Текст книги "У неё была слишком хорошая память"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Шарль Эксбрайя

У НЕЁ БЫЛА СЛИШКОМ ХОРОШАЯ ПАМЯТЬ

Перевод с французского О. С. Сапожниковой

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Джордж-Герберт Морган – для своих коллег «Толстяк» Морган – всякий день благодарил Бога за то, что начал толстеть только к тридцати годам, когда он уже был инспектором Скотланд-Ярда и пользовался у своего начальства такой хорошей репутацией, что не рисковал быть уволенным в запас по причине физического недостатка. Когда его товарищи по выпуску встречались с ним в узком коридоре старого здания и прижимались к стене, чтобы пропустить, они с неуверенностью вспоминали стройного молодого силача, который около четверти века назад в форме простого полицейского совершал ночные обходы опасных кварталов. Позднее – помощник в криминальном отделе, элегантность которого производила впечатление на вышестоящие чины. Вспоминали его выдержку, когда он был направлен в комиссию по подбору кадров при Центральной службе и, наконец, радость, когда его признали достойным для поступления в Высшую школу сыщиков, которую он закончил в числе первых и сказал друзьям, что осуществил мечту своей жизни, став сотрудником Ярда.

Джордж-Герберт начал толстеть с того дня, когда открыл для себя Францию. К несчастью для его индивидуального эстетического восприятия мира, в то время, когда он знакомился с французскими пейзажами, он познавал и французскую кухню. Он полюбил ее с первого взгляда и вскоре больше интересовался особыми блюдами той или иной местности, чем туристическими маршрутами. Он стал одним из англичан, наиболее подкованных в искусстве хорошо покушать, и дошел даже до того, что разделял презрение французов к основе британского величия – чаю, которому, как еретик, предпочитал на файв-о-клок бокал божоле с кусочком швейцарского сыра. Будучи в переписке со многими шеф-поварами, блюда которых он опробовал, Джордж-Герберт испытывал глубокое наслаждение, приготавливая сам, в своей холостяцкой квартирке, блюда, рецепты которых он получал от друзей с другого берега Ла-Манша; их очень забавлял этот англичанин, так не похожий на других.

В сорок пять лет Джордж-Герберт весил сто тридцать фунтов, довольно пропорционально распределенных на одном метре семидесяти сантиметрах его роста, что делало его похожим на безмятежного Будду, неторопливым шагом продвигающегося по самым неблагонадежным кварталам Вест-Энда и Ист-Энда. Бродяги и проходимцы быстро запомнили его фигуру и насмешливо прозвали «Толстяк» еще раньше, чем инспекторы Ярда. Внушительный вес мешал ему, в буквальном смысле, бегать за дичью, на которую он охотился. Джордж-Герберт, как предводитель собачьей своры, посылал своих ищеек на обширные облавы, и они, под улюлюканье, доставляли ему добычу точно в предусмотренное место, где можно было ее брать. Начальник полиции считал инспектора Моргана одним из лучших в криминальном отделе и доверял ему; его не смущали не всегда ортодоксальные методы Моргана. Последний утверждал, что тонкость умозаключений, недостающую его коллегам, более склонным к действиям, чем к размышлениям, он черпал во французских винах.

Парадоксальным было то (а человеческой натуре так свойственны парадоксы!), что в качестве помощника Толстяк Морган выбрал себе сержанта-детектива Кларенса Брэдфорда, вызывающая элегантность которого была известна в Ярде так же, как габариты Моргана. К великому сожалению своего шефа, Кларенс больше тяготел к прекрасному полу, чем к застольям, а многочисленные «помолвки» снискали ему репутацию Дон Жуана. Не проходило и месяца, как какая-нибудь покинутая «невеста», вся в слезах, не приходила жаловаться, и Толстяк Морган, который вынужден был выслушивать плаксивые жалобы и утешать, к их великому негодованию, давал такой совет: чтобы забыть разочарование в любви, купите французскую поваренную книгу хотя бы в тех целях, чтобы понять, что знаменитый пудинг на жиру от говяжьих почек – блюдо дикарей. Результат таких бесед был всегда одним и тем же: уязвленные в своих патриотических убеждениях, девушки покидали Ярд с большим презрением к Джорджу-Герберту, чем к своему соблазнителю.

