Текст книги "Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке"

Автор книги: Шапи Казиев

Соавторы: Игорь Карпеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Характерную зарисовку полевых работ в горах находим у того же А. Омарова: «На третий месяц весны, когда хлеба и травы поднимались довольно высоко, наступало время для первых полевых работ, принадлежащих исключительно женскому полу. Прежде всего, начиналась очистка хлеба от сорных трав. Каждая хозяйка по окончании домашнего утреннего распорядка выходила в поле и брала с собою шерстяной мешочек, в который клала для своего обеда полчурека с сыром или горсть толокна… В эту страдную пору, если посмотреть с возвышенного места, то всюду на зеленых нивах заметны медленно движущиеся фигуры женщин, точно пасущиеся стада; только по временам фигуры эти поднимаются и вытягиваются во весь рост, чтобы дать отдых усталой пояснице или же положить в сторону собранную в руках траву. В этот период весенних работ еще позволительно приносить зеленую траву домой для скотины; но когда наступает время второй очистки хлебов в последний месяц весны, – тогда строго запрещается это. Тогда все, что выщипывается на ниве, собирается в кучу и оставляется сохнуть на несколько дней, а потом женщины же перевозят это сено на своих спинах домой и здесь окончательно оно высушивается на зиму для коров…»

Жали серпами, которые, как и другой инвентарь, изготовляли местные кузнецы. Косили косами, скирдовали деревянными вилами. Молотили зерно на утрамбованном току, на который складывались колосья. Двигаясь по току, волы при помощи двух привязанных к ярму досок, на которые клали груз, выколачивали зерна из колосьев. Просо рушили толчеями. Зерно сгребали деревянными лопатами. Мололи зерно следующим образом: «Около нашего аула, который считался главною деревнею в Вицхинском обществе и состоял из 200 дворов, протекает горная речка, – вспоминал А. Омаров. – Речка образует несколько маленьких водопадов, у которых были выстроены каменные мельницы, счетом больше полутора десятков. Каждая мельница принадлежала нескольким хозяевам, которые пользовались доходами с нее по очереди, то есть известное число суток доход с мельницы поступал в пользу каждого из хозяев ее, а один из них, более других обладавший способностями механика, исполнял должность собственника мельника и за это получал излишнюю, условленную часть дохода. Такие мельницы называются мелкими мельницами. Они действуют только в теплое время года; с наступлением же зимы… вода в речке убавлялась и замерзала, а потому мелкие мельницы зимою отдыхали. Зато большие мельницы, устроенные на реке Казикумухское Койсу, где в воде не было недостатка, действовали в это время усердно.

Таким образом, в описываемый мною период года наши мелкие мельницы пробуждались от зимнего отдыха, и на крыше какой-нибудь из них, бывало, кричал мельник громким голосом: «Несите зерно на мельницу!» Но прежде чем идти на зов мельника, хозяйки… сначала высыпали зерно на крышу своей сакли, на палас, чтобы просушить его на солнце, и назначали из своей семьи караульщика для охранения зерна от воробьев… Просушив зерно, хозяйки очищают его от земли посредством особого сита, а потом, ссыпав его в мешок, несут на своей спине на мельницу. Некоторые из них относили на мельницу заблаговременно чашку или маленький мешочек зерна в виде задатка, чтобы после долго не дожидаться очереди; другие давали мельникам подачку, как то: пучок табаку или кувшинчик бузы; третьи упрашивали тех, за кем бывала очередь, уступить ее им. Таким образом, мелкие мельницы наполнялись мешками с пшеницею, ячменем (большею частию жареным для толокна) и кукурузою. Последнюю не любили мельники мелких мельниц, потому что кукуруза портит жернов и вообще тяжесть жернова не соответствует твердости кукурузного зерна. Днем на мельницах находились женщины, а по ночам – караульщики с оружием; хозяин хлеба и мельник тоже должны были всегда иметь при себе оружие. Около некоторых, более отдаленных от деревни мельниц, были построены охранительные башни, и в них находился по ночам караул…»

