Текст книги "Аномалия Шарли (ЛП)"

Автор книги: Ша Форд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Хорошо, теперь твоя очередь.

Я взяла самокрутку осторожно.

– Что я делаю?

– Вдохни и задержи дыхание как можно дольше. Затем выдохни.

– Как это будет ощущаться?

Анна пожала плечами.

– Это немного отличается у всех, но большинство людей просто чувствуют себя спокойно.

Звучало не так уж плохо. Я делала так, как говорила Анна, и мне удалось задержать дыхание на три секунды, прежде чем я закашлялась.

– Эй, неплохо! – Анна взяла самокрутку у меня из рук и, смеясь, похлопала меня по спине. – Выгони все это сейчас – вот и все.

Мне понадобилось полминуты, чтобы очистить легкие от дыма. Но даже после того, как я закончила кашлять, Анна не убрала руку. Вместо этого она набросила ее мне на плечи.

– Вау, это не здорово, – сказала она, быстро понюхав под мышкой. – Мне нужно помыться.

Я не думала, что она воняла: она пахла влажной землей и немного дымом.

– Можешь оставить, – сказала я, когда она попыталась пошевелить рукой.

Анна приподняла брови.

– Уверена? Я не хочу сбить тебя с ног.

– Да, я уверена, – сказала я со смехом.

Меня это не беспокоило. Я думала, что буду переживать, но нет. Ужасного ощущения, что я попала в ловушку, как когда Брендон держал меня за руку, не было. Может, потому, что Анна не сжимала мою грудь и не смотрела на мое тело так, будто хотела его разрезать.

Может, я была не против того, что она держала меня, потому что на самом деле ничего не изменилось: мы по-прежнему говорили о вещах, как и раньше, по-прежнему задавали вопросы и обменивались ответами.

Может, все было в порядке, потому что я знала, что она не причинит мне вреда.

А, может, это был дым.

– Твою…

– Ах, наконец-то добралось до тебя, да?

Анна рассмеялась, когда я прислонилась к ней сбоку. Обычно я не прижималась на кого-то так, но я чувствовала себя в облаке – облаке, которое я получала от запаха клея Уолтера, за исключением того, что это облако было не только в моей голове.

– Я не чувствую пальцев на ногах, – буркнула я. Потом, после панической мысли. – У меня есть пальцы на ногах…? Или я не забрала их?

– Откуда забрала?

– Из магазина пальцев ног.

Мое тело сотряслось от хихиканья Анны.

Где-то глубоко в единственном безоблачном уголке моего разума часть меня кричала: нет никакого магазина пальцев ног, дура! Но я знала, что если послушаю эту крошечную, невеселую Шарли, то снова начну обо всем беспокоиться. И я не хотела волноваться сейчас.

Я просто хотела посидеть с Анной и поговорить.

– Что, если бы жизнь была такой? – сказала она через мгновение. По тому, как она говорила, я могла сказать, что дым, должно быть, попал в нее: она звучала так же туманно, как и я. – Что, если бы можно было зайти в какой-нибудь магазин и выбрать, как ты хочешь выглядеть?

– Ты можешь: это называется формой предпочтения.

– Что?

– Ладно, ладно – смотри, – буркнула я, пытаясь сесть прямо. – Смотри.

– Я смотрю, тупица, – сказала Анна с оттенком веселья.

Но почему-то мне этого было мало: я схватила ее под подбородок.

– Смотри, это называется форма предпочтения. Больница дает ее, когда выигрываешь в лотерею для детей. А ты – ты заполняешь эту форму и можешь сделать своего ребенка похожим на кого угодно, – я махнула рукой так, что чуть не упала, – на кого угодно.

– Детская лотерея? – я ощущала, как Анна хихикала под моей ладонью; чувствовала ее горло, пока оно скользило под кончиками моих пальцев. – Откуда ты взяла эту хрень?

– Это не чушь. Это реально.

– О, угу, – ее рука скользнула вниз, обвила мою талию. – И ты можешь сделать их похожими на что угодно?

– Что угодно.

– И можно попросить оранжевые глаза?

– Конечно! Ну, я имею в виду, ты можешь попробовать, но это не всегда срабатывает, – я указала на свое лицо для примера. – Мои родители определенно не заказывали это.