Женщины совершенно отсутствовали в жизни Джорджа-Герберта, но никто не знал, чем было вызвано его женоненавистничество, темпераментом или обязательством. Ухаживать за кем-нибудь, когда объем талии больше метра тридцати сантиметров,– рискованное дело. Однако иногда он хотел бы иметь спутницу жизни, с которой можно было бы проводить нежные вечера, рассказывать ей о своих расследованиях, делить заботы. Но от жены офицера Скотланд-Ярда требовалось полное самоотречение, на которое были способны немногие женщины, кроме того, где найти англичанку, свободную от шовинистических воззрений и способную понять, что кофе, который потребляют в Лондоне, представляет собой один из непростительных пороков Великобритании, а чрезмерное употребление Уорчестерского соуса – ужасающее свидетельство бездарности британской кухни?

Кларенс Брэдфорд был хорошим парнем и горел желанием создать семейный очаг; его несчастье состояло в том, что он постоянно встречал «единственных в своей жизни» женщин. Судьба ожесточилась против его супружеских планов, и едва он находил блондинку, которая казалась ему идеальной матерью его будущих детей, как встречал брюнетку, одно появление которой рассеивало всю его уверенность. Тогда он совершенно честно прощался с блондинкой и клялся брюнетке, что она та, о которой он мечтал всю жизнь, и это продолжалось до тех пор, пока рыжеволосая или другая блондинка не встречались на пути этого слишком чувствительного полицейского. Толстяк Морган и Кларенс Брэдфорд составляли пару, которая зарекомендовала себя с самой лучшей стороны.

***

В этот весенний вечер Джордж-Герберт поздно засиделся в своем кабинете. Он видел и слышал, как ушли все его коллеги, а Кларенс уже час тому назад пошел на свидание со своей последней возлюбленной, с которой он собирался пообедать в китайском ресторане на Шафтсберл авеню. Морган любил остаться один, в тишине. Покончив с бумагами, над которыми он просидел весь день, он выпрямился, набил трубку, закурил; потом, перед тем, как уйти, подошел к окну посмотреть на туман, покрывавший легким саваном Темзу и слегка рассеивающийся у Вестминстерского моста.

Мисс Крокет – его хозяйка уже около пятнадцати лет – поджидала Джорджа-Герберта, чтобы передать ему почту. У него тотчас же потеплело на сердце, потому что среди конвертов, которые он держал в руках, он сразу заметил один, из Франции. Без сомнения, кто-нибудь из друзей-кулинаров прислал ему новый рецепт, который он испробует в ближайшее же воскресенье, если это не будет слишком сложно. Будучи человеком, умеющим сдерживать нетерпение, Морган запер дверь своей квартиры, снял шляпу и плащ, устроился в кресле, закурил трубку и лишь тогда распечатал письмо со штемпелем Луаре. Оно было от мадам Марсель Лябасе, из отеля в Ножан-сюр-Вернисон, где он останавливался и где ему был оказан чудесный прием. Эта добрая дама, настоящий синий чулок, советовала ему попробовать телячьи почки по-вернисонски, рецепт этого блюда она посылала ему в знак сердечной привязанности.

Закончив читать письмо, сотрудник Скотланд-Ярда заранее смаковал свой будущий домашний ленч. Он хотел сразу же ответить любезной мадам Лябасе, но у него явилось желание сначала удивить своего друга Лонгхинса, поэтому он отложил письмо на более позднее время, наспех надел пальто, уже на лестнице нахлобучил шляпу и направился к Сохо, где у Джона Лонгхинса было кафе с вывеской «Еловая шишка».

