Текст книги "Огонь между небом и землей (ЛП)"

Автор книги: Ш. Черри Бриттани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Поэтому ради нее я натянул улыбку, не желая, чтобы она нервничала или боялась. Я хотел, чтобы она действительно чувствовала себя счастливой, как того заслуживала.

– Это здорово, Алисса, – сказал я, легко подталкивая ее под руку. – Он придет!

Глубоко вздохнув, она кивнула.

– Он точно собирается быть там.

– Конечно, – сказал я с фальшивой уверенностью. – Потому что, если кто-то и достоин его появления, то это Алисса-Черт-Возьми-Уолтерс!

Ее щеки покраснели, и она кивнула.

– Это я! Алисса-Черт-Возьми-Уолтерс!

Она расстегнула задний карман и вытащила билет, сложенный в закрытом пластиковом конверте на молнии.

– Ладно. Мне нужна твоя помощь. Я боюсь, мама обнаружит, что я пытаюсь общаться с отцом. Не хочу, чтобы он появлялся где-то возле нашего дома. Поэтому я сказала папе, что он может забрать билет у тебя здесь, – Алисса посмотрел на меня с надеждой в глазах, что ее план сработает. Для меня не осталось незамеченным, что сейчас она назвала его папой вместо Говнюка. И от этого мне снова стало грустно.

Я действительно чертовски надеялся, что он появится.

– Я сделаю это, – сказал я. Ее глаза наполнились слезами, и, передав мне зонт, она быстро вытерла их.

– Ты самый лучший друг, который может быть у девушки, – она наклонилась ко мне и расцеловала в щеки в общей сложности шесть раз.

И я предпочел не замечать, что мое сердце тоже перевернулось шесть раз.

Она не заметила этого, не так ли? Она не замечала, что каждый раз, стоя рядом, разжигала огонь в моем сердце.

Алисса

– Как твоя репетиция? – спросила мама, когда я вернулась домой от Логана.

Вместо того чтобы пойти на репетицию, я поехала к нему и умоляла его передать билет папе. Я не могла сказать об этом маме – она бы не поняла. Она сидела в своем кабинете за компьютером, делая то, что умела лучше всего, – работала. Перед ней был бокал с вином, бутылка стояла рядом. Прежде чем я смогла ответить, она, не глядя на меня, сказала:

– Забрось всю свою грязную одежду в корзину для белья в ванной. Потом, если сможешь, постирай и загрузи в сушилку.

– Хорошо, – сказала я.

– И я сделала лазанью. Если хочешь, поставь в микроволновку на сорок пять минут или час.

– Хорошо.

– И пожалуйста, Алисса, – она перестала печатать и повернулась ко мне, теребя переносицу. – Не могла бы ты перестать оставлять свою обувь в холле? Если честно, нужно всего два шага влево, чтобы поставить ее в шкаф.

Я посмотрела в коридор на свои брошенные посередине конверсы.

– Я поставила их в шкаф.

Она хмуро посмотрела на меня, во взгляде читалось: «чушь».

– Поставь их в шкаф, пожалуйста.

Я убрала их в шкаф.

Когда пришло время ужина, мама и я сидели за обеденным столом. Она смотрела в свой телефон, отвечая на электронные письма, а я – в свой, комментируя посты в Фейсбуке.

– У лазаньи странный вкус, – сказала я, копаясь в ней вилкой.

– Я положила омлет вместо пасты.

– Но разве лазанья может быть без пасты? Это как паста – имя, а лазанья – фамилия. Без нее мы едим просто яйца, соус и сыр.

– В таком варианте меньше углеводов, а ты помнишь, что я говорила тебе меньше их потреблять до переезда в колледж. Все первокурсники прибавляют в весе – это действительно так. К тому же, я читала в одной статье, что люди, уже имеющие лишний вес, склонны набирать еще больше, чем нормальные.

– Чем нормальные? Ты говоришь, что я не нормальная? – я почувствовала, как немного сдавило грудь.

Мама драматично закатила глаза.

– Ты слишком впечатлительна, Алисса. Мне бы хотелось, чтобы ты стала более уравновешенной, как твоя сестра Эрика. К тому же, ее привычки в еде в десять раз лучше, чем твои. Я просто констатирую факты. Тебе нужно больше следить за тем, что ты ешь, вот и все, – она быстро сменила тему. – Ты так и не ответила, как прошла репетиция, – сказала она, принимаясь за ужин.