– Ой, я думаю, ты милая.

– Да? Ну, Говард говорит, что я выгляжу так, будто кто-то сделал меня с тремя дополнительными порциями уродства.

Слова Анны были так сдавлены от смеха, что я едва могла их разобрать:

– Кто такой Говард?

– Он из Лаборатории – начальник отдела планирования. И он… плохой.

Что-то изменилось. Облако, которое заставило меня чувствовать себя такой спокойной и светлой, внезапно погасло. Он сжалось вокруг моей головы, сдавило до боли.

– Чем он плох?

Голос Анны доносился за тысячу миль. Кто знал, сколько времени потребовалось, чтобы эти слова достигли меня? Она могла говорить много лет назад.

– Он ищет меня, – услышала я свой голос. – Меня ищут.

Я не знала, кто они. Не знала, почему я это сказала. Мое тело качалось, когда перед моими глазами проносилась головокружительная буря картин, размывая то, что я знала, в мире, который я видела только во снах.

– Они… хотят что-то от меня…

Моя рука коснулась моей головы. Какое-то время я ощущала все: гул мыслей, которые бурлили у меня под черепом; кончики гладких белых костей внутри моих пальцев боролись с плотью; воздух между моим скальпом и этими микроскопическими гребнями…

Эти метки Даллас использовал, чтобы идентифицировать меня… они были связаны с чем-то, что было нужно Далласу…

В моих ушах раздался влажный шлепок. Будто кто-то прижал мою голову к динамикам телевизора, а затем увеличил громкость до упора.

Я с ужасом наблюдала, как серая штука выскакивала из затылка Ральфа. Я видела, как робот-манипулятор скользил внутрь, слышала, как каждый слой его кожи трескался под давлением. Затем появилась рука с массой плоти, слизью и трещинами – почему я никак не могла вспомнить, как она называлась? – и картинка увеличилась.

Со дна сероватой массы свисал хвост. Он цеплялся за позвоночник Ральфа своими корнями. Я слышала, как они один за другим рвались от силы роботизированной руки…

Затем он вырвался на свободу с хлопком.

– Шарли?

Я моргнула, и изображение исчезло.

– Я в порядке… я в порядке.

Анна смеялась, а мое тело резко прижалось к ней. Я ощущала себя так, будто только что очнулась в Растяжке: будто веревка, обернутая вокруг моей шеи, держала меня в подвешенном состоянии – ноги свисали над землей.

Я тянула и тянула, приподнимаясь, чтобы быстро глотать воздуха. Я ощущала, как мои руки медленно теряли силу. Знала, что я больше не смогу подняться. Смирилась с тем, что умру.

Теперь я пыталась вспомнить, как дышать.

– Что случилось?

– Без понятия, – фыркнула Анна. Теперь она обеими руками обнимала меня. Наши головы были прижаты друг к другу. – Ты просто замолчала и уставилась на огонь, как какой-то чудак.

– Кажется, у меня возникла мысль.

– Ах, – Анна взяла меня за руку. Мы молчали какое-то время, слушая, как пламя угасало. Потом она шепнула. – Эй, иди сюда.

– Зачем?

– Потому что я собираюсь исправить крысиное гнездо, которое ты называешь косой! – она повернула меня за плечи так, что я сидела перед ней. Я услышала резкий вздох, когда она увидела положение вещей. – Боже… ты хоть иногда их расчесываешь?

– Иногда.

– Когда за последние сто лет? Потому что у тебя тут полно всякого странного дерьма, – она схватила мою косу за хвост и потрясла ею. – Трава, листья… это жёлудь?

– Думаю, я бы знала, если бы у меня был желудь в моей… о, – она протянула руку и шлепнула орех в мою раскрытую ладонь. – Наверное, нет.

Анна втянула воздух сквозь зубы.

– Ну, это займет некоторое время. Не двигайся.

Как только я пообещала не двигаться, она приступила к работе.

Пальцы Анны были в моих волосах – и я не знала, почему, но я чувствовала слабость. Будто у меня кровь текла повсюду, кроме тех мест, где это было нужно. Где мне нужно было думать.

Ее руки расплели мою косу и скользили по прядям, по темным волнам в темпе, который давал мне достаточно времени, чтобы насладиться этим. Я чувствовала, будто все мои беспокойства манили к макушке и убирали через кожу головы.

