Текст книги "Эхо вины"

Автор книги: Шарлотта Линк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

– Что? – растерянно переспросила она.

– Жена сказала мне об этом в начале февраля.

– Но как же… я имею в виду… когда?

– В сентябре, – ответил Эндрю. – Ребенок родится в середине сентября.

Вирджинии стало не по себе. Почувствовав головокружение, она осторожно прислонилась спиной к массивному изголовью кровати.

– Значит, в сентябре, – повторила она. – Получается, это было в декабре…

Она замолчала.

Эндрю выглядел так, словно больше всего на свете ему хочется выпрыгнуть из окна и убежать куда глаза глядят.

– Ну да, в декабре, – подтвердил он, – когда Сьюзан приезжала в Кембридж. Мы оба выпили по бокалу. Это естественно, ведь было Рождество. Все произошло очень просто, само по се…

Внезапно он понял, что запутался в собственной лжи, но все же попытался довести до конца свою очередную нестройную версию.

– Но ведь ты уверял меня, что уже целый год не прикасаешься к ней!

– Я говорил правду. Это случилось один-единственный раз. Внезапно, по настроению, после бокала вина… Потом я удивлялся сам себе, ломал голову: ну почему же так получилось…

– Ты уверен, что это именно твой ребенок?

– Да, – кивнул Эндрю.

Головокружение у Вирджинии усилилось. Она открыла рот, чтобы закричать, но не могла издать ни звука.

3

Дженни Браун терпеть не могла спать днем. Но во время школьных каникул ее каждый день заставляли спать после обеда. До чего бессмысленным казалось ей это занятие! К тому же в течение учебного года тихого часа ей никогда не устраивали, ведь она возвращалась домой во второй половине дня.

Однако мама все равно настаивала на том, чтобы Дженни раздевалась и на полчаса отправлялась в кровать. Спорить с ней было бесполезно. Можно хоть сто раз повторять, что она совсем не устала, все равно ответ был один: «Марш в кровать! В конце концов, я тоже имею право на отдых!» С тех пор у Дженни появились смутные подозрения, что мама посылает ее спать только потому, что не хочет уделять ей время.

После обеда мать устраивалась либо в зале, либо на маленьком балконе, если было лето, и нервно выкуривала по пять-шесть сигарет подряд. «Такой уж у меня способ расслабляться», – объяснила она однажды дочери. Работа у нее была очень тяжелая. Она вкалывала в прачечной, где стирала и гладила белье клиентов, поэтому всегда была утомлена и взвинчена до предела. Когда Дженни ходила на учебу, она обедала в школьной столовой, и мать могла оставаться на работе. Но во время каникул Дорис Браун приходилось в перерыве бежать домой, чтобы на скорую руку состряпать что-нибудь для почки. Сама она при этом почти не прикасалась к еде. «Я питаюсь сигаретами», – часто говорила она, но Дженни понимала, что этим сыт не будешь, поэтому мама и была такой худой.

В два часа дня женщина снова уходила на работу и возвращалась домой лишь поздно вечером. Дженни чувствовала себя очень одиноко. Мамы ее подружек всегда были дома, играли со своими детьми, варили для них какао и заботливо намазывали вареньем ломтики белого хлеба. Но зато эти дети не были такими самостоятельными, как она. Девочка слышала однажды, как мать ее подружки Софи сказала Дорис: «Я не перестаю удивляться, до чего же самостоятельна ваша Дженни!»

Иногда, когда девочке было слишком уж грустно и одиноко, она вспоминала эти слова, и ей сразу становилось легче. Однако Дженни не раз приходилось случайно слышать и другие, не столь приятные слова. Гуляя во дворе, она нахваталась сведений о том, например, что Дорис – мать-одиночка и что это обстоятельство вызывает у людей особую жалость, которая порой переходит в презрение. Их соседка миссис Эшкин как-то сказала своей подруге, что отец Дженни неизвестен, «ведь, наверное, трудно выбрать виновника из кучи мужиков». Дженни не поняла, что именно имелось в виду. Однако выражение лица соседки и тон, с которым произносились эти слова, красноречиво говорили ей, что мама сделала нечто такое, за что ее презирают.