– Отлично, – ответила я. – Ну, знаешь, я и фортепиано – снова и снова.

Она фыркнула.

– Да, я знаю. Прости, что не смогу прийти на выступление сегодня. У меня слишком много работы.

Я чересчур драматично закатила глаза, чего она, к счастью, не заметила. Она никогда не приходила на мои выступления, будучи уверенной, что музыка – это хобби, но не жизненный выбор. Узнав, что я собралась поступать в колледж, чтобы изучать музыкальную терапию, она практически отказалась платить за мое образование, пока моя сестра Эрика не отговорила ее от этого. И хотя сестра была в точности, как мама, когда дело касалось чего-то практического, она все-таки продолжала верить в мой музыкальный талант. Может быть, потому что ее парень Келлан был музыкантом, и она любила его и скрытый в нем талант.

Иногда я закрывала глаза и пыталась вспомнить время, когда мама была не такой суровой, не такой безжалостной. Я вроде как помнила ее улыбку. Но, возможно, эти моменты были просто в моем воображении, желающем уцепиться за что-то прекрасное. Она стала такой холодной в тот день, когда ушел папа? Или его теплота просто временно скрывала ее ледяную душу?

– Я думаю, что мне пора идти в музыкальный зал, чтобы подготовиться к вечеру. Спасибо за ужин, мам, – сказала я, пока она наливала себе еще вина.

– Ага.

Когда я надела свой легкий жакет, конверсы и взяла сумку ручной работы, которую папа привез мне с гастролей по Южной Америке, мама окликнула меня.

– Алисса!

– Да, мам?

– Запусти посудомойку перед тем, как уйдешь. И вытащи вещи из сушилки. И возьми мне пинту мороженого в магазине «У Бэлли». И не вздумай покупать себе. Ты помнишь: лишние килограммы и все такое.

***

Казалось, моя грудь охвачена пламенем.

Когда я выглянула из-за кулис, место 4А все еще пустовало. «Он придет», – убеждала я себя. – «Он позвонил мне, он сказал, что будет здесь», – прокручивала я мысль. – «С маргаритками».

Я любила маргаритки – это были мои любимые цветы, и папа знал это и собирался принести их мне. Потому что он пообещал.

– Ты следующая, Алисса, – сказал мой преподаватель. Я чувствовала, как сердце колотилось о ребра. Это ощущалось так, словно я распадалась на части с каждым шагом, который приближал меня к инструменту. Я задыхалась, понимая, что его там нет, и осознание того, что из его рта не выходит ничего, кроме лжи, вызывало у меня головокружение. Ложь. Болезненная, бессмысленная ложь.

А потом я подняла взгляд.

Место 4А не было пустым.

Он пришел.

Я расслабилась на скамейке возле фортепиано и позволила себе потеряться в клавишах. Мои пальцы слились с инструментом, творя волшебство. Заставляя пространство наполняться звуками моей души. Я не собиралась плакать, но, пока играла, несколько слезинок скатились по моим щекам. Закончив, встала и поклонилась. Аудитория не должна была аплодировать до тех пор, пока не выступят все, чтобы музыканты послабее не чувствовали себя неудобно, не получив оваций зала. Но молодой человек с места 4А стоял с одной маргариткой в руке, хлопая как безумный, крича и вопя.

Я улыбнулась юноше в костюме, который был слишком велик для него.

Быстро и не раздумывая, я сбежала в зрительный зал и заключила его в объятия.

– В любом случае билет был для тебя, – соврала я ему в плечо.

И вот тогда он обнял меня крепче.

Как бы то ни было, кому нужен Говнюк? У меня был Логан Фрэнсис Сильверстоун.

И для меня этого было достаточно.

Логан

– Костюм тебе слишком велик, – сказала она, дернув рукава, достающие до кончиков моих пальцев. Одинокая маргаритка, подаренная мной, была у нее за ухом с тех пор, как мы покинули выступление.

– Это Келлана, – объяснил я. – Он заехал и закинул его мне, когда я понял, что Говнюк не собирался приходить.