Офицер из Ярда любил Сохо с его шумной жизнью, но особенно он нежно относился к «Еловой шишке», потому что ее хозяин Джон Лонгхинс долго жил во Франции и высоко ценил французскую кухню. В погребе у него всегда были сухие и крепкие вина, а также аперитивы высокого качества, которые он держал для особых ценителей, при условии, чтобы они являлись и его друзьями. Каждый вечер за исключением четверга, когда начальник полиции устраивал совещание, Джордж-Герберт два-три часа проводил у Джона Лонгхинса. Они играли в бридж со Стефеном Морисом – железнодорожником на пенсии, Джеком Ларсоном – младшим в компании, который работал в агентстве «Темас Кук и сын», и Вильямом Хелли – бухгалтером у оптового торговца зерном. Моргану было жаль, что эти добрые вечера скоро кончатся, потому что Ларсон был помолвлен и ждал повышения, чтобы жениться на Маргарет, которая в настоящее время работала кассиршей в одном из кинотеатров Сохо, а Вильям Хелли будет вынужден сидеть дома, пока его жена Амелия не вернется из санатория, в котором она лечилась уже два года. В конце концов Морис и Лонгхинс никуда не денутся, и они во что бы то ни стало найдут четвертого, чтобы составить хорошую партию!

***

Первым, кого Морган увидел, входя в «Еловую шишку», был Кромвель – бродяга, всегда околачивавшийся там. Он был грязным и оборванным, но держался с достоинством и не допускал, чтобы его обругали, когда он домогался у хозяина еще и еще рюмочки. Ему наливали, чтобы избавиться от него. Будучи бродягой, Кромвель считал своим долгом не питать страсти к полицейским, но жизненный опыт научил его не показывать это открыто, а демонстрировать, скорее, полное безразличие. Его звали Кромвель с того дня, когда полицейские подобрали его более пьяным, чем обычно, постригли под машинку и увидели, что череп его был совершенно круглым. По аналогии с «круглоголовыми» Кромвеля, один шутник прозвал его именем Протектора. С тех пор прозвище так и осталось, и, явно того не показывая, бродяга им гордился, поскольку оно выделяло его среди прочих оборванцев, которые крутились вокруг Ковент-Гардена. Никто не знал, откуда он появился. Он был одним из тех отбросов, которые война оставила на лондонских мостовых. Время от времени он помогал Лонгхинсу вымыть окна или отчистить пол, ставя условием оплату исключительно в виде крепких напитков, причем хозяин старался растянуть это на неделю, что приводило к жарким спорам о количестве выпитых рюмок.

Лонгхинс, Ларсон и Хелли встретили Моргана как всегда сердечно. Их было трое, и приход полицейского давал возможность сыграть нормальную партию. Джордж-Герберт сел за их стол и начал играть, немного удивившись отсутствию Мориса, но не придав этому значения. Он спросил, где Морис, но ему не ответили, каждый, казалось, был поглощен картами, которые в этот момент раздавал Хелли. Хелли был сорокалетним мужчиной, невысоким и плотным, но рядом с Толстяком Морганом он казался худощавым. Он был молчаливым и, случалось, за весь вечер не произносил и десяти фраз. Его молчание объясняли заботами, которые доставляла ему болезнь жены. Ларсон, напротив, был по характеру веселым и разговорчивым. У него находились неиссякаемые истории о Маргарет, необыкновенной, единственной в мире, и он очень удивлялся, что друзья не завидовали ему. Лонгхинс, крупный и невозмутимый, никогда не выходил из себя, а когда кто-нибудь из его посетителей плохо себя вел, он брал его за шиворот и выставлял на улицу. Он понимал, что можно быть в плохом настроении, допускал, что можно опьянеть, но не выносил скандалов. Несмотря на то, что ему уже было почти пятьдесят пять лет, его жена Долли видела его таким же, как в день их свадьбы, тридцать лет тому назад. По ее мнению, светлые волосы придавали мягкость его лицу, что соответствовало и его покладистому характеру. Только Кромвель иногда выводил его из себя. Долли очень любила серьезного и сдержанного Джорджа-Герберта.

Морган хотел сразу же рассказать Лонгхинсу о рецепте телячьих почек по-вернисонски, но, сам не зная почему, почувствовал, что момент был неподходящий. Трое друзей были чем-то озабочены.

