Текст книги "Остенландия"

Автор книги: Шеннон Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

ОСТЕНЛАНДИЯ

Шеннон Хейл

Austenland, Shannon Hale

Колину Ферту:

Знаешь, ты классный парень и все

такое, но я уже замужем, так что

давай останемся просто друзьями.

П р о л о г

Все знают, что женщина в возрасте слегка за тридцать, если она вполне довольна своей

карьерой и прической, вряд ли считает, что ей чего-то крупно не хватает в этой жизни.

Так что на первый взгляд у одной весьма умненькой и симпатичной особы по имени

Джейн Хейз не просматривалось особых причин для депрессий. Правда, мужа у нее не

было, но кто сказал, что сейчас без него нельзя обойтись? Конечно же, бывали в ее

жизни мужчины, а из этого проистекали и проблемы, и разные взаимные разногласия,

но ведь это и есть жизнь, не так ли?

И все же имелся в жизни Джейн один секрет.

Бывает, мелькает время в суете встреч с кем-то где-то, писанины кому-то о чем-то, и

все идет своим чередом. Но день заканчивается, и едва сбросив тапочки, устроившись

на софе и включив свой крошечный телевизор, она уже знает, чего ей так не хватало

целый божий день.

Время от времени ей было совершенно необходимо пересмотреть еще раз «Гордость и

предубеждение».

Ну, вы знаете, конечно, эту двухдисковую экранизацию ВВС с Колином Фертом в роли

восхитительного мистера Дарси, и как раз такой очаровательной и аппетитной

английской актрисой в роли Элизабет, о которой только и можно мечтать.

Джейн могла до бесконечности просматривать ту самую сцену у пианино, когда их

взгляды встречаются, и некая магическая искра проскакивает между ними, а черты ее

лица вдруг смягчаются, осветившись такой улыбкой, что у него перехватывает дыхание

от нахлынувших чувств, и кажется, что сейчас на его глаза навернутся слезы… и ах!

Всякий раз сердечко ее екало, и мурашки пробегали по спине, и тогда ей просто

необходимо было заглушить это ужасное ощущение в животе чем-то категорическим,

вроде шоколадных драже, к примеру. И вот на следующее утро, после того, как всю

ночь ей не будут давать покоя мужчины в цилиндрах, она проснется в решительной

уверенности, что пора наконец отнести в комиссионку все эти остеновские книжки,

конечно с этими самыми фильмами в придачу.

Но она этого никогда и ни за что не сделает.

Этот чертов фильм оказался просто какой-то навязчивой манией. Конечно, Джейн, как

и все мы, лет в шестнадцать прочла сам роман «Гордость и предубеждение», и много

раз перечитывала его потом, хотя остальные романы Остен осилила всего раз-другой,

за исключением «Нортенгерского аббатства» (разумеется). Но надо было появиться

этой знаменитой бибисишной экранизации, чтобы в тот же день необыкновенные

джентльмены в классных бриджах в обтяжку шагнули с экрана в ее жизнь.

Когда отдалились куда-то в вечность язвительные и насмешливые строчки романа

Джейн Остен, перед глазами осталась только любовь. Самый трогательный и

потрясающий любовный роман на свете, который сбивает тебя с ног и берет в плен, раз

и навсегда.

Это было странно. Это как-то смущало. В этом невозможно признаться кому-либо.

Но это так, и ничего с этим не поделаешь.

1

Год тому назад…

…Ее мама Ширли пришла к ней однажды со своей теткой Кэролайн. Не очень

душевная сложилась компания, надо сказать, и, когда временами в разговоре повисали

неловкие паузы, Джейн под аккомпанемент легких укоров совести могла расслышать,

как тихо шлепались на пол засохшие листики ее комнатных растений. Она очень

любила растительность в доме, но продлевать этим беднягам жизнь почему-то

оказалось за пределами ее способностей.

– Господи, Джейн, я не понимаю, как тебе самой удается выживать здесь, – заметила ее

мать, ощипывая засохшие листики с куста чего-то пока зеленого рядом со своим

креслом. – Тут как в гробу, или в кабине лифта. Правда, Кэролайн, дорогая? Уверена,

тете не дано отдышаться здесь после поездки. Воздух словно в сауне, и мало того – ни

минуты тишины за окном. А ты уверена, что окна закрыты?

