Текст книги "Я рискну (ЛП)"
Автор книги: Шантель Тессье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Я рискну
ПЛЕЙЛИСТ
DIAMANTE – «Sleepwalking
Like A Storm – «Love the Way You Hate Me
Papa Roach – «Gravity»
Korn – «Coming Undone»
Onlap – «Everywhere I Go»
Sivik – «High – Remastered»
No Resolve – «Love Me to Death»
Nothing More – «Sex & Lies»
Divide the Day – «Fuck Away the Pain»
Starset – «Die for You»
Eminem, Rihanna – «Love the Way You Lie»
Chase Atlantic – «Triggered»
From Ashes to New – «An Ocean of its Own»
Egypt Central – «White Rabbit»
The Veer Union – «Bitter End»
Breathe Carolina – «Shots Fired»
Sick Puppies – «Here with You»
Skillet – «Feel Invincible»
Shinedown – «How Did You Love»
Ruelle – «Fear on Fire»
Too Close To Touch – «Sympathy»
Theory of A Deadman – «Angel»
Meg Myers – «Desire»
Blacklite District – «With Me Now»
Nothing More – «Go To War»
Valerie Broussard – «A Little Wicked»
ПРОЛОГ
КОУЛ
Вы когда-нибудь были на похоронах, где проповедник стоит перед друзьями и близкими покойного и говорит о том, каким дерьмом был этот человек? Как он издевался над своей женой? Или потратил сбережения своей семьи, чтобы прокормить свою игровую зависимость? А во время мальчишника, когда он нюхал кокаин из задницы проститутки?
Я тоже.
Почему, когда мы умираем, мы становимся святыми?
Вы слышите, как проповедник говорит что-то вроде: «О, Джон Смит был прекрасным человеком, который любил свою жену и детей», тогда как на самом деле он должен говорить: «Джон Смит был никчемным куском дерьма, который трахал несовершеннолетнюю няню при каждом удобном случае, пока его жена работала на двух работах и воспитывала его неблагодарных детей».
И давайте не будем забывать, что покойный в гробу перед вами даже никогда не ходил в церковь. И уж тем более не знал проповедника, который так высоко о нем отзывается. Все, что он знает, – это истории, которые ослепленные близкие записали на маленькой карточке, чтобы он поделился с ними.
Чертова марионетка.
Я не внимательно читал Библию, но знаю, что Господь говорит, что, если мы исповедуем наши грехи и попросим прощения, он очистит наши души, и мы будем прощены.
Пуф. Это как волшебство.
Возникает вопрос: а что, если вы не сожалеете? Что, если вы не хотите быть прощенным?
Никакое количество святой воды не сможет очистить мою душу, и я смирился с этим, потому что, когда я согрешил, я понимал, что однажды мне придется заплатить. Все мы рано или поздно умрем. Вы можете быть одним из тех людей, которые зарывают голову в песок, чтобы не говорить об этом, сколько угодно, но это жизнь!
Жить или умереть.
Рай или ад.
Ангел или демон.
Все черное и белое. Нет никаких серых зон.
Так скажите мне… когда вы будете лежать в гробу перед друзьями и семьей, что они подумают о вас? Поверят ли они проповеднику, который несет чушь, или поймут, что тебе было все равно, будешь ли ты гореть вечно?
Я не религиозный человек. Очевидно. Но знаю следующее. Когда я буду проклят в аду, это будет потому, что я, блядь, заслужил это.
ГЛАВА 1
КОУЛ
Я смотрю на темное, пасмурное небо. Официально наступил новый год. Первое января. Кто-то посчитает это шансом начать все сначала, но я не такой, как большинство людей. Солнце село несколько часов назад, но я остался здесь, в подогреваемом бассейне, пытаясь очистить свой разум. Но, как всегда, в голове бардак. Постоянно напоминает мне о том дне. День, который забрал у меня так много… как будто мне есть что отдать.
Но я не отдал.
Я стою у барной стойки на кухне рядом с моими друзьями Илаем и Лэнденом. Мэддокс, другой наш друг, стоит напротив нас.
– Давай. Возьми его, – дразню я Мэддокса, глядя на секундомер в телефоне.
Он делает длинный вдох и откидывает рюмку.
– Пять, – считаю я, и все в комнате кричат и аплодируют ему.
– Черт, мужик. – Он задыхается. Кладет ладони на барную стойку склоняя голову. – Ты и не думал, что это так сложно.