Раскладывая карты перед тем как объявить первую игру, Джордж-Герберт заметил:

– А почему Стефена Мориса сегодня нет? Он случайно не болен?

Этот вопрос, казалось, сделал молчание еще более глубоким, слышно было даже, как Кромвель почесывается в другом углу зала. Морган как-то сразу занервничал. Что означала вся эта комедия? Он положил карты перед собой на стол и, спокойно посмотрев на каждого из троих своих друзей, поинтересовался:

– Что случилось?

Почувствовав одобрение двоих, третий – Лонгхинс – решился произнести:

– Так вот... инспектор... Мы должны вам сказать... Что-то ужасно странное... Только вам можно доверить... Это касается Мориса...

Чувствуя, что игра в бридж в этот вечер не состоится, Джордж-Герберт вынул трубку, тщательно набил ее, закурил, с удовольствием выпустил дым после первой затяжки, а Лонгхинс в это время продолжал почти шепотом:

– Пока миссис Лонгхинс отошла, я хочу обо всем вам рассказать, она не в курсе, и ей ни к чему это знать... Мы вам никогда не говорили, что у Стефена Мориса есть подружка...

Джордж-Герберт даже привскочил:

– Да ну?.. В его-то возрасте?

Лонгхинс пожал плечами.

– В таких историях возраст не в счет... Короче, речь идет о некой Филлис, которая была у Морисов прислугой. Он к ней ходит каждый четверг... а поскольку по четвергам вы сюда не приходите, мы вам об этом и не говорили.

– Так почему же сейчас?..

– Потому что Морис не вернулся домой со вчерашнего вечера. Прибежала его жена и нам сказала. Представляете, в каком она состоянии? Она вбила себе в голову, что он попал под машину или что-то в этом роде. Она хотела обзванивать все больницы, мы с трудом ее отговорили.

– Почему?

– Уж лучше мы ей скажем правду, чем кто-нибудь другой,– ответил Ларсон.

– Какую правду?

– Что муж ей изменяет, что же еще?

– А я тут при чем?

– Мы бы хотели, чтобы именно вы поговорили с миссис Морис... Мы очень беспокоимся.

– Если вы так беспокоитесь, так почему сами не пошли к ней?

– Она вам доверяет больше всех, Морган.

Толстяк был терпеливым, но всякое терпение не безгранично. Он тяжело встал, потому что его телосложение не позволяло ему с легкостью осуществлять эту операцию. Он посмотрел на друзей и медленно, но уверенно произнес:

– Так вы беспокоитесь, а? Так что же, по-вашему, случилось с Морисом? Он просто сбежал! И не из чего делать драму! Не он первый, не он последний!

Другие не были так убеждены. Как бы удрученный странностями жизни, Морган прибавил:

– Я что, должен объявить миссис Морис, что этот Ромео преклонного возраста забылся в объятиях своей Джульетты? Прекрасная миссия! Спасибо, что вспомнили обо мне...

Хелли, любивший точность во всем, переспросил Моргана:

–Так вы отказываетесь пойти к миссис Морис, инспектор?

Толстяк Морган пожал плечами.

– Ну, дайте мне хотя бы адрес.

– Сэттен-стрит, 177.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сэттен-стрит расположена на окраине Сохо и кажется по-провинциальному спокойной по сравнению с шумной Чаринг Кросс Роуд, в которую она впадает... Но это спокойствие не улучшило плохое настроение Толстяка Моргана, которое, напротив, стало вдвое хуже, когда он понял, что миссис Морис жила на четвертом этаже и в доме, конечно, не было лифта. На площадке второго этажа он глубоко вздохнул, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце, которому и так было трудно справиться с такой массой жира, а тут еще усилия для подъема! Еще до того, как подняться на третий этаж, Морган уцепился за перила, чтобы передохнуть. Его можно было принять за громадного тюленя. Мальчишки, услышав его тяжелое дыхание и увидев огромного человека с налитым кровью лицом, скорее побежали домой. Останавливаясь почти на каждой ступеньке, Толстяк Морган достиг, наконец, двери миссис Морис, перед которой он постоял несколько минут, чтобы привести в спокойствие весь свой организм, иначе он не мог произнести ни слова.