Дженни всегда очень хотела иметь папу. Или, может быть, не всегда, но, по крайней мере, с того момента, когда девочка начала понимать, что ее жизнь и жизнь ее сверстников – вовсе не одно и то же. С тех пор, когда она начала ходить в детский сад, ее стали часто приглашать в гости к другим детям, просто на обед или на дни рождения, и тогда Дженни сделала для себя маленькое открытие: в других семьях были папы.

Папы – это было что-то! Всю неделю они сидели в офисах и зарабатывали деньги, устраивая все так, чтобы мамы могли оставаться дома и заботиться о ребятишках. В выходные папы ходили с детьми купаться, гоняли с ними на велосипедах или учили их кататься на скейтбордах. Они чинили сломанные игрушки, заклеивали дырки в велосипедных шинах, то и дело отпускали шуточки и помогали стоить домики на деревьях. Папы водили свое семейство в зоопарк, в пиццерию; они никогда не были нервными и худыми от недоедания и никогда не твердили своим детям, чтобы те оставили их в покое.

Часто папы вместе со своими детьми решались предпринять что-нибудь такое, о чем мамы и слышать не хотели. Например, сплавляться в резиновой шлюпке по притоку реки Грейт-Уз. Такое приключение подарил однажды детям папа Кати Миллс – он взял на борт пятерых досей, и Дженни едва не сошла с ума от радости, когда ей позволили участвовать в этом замечательном турне.

Дженни и представить себе не могла, чтобы ее мама устроила нечто подобное. Надуть резиновую лодку и отправиться в выходной вниз по реке с пятью детьми на борту… О боже, это просто немыслимо! Вечно нервная, постоянно жалующаяся на головную боль, Дорис не могла и десяти минут прожить без сигареты. Мама также терпеть не могла, когда Дженни в субботу или воскресенье приглашала к себе кого-нибудь из подружек. И даже на день рождения, который был в сентябре, девочке не разрешалось устраивать больших праздников.

– Пожалуйста, если хочешь, пригласи какую-нибудь девочку, и я дам вам денег, чтобы вы купили себе в кафетерии по куску торта, – пожимала плечами Дорис.

И все. Вот если бы у Дженни был папа! Вот если бы мама влюбилась в какого-нибудь хорошего человека и вышла за него замуж…

Вот и на этот раз та же неприятность. Скоро день рождения, и как же Дженни отметит его? Сегодня двадцать восьмое августа, следующая пятница – уже первое сентября, а семнадцатого числа Дженни исполнится девять лет. В этом году ее день рождения выпадает на воскресенье. Как здорово было бы пригласить на свой праздник всех-всех подруг! Дженни раздала бы им чудесные маленькие открытки, где красивым шрифтом был бы напечатан такой текст:

«Дорогой друг____________________!

Буду очень рада видеть тебя на моем дне рождения, который состоится ______ числа, в _____ часов.

До скорой встречи!

Твоя подружка Дженни.»

Она уже присмотрела пригласительные билетики в одном магазине канцтоваров. Они были такими миленькими: салатового цвета, с красненькими божьими коровками и листочками клевера – на счастье. Дженни даже знала, чьи имена она вписала бы в эти карточки. Она уже давно составила список подружек и бережно хранила его в ящике своего письменного стола. Дженни с полной серьезностью и ответственностью обдумывала, какую начинку положить в именинный пирог, во что поиграть на празднике и какие крошечные сувениры вручить гостям в благодарность за их подарки. Все выглядело просто отлично. Закавыка была лишь в одном: мама эти планы не одобрит. Это Дженни знала точно.

За окном лились потоки дождя, поэтому на сей раз тихий час не показался девочке таким уж насилием над личностью, как вчера днем, когда на небе сияло яркое солнышко. Дженни с огромным удовольствием поиграла бы тогда во дворе, к тому же дворник установил там недавно неплохие качели. Но ее обязали лежать в постели, не обращая внимания на яркий солнечный свет, упорно пробивающийся сквозь задернутые желтые шторы. Сегодня небо было хмурым, а комната мрачной.