– Это же Манхэттен, мам. Тут всегда так.

– Ну, я не знаю, – и она поднялась с недовольной миной, и шестидесятилетние доски

заскрипели под ее ногами. – Мы как раз только что из апартаментов Кэролайн, так

даже в ее прихожей тишина такая, словно ты в деревенской глуши.

Ну да, ведь у нее нет денег на звуконепроницаемые окна.

– Хватит об этом. Лучше расскажи, как твоя…

Не надо об этом! Только не о моей личной жизни!

– … Подружка Молли поживает?

– А, Молли. Прекрасно, работает теперь внештатно в газете, она родила близнецов.

Это моя подруга еще с шестого курса, – пояснила Джейн восседавшей в инвалидном

кресле тетке.

Лицо тети Кэролайн исчерчено мельчайшей сеткой морщин. Она лишь слегка в ответ

шевельнула веком, может, в знак того, что информация принята к сведению. А может,

это она ей подмигнула? От неопределенности Джейн предпочла сделать вид, что

ничего не заметила.

Она не видела старуху с двенадцати лет – со времен похорон своей бабушки. То, что

мама решила заявиться к ней со старой теткой, было бы более чем странно, если

только цель не в том, чтобы напомнить на исходе своих дней родственнице о

бедственном положении другой, еще такой молодой. И, судя по многозначительным

взглядам и намекам матери, так оно и было. Сюда, а не сразу в ресторанчик на обед

старушку привезли с целью показать, что ее родная внучатая племянница, увы, далеко

не благоденствует.

– Ну что, рванули? – поднялась Джейн, с мечтой все это прекратить.

– Да, дорогая, но сначала я тебе поправлю прическу.

Пришлось тридцати-двух-летней дочке топать за маменькой в ванную, словно она все

еще дошкольница. Какой она себя и чувствовала всегда во время причесывания,

обрызгивания лаком и прикалывания прядок, вне зависимости от числа прожитых ею

лет. Ведь Ширли Хейз, «Мисс Твист 1967», не выносила в жизни лишь небрежно

уложенных волос. Хотя, на сей раз целью скорее всего была необходимость внушить

дочери небольшую инструкцию по очаровыванию старушек.

– Побольше слушай, – шептала она, – но и о детстве выспрашивать не ленись, ведь все

равно бедняжка больше ничего уже не помнит.

Когда они вернулись в комнату, кресла на колесиках в ней не было. Джейн в панике

ринулась во вторую комнату, рисуя себе в воображении опрокинутое кресло и

старушку без признаков жизни внизу под лестницей. Однако ее ожидало впечатляющее

зрелище совсем иного толка. Старушенция подкатила кресло к окну, пытаясь

водрузить агонизирующее на полу растение на подоконник, будто этот убогий кусочек

синтетического городского света мог еще творить чудеса. И тут к своему ужасу, Джейн

услышала, как бесценные диски «ГиП» с громким треском шлепнулись на пол из

тайника среди ветвей деревца.

Щеки Джейн предательски вспыхнули. А Кэролайн улыбнулась.

Собственно, а что такого? Уйма людей смотрят этот фильм. И покупают эти диски. Но

никто так старательно не прячет, скажем, первый или сотый сезон какого-то там

сериала. А сейчас Джейн вдруг показалось, что она очутилась перед бабушкой в

несвежем поношенном белье.

В ресторане, пока мама Ширли в туалете битый час пудрила пресловутый свой носик,

Джейн пыталась изображать полную безмятежность, ковыряясь в тарелке с салатом.

– Какая нынче теплая стоит осень, – отважилась Джейн.

– Тебя волнует, заметила ли я, – сказала Кэролайн. К старости голос у одних людей

становится скрипучим, у других пронзительным, словно битое стекло. Ее же голос с

годами стал мягким, ласкающим, словно измочаленный в пушистую пыль прибрежный

песок.

– Что – «заметила»? – невольно спросила Джейн.

– Этот мистер Дарси сущее дьявольское наваждение. Но ты не стала бы прятать диски,

если бы просто любовалась им. Тебе за тридцать, и ты не замужем, и ничего пока

серьезного на горизонте, насколько я могу судить по сплетням и твоей обстановке. Так

что ты у него в когтях, ты одержима им, дорогая моя.

