Текст книги "У неё была слишком хорошая память"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Мистер Хелли... Я очень смущен... шокирован, но должен вам сказать... я получил письмо от вашей жены, миссис Хелли…

Бухгалтер, несмотря на свою сдержанность, не смог скрыть удивления.

– Амелия вам написала? Но почему вам?

– Я тоже задал себе этот вопрос, получив это письмо... Она объясняет это тем, что ценит мою респектабельность и уважение к добропорядочности. Короче, миссис Хелли просит осведомить ее по вопросу, который меня удивляет и возмущает. Извините, что я говорю немного резко, но ваша жена не убеждена в ваших прочных моральных устоях.

– Что-что?

– Это ее мнение, а не мое. Миссис Хелли просит сообщить ей, если я знаю, не было ли у вас в ее отсутствие... незаконной привязанности?

– Амелия всегда была ревнивой, а болезнь усугубила этот недостаток. Там, вдалеке от меня, у неё развилось большое воображение. К счастью, через две недели она возвращается, но совместная жизнь будет нелегкой.

– Представляю. Но вы, мистер Хелли,– человек долга, вы обещали перед Богом… в радости и в беде...

***

В доках снова наступил ночной покой. Стефен Морис с трудом держался на ногах. От голода у него кружилась голова. Вот уже пятьдесят часов он ничего не ел. Внезапно он отказался от всякой борьбы. В его мозгу был лишь отсвет прошлого. Он забыл Филлис, рану у неё на шее, полицейских, которые его искали. У него было лишь одно желание: еще раз увидеть Глэдис перед тем, как его бросят в тюрьму, остальное ему безразлично. Он встал, запахнул пальто и неуверенным шагом направился домой.

ГЛАВА ПЯТАЯ

«У Тима» Дора ждала, чтобы пришел кто-нибудь из ее друзей и предложил ей выпить рюмочку. Обычно она любила это время, когда спускалась ночь: люди заполняли улицы, повсюду светились огни, а кое-где ложились тени, и можно было вообразить такое, отчего мурашки бегали по коже. Лондонские девушки с ужасом и замиранием сердца вспоминали Джека-Потрошителя, легенду о нем передавали от поколения поколению. В этот вечер Дора была не в ударе. Впрочем, она хорошо выспалась и недолго позировала художнику, который изображал ее в обнаженном виде, как олицетворение Темзы. Она надеялась, что «У Тима», в привычной обстановке, к ней вернется хорошее настроение, но не могла помешать себе думать о Филлис. Почему убили ее подругу? Кому она помешала? Какую же песню насвистывал человек, которого она встретила на лестнице? С того, момента, как проснулась, она пыталась вспомнить мелодию, которую часто слышала в детстве, под которую ее убаюкивали, когда она не могла заснуть, и успокаивали, когда ей было больно. У неё даже разболелась голова. Лучше было бы лечь спать; может быть, ей удастся быстро заснуть? Но она знала, что не сможет заснуть. Как только она очутится в комнате одна, к ней явится тень Филлис. И вдруг в голову ей пришла мысль: а что, если этот человек догадывается, что она запомнила его, если он ее ищет, чтобы убить и заставить замолчать навсегда? Она инстинктивно поднесла руку к горлу и чуть не закричала, представив себе нож, о котором писали в газетах. Нет, нет, если она и вспомнит эту песню, она ничего не скажет, честное слово! Да, но как он узнает, что она не хочет говорить? Что она не пойдёт в Скотланд-Ярд? Она теряла голову. Не было никакого выхода. Все-таки нужно вспомнить название песни и скорее сказать его толстому полицейскому. Тогда он ее защитит. Ей казалось, что она видела в фильмах, как иногда свидетелей оставляют в тюрьме, чтобы защитить от преступника, еще гуляющего на свободе. Она попросит, чтобы ее заперли в камере на крепкий засов, а у дверей поставили полицейского. Ода будет в безопасности, никто ее не тронет. Только сначала нужно вспомнить, что же это была за песня, иначе полицейские не захотят ее прятать, а тот ходит поблизости со своим ножом. Дора пыхтела от усилия, вспоминая давно слышанную песню; Напрасно. Какой-то парень, войдя в кафе, непринужденно бросил:

– Выпьешь рюмочку, дорогуша?

