Текст книги "Остенландия"

Автор книги: Шеннон Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

несчастные.

Джейн встала на первую ступеньку. До сих пор ей ни разу не удавалось, потерпев

очередное фиаско, покинуть поле боя с триумфом, поразить всех под конец

сокрушительной, эффектной концовкой. Но этот шанс задать им всем жару уж она не

упустит, подумала она, открывая было рот.

Но тут из-за толпы выскользнула мисс Хартрайт.

– Миссис Уоттлзбрук! Простите меня, я только сейчас догадалась, что здесь происходит.

Это полностью моя вина. Эта недопустимая вещь принадлежит мне. Я только здесь

обнаружила, что нечаянно взяла это с собой и была в таком отчаянии, что мисс Эрствайл

предложила мне сохранять эту вещь у нее в комнате, где я не смогу ей воспользоваться.

Джейн застыла. Обычная ее реакция на шок, между прочим. Но никто не двигался.

Молчание и тишина несколько решающих минут.

– Понятно, – сказала наконец их повелительница, обведя взглядом Джейн, и мисс

Хартрайт, конечно. – Будем считать это случайностью. И потому забудем, что подобное

вообще случилось здесь. Надеюсь, мисс Хартрайт, это событие не скажется на ваших

планах пребывания здесь.

Ах ты старая перечница, только и подумала Джейн.

– Никоим образом, благодарю вас, – мисс Хартрайт было само очарование, естественность

и забота о ближних. Невероятно, но, повернувшись, она подмигнула Джейн.

Все сразу стали расходиться – инцидент исчерпан. Джейн успела заметить ободряющую и

довольную улыбку Мартина.

– Простите меня, Джейн. Надеюсь на ваше милосердие!

– Не стоит извинений, мисс Хартрайт, забудем об этом навсегда.

– Амелия. – Она протянула руку, помогая Джейн спуститься со злосчастной ступеньки. –

Зовите меня теперь Амелия.

В такой трогательный момент полагались сестринские объятия.

Нет, обниматься они не стали.

14

Бойфренд №9. Кевин Хайд, двадцати семи лет.

Она действительно любила его. Поверьте, он был необыкновенно близок к облику

Дарси. В манерах, невозмутимости, и даже в том, что влюбился в Джейн вопреки

намерению не связывать себя серьезными отношениями.

Он сносно играл на гитаре, они разгадывали вместе воскресный кроссворд, он любил

свою маму, любил Джейн. Вроде бы. Но однажды сказал, что все это уже здорово

напрягает.

– А тебе разве еще в кайф?

Мир раскололся, как замороженный апельсин о гранитный пол.

Если бы только она могла небрежно бросить – «Да, мы выдохлись, пожалуй. Что,

останемся друзьями?»

Но нет. Слезы, сопли, мольбы и причитания. Ужас. Она не могла не забыть, ни

простить этого себе даже тогда, когда самого Кевина уже вполне позабыла.

А продолжалось это почти два года, и она не раз мысленно примеряла свадебное

платье. Неделю пролежала, свернувшись калачиком, исходя слезами. Потом сожгла

все, связанное с ним – кажется, в романе «Эмма» есть что-то подобное?

День одиннадцатый

– В самом деле, присоединяйтесь к нам, – уговаривала ее Амелия, еще более

очаровательная под лучами осеннего солнышка. – Мы собираемся на верховую прогулку.

Мистер Нобли в удобных охотничьих бриджах, конечно, выглядел классно, однако

вертеться у них под ногами третьим лишним Джейн не имела желания. Но с другой

стороны, очень хотелось понаблюдать за этой парочкой. Она не решалась спросить

Амелию прямо о мистере Нобли. (Такое вряд ли дозволялось Правилами. Хотя, кажется в

«Разуме и Чувствах» Элинор прямо спрашивает сестру – обручена ли она с этим типом

Уиллоби, или нет?). Но косвенные наблюдения ей ничем не помогли. Мистер Нобли не

старался сблизиться с Амелией, прикоснуться к ней, он лишь следовал за ней, что-то

негромко говорил, наклоняясь к ней и т.д. Нет, если это называется объяснением в любви, тогда мистер Нобли очень странный влюбленный.