Об итогах хозяйственного года мы можем судить по запискам Н. Воронова, путешествовавшего по Дагестану в конце 60-х годов XIX века: «Самый богатый из гидатлинских аулов – Орода – состоит из 272 дворов, с населением с лишком в 1000 душ. На это тысячное население приходится пахоты всего такое пространство, на котором можно засеять 2600 саб или же 285 четвертей зерна. При среднем здешнем урожае с полей собирается до 12 тыс. саб, то есть более чем по 40 саб на двор или семейство, или же по 12 саб на душу. Вот годовая пропорция продовольствия собственно хлебом. Так как среднедагестанская саба заключает в себе около 5 гарнцев, а весом около 30 фунтов, то, следовательно, на каждого 183 жителя приходится средним числом в год З60 фунтов зерна, или же около 1 фунта в день. Такая дневная пропорция может показаться весьма недостаточною, – но не для горца, постоянного и притом добровольного постника, довольствующегося в день несколькими комками толокна. По официальным же сведениям эта пропорция оказывается еще скуднее, а именно: во всем Гидатлинском наибстве считается годового урожая около 40 тыс. саб зерна, что на каждую душу дает несколько менее, чем по полфунта в день». Самой распространенной отраслью по обработке сельскохозяйственной продукции на Северном Кавказе была мукомольная. Наряду с водяными появились крупные паровые мельницы в Дагестане и Новороссийске – по 1, на Ставрополье – 18, в Терской области – 36, в Кубанской области – 56. Составляя чуть более 10% всех мельниц в крае, они перерабатывали более половины поступающего зерна.

Добавкой к хлебу служили огородные культуры: лук, чеснок, морковь, редька, фасоль и др. «У лаков, как и везде в горах, – писал А. Омаров, – чрезвычайно мало огородов и овощи считаются почти излишним лакомством. Только в одном Вицхинском магале жители некоторых деревень занимаются ежегодно засеванием маленьких огородов или садиков (как сами жители их называют) зеленью. Как я сказал выше, аул наш отличался во всем ханстве изобилием воды; с южной стороны он примыкал к маленькой роще, шириною не больше 10 саженей, которая была разделена на несколько четырехугольников; каждый из них составлял собственность отдельного хозяина, а иногда и нескольких. Поэтому случалось, что в садах наших одно или два дерева принадлежали одному хозяину, а другие три или четыре дерева – другому. Сады эти состояли из грушевых и алычевых деревьев, из яблонь, которые давали наимельчайшие дикие плоды, и редко кое-где стояло старое ореховое дерево. Никто не заботился об улучшении пород или насаждении новых деревьев, и земля в садах не подвергалась никакой обработке: кроме того, в эти сады пускали мелкий скот на корм или же косили в них траву. На смежном с садами пространстве были такие же маленькие четырехугольники, составлявшие сельские огороды, которые были загорожены, как и сады, каменными невысокими стенами, сложенными без цемента. Весною их копали кирками или железными лопатами, а потом делали маленькие гряды, чтобы засевать на них овощи. Большею частию сеяли лук, потом – огурцы, тыквы, стручковый перец и того петрушки. Кругом огорода засевали кукурузу, кое-где подсолнечник и коноплю. Последние разулись больше для украшения огорода, чем для пользования ими. Были и такие хозяйки, которые не имели своих огородов, а потому, чтобы не остаться, глядя на других (не завидовать), приносили на плечах своих мешки с землею и, насыпав ее на окраинах кыш, на плоские камни или же в горшки, разводили ней перец, лук и чеснок. Все вообще огороды тщательно поливали и очищали от сорных трав». Несмотря на недостаток плодородных земель в горных районах Дагестана, по берегам Андийского, Аварского и Казикумухского койсу цвели великолепные сады, а ущелья были превращены в парники, в которых произрастали персики, абрикосы, хурма, тутовник, груши, сливы и другие фрукты. Заметное развитие, особенно в Северном и Приморском Дагестане, получило виноградарство.