Я не думала о Нормалах, Говарде или Далласе. Или как странно было ощущать чужие руки в моих волосах. Все, о чем я могла думать, это странная легкость в голове, это ощущение полного и абсолютного спокойствия. Я закрыла глаза и…

Вот оно снова, освещает тьму миром ужасных красок.

Анна провела кончиками пальцев по моему черепу, пытаясь убрать паутину травы с моих корней.

Спирали мягкого сероватого мяса пульсируют внутри мембраны…

Она скрутила длину моих волос в пряди.

…они скользят друг по другу, дергаясь в тисках полированного хрома…

Я ощущала легкую тягу, когда она стала их скрещивать одну над другой, спускаясь к основанию моей шеи.

…воспаленные и красные, растянутые до тех пор, пока их не станут толщиной с булавочную головку…

Она крепко сжала один законченный конец, начала другую косу.

…цепляясь корнями за массу влажной, розоватой кости…

Косы сплетались вместе, спиралью спускаясь вниз.

…долго не продержится, не продержится…

– Погоди.

Я задыхалась, меня трясло. Моя рука сжала запястье Анны, будто она была единственным, что поддерживало во мне жизнь. Огонь посреди нашего лагеря медленно становился четким. Его языки пламени ярко плясали в моих глазах. Он прогнал все эти ужасные картинки.

– Что такое? – прошептала Анна.

Я не знала, что сказать. Я не могла рассказать ей о своих кошмарах или о вещах, которые я видела, даже когда я бодрствовала. Я не могла сказать ей, что то, что я видела два месяца назад, было выжжено у меня в голове и разрушило все счастье, которое мне удалось выдавить из своей жизни.

Мне нравилась Анна. Она была первым человеком, который действительно заговорил со мной. И я не хотела, чтобы она останавливалась, потому что считала меня сумасшедшей. Поэтому я не могла сказать ей правду.

Но я должна была кое-что сказать.

– Ты в порядке, Шарли?

Когда я обернулась, то увидела, что лицо Анны изменилось. Ее щеки горели, а губы покраснели. Мягкие уголки ее глаз почти светились, они вглядывались в мое лицо. Ее руки не двинулись дальше по моим волосам, но она и не убрала их.

Она ждала, что я что-то скажу. Она ждала, чтобы узнать, все ли со мной было в порядке. Не против ли я, чтобы она продолжала.

Но я не могла. Я не могла позволить ей прикасаться ко мне, пока у меня в голове были эти картинки. Я не хотела, чтобы кто-нибудь прикасался ко мне – потому что эти воспоминания были отвратительны. И они вызывали у меня отвращение.

Она ничего не делала: я думала, это мог быть дым. Я думала, что то, что находилось в этих листьях, открыло ту часть моей памяти, где были все кошмары, и я думала, что это усугубило их. Что бы ни случилось, это точно не была ее вина.

Но сказала бы я что-нибудь об этом Анне?

Неа.

– Доброй ночи, – вырвалось у меня изо рта прежде, чем я успела подумать об этом, и я не могла взять слова обратно.

– Ладно, – она быстро убрала руки, – это что-то, что я…?

– Нет, я просто устала. До завтра.

Что со мной было не так?

Я с трудом подавляла крик, пока уходила – мои волосы свисали полукосой через плечо.

Что, черт возьми, со мной было не так?

Я хотела закричать на луну. Если бы был способ вычистить эти воспоминания из моей головы, я бы сделала это в мгновение ока. Мне было бы все равно, если бы мне пришлось засовывать палку в ухо и вытаскивать их по одному. Я бы все равно сделала это.

Я бы избавилась от Говарда и Ральфа и забыла бы о том, что я была Дефектом. Я бы забыла о Далласе. Я бы забыла обо всем. И я была бы просто… человеком.

Это было тем, чего я хотела.

Я замерла на краю деревьев, как раз перед тем, как ветви уступили место бледному пространству усыпанного звездами поля. Я обернулась и слушала, как говорили другие: Уолтер клялся, что когда-то повалил на землю пятиногую корову, Джон Марк говорил, что это был бык, Анна смеялась и называла их парочкой перегнувших идиотов.