И этот человек терпел свою чокнутую женушку до последнего? Нет, стоп, это мистер

Нобли, а не Генри Дженкинс. Но ведь это одно и тоже? У нее уже голова кругом идет от

этой сумятицы.

Сожалению, Джейн одета вполне для улицы, а времени для сочинения приличного

предлога отказаться уже не оставалось.

– Вы так настаиваете? – спросила она.

Когда она боком устраивалась в этом нелепом дамском седле, приговаривая сквозь зубы в

адрес лошади – Стой смирно, ты, ослиная башка! – появился капитан Ист собственной

персоной.

– Собираетесь на верховую прогулку, мисс Эрствайл?

– Да. Не желаете ли присоединиться?

Когда он заметил в стороне мисс Хартрайт, отказываться было поздно.

Теперь Джейн решила предоставить ту парочку самим себе и пофлиртовать с Прекрасным

Принцем в свое удовольствие. Он не заставлял обмирать от счастье ее сердечко, но даже

псевдо-ухаживание с его стороны сделает оставшиеся дни пребывания здесь достойными

воспоминаний.

Однако все ее планы остаться с капитаном с нелепым упорством нарушал мистер Нобли,

раз за разом оказывавшийся между ней и капитаном, и не обращавший ни малейшего

внимания на ее разъяренные взгляды. Казалось, он вовсе позабыл о мисс Хартрайт.

В конце концов он просто удержал за повод ее лошадь, заявив, что она нуждается в

отдыхе. Кто – лошадь или Джейн?

– Что это значит? Что вы делаете? Со мной все в порядке!

– Простите меня, мисс Эрствайл, но я хочу дать им возможность поговорить наедине. Как

я понял, с прошлого года между ними возникли некоторые недоразумения, и я надеюсь,

разговор поможет им наладить отношения.

– Ясно, – засмеялась Джейн, – значит, до меня с трудом доходит.

Да, выразилась она не слишком по правилам, но почему-то в присутствии мистера Нобли

«правильно» у нее плохо получалось.

Она охотно поклялась хранить тайну, чтобы побыстрее узнать подробности – что эти двое

были не просто знакомы. Прошлым летом он сделал предложение, которое было ею

принято.

– Но ее мать не дала согласия, ведь он был простым моряком. И ее брат, мистер Хартрайт, объявил ему, что он больше не жених. Никакой возможности объяснить влюбленному, что

это было сделано против ее желания, у нее не было. Возможно, уже поздно что-то

исправить. Но, может быть, и нет?

Вот так. Понятно, почти как в «Убеждении». И ей опять хороший урок. Что же, двое

заняты, остается один? Неужели этот дремлющий тигр? Почему ее не покидает

подозрение, что этот человек опасен, что его скука и усталость есть простое притворство?

Так тигр ли он, или мешок картошки?

– И как вам все это, мистер Нобли?

– Что я чувствую к мисс Хартрайт, не имеет никакого значения, – отрезал он,

пришпоривая лошадь.

Она имела в виду не мисс Хартрайт, между прочим.

– А я не об этом. Может, вы уже пережили все в душе, и теперь вам просто одиноко?

Мистер Нобли улыбнулся, очень кривой и невеселой усмешкой.

– Вы умеете загонять меня в угол, мисс Эрствайл, но это не относится к делу. Я говорю о

мисс Хартрайт и капитане Исте. Нелепо продолжать скрывать чувства друг от друга. Им

надо объясниться.

– Значит, вы приветствуете откровенность? То есть вы вполне одобряете мою точку

зрения?

Мистер Нобли, похоже, не был расположен отвечать на такой вопрос, и по крайней мере

несколько минут прошло в молчании.

Что дало ей время размечтаться: а вдруг именно в этот момент из-за кустов на них

смотрит садовник Мартин. И видит ее, даму со счастливой улыбкой на лице, в компании

такого великолепного джентльмена.

Так что когда мистер Нобли повернулся к ней, чтобы продолжить разговор, он вместо

этого озадаченно спросил:

– И что вас рассмешило во мне теперь?

Теперь Джейн рассмеялась от всей души.

– Простите, но не смогла сдержаться. Вы до смешного серьезны, а я вечно действую вам

на нервы. Я больше не буду. Правда.