– Я вовсе никем не одержима, – рассмеялась она.

Но так оно и было.

– Хм, и краснеешь при этом. Но расскажи мне, что же во этой истории эдакого –

завораживающего?

Джейн в панике сделала большой глоток воды, с беспокойством оглядываясь на дверь

уборной – не показалась ли мама Ширли.

– Конечно, это остроумная и забавнейшая книга на свете, но вообще-то дело в том, что

это самая идеальная история любви, с которой никакая реальная никогда не сможет

сравниться. Так что в жизни мне остается только тихо млеть в сторонке от зависти.

Кэролайн не сводила с нее взгляда. А Джейн решила, что сказала совершенно

достаточно.

– Это прекрасный роман, – сказала старая дама, – но ты же не книжку прячешь,

согласись. Я видела этот фильм. И я знаю, кто такой Колин Ферт, моя девочка. Так что

мне нетрудно было догадаться, кого ты собираешься ждать всю свою жизнь.

– Но послушайте, нелепо мечтать выйти однажды замуж за мистера Дарси. Но

просто… ничего в жизни не может и близко сравниться… ох, какая ерунда! Не думаете

ли вы, что я живу в придуманном мире.

– Скажешь, что это не так?

Джейн через силу улыбнулась.

– Теплая у нас нынче осень, не правда ли?

Кэролайн поджала губы, и все ее морщинки сложились в весьма выразительный по

недовольству рисунок.

– Так как твои дела любовные?

– Я с этим завязала.

– Да неужели? Это в тридцать два? Х-м-м. Позволь мне погадать? – Кэролайн

наклонилась вперед, ее голос теперь шелестел, словно старый шелк. – Думаю, что при

каждом следующем разочаровании мистер Дарси получал еще одно очко, и делал еще

один шажок в твою жизнь, так что теперь этому негоднику никакой реальный мужчина

не конкурент.

Оливка застряла между зубцами вилки, но когда Джейн попыталась стряхнуть ее,

описала дугу в воздухе и шлепнула проходившего мимо официанта по заднице. Джейн

смутилась и рассердилась. Конечно, если припомнить всех ее бывших… И еще эти

сны, скажем, тот, пару недель назад – она в дивном подвенечном платье в ожидании

появления ее мистера Дарси. Она проснулась, задыхаясь от ужасающей реальности

сна, такой реальности, что и сейчас она не смогла бы посмеяться над собой.

– Может, я просто чокнутая слегка.

– Я хорошо помню тебя, с детства. Ты и после похорон бабушки рассуждала вполне

трезво и здраво, хотя не могу поверить, что ты не любила ее. Но мне твои житейские

расспросы странным образом помогли справиться с собой. У тебя слишком трезвая

натура, чтобы до такой степени обманываться воображаемым счастьем.

– Я помню тот чудесный твой кружевной воротничок. Мне он казался верхом

элегантности.

– Покойный муж купил мне это платье. Это самое мое любимое. У нас был такой

безрадостный брак, – вдруг сказала она, складывая салфетку чуть дрожащими

пальцами. – Харольд много работал и очень мало разговаривал. Спасаясь от скуки, я

стала изменять ему, благо в деньгах я не зависела от него. А вскоре и он начал

погуливать, только чтобы досадить мне, я думаю. И лишь когда я состарилась

настолько, что уже не могла соблазнять сопляков направо и налево, я заметила,

насколько хорош тот, кто всегда был рядом со мной. И судьба подарила мне два года

блаженства до того, как у него вдруг остановилось сердце. Какой же дурой я прожила

свою жизнь, Джейн. Я лишь тогда разглядела сокровище, когда потоком воды унесло

все суетное и никчемное.

Такими простыми словами передала тетка ей свою историю, ведь вся боль давно ушла.

– Сочувствую.

– Ты лучше самой себе посочувствуй. Я достаточно стара и богата для того, чтобы

заставить слушать себя. И вот что я тебе скажу – думай сама, чего хочешь получить в

жизни. Прожить-то все равно придется свою собственную жизнь, а не чужую. И, как

ты знаешь, самой мисс Остен эта книга не принесла счастья. Она так и умерла старой

девой.

– Я знаю.