Илай смеется рядом со мной.
– Ну ты и пиздабол.
– Посмотрим, как ты выпьешь пять рюмок Крауна.
Илай отмахивается от него, как от пустяка.
– За одну минуту, – добавляет Мэддокс.
Илай закатывает рукава.
– Выстрой их в линию.
Капля дождя падает мне на лицо, я переворачиваюсь на живот и ныряю на дно бассейна. Я сижу здесь и просто наслаждаюсь тишиной. Пытаюсь забыть. Но они всегда возвращаются ко мне. Как призраки. Они преследуют меня, напоминая, что я их подвел.
Делаю длинный вдох, наблюдая как пузырьки всплывают на поверхность. Закрыв глаза, сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как в груди становится тесно от нехватки воздуха. Я продержался еще немного.
Что-то ударяет меня по руке, открыв глаза, замечаю, спасательный круг. Упираясь ногами о дно, я выныриваю, глубоко вдыхая холодный ночной воздух.
Я вижу своего лучшего друга Дика, стоящего возле шезлонга и столика. Белый зонтик около стола защищает его от дождя.
– Мы готовы, – говорит он, засунув руки в карманы черных джинсов.
Я подплываю к бортику бассейна и вылезаю. Схватив полотенце со стола, оборачиваю его вокруг бедер.
– Где ребята? – спрашиваю я.
– Встретят нас там.
Я киваю и провожу рукой по растрепанным волосам, стряхивая с них воду. Дик смотрит на темный бассейн.
– Как плечо?
– Нормально, – вру я. Оно всегда болит, но я научился жить с этой болью.
Он кивает, как будто верит мне. Но не верит.
– Киллану не нравится твой план.
– Тогда Киллан может сидеть без дела, – огрызаюсь я.
– Я так ему и сказал. Но ты же его знаешь. – Он вздыхает. – Он думает, что люди будут искать его.
– В том-то и дело.
Убиваете мышь, оставляете ее на виду, тогда другие грызуны выходят, чтобы полакомиться ею. Это называется приманка. Я собираюсь обойти его, чтобы направиться в дом, но он резко вскидывает руку, кладя мне на мокрую грудь, останавливая меня.
– Ты уверен, что готов, Коул? – Его внимание привлекает шрам на плече. – Я не сомневаюсь в твоем плане. Он надежный. Но я хочу убедиться, что ты сможешь его выполнить.
Я киваю.
– Мы ждали достаточно долго.
***
ОСТИН
Я сижу сзади и смотрю в окно белого внедорожника Escalade. Он оснащен всеми удобствами, необходимыми богатому человеку. Кожаные сиденья и руль с подогревом. Телевизионные экраны в приборной панели и подголовниках. Шины огромного размера с блестящими хромированными дисками. За тонированные окна. Громкая стереосистема. Интерьер бежевого цвета и пахнет кожей. Вещи, которых у меня никогда раньше не было. И никогда не нуждалась в них.
Он думает, что они меня запугают. Он ошибается.
Прошло десять лет с тех пор, как он видел меня в последний раз. Четыре года я не разговаривала с ним по телефону. Мне просто нужно пережить следующие четыре месяца, а потом я уйду после окончания школы. Через два месяца мне исполнится восемнадцать, и мне не придется жить ни с одним из родителей.
Рэйлан сбавляет скорость и сворачивает на широкую обочину перед поворотом на частную дорогу. Деревья, выстроившиеся вдоль узкой дороги, похожи на когти, так как ветви почти царапают бока и верх внедорожника.
– Он хороший человек, – говорит он, нарушая тишину.
Он тебя одурачил!
Фыркнула я, не видя ничего, кроме того, что позволяют видеть фары. Уже одиннадцать вечера субботы, и здесь, в глуши, жутковато.
Сколько я себя помню, отец предпочитал жить в уединении. Никто не выезжает так далеко за город. Поэтому он и выбрал этот участок. Он построил этот дом для своей жены, когда они поженились. Они решили поселиться в Коллинзе, штат Орегона, небольшом богатом городе на побережье, хотя в то время, когда он встретил ее, он жил в Вегасе. Она была артисткой, а у него были деньги. Идеальная пара.
– Он не часто бывает дома, – добавляет он, скосив на меня зеленые глаза в зеркало заднего вида.
Ну, это бонус!