Мистер Нобли недоверчиво хмыкнул. Сердце Джейн странным образом заколотилось,

словно она ожидала услышать сейчас что-то необыкновенное. Однако он заговорил самым

равнодушным тоном:

– Вам нравится Пембрук Парк, мисс Эрствайл?

– Сам дом? Он прекрасен, конечно, но слишком огромен, чтобы быть уютным. В нем, как

в корсете – выглядишь лучше, но расслабиться невозможно.

Она запнулась. И почему у нее не получается говорить с ним на этом псевдо-регентском

наречии? Надо, пожалуй, сменить тему.

– Но мне нравятся портреты в доме, в картинной галерее. Знаете, неважно, красивый или

нет, худой или толстый был тот, кого писал художник – ему важно было передать величие, значимость его модели, ценность его личности. Даже завидуешь порой их уверенности в

себе.

Джейн опять запнулась – теперь ее понесло в другую, может, совершенно неинтересную

для слушателя сторону. Покосившись в сторону мистера Нобли, она поняла, что он

пристально ее рассматривает.

– Вы художница.

– Была, то есть, много лет назад… Теперь я… – опять запнулась, не представляя, как

перевести «графический дизайнер» на остенландский. – Уже давно не занималась этим.

– И вам не хватает этого здесь?

– А знаете, в самом деле. Может, потому что у меня сейчас такой кавардак в голове. Я в

общем-то привыкла думать образами, излагать это в виде изображений. А тут все новое, что навалилось на меня здесь, не находит выхода на бумаге. Руки, что называется,

чешутся. Я почти забыла об этом, пока не оказалась здесь.

– А вот и я!

В их сторону прогарцевал капитан Ист. Он прекрасно сидел в седле, надо признать. Как

мужчина сидит в седле, так он и все остальное делает, как приговаривает Молли. Она

посмотрела в сторону мистера Нобли. Ровный, уверенный ход. Джейн поперхнулась. Ну и

мысли у нее, у дамы в ветхозаветном чепце! Она снова засмеялась.

– А теперь что тут смешного? Вижу, вы любите выискивать тайные недостатки, мисс

Эрствайл.

– А вы скрывать тайное недовольство?

– Не недовольство, – сказал он и Джейн поняла, что так и есть.

Печаль, горе, безнадежность, может быть. Теперь она была почти уверена, что он и есть

Генри Дженкинс, бедняга.

– Мисс Хартрайт решила вернуться домой, и я сопровождал ее, – заявил капитан Ист. – Но

теперь вы должны мне рассказать все, что я пропустил.

– Я обнаружил, что мисс Эрствайл – художница, – сказал мистер Нобли.

– Это правда?

– Уже несколько лет кисти в руки не брала. – Она сердито стрельнула глазами в сторону

мистера Нобли – и о чудо! Он улыбнулся. Лишь мимолетно, и она не успела схватить этот

диковинный феномен.

– Это непростительно! – изрек капитан Ист.

Тем же вечером, вернувшись в свою комнату, Джейн обнаружила большой пакет в бурой

оберточной бумаге. А в нем маленькие тюбики масляных красок, несколько кистей и пару

небольших холстов. Словно Джейн Эйр, она вдыхала запах красок, пропуская между

пальцами шелк хвостиков кистей.

Интересно, кто же ее благодетель? Может, это капитан Ист. Она чувствовала, что все

равно нравится ему, несмотря на выяснения отношений с мисс Хартрайт. Но в душе

надеялась, что это от мистера Нобли. Стоп, она же запретила себе пустые надежды. Это

еще почему? Она ведь в Остенландии, где надеяться разрешается. Еще целых десять дней.

Интересно бы знать, что думала о сентиментальных надеждах сама Остен. Не для того ли

придумала свой мир – мир мечтаний? Жила ли она сама в этом мире опасных,

сногсшибательных надежд, она, та, что так и не вышла никогда замуж?

15

Бойфренд №10. Питер Соса, двадцати девяти лет.

Они встретились в лифте. Он работал на самом верху, в рекламе, а, чтобы в столь

юном возрасте занять такое положение, он должен быть гением по определению.

Мозги, а также руки, выразительная челюсть и крепкая задница всегда были

приоритетом внимания Джейн. И глаза, конечно. И еще многообразие натуры – ведь

она вам не какая-нибудь простушка.