Но она так взглянула на него, что он отпрянул. Господи! Как у неё болит голова!.. Как будто сверло вонзилось в темя. Она закрыла глаза и чуть не застонала, а тут еще кто-то включил радио. Больше она не могла вынести, встала, подошла к стойке и спросила Генри, бармена, нет ли у него таблетки аспирина. Она запивала таблетку водой, когда вдруг замерла со стаканом в руке, вытаращив глаза и не веря своим ушам: по радио передавали песню, которую она вспоминала! И в то время, когда она слушала музыку, в памяти возникали слова. Наконец-то! Радость переполняла ее. Спасена! Ее не постигнет участь Филлис! Все в порядке! Все в порядке! В памяти всплыла мужественная женщина, поставившая ее на ноги там, в Девоне. Теперь она вспомнила всю песенку целиком, даже название. Она так сильно стукнула стаканом по стойке, что бармен бросился к ней:

– Что с вами, мисс Дора?

– Наконец-то! Я вспомнила!

Он удивленно, с некоторым беспокойством посмотрел на неё. Вроде не пьяная. Он не хотел, чтобы «У Тима» был скандал.

– Что... вспомнили?

– Вы не поймете, Генри! Скажите, как скорее всего добраться до Скотланд-Ярда?

Генри открыл рот от изумления. До Ярда? Что этой чокнутой было нужно в Ярде? Он был бы не больше удивлен, если бы она спросила, как скорее добраться до казарм Конной гвардии.

– Но, мисс Дора, в такой час...

– Это мое дело! Вы можете мне сказать?

– Ну хорошо! Думаю, через Чэринг Кросс Вуд, Трафальгарский сквер и Уайтхолл...

– Спасибо!

Она бросилась к двери, толкнула входящего посетителя, который послал ее к черту. Бармен крикнул вдогонку:

– Мисс Дора, вас не примут!

Девушка гордо засмеялась и бросила, повернувшись к Генри:

– Меня там ждут!

***

Когда стало совсем темно, он рискнул выйти из укрытия и осторожно, избегая каждой тени, двинулся вперед. У него будто открылось второе дыхание, он не чувствовал смертельной усталости, одна лишь мысль – увидеть Глэдис – владела им. Он примет ванну, съест хлеб, который она ему поджарит, с удовольствием выпьет чашку чая, еще раз согреется в горячей ванне, ляжет в их широкую, удобную кровать и будет спать… спать… спать…

Пройдя по Поплз, где не было ни одной живой души, он миновал Вестиндский док, достиг Кэмэшэл-роуд, с осторожностью вышел на Уайтчейпл. К Корнхилл он подошел по маленьким улочкам, параллельным большим магистралям. Обошел вокруг Английского банка и углубился в Чипсайд, Удвоил внимание, проходя мимо Святого Павла, и сделал большой крюк, чтобы подойти к площади Холбон. Долго колебался, прежде чем рискнул окунуться в огни Шэнсли-Лейн, и с облегчением нырнул в темноту Линкольн-ин-филд. Но свободно вздохнул лишь тогда, когда миновал Кингсуэй. Однако он все время был начеку, пытался не пропустить отблеск каски или форменных пуговиц, прижимался к домам, чтобы дать пройти «бобби», которые делали свои обходы, пережидал, когда регулировщик повернется к нему спиной, как провинциал, убежденный, что все шоферы столицы поклялись переломать ему кости. По мере того как он приближался к Сэттон-стрит, он ускорял шаги от нетерпения. С поднятым воротником плаща, он производил впечатление мелкого буржуа, спешащего домой к своей семье. Когда он вышел на Драри-лейн, то чуть не разрыдался от нервного напряжения и заставил себя постоять на месте, чтобы вернуть самообладание. Потом двинулся дальше и вновь стал мистером Морисом, железнодорожником на пенсии, тихим, корректным, никогда не слышавшим о какой-то Филлис Балеброк.

На углу Черинг-Кросс-Роуд и Сэттон-стрит он прижался к стене и терпеливо подождал, пока успокоится ритм сердца; издали он хотел убедиться, что за домом не наблюдали.