– Ты утонул в нем, – пошутила Алисса. – Но все равно ты выглядишь красивым. Я никогда не видела тебя в такой одежде. Тебе понравился концерт? Это было не самым лучшим моим выступлением.

– Оно было безупречно.

– Спасибо, Ло. Я думаю, что мы должны как-то развлечься сегодня. Тебе так не кажется? Я считаю, что мы должны, не знаю… сделать что-то безумное! – она говорила, говорила и говорила – в этом она была очень хороша. Пока Алисса шла, она кружилась, улыбалась и говорила, говорила и улыбалась.

Но я совсем не слушал ее, потому что мой разум был где-то в другом месте.

Я хотел рассказать Алиссе, как прекрасна была ее игра на фортепиано, насколько лучше каждого выступавшего она была. Как я почувствовал себя живым, всего лишь наблюдая за ее порхающими по клавишам пальцами. Как все это время я не мог отвести от нее глаз. Как я понял, что не хочу никогда ее отпускать, когда она обняла меня. Как иногда я думал о ней, занимаясь обыденными вещами, например, когда чистил зубы или расчесывал волосы, или искал чистые носки. Я хотел сказать ей все, о чем думал, потому что думал я только о ней.

Я хотел рассказать, что чувствовал к ней. Хотел рассказать, как влюбляюсь в нее. Хотел рассказать, как я люблю ее непослушные волосы, люблю ее рот, который всегда болтает то об одном, то о другом.

Я хотел…

– Логан, – прошептала она, застыв на тротуаре. Мои руки каким-то образом опустились на ее талию, и я притянул ее ближе к себе. Мое прерывистое дыхание парило над ее губами, которые сейчас были в миллиметрах от моих. Ее горячие выдохи смешивались с моими тяжелыми вдохами, в то время как оба наших тела дрожали в объятьях друг друга. – Что ты делаешь?

Что я делал? Почему наши губы были так близко? Почему наши тела прижимались друг к другу? Почему я не мог оторвать свой взгляд? Почему я влюбился в свою лучшую подругу?

– Правда или ложь? – спросил я.

– Ложь, – прошептала она.

– Я поправлял цветок в твоих волосах, – сказал я, заправляя ее локоны за ухо. – А сейчас спроси меня снова.

– Что ты делаешь? – спросила она, когда я придвинулся ближе, чувствуя, как ее слова касаются моих губ.

– Правда или ложь?

– Правда.

– Я не могу перестать думать о тебе, – сказал я ей. – Не только сейчас. Все время. Утром, днем, ночью – ты постоянно в моих мыслях. А еще я не могу перестать думать о том, чтобы поцеловать тебя. Я не могу перестать думать о том, чтобы целовать тебя медленно. Ведь это должно быть медленно. Потому что чем медленнее это будет, тем дольше продлится. А я хочу, чтобы это длилось долго.

– Это правда? – тихо спросила она и, коротко сглотнув, посмотрела на мои губы.

– Правда. Но если ты не хочешь, чтобы я поцеловал тебя, то я не буду. Если ты хочешь, чтобы я солгал, то я солгу.

Наши взгляды встретились, и она положила руку мне на грудь. Сердце заколотилось под кончиками ее пальцев, когда она приблизилась ко мне. Алисса закусила нижнюю губу и слегка улыбнулась.

– Ты мой лучший друг, – прошептала она, теребя подол своего платья в горошек. – Ты первый человек, о котором я думаю, когда просыпаюсь. Единственный, по кому скучаю, когда ты не лежишь со мной в кровати. Ты – то единственное, что я ощущаю для себя правильным, Ло. И если быть честной, то я бы сказала, что хотела бы, чтобы ты меня поцеловал. Но не один раз, а много.

Наши тела сплелись, и я почувствовал, что она занервничала, потому что снова икнула.

– Нервничаешь? – спросил я.

– Нервничаю, – ответила она.

Это было как-то неуклюже, но в то же время ощущалось именно так, как я всегда мечтал. Будто бы мы для этого предназначены.

Я пожал плечом.

Она пожала плечом.

Я улыбнулся.

Она улыбнулась.

Я приоткрыл губы.

Она приоткрыла губы.

Я наклонился.

Она наклонилась.

И моя жизнь изменилась навсегда.

