Текст книги "Такой ненадежный мир"

Автор книги: Шарлотта Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Так что же нам предпринять? – с мольбой взывал седовласый мужчина. – Разве нет оснований арестовать этих людей?

– Я их не вижу.

– Как и нет оснований поверить в их существование, – ввернул Алэн Дюлейн. – Если только Линч не пожелает оказать нам незначительную услугу и назвать имена, числа, место. Чтобы, по крайней мере, можно было навести кое-какие справки. Добыть хоть какое-то подтверждение его заявлению, опирающемуся на интуицию.

– Имен я не назову, – хрипло отрезал Сэм. – И никаких справок навести нельзя. А меня здесь не было. Прошу простить за вторжение.

– Линч!

Сэм остановился у двери.

– Сообщите в полицию, – посоветовал он отцу. – Скажите, что вас предупредили. И если в вас есть хоть капля милосердия, не говорите кто. Но прежде всего приставьте к ней. телохранителя. Сделайте что-нибудь. Ведь они не станут с ней возиться. Они ее убьют.

Он вышел из комнаты, унося с собой образ растерянного седовласого человека.

ГЛАВА VII

Чарлз Солсбери судорожно стиснул руки.

– Что нам делать? Как ты думаешь? Кто он, Алэн?

Кровь все еще не отлила от щек Алэна.

– Я ведь говорил вам, сэр, Линч – бульварный писатель, специализирующийся на скандальных историях. Говорят, он в дружеских отношениях кое с кем из крупных мошенников. Вот такой это субъект. Ничего хорошего. Да, он умен, но добра от него не ждите.

Лицо Солсбери помрачнело.

– Но Кэй сказала, он ее. друг.

– Моя вина, сэр. Я повел ее туда, где ей не следует бывать, вот... вот они там и познакомились.

– Я бы не хотел, чтобы моя дочь общалась...

– Знаю, сэр. Отлично знаю. Она меня упросила. И я подумал, пусть она разок увидит, как все дешево и безвкусно на подобной вечеринке... – Он заходил взад-вперед по комнате. – Понимаете, все дело в том, что этот тип мог пронюхать о подобном. Это в его возможностях. – Чарлз Солсбери положил руку на телефон. – Одного не пойму: зачем... зачем?! Он не из тех, кто болтает, сэр. Там было полным-полно продажных женщин. Может, это какой-то грязный обман? Ведь Линч пишет для всяких мерзких журнальчиков.

Солсбери снял руку с телефона и снова стиснул ее в кулак. Это был человек порядочный, который и окружающий его мир считал в целом порядочным.

– Я бы не простил тебе, Алэн, если из-за того, что ты куда-то затащил Кэй...

– Это не связанные между собой вещи, – решительно возразил Алэн. – Единственное, что произошло за эти пятнадцать минут, так это ее знакомство с Линчем. А что, если за всем этим стоит Линч?

– Именно?

– Хитрый извращенный субъект. Черт его знает, что он надеялся от нас получить. Нам не удалось выяснить его побуждений. Еще хорошо, что я оказался под рукой.

– А вдруг его рассказ не выдумка, и им руководит обычное благородство? – задумчиво предположил старший из мужчин. – Ты его недолюбливаешь. Я это заметил.

– Верно, такие субъекты выводят меня из себя. Мне кажется, он высмеивает попытку... людей объединиться и... мм... воспротивиться злу. По некоторым причинам он здорово меня недолюбливает. А я только отвечаю взаимностью. – Юноша горестно улыбнулся. – Тут трудно остаться беспристрастным. Между тем...

– Да, да. Что?

Алэн потянулся к телефонному справочнику.

– Разумеется, охрана. Есть одна очень солидная фирма. Частное сыскное бюро. Думаю, сэр, нам настоятельно необходимо приставить к ней охрану. Однако мы, сэр, по мере возможности должны сохранять спокойствие.

– У меня есть связи в полицейском управлении, – вдруг сказал Солсбери. – Если мое влияние...

– По-моему, это самое правильное решение, сэр, – сказал Алэн и набрал номер. Солсбери с растерянным видом следил за его действиями. – У меня там есть знакомый, сэр, – пояснил Алэн. – Он на хорошем счету. Человека следует проверить, а уж потом на него полагаться. Я бы не хотел, чтобы о Кэй судачила грязная толпа, если все это окажется выдумкой.

– Думаю, ты прав, – неохотно согласился Солсбери.

