдно за себя. Ты должен помириться со своей женой, – говорит она, кривя губы в отвращении. – В дрянной, грязный бар, где сиськи у всех девок больше, чем штат Техас.

ЭйДжей начинает громко ржать, положив руку на плечо мамы.

– О, мама. Их грудь не настолько большая, но они уверены, что там есть на что посмотреть, прикинь? – с этими словами он берет свое пальто с дивана и уходит, не сказав ни слова.

– Где я упустила что-то с вами двумя? – спрашивает она дрожащим голосом. – Ты хочешь умереть в одиночестве, а он не знает, как удержать себя в штанах.

Хотя я знаю, что она не имела в виду то, что сказала, это все же похоже на плевок в лицо. Я никогда не говорил, что хочу умереть в одиночестве. Да, эта мысль приходила мне в голову, но я никогда не признавался в этом вслух.

– Это не правда, – говорю ей.

– Ты прав, – соглашается она. – Но не надо уверять меня в том, что все хорошо, и затем уходить, Хантер. Не делай этого. Это все, что я собираюсь сказать, – на самом деле это еще не все, что она собирается сказать. – Эта девушка, Шарлотта, она ангел, так что не испорти все. Сделай себя счастливым, даже если это только ради Олив, – теперь она закончила.

– Папа всегда делает меня счастливой, – встревает Олив, избегая зрительного контакта с мамой. – Всегда.

Мама протягивает мне конверт, который она крепко держала в руках, и тянет к себе Олив.

– Я знаю, дорогая. Это просто разговоры взрослых.

Олив смотрит на нее снизу вверх, глядя прямо в глаза:

– Он делает все, что может, – говорит она, защищая меня до последнего.

Мама закрывает глаза, надеюсь, понимая, что зашла слишком далеко в очередной раз.

– Ты права, Олив, – говорит она. С громким вздохом мама отступает и направляется на кухню, выкрикивая: – Гарольд, пора идти.

И так заканчивается почти каждое воскресенье. Мама расстраивается из-за ерунды, как и всегда, а папа находится не в своей тарелке после послеобеденной комы.

Папа заходит в гостиную, протирая глаза.

– Что происходит?

– Просто обычное предложение уйти, – говорит мама ему так, как если бы я попросил их уйти. Ее пассивно-агрессивный комментарий очень даже объясним. Я давно понял, что у меня нет шансов переспорить ее, потому что, в конечном итоге, ей все равно будет еще больнее.

– Ну, думаю, увидимся в следующее воскресенье, – говорит папа лениво. Он наклоняется вниз и обнимает Олив, затем хлопает рукой по моей спине. – Береги себя, сынок.

Мама тоже обнимает меня, но достаточно холодно, вздыхая у моей щеки:

– Я люблю тебя, даже если ты ненавидишь меня, – материнское чувство вины огромно, но я не позволю ему добраться до меня сегодня.

Они уходят вместе, оставив после себя тишину.

– Все хорошо, папа, – говорит Оливия.

– Я ведь все делают правильно? – спрашиваю я ее.

Она обвивает своими ручонками мою ногу, прижимаясь лицом.

– Ты делаешь даже больше, – отвечает Олив. – Ой! Я совсем забыла! Мне нужно готовиться к приходу Ланы! – я смотрю на часы и вижу, что уже четыре часа. Черт возьми, куда так быстро улетел этот день?

***

Через пару часов бездумного просмотра игры, я достаю свой телефон и отправляю Шарлотте смс, меняя направление мыслей в голове и возвращаясь к тому моменту, когда я покинул ее дом пару часов назад.

Я: Пиццу?

Шарлотта: Да ... «без разницы» ;).

Я: Пицца и «без разницы». Понял.

Я убираю телефон обратно в карман. Мысли о принятом решении проигрываются в голове, и я чувствую смесь желания и страха, которые выбивают дерьмо друг из друга. Пока я взрослел, моя жизнь не была похожей на жизнь обыкновенного парня. Я был только с одной женщиной, потому что не существовало никакой другой женщины для меня. Я не знаю, на что было бы похоже быть с другой женщиной, будет ли это по-другому, лучше или хуже.

Ни Элли, ни я не понимали, что происходит, когда мы сделали этот шаг в наших отношениях. Нам было по шестнадцать лет, когда ее родители должны были уехать из города на выходные. Она сказала, что боится оставаться дома в одиночестве всю ночь, поэтому я пообещал, что приду, наплевав на строгие правила ее родителей – никаких мальчиков, пока их нет дома. Когда дело дошло до правил, мы с Элли, не задумываясь, нарушили их. Что поделать, подростковая любовь и бушующие гормоны со скоростью света.

Мы были только друзьями, лучшими друзьями за несколько месяцев до этого уик-энда. Лед сдвинулся во время вечеринки по случаю дня рождения, когда мы играли в старую добрую игру в бутылочку. Именно тогда судьба распорядилась так, что скорость и импульс вращения бутылочки привели к тому, что мы поцеловались.

