Текст книги "Голос сердца (ЛП)"

Автор книги: Шэри Дж. Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 16

Дорога была пустая, всего три аварии. Люди в Новой Англии, кажется, думают, что они супергерои на своих переднеприводных машинах в такой снегопад. Грузовик ЭйДжея немного болтает, но это только потому, что его пикап не загружен стройматериалами, и все благодаря мне – это же я превратил рабочий день в выходной. Мы тащимся вниз по улице к автобусной остановке, наблюдая, как автобус сползает вниз по склону. Оливия, вероятно, расстроена сейчас. Она не любит, когда все меняется или срывается. Это заставляет ее нервничать. Я выхожу из машины, когда автобус останавливается на остановке. Снег продолжает падать, большие и тяжелые снежинки покрывают мою голову. Я натягиваю капюшон и встаю рядом с Шарлоттой, которая выглядит, как эскимос.

– Это ты? – я слегка толкаю ее плечом.

Она отодвигает капюшон куртки, открывая чуть-чуть ту часть лица, где находятся глаза, чтобы посмотреть на меня.

– На дорогах все так плохо? – спрашивает она.

– Лучше и не спрашивай.

Дверь автобуса со скрипом открывается, и Оливия перепрыгивает нижнюю ступеньку прямо в сугроб. Ее губы надуваются, когда она на цыпочках пытается перескочить через горы снега, которые еще не расчистили.

– Холодно! – кричит она, продолжая свой путь ко мне. Я обнимаю ее, делая все возможное, чтобы побыстрее ее согреть.

– Эй, я так сильно ненавижу эту идиотскую стиральную машинку, потому что она начала подтекать, и я уже целую неделю хожу в прачечную. Ты ведь сможешь посмотреть ее сегодня вечером? – последнее ее предложение растворяется в воздухе из-за громкого крика Ланы, которую с объятиями встречает Шарлотта.

– Мама, я потеряла еще один суб! – Лана указывает на небольшой промежуток между передними зубами.

– Боже мой, у тебя совсем не осталось передних зубов! – говорит Шарлотта сквозь смех.

– Как ты думаешь, субная фея сможет сделать его из снега? – спрашивает Лана.

– Да, она же волшебница и сильная. Она сможет сделать его из чего угодно, – объясняет Шарлотта, присев перед ней.

– Так же, как и ты, мама. Ты волшебная и сильная, и ты говоришь мне все время, что ты сможешь пройти через все. Помнишь, ты сказала это вчера вечером по телефону, когда плакала?

Слыша разговор между Ланой и Шарлоттой, я прихожу в замешательство. Интересно, почему она плакала прошлой ночью, и с кем разговаривала по телефону. Это, конечно, не мое дело, но я надеюсь, что у нее ничего не стряслось плохого.

– Лана, беги к Олив, – говорит она, вставая и стряхивая снег с колен.

Шарлотта смотрит на меня широко открытыми глазами. Предполагаю, что она или надеется, что я спрошу об услышанном, или, наоборот, хочет, чтобы промолчал.

– Рассказывай уже, – говорю я.

– Нечего рассказывать, – отвечает она, сделав несколько шагов назад и поворачиваясь, чтобы уйти домой.

Я оборачиваюсь к машине ЭйДжея, махнув ему, чтобы привлечь внимание. Он приоткрывает окно, и я кричу:

– Я пойду домой пешком. Встретимся там, – окно закрывается, колеса буксуют на снегу, когда он разворачивается и едет вниз по улице.

– Хантер, ты не должен этого делать, помнишь? – говорит Шарлотта, дрожа от холода.

– Не заставляй меня просить, Шарлотта. Что происходит? И я ничего такого не делаю. Я просто забочусь о тебе. Это ты не хочешь быть со мной прямо сейчас...

Она смотрит на меня, как будто я сделал что-то неправильно или просто сказал что-то глупое, и это уже становится для меня нормой в последнее время. Интересно, когда в последний раз я сказал или сделал что-нибудь умное...

– И я тоже забочусь о тебе ничуть не меньше, но я не хочу снова оказаться…– она делает громкий выдох.

– Почему ты плакала прошлой ночью? – спрашиваю я снова.

– Ты просто просил меня, чтобы...