Кавказская администрация прилагала определенные усилия по развитию в Дагестане садоводства, виноградарства и посевов технических культур. В районе Дербента было высажено множество садов, в которых произрастали деревья, выписанные из Крыма и Южной Европы. В первой половине XIX века Кизляр превратился в центр виноделия: с 1800 по 1818 год число виноградных садов здесь выросло в 3 раза. В 1846 году в Кизляре насчитывалось свыше 11,5 млн. виноградных лоз. Л. Н. Толстой в «Кизлярских садах» писал: «Вы или идете по прекрасной, чисто выметенной и усыпанной песком дорожке, или стоите в тени огромных фруктовых дерев. Превосходные спелые плоды: груши, персики, абрикосы, бергамоты, сливы качаются на ветках, и вам стоит только протянуть руку, чтобы сорвать их. Кругом вас, справа, слева, спереди – целое море винограда, – и ничего больше, кроме винограда. Зелени не видать. Редко где-нибудь по высокой торкалине вьется лоза, на которой осталось несколько листов яркого кровавого цвета; остальные листы, запыленные, почерневшие, съежившиеся от солнца, прячутся между черными и темно-синими гроздьями, только кое-где прозрачными. Янтарные кисти белого и розового винограда нарушают это однообразие… Беспрестанно самые разнообразные звуки заглушают их (казачек – Авт.) голоса: то скрип арбы, нагруженной виноградом и тихо подвигающейся по дорожке; то однообразная песнь ногайца, который, где-нибудь на заводе, стоит в каюке, держится обеими руками за перекладину и лениво топчет мешки с виноградом голыми ногами, по колено выпачканными в красную, как кровь, чепру; то повелительный голос томады, который по-армянски или по-татарски отдает приказания своим разноплеменным работникам; то веселый женский смех или звонкое, несколько визгливое пение казачек, которые режут виноград в ближайшем саду…»

В районах Дербента и Кизляра в «обывательских садах» выращивали шафран, который «нимало не уступал лучшему европейскому». Дальнейшее развитие получило табаководство. Кроме местных, в Дагестане выращивали и привозные сорта. В 1849 году семена гаванского табака, привезенные с Кубы, были посеяны в Дербентском уезде, Южном Табасаране и Ахтах. Табак, выращенный на Северном Кавказе, использовали 9 фабрик, размещавшихся главным образом в Екатеринодаре, Армавире, Майкопе, Владикавказе и Порт-Петровске.

Для обеспечения сырьем развивающейся текстильной промышленности России в 30-х годах XIX века были увеличены посевы хлопчатника, причем для улучшения качества хлопка были выписаны из-за границы семена особо ценных длинноволокнистых сортов.

«Каспийская мануфактура» в Порт-Петровске, возникшая в конце XIX века, обслуживалась 700 рабочими и давала половину хлопчатобумажных тканей, вырабатывавшихся в Дагестане.

В качестве красителя широко использовалась кавказская марена, вывоз которой из Дагестана увеличился в десятки раз, почти полностью вытеснив с русского рынка иностранный крапп (красильная марена). В 1864 году в Дербенте была построена крапповская фабрика, вырабатывавшая ежегодно свыше 17 тыс. пудов марены.

В Кайтаге, Табасарани, Кумыкии и в районе Кизляра широкое развитие получило шелководство. Только в 1 846 году из Дагестана на Царь-Абадскую шелкомотальную фабрику близ Нухи было доставлено свыше 12 тыс. пудов шелка-сырца.