Ей вспомнился дяденька, с которым она познакомилась в том самом магазине канцтоваров, где она с вожделением разглядывала новенькие глянцевые пригласительные открытки. Он первый с ней заговорил, причем очень любезно. Похоже, этот мужчина очень хорошо понимал ее проблему. Он сочувствовал девочке, но при этом не ругал ее маму – этого Дженни уж точно бы ему не позволила.

– Слушай, ты имеешь полное право на веселый день рождения! – с жаром воскликнул он. – Все маленькие девочки, которых я знаю, мечтают об этом! Вот эти пригласительные открытки ты выбрала? Надо же, какой у тебя замечательный вкус. Открытки действительно расчудесные.

Он был таким дружелюбным. Добрым, всепонимающим, мудрым. Есть ли у него свои дети? Да уж наверняка. И бывают же такие папы! Правда, он немножко… как это… фамильярный, но зато на таких, как он, можно положиться. Если бы его сын или дочка. разбили себе коленку, он не стал бы ругаться из-за какой-то там дырки в джинсах. Скорее всего, он сказал бы, что тут нет ничего страшного. Совсем иначе вела себя Дорис. Если Дженни случайно портила какую-нибудь вещь, то мама страшно злилась и ругала дочку так сильно и так громко, что даже забывала пожалеть ее из-за синяка, ссадины или шишки.

Тот дяденька сказал особенные слова, которые крепко запали Дженни в душу.

– Если хочешь, я помогу тебе устроить замечательное торжество! – сказал он. – Ты знаешь, я лучший в мире организатор детских праздников. Я провел для детей уже столько дней рождения, что мне уже впору выдавать диплом специалиста.

– Моя мама ни за что не согласится приглашать домой много ребят, – печально возразила Дженни. – Она говорит, что наша квартира слишком мала для праздников. И если там начнут бегать и беситься дети, то обязательно что-нибудь разобьется или сломается. У моей мамы очень маленькая зарплата, понимаете? Поэтому она всегда боится за вещи.

Дяденька сочувственно кивал.

– Конечно, твоя мама тоже в чем-то права. Получается, что ваша квартира абсолютно не подходит для большого детского праздника.

И затем он сделал ей замечательное предложение:

– А почему бы тебе не пригласить твоих друзей ко мне? У меня большой дом с шикарным садом. Если погода позволит, то мы накроем столы в саду. Если снова зарядит дождь – тоже никаких проблем. Подумаешь дождь! В подвале моего дома есть громадная мастерская. Мы выкинем оттуда весь хлам, и она вместит хоть сотню ребятишек!

Все это было похоже на сказку. Новый знакомый тут же предложил ей сесть к нему в машину, чтобы съездить и посмотреть его чудесный дом, но Дженни побоялась, что тогда она не успеет к обеду вовремя. Мама терпеть не могла опозданий. За это Дженни грозили ужасные штрафы – домашний арест, запрет смотреть телевизор или лишение карманных денег. Дженни не хотела рисковать своими маленькими удовольствиями. Тогда добрый дяденька сделал ей другое предложение:

– Хорошо, до твоего дня рождения еще есть время! Ты можешь все хорошенько обдумать. Но помни: тебе обязательно нужно осмотреть мой дом загодя, чтобы заранее спланировать торжество. Слушай меня внимательно. Обычно я заезжаю в эту лавочку по понедельникам, когда выходит журнал про мотоциклы. Сегодня я оказался тут в виде исключения. Раз на то пошло, так и быть, я сделаю еще одно исключение и приеду сюда завтра. Договорились? В то же самое время. Ну как? Сможешь?

Мама Дженни часто работала по субботам. Рабочий день длился всего лишь до четырех часов дня, но Дженни вполне хватило бы времени на поездку до возвращения матери.

– Ладно, я согласна. Но только не в это время. Я всегда должна приходить к обеду вовремя!

Добрый человек опять пошел ей навстречу:

– О'кей. Можно выбрать другое время. Поедем тогда когда ты сможешь. Во сколько тебе удобно?