Я теснее прижал свои руки к ее спине, когда она ответила на мой поцелуй. С каждой пролетающей секундой она все сильнее и сильнее целовала меня, будто пыталась решить для себя, реальность это или нет.

Было ли это реальным?

Может быть, мой извращенный ум просто нафантазировал, что мы стояли друг напротив друга. Может быть, в реальности я просто сплю. Может быть, Алиссы Уолтерс никогда и не существовало. Может, она – это просто образ, который я создал в своей голове, чтобы пройти через все мои дерьмовые дни.

Но если так, то почему это ощущалось таким реальным?

На долю секунды наши губы оторвались друг от друга. Наши взгляды встретились, и в них словно отражался вопрос: стоит ли отдаться мечте или нужно прекратить все это, прежде чем разрушится маленькая безопасная гавань нашей дружбы.

Она приблизила свое лицо к моему, и она провела своими дрожащими руками по моим волосам.

– Пожалуйста, – прошептала она мне.

Мои губы коснулись ее губ, и глаза девушки закрылись раньше, чем наши рты снова обрушились друг на друга. Руками Алисса притянула меня ближе. Она прижалась теснее, и ее язык скользнул между моих губ. Я целовал ее в ответ сильнее, чем она меня. Мы прислонились к ближайшему зданию, и я приподнял ее у холодного камня стены. Я хотел ее больше, чем она могла себе представить. Наши поцелуи углублялись, языки переплетались друг с другом, и в это время в моих мыслях возникала призрачная надежда на то, что мне будет позволено чувствовать Алиссу рядом с собой вечность.

Мне это не кажется. Это ее губы – те самые губы, которые я так давно представлял напротив своих, те самые губы, которые всегда улыбались и делали мои дни ярче – и именно они целовали меня.

Я целовал свою лучшую подругу, и она целовала меня в ответ.

Она целовала меня так, будто это было для нее всерьез, и я целовал ее, словно она была моим миром.

А так и есть.

Она и есть мой мир.

Тяжело дыша, мы разорвали поцелуй. Я поставил ее на ноги.

Она отступила назад.

Я сделал то же самое. Наши тела дрожали, и мы были не уверены в том, что делать дальше.

Я пожал плечом.

Она пожала плечом.

Я улыбнулся.

Она улыбнулась.

Я приоткрыл губы.

Она приоткрыла губы.

Я наклонился.

Она наклонилась.

И мы начали все сначала.

Алисса

Мы молчали.

Лишь несколько звуков в моей комнате привлекали внимание и нарушали тишину. Звук работающего вентилятора под потолком, который вращался над нами, лежащими рядом на моей кровати. Звук винилового проигрывателя, играющего на комоде и заикающегося каждые несколько секунд, как будто пластинка была повреждена, хотя раньше почему-то такого не было. Автоматический ароматизатор воздуха с шипением выпускал порцию запаха розы каждые несколько минут. И последними звуками были наши легкие вдохи и выдохи.

Мое сердце колотилось так сильно, потому что было напугано, я уверена. С каждым днем, что мы проводили вместе, я все больше влюблялась в него. Сегодня мы поцеловались. Мы целовались целую вечность, но все еще недостаточно долго.

И сейчас я боялась.

Я думаю, его сердце боялось так же, как и мое. Должно было.

– Ло? – позвала я. В горле пересохло, и мой голос охрип.

– Да, Хай? – он начал называть меня Хай с того момента, когда мы спустились с рекламного щита и он назвал меня своим самым сильным кайфом. (Прим.: High – 1) высота; 2) состояние наркотического опьянения, кайф).

Мне нравилось это больше, чем он мог себе представить.

Я прижалась теснее, свернувшись у него под боком. Он всегда ощущался моим защитным одеялом, которое всегда укроет, если жизнь станет холоднее. Он всегда поддерживал меня, даже когда сам ощущал себя очень, очень потерянным.

– Ты собираешься разбить мне сердце, не так ли? – прошептала я ему на ухо.

Он кивнул, чувство вины заполнило его глаза.

– Я могу.

– И что случится потом?

Он не ответил, но я увидела это в его глазах – страх, что он может причинить мне боль. Он любил меня. Он никогда не произносил этих слов, но это было так.