Во второй половине XIX века, особенно в равнинных районах, стали использоваться машины фабричного производства: трех-четырехлемешный железный плуг («Буккер»), жатка («лобогрейка»), молотилка, сноповязалка, сенокосилка, конные грабли и т. д. Увеличилось производство зерновых культур, особенно кукурузы.

Большое количество зерна шло на продажу. «Ввиду сбыта ржи и кукурузы на винокуренные заводы, горское население Кубанской области, преимущественно той ее части, где находятся оные заводы, значительно увеличило распашку земли под эти хлеба, преимущественно под кукурузу, которая обращается в продажу не только на заводы Кубанской области, но и Ставропольской губернии», – сообщал начальник области в отчете за 1881 год. Осваивали в Кубанской области и новые культуры, в частности гречиху. В плоскостных аулах адыгов сложился свой земледельческий четырехлетний цикл, предусматривавший чередование культур и черный пар. В Кабардино-Балкарии с 1867 по 1890 год производство кукурузы выросло с 80 тыс. до 800 тыс. пудов, то есть в 10 раз, а валовый сбор зерна – в два с лишним раза.

У чеченцев и ингушей Терской области площадь посевов под пшеницей увеличилась на 46%, кукурузы – на 39%– Вместе с тем в горных районах Чечни и Ингушетии под пашню использовалось лишь 8% площади, пригодной для полеводства. Земледелие здесь было орошаемым, с обильным удобрением, иначе на скудных высокогорных землях ничего не родилось. Оросительные каналы отводили от горных ручьев и, используя напор воды, заставляли ее течь не только по ровной местности, но даже с небольшим (до 15 градусов) подъемом. Орошали как пахотные земли, так и сенокосы вблизи аулов.

Исследователь Кавказа А. П. Берже писал: «Верхне-Аргунские чеченцы мало занимаются хлебопашеством и не имеют достаточного хлеба для собственного прокормления; они получают хлеб, соль и другие жизненные предметы от жителей нижних аулов, которым местность более благоприятствует хлебопашеству».В Дагестане во второй половине XIX века господствовала паровая трехпольная система, залежная встречалась крайне редко. В горах продолжало развиваться террасное земледелие. В низменной и предгорной частях преобладали озимые, в нагорной – яровые культуры. Первое место среди зерновых занимала пшеница (50-60% всего урожая), второе – ячмень (25-30%). В ряде районов равнинного Дагестана важную роль играло рисосеяние (чалтыководство). В горах же под пашней находилось лишь около 6% от общей площади земель. На небольших полях новая, более совершенная техника не могла развернуться. Урожайность зерновых по-прежнему была низкой. Товарный хлеб производился только в отдельных местах Дагестана. В 1889 году, например, в Дагестане приходилось продовольственных культур на душу населения в 2,5 раза меньше, чем в Терской области, в 4 раза меньше, чем на Ставрополье и в 6,6 раза меньше, чем на Кубани. Из-за отсутствия больших городов на Северном Кавказе садоводство и огородничество носили в основном потребительский характер и не были связаны с рынком. Тем не менее, у горцев, особенно адыгов, накапливался опыт выращивания фруктов; народной селекцией были выведены наиболее подходящие к местным природным условиям сорта яблок, груш, слив, персиков и др. Улучшением сортности занимались земледельческие школы, при которых возникли питомники.

Большие успехи были достигнуты в огородничестве, особенно в разведении картофеля, который теперь вырастал даже в горах. В Терской области, например, только с 1886 по 1894 год посадки картофеля выросли в 5 раз. Выращивали также свеклу, морковь, лук, чеснок и капусту.

Серьезные сдвиги произошли к концу XIX века в виноградарстве, превратившемся в отрасль торгового земледелия. Особенно славился своими виноградниками Дагестан, прежде всего районы Кизляра, Дербента, Порт-Петровска, Темир-Хан-Шуры, Хасавюртский и Кайтаго-Табасаранский округа.