Я смотрела на этих трех странных существ, сидящих вокруг костра, и пыталась решить, смогу ли я когда-нибудь вписаться. Они принимали меня, потому что мы выглядели одинаково. И потому что я изо всех сил старалась скрыть тот факт, что все мелочи, которые они делали – все человеческие вещи – бросались мне в глаза, как закат на воде. Правда в том, что я чувствовала, что только мой облик являлся человеческим.

Со мной что-то было не так.

* * *

Я плохо спала. Дым сделал мои кошмары слишком реальными: я могла продержаться в этой темноте всего несколько секунд, прежде чем снова вытаскивала себя наружу. К тому времени, как я смогла открыть глаза, уже рассвело.

– Анна? – я прошла в лагерь, пошатываясь в тисках чудовищной головной боли. – Эй, я…

Анна ушла. Ее место у костра опустело. Рейнджеров нигде не было видно. Остался только Уолтер: он наполовину свисал со своего спального мешка, посередине балансировала пустая бутылка. Она каталась между его грудью и животом, когда он храпел.

Я схватила бутылку и бросила ее в ближайший камень, где она разбилась со звуком выстрела.

– Что, черт возьми? – Уолтер упал, вертя конечностями. – Что…?

– Куда они пошли?

– Кто?

– Рейнджеры! – закричала я. У меня болела голова так же сильно, как и у Уолтера, но по опыту я знала, что единственное, что поднимал его с постели по утрам, – это ужасный шум. – Куда они делись?

– Они ушли – господи! – Уолтер упал, пытаясь показать. – Туда.

Я помчалась сквозь деревья, бежала так быстро, как позволяла моя раскалывающаяся голова. Мир прыгал, и содержимое моего желудка опасно плескалось. Но я продолжала двигаться.

Когда я, наконец, вырвалась на поле, я их увидела. Они не ушли далеко, может, на четверть мили к югу. Я могла добежать.

– Анна! Эй!

Она обернулась и стянула бандану с подбородка.

– Что?

– Мне нужно с тобой поговорить, – крикнула я.

– Так поспеши, – прокричала она в ответ.

Я пыталась. Я чувствовала, что мчалась, как проклятый олень. Но Анна как-то встретила меня посередине – и она просто шла.

– Сделай это быстро. У меня есть дела рейнджера, – сказала она, сверля взглядом. Затем, бросив быстрый взгляд на Джона Марка, она наклонилась и шепнула. – Извините, я должна быть официальной, пока солнце на небе.

– Ой, – я кивнула, отчаянно пытаясь отдышаться. – Верно. Я просто хотела сказать тебе… хах!

Если бы я могла сделать что-то по-другому, думаю, что я бы не спешила, не пыталась бы бежать через поле. Тогда, возможно, я бы не швырнула вчерашний ужин на землю между нами.

– О, Боже, – пробормотала Анна. – Вот.

Она стянула бандану с шеи и дала мне. Я быстро вытерла рот, пытаясь хоть как-то спасти свое достоинство.

– Я только хотела…

– Пей, – она поднесла фляжку к моим губам и осторожно приподняла мой подбородок пальцами. Только после того, как я сделала несколько глотков, она отпустила меня. – Ну, что ты собирался сказать?

– Я… о, вот.

Я попыталась передать бандану, но она отошла.

– У меня есть запасная в сумке. В любом случае, та уже начала вонять, еще до того, как ты вытерла об нее отходы.

Она улыбнулась мне. Я надеялась, что это была хорошая улыбка.

– Хорошо спасибо, – я сделала глубокий вдох. – Я просто хотела сказать тебе, что сожалею о том, как я встала и ушла прошлой ночью. Я не знала, что сказать, и…

– Ну, не извиняйся, – перебила Анна. Она опустила руки мне на плечи и крепко их сжала. – Никогда не извиняйся за то, что заботишься о себе. Думаешь, кто-то еще извиняется за это?

– Ну, нет. Но я… – еще один глубокий вдох, потому что я, честно говоря, не знала, что вылетит из моего рта, – я не думаю, что я такая, как другие.

– Да, все в порядке. Уолтер сказал нам, – легкомысленно сказала Анна.

Мое сердце упало в желудок.

– Что он сказал?