– Я не отстану. Итак, почему ты плакала прошлой ночью? – спрашиваю более мягким голосом, когда мы догоняем девчонок.

– Потому что этот осел перестал платить чертовы алименты, – говорит Лана, нарочно копируя взрослый голос Шарлотты.

Иисус.

– Лана, – рявкает Шарлотта. – Что я говорила тебе насчет твоего подслушивания, и то, что не надо повторять и рассказывать всем и все, что ты услышала от меня дома?

Лана надувает губы, это выглядит совсем неправдоподобно.

– Я забыла, – говорит она, а затем кричит: – Олив! Смотри! – девочки убегают вперед, пока не достигают сугроба, которой образовался благодаря снегоуборочной машине. Оливия останавливается и смотрит, как Лана поднимается вверх, а затем скользит вниз на дорогу. – Давай, Олив!

Но та же ненавидит снег, поэтому раздумывает в течение одной долгой секунды, но я думаю, что она заметила, какое удовольствие получает Лана от катаний, и все-таки присоединяется к ней. Ее неутепленные штаны сразу же намокают. Я уже готовлюсь к истерике Олив, так как она не любит ходить в мокрой одежде, но, видимо, ни одна из них даже не обращает на это внимания, полностью погрузившись в новое занятие. Если бы только жизнь взрослых была бы настолько беззаботной.

Шарлотта опускает руки в перчатках в глубокие карманы, идя на шаг впереди меня.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Она кивает головой под капюшоном, и снег тут же скатывается с него.

– Может, стоит подать на него в суд? – подсказываю я. Я ничего не знаю о разводах или как это происходит, но не могу себе представить, чтобы там нельзя было добиться справедливости.

– Он устроился на работу к нелегальному работодателю. Следовательно, зарплата выдается в конвертах или как там у них принято, и его доход никто не сможет подтвердить. Это сделано для того, чтобы суд не смог взыскать с него алименты, так как он без работы и без денег, – говорит она. Я с трудом слышу ее из-за сильного ветра со снегом и визга детей, поэтому беру ее за руку и разворачиваю к себе, в то же время наблюдая за детьми.

– Как ты узнала об этом? – спрашиваю я.

– Мой адвокат звонил.

– И что теперь?

– Я не знаю, Хантер. Пожалуйста, я не хочу говорить об этом.

– Я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь мне все, – я понимаю, что она не просила о помощи, но она явно нуждается хотя бы в том, чтобы поговорить.

– Я не прошу тебя помогать мне. К тому же, вряд ли ты сможешь что-нибудь сделать для меня, – говорит она. – Чтобы ты понимал всю сложность ситуации, скорее всего, я потеряю дом, – печаль проходит через мою грудь, когда я представляю, что Лана и Шарлотта больше не будут жить через дорогу от нас.

– Я не позволю этому случиться, – это единственное, что выходит из моих уст. Я не знаю, как могу обещать это, но, похоже, это все-таки единственное, что можно сказать, и единственное, что я хочу сказать. – Мы оба знаем, что у меня много места в доме, так что я уже знаю, какой он у нас будет план «Б».

– Хантер, как ты можешь мне такое предлагать?

Разве я могу иначе?

– Шарлотта, неужели ты до сих пор сомневаешься в том, что я реально забочусь о вас с Ланой?

– Я не сомневаюсь в этом. Я сомневаюсь в другом, – говорит она, натягивая капюшон вниз так, чтобы скрыть от меня свои глаза. Она оборачивается и продолжает идти, доставая телефон из кармана. Ей кто-то звонит, о чем свидетельствует спокойная мелодия. Я делаю шаг ближе, пока она изучает имя на телефоне, причем так, чтобы я не увидел его. Это не имеет значения, хотя бы потому, что я уже увидел его. Кто-то по имени Лэнс. Лэнс. Кто, черт возьми, этот Лэнс? Я никогда не слышал, чтобы она произносила это имя, и почему она не отвечает на звонок? Однако она снимает перчатку и набирает теперь сообщение, наверно этому Лэнсу, я полагаю. Она встречается с кем-то по имени Лэнс? Но я единственный, кого она попросила посмотреть ее стиральную машинку. Это ведь хорошо?