Стада на альпийских лугах

Скотоводство на Северном Кавказе являлось одной из основных отраслей хозяйства. По словам историка Н. Дубровина: «Скот одевает все горское население… с папахи и кончая подошвою чувяка, во все домашнее, дает горцам ценный на рынке продукт – осетинский сыр, бурки, паласы, войлоки, кабардинские и чеченские, и осетинские сукна».

Жители равнинной и предгорной зон занимались разведением преимущественно крупного рогатого скота, у населения нагорной зоны было развито овцеводство.

Сложились и свои системы скотоводства: на Западном Кавказе – отгонная, со стойловым содержанием зимой; у народов Восточного Кавказа – отгонно-пастбищная, связанная с дальними перегонами с летних пастбищ в горах на зимние, расположенные на равнинах. Зимние пастбища, как правило, арендовались у феодалов.

У каждого народа были свои скотоперегонные дороги с водными источниками и удобными местами для отдыха. По мере таяния снегов скот двигался все выше в горы, в районы альпийских и субальпийских лугов. С конца августа начиналось обратное движение стад, так как в горах бывают ранние заморозки.

Перегон скота, содержание кошар, заготовка кормов осуществлялись совместно несколькими хозяйствами, объединявшимися в «кош».

Овцы

По словам посетивших Западный Кавказ в конце XVIII – начале XIX века П. Палласа и Ю. Клапрота, черкесы обладали «большим количеством овец», а у кабардинцев овцеводство «составляло их богатство, важнейшую часть их хозяйства». Мясо овцы являлось обычной пищей жителей Кабарды, употреблявших его «в вареном виде без соли и хлеба». В 1900 году численность овец и коз в черкесских аулах почти в 3 раза превышала численность крупного рогатого скота.

Адыги, располагавшие обширными альпийскими пастбищами в бассейнах Лабы, Пшиша, Афипса, Фарса и других рек, вывели свою породу овец, называвшуюся «адыгауаса». По данным Хан-Гирея, относящимся к 30-м годам XIX века, адыгская овца считалась разновидностью степной калмыцкой, но была более приспособлена для обитания в горах. Курдюк этой овцы не раздваивался на конце, как у калмыцкой; ее шерсть была черного, белого или серого цвета.

Калмыцких овец разводили в основном жители степного Предкавказья – ногайцы и туркмены. Овцы эти были крупнее и давали больше мяса, зато шерсть их была грубой, рыжего, рыжевато-каштанового и изредка белого цвета.

Овцеводство было развито и у абазин. В одном из русских документов, датируемых 1812 годом, сообщается: «Абазины разводят не только лошадей, но и весьма большое количество баранов и с них собирают шерсть, делают сукна, бурки для себя и на продажу соседним народам».Другой, более поздний источник отмечает, что группа абазин, обитающая «на высоких горах по левому берегу Лабы, имеет множество отар овец, которых летом содержит в горах, а весной-осенью около Кубани». Большинство абазинских семей имело по несколько сот овец; отары же крупных феодалов насчитывали от 5 до 8 тыс. голов. В то же время причерноморские шапсуги, обитавшие в других природных условиях, имели возможность разводить только коз, а некоторые предгорные аулы бжедухов и натухайцев из-за отсутствия кормовой базы могли содержать овец и коз лишь в ограниченном количестве. Примерно так же было в Абхазии, жители которой, по словам Ф. Ф. Торнау, «скотом беднее прочих горцев». Особенно развито было овцеводство в Приэльбрусье у карачаевцев и балкарцев. По источникам XVIII века эти народы платили кабардинским князьям дань овцами, арендуя у них земли под зимние пастбища. Ю. Клапрот писал о балкарцах, что «их стада овец значительны», а И. Бларамберг указывал на то, что они «для животных покупают много каменной соли» на Кавказской линии и у кабардинцев. Балкарцы, замечает автор, «отправляют свой скот в Кабарду, что ставит их в зависимость от кабардинских князей».