Питер запал на нее с первого взгляда – потому что она такая потрясная, как он это

определил. Господи, как тут можно было устоять. Она всю жизнь мечтала

услышать что-то в этом духе.

Целых пять недель они встречались по пятницам, это был курс терапии после еще не

зажившей раны, нанесенным номером-последним ее списка. Весьма достойное

замещение, уж поверьте. Она мечтала о том, как случайно встречает своих бывших

с таким классным парнем под ручку. Но скоро ей стало казаться…

– Да в чем дело? Ты что, женат?

– Нет, что ты. – Он помолчал, потом заявил:

– У меня есть подружка. Ты уж извини. Правда, вон она сидит, у окна. Мы с ней

поспорили – а смогу ли я влюбить в себя первую-встречную? Думали, это будет

забавно и даже романтично, как в каком-то кино, но потом все зашло слишком

далеко…

День двенадцатый и тринадцатый

Дождь поливал с самого утра, без остановки. Убийственно безрадостная картина.

Джейн уселась перед холстом, едва более-менее рассвело. Она впитывала в себя цветовые

ощущения подобно тому, как холст поглощает масло. Вошла Матильда, но Джейн

отмахнулась от нее – никакого желания одеваться и завтракать.

Забытые ощущения смешивания красок, кисти в руке, чистый запах масла, первых мазков

по белизне холста. За последние годы она совершенно обленилась, привыкнув

самовыражаться с помощью таких нематериальных инструментов, как мышь, да экран

компьютера. Синтетика. Как и те парни, которых она пыталась удержать. Теперь ей

захотелось чего-то терпкого, контрастного и реального, как эти яркие тона на палитре.

В неосознанном подражании Джейн Эйр она принялась за свой автопортрет – видимо,

подсознательно ей хотелось попробовать передать то выражение уверенности в себе,

которое так впечатлило ее на портретах в галерее. И некому показать результат, узнать

приговор. Тете Сафронии? О нет, она соврет. Не Мартину же… в общем, остается только

мистер Нобли.

Когда она спустилась вниз, ее накормили лишь холодным мясом и печеными овощами. А

весь дом казался необитаемым. Нет, надо показать кому-то результат, кажется, выражение

глаз получается – сценическим? Актер должен это заметить. А что садовники делают,

когда идет дождь? Этого ей не дано узнать, а вот мистеры нобли входят в этот момент в

гостиную.

– Вы здесь, мисс Эрствайл.

Может, слишком поздно заметил ее, чтобы ловко ретироваться?

– Да, так что придется вам быть джентльменом, мистер Нобли.

Они провели в гостиной пару, может быть, не очень уютных часов. Не зная, что сказать, он рассеянно взял книгу со стола и принялся читать вслух «Сентиментальное

путешествие» Стерна, открытое ею где-то посередине. Он хорошо читал. Но и ему стало

тоскливо, и она засмеялась, а он – он даже улыбнулся. Но мимо с инспекцией проплыла

тетушка Сафрония, он замолчал и откланялся:

– Не стану более докучать вам своим присутствием.

Но уже следующим утром удивила себя тем, что совсем не возражала бы, чтобы он

докучал ей своим обществом. Дождь прекратился, и мистер Нобли предложил всей

компании прогуляться по тропинкам парка. Что они и сделали.

– Если дождь так и будет поливать, я от карт и скуки просто сойду с ума, – заговорила

мисс Чарминг.

– Знаете, у меня с собой есть пьеска, – повернулся к ним полковник Эндрюс, – совсем

небольшая, «Домик у моря». Там как раз три пары влюбленных: давайте отрепетируем и

покажем леди Темплтон, что получается.

– Здорово! – захлопала в ладоши мисс Чарминг, – отличная идея!

– Ручаюсь, мисс Эрствайл это дело по душе, как и мисс Хартрайт. Ну а наш моряк капитан

всегда готов к новым приключениям. А что ты скажешь, Нобли?

– То, что устраивать театр в доме уважаемой леди – не очень приличная мысль.

– Ну, будет тебе, Нобли, – простонал полковник.

– Я не собираюсь поддаваться на ваши уговоры, – отрезал тот.

Джейн фыркнула. Ей идея очень понравилась.

– Вы нам все портите, мистер Нобли, – надулась мисс Чарминг. – Интересно, а сэр

Темплтон не появится на днях? Нет?