***

Кларенс очень постарался организовать этот обед примирения и предложения. Ведь лишь раз в жизни встречаешь свою единственную любимую женщину, что, впрочем, бывает не совсем верно в отношении слишком нежного сержанта-детектива. Он повел Перл в «Джой» на Вест-стрит, в ресторан, где можно было увидеть известных артистов. В этот вечер Кларенс был серьезным молодым мужчиной, готовым решительно вступить на путь семейной жизни, Он выбросил из головы мысли о Филлис Балеброк и о Доре Карпентер, к которой, однако, он должен был зайти утром, чтобы узнать, как у неё с памятью; первая уже не заслуживала внимания, а вторая никак не могла соперничать с Перл, будущей миссис Брэдфорд.

Кларенс сам составил меню. Поскольку его шеф был особенно сведущ в искусстве покушать, он тоже воображал себя знатоком в этом деле. Его внушительная манера в разговоре с метрдотелем произвела впечатление на Перл, которая не была достаточно компетентна, чтобы заметить значительные промахи, которые возмутили бы Толстяка Моргана. Наученный горьким опытом предыдущего дня, Брэдфорд постарался точно не называть инспектору место, куда он пойдёт со своей девушкой, он сказал лишь, что будет в Сохо или на площади Лейкестер, в зависимости от настроения, чтобы Толстяк Морган снова не испортил ему вечер.

Старший инспектор Морган уже начал отчаиваться, напрасно поджидая хоть каких-нибудь новостей, касающихся Мориса. Он решил больше не думать об этом деле до завтрашнего дня и отправился в «Еловую шишку», куда пришел одновременно с Вильямом Хелли. Как и следовало ожидать, они обменялись несколькими словами по поводу преступления, но особенно не обсуждали эту тему, огорчительную для всех. Лонгхинс сел на место, где обычно устраивался Морис, и в начале партии все были немного смущены, думая об их исчезнувшем приятеле.

Пока миссис Лонгхинс не кончила свои дела по хозяйству, ее муж Джон должен был без конца вставать и прерывать начатую партию, чтобы обслужить посетителей. Эти перерывы еще больше омрачили настроение, подчеркивая отсутствие обычного партнера. Хелли, который казался наиболее взвинченным, взорвался первым:

– Так невозможно продолжать? Лучше идти спать.

Хозяин «Еловой шишки» резко парировал:

– Никто вам не мешает, мистер Хелли. Не могу же я прогнать своих посетителей ради вашего удовольствия? Не бриджем же я зарабатываю на пропитание и на налоги!

Хелли, возмущенный таким тоном, хотел встать, но Ларсон, удержал его.

– Ну-ну, Хелли, Лонгхинс прав, он должен делать свое дело.

Морган наблюдал за ними. Обычно уравновешенные, его приятели раздражались больше друг из-за друга, чем из-за преступления. То, что сделал Стефен Морис, наносило серьезный удар по распорядку жизни, к которому они привыкли. Респектабельность, уверенность в том, что люди являются такими, какими они их видели и представляли себе, составляли устойчивую – по крайней мере, они так думали – общественную среду, в которую они попали волею судьбы. Внезапное крушение иллюзий выводило их из себя и одновременно приводило в замешательство, которое выплескивалось в виде необычной раздражительности. И тут вмешался Джордж-Герберт:

– Господа... Наш друг Лонгхинс любезно помогает нам развлечься, так не нужно его упрекать за то, что у него свои заботы. Не будем сваливать на него свои волнения. Я понимаю вас, мистер Хелли, и вас, мистер Ларсон, как вы деморализованы поступком Стефена Мориса, ваша реакция понятна, потому что оба вы работаете в добропорядочной, спокойной атмосфере. Вас ничего бы не поражало, если бы, как я, вы каждый день сталкивались со всеми бедами Лондона. Человек таков, каков он есть, и нужно понимать его таким, ни наши жалобы, ни гнев ничего не изменят. Прошу две пики!

Хелли с желчным видом потребовал трех червей.