Я отхожу от Шарлотты, думая, что ей нужно пространство, подхватываю девочек под мышки и иду вниз по заснеженной улице. Девочки набрасываются на меня, размахивая заснеженными кулачками надо мной сквозь смех. Мне нравится наблюдать, как эти двое любят друг друга, и это просто еще одна причина, из-за которой я очень сильно переживаю будущий переезд Шарлотты.

Когда мы подходим к нашим подъездным дорожкам, наступает неловкое молчание, но еще больше меня удивляет, что Шарлотта молча берет за руку Лану и ведет ее вверх к их дому, даже не попрощавшись.

– Шарлотта злится? – спрашивает Олив. Очевидно, что я не хотел бы, чтобы и Олив тоже заметила это.

– Не уверен, – отвечаю я, отводя ее в дом. – Нам нужно переодеть твои штаны, чтобы мы могли выйти через несколько минут.

– Куда вы идете? – спрашивает ЭйДжей из другой комнаты. – На улице жесть.

– Да, куда мы идем, папа?

– В магазин, – отвечаю я.

– У нас забит холодильник, – отвечает ЭйДжей. – Чувак, ты не должен возвращаться туда.

Мой взгляд мечется между ЭйДжеем и Олив, которые пялятся на меня. Затем достаю телефон из кармана и большим пальцем набираю сообщение Ари.

Я: Ты все еще там?

Через минуту приходит ответ.

Ари: К сожалению. Не думаю, что смогу выбраться куда-нибудь сегодня вечером.

Я убираю обратно телефон в карман и смотрю на Олив.

– Ты хочешь пойти со мной или остаться здесь с дядей ЭйДжеем?

ЭйДжей все еще таращится на меня, скрестив руки на груди.

– Олив, почему бы тебе не остаться здесь и не помочь мне сделать что-нибудь вкусненькое на ужин?

Олив закрывает рот и хихикает.

– Дядя, ты не можешь сделать даже хлопья.

Я смеюсь вместе с Олив, потому что это правда. ЭйДжей шутливо набрасывается на нее и переворачивает через плечо.

– Ах так, маленькая девочка! – тут же она взрывается громким смехом, когда он начинает щекотать ее, пока она не начинает задыхаться. – Вот почему ты мне нужна, чтобы остаться здесь и помочь с ужином.

– Хорошо, хорошо, – соглашается она. – Папа, я должна остаться дома с дядей, чтобы он не испортил ужин.

– Куда ты на самом деле собираешься, Хант? – спрашивает ЭйДжей. Я смотрю на Олив, теперь понимая, что вести ее с собой было не очень хорошей идеей, и не думаю, что она должна знать, куда я еду. Самое последнее, что я должен сделать для нее, – это позволить привязаться к еще одной женщине в моей жизни. Во всяком случае, пока.

– Иди наверх и переодень штаны, – говорю я Оливии. – Они намокли.

Она скачет наверх по лестнице, закрывая за собой дверь.

– Ари застряла в своем магазине, но она согласилась поговорить со мной. Чем скорее я смогу получить ответы на все свои вопросы, тем скорее, возможно, смогу перестать копаться в своей жизни, – объясняю я.

– Тот факт, что ты частично пришел в себя, еще не говорит о том, что я позволю тебе выйти на улицу в такую пургу к какой-то телке! Это ненормально.

Она не какая-то телка. ЭйДжей знает об этом, но это то, как он видит ее. Спорить бесполезно, только время зря потрачу.

– Присмотришь за Олив немного? Я постараюсь вернуться через два часа.

– Чувак, два часа тебе, скорее всего, потребуется только чтобы добраться туда.

– Я буду держать тебя в курсе, – говорю я ему. Выглянув в окно, я замечаю снегоуборочные машины, которые уже убирают дороги. – Все будет хорошо.

Олив слетает обратно вниз по лестнице в трениках и в платье-фартуке поверх майки.

– Готово!

– Когда я вернусь, то хочу услышать больше о том, что случилось с Алексой, – говорю я брату. Я чувствую вину за то, что полностью игнорировал его проблемы.

– Не так уж много, чтобы рассказывать, – говорит он. – На самом деле, я хотел бы забыть ее имя и все, что с ним связано.

– Понял, – говорю я, надевая в свою куртку.

– Папа, только не опаздывай на ужин, – кричит Олив из кухни.