– Думаю, нет, – холодно ответил мистер Нобли.

– Жаль. Ах да, Джейн, что это был за парень, с которым вы как-то в парке разговаривали?

Как думаете, он не смог бы сыграть третьего джентльмена?

– Не возьму в толк, кого это вы имеете в виду, мисс Чарминг.

– Конечно, вы помните. Тот высокий, наверное из прислуги, и вы очень неплохо вместе

смотрелись. Думаю даже, он вам подходит гораздо больше, чем мистер Нобли.

– Может, один из садовников, даже не знаю, – Джейн покосилась на каменное лицо

мистера Нобли.

– Ладно, это неважно, – мисс Чарминг легко утомляли обсуждения, поэтому идея

постановки так и повисла в воздухе.

Они поговорили еще на какие-то темы; но сколько можно обсуждать погоду, или что

подадут сегодня на ужин. Потом вспомнили о приближающемся бале. Каких музыкантов

пригласят, каких гостей можно ожидать, какого обеда и кавалеров. Даже мисс Хартрайт с

оживлением поддержала обсуждение бальных нарядов.

Бал! Джейн ощутила необыкновенное воодушевление. Это же звездный час для каждой

Золушки! Теплое по-летнему солнце на коже, шляпка с ленточками, платье вьется вокруг

ног, мужчина с бакенбардами вышагивает рядом, но какие такие у нее шансы на чудо?

Кто тут дергает за ниточки? Даже если мисс Хартрайт поладит с капитаном, значит ли это, что мистер Нобли получит указание завоевать на балу блистательную дебютантку мисс

Эрствайл?

Путь им преградила изрядно широкая лужа – по крайней мере, для дам это серьезное

препятствие. Джентльмены, поддерживая своих спутниц, помогали им перебираться на

сухое место. Мистер Нобли обхватил Джейн за талию, поднял ее легко – и вот она уже на

другой стороне – в буквальном смысле перелетев через преграду в его объятиях. И это

видит Мартин, словно специально притаившийся в кустах напротив лужи. Господи, ей

никак не удается позабыть о его существовании. Он шагнул к ней.

– Джейн, мы можем поговорить?

– Мартин, не надо. Меня ждут, нас увидят.

– Тогда встретимся попозже.

– Нет. Я с этими играми завязала.

Ну что за нелепое выражение для девушки в чепчике с узлом завязанными лентами под

подбородком. Завязала, представьте себе.

Мистер Нобли, сжав плотно губы, поджидал ее. Неловкая, даже опасная встреча. Мартин, изменник, с которым было так легко и весело на той реальной планете, и этот странный

мистер Нобли, с которым почему-то день ото дня становилось все уютнее в этом

искусственном мирке.

В косых лучах заходящего света она впервые видела его лицо так четко, словно пять

минут назад ей сделали лазерную коррекцию. Ей хотелось провести по нему руками,

можно даже коснуться его губами, ощутить вкус, и его запах… Когда солнце светит

сверху, тени придают его чертам резкость и неприятие; любой предмет надлежит осветить

единственно верным образом, вот в чем дело – заговорил в ней истинный художник.

– Думаю, вам лучше держаться от него подальше, мисс Эрствайл, – мистер Нобли взял ее

за руку, и отвел на дорожку.

– Не представляю, какое вам до этого дело, сэр. Однако я так и сделаю, если вы

приложите усилия. Согласитесь играть в пьесе.

– Мисс Эрствайл…

– О, полно вам! Вовсе не умираю от желания увидеть вас в неловком положении, но не

слишком ли вы застегнуты на все пуговицы? Ничего страшного в нескольких репликах в

маленькой пьеске. Боитесь, будете глупо выглядеть?

– Вы упрекаете меня в заносчивости. Но может, постановка не представляется мне

достаточно увлекательной. Я не актер по природе.

– Не актер? – она задумчиво всмотрелась в его лицо.

Он вздрогнул слегка, и взял себя в руки.

– Но меня заботит мнение нашей уважаемой хозяйки.

– Значит, если она одобрит пьесу, вы будете играть?

– Да, полагаю, придется. – И он сжал губы: сдержать улыбку, или гримасу досады? – Вы

до невозможности напористы, мисс Эрствайл.

– А вы убийственно упрямы, мистер Нобли. В одном лице это была бы сама Дерзкая

Непреклонность.