Деревья рассекаются, сквозь мелкий моросящий дождь виднеется дом в пятидесяти ярдах от нас. Высотой в три этажа, он выглядит совсем как маленький замок, о которых я читала в сказках. Зеленые лианы вьются по стенам дома, как руки, хватающиеся за жизнь. Когда я была здесь в последний раз, то использовала их, чтобы вылезти из окна второго этажа. Белая лепнина и черные ставни делают его немного зловещим, когда его освещают ночью прожекторы с земли. В доме двенадцать каминов, гараж на шесть машин и жилые помещения для людей, которых он нанимает для выполнения работы, которую умеет делать его жена. В центре кольцевой дороги стоит пятиярусный фонтан. Большие деревья покрывают его двадцать акров земли, маскируя их от всех, кто окажется поблизости.
Рэйлан останавливает внедорожник и выходит из него. Следом за ним выхожу и я, захлопывая дверь. Единственный звук издает ветер, колышущий деревья. От капель дождя по коже пробегает холодок.
– Пойдем, – зовет он, уже поднимаясь по лестнице.
Пройдя мимо белых колонн вхожу в дом, перепрыгивая две ступеньки за раз. Останавливаюсь в массивном фойе, разглядывая черно-белый клетчатый пол и лестницу слева. Это место не похоже на дом. Оно больше напоминает музей с бесценными экспонатами. Пахнет так же. Деньгами. Хрустящими стодолларовыми купюрами. Как будто стены и пол сделаны из них.
– Остин? Это ты?
Услышав раздражающий голос, вздыхаю. В фойе вбегает жена отца, которая достаточно молода, чтобы быть мне старшей сестрой. Ее распущены светлые волосы идеально уложены. Макияж сделан таким образом, словно она только закончила краситься. Одетая в черные брюки и блузку в тон, выглядела она словно целый день работала в офисе.
Она не работает.
– Боже мой, ты такая взрослая, – визжит она, притягивая к себе в объятия. Запах ее дорогих духов вызывает желание чихнуть.
– Привет, Селеста, – отвечаю я, приобняв ее.
Она отстраняется, но держит меня за руки улыбаясь. Мягким взглядом карих глаз.
– Ух ты, неужели выросла?
– Так делают дети.
Она улыбается Рэйлану.
– Пожалуйста, положите вещи в ее комнату. – Затем она берет меня за руку и тащит из фойе по коридору. Мы поворачиваем направо в изысканную кухню. – Отец оставил их тебе, – говорит она, похлопывая по кухонному острову.
Подхожу к ним и беру в руки. Школьное расписание, набор ключей и кредитную карту. Вместе с запиской.
Купил тебе новую машину. Не разбей ее. Здесь немного денег. Лимит – тридцать тысяч.
Таков отец. Вечно покупал всякое дерьмо. Он откупился от моей матери. Купил нам большой шикарный дом, который она пустила на ветер. Подарил ей шикарную машину, которую она продала за еще большие деньги. Он дает ей больше алиментов, чем нам может понадобиться, но она тратит их на наркотики, алкоголь и своего парня. На что угодно, лишь бы удовлетворить свои потребности, а не мои.
– Он купил мне машину? – спрашиваю я.
Она взволнованно хлопает в ладоши.
– Хочешь пойти посмотреть? Она в гараже. Я помогала ему выбирать ее.
Качаю головой, в надежде, что она не покрасила ее в розовый цвет, чтобы соответствовать ее характеру.
– Уже поздно. И я устала.
Перелет из Калифорнии в этот гребаный город на побережье Орегона занял не так уж много времени, но ей не нужно этого знать. Мне бы не помешало немного поспать.
Она кивает, ее улыбка меркнет.
– Конечно. Давай я провожу тебя в твою комнату, – говорит она так, будто я не помню, где останавливалась в прошлый раз.
Оставляю все на стойке и следую за ней вверх по парадной лестнице, замечая отсутствие картин на стенах. Моя комната – первая дверь слева.
К моему удивлению, интерьер не похож на комнату подростка, которого вырвало. Она большая, с белой двуспальной кроватью и подходящим длинным комодом. С большими эркерными окнами, открывающими вид на лесной массив на заднем дворе, и телевизором, закрепленным на стене. Она выглядит так же, как и тогда, когда мне было семь лет.
Когда она смотрит на меня, я вскидываю бровь, отчего она нервно смеется.
– Я не знаю, что сейчас в моде. Но я подумала, что мы могли бы пройтись по магазинам на этой неделе, и ты сможешь выбрать что-нибудь для своей комнаты.