Джейн сама об этом часто вспоминала, как и многие другие, впрочем. Это

излюбленный довод всех критиков магии книг Остен.

– Хотя, конечно, я ничего не имею против старых дев.

– Я тоже. Теперь таких называют просто карьеристками.

– Послушай, дорогуша. Моя песенка спета. Я свое лето красное пропела, и конец уже

близок. Только небо может знать, что тебя ждет. Так что не стоит полагаться на вечное

«когда-нибудь потом».

Все это очень мило, хотя слегка покровительственно. Пора сменить тему. Небрежным

таким тоном.

– А почему вы мне ничего не рассказывали о своем детстве, тетя?

Она рассмеялась. У нее и смех был мягким, как масло в комнате.

– Да, самое время рассказывать о детстве. Ну, сама напросилась, так что теперь не

обессудь. Помню, что я прихрамывала уже, едва начав ходить. Мы очень бедствовали,

с твоей бабушкой мы спали в одной кровати, которая кренилась на один бок. Хотя это

вряд ли стало причиной…

Когда Ширли подошла к их столику, старушка старалась вспомнить, сколько стоила

бутылка молока «в то время», и мама одобрительно улыбнулась своей дочке. Ее

маменька была практична с головы до пят – слава богу, что она не слышала их

предыдущий разговор. Она ни за что не поверит, что ее дочка живет в мечтах.

И, пожалуй, Джейн уже была готова согласиться с этим. В самом деле, как можно

мечтать о выдуманном мужчине, грезить о двести лет как исчезнувшем мире, в то

время как ее реальная и единственная жизнь проходит мимо.

Конечно, это просто глупо.

2

Шесть месяцев назад

Увы, но в один печальный день тетушка Кэролайн покинула этот мир.

– И ты упомянута в завещании, дорогая! – позвонила ей мать из Вермонта. – Уверена,

тот последний ужин сделал свое дело. Юристы за всем проследят, так что сразу

позвони мне, как только узнаешь сумму.

Джейн присела, стараясь не думать про завещание. А вспомнить старую женщину,

полюбившую наконец своего мужа, только слишком поздно. С легкостью проникшую

ей в душу, чтобы извлечь на свет то, что увидела внутри. Она помнила достаточно,

чтобы почувствовать, как грусть и таинство смерти обволакивает ее каким-то почти

мистическим настроением.

И оказалось, сама Джейн занимала мысли Кэролайн, раз ей захотелось вписать ее в

завещание. Что же можно оставить такой малознакомой родственнице? У тети

многовато потомков для того, чтобы можно было рассчитывать на что-то

внушительное, однако и состояние ее считалось почти легендарным. Хватит ли этого

на квартиру с кондиционером? А может, даже на безделье до конца своих дней?

Джейн удивилась этой странной мысли. Нельзя сказать, чтобы она обожала свою

работу – не такое уж скверное дело: заниматься графическим дизайном для журнала;

но все же это была работа. Стабильное, приятное занятие, надежное местечко, куда

приходишь всякий божий день, которое тем не менее не лишает прочих радостей

жизни. Однако в метро, по дороге на встречу с юристом, Джейн подумала невольно, не

поддастся ли она искушению, если сумма окажется достаточно велика? Чтобы купить

себе домик в Хэмптонсе и обзавестись пудельком по кличке Порридж, который будет

старательно поливать мочой ее ковры?

Такие мысли занимали ее всю дорогу до дверей отполированного здания адвокатской

конторы, выдержанного в пристойной кирпично-охряной гамме, и напомнили о себе в

глубине кожаного кресла, когда она очутилась пред неестественно бледным лицом

адвоката.

Который сходу ошарашил ее заявлением:

– Это не деньги.

– Что?

– Она не оставила вам денег – как таковых, в сущности. – Он медленно, по лягушачьи

моргал в конце каждой фразы. – Люди обычно рассчитывают именно на деньги, так

что я решил сразу же прояснить ситуацию.

Ситуация в любом случае неловкая, и Джейн криво усмехнулась.

– Не могу сказать, что я на них очень рассчитывала.

– Конечно. – Он сел и вмиг рассортировал бумаги на столе. Потом сказал что-то очень

заумное, но Джейн как раз решала, что же делает его таким земноводным – лоснящаяся

ли кожа, глаза ли слишком расставленные, или такой салатный оттенок… нет, это уже

перебор, зеленым он все же не был.