– Что ты была заключенной, и что те люди в Эль-Пасо хотели тебя убить. Все в порядке, Шарли: я знаю, что ты не привыкла к приличным людям, и я понимаю, почему ты ушла. Я просто надеюсь, что не напугала тебя.

– Нет, ты… подожди – откуда Уолтер знал, что я была пленницей? – сказала я, у меня кружилась голова. – Я никогда не говорила ему об этом.

– Он говорит, что ты разговариваешь во сне, – Анна усмехнулась. – Может, я когда-нибудь сама узнаю, а?

– Да, может быть, – сказала я. Правда в том, что я не очень поняла, что она сказала. Я так беспокоилась о том, что мог сказать Уолтер, что не могла ни на чем другом сосредоточиться.

Свист расколол воздух.

– Анна! – Джон Марк нетерпеливо шел вперед. Он махал рукой по кругу. – Идем, свет дня горит!

– Чёртовы таблетки, – буркнула Анна, качая головой. – Они всегда делают его таким нервным на следующий день, – она обняла меня за плечи и обняла. – Ты не можешь быть милой, Шарли. Хороших людей убивают. Мир прожует тебя и выплюнет, если ты позволишь. Так что ты должна быть жесткой, хорошо? Ты должна делать то, что лучше для тебя, и пусть все остальные просто пытаются бороться с тобой за это. Жестко, да?

– Да, – сказала я.

– Хорошо, – она коснулась моего носа кончиком пальца. – Я рада, что нам не пришлось надрать тебе задницу и обмотать тебя колючей проволокой.

– Я тоже, – сказала я.

Она сжала меня в последний раз, прежде чем мы расстались.

– Позови меня, когда в следующий раз будешь в Старом городе, – крикнула Анна через плечо, уходя. – И возьми чертову шляпу, ладно?

– Ага, и прими как-нибудь ванну, – ответила я.

Она развернулась, чтобы улыбнуться мне, и я пыталась запомнить каждую деталь ее улыбки. В следующий раз, когда придут кошмары, я попытаюсь подумать об этом: я буду помнить свет в ее глазах и то, как морщился ее нос, когда она смеялась. Я буду помнить, как солнце проявляло рыжий цвет ее волос.

Я не могла забыть то, что я видела в Далласе, но, может, я смогу похоронить те воспоминания под другими вещами.

Лучшими вещами.

ГЛАВА 20

Мир был не таким, как раньше. Это я чувствовала, такой вкус ощущала во рту, когда мы мчались сквозь Ничто.

Я пока не была готова назвать это Техасом. Чтобы назвать место, в нем должно было находиться что-то. Причина называть это место. Но я не могла придумать причину, по которой кто-то остался бы здесь, если бы у них не было другого выбора, не говоря уже о том, почему они должны были утруждать себя, придумывая название.

Грустно было то, что раньше это действительно было чем-то. Так говорили люди, когда натыкались на старые дороги и развалины. Говорили, что это было частью того, каким мир был раньше. Никто, казалось, не знал намного больше, чем это. Никто не знал, что случилось с миром и почему. Но если я приглядывалась к нему достаточно сильно, то иногда могла представить, как это было раньше.

Осталось несколько кусочков, несколько подсказок о том, как все было: ржавые башни, заросшие дороги – мосты, изношенные до истлевших Т-образных букв. В большинстве зданий, которые мы проходили, не было ни окон, ни дверей. Я могла смотреть спереди и ясно видеть, что было сзади.

Все было мертвым. Теперь от него не осталось ничего, кроме костей. Может, немного сухожилий. Будто кто-то содрал с мира всю кожу – и с этим тоже плохо поработал. Последние следы того, что было раньше, теперь свисали на горизонте. Природа обхватила своими колючими руками то, что осталось – душила, тащила в прах. Через несколько лет все будет так, будто ничего этого никогда не существовало.

Нет, мир уже был не тот, что раньше.

– Эй, урод, у тебя там все в порядке?

Голос Уолтера громко раздался внутри моего шлема. Я подпрыгнула от шума и чуть не упала с байка. Его костлявая талия была единственным, за что мне можно было ухватиться, – и я сжимала его, словно земля была сделана из битого стекла.

– Ой! Что, черт возьми, с тобой не так?