– Да, мэм, – она хихикает. – Люблю тебя, Олив.

– Люблю тебя!

***

Два часа. Я способен на большее. Успею за двадцать минут. Половину пути мой грузовик, конечно, не раз заносило, но я отлично с этим справлялся. По крайней мере, мы все еще едем по дороге. Будучи за рулем, я вспомнил, что не ответил на просьбу Шарлотты – починить ее стиральную машину. Что ж, ей либо придется подождать, либо пусть этот Лэнс позаботится об этом.

Подъезжая к цветочному магазину, я останавливаюсь прямо на тротуаре. Я знаю, что не должен парковаться здесь, иначе машину засыплют снегоуборщики. К тому же, машина Ари уже завалена снегом прямо передо мной.

Я пинаю сугроб, делая узкую тропинку к стеклянной двери цветочного магазина. Может быть, поэтому она никуда не пойдет сегодня. Помимо того, что ее автомобиль напрочь застрял, благодаря сугробам, дверь тоже завалена.

Я иду обратно к своей машине и беру лопату. Расчищая себе путь, я убираю снег, чтобы можно было свободно открыть дверь, но, потянув за ручку, дверь все равно не поддается. Я стучу несколько раз по двери, вытирая слой изморози с окна, чтобы заглянуть внутрь.

Спустя буквально несколько секунд Ари появляется в дверях с улыбкой. Она поворачивает замок и толкает дверь.

– Ты и так застряла здесь, и еще решила запереть дверь? – спрашиваю я с изумлением.

– Никогда не знаешь, кто будет этим сумасшедшим, кто принесет лопату и откопает меня, чтобы ворваться внутрь и похитить меня, – говорит она с хитрой ухмылкой. Ее мягкий смех наполняет воздух, когда она поправляет несколько прядей волос у щеки. Пока я наблюдаю за ней, мне сразу ударяет в нос смешанный запах различных цветов, и от этого мои ноги слегка подкашиваются. Так много ароматов напоминает мне об Элли. Она всегда была одержима цветами. Аромат цветов всегда витал в доме.

– Ты всегда занималась флористикой? – спрашиваю я у Ари.

Она качает головой из стороны в сторону, как будто не может ответить на мой вопрос ни да, ни нет. Она поднимает кадку с одной из стоек и ставит ее на стеклянный прилавок.

– На самом деле, нет, но мои родители прирожденные садоводы, я всегда была окружена растениями и цветами. Знаешь, когда живешь в излишке чего-то, этого становится достаточно на всю жизнь.

– Да, понимаю, – вроде бы.

– В любом случае, как только я оправилась после пересадки, мне почему-то захотелось продолжить так называемую родительскую деятельность. Я хотела вернуться к учебе, но они заставили меня отложить ее на год по понятным причинам, и я не собиралась тратить драгоценные дни своей жизни, сидя перед телевизором. Мои родители дружили с парнем, который владеет этим помещением, а он как раз собирался уйти в отставку. Спустя месяц я открыла магазин. Ненормальная, правда?

– Я думаю, что ничего не происходит просто так, – говорю я ей. – Элли полюбила бы этот магазин. Она жила и дышала цветами. Это было просто хобби, но для нее это была самая большая страсть.

– Я знаю, – говорит она. – Она рассказывала мне об этом много раз, – Ари ставит кадку обратно на стойку, и я иду за ней. – Думаю, это и есть причина, по которой я открыла его. Мне кажется, что это хорошая идея, чтобы отдать дань ей, – она оборачивается, найдя меня, вероятно, немного слишком близко. – Я знаю, что это глупо, но иногда задаюсь вопросом, чувствует ли она, что я здесь, в этом магазине, ну знаете, если между нами есть какая-то связь, что ли…

– Я бы хотел думать, что это так, – говорю я ей. Ее слова манят и наполняют душу, такие прекрасные и похожие на мысли, которыми я ни с кем не делюсь. Почему мне хочется сказать этой женщине, что я ее люблю? Почему я хочу ее поцеловать и прижать свою руку к ее сердцу, и больше никогда не расставаться? Я ее не знаю. Это неправильно.

Если я ошибаюсь, тогда почему она так смотрит на меня, будто это все правильно? Мое сердце колотится так сильно, что его биение отдается в голове, в руках, в ногах. Мне просто нужно... я не должен. У меня есть Шарлотта. И Элли, но Элли внутри нее. Мне кажется... Я должен...