Нужно уточнить, как Логан любил людей. Это было молча, почти секретно.

Он боялся дать знать кому-то о своей любви, потому что, если жизнь чему-то и научила его, так это тому, что любовь – не награда, любовь – это оружие. А он так устал страдать.

Если бы только он знал, что его любовь – это единственное, что заставляло мое сердце биться… Ох, как я желала, чтобы он любил меня вслух.

Мы помолчали еще.

– Хай? – прошептал он, прижимаясь ко мне.

– Да?

– Я влюбился в тебя, – мягко проговорил он, его слова отражали мои мысли.

Мое сердце пропустило удар.

Я ощутила страх и волнение в его голосе. Страх был куда сильнее, но затаенное чувство счастья прорывалось наружу.

Медленно кивнув, я потянулась к его руке, и он позволил мне крепко сжать ее. Я и так знала о том, что он сказал вслух. Но это был тот момент, который изменил все. Момент, после которого мы не сможем вернуть все назад. В течение последних нескольких месяцев все шло к этому. Мы испытывали эти чувства, не догадываясь о них. Любить своего лучшего друга было странно. Но, так или иначе, это было правильным. До этой ночи он никогда не подходил так близко к тому, чтобы сказать мне слова любви. Я не была уверена, что у Логана в сердце было место для подобного чувства. Вся его жизнь была царством темноты. Вряд ли кто-то понял бы, как много означало для него сказать эти слова.

– Это пугает тебя, – сказала я.

Он сжал мою руку крепче.

– Это сильно меня пугает.

Я часто задавалась вопросом, как человек понимает, что влюбился. Есть какие-то знаки? Подсказки? Для этого требуется время или осознание поражает тебя мгновенно? Человек просыпается утром, пьет свой кофе, а потом смотрит на другого, сидящего перед ним, и полностью проваливается в чувство?

Но теперь я знала. Человек не погружается в любовь. Он растворяется в ней. Еще вчера ты был льдом, а сегодня – уже вода.

Мне хотелось, чтобы разговор закончился. Я хотела наклониться, обнять его, лечь и уснуть в кровати. Моя голова лежала бы на его груди, а он положил бы свои руки напротив моего сердца, чувствуя удары, отзывающиеся на его любовь. Он бы мягко поцеловал мой подбородок и сказал мне, что я прекрасна – такая, какая есть. Он бы сказал, что все мои причуды как раз и делают меня красивой. Он обнимал бы меня так, словно удерживал себя, его прикосновения были бы наполнены заботой и защитой. Я хотела проснуться, ощущая рядом тепло этого сломленного парня – парня, в котором я растворилась.

Но мы не всегда получаем то, чего ходим.

– Я не знаю, хорошая ли это идея, – сказал он. Его слова ударили меня больнее, чем я готова была показать. – Ты мой лучший друг, Хай.

– Ты мой лучший друг, Ло, – ответила я.

– И я не могу потерять это. У меня не так много людей… я доверяю только двоим людям в своей жизни: тебе и брату. И я могу подвести вас. Знаю, что могу. И не могу позволить себе сделать это. Я сделаю тебе больно. Сделаю больно и все разрушу, – он повернулся ко мне, и прижался лбом к моему лбу. Его глаза округлились, и, положив руку ему на грудь, я почувствовала, как ему больно от собственных слов. Он приоткрыл губы и придвинулся ближе, шепча напротив моих губ.

– Я недостаточно хорош для тебя, Хай.

Лжец.

Он – самое хорошее в моей жизни.

– Мы можем сделать это, Логан.

– Но… я причиню тебе боль. Я не хочу этого, но так или иначе мне придется.

– Поцелуй меня, – сказала я, и он послушался. Его рот нашел мой, и он медленно поцеловал меня, и еще медленнее отстранился. Я затрепетала, когда он пропустил пальцы сквозь мои кудри. – Поцелуй меня еще раз, – он снова послушался, слегка приподнимаясь и нависая надо мной. Наши взгляды встретились, и он смотрел на меня, словно пытался пообещать мне навсегда, хотя у нас было только наше сейчас. Второй поцелуй был сильнее, горячее, реальнее. – Поцелуй меня в третий раз.