– Хм, не так уж плохо. Давно придумали?

– Только что.

– Тогда очень неплохо.

Джейн в досаде поддала его локтем в бок.

Тут они поравнялись с остальными, и Джейн заявила:

– Мы все тотчас приступаем к постановке. Сам мистер Нобли теперь – что воск в моих

руках.

16

Бойфренд №9. Кларк Барниард, двадцати трех лет.

Потрясения от бойфрендов № 9 и 10 не прошли для нее даром. Воистину, она почти

созрела для того, чтобы стать одиноким недоверчивым хищником… Но тут в

конторе появился один парень, Кларк, с которым они весело хихикали на нескольких

вечеринках, позже он все пытался скармливать ей свои десерты, уверяя, что не

помешает откормить ее хоть немного. Он занимался макетом журнала, она

приходила к нему в закуток, усаживалась на край его стола и болтала… немного

много дольше, чем это нравилось ее начальству.

Он был слегка младше нее, и это обстоятельство делало весь роман почти невинным

развлечением. Когда он наконец пригласил ее к себе, она почуяла холодок нехорошего

предчувствия, но все же не отказалась.

Он приготовил ей какой-то ужин, заигрывая с ней вполне мило и нежно, потом они

стали целоваться, но потом он завелся и пошел к цели с таким прямолинейным

напором, что надо было раз пять недвусмысленно останавливать его, прежде чем до

него дошло, что дама чем-то недовольна.

Она недовольна тем, что джентльмен слишком торопит дело.

Значит, он не джентльмен. Ну и ладно.

Счастливого оставаться, детка!

Дни с четырнадцатого по восемнадцатый

Конечно, тетя Сафрония ни в коем случае возражать не собиралась, и репетиции начались.

Пьеска представляла собой примитивную сентиментальную чепуху, не восхищавшую

Джейн даже в ее нынешнем романтическом настроении, однако это на несколько дней

могло избавить их от скуки.

По утрам она занималась живописью, с каждым днем все смелее подчиняясь

пробудившимся инстинктам художника. А после полудня репетировала свою роль с

мистером Нобли, в библиотеке, или прогуливаясь с ним прямо под яблонями (интересно,

что нигде не видно Мартина). Или со всеми вместе, обмотавшись тряпками «а-ля римские

тоги» – в северной гостиной.

Глаза мистера Нобли она теперь хорошо рассмотрела. Он смотрел на нее гораздо чаще,

дольше, чем раньше. Конечно, такова его роль, однако, чем-то это все уже не очень

походило на роль – или ей опять мечтается? Господи, опять. Но вообще-то говоря, актеры

ведь постоянно влюбляются в партнерш. Что же такого из ряда вон, если это случится и со

мной? Почему бы ей не развлечься, пользуясь случаем?

И представьте, ей это удавалось. Она смеялась и шутила, словно вдруг попала в свою

среду. Утренние сеансы за мольбертом словно насыщали ее энергией и уверенностью в

себе на весь день. После них она и взгляды мистера Нобли воспринимала как нечто само

собой разумеющееся. Раньше она бы мучилась сомнениями и сопоставлениями, теперь

отвечала такими же взглядами в ответ. Никаких – а-что-если, один голый честный флирт.

Вечером перед представлением они с мистером Нобли уединились в садике позади дома,

для финального прогона, скажем так. Театр сам регентский дух оттеснил богемным

настроением, так что уединение с мужчиной не представлялось слишком крамольным

поступком.

Мистер Нобли, в позе страдающего отчаяния, сидел прямо на дорожке, и декламировал

«О, умирать здесь в полном одиночестве, без любви…»

– Неплохо, – сказала Джейн, – но несколько душераздирающих стонов не помешает. Не

поверят, что вам больно.

Мистер Нобли испустил стон, но не слишком театральный.

– Великолепно, – сказала Джейн.

А мистер Нобли уткнулся головой в колени и рассмеялся.

– Не могу поверить, что вы все же втянули меня в это дело. Мне раньше всегда удавалось

увильнуть от театра.

– Не похоже, что вы страдаете по этому поводу. То есть вы явно не сожалеете о согласии…

– Лучше давайте ближе к вашей роли.