– Спасибо. Звучит неплохо, – говорю я, протягивая руку, беря с кровати темно-серый шарф.
– Я купила их, тебе, сегодня, – говорит она, протягивая другие четыре шарфа разных цветов. – Сейчас температура поднялась до пятидесяти[1]1
Прим. Пер. 50 градусов Фаренгейта – 10 градусов Цельсия
[Закрыть], но ночью по-прежнему холодно. Не знала, есть ли у тебя что-нибудь, ведь в Калифорнии довольно тепло.
– Спасибо, – благодарю, бросая их на кровать, покачиваюсь в Chucks[2]2
Прим. Пер. знаменитые кеды фирмы «Converse»
[Закрыть]. Просто хочу, чтобы она ушла. Одна особенность жизни с мамой заключалась именно в том, что я всегда была одна, и мне это нравилось. Тишина важнее бесконечной болтовни в любом случае.
– Что ж я оставлю тебя одну, чтобы ты освоилась. Понимаю, что уже поздно. – Она подходит ко мне и снова обнимает. – Я так рада, что ты здесь, Остин. – Затем она отстраняется и идет к двери, чтобы уйти, но останавливается. – О, Остин. Будь готова к десяти утра.
Хмурюсь.
– Куда мы едем?
Она ярко улыбается.
– В церковь. – Затем закрывает дверь.
Падаю на кровать, закрываю глаза. Мама отправляет меня к отцу, а он заставляет свою молодую жену-подростка нянчиться со мной. Жизнь не может быть хуже.
Достаю сотовый из заднего кармана, чтобы проверить, нет ли сообщений. Нет. У меня такое чувство, что мои друзья уже забыли обо мне. У меня их и так было немного. Покопавшись в сумочке, достаю свой дневник. Он был у меня столько, сколько я себя помню. Это моя терапия, когда нужно с кем-то поговорить, но никого нет рядом. Чем старше я становилась, тем меньше мне хотелось разговаривать с людьми. Дети моего возраста не хотят слушать о моих проблемах.
Поднимаюсь, когда слышу рев моторов и громкий бас снаружи. Подойдя к окну, выглядываю наружу из-за деревьев и вижу свет фар. Параллельно дому тянется грунтовая дорога. Помню ее с прошлого раза, как я останавливалась здесь. Раньше она вела к кладбищу на вершине холма, в паре Белый внедорожник какой-то марки останавливается первым, и две передние двери открываются. Я не могу разглядеть людей – слишком далеко и слишком темно, но они высокие. Вторая подъехавшая машина – маленькая черная двух дверная.
Быстро насчитав пять тел, наблюдаю, как все они направляются к задней части багажника. Открывают его, и один наклоняется и тянется вниз. Он вытаскивает мужчину. Тот падает на импровизированную гравийную дорожку в попытке отползти в сторону.
– Какого…? – Запнулась я, когда двое мужчин схватили его. Один за ноги, другой за голову, и пошли вместе с ним.
В итоге один мужчина захлопывает багажник, а другой вытаскивает из внедорожника черный вещмешок. После чего они уходят. Пригибаюсь, проверяя, не видят ли меня, но это глупо. Они ведь не знают, что я здесь, наверху, а сейчас уже одиннадцать вечера субботы.
Знают ли они, что здесь живет мой отец? Хотя деревья закрывают большую часть этой стороны дома, его все равно видно с того места, где они сейчас находятся. Неужели им просто все равно?
Подойдя к своему чемодану, я достаю черную толстовку и надеваю ее, прежде чем выйти из комнаты. Я быстро спускаюсь по лестнице и иду в заднее фойе.
Я открываю заднюю дверь достаточно, чтобы протиснуться, а затем, приседая, иду в дальний угол террасы. Я выглядываю из-за перил и вижу пять фигур. Двое по-прежнему несут мужчину, двое других держат в руках фонарики, освещая себе путь, а пятый идет позади них. Руки в карманах черных джинсов, голова опущена. Никто из них, похоже, не торопится.
– Я не знал… – причитает человек, которого они несут, в то время как другие смеются над ним. – Пожалуйста, – умоляет он. – Она никогда не говорила мне.
– Лгала? – спрашивает один, фыркая. – Наберись мужества и признай это, мужик.
– Вы меня убьете, – плачет он.
Они не реагируют на это заявление.