Жена ветреного Мориса, должно быть, стояла настороже за дверью, в надежде услышать шаги неверного, потому что, едва раздался звонок Джорджа-Герберта, она тут же открыла. Она сразу узнала Моргана и перед тем, как пригласить его войти, дрожащим голосом спросила:

– Господин инспектор, у вас для меня плохие новости?

Полицейский еще не отдышался и не мог начать объяснения. Он отрицательно помотал головой и без приглашения вошел в квартиру.

После очень темного коридора, в котором у Моргана возникло ощущение, что он двигался по туннелю, он вынырнул в ярко освещенную комнату, которая, должно быть, служила одновременно гостиной и столовой. Мебель в ней была дорогая, Но безвкусная. На низком буфете стояла фотография этого плута Мориса, который улыбался, и улыбка его в теперешней ситуации была раздражающей. Не ожидая приглашения, Толстяк Морган рухнул на стул и с удовлетворением отметил, что это был не современный элегантный стульчик. Миссис Морис стояла перед ним, забыв обо всех церемониях, и смотрела на него с нескрываемой тоской. Инспектор задавал себе вопрос, как начать разговор о том, что муж ей изменял и что, успокоившись насчет состояния его здоровья, нужно избавиться от иллюзий о его супружеской верности. И что ему пришло в голову тащиться в «Еловую шишку» вместо того, чтобы остаться дома?! Подыскивая слова, мысленно составляя нужные фразы, он разглядывал дешевые репродукции на стенах и комнатные цветы на трехногой подставке – принадлежность небогатых английских жилищ.

Из квартиры, расположенной над ними, раздавались резкие звуки начинающей пианистки, исполняющей упражнения. Инстинктивно инспектор посмотрел на потолок, а миссис Морис сказала:

– Это маленькая Анн, дочка Паркера... Она всегда садится за пианино в это время… Продвигается не очень успешно. Стефен хочет пожаловаться домоуправляющему, но малышка такая хорошенькая!

И вдруг она расплакалась. Морган всегда с ужасом смотрел на плачущих. Он поднялся и тихонько похлопал женщину по плечу.

– Ну, ну... Успокойтесь, мадам Морис. Не нужно так убиваться. Он вернется... В его возрасте всегда возвращаются...

Она подняла к нему такие бесцветные глаза, что он испытал неприятное чувство.

– Вы... вы верите в это?

– Ну, а куда же ему идти?

Лицо миссис Морис опять изменилось. Мышцы напряглись, и она произнесла жестким голосом:

– Вы же не позволите, чтобы она у меня его отняла, верно?

Так она была в курсе! Тягостное настроение Моргана сменилось гневом. Так его надули!

– Вы знали обо всем?

Она обреченно вздохнула.

– Как же мне не знать! Весь квартал знает и подсмеивается над нами! Но как он на это осмелился? Девчонка, которая могла бы быть ему внучкой!

– Вы ведь ее знали?

– Она была у нас прислугой в течение двух недель... Лентяйка! Ничего не умела делать, кроме неприятностей. Но я была с ней терпелива... Я ее жалела. Знаете, инспектор, из тех, кто покидает родительский дом, чтобы покорить Лондон... Но я и предположить не могла, что ей понадобится мой муж!

Джорджу-Герберту эта история начинала надоедать.

– Как-то странно, но все думают, что с ним что-то произошло! Чтобы прояснить ситуацию, мадам Морис, сообщаю вам, что мистер Морис не появился дома со вчерашнего дня и, вероятно, ответственной за это нарушение пунктуальности является Филлис Балеброк. Но все это не означает, что произошло несчастье, и это не лишает меня возможности подкрепиться!

… В то время как Джордж-Герберт, взяв тарелку и рюмку, устраивался за столом своих друзей, миссис Лонгхинс выговаривала мужу:

– Мог бы мне обо всем рассказать подробнее, Джон! А я все тридцать лет думала, что ты мне доверяешь!