Когда миссис Лонгхинс заменила своего мужа за стойкой, четверо друзей смогли продолжить партию, не прерываясь. После удачного завершения одной из партий, вызвавшего лестные комментарии, к Хелли вернулось хорошее настроение. Лонгхинс предложил всем по бокалу грога и не мог удержаться от рассуждений:

– Говорите, что хотите, но жизнь – паршивая штука. Играем в карты, пьем, а в это время кто-то набрасывается на одну бедную девушку. Какой-то тип превращается в убийцу и получает пропуск на виселицу.

– Бедная миссис Морис! – подхватила миссис Лонгхинс.– Она надеялась спокойно кончить свои дни, а теперь ей нужно приняться за работу. Кто ее возьмет в этом возрасте?

Это замечание хозяйки «Еловой шишки» совпадало с тем, что думал каждый из них. Морган понимал, что они долго не забудут этот случай, если вообще когда-нибудь удастся его забыть. Ларсон заметил:

– Когда я рассказал обо всем Маргарет, она чуть не заплакала.

– Женщины... – проворчал Хелли, пожимая плечами...

Миссис Лонгхинс не особенно любила Хелли, она неодобрительно восприняла его замечание в адрес своего пола:

– Да, женщины расплачиваются за все, мистер Хелли. Скажите, почему миссис Морис должна страдать из-за безумного поступка своего мужа?

– А что вы об этом знаете? Люди, которые, казалось бы, живут согласно, ненавидят друг друга, но они прикованы один к другому общественным мнением. И может случиться так, что один из них захочет подышать свежим воздухом!

– С Филлис Балеброк?

– С Филлис Балеброк или с кем-нибудь другим!

Явно разгневанная, миссис Лонгхинс не стала продолжать, чтобы не углубляться в подробности. Она лишь сказала, обращаясь к Ларсону:

– Вам бы лучше ничего не рассказывать вашей невесте, мистер Ларсон, если вас интересует мое мнение. Эти рассказы не для молоденьких девушек.

– Мы с Маргарет решили, что у нас не будет секретов друг от друга.

Хелли усмехнулся;

– Это пройдет!

Рассерженная миссис Лонгхинс предпочла удалиться за стойку бара, потому что она хорошо себя знала и не хотела показаться слишком грубой в отношении мистера Хелли. Даже Морган чуть не вступил в спор с Хелли по поводу миссис Морис, но к чему? Все знали, какое несносное существование Амелия Хелли устроила своему мужу, это и объясняло его враждебное отношение к женщинам. Притом, разве он был в курсе семейной жизни Морисов? Миссис Морис, казалось, очень любила мужа, но Джордж-Герберт видел много ловких артисток, которые легко принимали простодушный и наивный вид. Жаль, что он не был знаком с этой Филлис Балеброк, из-за которой все произошло.

– Филлис Балеброк и вправду была хорошенькой?

Ларсон подтвердил это с энтузиазмом. Лонгхинс, более спокойный, сказал, что ее можно было назвать красивой: тоненькая, эмоциональная, с большими глазами, веселая и приветливая по характеру. Она часто заходила в «Еловую шишку», но не задерживалась надолго: выпьет рюмочку у бара и уйдет. Никто толком не знал, чем она занималась, никого это и не беспокоило. Во всяком случае, держалась она достойно, ее никогда не видели с мужчиной. Она производила впечатление порядочной девушки, немного безрассудной, может быть, но симпатичной.

Морган повернулся к Хелли:

– Вам тоже так кажется?

– У меня нет определенного мнения, мистер Морган. Я больше люблю играть в карты, иногда выпить бутылочку пива, чем проводить время с женщинами. Я хорошенько не помню Филлис Балеброк. Не уверен, встречал ли я ее когда-нибудь. Наверное, мы бывали в «Еловой шишке» в разное время.

Увидев удивленный взгляд Лонгхинса, он добавил:

– Ну что, мы играем или нет?

Пока Ларсон раздавал карты, инспектор следующим образом заключил беседу:

– Мы сосредоточимся на Филлис Балеброк, когда будет найден Морис.

***

Когда Дора входила в Скотланд-Ярд, полисмен преградил ей дорогу:

– Вы куда, мисс?

– К инспектору Моргану.

– В это время? Он вас вызывал?

– Нет, но...

– Тогда приходите завтра утром.

– Мне нужно обязательно увидеть его сейчас.