– Да, сэр, мне приходилось сталкиваться с подобными субъектами. – Алэн взял трубку. – Нужно все объяснить Кэй. Бедняжка. Не хотелось бы ее пугать.

Солсбери кусал губы.

– О, Марта! Неужели это всего лишь ужасная шутка?

Сэм Линч брел по коридору, едва волоча по ковру ноги. Он попал в большую комнату, в которой уже был, пересек ее наискосок и, очутившись в прихожей, остановился и обернулся назад.

В большой комнате не было никого, в прихожей тоже. Во всей квартире тепло, тихо, приятно пахнет мебельным воском. Он скользнул взглядом вдоль лестницы, но и там никого.

Сэм облокотился об обитую зеленой кожей стену и уперся руками в спинку стула. Полный провал. Оказывается, эта роль трудней, чем он думал. Он ее плохо знал и все перепутал.

Он убеждал себя, что Солсбери не станет сидеть сложа руки, что он, несомненно, что-то предпримет и будет действовать обстоятельно, с умом. Ну конечно же.

И тем не менее его будто сковал столбняк. Он поймал себя на том, что прислушивается. Но к чему? К тому, что произойдет дальше.

В пустых нетопленых комнатах царили тишина и покой. Ни шагов, ни голосов, ни других звуков. От прикосновения его влажной ладони на поверхности красного дерева остался след.

Внизу за углом послушно стоит у обочины его старенькая машина. Слишком уж долго она там стоит. Обитателям этого дома и в голову не придет предупредить лакея в подъезде, чтобы он никому не называл фамилию Сэма. Над ним нависла опасность. Она грозит ему из-за каждого угла. Что касается девушки, ему-то что до нее?

Нужно спуститься вниз и. быстренько отсюда смотаться, если, конечно, ему дорога собственная жизнь. Он посмотрел на свои руки и вспомнил жирный грязный палец. Она погибнет, если к ней прикоснется этот палец. Тогда уже будет поздно. Может, попытаться поговорить с матерью?

Он сумеет ее напугать, по-настоящему напугать. Пусть она, как и он, начнет паниковать. Замок, воздушный замок. Вряд ли в жизни Марты Солсбери было что-нибудь, кроме чистоты и благопристойности. Если ей и довелось узнать, что на свете существует грязь и всякие извращения, то лишь теоретически. И если ей довелось соприкоснуться со всем этим, то только кончиком волшебной палочки, именуемой деньгами. А ручка у этой палочки длинная.

Изощренный садизм такого человека, как Амбиелли, его необузданные похоти, грязные руки Малыша Хохенбаума – всего этого ей не понять. Сплетни... Сказки... Анекдоты... Она живет в другой половине мира. А те двое и вовсе ничего не знают об этом беззаботном игривом изяществе. Однако в какой-то точке обе половинки неминуемо соприкасаются.

Если даже он ее напугает, она обратится за помощью к своему будущему зятю, этому изящному молодому человеку, занятому изучением преступного мира и напичканному на сей счет всевозможными теориями. Сэм старался быть справедливым и верить, что Дюлейн, хоть он и вел себя заносчиво, так или иначе что-то предпримет.

Он убеждал себя в том, что он, Сэм Линч, сделал все от него зависящее. Но это не помогло: он своего не достиг, следовательно, нет никакого удовлетворения. Внутри все так и кричит: нет, нет! Вот приближается машина, горло девушки сдавливает громадная ручища, в ее бесстрашных глазах вспыхивает ужас при мысли о том, что предстоит погибнуть в чуждом ей мире.

Нет! Как можно вернуться на свое место, на это кресло у прохода и ждать, когда упадет занавес?!

Сэм потерял ощущение времени. Сколько он тут стоит: минуту, час? Какой-то звук...

Она пересекла огромную комнату, прошла мимо него в прихожую, но вдруг заметила его краешком глаза. Копна каштановых волос разлетелась на две стороны.

– Привет, – чуть слышно сказала она.

Она набросила на плечи пальто, сбоку болталась сумка, в руке было письмо. Он выпрямился.

– Куда вы идете?

– Я? На угол, бросить письмо. А то потом забуду и...

– Я его брошу, – сердито перебил он ее.

– Благодарю вас, но мне это совсем не трудно. – Она прижала письмо к груди и немного робко на него взглянула. – Папа пообещал сделать то, что вы просили?

Он в отчаянии прикрыл рукой глаза.

– Не уверен. Вы его видели?

– Папу? Нет.

– А вашего друга Алэна?

– Нет.