Но хозяин «Еловой шишки» был не из тех людей, которые безмолвно сносят упреки; суровым голосом он объяснил жене, что достаточно уважает ее для того, чтобы не рассказывать подобные грязные истории. С другой стороны, зная ее врожденное пуританство, он не хотел, чтобы она плохо относилась к его другу и посетителю Стефену Морису, когда тот вновь будет с ними. Миссис Лонгхинс эти объяснения не убедили. Ворча, она унесла тарелку и рюмку инспектора, когда тот, наконец, сумел утолить свой голод и жажду. Перед тем, как продолжить прерванную партию, Толстяк сказал, что ему нужно позвонить по телефону, и закрылся в кабине, предназначенной для посетителей, чтобы не беспокоить присутствующих своими заботами.

***

В это время в ресторане «Гонконг» Кларенс готовился к признанию в любви. Они хорошо пообедали, а Перл – его нынешняя «единственная в мире» – была самой прекрасной брюнеткой, о которой только можно было мечтать. Брэдфорд обожал поговорить, а Перл была из тех, кто умеет слушать, даже если не совсем понимает, о чем речь. Сержант чувствовал, что он на грани серьезного предложения. После того как он дрожащим от волнения голосом пожаловался на одинокое существование, он поведал спутнице о желании обзавестись семейным очагом, где милые детишки будут гордостью матери, которую он встретил не ранее, чем сегодня вечером. Перл не казалась очень хитрой, но она поняла, что это был ее шанс. Она нежно посмотрела на Кларенса, вздохнула и слегка прижалась к нему. Выйдя замуж за офицера Скотланд-Ярда, она обеспечит себе сносное материальное положение и на склоне лет – пенсию. Своими внешними данными Кларенс, может быть, не совсем отвечал ее идеалу мужчины, созданному по фотографиям киноактеров, но в двадцать пять лет, после нескольких несерьезных любовных приключений, ее практическая сметка брала верх и подсказывала, что лучше хватать, чем бежать. Улучив момент, когда Брэдфорд переводил дыхание, она прошептала, что тоже ужасно устала от одиночества и что у неё леденеет сердце при мысли опять возвращаться одной в комнатушку, где ее никто не ждет. С самым доверчивым видом Перл прибавила, что завидует подругам, которые уже обзавелись семьей и могут целиком посвятить себя мужу, который будет рядом до конца дней. Потрясенный этим признанием, Кларенс в душе благодарил небо за то, что оно послало ему эту единственную женщину, достойную его любви. Он взял Перл за руки и взволнованно спросил:

– Перл, могу ли я надеяться на вашу любовь? Я так вас люблю...

Она выразила свое согласие быстрым похлопыванием ресницами, как делали на экране простодушные героини некоторых фильмов.

– Тогда, Кларенс... может быть...

И именно этот патетический момент выбрал метрдотель, чтобы сообщить мистеру Кларенсу Брэдфорду, что его вызывают к телефону для сугубо срочных звонков. Молодая женщина с трудом скрыла свое неудовольствие, а Кларенс не удержался от того, чтобы не выругаться. Выходит, его никогда не оставят в покое? Попросив Перл извинить его, он спустился в подвальное помещение, где женщина, наблюдавшая за телефонами, указала ему кабину, где его ждали у телефона.

– Алло!.. Брэдфорд слушает... А! Это вы, шеф? Что произошло? Я обедаю с...

Но, сдерживая злость, он должен был замолчать и слушать Толстяка Моргана. Когда тот закончил говорить, Кларенс сделал слабую попытку убедить его не портить вечер.

– Послушайте, шеф, я с Перл... Нет, не та рыжая, с которой я вас познакомил на прошлой неделе... Что?.. Нет, и не та. Вы ее не знаете, но я вам ее скоро представлю, потому что мы решили пожениться!.. Да нет, шеф, это не шутка, уверяю вас! Мы любим друг друга. Что вы говорите?.. Что я говорил вам то же самое о других? Это невозможно! Другие ничего не стоят по сравнению с Перл! Абсолютно ничего!.. Я как раз просил ее руки, когда меня... Да нет, вы мне не оказали никакой услуги! Шеф, прошу вас, не заставляйте меня бросить ее в такой решающий момент, прошу от себя лично и от неё... В конце концов, скрыться в ту минуту, когда ты просишь руки и ждешь ответа: «да» или «нет»!