Листья и ветки хрустят под их весом, они идут все дальше и дальше от дома и вверх по холму в сторону кладбища.
Я прищуриваюсь и едва могу различить их фонарики. Куда они идут? Неужели они действительно планируют убить его? Или просто поиздеваться над ним? Я не могу не знать.
Приняв решение, я встаю, натягиваю толстовку на голову, и устремляюсь за ними.
Я следую за их фарами, стараясь держаться достаточно далеко позади них, чтобы меня не заметили. По пути я натыкаюсь лишь на пару деревьев. К тому времени, как мы достигли вершины холма, я вспотела и запыхалась. Кладбище наконец появляется в поле зрения, и я оглядываюсь назад через плечо, но все, что я вижу, – это темнота. Дом больше не виден.
ГЛАВА 2
КОУЛ
– Вот он, – говорит Дик, опуская ноги мужчины.
Шейн бросает его руки, и Джефф приземляется лицом вперед перед кучей грязи. Могила, которую он знает слишком хорошо.
– Что? – спрашивает он, делая крабовый шаг назад, но мои ноги останавливают его. Я пинаю его вперед. – Зачем ты это делаешь? – кричит он.
– Потому что мы верим в око за око, – отвечает Беннетт. – И я хочу, чтобы ты, блядь, ослеп.
Он поднимает руки вверх.
– Вы, ребята, просто дети… – Мои друзья смеются над этим.
– А ты просто жалкий кусок дерьма. – Дик плюет на него.
Мои четверо друзей обступают его. Как акулы. Я остаюсь на месте, лицом к нему и к кладбищу. Я вынимаю руки из карманов и закладываю их за спину, наблюдая, как он оценивает нас всех, взвешивая свои шансы. Они не в его пользу. Они никогда не бывают в чью-то пользу. Никто не сможет пройти через ББА, пока мы все не согласимся это сделать. А за уход приходится платить цену.
Которую большинство не может себе позволить.
– Прошу, пожалуйста… отпустите меня. – Он сглотнул, когда остальные посветили на него своими фонарями. – Я никому не скажу…
Их смех усиливается. Я подхожу к нему, и он смотрит на меня. Его залитое слезами лицо вызывает у меня тошноту. – У каждого поступка есть последствия, – начинаю я. – Ты можешь отрицать это сколько угодно, но мы все знаем, почему ты здесь. И мы считаем, что пришло время тебе заплатить.
– А как насчет твоих последствий, Коул? – Джефф кричит на меня, и я напрягаюсь. – А? Ты убил трех своих лучших друзей, и я не помню, чтобы тебе приходилось расплачиваться! – огрызается он.
Я плачу каждый день.
Дик делает шаг к Джеффу, но я кладу руку ему на грудь, чтобы остановить его.
– Все в порядке, Дик. Дай человеку выговориться. В конце концов, это его последние слова.
– Ты не Бог, мать твою! – кричит он, ударяя кулаками по мокрой земле. Ранее моросящий дождь теперь льет все сильнее, пропитывая нас всех. Я улыбаюсь. Найди эту борьбу, Джефф. Она тебе понадобится. – Вы, ребята, не можете так поступать с людьми.
Я оглядываю темное, заброшенное кладбище, где мертвые покоятся, а потом забываются.
Справа не видно скалы, но слышно, как океан бьется о зазубренные скалы внизу.
В этой воде течет кровь.
– А кто нас остановит? – спрашиваю я просто.
– Коул! – Он выкрикивает мое имя. Я наклоняю голову в сторону. – Я знал твою мать… Она бы очень стыдилась того, кем ты стал.
Медленная улыбка расплывается по моему лицу, когда воздух вокруг нас сгущается, как туман. Мои друзья делают шаг назад от нас, зная, что мне понадобится немного больше места.
– О Боже…
– Не поминай имя Господа напрасно, – говорю я.
– А ты не убивай людей, – огрызается он.
– Я собираюсь дать тебе шанс, – говорю я ему. – Шанс завоевать свою свободу. – Мы оба знаем, что это ложь. Он не сможет победить меня. Никто не сможет.
Его глаза переходят с меня на моих четырех друзей, которые все еще окружают нас. Их фонарики, светящие на него, позволяют мне видеть.
– Это какая-то больная шутка? – требует он.
– Вовсе нет, – говорю я, подтягиваясь сзади и хватаясь за заднюю часть своей черной футболки. Я срываю ее через голову и бросаю на землю в стороне от нас. Теперь, без рубашки, я готов к драке. Затем я достаю фонарик из заднего кармана джинсов и бросаю его туда же.