– … Клиентка наша отличалась… разнообразием в подходе к делу. …Различные

подарки друзьям и родным, и кругленькая сумма на благотворительность. Вам завещан

отпуск, путешествие.

Он протянул ей роскошный фолиант с фотографией старинного особняка, где на

переднем плане прогуливался джентльмен в бриджах с дамой в наряде стиля ампир. У

Джейн похолодели руки.

Она прочла изящно выведенные строки:

Пембрук Парк, Англия. Добро пожаловать в наш дом!

Приглашаем Вас погостить у нас три недели, чтобы в полной

мере насладиться сельским гостеприимством и манерами -

чаепитиями, изредка танцами, прогулками в парке и встречами с

изысканными джентльменами, а в завершении всего настоящим

балом, и затем, возможно, и чем-то более значительным…

Тут ничего не изменилось, и по-прежнему принц-регент

правит безмятежной страной. Ничего не предопределено и не

предписано. Это праздник, которым больше нигде и никогда не

удастся насладиться.

– Я ничего не поняла.

– Это полностью оплаченные трехнедельные каникулы в Англии. Насколько я понял,

костюмированное проживание якобы в 1816 году.

Оплаченный билет первым классом на самолет. Вообще-то вместо путевки деньги

получить не удастся, однако перелет первым классом можно заменить экономическим,

а разницу взять деньгами. Можете поручить это мне. Буду рад помочь.

Джейн заворожено смотрела на шикарный проспект, не в силах отвести взгляда от

волшебной парочки перед роскошным особняком. Они притягивали и отталкивали в

одно и то же время, она и хотела оказаться на их месте, и ненавидела себя за это.

Лучше пожалуй остаться здесь, в Нью-Йорке, в настоящем времени, а о фантазиях

забыть. А ведь никто не угадал ее мечтаний, ни мать, ни подруги. Только эта странная

тетя Кэролайн.

– Обналичить разницу, – бездумно повторила она.

– Надо лишь сделать это заблаговременно.

– Конечно. – Странно, тетя сама указала на нелепость ее одержимости, и сама же

посылает ее прямо в пасть зверю, образно выражаясь. – Нет, я просто безнадежна.

– Вы это о чем?

– Нет, нет, не это безнадежно, напротив, я всегда надеюсь на что-то, и в этом вся

проблема. – Она наклонилась к нему через стол. – Если я расскажу вам хотя бы о

десятке моих бывших бойфрендов, вы решите, что я чокнулась, раз не прекратила это

дело уже давным-давно. Но так и было! До меня это дошло только сейчас, но не могу

же я совсем без этого… понимаете? И вот я решила остановиться на том, кто не

обманет меня просто потому, что он не существует!

Законник выровнял стопочку бумаг на столе.

– Я хочу сразу же прояснить ситуацию, мисс Хейз. Я не любитель флирта. Я

серьезный, женатый человек.

– О, не сомневаюсь, – поперхнулась Джейн. – Не знаю, что это со мной, но мне пора. –

И, схватив сумку, она рванула прочь.

Лифт медленно спустил ее вниз и аккуратно поставил на землю; но ей с трудом

удавалось сохранять равновесие на обратном пути до серенького рабочего конторского

кресла.

Едва она опустилась на его вращающееся сиденье, как услышала голос Тодда,

менеджера:

– Как дела, Джейн?

– Прекрасно.

Ох, что это у него с волосами? Блондинистые вихры умаслены гелем и благоухают

малиной. Сгодилось бы для пятнадцатилетнего оболтуса. Но в сорок три… Наверно,

полагается сделать что-то вроде комплимента?

– А… у тебя новая прическа.

– Ха, женщины всегда замечают это, да? Значит, правда, что это всегда срабатывает?

– Думаю, ты только что в этом убедился, – промямлила она.

– Супер. Ладно, слушай сюда, – он уселся на край ее стола, – у нас тут срочное

добавление. На первый взгляд самое обычное, но ведь это макет шестнадцатой

страницы. Поэтому я решил дать тебе, а не стажерам. Что скажешь?

– Не вопрос, Тодд.