– А, да, простите, но знаете, это зрелище не для слабонервных, ваша драгоценная персона

здесь, у моих ног…

И тут он схватил ее за талию, без преувеличения сжал ее в объятиях, и в следующее

мгновение она уже сидела у него на коленях. Невероятно!

– Этого не может быть! Не могу поверить, что это нарочно!

– Допустим, не нарочно, но и в противном случае любой суд бы меня оправдал. Меня

вынудили. Но лучше вернемся к репетиции, – сказал он, озираясь по сторонам. Вдруг их

кто-нибудь видит?

– Конечно. Но ведь вы меня не отпускаете.

Его руки вокруг ее талии. Крепкие, сильные пальцы. Господи, какое прелестное

ощущеньице.

Затаив дыхание, словно в растерянности – не слушаются пальцы? Парализован ее

необыкновенной красотой? Или ноги затекли, шею свело, задирая неудобно голову? Да

уж, все те же фантазии. Но они все еще тут, сидят в обнимку прямо на гравийной дорожке, под притихшими в предвкушении развития событий деревьями.

Он тряхнул головой, помог ей подняться, потом принял ту же театральную позу, прямо на

дорожке –

– Повторим?

– Верно, и мы уже в самом конце… «О, Антонио!» – Она аккуратно опустилась на колени

рядом с ним. Провела рукой по его груди, – «Но ты серьезно ранен! О, какие ужасные

стоны! Дай мне обнять тебя, и ты умрешь в моих объятиях, ибо неразделенная любовь и

смерть – это так романтично!»

– Это отсебятина, – пробормотал он себе под нос, словно их могла слышать воображаемая

аудитория.

– Но у меня получилось лучше. Наш автор вряд ли родился Шекспиром.

– Это верно. Но так и быть, пусть эти слова исцелят мои раны и сразу поставят на ноги, и

мы тотчас соединим наши руки под аккомпанемент взаимных уверений в страстной

любви, вечной, как луна на небосклоне, и так далее…

Он взял ее за руки, поднимаясь с земли, и теперь они стояли лицом к лицу, опять

сдерживая дыхание и с тем же холодком желания внизу живота. Это слишком, во второй

раз подряд!

– У вас руки холодные, – сказал он.

Она ждала, но в дурацкой пьесе вряд ли предусмотрены такие восхитительные ремарки,

как,

А теперь поцелуй девочку, болван. Вообще в книгах Остен никаких поцелуев. Что же он

будет делать?

– Нам пора вернуться. Занавес, то есть покрывало с дивана, поднимется уже через час.

– Верно. Разумеется. – А в голосе у него явное сожаление.

Вечерняя прохлада пробралась уже под ее одежду, а сырую росу она ощущала даже на

коже. Он протянул ей свой сюртук.

– Не так уж плоха пьеса, верно?

– Не хуже вечных романов. Или крикета.

– Вас словно касторку заставили проглотить. Любое развлечение легко можно опошлить.

Выставить в глупом виде.

– Наверно, я уже сыт по горло этим всем. – Он помедлил, словно сболтнул лишнее. Это

чье признание: актера, или живого человека? – Провинцией, хочу сказать. Я вернусь в

Лондон на зиму, а к лету мое поместье будет в полном порядке. Не дождусь, когда буду

снова дома. Устал от смены гостей, от временных поверхностных знакомств и пустых

развлечений. Вряд ли я вернусь еще в Пембрук. А вы?

– Я-то наверняка нет.

Очередная поставленная точка. Джейн почувствовала вдруг такое отчаяние. Сегодня

пьеса, через два дня уже прощальный бал. На третий день она уедет. Как странно.

Оказывается, она вжилась в Остенландию, привыкла к цветистому стилю старомодных

фраз, к платьям и корсетам, и ей уже неуютно на улице без шляпки. А когда этот человек

входит в комнату, ее душу охватывает такое предвкушение удовольствия, которого она не

знала с детства. Она забыла, как это прекрасно.

– И как же глупо, – вслух сказала она, – я… имела в виду идею пьесы. Но надеюсь, это

вам хоть немного нравится.

– Конечно. Думаете, мне не понравится сегодня вечером любить вас?

– Чт…то? – У нее пересохло в горле.

– Вечером представление, и я по пьесе признаюсь вам в любви. Невежливо было бы

сказать, что вы мне не нравитесь.