Дженни немного задумалась. Мама уходила из дома примерно без пяти два. Если тут же, едва она скроется, быстро помчаться в магазин канцтоваров, тогда можно оказаться там в десять минут третьего. Для верности можно добавить еще пять минут.

– В пятнадцать минут третьего, – сказала Дженни. – Я могу прийти в это время.

– Пятнадцать минут третьего подходит мне просто тютелька в тютельку! – восхитился мужчина. – Я буду ждать тебя здесь, а ты все хорошо обдумай насчет праздника.

– Какой вы добрый, – пробормотала Дженни.

Мужчина улыбнулся:

– Дженни, ты замечательная девочка. Очень красивая, умная и вежливая. Сделать тебе маленькое одолжение – это настоящая радость для меня! – На несколько мгновений он задумался, потом взглянул на девочку с некоторым сомнением. – Только, видишь ли, Дженни… Тебе не кажется, что наш план нужно держать пока в строгой тайне? Представляю, как разозлится и раскричится твоя мама, если узнает, что ты собираешься праздновать свой день рождения где-то на стороне и вообще без нее!

Да уж! Дженни тоже представляла себе эту картину. Прекрасно представляла!

– Но ведь она все равно заметит, что я куда-то ухожу в свой день рождения.

– Конечно, заметит. А куда денешься? Перед самым праздником мы, конечно, поделимся с ней нашими планами. Если хочешь, я сам поговорю с твоей мамой. Но к этому моменту у нас все должно быть уже готово. Все надо продумать вместе: во что играть с гостями, что подавать на стол… Может быть, нам потребуется украсить наш подвальчик цветами и всем, чем ты захочешь. А лампочки? Мы развесим в саду на деревьях гирлянды разноцветных лампочек! Когда твоя мама узнает, сколько усилий мы с тобой приложили для того, чтобы праздник удался, ей просто нечего будет возразить! Ей останется только радоваться. «До чего же все здорово!» – скажет она.

Нет, он не знает ее мамы. Дженни не могла припомнить ни единого случая, когда мама чем-нибудь восхищалась. Но, может быть, стоит попробовать приятно ее удивить?

– И своим подружкам тоже ничего не говори, – потребовал дяденька. – А вдруг ничего не получится, и тогда все скажут: «Вот какая врушка-болтушка!» Неприятно будет, правда?

Душа у Дженни ушла в пятки.

– А почему не получится? – спросила она тревожно.

– Ну как же, – развел руками мужчина, – а вдруг твоя мама начнет возражать? Или тебе, скажем, вовсе не понравится мой дом?

Если первое Дженни еще могла как-то допустить, то второе было для нее просто немыслимо.

– Да, правда, – кивнула она.

– Договорились? – заговорщически прищурился мужчина. – Никому ни слова?

– Никому ни слова, – торжественно пообещала Дженни. Он погладил ее по голове.

– Мы устроим лучший день рождения в твоей жизни, Дженни, – сказал он.

И вот, пожалуйста, случилось непредвиденное! Позавчера, в субботу, мама вернулась с работы пораньше – в обед. Собственно, с самого утра она чувствовала себя неважно, ходила такая бледная-бледная, а когда в обед попыталась проглотить хоть крошку еды, ее сразу скрутило и начало тошнить. Мама сказала, что ей очень плохо и она при всем желании не сможет пойти сегодня в прачечную. Дженни сразу поняла – с ней что-то серьезное, ведь обычные болезни она всегда переносила на ногах и шла на работу, чего бы ей это ни стоило. После долгих мучений над раковиной мама в конце концов позвонила начальнице и принесла ей свои извинения. Затем она упала на диван и сказала, что умирает. Конечно, Дженни перепугалась и расстроилась сверх всякой меры. Однако при этом она чувствовала, что едва ли не больше переживает из-за сорвавшейся встречи с добрым дядей. Он будет ждать ее в два пятнадцать. Дженни робко спросила у мамы, можно ли ей пойти к подружке Алисе. У девочки еще оставался шанс успеть на встречу… Но мама, несмотря на боли, очень рассердилась:

– В кои-то веки я заболела, а ты! Кто подаст мне стакан воды? Кто позаботится обо мне? Тебе лишь бы удрать, а мать тут подыхай, да? Хорошую дочь я вырастила!