– Суп-пер. – Он поднял вверх оба больших пальца и замер, не сводя с нее немигающий

взгляд. Джейн поежилась. Чего он ждет? Что у нее появится сразу пять больших

пальцев? А… что… еще? Просто эффектная пауза, в его понимании? Молчание.

Чувствуя себя полной идиоткой, она тоже подняла оба больших пальца вверх.

– Наконец-то, миледи.

И он удалился, победно держа большие пальцы устремленными вверх. Ладно, хоть

перестал клеиться. Почему так получается: когда ей до зарезу нужен мужчина, все

сразу женаты; когда она решила послать всех к черту, так тут же полно голодных

холостяков?

Когда его силуэт исчез из виду, Джейн набрала в строчке Гугла «Пембрук Парк». Ей

выдали целый лист, по всем Соединенным Штатам. Но не в Англии, и ничего общего с

Остен. Правда, пару раз мелькнули упоминания о нужном, кажется, но в блогах; типа

«…это моя вторая поездка туда, классный был бал и все такое, но я подписала

обязательство о неразглашении, так что…». Никакой статьи в Википедии. Никаких

фотографий. Загадка. Она слегка боднула лбом вредный монитор.

Так стоит ей ехать туда, или нет? Есть, конечно, неиспользованные каникулы. Она

заметила как со стороны, что назвала это английским словом каникулы, словно

начинает потихоньку склоняться к поездке. И, потом, ее наследство – невозмещаемое.

Такое солидное, вкусное слово, его надо долго жевать, прежде чем оно растворится во

рту.

Джейн раздумывала, надумывала, передумывала, механически продолжая бродить в

поиске в сети для супер-классного проекта Тодда.

Поиск:

Улыбающаяся женщина – 2317 результатов. Устанешь листать.

Тогда так: улыбающаяся бизнесменша – 214 штук.

А двадцатилетняя улыбающаяся бизнесменша…

На мониторе появилось ее собственное лицо. Это фото, сделанное седьмым, что ли, из

ее бывших. Собственно, она не раз видела его. Очень трудно по роду работы не

натыкаться на одни и те же фотки в сети, и не раз. Но как это сейчас некстати.

Сравнение своей физиономии десяток лет назад с той же в нынешнем состоянии и

самоощущении – совсем не в пользу дня сегодняшнего. И оказывается, тогдашняя ты

была ни на грамм не умнее сегодняшней. Ничуть не изменилась, по крайней мере в

этом отношении. Такая же романтическая дуреха. Что уже почти все равно.

Но фотоальбом наконец готов, и, сделав пару пересадок на метро, она на софе у Молли

в Бруклине, где, опасливо косясь на дерущихся за кубики близнецов, словно победным

флагом помахала в воздухе проспектом.

– Так вот в чем дело, – сказала Молли. – Ну, не знаю, ты и правда думаешь это

поможет? … Джек! Неужели тебе нужны все кубики сразу? Ты же у меня умница, ты

уже большой мальчик… Ведь может стать и хуже. Можешь совсем свихнуться в этой

Дарсиландии.

– Ты знаешь? Про меня, то есть про Дарсиманию?

– Лапа, тебя не в чем винить, – подруга успокоительно положила ей руку на колено. –

Тебе дико не везло в любви… Черт, – она обернулась к малышам. Ханна старательно

засовывала пальчики себе в нос. – А, моя девочка нашла дырочки в своем носике! Ай,

умница ты моя! – Джен, ты не обидишься, если я скажу тебе правду?

– Говори.

– Ладно, – она сделала вдох, – эта твоя одержимость…

Джейн отчаянно простонала и уткнулась лицом в подушку.

– …Была заметна еще с учебы. Да, и я любила воображать себя в объятиях

несравненного Дарси, но лишь ты превратила это в смысл жизни. Конечно, тебе не

пошли на пользу неудачи на любовном фронте, но вот последние два года…

– Знаю, знаю, – пробормотала Джейн в душную подушку. – Я чудачка, все только

портила, не понимая этого, но сейчас все не так. Думаю, что теперь все в порядке.

– Неужели? – Протянула после паузы Молли.

– Нет, я все вру. Боюсь, все начнется снова. Я уродина, калека и никто меня не любит; я

даже не понимаю, что со мной не так. Что же мне делать, Молли? Скажи, пожалуйста?

– Ох, дорогая моя…

– А… ох.