– Тогда вам придется искать его по всему Лондону, он уже давно ушел.

– Ушел?

Дора не ожидала этого, и ей снова стало страшно. Ей нужно было поделиться с кем-нибудь, прежде чем появится убийца.

– Вы правда не знаете, где он?

– Он не счел нужным сообщить мне, мисс.

Ирония полицейского приводила ее в отчаяние. Ему было наплевать, что ей грозила смерть! Она прошептала:

– Поверьте, меня хотят убить.

– Вы шутите? Такую хорошенькую девушку! Наверняка, ревнивый возлюбленный!

– Нет... один убийца!

– О! А откуда вы знаете, что он покушается на вашу жизнь?

– Потому что я его узнала... по крайней мере, мне так кажется.

Полисмен рассмеялся. Это был здоровенный парень, который был рад поразвлечься на скучном посту.

– Вы начитались газет, мисс.

– Говорю вам, что меня, нужно взять под защиту!

– А? Если вы мне скажете, где я могу вас найти, мне будет очень приятно взять вас под свою защиту, как только я освобожусь со службы.

Она ничего не могла поделать. В отчаянии представляла себе эту бесконечную ночь, длинную ночь, когда Тот будет искать ее, чтобы сделать то же самое, что он сделал с Филлис. Как в кошмаре, она наталкивалась на ужасающее непонимание, на нежелание видеть, что Смерть приближалась к ней. Куда идти? Где спрятаться до наступления дня? Тихим, смущенным голосом она спросила «бобби»:

– Вы не посадите меня в тюрьму?

Он посмотрел на неё изумленно, потом захохотал. Когда перевел дыхание, так и не заметил тоскливую маску на лице этой забавной девушки.

– Мисс, вы думаете, Скотланд-Ярд – это отель?

Стоит ли настаивать? Ах, если б она вспомнила песню немного раньше! Как же она сразу не смогла спеть слова, которые столько раз слышала в детстве, в Девоне... Не обращая ни на что внимания, она начала напевать странную мелодию:

– ...Где найду такого, как мой Джонни, веселого, красивого и милого!...

Полисмен слушал с удовольствием.

– Вижу, дела пошли лучше! Возвращается вкус к жизни? Честное слово, Сэм О’Келли не хуже вашего Джонни... Если я буду знать, где вас найти через полтора часа, выпьем вместе по рюмочке. Я не женат, а одному так скучно.

Она посмотрела на него. На вид он был очень крепкий. Может быть, если этот здоровяк будет рядом, Тот не нападет на неё?

– Я буду «У Тима». Знаете, где это?

– А как же! Обязательно, приду!

– Я буду вас ждать... Но если вы случайно встретите мистера Моргана, скажите, что я вспомнила песню.

Сэм понимающе улыбнулся.

– Догадываюсь, бэби. Доверие за доверие: он тоже помнит песенку. А теперь беги, потому что если пройдет какая-нибудь «шишка» и заметит, что я болтаю, соображаешь? До скорого «У Тима», скорее бы взглянуть, какого цвета у тебя глазки...

Слушая удаляющиеся шаги девушки, Сэм О’Келли расправил плечи, как парень, привыкший к победам. Он и не подозревал, что никогда не узнает, какого цвета глаза Доры Карпентер.

***

Стефен Морис дышал тяжело и нервно, он стоял, прижавшись к стене, и ощущал все ее неровности. Он уже несколько раз чуть не бросился к своему дому. Со своего места, немного наклонившись, он мог различить свет, проникающий через ставни его окон. Жена ждала его. От этого у него было тепло на сердце. Не беспокоясь о том, что произойдет после, он желал лишь одного: еще раз вдохнуть воздух своего жилища, обнять Глэдис и ощутить запах лавандового шотландского мыла. Он подождал, пока пройдут несколько прохожих, и маленькими, осторожными шагами стал медленно приближаться к дому.