Пришлось Дженни остаться дома. Ближе к вечеру она заварила чай, натерла на терке яблочко и поставила перед маминой постелью. Девочка была несчастна, как никогда в своей жизни. Добрый дяденька уж точно разобиделся на нее, и наверняка он больше и носа не покажет в тот магазинчик.

На следующий день маме стало намного лучше, только вот идти на встречу в воскресенье не было уже никакого смысла. Печальная, словно великомученица, Дженни сидела дома в тягостном ничегонеделании и лишь молилась про себя, чтобы в понедельник дяденька снова приехал в магазин. За журналом про мотоциклы.

К счастью, мама почувствовала себя настолько окрепшей, что решила идти на работу, несмотря на праздник. Как и многие другие работодатели, хозяйка прачечной оплачивала выходные в двойном размере. Мама сказала Дженни, что лишние деньги на дороге не валяются, и уверенно заправила покрывалом диван, на котором еще вчера лежала больная, курила и глядела в потолок. Однако от извечной усталости она по-прежнему с трудом передвигала ноги. Глядя на нее, Дженни подумала, что человеку все-таки обязательно нужно когда-нибудь отдыхать.

Вот мама берет с вешалки свой непромокаемый плащ. Вот она натягивает его на плечи. Проводит расческой по волосам перед зеркалом и глубоко вздыхает. Она вздыхает всегда, когда идет в прачечную. Когда-то она сказала Дженни, что в аду, наверное, лучше, чем у нее на работе.

Связка ключей легонько звякнула в маминых руках, отправляясь с комода в ее сумку. Мама распахнулась дверь… Щелкнул, захлопываясь, замок… Мамины шаги на лестнице постепенно умолкли…

У Дженни заколотилось сердце. Рывком она сбросила с себя одеяло. Бежать в магазин? Ей было очень нелегко решиться на поступок, который мама бы уж точно не одобрила. Но девочка снова вспомнила о зелененьких пригласительных билетах, которые лежали в магазинной витрине и манили ее как магнит. Она представила крошечные разноцветные лампочки на деревьях, а под деревьями – дымящийся гриль с аппетитными жареными колбасками. Эта встреча очень нужна ей. Просто позарез необходима!

Подскакивая на одной ножке, Дженни молниеносно натянула на себя джинсы, потом свитер, выхватила из шкафа свежие носочки и запрыгнула в кроссовки. Наскоро причесавшись, она прихватила челку заколкой. Ей так хотелось выглядеть аккуратной и чистенькой! Оставалось только надеяться, что она не вспотеет, пока будет мчаться к месту встречи. Девочка пулей вылетела из квартиры, завязывая на себе пелеринку-дождевик.

Сбегая вниз по лестнице, Дженни чувствовала, что ее сердце колотится все сильнее. Оно и понятно, ведь больше всего на свете девочка боялась больше никогда не увидеть доброго дядю.

4

Стрелки часов приближались к половине третьего, когда Вирджиния припарковала машину на Рыночной площади в центре Кингс-Линна – на той самой площади, где в средние века казнили преступников и сжигали на кострах ведьм. Несмотря на то что дождь шел не прекращаясь и небо было плотно затянуто в кисею облаков, она чувствовала себя гораздо лучше, чем в предыдущие дни. Женщина не знала тому причины и лишь смутно догадывалась: наверное, все дело в том, что она начала говорить о Майкле. Долгие годы она запрещала себе даже думать о нем, а теперь вот часами напролет рассказывает о своих воспоминаниях совершенно постороннему человеку. И эти воспоминания касались не только Майкла, но и ее жизни, всего, что было между ней и братом.

Однако – нет, не всего. Она твердо решила не посвящать Натана в некоторые подробности своей личной жизни.