Но Джордж-Герберт был непоколебим и посоветовал Кларенсу взять с собой объект его страсти, чтобы иметь еще некоторое время для размышлений. Разочарованный Брэдфорд повесил трубку, пообещав Моргану позвонить ему сразу же, как выполнит его поручение. С тяжелым сердцем сержант-детектив вернулся к своему столику, где Перл, чтобы скоротать время, подправляла макияж; она лишь слегка покрасила губы в надежде на скорый поцелуй по случаю помолвки. Она не смогла скрыть своего глубокого разочарования, когда узнала, что тот, кого она уже считала своим будущим мужем, должен был ее покинуть и отправиться к какой-то мисс Балеброк только за тем, чтобы убедиться, что она проводила вечер в компании пожилого господина и затем как можно скорее сообщить об этом своему непосредственному начальству. Молодая женщина подумала, что у офицеров Скотланд-Ярда бывали любопытные задания и высокомерно отказались отпустить Кларенса одного к даме, принимавшей пожилых мужчин, учитывая, что ей могло прийти в голову пообщаться с более молодым. Вот так Кларенс и Перл вместе сели в такси, которое должно было их доставить на Гопкинс-стрит.

***

Гопкинс-стрит была не из тех улиц, на которых с удовольствием селились зажиточные лондонцы. Когда такси уехало, Кларенс и Перл оглянулись вокруг и отнюдь не воодушевились открывшимся их взору видом, к счастью, несколько смягченным наступившей темнотой. Резкий запах исходил от тротуаров. Между мусорными ящиками метались тени, и было трудно различить, то ли это кошки, то ли крысы. Перл пожалела, что отпустила такси, она бы Лучше подождала своего «жениха» в машине. Но уверенность в том, что предложение по всей форме еще последует, придавало ей силы, она подумала, что нет худа без добра: Кларенс увидит, что в будущем сможет полагаться на преданную супругу.

Вход в дом 177 представлял собой черную дыру, в которую Кларенс вошел первым, вытянув вперед руки, чтобы ни на что не наткнуться. Через несколько шагов он различил слева начало лестницы. По логике, где-то здесь должен был находиться выключатель, но где? Он не осмелился пошарить рукой по стене, потому что, судя по царящему везде беспорядку, она должна была быть очень грязной. Брэдфорд раздраженно гаркнул:

– Есть кто-нибудь?

Голос его раскатился по всему подъезду и поднялся вверх в пустоте лестничной клетки. Подождав, пока эхо стихнет, Кларенс стал кричать снова, пока на втором этаже не зажегся свет и не показался обрюзгший мужчина, который спросил:

– Это вы тут устроили гвалт? Что вам надо?

– Мисс Филлис Балеброк здесь живет?

– На последнем этаже, справа!

Взяв Перл за руку, Кларенс начал подниматься. Когда они достигли четвертого этажа, их опять окружила кромешная темнота. Молодая женщина не смогла удержаться, чтобы не вскрикнуть, но ее спутник нащупал выключатель и, к великому счастью Перл, зажег свет. Она была в восторге, как будто он совершил подвиг. Наконец они пришли на последний, шестой этаж. Они перевели дыхание перед тем, как тихонько постучать в правую дверь. Никто не ответил. Кларенс заметил, что в двери был ключ. Он еще раз; постучал, потом нажал на ручку и вошел. В комнате было темно, из чувства вежливости Брэдфорд остановился на пороге и спросил:

– Мисс Филлис Балеброк?