– А! Тогда понятно, – сказала она, опомнившись.

Ведь «любить кого-то» во времена Остен никак не означало свершения акта физического

слияния. Но этого не может не знать этот актер. Он что, издевается над ней? Угадать по

его лицу не получилось.

Вдалеке они увидели две фигуры. Это были капитан Ист и Амелия. Вдруг они обнялись,

их головы сблизились. Поцелуй. Вот это зрелище! Лучше дурацкой пьесы, честное слово.

Нет, это слишком похоже на реальность, и потому далее подсматривать за ними было

неприлично. Мистер Нобли явно думал так же, и они синхронно повернулись в другую

сторону.

Подходили они к дому в неловком молчании. Если бы она была с подружкой, или

бойфрендом, они бы с легкостью, смеясь обсудили увиденное. Но в компании с мистером

Нобли – это все равно, что оказаться в голышом посреди толпы.

– Театральные чувства часто принимаются за реальные, и это понятно, – заметила Джейн.

– Они начинают принимать себя за своих персонажей.

– Именно. Это одна из причин, почему я неохотно соглашаюсь принимать участие в

лицедействе. Не считаю, что притворство можно принять за правду.

– Меня немного даже пугает то, что мы в чем-то оказались согласны. Но в отношении

этих двоих, в данном, положим, случае, не думаете ли вы, что эти чувства могут вылиться

во что-либо серьезное?

Мистер Нобли будто споткнулся.

– Я задавал себе тот же вопрос.

– Мне кажется, что это возможно.

– Более чем. Сходные взгляды, общественное положение и представления о жизни.

– Звучит, как предисловие к брачному договору. Но я же говорю о любви, мистер Нобли.

Не на сцене, в реальной жизни есть ли у них шанс полюбить?

Мистер Нобли нахмурился и потрепал себя за бакенбарды.

– Я… знаю, что капитан Ист был однажды уже влюблен в другую женщину. Ее измены и

жестокость сокрушили его. Он замкнулся в себе на какое-то время. И еще в прошлом

месяце я бы не поверил, что человек, переживший такое, способен полюбить снова,

поверить женщине еще раз; сказал бы, что романтические чувства – это не воздух, и не

вода, без которых человеческое существо не может обойтись. Но теперь… – Он посмотрел

ей прямо в глаза. – Теперь я просто не знаю. Даже склонен думать, что да. Да.

– Да, – повторила она, словно эхо.

Луна появилась на небе, словно следуя за ними, заглядывая ему через плечо и

прислушиваясь внимательно, чем кончится разговор.

– Мисс Эрствайл.

– Да?

Он посмотрел вверх, на небо, вдохнул воздух, даже на секунду, кажется, прикрыл глаза, словно должен был на что-то решиться.

– Мисс Эрствайл, а вы… – и замолчал.

Что? Ну, что? Джейн захотелось схватить и встряхнуть его.

– Не хотите ли пройти в дом?

Он подал ей руку. Чувствуя себя одураченной, она все же чинно взяла его под руку, делая

вид, что ничего особенного не случилось. Они вошли в дом, где мистическая атмосфера

ночного парка не имела права на существование. Суетились слуги, сияли канделябры, и

суета приготовлений к представлению никак не сочеталась с происшедшим в парке.

Молча поклонившись, мистер Нобли удалился. Но его сюртук, все еще немного пахнущий

свежестью и влагой парка, оставался у нее на плечах.

* * *

Часом позже гостиная загримирована под театр, обитатели дома под своих персонажей,

электрические лампы – под керосиновые, после чего расставлены полукругом вокруг

«сцены»: все готово к получасовому действу во имя любви и Средиземноморья, к

представлению по пьесе «Домик у моря».

Мисс Чарминг одной рукой нервно сжимает рукопись, другой посылает воздушные

поцелуи полковнику Эндрюсу, мисс Амелия очень мило и безмятежно погружается в

диалоги с капитаном Истом, словно в его объятия, Джейн преклоняет колени перед

мистером Нобли, в данный момент раненым в бою капитаном, изо всех сил пытаясь

сохранить серьезность. Неважно, что она плохая актриса, важно, что она старается изо

всех сил соответствовать ожиданиям общества. Это для нее большая новость. Раньше она

бы уже давно сбежала, давясь от смеха.