Ф. Ф. Торнау отмечал: «Карачаевцы занимаются скотоводством и выделыванием сукон и бурок, которыми торгуют». Во второй половине XIX века у кабардинцев и черкесов значительное распространение получила карачаевская порода овец, славившаяся высокими вкусовыми качествами и добротной шерстью. Автор «Заметок о Карачае и карачаевцах» А. Дьячков-Тарасов писал: «Руно карачаевских овец было в почете у всех горцев». В этот же период переориентируются на рынок овцеводческие хозяйства Балкарии. По данным Н. Т. Тульчинского, с 1867 по 1895 год число овец в них выросло вдвое. В среднем на одно хозяйство приходилось от 80 до 140 овец.

Овцеводство составляло главное традиционное занятие осетин. Овцы давали мясо, молоко, сыр, шерсть, кожу; они являлись мерилом стоимости и предметом натурального обмена. Почти во всех обществах Северной Осетии выплата феодальных повинностей производилась в основном овцами и продуктами овцеводства. В Тагаурии, например, ежегодно с каждого крестьянского двора феодалу отдавали ягненка, большого барана, воз сена, круг овечьего сыра, 10 фунтов масла, а в случае убоя скота – часть туши.

Ю. Клапрот, изучавший в начале XIX века язык и быт осетин, писал: «Скотоводство составляет основное занятие осетин, и стада овец являются главным богатством народа. Они обменивают своих овец у грузин и имеретинцев на шелковые ткани, полотно, хлопчатобумажные ткани, ситец, золотые и серебряные нитки, медную и железную посуду и инструменты».

Занятие скотоводством в условиях высокогорья было делом нелегким. В XVIII веке грузинский царевич Вахушти Багратиони в своей «Географии» так писал об Осетии: «Плодородность этой страны незначительна, ибо никакие другие зерна не родятся, кроме пшеницы, ячменя и овса, по причине холода, позднего лета и ранней осени; но и это не засевается изобильно по малоземелью и скалистой местности… Домашние животные суть: овцы без курдюков, с хвостами, малорослые коровы, лошади, козы, свиньи – и не много их. И так как имеют мало пастбищ и покосов, потому овец не держат более 20– 100, а также лошадей и коров по 10-40, но не более».Переселение осетин в начале века на равнину позволило им значительно увеличить свои отары. У осетин с давних времен существовала своя порода овец. Известный агроном, член Кавказского сельскохозяйственного общества В. Н. Геевский писал: «Осетинская порода овец – горная в полном смысле слова; для нее доступны самые крутые и возвышенные пастбища, на которых у непривычного человека несомненно закружится голова».Мясо этих овец отличалось высокими вкусовыми качествами и совершенно не имело запаха, свойственного баранине. Из длинной шерсти осетинских овец выделывали превосходные сукна, бурки, башлыки и др. В конце века, получив возможность держать свои стада в моздокских и кизлярских степях, осетины начали разводить карачаевскую и тушинскую породы овец, более приспособленные к дальним переходам.

О скотоводстве в Ингушетии В. Багратиони писал: «А ущелья эти весьма крепки и недоступны для врагов по причине гор, скал, теснин, рек и лесов; скудны и непроизводительны, бедны скотом…»Развитие овцеводства тормозилось нехваткой лугов, сенокосных и пастбищных мест. Н. Ф. Грабовский, автор исследования «Экономический и домашний быт жителей горного участка Ингушского округа», считал, что на одну ингушскую семью в среднем приходилось не более 20 овец и лишь некоторые семьи имели до 200 голов. «Каждый из наибольшей части горцев, – пишет он, – довольствуется одною лошадью или одним ишаком, имеет лишь одну корову; нередко можно встретить и таких, которые ровно ничего не имеют».