Моя внутренняя борьба недолгая, и я сразу же поддаюсь желанию, обхватив ее лицо ладонями и прикасаясь своими губами к ее губам. Я напугал ее, в принципе, как и себя, потому что она падает спиной на прилавок, откидывая руки назад, как будто не может понять, что правильно, а что нет в этой ситуации. Я поцеловал незнакомку, которую, возможно, знал всегда. Моя грудь прижимается к ее, и, черт возьми, я чувствую, как сильно колотится ее сердце. Мои щеки горят, и я плотно сжимаю веки, закрыв глаза, только чтобы избежать слез, чтобы не испортить этот момент, которого я так долго ждал. Я могу почувствовать ее сердце. Сердце Элли. Оно снова бьется напротив моего. Оно бьется напротив меня. Я чувствую это. Я могу почувствовать ее. Элли. Элли. Оно так бешено бьется, так же, как и у меня. Оно чувствует все, что чувствую я, как это всегда было раньше. Она там.

Когда наши губы разъединяются, я понимаю, что даже не подумал о том, как чувствуются ее губы; мои единственные мысли были сосредоточены на ее сердце. Это все, что я чувствую. По-прежнему. Я чувствую его у себя в груди, даже если между нами сейчас целое пространство.

– Хантер, – говорит она между тяжелыми вздохами. – Это ведь неправильно? – да. Совершенно неправильно. Мой разум мечется между Шарлоттой и Элли, а теперь и Ари, и как только я смог вляпаться в это дерьмо?

– Я не знаю.

– У тебя разве нет подруги? – спрашивает она. – О, мой Бог, есть. Это не должно было произойти. Я не должна была этого делать... Элли. Боже, я не знаю, о чем я сейчас думаю. Это неправильно. Это определенно неправильно. Мы не должны делать это.

Я согласен со всем, что она только что сказала. Я не должен был целовать ее, будучи в отношениях с Шарлоттой, но мои губы напротив нее заставили сердце Элли биться быстрее. Это притяжение представляет собой связь, которая не позволяет мне сожалеть о содеянном.

– Шарлотта порвала со мной, так как я сам не знал, чего хочу, – говорю я ей. – Встреча с тобой перевернула мою жизнь вверх дном, – может быть, это слишком честно.

– О, – говорит она. Мы глядим друг другу в глаза и все, что я хочу сделать, это увидеть душу Элли в ее красивых глазах. Но душу нельзя увидеть, ее можно только почувствовать, и я чувствую. Я потерял дар речи. Я не знаю, что ей сказать.

– Почему ты поцеловал меня, если я внесла только неразбериху в твою жизнь?

Ответ не должен быть сложным. Как мне сказать ей о том, что я чувствовал, читая каждое письмо, которое она присылала мне? Как мне ей сказать, что я хочу быть рядом с ней, только потому, что это все равно, что быть рядом с Элли? Это чувство сбивает меня с толку, но я не уверен, что чувствовал нечто подобное к кому-нибудь еще.

– Я хотел, – просто говорю я.

– Не думаю, что ты этого действительно хочешь, Хантер.

Я не могу сейчас думать о том, хорошо ли поступаю, связываясь с ней, но почему ей наплевать на это? Очевидно, поцелуй ее ничуть не беспокоил, так как она даже не остановила меня.

– Почему? – я должен задать себе тот же вопрос. Из-за Шарлотты.

Она улыбается мне и прикасается пальцем к губам, а затем уходит от меня. Схватив метлу в углу магазина, она начинает подметать вокруг меня. Я кладу руки на метлу, чтобы остановить ее.

– Почему? – снова спрашиваю я.

– Я бы влюбилась в тебя, – говорит она.

– Ты не должна, – говорю я ей, как будто это так просто.

– Я знаю, но вдруг.

– А что было бы, если бы влюбилась?

Что я несу? Какая любовь? Я не могу любить никого другого... я не уверен. Я должен сказать ей, что она не хочет быть со мной. Я только хочу быть с ней, с тем, что находится внутри ее тела.

– Тебе было бы больно, – заявляет она без всяких стеснений.