– Надеюсь, ты не упадешь в обморок при виде крови. – Я уже чувствую запах меди, и мой рот начинает наполняться водой (?). Черт, слишком давно я не дрался как следует. Я покрутил плечом, пытаясь снять напряжение.
– Ты прямо как твой отец, – кричит он. – Берешь, блядь все, что попадается тебе под руку.
Я слышу что-то позади себя. Слабый звук ломающихся веток. Но я не оборачиваюсь. Пока не оборачиваюсь. – Вставай и дерись со мной, – приказываю я.
Он качает головой.
– Он не хочет играть, – говорит Шейн с усмешкой.
– Я позволю тебе нанести первый удар. Более чем справедливо. – Не могу не улыбнуться.
Снова слышу этот звук позади меня, и он ближе. Специально быстро взглянул, и он сделал дешевый удар, как я и знал.
Он вскакивает на ноги и наносит удар по моему лицу. В ответ бью его кулаком в челюсть. Его голова откидывается в сторону, и я бью другим кулаком ему в нос. Его руки поднимаются, чтобы закрыть его, и он отшатывается назад. Я скрежещу зубами, когда костяшки пальцев треснули, когда я ударил его в рот. Его зубы разрывают мою кожу, как нож масло.
Мне это нравится!
Он падает на Дика, и тот удерживает его, пока я наношу удары снова и снова. Мой кулак попадает ему в живот, лицо и голову. Моя кожа продолжает трескаться. Кровь течет по кулакам, делая их скользкими. Дик устает держать его и толкает ко мне. Я замахиваюсь, наношу последний удар, и он падает на землю.
Я стою над ним, тяжело дыша, пот покрывает тело, когда дождь прекращается. Руки опущены по бокам, чувствую, как с них капает кровь, как из включенным крана – моя вперемешку с его.
Джефф начинает кашлять.
– Рискну дать тебе встать, – рычу я.
– Что… что это… такое? – Джефф задыхается, подбирая слова. – Еще один из твоих рисков? – Он кашляет. – Вы, ребята… и ваши больные… гребаные выходки…
– Нет! – Огрызаюсь я. – Это ты платишь за жизнь, которую забрал. – Мой голос становится громче, сжимаю кулаки, желая ударить его еще, плечо болит, но я не обращаю на это внимания.
– Когда ты получишь то, что заслуживаешь? – грубо шепчет он. – А, Коул? Какова твоя цена…?
Опускаюсь на колени, хватаю его. Мои сжатые кулаки поднимаются, а затем опускаются на его уже окровавленное лицо. Кричу от разочарования, когда он просто лежит и терпит. Хочу почувствовать жжение от удара. Хочу почувствовать, как лопается кожа. Мне нужно это почувствовать. Мне нужна боль. Я заслуживаю ее, в конце концов. Он прав. Я убил своих друзей.
Сжимаю в кулак его рубашку, отрывая хромую голову от земли, мои ноги все еще лежат на его бедрах. Его глаза темно-синие, лицо разбито, окровавлено. Наколаняюсь к его лицу, рыча.
– Дай мне то, что я заслуживаю! Почему бы тебе не поднять свою жалкую задницу и не ударить меня? – Мой голос повышается. – Почему бы тебе не быть гребаным мужиком и не сразиться со мной?
Он не реагирует. Его голова откидывается назад, так что я толкаю его вниз, в результате чего он ударяется головой о землю.
Дик хлопает меня по спине.
– Иди, пройдись, Коул. Дальше мы сами.
Встаю и отхожу от них на шаг, пока они поднимают его с земли.
Сжимаю руки в кулаки, наслаждаясь ощущением разбитых костяшек. Ветер усиливается, отчего кровь, покрывающая мое тело, стынет от холода.
Черт, как же я люблю драки!
Мой отец говорит, что я родился бойцом. Он говорил, что если человек не умеет пользоваться своими руками, то на что он годен? Разница лишь в том, что мой отец платит за использование чужих рук.
Позади нас хрустнула ветка дерева, и мы все обернулись посмотреть. Четыре фонарика пляшут в темноте.
– Ребята, вы что-то слышали? – спрашивает Дик.
– Я думал, что слышал. Но я ничего не вижу, – отвечает ему Шейн.