– Извини, ты напугал меня до чертиков.

– Что?

– Я же сказала, ты напугал меня до чертиков!

– Я почти не слышу тебя, дитя. Тебе придется повернуть ручку!

Я пыталась. Это было нелегко, потому что мы ехали со скоростью сорок миль в час по зарослям, а Уолтер не сбавлял скорость перед кочками. Бывали моменты, когда я верила, что мы оторвались от земли.

Моя рука дрожала, когда я коснулась края шлема – шлема, который был слишком велик для меня и пах так, будто последние тридцать лет бродил в бочке с потом. Уолтер встроил маленькую систему внутренней связи в наши шлемы: набор динамиков, приклеенных возле рта и левого уха, подключенных проводом к распределительному щиту сбоку мотоцикла.

Это было уродливо, и связь прерывалась почти каждое второе слово. Но байк был таким громким, что я не думала, что мы смогли бы услышать друг друга без него.

Когда мне удалось найти импровизированный регулятор, он не повернулся. Он сильно раскачивался из стороны в сторону и намекал, что вот-вот выскочит из сустава, но это никак не влияло на громкость.

Из чего он вообще был сделан? Кнопки? Это была стопка кнопок, приклеенных к какой-то ручке?

Ради бога, Уолтер.

– Думаю, он уже повернут!

– Что?

– Думаю, он уже повернут!

– Нет, нет, ты должна повернуть его. Вот так.

Я не слышала, что дальше говорил Уолтер. Как только он убрал руку с тормоза, мы свернули в сторону ближайшего мескитового дерева. Не было ни одного квадратного дюйма этой штуки, которая не была бы полностью покрыта шипами – шипами, достаточно сильными, чтобы пробить стекло, размером примерно с мой зрачок.

Я кричала Уолтеру, чтобы тот положил свои руки обратно на руль.

Он это сделал, и мы ехали на краю колес столько, сколько ему было нужно, чтобы выровнять нас. Я не могла измерить это в секундах, но могла сказать, что у меня было достаточно времени, чтобы прокричать полный абзац ругательств.

– Эй, ну вот! Похоже, ты нашла громкость, – рассмеялся Уолтер.

Мои легкие полностью опустились в таз, и я больше не ощущала своих ног. Я сомневалась, что мой голос когда-нибудь вернется.

– Просто езжай, – выдавила я.

– Что?

Не было смысла. Уолтер мог слышать так же хорошо, как камень мог плавать. Я протянула руку через его плечо и махнула в сторону туманных зданий вдалеке, давая ему то, что я считала сигналом, чтобы он поторопился, черт возьми.

Но вместо этого он замедлился и начал рассказывать историю:

– Да, думаю, что все это здесь когда-то было таким. Сотни и сотни зданий. Вот почему холмы все плоские сверху, – Уолтер убрал руку с тормоза, чтобы показать жест, и байк сел на заднее колесо. – Что ты творишь? Боже, дитя!

– Держи руки на руле, старик, – ответила я.

– Ты выжимаешь из меня все дыхание, и я не могу тебе что-то рассказать. Ты хотела, чтобы я рассказал тебе кое-что, верно? Ну, тогда заткнись и слушай. Нужно быть осторожной, заходя в места с большим количеством зданий, – говорит Уолтер, – потому что там обычно полно ботов.

– Боты?

– Нет, боты. Прочисти уши. У вас есть боты в Мире Уродов?

– У нас их много, они…

– Да, я не догадывался. Боты – это машины, ясно? Некоторые из них совсем простые – как квадрат на колесах. У некоторых есть руки и ноги, и они ходят, как люди. Что, по-моему, чертовски жутко, – его вздох громко потрескивал в коммуникаторе. – Большинство из них не беспокоит, но есть такие, которые тебя убьют. В них встроено оружие – настоящее противное оружие. И если ты не будешь осторожна, они… – его слова перешли в ворчание, – а, только не заходи ни в какие здания без моего разрешения, хорошо? Просто слушай меня, и все будет хорошо.

– Это произошло в Далласе? – сказала я достаточно громко, чтобы даже заложенные уши Уолтера услышали. – Вы все зашли в здание, и вас не послушали?