Сегодня Вирджиния намеревалась навестить Ливию, затем забрать из гостей Ким, но перед этим… На Рыночную площадь ее привело одно сногсшибательно смелое решение, которое она приняла за несколько минут до отъезда из усадьбы: она купит себе новое платье, вечером позвонит Фредерику и скажет ему, что в пятницу она будет в Лондоне и что он может рассчитывать на нее.

Сердце Вирджинии учащенно билось от такой неожиданной решимости. Чтобы успокоиться, женщина повторяла себе, что ее никто ни к чему не принуждает, что путь назад еще не перекрыт и ситуация примет необратимый характер лишь тогда, когда она позвонит Фредерику. До того момента это был ее личный план, подвластный только ей одной. Она может играть этим планом, как хочет, может скорректировать его, перекроить, отменить – все было в ее руках.

«Так что не сходи сума, пожалуйста! – приказала она самой себе. – Ты идешь сейчас в бутик и выбираешь хорошее платье. В этом нет ничего страшного. В худшем случае ты выбросишь деньги на ветер».

Она вышла из машины и, перепрыгивая лужи, поспешила через площадь ко второй линии домов. Вот идиотка, забыла зонтик! Ладно, все равно. В том маленьком изысканном бутике, куда она направляется, ее хорошо знают и примут с распростертыми объятиями, даже если она будет выглядеть как мокрая курица.

На полпути Вирджиния сбавила шаг и решила заглянуть в магазин канцтоваров, мимо которого она как раз шла. Купить, что ли, для Ливии пару глянцевых журналов или карманных детективов, в больнице ведь так скучно. Собственно, приобрести все это можно было и в холле лечебницы, но Вирджиния неосознанно пыталась хоть на несколько минут оттянуть покупку платья. И абсолютно неважно, что она там себе внушала минуту назад – посещение бутика было первым шагом на сложном пути, и этот шаг страшил ее больше всего.

В магазине канцтоваров толпилось необычно много народа. Большинство посетителей явно не собирались ничего покупать, а просто пережидали дождь. Владелец магазина, представительный пожилой господин, прекрасно это понимал и стоял, недовольно озираясь по сторонам. Посмотрев на него, Вирджиния подумала, что он по-своему прав.

Кроме английской прессы, на стойках магазина пестрели издания на иностранных языках. Вирджиния подобрала два немецких журнала. Хоть и не такие уж свежие выпуски, но все равно они должны были порадовать Ливию. Если та, конечно, вообще в состоянии что-либо воспринимать. По словам Натана, еще никому из медперсонала не удалось вступить с больной в полноценный контакт.

Выбрав еще два альбома-раскраски для Ким, Вирджиния стала пробираться к кассе, лавируя среди многочисленных посетителей магазина. Седовласый владелец лавочки явно обрадовался, увидев наконец настоящего покупателя, а не зеваку.

– Стоят тут на дороге и загораживают товар, – проворчал он. – Подумаешь, дождь! У меня все-таки магазин, а не укрытие.

– Но на улице действительно льет как из ведра, – спокойно заметила Вирджиния и полезла за кошельком.

Вдруг седовласый закричал диким голосом, так, что она даже вздрогнула.

– Нет, это мне уже надоело! – взвизгнул он. – Ну-ка убери свои грязные лапы! В последний раз тебе говорю!

Все обернулись, испуганные этим внезапным всплеском ярости. У самой дальней стены магазина сгорбилась маленькая девочка в голубой пелеринке-дождевике. Перед ней высилась стойка со всевозможными открытками ко дню рождения и к свадьбе, карточки-соболезнования, карточки-приглашения… Под всеобщим пристальным вниманием девочка покраснела как рак и стала кусать губы, чтобы не расплакаться.

– В который раз приходит и лапает детские приглашения! – прорычал владелец магазина. – Я ее уже предупреждал! Слышишь ты, маленькая леди, либо ты сейчас покупаешь открытки, либо марш отсюда! Хватают все подряд своими жирными пальцами, а потом пятен не оберешься! Я тебе покажу!

– Ладно вам, ведь это ребенок! – примиряющим тоном воскликнула Вирджиния.