Никто не ответил, Кларенс прислушался, но, не услышав даже легкого дыхания, он убедился, что гнездышко было пустым. Он ещё раз послал проклятие в адрес Толстяка Моргана, который испортил ему вечер. Для очистки совести полицейский решил продолжить осмотр помещения. На этот раз он сразу нашел выключатель, который был справа. Общий вид был не из блестящих. Большая ширма загораживала кровать, должно быть, от сквозняка. У одной стенки стоял светлый, неполированный шифоньер. В середине комнаты – небольшой стол и два стула. У окна, в углу – довольно засаленный туалетный столик, и по всей комнате фотографии актеров, среди которых Брэдфорд узнал Лоуренса Оливье. Сержант-детектив прикрыл за собой дверь и прошёл вперёд, чтобы получше рассмотреть фотографию девушки, которая улыбалась из дешевой рамки, стоящей на столе: ее подбородок пересекала нежная надпись: «Дорогой Филлис от Доры». В то время как Перл отпустила замечание по поводу того, что эта молодая особа похожа на шлюху (никогда не нужно упускать случая, чтобы показать, что ваша невеста из респектабельного круга), Кларенс бросил взгляд за ширму и почувствовал, что бледнеет. Филлис Балеброк была там, поперек кровати, с перерезанным горлом. Как на бойне. Повсюду была кровь, кровью было выпачкано платье, забрызганы кровать и коврик. На минуту Брэдфорд забыл о Перл и вспомнил о ее присутствии лишь тогда, когда услышал что-то вроде хрипа, который она испустила, когда тоже захотела посмотреть, что находится за ширмой. Он бросился к ней, но она опустилась на пол без сознания, прежде чем он успел ее подхватить. Он нежно поднял ее и посадил на один из двух стульев. Вечер их помолвки удался как нельзя лучше! А если теперь Перл не захочет выйти за него замуж? Перл пришла в себя, и Кларенс покинул ее на минуту, чтобы взять фотографию «милой» Доры и положить к себе в карман. В шифоньере он обнаружил сумочку, а в ней (он присвистнул от удивления) – пачку ассигнаций по десять фунтов... Хорошенькая сумма для обитательницы этих мест!

Перл застонала, ее возлюбленный подскочил к ней, и в этот момент кто-то постучал в дверь. Кто бы мог в такой час нанести визит убитой? Он тихонько подошел к двери, резко ее открыл и увидел одутловатого мужчину, который незадолго до этого показал им, где жила Филлис Балеброк.

– Что вы хотите?

– Я домоуправляющий... Я уже почти заснул, но подумал, зачем это вам понадобилась мисс Балеброк?

– Почему же?

– Потому что сейчас не время наносить визиты незнакомым...

– Ну и что?

– А то, что я пришел посмотреть, не нужна ли мисс Балеброк моя помощь...

– Вы пришли слишком поздно...

Полицейский хотел закрыть дверь, но мужчина прошел в квартиру и, показывая на Перл, которая потихоньку приходила в себя, спросил:

– Кто это?

– Она со мной.

Домоуправитель подозрительно посмотрел на Кларенса.

– Что вы с ней сделали?

Ничего не ответив, сержант указал пальцем на ширму. Домоуправляющий, шаркая домашними тапочками, пошел в свою очередь посмотреть на кровать. Он громко икнул, и, когда вновь повернул лицо к свету, Брэдфорд заметил, что он был мертвенно бледным.

– Это... это вы ее убили?

Кларенс пожал плечами.

– Она мертва уже довольно давно.

Домоуправляющий неуверенно показал на Перл:

– А эта?

– Потеряла сознание, когда увидела...

Он кивнул в знак того, что понял. Сунул руку в разрез рубашки, почесал грудь и сказал:

– Я, наверное, должен сообщить в полицию.

– Не нужно.

– А?

– Я полицейский.

Потрясенные тем, что они увидели в комнате Филлис, Перл и ее спутник больше не замечали ужасного вида улицы. Брэдфорд запер квартиру убитой на ключ и взял его с собой, домоуправляющему он посоветовал задержать любого, кто придет к мисс Балеброк. Перл, испытывая слабость, не хотела бросать своего будущего мужа, чтобы показать ему, на что она была способна. Но Кларенс сказал, что для него вечер кончился, и как только он сообщит обо всем шефу, нужно будет приниматься за работу, в которой не место той, кого он любит. Перл запротестовала, но Кларенс был непреклонен. Он проводил молодую женщину до Уодау-стрит и посадил в такси, назначив встречу на завтра.