– Почему ты так уверена? – я не хочу знать подробностей, но любопытство парализует мой мозг.

Ари холодно смотрит мне в глаза, и, клянусь, я вижу все ее мысли в одном лишь взгляде.

– Хантер, – начинает она, хотя это больше похоже на затянувшуюся паузу.

– Почему? – спрашиваю я, сжимая руками ее тонкие плечи. Ощущение от прикосновения к ней мне незнакомо, учитывая, что я перескочил этот этап знакомства, сразу поцеловав ее.

Она разрывает наш зрительный контакт и смотрит вниз между нами. Я хочу прижать палец к ее подбородку, чтобы она не отводила взгляда, но даю ей время, надеясь, что она расскажет все.

– Доктор Элли говорила ей, что у нее нашли неразорвавшуюся аневризму. Они обнаружили это, когда сделали компьютерную томографию после автомобильной аварии, в которую вы оба попали, – она говорит тихо, еле слышно, но у меня ощущение, что эти слова вырываются из ее уст громче, чем пронзительный звук сирены. – Врачи сказали ей, что вне зависимости от того, будет ли она делать операцию или нет, шансов на выживание у нее пятьдесят на пятьдесят. Потому что где бы ни находилась аневризма, она может разорваться от любого сильного переживания или травмы. Они посоветовали ей отказаться от беременности.

Мои колени буквально слабеют, и я оказываюсь на полу, прислонившись к прилавку и тупо уставившись на стеклянную дверь. Все, что я думал, что знал, даже близко не было похоже на правду.

– Она так сильно хотела ребенка, – говорю я вслух. – Мы пытались зачать Олив в течение трех лет. Если бы я знал…

– У тебя бы не было Олив, – Ари прерывает меня.

Я никогда бы не смог придумать, что ответить на это, потому что не представляю свою жизнь без Олив сейчас, но я должен был знать.

– Она скрывала это от меня, – говорю я. Ари скользит вниз по прилавку, мокрыми руками протирая стекла, пока не садится рядом со мной. – Я думал, что знал о ней все, вплоть до того, чем она красится по утрам. Между нами не было тайн, и теперь я узнаю, что она скрывала все от меня.

– Это не все, – говорит Ари. – Это всего лишь одна тайна, которую она хранила от тебя.

– Этот один секрет – это все.

– Я спросила ее однажды, что ты думаешь о ее состоянии, и никогда не забуду взгляд, который появился на ее лице в этот момент. Я никогда не видела этот взгляд раньше, не то чтобы я знала Элли всю свою жизнь, но она была моим наставником, и мы провели много времени вместе, – Ари поднимает руку и проводит ею под глазом. – Она сказала мне, что даже не знает, как сказать тебе, и она не решилась разрушить вашу жизнь, рассказав об этом. Даже ее родители не знали. Она знала, что шансы выжить были малы, и последнее, что она хотела, так это потерять все из-за этой болезни. Особенно тебя.

– Я не понимаю, почему она так сильно хотела ребенка, если это все правда.

Как может это все быть правдой? Я был с ней в больнице после аварии, она не сказала ни слова. Доктор, который вел беременность, тоже все знал. Эта информация должна быть где-то у нас в документах. Почему никто не сказал мне?

– Она хотела оставить свой след в этом мире, именно поэтому родилась Олив, – говорит Ари, положив свою руку на мою.

– Она оставила меня нарочно с маленькой девочкой, которую я воспитываю в одиночку, – она сделала это намеренно, и я не знаю, как принять этот факт. Как она могла вообще предположить, что я хочу остаться без нее и как единственный родитель?

– Ты остался с Элли, – говорит Ари, как будто может слышать мои мысли.

– Почему, черт возьми, она рассказала тебе все это? Ты была всего лишь ее студенткой, а она наставником, не знаю, как там это называется. На кой черт тебе, а не мне? – я встаю, стараясь скрыть свою растущую ярость. Почему Ари, а не мне, блядь? Я заслуживал знать. Я был ее жизнью. Я был единственным, кто приближал ее к смерти каждый месяц, пока мы пытались забеременеть, и в ее голове даже мысли не возникло, что нам не суждено иметь ребенка, потому что она должна жить. Ничто не заставило ее передумать. Мы могли бы жить спокойной жизнью и удержать ее подальше от ненужных возбуждений. Все было бы по-другому. Она могла бы жить.