В Ингушетии овец разводили преимущественно в горах. На равнинной части, у мецхальцев и назрановцев, овцеводство стало второстепенным после земледелия занятием. Ингуши разводили карачаевскую, тушинскую и другие породы овец, нередко скрещивая их друг с другом. Карачаевская овца давала в год 3 фунта шерсти и 12 фунтов сыра, тушинская, соответственно, 5 и 15 фунтов.

Отгонное скотоводство имело давние традиции и в Чечне. В качестве зимних пастбищ употреблялись притеречные и кизлярские степи, за пользование которыми платили местным феодалам и шамхалу Тарковскому. Как пишет Б. А. Калоев, названия целого ряда населенных пунктов и тейпов Чечни напрямую связаны с занятием скотоводством. Например, Аллерой можно перевести как «живущие на отгонных зимних пастбищах». Дишни – «место для пастьбы скота», Шалажа – «где находилось овечье стадо» (или: «овцы овцевода Шала»), Божа бежа бассую – «Склон, на котором пасли скот», «поле, на котором находились кутаны» и т. д.

В XIX веке жители ряда равнинных сел Чечни, покупая у горских чеченцев шерсть, занимались производством сукна, бурок и паласов для себя и сбыта их в других местах. В горах скотоводство для чеченцев было основным, а земледелие – второстепенным занятием. Крупные овцеводы имели до 1000 овец, многие хозяева – 300 и более. Разводили в основном тушинскую и андийскую породы овец. По словам историка Н. П. Гриценко, первая «отличалась не только хорошим вкусом мяса, но и белой, длинной, тонкой, мягкой, без примеси грубого волокна шерстью. Шерсть тушинской овцы высоко ценилась на рынке. Большими партиями ее вывозили в Центральную Россию, а на ковровой фабрике Коверковых близ станции Пушкино Московской губернии из пряжи тушинской шерсти изготовляли ковры. Из жирного и густого молока овцы производили высокоценимый тушинский сыр. Андийская черная в отличие от андийской белой породы овец была распространена в северной части Андийского округа (селение Ботлих), а также в Веденском округе Терской области… Из шерсти на месте изготовляли тысячи бурок, которые сбывались в Тифлисе и других местах». Надтеречные чеченцы разводили также калмыцкую, кумыкскую и ногайскую породы овец, более приспособленные к жаркому и сухому климату равнин. Схожее с Чечней положение сложилось в равнинных и нагорных районах Дагестана. Абдурахман, сын шейха Джамалуддина Казикумухского, в своей «Книге воспоминаний» сообщает о дагестанском обществе Анди: «Овцы андийцев все черного цвета. Белых овец они покупают редко, так как производят бурки из черной шерсти. По этой причине они предпочитают черных овец, которых у них много, и нет селения, где не производят бурки. Пища и одежда андийцев целиком из овец. Количество посевных наделов у них среднее. Урожаи собственных посевов их хлебом не обеспечивают, и они привозят его из Чечни…»

Путешествовавший осенью 1867 года по Дагестану Н. И. Воронов писал: «Некоторые из верхнедагестанских обществ владеют громадными стадами баранов, и с каждым годом стада эти увеличиваются и увеличиваются. По признаниям самих горцев, за последнее время мирной жизни баранта их увеличивалась по крайней мере 8 раз… Так, например, общество Тлейсерух вместе с Мукратлем, при населении до 4 тыс. душ, владеет стадами баранов в 112 тыс. голов, что дает средним числом по 28 баранов на каждую душу населения. Поэтому уже можно заключать о среднем достатке горца, как овцевода.

Что собственно до Гида, то его баранта не многочисленна. По показаниям местного наиба и некоторых… гидатлинцев, такой большой аул, как Орода, владеет всего стадом баранов в 2,5 тыс. голов, или средним числом по 8 баранов на двор. Но зато Гид славится между среднедагестанскими обществами своими стадами рогатого скота, вследствие чего здесь развито в значительной степени молочное хозяйство: гидатлинское масло вывозится на продажу и в соседние общества, и в близкие русские укрепления Дагестана. Официально в Гиде числится до 10 тыс. голов рогатого скота, что дает средним числом около 5 штук на каждый двор.