Логан прижался губами к моей шее. Он ласкал меня своим языком, нежно посасывая кожу и заставляя мои бедра приподниматься ему навстречу.

– Логан, я… – мой голос задрожал. Мы лежали в темной комнате. – Я никогда… – мои щеки покраснели, и я не смогла произнести ни слова. Но он уже знал.

– Я знаю.

В животе все дрожало от волнения, и я закусила губу.

– Я хочу, чтобы ты был моим первым.

– Ты нервничаешь?

– Я нервничаю.

Он слегка нахмурился.

– Если ты не хочешь…

– Но я хочу.

– Ты прекрасна, – пальцами он заправил прядь волос мне за ухо.

– Все еще немного нервничаю.

– Ты доверяешь мне? – спросил он. Я кивнула. – Хорошо. Закрой глаза, – я сделала так, как он сказал, мое сердцебиение ускорялось с каждой секундой. Что произойдет сначала? Мне будет больно? Будет ли ему неприятно это? Буду ли я плакать?

Глаза стали наполняться слезами.

Я была готова заплакать.

А затем он прикоснулся губами к уголку моих губ.

– Ты в безопасности, Хай, – пообещал он мне. Логан начал медленно поднимать мою безразмерную футболку, и я напряглась. – Ты в безопасности, – прошептал он снова, нежно посасывая мочку моего уха. – Ты доверяешь мне? – спросил он еще раз. Мое тело расслабилось, и я начала плакать, но не потому, что нервничала, а потому, что никогда не чувствовала себя так безопасно, как сейчас.

– Да. Я доверяю тебе.

Каждую мою скатившуюся слезинку он собирал поцелуем.

Медленно, сантиметр за сантиметром, он снял с меня футболку и отбросил ее в сторону. Путешествуя ртом по моему телу, он касался губами шеи, посасывал мою грудь, прослеживал языком контуры лифчика, целуя каждый миллиметр моей обнаженной кожи.

– Алисса, – прошептал он, добравшись до края моих трусиков. Мое дыхание стало тяжелым, и я приподняла бедра, умоляя его продолжать свои прикосновения. Прижав ладони к его груди, я ощутила, как подчиняется ему мое сердцебиение.

Его голос наполнился беспокойством.

– Скажи мне остановиться, хорошо? Если ты захочешь, чтобы я остановился…

– Нет… Пожалуйста…

Он потянул трусики вниз, и чем ниже он спускал их, тем быстрее билось мое сердце.

– Алисса, – проговорил он снова. Он посмотрел на меня, на долю секунды наши взгляды встретились, а потом раздвинул мои ноги и опустил голову. Когда его язык коснулся меня, я задохнулась от восторга. Я сжала простынь в кулаках, и его язык скользнул внутрь меня. Голова закружилась. Сердце как будто ускорялось, а потом полностью переставало биться. Это ощущалось, словно каждые несколько секунд я умирала, а его губы, его язык, его душа воскрешали меня. Я и не подозревала, что нечто настолько простое может ощущаться так…

Логан…

– Пожалуйста… – выдохнула я, выгнувшись, когда он скользнул двумя пальцами внутрь меня, медленно проталкивая их внутрь и еще медленнее вытаскивая. Потом толчки стали жестче, быстрее, глубже…

Ло…

Я была в секундах от взрыва и стиснула в руках простыни. В секундах от того, чтобы умолять его столкнуть меня с обрыва и позволить свободно парить.

– Я хочу тебя, Логан. Пожалуйста, – я часто дышала, мое тело начало привыкать к удовольствию, которое он доставлял мне.

– Еще нет, – сказал он, отстраняясь и вытаскивая из меня пальцы.

Наши глаза встретились, и от его взгляда я ощутила уверенность, что никогда не останусь одна.

– Алисса, – сказал он дрожащим голосом. – Я люблю тебя, – его глаза увлажнились, и из моих глаз покатились слезы.

«Ты мой лучший друг, Ло», – думала я.

Мы стали друг другу ближе, чем кто-то может себе представить. Он был во всех смыслах частью меня, наши жизни сплелись вместе, как будто мы были одним пламенем, горящим вместе в темноте ночи.

Ему только хотелось плакать, а из моих глаз уже текли слезы.

В его сердце только появлялась трещинка, а мое уже разбивалось.