Вышагивая от двери к центру магазина и обратно, я замечаю краем глаза, что Ари, сидя в задней части, выглядит немного испуганной. Я не должен обвинять ее. Я должен обвинять Элли. Все эти годы я отказывался чувствовать обиду или гнев по отношению к Элли, даже если чувствовал это, но иногда, по ночам, когда Олив не могла уснуть или когда она болела, и я понятия не имел, что делать, чтобы помочь ей. Я хотел кричать так громко, надеясь, что Элли услышит меня, так, чтобы она знала, как я зол на то, что воспитываю нашу маленькую девочку один. Что я знаю о воспитании детей? Ничего. Мне нужна была вторая половинка в этой жизни. У Олив должна была быть мать.

У Оливии должна была быть мать.

Олив никогда не узнает, что такое иметь мать. У нее есть только я.

– Автомобильная катастрофа, даже страшная авария могла убить ее, – шепчет Ари. – Тогда бы ты остался ни с чем, – я не хочу слушать Ари и ее мысли или слова. Я не хочу слышать правду или ложь. Теперь я знаю, почему Ари не хотела рассказывать мне, и могу предположить, почему Элли не говорила мне. Я бы отговорил ее. Я бы поместил ее в пузырь и заботился о ней. Но она не дала мне такой возможности. – Вместо этого, она оставила свой след в этой жизни, – Ари кладет свою руку на грудь, цепляясь за ткань. – В Олив есть Элли.

– Ты даже не знаешь ее, – напоминаю я Ари. Я знаю, что этого не стоило говорить, но это правда. Пока не знает, или просто решила не делиться этим со мной.

– Ты прав, но для ячейки общества нужно хотя бы два человека, поэтому она является, по сути, половиной Элли. Ладно, – говорит она, не давая мне поспорить, берет мои руки и тянет к себе. Положив мои ладони на свою грудь, она крепко удерживает их там. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на биение ее сердца. – Это она, – нежный голос Ари вибрирует в груди.

Я сосредотачиваюсь исключительно на биении сердца Элли, пытаясь вспомнить время, когда слушал ее сердцебиение. Я вспомнил только один раз. Первая допплерография, которую мы делали в самом начале беременности. Мы думали, что это было сердцебиение Олив, но оно принадлежало Элли. Нам потребовалась минута, чтобы в итоге услышать похожий звук, но более мягкий и нежный. Я не учел тогда, насколько сильно хотел бы запомнить этот звук. Тот же звук я слышу в груди Ари? Так ли это?

– Когда врач сказал мне, что сердце ждет меня, я уже знала это, – говорит Ари. – Врачи сказали мне, что не было практически никаких шансов найти донора с такой же группой крови. Так что я знала, что это была Элли. Волнение, облегчение и благодарность – я ничего подобного не почувствовала, услышав слова моего врача. У меня было меньше месяца, чтобы найти донора. Я угасала с каждым днем, и мы уже начали подыскивать хоспис для меня, поскольку это было слишком тяжело для моих родителей, чтобы ухаживать за мной самостоятельно.

– Ты не была счастлива, что получила сердце? – спрашиваю я, пытаясь понять ее слова.

Она сжимает губы, так как неловкая улыбка грозит выдать ее явную боль.

– Как я уже сказала, я знала, что это была Элли. Я знала, что она умерла. Я знала, что это произошло из-за ее желания родить Олив, и я знала, что это из-за родов.

Я хочу сказать ей, что это несправедливо, что она знала, а я просто лишился смысла своей жизни, но я все еще сосредоточен на прикосновении к груди, под кожей которой бьется ее сердце. Я знаю теперь, почему Элли дала имя Олив перед тем, как она родилась. Она знала, что все кончено.

– Я не знаю, злиться или благодарить ее, но мне больно. Невероятно больно.

– Могу себе представить, – говорит Ари, выпуская мою руку из своей. – Но ты не можешь злиться на нее. Она не хотела умирать, но иногда в жизни выбирают за нас, иногда приходится выбирать из двух зол меньшее, и она выбрала меньшее… – как я могу с этим согласиться? – Она не обманывала тебя, чтобы причинить боль... она сделала этот выбор, потому что так сильно любила тебя. Она хотела оставить что-то, что принадлежало бы тебе так же, как и ей. Что-то, кого-то... Оливию.