– Я пойду проверю, – говорю я, отходя от них. – И побыстрее. – Я поднимаю с земли фонарь и свечу им перед собой, слушая, как они смеются позади меня, приканчивая больного ублюдка, который заслужил каждую мелочь, которую получил сегодня.
Мои теннисные туфли хрустят по земле, и я останавливаюсь, чтобы просто послушать. Я выключил фонарь и сунул его в задний карман. Я знаю эту землю как свои пять пальцев. И здесь никогда никого нет. Никого, кто замышляет что-то хорошее.
Поместье Лоусов находится у подножия холма, но их никогда не бывает дома. А если по какой-то причине и приходят, то уже в постель.
Мои руки свисают по бокам, кровь медленно стекает с них и падает на листья. Мое тело жаждет большего.
Медленно делая шаг за шагом, я прислушиваюсь к парням позади меня, их голоса становятся все тише, чем дальше я от них отдаляюсь.
Звук справа от меня заставляет меня улыбнуться. Кто бы это ни был, он близко. Очень близко. Я стою и жду, не делая ни шагу. Он в темноте, как и я, потому что я не вижу никакого света. Затем я снова слышу звук. Это может быть животное, но оно не похоже на него. Я слышу два отчетливых звука – пара ботинок.
Я делаю шаг вправо и слышу вздох. Так близко.
Затем он бросился бежать. Его ботинки стучат по земле, и я бегу за ним. Я натыкаюсь на хрупкую фигуру, обхватываю ее руками и прижимаю к земле. Она издает раздраженный звук, и две руки бьют меня по лицу, не в силах установить контакт. Я хватаю их и прижимаю к бокам, а затем сажусь на них, чтобы прижать их под собой.
Я достаю из заднего кармана фонарик и включаю его, светя на нарушителя.
Темно-зеленые глаза смотрят на меня, обрамленные длинными темными ресницами. Нежно-розовые губы раздвинуты, в носу-пуговке, маленькая бриллиантовая сережка. Темно-каштановые волосы закрывают половину лица, и она рычит:
– Слезь с меня.
Она несколько раз моргает, свет ослепляет ее, но я не двигаюсь. Это мешает ей видеть меня.
– Слезь с меня, – требует она, задыхаясь.
Я наклоняю голову в сторону, наблюдая, как она извивается подо мной. Я никогда не видел ее раньше, а я знаю каждую женщину в этом городе. Я знаю каждую женщину в радиусе тридцати миль. Но не ее. Не это лицо. Она начинает сопротивляться сильнее, но я легко удерживаю ее. На ней черный балахон, и он поднят, закрывая макушку и боковую часть лица. Я тянусь вниз и дергаю его назад, заставляя ее вывернуть шею.
– Не трогай меня! – Ее голос срывается.
– Коул? – слышу я голос Дика.
– Сюда, – отвечаю я, не отрывая от нее взгляда.
– Ты, жалкий сукин сын…
– Что ты нашел? – спрашивает он, подходя ко мне. Он светит своим светом на нее, и она отворачивает от него лицо, закрывая глаза. Шесть сережек разных цветов бегут по ее уху.
– О, игрушка. Откуда она взялась?
– Не знаю.
– А есть еще? – спрашивает он.
– Пошел ты, – выплевывает она, пока ее тело нервно вздрагивает под моим весом.
Как много она видела? Знает ли она, что я чуть не забил парня до смерти? Она должна бояться меня. Моим демонам нравится ярость. Они питаются ею. А я никогда не был голодным.
Дик смеется.
– Мне нравится, когда у них грязный ротик.
Она выгибает спину и нежную шею, издавая крик разочарования, который раздается в темной ночи.
– Здесь тебя никто не услышит, – говорю я ей, моя свободная рука поднимается и обхватывает ее горло, но не душит ее. Кровь на моей руке покрывает ее загорелую кожу, как будто я рисую картину на ее теле. Она тяжело сглатывает.
– Никто не придет тебя спасать.
Она хнычет.
– Я люблю, когда они кричат. Давай, милая, – мягко говорит Дик. – Кричи для меня, – говорит он, опускаясь на колени рядом с нами. Он наматывает ее длинные темные волосы на свой окровавленный кулак и поворачивает ее голову в сторону, чтобы она повернулась к нему лицом.
Она обнажает свои идеальные зубы, втягивает воздух, но не кричит от его силы. Оба наших фонаря остаются на ее лице, и она щурится, пытаясь разглядеть.