Молли собралась с духом и начала чересчур мягким тоном:

– Ты замечала, что каждого следующего парня заранее воспринимала, как

потенциального жениха, никак не меньше?

Так и было. Они даже были пронумерованы, и у последнего во лбу сияет цифра 13.

Слава Богу, что об этой нумерации она даже Молли никогда не рассказывала.

– Но ведь это… ненормально. Это перебор. Тем самым ты выносила приговор

возможности серьезного чувства.

Прям соль на рану. Пару лет назад она даже собиралась было к психотерапевту, но так

и не собралась. Решила для себя, что первопричина в том, что с нежного возраста

заразилась у Остен представлениями о любви. Тогда не было такого понятия, как

просто перепихнуться с парнем. Каждый холостой мужчина рассматривался как

потенциальный жених, каждое кокетство служило цели поисков суженого. Поэтому

Джейн любой очередной разрыв воспринимала как трагедию, сопоставимой с

разводом, не иначе. И что делать?

– Джейн, – похлопала Молли ее по руке. – Может хватит, а? Зачем тебе еще и Пембрук

Парк? Зачем еще больше Дарси?

– Знаю, знаю, его нет, нет на свете, он выдумка, но может…

– Никаких может. Он просто не существует.

– Я не об этом! И я не стремилась затащить каждого в брак.

– Как бы не так. Каждого.

– Но ни один из них не любил меня. Ни один. Нравилась, да, вполне устраивала,

конечно, но… Послушай, это не слишком высокопарно?

– Нет, конечно, нет, – успокаивающе погладила ее Молли, что звучало как «да, но все

равно я люблю тебя, моя дурочка».

– А, я не знаю, что мне делать, я уже самой себе не доверяю. Нет, вот скажи, откуда ты

узнала, что твой Филипп именно тот парень?

Молли совершенно невозмутимо пожала плечами. Словно у нее спросили, не она ли

слопала все карамельки из пакетика.

– Слушай, прекрати это, миссис Молли Эндрюс-Карреро. Как это понимать? Отвечай,

как ты узнала, что он и есть тот самый?

Молли сосредоточенно отковыривала присохший к брюкам соус.

– С ним я просто… могла быть всегда, всякий божий день и час самой прекрасной

женщиной на белом свете.

У Джейн слезы подступили к глазам.

– Вот это да. Но ведь ты никогда… но почему ты ни слова не говорила мне об этом?

Молли почти пожала плечами снова, но вовремя остановилась.

– Согласись, об этом не так легко рассуждать с одинокой подружкой, ты не находишь?

Словно ткнуть тебя носом в чужое счастье, тебе не кажется?

– Если б я не любила тебя, я бы тебе врезала как следует. – Джейн поискала способ

выместить свой гнев, и швырнула в нее подушкой.

– Ты обязана была рассказать мне, чертова кукла. Тогда бы я знала, что такое

возможно.

Или невозможно, подумала Джейн.

– Ну, и что теперь? – опасливо протянула Молли.

– А теперь я думаю завязать с этим делом.

– Ну, хватит тебе, лапа… Не начинай все снова.

– Нет, теперь все серьезно. Нутром чую, что мне не найти своего филиппа, но еще день

ожидания, еще одно разочарование медленно убивает меня. Так будет лучше, Молли.

Вот увидишь. Пора смириться с достопочтенным званием старой девы. Пора…

– Осторожнее! – Завопила Молли, отшвырнув в сторону проспект и прыгнув к Джеку,

водрузившему себе на голову чашку мюслей с молоком.

Фланирующий блестящий журнальчик перехватила малышка Ханна, взобравшись к

ней на колени. Обнимать это тепленькое, мягонькое тельце было так сладко, словно

греть руки о чашку горячего шоколада. И с болью подспудно ощущать нутром, что

может все, что ей светит, это утешаться ласками чужих детишек.

– Мои материнские инстинкты бурно взыграли, – меланхолично констатировала она

некий холодок внизу живота.

Молли что-то прокричала ей из глубины кухни.

– Книска! – повелительно ткнула брошюру ей в руки малышка.

– Вот домик, – покорно показала ей Джейн. – А где дядя?