Боб Флэхом и Джилберт уже много лет служили в лондонской полиции. Отбросив честолюбие, они дожидались пенсионного возраста и старались избегать сложных ситуаций, а поскольку они хорошо знали и дополняли друг друга, им часто давали задание вместе. Им поручали задачи, в решении которых первостепенную роль играло терпение. Лишившись решительности, свойственной молодым, они не напрягали воображение, чтобы в повседневных событиях распознать первые признаки преступления. События воспринимались ими как таковые, так, как они происходили. Уже вторую ночь они проводили на Сэттор-стрит, поджидая возможное возвращение убийцы, которого, должно быть, очень тянуло к семье. По правде говоря, и один, и другой были больше поглощены своими собственными заботами, чем слежкой: Боб Флэхом – деформирующим ревматизмом жены, Джилберт Мэдит – экзаменом, который должна была сдать дочь, чтобы стать секретаршей. Однако даже тогда, когда они беседовали о своих делах, старый инстинкт не подводил их: не отдавая себе отчета, они внимательно следили, не происходило ли на улице что-нибудь необычное. Когда Боб Флэхом рассказывал о новом лечении, которое врач порекомендовал миссис Флэхом, напарник быстро сжал ему руку. Он тут же затих, повинуясь молчаливому знаку, слегка высунулся из укрытия и различил мужской силуэт, продвигающийся к ним по затемненным местам улицы.

***

Дора поочередно испытывала то глубокую подавленность, то дикую решимость; она смотрела на встречных прохожих то как попавшаяся судьбе жертва, то как существо, способное бороться всеми своими силами. Она поехала на метро, где было больше народа, так она скорее должна была добраться до Сохо: там, у себя, было не так страшно. Когда она уже шла по Грик-стрит, ее окликнули:

– Привет, мисс Карпентер!

В другой раз Дора бы оскорбилась, что к ней на улице обратился бродяга, но в эту ночь ей было не до высокомерия. Она остановилась и немного поболтала с Кромвелем, которого часто встречала у Филлис, он ходил ей за покупками. Подсмеиваясь над великосветскими замашками Кромвеля, девушка позвала его в кафе и предложила выпить рюмочку. Кромвель был не столько тронут, сколько удивлен этим великодушием и весело последовал за своей спутницей. Посетители обратили внимание на их появление, но они беззаботно устроились за столиком. Когда сели, Дора начала излагать нищему свои беды. Как только она открыла рот, Кромвель выразил ей свои соболезнования по поводу смерти подруги, он надеялся, что убийцу скоро найдут и накажут по заслугам. Тогда девушка стала рассказывать, как и зачем ее привлекали в Скотланд-Ярд и о чем с ней говорил инспектор Морган. А когда Дора объяснила, какую песню она вспомнила при помощи радио, Кромвель, явно взволнованный, залпом выпил свою рюмку.

– Послушайте, мисс. Я знаю одного типа, который часто напевает эту песенку. Только не могу себе представить, чтобы он убил мисс Филлис! В Лондоне многие что-нибудь мурлычут, например, те, кто приезжает из других мест.

– А кого же вы знаете?

– Не могу сказать, ведь я не уверен. Потом, у него с вашей подругой не было ничего общего. Не хочу, чтобы меня запрятали в тюрьму за ложное показание, ясно?

– Я никому не скажу.

– Нет, мисс. Поверьте мне, не забивайте себе голову ерундой, вам и так несладко.

Дора рассказала и о своем неудачном посещении Скотланд-Ярда, и об обещании полисмена прийти к ней в кафе. Бродяга усомнился в намерениях полицейского; по его мнению, тот просто пошутил и вряд ли придет на свидание. Он посоветовал девушке скорее вернуться домой, тщательно запереться и дожидаться утра, чтобы снова пойти в Скотланд-Ярд. Он же заглянет в «Еловую шишку» и, если увидит мистера Моргана, скажет ему, что Дора хочет поскорее встретиться с ним. Может быть, он зайдет к ней или кого-нибудь за ней пошлет.

– У него есть ваш адрес?

– Да, он записал.

На улице Дора пожала Кромвелю руку, думая о том, какая она грязная. Девушка была признательна ему за совет и чувства, что после того, как она рассказала о своем секрете, между ними возникло что-то вроде дружбы.