Ты мой лучший друг.

Он наклонился и поцеловал меня. Он целовал меня с обещаниями того, чего мы никогда не делали друг другу. Он целовал меня с извинениями за то, чего никогда не совершал. Он целовал меня со всем, что было в нем, и я целовала его в ответ со всем, что существовало во мне.

Он встал, снял штаны и боксеры, и, хотя я чувствовала себя в безопасности, бабочки запорхали в моем животе.

– Ты можешь передумать, Хай, – поклялся он. – Ты всегда можешь передумать.

Я протянула руки к нему, и он взял их в свои. Он вернулся ко мне и лег сверху, раздвигая мои колени. Когда наши бедра соприкоснулись, я тихо застонала, мои ноги дрожали от желания, от страха, страсти и любви.

– Я люблю тебя, – прошептала я, давая ему передышку. Его губы раскрылись, но он не произнес ни слова. Лишь выглядел удивленным от того, что кто-то мог любить его. – Я люблю тебя, – повторила я, наблюдая, как смягчается его взгляд. – Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – прошептал он, прижимая свои губы к моим. Слезы капали из его глаз и смешивались с моими собственными. Я знала, как тяжело дались ему эти слова. Знала, как напуган он тем, что так открылся. А еще знала, как сильно люблю его.

– Скажи мне остановиться, если я сделаю тебе больно, – сказал он. Но мне этого не требовалось. Боль была, но желание было сильнее. Он был моим защитным одеялом, моей безопасной гаванью, моим самым прекрасным Ло. Он качнул бедрами напротив моих, скользнув глубже в меня.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Толчок.

– Я люблю тебя… – повторил он.

Второй толчок.

– Я люблю тебя… – прошептал он.

Третий.

– Логан… я… собираюсь…

Раз, два, три раза, четыре…

Вверх.

Вниз.

Рай.

Ад.

Он.

Я.

Мы.

Мы достигли освобождения, содрогаясь в объятиях друг друга, распадаясь на части, но словно становясь единым целым. Теряя самих себя, но обретая друг друга.

Я любила его.

Я любила его до глубины души, и он любил меня в ответ.

Он сдержал обещание. Он заставил меня чувствовать себя в безопасности все время. Он был тем человеком, к которому я приходила каждый раз, когда было больно или когда было страшно.

Как домой.

Логан был для меня домом.

– Алисса, это было… – он выдохнул, лежа рядом со мной и задыхаясь. – Потрясающе.

Я улыбнулась, отворачиваясь от него. Смахнув пальцами все еще текущие из глаз слезы, я изо всех сил пыталась сдержать желание смеяться от ощущения счастья с примесью беспокойства. Что будет дальше?

– Если бы я получала доллар за каждый раз, когда слышала это.

Он прищурился, зная, что за этой шуткой я пряталась, когда нервничала, и притянул меня ближе к себе.

– Ты в порядке, Хай?

– Я в порядке, – кивнула я, встречая его взгляд. Он наклонился и собрал поцелуем несколько слезинок. – Я лучше, чем в порядке.

– Я хочу, чтобы были мы. Навсегда. Я хочу этого.

– Я тоже. Я тоже.

– Навсегда, Хай? – прошептал он.

– Навсегда, Ло.

Он сделал глубокий вдох, и его глаза улыбнулись вместе с губами.

– Я так счастлив сейчас, – это были последние слова той ночью, и я подумала, что они прекрасно описывали все, что я чувствовала в этот вечер.

Потолочный вентилятор вращался над нашими головами, а мы лежали в кровати рядом друг с другом. Виниловый проигрыватель играл на комоде, заикаясь каждые несколько секунд, но в то же время звуча так, будто был абсолютно целым. Запах розы освежал воздух каждые несколько минут, и мы вдыхали и выдыхали.

Нам было спокойно.

Алисса

Логан и я заявили о своей любви два месяца назад. Я не знала, как наша дружба могла стать крепче из-за того, что мы влюбились, но каким-то образом это случилось. Он заставлял меня смеяться в моменты грусти, и это означало целый мир для меня.

Когда вы находите кого-то, кто может заставить вас смеяться, когда ваше сердце хочет плакать, – держитесь за него. Он изменит вашу жизнь к лучшему.