Вот главнейшие элементы здешнего хозяйства. Приводя к общему заключению все предыдущие показания, мы увидим перед собою такое общество, в котором каждое среднее семейство обеспечено 40 сабами зерна, 5 штуками рогатого скота и 8 баранами. Кроме всего этого, в помощь хозяйке есть хоть один ишак…» Овцеводство имело много общего в разных регионах Кавказа: в определенное время проводили стрижку, кастрирование, случку, распределяли овец по возрастным и половым группам. Продуктивность увеличивали за счет скрещивания местных пород с такими знаменитыми породами, как карачаевские и тушинские в горах, калмыкские и ногайские – в предгорьях и степях. Характерной чертой являлось также содержание овец отарами по нескольку сот голов. Козы

В каждой овечьей отаре был козел-вожак. Традиция эта уходит корнями вглубь веков. Животное подобного типа запечатлено еще на бронзовых предметах Кобанской культуры. Козел-вожак – популярный сюжет фольклора, в том числе нартского эпоса народов Кавказа. В сказаниях он нередко предстает в образе пастуха: пасет отару, загоняет ее на ночь в пещеру. Так, в ингушском сказании «Колойкант» пастуха Колояканта часто заменяет козел-вожак, умеющий говорить по-человечески.

Разведение коз было выгодным занятием, особенно в некоторых горно-лесистых районах региона. Коза давала мясо, сало, молоко, пух и мех. У адыгских народов козлятина считалась лучшим угощением для почетного гостя, поэтому коз нередко откармливали зимой на мясо. От козы в год надаивали до 45 ведер молока (больше, чем от коровы), обладавшего большой жирностью (4,5%). Его употребляли в натуральном виде или смешивали с коровьим и овечьим молоком для получения масла и сыра. Из пуха козы делали высококачественное сукно, шедшее на башлыки, бешметы, черкески, а также войлочные шляпы. Козу стригли раз в году весной, получая до 1,5 фунта шерсти. Из козьей шерсти выделывали бурки, войлок, подстилочную ткань, веревки и другие предметы домашнего обихода. Шкуры шли на изготовление сафьяна, бурдюков, мешков для хранения зерна, муки и других сыпучих тел, намазлыков (молитвенных ковриков). В течение года коза могла дать два приплода по 1-2, реже 3 козленка.

Козоводство было основой хозяйства шапсугов, особенно приморских. На Западном Кавказе коз разводили также бжедухи, абазины и другие народы. Поэтому, даже после эмиграции большей части адыгов в Турцию численность козьих стад в Кубанской области оставалась весьма значительной. В центре области – Екатеринодаре – регулярно проводились выставки, на которых экспонировались козы различных пород и получаемые от них продукты. В Кабарде козы составляли до 20% стада. Кабардинцы считали, что козлятина вкуснее баранины, а сушеное мясо коз обладает целебными свойствами. Много коз содержали и ногайцы.

В верховьях Черека некоторые хозяева держали до 100 коз мясомолочной породы. Такие же стада имелись в горских хозяйствах Чегемского и Баксанского ущелий. В соседнем Карачае коз разводили только в районах, не имевших хорошей земли. «Коза – признак бедности; овцу создал бог, а коза присоединилась по пути», – гласит карачаевская поговорка. Разводили коз и в горной Осетии. Особенно ценился у осетин козий пух, который в апреле счесывали гребнем, получая с одной козы в среднем около четверти фунта. Сукно из козьего пуха стоило в несколько раз дороже обычных. Из него изготавливали не только традиционные черкески и башлыки, но и модные дамские платья. В Ингушетии и Чечне козьи стада были немногочисленны. Больше всего коз держали жители современных Ножай-Юртовского и Веденского районов.