***

От напряжения Стефен Морис весь вспотел, несмотря на ночную прохладу. Ему понадобилось почти полчаса, чтобы дойти до порога своего дома. Рука его так дрожала, что он не мог вставить ключ-в замочную скважину. В тот момент, когда он наконец отпер дверь, он почувствовал их присутствие, не видя их, и понял, что все было кончено, что он не вернется домой, не увидит свою жену. Они встали по обеим сторонам. Два гиганта, вышедшие из темноты. А там, наверху, Глэдис ждала его, ни о чем не подозревая. Морис быстро посмотрел на них. Непроницаемые лица, лишавшие его всякой надежды. Он тихонько заплакал. Боб Флэхом спросил:

– Стефен Морис?

У него не было сил отвечать, он сделал лишь утвердительный знак головой. Тогда Боб Флэхом надел на него наручники.

***

Играя в паре с Лонгхинсом, Морган вышел победителем в партии с Хелли и Ларсоном. Приближалось время закрытия. Все четверо встали, чтобы размять ноги, выпрямились, продолжая комментировать игру, которая только что окончилась. Миссис Лонгхинс уже ушла спать. Каждый собирался сделать то же самое, за исключением Толстяка Моргана, который хотел зайти в Скотланд-Ярд чтобы узнать, не было ли чего нового о Морисе. Имя беглеца, опять всплывшее в разговоре, сначала вызвало паузу, а потом обычную реакцию, Ларсон, который, казалось, переживал больше других, заявил:

– Я не понимаю вот что: Морис физически слабый, а Филлис была крепкой девушкой,

– Ну и что?

– А то, что она не могла позволить зарезать себя, не защищаясь.

Вмешался Лонгхинс:

– Можно подумать, что ее застали врасплох, потому что она и вправду была не из хлипких, верно, мистер Хелли?

– Я вам уже сказал, что не припоминаю ее.

Хелли вызывал у Моргана интерес. Он явно лгал, но почему?

Может быть, боялся своей жены, которая устроит ему сцену, если узнает, что ее муж замешан, хоть и очень косвенно, в истории, первая роль в которой принадлежит молоденькой девушке? В таких случаях полицейский каждый раз поздравлял себя, что не был женат.

Хозяин «Еловой шишки» вывел его из размышлений:

– А по-вашему, мистер Морган, есть ли шанс, что Морис невиновен?

– До того, как я его допрошу, ничего сказать невозможно; но если он не виноват, почему убежал?

Никто не ответил. Все понимали, что их предположения могли усугубить вину Мориса. Моргана тронуло это стесненное молчание. Верная дружба – большая редкость! Ему не хотелось уходить, не подбодрив их хоть чуть-чуть,

– Во всяком случае, есть надежда... что это не Морис.

Они жадно смотрели на него.

– Одна подруга Филлис, Дора Карпентер... Вы ее, может быть, знаете?

– Я с ней знаком,– сказал Ларсон.

Лонгхинс развел руки, как бы показывая, что о ней ничего не знал, так как она не была его посетительницей. Хелли никак не реагировал, будто не слышал вопроса.

– Она заходила к Филлис непосредственно перед убийством, на лестнице она столкнулась с каким-то человеком, который хорошо замаскировался, но насвистывал песенку, которую она расслышала, но никак не может вспомнить. Если она вспомнит, мы сможем разыскать этого человека, который, может быть, шел к кому-то другому, а не к Филлис Балеброк. Но мы ничего не должны упускать в этом деле.

Они не успели высказаться по этому поводу, потому что вошел Кромвель. Он всех торжественно поприветствовал и обратился к Лонгхинсу со словами:

– Хозяин, налейте рюмочку, прежде чем я отправлюсь в Ковент-Гарден, чтобы заняться обеспечением лондонцев продовольствием!

В то время как хозяин проходил за стойку бара, бродяга повернулся к Толстяку Моргану:

– Господин инспектор, на Грик-стрит я встретил одну особу, которая попросила меня передать вам, если я вас увижу, что она хочет с вами поговорить.

Кромвель, наверное, хотел, чтобы ему налили еще рюмочку, и Морган улыбнулся на эту уловку старика.

– Правда? Кто же это?

– Мисс Дора Карпентер.

Обстановка сразу изменилась. Хелли, Ларсон и Морган подошли к Кромвелю. Полицейский резко спросил:

– Где она?

– Думаю, дома. Она ходила в Ярд, но ее оттуда прогнали.