Мне нужно больше пространства, поэтому я закрываю глаза, пытаясь собраться. У меня болит голова. Мысли приходят и уходят в полном беспорядке. Почему все закончилось так?

– Почему ты не учишься сейчас? Этот год пришел и ушел. Почему ты не вернулась? – спрашиваю я ее, удивляясь, почему она занималась этим раньше, когда Элли была ее наставником, а сейчас перестала.

– Для того, чтобы сохранить свою лицензию на следующий год после операции, мне нужно было бы получить степень МВА. Я решила отказаться, – говорит она.

– Почему же?

– По той же причине, почему ты не должен рассматривать отношения, связь со мной, Хантер, – еле скрываемая улыбка касается уголков ее губ, и она кладет свою ладонь мне на щеку. – Я не слишком хороша для тебя. Я лишь носитель сердца Элли. Если бы наши пути пересеклись при других обстоятельствах, мы могли бы чувствовать себя иначе, но все не так просто в этой жизни.

Это смущает меня. Я не знал, кем она была, когда мы впервые встретились в саду, а еще меня тянуло к ней. Она привлекла меня, и это ее выразительная манера разговора, прямо как Элли, именно так, как всегда нравилось мне.

– Неправда, – спорю я.

– Я бываю в саду, потому что постоянно навещаю Элли, чтобы поблагодарить ее за этот щедрый, жизненно необходимый мне подарок. Вот почему мы встретились. Если бы не сердце Элли, этого бы не произошло, – говорит она.

Это смешно, особенно для того, кто, кажется, так же умен, как была Элли.

– Ты могла бы знать это наверняка только, если бы была Богом, – она убирает руку от моего лица и встает, направляясь к передней двери, оставляя пространство между моей рукой и сердцем Элли. Она смотрит в окно. – Какова истинная причина того, что ты не получила степень MBA и почему ты можешь, в конечном итоге, причинить мне боль?

– Снег закончился, – говорит она.

Я тоже встаю и подхожу к ней сзади, положив руки на ее плечи.

– Почему?

Она оборачивается, и ее волосы проносятся мимо моего лица.

– У всех нас есть секреты, Хантер. Как и у меня, вот истинная причина.

Даже не задумываясь над тем, почему ее слова совсем не злят меня, я беру ее лицо в ладони и нежно целую, сосредоточившись на ощущении прикосновения к ее губам и на тепле ее кожи напротив моей. Руками она обвивает мою спину, сжимая меня мягко, но крепко. Я просовываю свои руки между нами, прижимая их к груди, чтобы почувствовать тяжелые удары ее сердца, пока наши губы сливаются в поцелуе. Нуждаясь в более сильных эмоциях, мой язык проскальзывает ей в рот, что не остается незамеченным для ее сердца. Удары учащаются, оно бьется с удвоенной скоростью. Я по-прежнему могу влиять на это сердце.

Ари отстраняется, затаив дыхание, и смотрит на меня с удивлением в глазах.

– Что ты чувствуешь? – спрашивает она, проводя языком по нижней губе, прежде чем прикусить ее.

– Твое сердце, – говорю я ей.

– Я тоже чувствую ее сердце, – судя по выражению ее лица, это не правильный ответ. Я не знаю, какой ответ был бы правильным. Я должен сказать ей, что она сексуальная и классно целуется? Это то, что женщины действительно хотят услышать? Потому что мне всегда так казалось. – Ты влюблен в это сердце, не более.

– Ари, это просто смешно, – утверждаю я, но, возможно, она права...

Она фыркает и слегка прижимает пальцы к моим губам.

– Цветы, ароматы, это сердце – это все она, а не я, Хантер. Ты не знаешь меня.

– Я знаю тебя. Я знаю каждое слово, которое ты написала мне за последние пять лет. Я узнал твои желания, мечты, потребности и увлечения. Ты ценишь все, что имеешь, и живешь, как будто заботишься о самом ценном в этом мире. Твои рассказы и новости о том, как ты ухаживаешь за сердцем Элли, это то, что помогло мне узнать тебя. Единственное, чего я не знал, так это твое имя и где ты живешь.