Он услышал меня. Я точно знала, что он меня услышал, потому что на мгновение он замолк. Затем он поменял тему:

– Знаешь лучшее место, где можно добыть качественную экипировку? Больницы. Находишь любое старое захудалое место с красным крестом на нем, и оно всегда будет, стоит посмотреть…

Уолтер не расскажет мне о том, что произошло в Далласе. Каждый раз, когда я спрашивала, он менял тему. Или полностью игнорировал меня. Как минимум один раз он проглотил полпачки таблеток – наверное, потому, что лучше провел бы ночь с головой в ведре, чем отвечал на мои вопросы.

Что бы ни случилось с парнями в Далласе, я все больше убеждалась, что это была вина Уолтера. Вот почему он напивался каждую ночь и делал такие идиотски опасные вещи. Он скорее напился бы до смерти, чем открылся и рассказал об этом. Но я должна была спросить.

Я не могла не надеяться, что когда-нибудь он мне расскажет.

* * *

– Что именно мы здесь делаем?

– Не разговаривай со мной, урод, – фыркнул Уолтер. – Я пытаюсь сосредоточиться.

На чем он концентрировался, я понятия не имела.

Мы оставили байк примерно в полумиле от города. Уолтер втиснул его в заросли высоких колючих сорняков. Затем он заставил меня прикрыть то, что осталось видным, еще более колючими ветвями. Он не дал никаких указаний, кроме того, что я должна вытащить голову из задницы и использовать ее.

Когда я сказала, что человеческая голова не могла поместиться в собственном заду, Уолтер с усмешкой ответил:

– Хочешь поспорить, уродка?

Я не хотела.

Так что я закончила прикрывать байк и следовала за ним пыльные полмили в город.

Город был неподходящим словом. Город был местом, полным людей, шума и света. Я стояла в костях города: свет был выключен, улицы были тихими, и люди, скорее всего, были мертвы. Единственным, что осталось в движении, был большой столб дыма.

Он поднимался откуда-то из центра зданий, и это был один из самых черных дымов, которые я когда-либо видела.

– Резина, – фыркнул Уолтер, когда я спросила. – Наверное, из-за штабеля шин или чего-то еще. Людям очень нравится жечь шины. Я никогда не мог понять, почему. Хм… – он нахмурился, глядя на дым, и сдвинул поля шляпы на глаза.

– Что?

– Ой, наверное, ничего, – хмыкнул он. Затем через мгновение он предложил двигаться дальше.

Мы добрались до пункта назначения примерно через час после полудня. Здания вокруг нас тянулись достаточно высоко, чтобы закрыть палящее солнце, но они были пустыми. Их окна были разбиты, а подоконники выглядели так, будто они плакали каждый день на рассвете. У многих были карнизы, которые рухнули или были изношены неровностями из-за погоды. Теперь все, для чего они годились, – это создать небольшую тень и, по-видимому, дать Уолтеру возможность поглазеть.

Он стоял с растопыренными ногами перед дальней стеной уже почти две минуты.

– Какого черта ты вообще делаешь?

– Не могу сказать, – хмыкнул он.

– Ну, тебе нужна помощь?

– Хм. Не от тебя. Просто нужно время, хорошо? А теперь заткнись и дай мне подумать.

Я знала по опыту, что если буду перебивать его, это только затянет дело. Поэтому я прикусила язык и старалась оставаться занятой.

Мы были внутри какого-то здания, которое раньше было отелем. Уолтер сказал, что раньше люди платили за ночлег в отелях. Но я ему не верила. Я бы побоялась даже моргнуть в таком месте, не говоря уже о том, чтобы свернуться калачиком и уснуть.

Отель был сильно наклонен, будто настолько прогнил, что мог опрокинуться. Полы, вероятно, когда-то были бетонными, но с тех пор их съели толстые слои грязи и травы. В правом углу комнаты была ржавая металлическая лестница, ведущая на верхние этажи.

Я слышала, как они скрипели. Они стонали, будто на них сидело что-то тяжелое, и время от времени раздавался громкий хлопок – что мешало, потому что сегодня не было ветра. Даже ветерка. Ничего естественного, что могло бы вызвать шум в здании.