– Дураки! А вы знаете, зачем я ей был нужен?

– Она хотела сказать вам, как называется песня.

В наступившей тишине были четко слышны звуки маятника, отсчитывающего минуты. Джордж-Герберт судорожно искал что-то в карманах.

– Черт возьми! Брэдфорд взял ее адрес, потому что я поручил ему зайти к ней завтра утром. Никто не знает, где она живет?

Никто не знал.

Все заметили, что Кромвель колебался.

– Не... нет.

Телефонный звонок заставил всех вздрогнуть. Лонгхинс снял трубку и тут же передал ее инспектору.

– Вас, мистер Морган.

Толстяк выслушал, что ему сообщили. Потом, сухо поблагодарив своего собеседника, вернул телефон хозяину и суровым голосом сказал:

– Только что арестовали Стефена Мориса, в тот момент, когда он возвращался к себе домой. Я бегу в Ярд. Может быть, скоро узнаем правду.

Как только Джордж-Герберт ушел, все дали выход эмоциям. Всем хотелось, чтобы скорее наступило завтрашнее утро, хотелось узнать, что скажет Морис. Хелли наступал на Кромвеля:

– Почему же вы не сказали мистеру Моргану, что знаете название песни, которую вспомнила мисс Карпентер?

– Потому что я не знаю! А потом, я не фараон! У каждого своя работенка! Если я и знаю эту песенку, не скажу! Я не предатель, слышите? Не предатель!

Волнение Кромвеля удивило их. У них было чувство, что бродяга боялся, но чего, кого?

Перед тем как приказать, чтобы Стефена Мориса привели в его кабинет, Толстяк Морган поднял по тревоге ночную службу и дал распоряжение, чтобы послали какого-нибудь инспектора в Сохо и, обшарив все рестораны и ночные бары, нашли сержанта Кларенса Брэдфорда, который немедленно должен позвонить главному инспектору Моргану, ожидающему его звонка, если понадобится, всю ночь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Несмотря на то, что Толстяку Моргану не терпелось услышать, как Морис мог объяснить бегство, не признавая себя виновным в покушении на жизнь Филлис Балеброк, он дал себе еще минуту передышки. В первый раз расследовал преступление, совершенное человеком, который, хотя и не был его настоящим другом, но с которым он часто общался в обыденной жизни. Он сам создал неприятную ситуацию, взявшись, за это дело. Понимая это, он, тем не менее, с раздражением подумал о партнерах по бриджу из «Еловой шишки», которые послали его по следам Стефена Мориса. Отдав должное прошлому и своим сожалениям, инспектор нажал на красную кнопку справа от чернильницы и приготовился к появлению Мориса и к допросу Мориса, который так хорошо играл в бридж и рисковал больше никогда не испытывать этого удовольствия.

Когда Морис вошел, Морган был поражен его видом. Он знал, что Морис – пожилой человек, но к нему неуверенным шагом приближался старик, которому пришлось помочь сесть. Подозреваемый посмотрел на Толстяка Моргана и сказал подорванным голосом:

– Я счастлив, что это вы, мистер Морган.

Джордж-Герберт не любил такие высказывания, и, чтобы сразу подавить дружескую жалость, которая могла испортить следствие, он постарался все расставить по своим местам.

– Господин Морис, я должен забыть о том, что мы знакомы, до тех пор, пока вы меня не убедите в своей невиновности. Я очень хотел бы, чтобы вы смогли это сделать. Пока же прошу рассматривать меня лишь как инспектора Ярда, допрашивающего подозреваемого. Ваше имя, фамилия, род занятий?

– Стефен Джон Клайв Морис, пятьдесят девять лет, железнодорожник на пенсии, работал механиком в течение тридцати лет без перерыва.

– Адрес?

– Сэттен-стрит, 1.

Началась игра, привычная для Моргана, но в этот вечер он вел ее с трудом.

– Стефен Морис, согласно закону я должен вас предупредить, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Арестованный покачал головой в знак согласия.

– Вы были знакомы с Филлис Балеброк?

– Да.

– Как вы с ней познакомились?

– Ее прислало к моей жене агентство по найму.

– Какие у вас были отношения с этой девушкой?