У меня были большие планы. Через три недели я переезжала в кампус своего колледжа, но планировала, что Логан будет приезжать. Мы оставались бы так же близки, как сейчас, и влюблялись бы еще больше. Он сказал, что ему нравится эта идея, и это было замечательно, потому что я любила его до глубины души.

Целыми неделями я парила в облаках, но однажды, придя с работы домой, застала маму, настроенную вернуть меня с небес на твердую землю.

– Алисса! – позвала она меня, как только я вошла в дом. Я сбросила свою обувь в холле, остановилась и, подняв ее, убрала в шкаф.

– Я уже убрала их! – закричала я в ее сторону.

– Это не то, что я собиралась сказать, – ответила она из своего кабинета. Идя на звук ее голоса, я заглянула в комнату. Не отрывая взгляда от компьютера, она сидела с бокалом вина в руке. – Я сделала постный мясной рулет из протеиновой муки и тофу. Закинь его в микроволновку для меня.

Это не мясной рулет, мам.

– Хорошо.

– И твой отец написал тебе письмо.

Мой глаза округлились, от волнения я чуть не взорвалась.

– Что?

– Он написал тебе письмо. Оно на кухонном островке.

Папа написал мне сегодня письмо.

Папа написал мне сегодня письмо!

С все возрастающим волнением я побежала на кухню и, схватив незапечатанный конверт, вытащила листы бумаги.

«Милая Али»,

Начало уже многообещающее.

Глаза забегали по письму слева направо, вникая в каждое слово, каждую букву, желая найти хотя бы строчку о том, как сильно он скучает по мне, как сильно любит меня, как сильно волнуется. Так много слов, так много страниц. Страниц, исписанных от начала до конца, страниц, наполненных разными словами, некоторые из которых были длинными, некоторые короткими. Там были точки, вопросительные знаки и восклицательные.

У него был удивительный почерк, который иногда было трудно читать.

Мою грудь охватывало огнем от каждой прочитанной буквы. Буквы складывались в слова, слова – в предложения, из предложений выстраивались извинения – извинения, которые ощущались фальшивыми, потому что кто мог поступить так на самом деле?

«Меня долго не будет рядом».

Я сделала резкий вдох, добравшись до последнего абзаца.

«Я во власти своей музыки и возглавляю новую группу».

Еще один резкий вдох.

«Сконцентрироваться на своей карьере…».

Зажав большой палец руки между губами, я добралась до конца письма и села, отбросив его и уставившись на пять листов бумаги, полностью исписанных от начала и до конца.

«Я долго не смогу быть рядом, милая Али. Надеюсь, что ты поймешь. Продолжай жить музыкой».

Мой отец расстался со мной на пяти листах бумаги, и когда постный мясной рулет напомнил об ужине, мама заговорила.

– Я же говорила тебе.

Еда не лезла в горло. Большую часть ночи я просидела в туалете, выблевывая свои внутренности. Я не могла поверить, что человек мог поступить настолько бессердечно. Он написал эти слова так, словно действительно так думал, и от этого становилось еще больнее.

Остаток ночи я провела на полу в туалете, пытаясь понять, что я сделала неправильно, и почему мой отец больше не любит меня.

***

– Он расстался с тобой письмом на пяти листах? – шокировано спросил Логан. Последние пять дней я провела без него, чувствуя себя растерянной из-за письма. Каждый день я едва могла удержать хоть что-то в своем желудке, потому что его выворачивало наизнанку. Но больше всего меня беспокоило то, насколько радостной казалась мама из-за того, что отец меня предал. Она всегда казалась счастливой, когда мне было больно.

Я сидела с Логаном на рекламном щите, запомнив пять страниц письма наизусть.

– Технически он расстался со мной на десяти страницах, ведь они были исписаны с двух сторон.

– Дай мне конверт, – приказал он. Его ноздри раздувались, лицо покраснело от гнева. Я не знала, почему его так расстроило письмо, но он, казалось, готов был лопнуть от злости.

– Зачем?

– Этот адрес отправителя, вероятно, тот, где он живет. Мы можем съездить туда. Можем встретиться с ним лицом к лицу, мы можем…

– На конверте нет никакого адреса. Полагаю, он бросил его в почтовый ящик у нашего дома.