В этот момент я ощущал себя, как во сне, когда ты в нескольких метрах от происходящего. Я хотел насладиться вкусом ее губ. Она подошла ко мне первая, сначала быстро, затем все медленнее и медленнее, сократив расстояние между нами до минимума. Она абсолютно не нервничала, лишь небольшая улыбка, улыбка, которую я видел очень много раз в течение нашей жизни – ее жизни. Она закрыла глаза, ожидая, что я встречусь с ней на полпути, который ощущался в тот момент целым километром. Мое сердце колотилось, бисеринки пота выступили на лбу, и дыхание застряло в горле. Либо сейчас, либо никогда. Я не мог позволить себе упустить этот шанс, потому что я думал, что если мне не хватит смелости сделать это здесь и сейчас, в эту секунду, то я никогда не смогу сделать это. Закрыв глаза, я наклонился вперед, забыв о двух десятках глаз, уставившихся на наш первый поцелуй. В моей голове играла музыка, мое сердце уже не стучало так громко, но продолжало отбивать медленный ритм, когда пальцы пробежались по ее щеке и шелковистыми белокурыми локонами. Наши губы были разделены всего лишь двумя сантиметрами воздуха, наполненного электрическими частицами притяжения. Адреналин пронесся по моим венам, и наши губы встретились. Это не был один из тех страстных поцелуев, которые у нас были, когда мы стали старше, где я мог бы удивить ее, появившись сзади и подняв ее вверх, прижимая к стене. Этот поцелуй был неподвижным, практически лишенный движения, наши губы соединились и замерли на этом моменте. Я воспользовался тогда возможностью, чтобы вдохнуть запах ее кожи, аромат ее шампуня. Все изменилось в одну секунду – я влюбился в своего лучшего друга. Непосредственно перед тем, как наш поцелуй закончился, ее губы сделали одно маленькое движение, они изогнулись в улыбке, которую я почувствовал своими губами.

Когда она отстранилась, а она должна была, потому что я был вне себя, ее карие глаза были широко раскрыты, и, клянусь Богом, я увидел искорки в них. Возможно, мне это только показалось, но я реально видел эти искорки в ее глазах.

Какого хрена я делаю?

– Олив, – зову я.

– Да? – отзывается она, прыгая вниз по ступенькам в своем нарядном платье.

– Я чувствую себя не очень хорошо, дорогая.

– О, нет, может мне нужно позвонить врачу? – спрашивает она. – Тебе нужен суп? Я могу позвать Шарлотту.

– Нет, не нужен ни суп, ни Шарлотта. Мне просто нужно полежать немного, – говорю я ей.

– А как же Лана?

Я смотрю в ее печальные глаза в течение долгой минуты, пытаясь придумать, как объяснить ей, почему это не очень хорошая идея – пойти туда. Но нет никакого способа, чтобы заставить ее понять, что я боюсь почувствовать что-то даже отдаленно близкое к тому, что испытывал к Элли. Боюсь, что запятнаю эти воспоминания, забуду ощущения, чувства, то, что мое сердце когда-то чувствовало.

Мой телефон вибрирует в кармане, и я вытаскиваю его и вижу физиономию ЭйДжея на экране. Я отвечаю вопросом:

– Что случилось?

– Мне нужно, чтобы ты забрал меня, – говорит он.

– Где ты, черт возьми?

– В центре города, – говорит он просто.

– Ты напился?

– Нет.

– ЭйДжей, где ты, черт возьми?

– В окружной тюрьме, – бормочет он.

– Боже, ЭйДжей. Что ты натворил?

– Пожалуйста, – просит он спокойно.

– Я буду там, как только смогу, – бросаю телефон на диван и хватаю куртку Олив с крючка. – Я отведу тебя к Лане. Бери вещи, – говорю я Олив.

– А ты? – спрашивает она. – Я хочу, чтобы ты тоже пошел.

– Мне сначала нужно помочь твоему дяде.

Я подхватываю ее вместе с куклами Барби, которых она собиралась показать Лане. Мы бежим через улицу, когда Шарлотта открывает дверь. Мы уже на крыльце. Бедняжка открывает дверь с такой широкой улыбкой, но я собираюсь все испортить.

– ЭйДжея закрыли, я должен забрать его, – говорю ей.

– Что? – спрашивает она в шоке. – Что он сделал?

– Понятия не имею.

Шарлотта берет Олив за руку и тянет ее в дом.

– Заходи, дорогая, Лана наверху. Беги к ней, – Олив оборачивается и быстро обнимает меня, прежде чем убежать.

– Я могу чем-то помочь?

– Нет, но ты могла бы просто присмотреть за Олив, я сообщу, как только узнаю, что там случилось. По идее, мне стоит оставить этого придурка там, но...

– Ты не такой, – говорит она, поднимаясь на носочки и оставляя на моей щеке мягкий поцелуй. – У нас еще будет время для «без разницы», – ее слова вплывают в мое ухо, врезаясь в уже запутанные мысли, и я отвечаю улыбкой.

Мне хочется ей сказать, мол, не могу дождаться или что-то в этом роде, но слова не приходят ко мне, так что вместо этого я просто обнимаю ее за плечи и оставляю поцелуй на макушке.

– Я дам тебе знать, как только узнаю, что произошло.