– Может, я смогу чем-то вам помочь, Сэм? – услышал он. – Вы попали в беду?

Он отнял руку от своих воспаленных глаз, сердце так и перевернулось, когда он заглянул в ее глаза.

– Я из-за вас погибну. Почему это? Что в вас?

– Не знаю, – серьезно отвечала она. – А что случилось?

– А вы поверите, если скажу?

– Разумеется, – кивнула она.

– Не надо, – разозлился он. – Не верьте всяким незнакомым...

– Не верить вам?

– Вы неискушенная. Ничего не знаете о жизни. Вы еще почти дитя.

– Интересно! – с негодованием воскликнула она. – Ну ладно, вы убеждаете не верить вам. Ваше дело. Я, может, и не поверю. Но почему только из-за того, что вы никому не верите, и я должна...

– Вы правы, правы, – бормотал он.

– Вы и мне не вполне доверяете, иначе сказали бы, что вас тревожит.

– Знаю. Почему вы не выправите этот зуб?

– Потому что это больно. Да он мне и не мешает. И вообще это не так уж важно.

Она замолчала, прикусила губу и вдруг прыснула со смеху.

– Оставим этот разговор, – сказал Сэм. – Сестра, я свалял дурака.

– Да? – она приготовилась к серьезному разговору. Он вышел из-за стула и взял ее за локоть.

– Да. Я по глупости взял и принес вам подарок.

– Подарок? Мне?

Она послушно повернулась, и они вместе направились к выходу.

– А потом вдруг оробел. Все болтался тут, заставляя себя сказать вам... Он внизу.

– А что это?

– Я не мог внести его без... мм... разрешения. Его не засунешь в карман. Он в моей машине.

Они вышли в парадное. Ее руки уверенно и беззаботно поворачивали ручки, отпирали замки.

– Я ни за что не позволю вам увезти его назад.

Сэм нажал кнопку лифта. Он нервничал.

– Вам это может показаться ужасно глупым. Я сам в него влюбился. Но откуда мне знать, понравится ли вам...

– А что это?

– Прошу вас, пропустите меня вперед.

– Зачем?

– Я... Мне надо кое-что приготовить.

– Подарок?

Он кивнул.

– Но ведь вы хотите преподнести его мне, правда?

– Пойдемте со мной. Разумеется, если он придется вам по душе.

– Вы хотите, чтобы я пошла к вашей машине?

– Да, потому что... Пойдете?

– Ладно. А где она?

– Вон там, за углом. Скоро начнет смеркаться, – немного запинаясь проговорил он.

– А нам-то что?

У нее даже намека на подозрение не было. Она не защищалась, не оборонялась, нисколько не боялась, и это его заворожило, повергло в ужас, показалось вызовом.

– А вас разве не учили не верить человеку, который предлагает вам конфетку? – Он был возбужден. – Мама вас этому не учила?

– Но ведь это не конфетка, – с особым смыслом сказала она.

– Нет, не конфетка. Это еще послаще. Если только вы любите сладкое. А мне кажется, вы любите сладкое.

– Сэм, вы меня просто заинтриговали. Только зачем вся эта таинственность?

Подошел лифт.

– О, я сам – сплошная таинственность. – Казалось, он дурачится. – Тс-сс. Мы друг друга не знаем. Молчите. Идите за мной.

Девушка засмеялась.

Они вошли в лифт. Сэм старался на нее не смотреть. Где-то между этажами она заметила со светской любезностью:

– День был чудесный, не правда ли?

– Да, чудесный, – не глядя на нее, небрежно кивнул он.

Только бы перестало стучать сердце, а то еще, чего доброго, выпрыгнет из груди. Выглянув из парадного, он заметил у самой стены дорожку. По ней он и зашагал.

Шагал он очень быстро. Машина слишком близко. «Нельзя этого делать», – думал он. И знал, что все равно сделает.

Все зависит от нее. Стоит этой маленькой глупышке пойти за ним...

Он нырнул в машину, отыскал в отделении для перчаток старый шарф, разорвал его вдоль на четыре части и откинул переднее сидение. От любопытных глаз его заслоняла дверца, поэтому ему были видны только ноги. Отступать некуда. Он согнулся, прислушался и услышал бодрое постукивание каблучков по тротуару.

ГЛАВА VIII

Алэн повесил трубку.

– Скоро? – спросил Солсбери.

– Сию минуту. Это надежный народ.