Вдалеке я слышу рев мотора, когда Шейн, Киллан и Беннетт уезжают.
– Что ты делала здесь одна? – спрашивает он ее.
– Смотрела, как ты кого-то убиваешь, – огрызнулась она.
Он откидывает голову назад, смеясь над ее откровенностью.
– Тебе нравится смотреть, да? – спрашивает он.
Ее бедра выгибаются подо мной, но я удерживаю ее. Я в два раза больше нее, так что она никуда не денется. Она может изнурять себя сколько угодно.
– Какое совпадение. Я тоже, – говорит он ей с мрачным смехом.
Она напрягается, и он смотрит на меня.
– Давай, Коул. Устрой мне шоу. Я это заслужил. В конце концов, мы ей его подарили.
– Не надо, – шепчет она, ее губы раздвигаются, и она втягивает рваный воздух.
Я улыбаюсь ей, даже если она меня не видит. Моя рука опускается на ее стройную шею, и я провожу пальцами по ее коже и ключицам, стягивая при этом ее безразмерную толстовку. Кровавый след, который я оставляю за собой, заставляет мой член затвердеть в джинсах. Я чувствую, как учащается ее пульс, и мне это нравится. Страх в ее зеленых глазах. Звук ее неровного дыхания и дрожь ее тела.
– Ты знаешь, как я люблю выступать, – говорю я ему.
– Пожалуйста. – Ее тело дрожит от этой мольбы, а мои пальцы пробегают по ее плечу, снимая черную бретельку лифчика и наблюдая, как она исчезает в рукаве ее толстовки.
Дик хлопает меня по спине.
– Она уже умоляет тебя, Коул. Блядь! Это какой-то рекорд, да? – Он свистит.
Ветер подхватывает и развевает ее волосы по лицу, заставляя их прилипать к крови на шее и груди.
– Красный – твой цвет, – говорю ей.
– Оранжевый будет твоим, – рычит она, поднимая подбородок.
Я улыбаюсь ее словам.
Дик просто смеется.
– Она могла записать это, – говорит он, становясь серьезным.
Я вздыхаю, как будто эта мысль разочаровывает.
– Это было бы очень глупо с твоей стороны.
Я опускаю фонарик рядом с ее головой. Отпустив ее, я сажусь, и, как я и знал, она выдергивает свои руки из-под меня и поднимает их к моей груди, пытаясь отпихнуть меня от себя. Я не двигаюсь. Тогда она проводит ногтями по моей коже. Я чувствую, как она ломается от ее силы, и не могу сдержать стон от боли.
Я обхватываю ее запястья руками и поднимаю их над головой, прижимая к мокрой земле. Затем я подтягиваю свое тело к ее груди и сажусь на нее.
– Проверь ее карманы, – приказываю я Дику.
Она вскрикивает, пытаясь бороться со мной. Ее бедра выгибаются, она бьет ногами, но Дик вытаскивает сотовый из ее заднего кармана.
– Он заблокирован.
– Какой код? – требую я.
Она зажимает рот, а ее глаза сужаются. Мне нравится, что она борется. Большинство женщин уже рыдали бы. Я наклоняюсь и угрожающе улыбаюсь ей, хотя она все еще не видит меня. Понизив голос, я говорю:
– Либо ты даешь мне код, либо я забираю его у тебя. Что ты выберешь, милая? – Какая-то часть меня хочет, чтобы она заставила меня взять его. Я люблю, когда кто-то заставляет меня принимать решение за меня.
– Я не…
– Это не единственное, что мы собираемся взять, – говорит Дик, обрывая ее, и тут я слышу, как он расстегивает ее брюки позади меня.
– Нет! – кричит она. Ее руки сжимаются в кулаки, когда я держу их над ее головой. – Это сетчатка… это сканер сетчатки глаза, – торопливо говорит она.
– Чертовы технологии, – рычит он. – Что случилось со старыми добрыми временами, когда ты просто открывал телефон, и он, блядь, работал?
Он подносит его к ней, мой фонарик лежит на земле рядом с нами и светит ей на лицо. Он должен открыться, потому что он отодвигает его и начинает рыться в нем. Он ворчит.
– Что там? – спрашиваю я.
– Ни видео, ни фотографий нет. Но есть кое-что интересное.
– Я пыталась рассказать тебе. Я не записала, – говорит она, задыхаясь. Мой вес на ее груди затрудняет ее дыхание.