Это тревожило. В долгих паузах между скрипом я слышала собственное сердцебиение. Оно глухо стучало в ушах, гудело в горле. Я старалась не дышать слишком много. Даже легкий свист воздуха в легких казался излишне громким…

Тишину нарушил звук жидкости, яростно плещущейся о дальнюю стену. Я слышала торжествующее ворчание Уолтера, и меня охватил ужас от того, что он пытался сделать.

– Боже мой! Ты…?

– Ха! Ага.

– Это занимает так много времени? Это… здорово?

– Эй, такие вещи начинают происходить, когда ты стареешь, урод, – крикнул Уолтер, пока брызги продолжались. – Раньше я мог пойти, когда захочу. А теперь меня будто кто-то завязал узлом…

– Фу! Я не хочу…

– …заткнул дырку, а потом сказал мне вымолить мочу из моей трубки, понимаешь?

Нет, я не понимала. И я могла бы прожить долгую счастливую жизнь, даже не зная об этом. Я чувствовала, что Уолтер иногда просто говорил о вещах, потому что он знал, что это заставит меня чувствовать себя некомфортно. Зачем еще ему было это делать?

Только после того, как он сделал лужу, достаточно большую, чтобы в ней можно было ловить рыбу, Уолтер застегнулся и вышел из темноты.

– Хорошо. Твоя очередь.

– Что?

Он указал большим пальцем за спину.

– Иди, отлей.

– Нет, – слово вылетело еще до того, как я успела полностью понять, что он говорил – это был рефлекс или что-то в этом роде. – Нет. Я ни за что не сделаю этого.

– Почему нет? – Уолтер вытащил из жилетного кармана комок жевательной резинки и сунул его за губу – еще один признак того, что ему было не по себе. Чем больше комок, тем он беспокойнее.

И эта штука едва помещалась у него во рту.

– Что происходит? – сказала я, глядя, как он запихивал комок на место.

– Ничего.

– Это не похоже на ничего.

– У меня просто иногда бывают эти маленькие тики, понимаешь?

– Тики?

– Да, например, когда что-то кажется неправильным. Хотя чаще всего без причины, – он махнул рукой в ​​сторону уголка и хмыкнул. – А теперь давай. Ты должна уйти, пока сюда не добрались пады – ты не можешь скрестить ноги и застонать, пока я буду говорить. Мы должны выглядеть заслуживающими доверия, да?

– Надежными, – исправила я его. – И я пойду, но я не могу сделать это, пока ты стоишь здесь.

– Ты стесняешься что ли?

– Может быть.

После еще одного свирепого взгляда Уолтер, наконец, фыркнул и сказал:

– Хорошо, послушай… Я знаю, что другие уроды сделали с тобой. Я знаю, что они заперли тебя и заставили мочиться в ведро, но ты не можешь…

– Подожди – откуда ты это знаешь? – буркнула я.

– Потому что ты болтаешь об этом всю ночь! – Уолтер фыркнул. – Каждый раз, когда я почти уснул, я слышу «не заставляй меня использовать ведро, Говард. И не сажай меня в коробку, Говард». Боже, то, как ты говоришь об этом, наводит меня на мысль, что дьявол, должно быть, вручную сшил этого Говарда.

Я сама часто думала об этом. И я думала, что Уолтер был прав: я не должна была позволять тому, что произошло в прошлом, пугать меня.

– Хорошо, – буркнула я.

– Что?

– Я сказала, хорошо. Я отолью.

– Ясное дело. Потому что, если ты этого не сделаешь, ты получишь плесень.

Вряд ли это была правда, но я не спорила.

– Я буду здесь и присмотрю за всем, – пообещал Уолтер. – Падов не будет еще час, так что у тебя полно времени.

– Хорошо.

– И, эй, – Уолтер грубо схватил меня за переднюю часть моего комбинезона и поднял на цыпочки, – я оставил старую Жозефину в том углу. Падам не нравится, когда люди выходят, размахивая оружием, и это заставляет цены расти. Но то, что она стоит сзади, не означает, что ты должна ее трогать. Ты оставишь ее в покое, слышишь меня? Нельзя, чтобы твои маленькие уродские пальчики царапали ее отделку.

Ржавчина и погода повлияли на отделку Жозефины около десяти лет назад. Но у Уолтера было семь оттенков сумасшествия в глазах, и я не собиралась его злить.