– И все равно денька два мы подержим ее взаперти. К тому же, хоть ты и против, я все-таки позвоню в полицию и изложу им суть дела. Пускай это перестраховка, все равно невинные люди не должны подвергать себя...

В дверь легонько постучали.

– Ты здесь, Чарлз? – спросила Марта. Мужчины переглянулись. Муж Марты взял себя в руки. Он боялся говорить ей о том, что им сказал Сэм Линч. Кто знает, как она прореагирует?

– Войди, дорогая, – сказал Солсбери. Тут же раздался телефонный звонок.

Алэн взял трубку и сразу же ее положил.

– Спрашивают Кэй, – пояснил он. – Трубку снял Финни.

– Вам, ребятки, чаю или крепкого ликера? – поинтересовалась Марта Солсбери.

– Крепкого ликера, – сказал Солсбери. Он взял Марту под руку, и она в недоумении подняла на него глаза.

Алэн прошел вслед за ними в большую комнату.

– Простите, сэр, вы не знаете, где может быть мисс Кэтрин? – спросил Финни, лакей. – Ее просят к телефону.

– Она наверху, – ответил ее отец.

– Нет, мне кажется, она спустилась, – сказала ее мать. – Я полагала, она с вами.

– Она, наверное, в музыкальной, – с трудом выдавил отец.

Лакей направился в музыкальную.

Марта Солсбери высвободила руку, выпорхнула в прихожую и пропела в трубку:

– Алло? О, Филлис? Минуточку, дорогая. Кэй где-то здесь. – Взгляд Марты остановился на застывших фигурах мужчин. Остановился всего лишь на секунду и скользнул дальше.

– А все-таки, мне кажется, она наверху, – заметил Алэн.

– Должно быть, – кивнул Солсбери.

– По-моему, она могла выйти бросить письмо, – повернувшись в их сторону, предположила Марта. – Вы не думаете, что это так и есть?

Ей никто не ответил. Фигуры остались неподвижны. Лакей вернулся из музыкальной и в ожидании дальнейших распоряжений молча стоял у двери.

– Я поищу ее наверху, – сказал Алэн.

– Фил, дорогая, она вам позвонит, – сказала в трубку Марта. – Прошу прощения. – И повесила трубку.

– Кэй? – донесся сверху голос Алэна. И тревожней: – Кэтрин?!

– В чем дело? – удивилась ее мать.

Солсбери ловил ртом воздух.

– Кэтрин! – позвал он. Как слепой прошел мимо жены и бросился по комнатам. – Кэтрин!

Лакей направился к окнам.

– В чем дело? – Марта семенила своими маленькими ножками. Сначала ее высокие каблучки застучали в направлении окна, потом в сторону лестницы.

– Я думал, она вышла на улицу, – сказал Финни, повернувшись от окна. – Но сейчас возле почтового ящика никого нет.

Миссис Солсбери покачнулась. Побледневший Алэн кричал, перегнувшись через перила:

– Кэтрин!

Солсбери вернулся в прихожую.

– Кэтрин! – умоляющим голосом взывал он.

Марта Солсбери встретилась взглядом с мужем и подняла руки, как бы защищаясь.

– Кэтрин! – позвала она. Ее высокий чистый голос срывался от волнения. – Кэтрин!

Было темно. Ночь, окутавшая дощатую хижину, шептала плеском озерной волны у покосившегося крылечка, шуршала листьями, топала торопливыми ножками маленьких зверюшек по тонкой крыше.

Кроме водопровода здесь не было никаких удобств. Освещение – керосиновая лампа с грязным стеклом. От окон еще не отодрали прибитые на зиму грубые доски. Внутри царил беспорядок: неприбранные кровати, книги на столе и на стульях, железная печка посреди комнаты. И никаких занавесок, ковриков, безделушек. Лишь пестрые индейские покрывала, брошенные на две койки, да и те разные.

Кэтрин Солсбери натянула на свои окоченевшие лодыжки краешек одеяла.

Мир рухнул на улице, прямо возле ее дома. Ей долгое время казалось, будто она кружит в какой-то пустоте, где не на что опереться.

Она была перепугана, растеряна, но и рассержена тоже. И теперь злость одержала верх над всем остальным. Она больше не боялась, что ей могут причинить физическую боль. Но кровь ударяла ей в голову при одной мысли о том, что ни родители, ни возлюбленный не знают, что с ней, и что ей запрещено сообщить им о себе. И она страдала, представляя себе их страдания.

Она была молода, здорова и, как и все юные существа, уверена в себе, и теперь лежала с мокрой головой на койке лицом к доскам с подоткнутым с боков пальто и покрывалом на ногах и старалась думать. Успокоиться и думать.