Владелец магазина гневно вытаращился на нее:

– Ребенок… Да это самые страшные в мире вредители! Дети все ставят вверх тормашками, все крушат и ломают! Знали бы вы, какие убытки я терплю после того, как через мой магазин пройдет полчище шалопутных школьников! Им все надо схватить, за все подержаться. Книги, сувениры, открытки, – ничему нет пощады! Мало того, что портят вещи, так ведь еще и безбожно воруют, прямо как сороки. Сами знаете, какие тяжелые сейчас времена. Все это стоит мне денег, а у меня нет ни одного лишнего фунта!

Седовласого господина можно было понять. Но в данном случае его ругань была направлена явно не по адресу. Маленькая девочка, утиравшая слезы, вовсе не была похожа на тех наглых пакостников, которых отчаянно бранил владелец магазина.

Вирджиния оплатила покупку и вышла на улицу. Дождь ни капельки не угомонился и, похоже, собирался лить до вечера. Больше никаких предлогов у нее не осталось, теперь нужно идти и выбирать платье. Едва справляясь с приступами страха, Вирджиния побежала в бутик, держа над головой пакет с журналами.

Выбор вечерних платьев был, как всегда, огромным. Она решилась в пользу темно-синего туалета, закрытого спереди и открытого сзади очаровательным вырезом, который показывал спину в весьма привлекательном, но вовсе не в провоцирующем свете. К этому платью можно было надеть сапфиры, которые подарил ей Фредерик сразу после рождения дочери.

«Очень элегантно, и достаточно консервативно для приема в таком обществе!» – иронически усмехнулась Вирджиния.

Было пятнадцать минут четвертого. Теперь она поедет в больницу к Ливии.

Ливия Мур лежала в палате с двумя соседками. Ее кровать стояла прямо у окна. Отвернувшись в сторону, женщина лежала пластом без движения. На тумбочках других больных громоздились книги и фрукты. Дамочки шушукались между собой, но, как только Вирджиния вошла, они сразу же замолчали. Приближаясь к постели миссис Мур, она спиной чувствовала на себе любопытные взгляды.

– Ливия! – тихонько позвала она. – Вы меня слышите? Это я, Вирджиния!

Ливия была совсем плоха. Вирджиния просто ужаснулась, увидев молодую женщину в таком состоянии. Хотя в последнюю их встречу на Скае она была похожа на лунатика, но псе же нежный загар кожи и взъерошенные ветром волосы придавали ей относительно здоровый вид. Теперь же щеки Ливии ввалились, приобрели вялый желтоватый оттенок. Ее руки, что лежали поверх одеяла, время от времени непроизвольно вздрагивали. Немытые волосы были зачесаны назад, открывая лоб и виски, на которых отчетливо проступили голубые клубочки пульсирующих вен. Разве черты ее лица всегда были такими заостренными, пальцы – такими худыми и хрупкими, а ее шея – такой жилистой?

Услышав голос Вирджинии, Ливия с усилием открыла глаза, однако посмотрела не на гостью, а в окно, сплошь заштрихованное дождем. При этом было ясно, что она не воспринимает ни погоды, ни мокрой зелени газона, который раскинулся прямо под ее окном.

– Ливия, я принесла вам кое-что почитать, – сказала Вирджиния, вытаскивая журналы из намокшего пакета. Но ей уже было ясно, что молодая женщина не способна сейчас читать. – Я подумала, что вам здесь очень скучно…

Ливия не шевелилась. Только руки ее снова и снова безвольно ходили по одеялу.

– Да ей прямая дорога в психушку, – негромко проворчала одна из обитательниц палаты. – Ума не приложу, что она здесь делает.

Похоже, Ливия не пользовалась особой любовью окружающих. Ее соседки, пухленькие и румяные, уже почти выздоровели и ожидали скорейшей выписки. Им хотелось, чтобы к ним в палату положили такую же бодрячку, как они, которая болтала бы без устали на всевозможные занятные темы. Но вместо бойкой дамочки они получили это безмолвное привидение, кожа да кости, от которого не было никакого толку. Похоже, Ливия сильно нервировала своих соседок.