Правильно, вот он. А где тетя? Да, это и есть я. А знаешь ли ты, какая балда эта твоя

тетушка Джейн? Знаешь, она мечтает унестись в другой век, стать этой дамой в

книжке. И как я ненавижу себя за это! Ну, все, хватит.

– Фсе. – сказала Ханна. – Охотно захлопнула книжку, скользнула на пол, отправляясь

на поиски новых развлечений.

Джейн откинулась на спинку дивана. Ладно-ладно, она поедет. Пусть это станет той

самой последней каплей. Как та ночь обжорства ее подружки Бекки накануне операции

по ушиванию желудка. Ладно-ладно, она оторвется по полной напоследок, а потом

забьет на мужиков, навсегда. Насытится фантазиями, потом торжественно похоронит

эту часть своей жизни. Хватит с нее Дарси, хватит мужчин вообще. Домой вернется

нормальная, спокойная, довольная своей одинокой жизнью женщина.

Она даже выкинет их к чертям, эти сами знаете какие дивидишки.

3

Три недели и один день тому назад…

До Лондона Джейн летела эконом-классом, а в Хитроу ее ожидал… черный лимузин.

Лимузин! Шофер в котелке распахнул перед ней дверь и забрал ее сумку – только

смена одежды, кое-какие дорожные туалетные принадлежности. Ей сказали, что в

Парке она получит все, что нужно.

– А это далеко? – спросила она.

– Около трех часов, мэм, – ответил он, не поднимая глаз.

– Еще три часа. – Она попыталась придумать что-то по-британски остроумное, но

брякнула – Я себя чувствую трижды заваренным пакетиком чая.

Шофер даже не улыбнулся.

– Э-э, я Джейн. А как вас зовут?

– Не положено говорить, – покачал он головой.

Ну, конечно. Начинается Остенландия. Слуги должны быть невидимыми.

В поездке Джейн пыталась прочесть выданные ей буклеты, например, «Социальная

история эпохи Регентства». Честное слово, будто вернулась во времена зубрежки по

какому-то важнейшему, но скучному предмету. Это не похоже на нее, но с того

момента, как она расписалась в бумагах, между ней и реальным миром словно

опустился непроницаемый занавес. При одной мысли об этом решении у нее

болезненно сводило ноги, словно после баскетбольного матча на первенство

университета.

Бумаг было множество.

* При встрече – джентльмена первым представляют даме,

поскольку знакомство с дамой считается большой честью для него.

* Старшая дочь в семье именуется «Мисс» плюс фамилия, а все младшие «Мисс»

плюс имя и фамилия. Например, Джейн, старшую, называли Мисс Беннет, а ее сестру

Мисс Элизабет Беннет.

* Вист – это одна из ранних разновидностей бриджа, в котором принимали участие

две пары игроков. Правила игры…

И так далее, страница за страницей, с дико неудобной римской нумерацией.

Завершалось все это грозным предупреждением руководства Пембрук Парка в лице

дамы с впечатляющим именем миссис Уоттлзбрук.

«Правила общения должны соблюдаться в точности. Ради наших гостей, лицам,

осмелившимся демонстративно не подчиняться установленным правилам, будет

предложено покинуть Парк.

Лишь в случае глубочайшего погружения в эпоху Регентства вам удастся в полной

мере насладиться Англией времен Остен».

Когда наконец безымянный шофер остановил машину и открыл перед ней дверцу,

Джейн увидела в точности такую, как на рекламных проспектах, холмистую зеленую

английскую провинцию, под неизбежно пасмурным октябрьским небом, и ступила на

английскую сверх меры напитанную влагой землю. Ее отвели в одинокое здание, по

виду ни дать ни взять старинный трактир с кривой надписью «Белый олень» над

изображением вроде бы оленя, хотя на деле бедное животное смахивало на мокрого

серенького ослика.

Впрочем, благодаря камину неимоверных размеров внутри было уютно и тепло. Из-за

стойки поднялась женщина в одеянии времен Регентства, в чепце замужней дамы,

усадившая Джейн в кресло, рядом с камином.

– Добро пожаловать в 1816 год. Я миссис Уоттлзбрук. А как мне вас называть?

– Джейн Хейз, наверное.

Миссис Уоттлзбрук неодобрительно изогнула брови.

– Вот как? Вы хотите сохранить свое настоящее имя? Хорошо, но фамилию надо