Он тоже молчал. Слишком много было ими сказано. У него болело горло от тщетных уговоров, бесполезных доводов. Он сидел на жестком стуле, облокотясь о стол и обхватив руками свою черную голову. Мрачный, изнуренный человек. Они боролись – она была против его безумной затеи с ее волосами, потом долго спорили.

Он, Сэмуэл Линч, этот странный парень, был изнурен. И как же легко он разгадал ее уверенность в собственной исключительности, ее детское тщеславное довольство собой! Как легко провел ее, заставил поверить, что привез ей щенка. Наврал, что на полу в машине копошится что-то маленькое, живое. И она поверила, залезла в машину, потому что он хотел закрыть дверь, чтоб не убежала собачка.

И тут из-за спинки переднего сидения на нее опустились его беспощадные руки. Горло сдавил шарф, не позволяя крикнуть. Она ехала, лежа вниз головой в узком пространстве между передним и задним сидениями. Полнейшая беспомощность, бессильная ярость, полный рот какой-то гадости. И не пошевелиться. Тьма под этим старым пальто была кромешная. Возмутительно.

– Холодно? – не поднимая головы, поинтересовался он.

– Да.

Он с усилием встал, железкой сдвинул конфорку и подбросил в печку дров. Красноватые блики подсвечивали его лицо снизу, оттеняя впадины на скулах, глубокие глазницы. У него было изможденное, трагическое и в то же время отрешенное выражение лица.

Она подняла воротник своего пальто.

– Хочется есть?

– Нет.

– Кажется, где-то есть бобы, – равнодушно заметил он и снова сел.

Сперва ей казалось, что ей хотят сделать больно, может, даже убить. Была минута, когда ее охватил ужас: а что, если ее ждет смерть? Но теперь она все могла себе объяснить.

Этот рассказ о каком-то Амбиелли и его бесчеловечном приятеле казался ей чистейшей воды вымыслом. Он ей рассказывал, а у нее было впечатление, что он все на ходу сочиняет.

Сейчас она была готова поверить, что тут не все выдумка. Но что Сэм на их стороне, это ей было не по душе. Где-то в глубине души сохранился страх за свою жизнь. Сэма силой заставили выполнить приказ этого Амбиелли. «Он как-то зависит от Амбиелли», – глубокомысленно решила она. Как – ей это не известно. Но это не имеет никакого значения. Такое в жизни бывает.

А его странные сердитые наказы не быть доверчивой можно объяснить тем, что он не хотел подчиняться приказу. Внять бы им. Она же пропустила их мимо ушей. Из этого она решила, что вовсе ему не безразлична.

Она и сейчас остается при этом мнении, что он выгораживает себя, вот и сочинил этот глупый рассказ о том, что похитил ее, желая уберечь, – не хочет, чтобы она о нем плохо думала. Даже теперь ему это не безразлично. И все равно его никак невозможно уговорить.

Спорить с ним бессмысленно. Если бы он пытался уберечь ее от каких-то людей, то отвез бы ее назад, домой. И все это чушь, будто он предупредил родителей, но не доверяет им. Уж Алэн бы наверняка знал, как поступить в таком случае. В этом не может быть и тени сомнения.

Нет, это, конечно, не объяснение. Небось, Сэм боится чего-то еще. Он ведь сам сказал, что трясется за свою жизнь. Ну разумеется, потому так и волнуется. Его принудили сделать это для Амбиелли. И он побоялся не подчиниться. «Он познакомился со мной. Его ко мне впустили, потому что его фамилия мне известна. Потому-то ему все и поручили. Может, он и не хотел, но был вынужден подчиниться, а теперь боится меня отпустить».

Она считала, что ее передадут в другие руки. Теперь им остается сидеть в этом укромном местечке и ждать приказа. Ее пронзила острая жалость: «Бедные родители! Но я не стану сидеть сложа руки. А что, если попытаться убежать?»

– Высохли волосы? – Он встал и направился в ее сторону. Она постаралась не вздрогнуть, когда он не так уж и ласково положил ей на голову руку и потрогал пальцами ее завитки. – Сойдет. Ну и видок у тебя!

Она села, вытащила расческу и принялась расчесывать волосы. Без зеркала это оказалось трудно.

– Можно? – спросила она.

Он указал рукой в сторону лампы. Она слезла с кровати, взяла лампу и, едва переставляя негнущиеся ноги, направилась в ванную. На дощатых стенах дрожали тени.