– В первую очередь ее необходимо поставить на ноги, а о душе можно позаботиться и позже, – заметила Вирджиния. С большим удовольствием она проигнорировала бы этих бабешек, однако, не желая навредить Ливии, ей приходилось упражняться в терпении.

– С тех пор как ее привезли в палату, она не издала ни звука, – сообщила другая женщина. – Только руками сучит. И как прикажете на это реагировать? Нервы уже не выдерживают.

Вирджиния снова повернулась к Ливии и ласково погладила ее по голове.

– Все будет хорошо, – тихонько прошептала она, надеясь, что женщина все-таки слышит ее.

– Натан сейчас живет у нас, – продолжала Вирджиния.

Она намеренно сказала «у нас», чтобы Ливия не подумала ничего такого. О том, что Фредерик уехал в Лондон, молодой женщине знать было вовсе не обязательно. Хотя, наверное, такие детали вообще не интересовали ее. Сумеречное состояние Ливии говорило о том, что она находится в другом, особенном мире.

Вирджиния посидела еще немного рядом с больной, гладя ее дергающиеся руки. Через несколько минут Ливия снова закрыла глаза. Очевидно, до нее совсем не доходило, что кто-то сидит у ее кровати.

– А правда, что она едва не утонула в море? – услышала Вирджиния, вставая со стула.

В глазах обитательниц палаты стояло дружное любопытство.

– Да, яхта, на которой она плыла, столкнулась с грузовым кораблем, – подтвердила Вирджиния.

– Какой же красавчик у нее муж! – с завистью вздохнула одна из женщин. – Черт побери, когда я вчера увидела этого Аполлона, то чуть с кровати не упала! Эх, скинуть бы мне годков двадцать, и тогда… Он настоящий Казанова! Опасен, очень опасен, скажу я вам. За таким мужиком нужен глаз да глаз. А она лежит тут как бревно, ничего не понимая. Да на ее месте я бы сошла с ума только из-за этого!

Вторая женщина двусмысленно захихикала:

– Думаешь, он пользуется случаем, чтобы…

– А то! В таких, как он, бабы влюбляются до безумия. С его лицом и фигурой… Да за ним, наверное, идет настоящая охота!

Обе громко расхохотались. Вирджиния сдержанно попрощалась и стремительно вышла в коридор. Встреча с Ливией подействовала ей на нервы, но разговоры в палате просто вывели ее из себя. Она постояла немного, привалившись к стене. Действительно ли Натан Мур тот мужчина, при взгляде на которого женщины тают и превращаются в хихикающих дурочек, как эти две из палаты?

«Неужели он действует точно так же и на меня?» – задумалась Вирджиния.

Конечно же, она давно оценила мужественное обаяние его внешности – еще тогда, на Скае, при первой же встрече в доме миссис О'Брайан. Когда Натан вошел, Вирждиния сразу заметила, что в отличие от своей бледной трясущейся жены он сохранил бодрость и самообладание, хотя точно так же, как и она, чудом спасся от гибели и остался в чем был. Он излучал энергию и спокойствие. Золотистый загар и длинноватые волосы, которые он небрежным движением откидывал со лба, придавали ему вид отдыхающего туриста, только что вернувшегося с солнечного берега, и вовсе не выдавали в нем человека, чье имущество до последней щепки погибло в морской пучине. Вирджиния вспомнила сегодняшнее утро, когда она увидела Натана в футболке Фредерика, слишком маленькой для его мускулистых плеч.

«Мне нельзя больше находиться с ним в доме наедине. Очень хорошо, что сегодня Ким возвращается домой!» – думала она. Весьма кстати оказался и скорый отъезд в Лондон, хотя при мысли о светском рауте на душе у Вирджинии скребли кошки. Может быть, Натан уйдет восвояси? Или он полагает, что его оставят одного в доме, пока хозяйка будет находиться у мужа? Если Вирджиния допустит это, тогда не миновать серьезной ссоры с Фредериком. И тот имеет полное право сердиться. Но, надо признать, состояние Ливии и в самом деле тяжелое, так что Натана тоже можно понять – везти жену в таком виде в Германию отважится далеко не каждый. Перенесет ли она дорогу и очередную смену обстановки?