Лачуга одним боком прилепилась к высокому восточному берегу озера, оказавшись зажатой с двух сторон между ним и озером. Вдоль ее задней стенки была отгорожена узенькая полоска для кухни и ванной. Отсюда выхода наружу не было, а окнами служили узкие щели у самого потолка на уровне береговой полосы. Каким бы юным, сильным и стройным ни было тело, протиснуться в эти две щели не представлялось возможным.

Когда Кэй начала расчесывать голову, она поняла, что обесцвечивание испортило ее волосы: они не слушались гребня.

Ему не терпелось это сделать. Он даже бросил ее в машине, связанную, головой вниз, бросил надолго, чтобы купить препарат. И не уступи она в конце концов, он привязал бы ее к стулу и выкрасил волосы силой. Неужели это так важно? Теперь волосы превратились в спутанную копну, непокорную, жесткую, разноцветную. Она теперь совсем на себя не похожа: бесцветные волосы, бесцветное лицо.

– Сестра, не спрашивай, для чего, – сказал он. – Этого я не могу тебе сказать. Сказать-то скажу, но ты все равно не поймешь. Не сейчас. Оставим это. Просто я стараюсь выпутаться, не умереть из-за тебя. А если тебе уж так хочется, думай, будто я хочу спасти от гибели тебя. У меня предчувствие, что нас навестят. Поэтому я думаю о будущем. Смешно: Сэм Линч думает о будущем. Не обращай внимания. Этого тебе не понять. Всему свое время. Но я вынужден сделать это сейчас, потому что за пять минут не успеешь. Не обращай, сестра, внимания. Считай, что я свихнулся, а ты боишься перечить сумасшедшему.

Он заставил ее пересмотреть всю свою одежду и отодрать номерки прачечной, монограммы, заставил вытряхнуть содержимое кошелька. Он сжег все ее документы, даже водительские права, потом обрушился с молотком на пудреницу: разбил монограмму на крышке и забросил пудреницу в озеро.

– Зачем? – изумилась она.

Он пихнул ее на кровать.

– Успокойся. – Сам сел за стол и подпер рукой голову. – Если вдруг к нам кто-то зайдет, ты собралась уходить, – немного помолчав, сказал он. – И ты не Кэтрин Солсбери. Ни в коем случае не сознавайся в этом, пока не очутишься у себя дома.

– Но почему, Сэм?

– Поймешь, когда это случится.

– Что случится?

– Одна вещь. Со мной.

– Мм-мм... – она задыхалась от злости.

– Ладно, ладно. Дай мне передохнуть. Брось спорить. Глупее этого я в жизни своей ничего не делал. У меня даже кружится голова от глупости. Теперь я миллион лет не суну носа в чужие дела!

Он взглянул на нее, рассерженную, со спутанными волосами и горящими глазами.

– Да кто ты, в конце концов, такая? – заорал он. Она задрожала под своим пальто, притихла.

Вот тогда-то она и стала выдумывать свои хорошо пригнанные теории, тогда-то ей и показалось, будто она почти все поняла. А теперь, глядя на свое отражение в зеркале, решила, что он хочет изменить ее внешность до неузнаваемости. Интересно, для чего? Откуда-то изнутри поднялась теплая волна: «Нет, он не соврал. Он хочет меня уберечь», – шептал чей-то голос.

– Она вышла из ванной. Его голова лежала на руке. Он не пошевельнулся. Она тихонько поставила лампу на место и в ее свете отчетливо разглядела белые прядки на висках и возле уха.

– Сэм, ты седеешь, – заметила она.

– К утру я буду белее снега. Марш спать.

– Но... – Ей так хотелось высказать ему свои доводы.

– Я еще не знаю, что с тобой сделаю. Не знаю, что случится дальше. Не знаю, не знаю, не знаю.

– Сэм, отвези меня домой.

– Я знаю одно: чего я с тобой не сделаю – не брошу тебя волкам на растерзание. Успокойся.

Голова медленно упала на руку.

Она забралась на кровать, свернулась калачиком и натянула на ноги покрывало. Она была непреклонна. Интересно, есть ли поблизости телефон? Заснет ли он? Где ключ? Сумеет ли она бесшумно отпереть дверь? Можно ли спрятаться где-нибудь в темноте?..

У берега тихо плескалось озеро. По кровле протопали чьи-то маленькие лапки. В ночи шумели деревья, дрожал от ветра огонь лампы.