Текст книги "Воздух, которым он дышит (ЛП)"

Автор книги: Ш. Черри Бриттани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Она вздохнула.

– Давай, дай мне что-нибудь. Я сейчас пытаюсь потрахаться, так что этот звонок убивает весь мой настрой.

– Что ты имела в виду, когда сказала «пытаюсь потрахаться»? – выдохнула я. – Фей, ты занимаешься сексом прямо сейчас?

– Что ты имеешь в виду? Секс-секс?

– Да, секс-секс!

– Ну, если ты имеешь в виду, что прямо сейчас пенис входит в мою вагину, то да. Я думаю, что это можно назвать полусекс.

– О, Боже мой. Какого черта ты отвечаешь на телефонные звонки?

– Эмм, потому что телочки важнее членов. В прямом смысле, – она рассмеялась.

Я закрыла рот.

– Привет, Лиз, – я услышала, как Мэтти зовет меня на заднем плане. Я закрыла рот снова. – Я поставил тебе рабочий график на тридцать часов на следующей неделе.

– Я отключаюсь.

– Что? Нет. У меня есть немного времени сейчас.

– Ты возмутительна.

– Оу, перестань, Мэтти. Я не просила кусать меня вот так, – ох, мой гребаный Бог, моя лучшая подруга извращенка. – Ладно, кексик, мне пора идти. Думаю, у меня кровотечение. Но что касается тебя, то, по крайней мере, найди немного времени, помедитируй и очисти голову.

– И под медитацией ты имеешь в виду…

– Текилу. Самую лучшую, горящую в животе, помогающую в плохих решениях, текилу.

Это звучало так правильно.

Глава 11

Тристан

3 апреля 2014 года

Четыре дня до прощания

Я стоял на заднем крыльце дома своих родителей, глядя на проливной дождь, барабанящий по качелям, которые отец и я соорудили для Чарли. Шина раскачивалась вперед и назад напротив деревянной рамы.

– Как ты держишься? – спросил отец, выходя на улицу, чтобы присоединиться ко мне. Зевс последовал за ним и нашел место в углу, где можно было сидеть и оставаться сухим. Я повернулся и посмотрел папе в лицо, оно имело сходство с моим почти во всех чертах, за исключением того, что в его глазах было немного больше возраста и мудрости.

Я не ответил ему и повернулся обратно к дождю.

– Твоя мама сказала, что у тебя какие-то проблемы с написанием некрологов? – спросил он. – Я могу помочь.

– Мне не нужна твоя помощь, – чуть слышно прорычал я, мои пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Я ненавидел, как раздраженно я себя чувствовал каждый прожитый день. Я ненавидел, как я винил людей вокруг меня за несчастный случай. Я ненавидел то, что становился все холоднее с каждым прожитым моментом. – Мне никто не нужен.

– Сын, – он вздохнул, положив руку мне на плечо.

Я отстранился.

– Я просто хочу побыть один.

Он опустил голову и пробежал своими пальцами по затылку.

– Хорошо, мама и я будем внутри, – секундой позже он повернулся и открыл переднюю дверь. – Но, Тристан, только потому, что ты хочешь побыть один, не означает, что ты один. Запомни это. Мы всегда здесь, когда понадобимся.

Я слышал, как хлопнула передняя дверь, и разозлился на его слова.

Мы всегда здесь, когда понадобимся.

Правда в том, что у слова «всегда» есть срок годности.

Нащупав задний карман, я вытащил кусок бумаги, на который потратил три часа, просто глядя на него. Я закончил некролог Джейми рано утром, но некролог Чарли был все еще пустым в моей руке, только с его именем, написанным на бумаге.

Как я должен сделать это? Как я должен написать историю его жизни, когда у его жизни и не было шанса начаться?

Дождь начал капать на бумагу, и слезы заволокли мои глаза. Я моргнул несколько раз, прежде чем затолкал бумагу обратно в карман.

Я не буду плакать.

К черту слезы.

Ноги сами повели меня вниз по ступенькам крыльца, и через несколько секунд я промок с головы до пят, становясь частью того темного шторма, который назревал.

Мне нужен воздух. Мне нужно пространство. Мне нужно бежать.

Я начал бежать без обуви, без мыслей, без направления.

Зевс начал бежать рядом со мной.

– Иди домой, Зевс! – крикнул я собаке, которая промокла так же, как и я. – Уходи! – заорал я, желая, чтобы меня оставили в покое. Я побежал быстрее, но он не отставал. Я поднажал так сильно, что в груди начало жечь и мое дыхание стало тяжелым. Я бежал до тех пор, пока ноги не остановились, и тело не упало на землю. Молния ударила над нами, раскрашивая небо своими шрамами, и я начал неудержимо рыдать.

Я хотел быть там один, но Зевс был рядом. Он поддерживал мой сумасшедший разум, он был рядом, когда я достиг скалистого дна, и он не собирался оставлять меня. Он был возле моего лица, даря мне поцелуи, даря мне любовь, даря мне себя для поддержки, когда я нуждался в ком-то больше всего.

– Хорошо, – я вздохнул, слезы все еще капали, пока я прижимал его к себе. Он хныкал, как если бы тоже был убит горем. – Хорошо, – снова сказал я, целуя его макушку и потирая его бок.

Хорошо.

***

Я люблю бегать босиком.

В этом я хорош.

Мне нравится, когда мои ноги бегут.

Нравится, когда они трескаются и кровоточат от давления, которое они ощущают, ударяя по бетону улиц.

Мне нравится, когда я вспоминаю о своих грехах через боль своего тела.

Я люблю боль.

Но только свою. Я люблю причинять боль себе. Никто не должен страдать из-за меня. Я остался в стороне от людей, так что я не буду вредить им.

Я сделал больно Элизабет, но я не хотел этого.

Мне жаль.

Как я могу извиниться? Как могу исправить это? Как один поцелуй заставляет меня помнить?

Она упала вниз с холма из-за меня.

Она могла бы сломать себе кости. Она могла бы раскроить себе голову. Она могла бы умереть….

Умереть.

Джейми.

Чарли.

Мне так жаль.

Этим вечером я бегу дольше. Бегу через леса. Быстро. Быстрее. Сильно. Сильнее.

Давай, Трис. Беги.

Мои ноги кровоточат.

Мое сердце плачет, колотясь о мою грудную клетку снова и снова, раскачивая мой разум, отравляя мои мысли, когда похороненные воспоминания начинают всплывать. Она могла бы умереть. Это могла бы быть моя вина. Я бы был причиной этого.

Чарли.

Джейми.

Нет.

Я затолкал эти воспоминания подальше.

Я почувствовал боль, пронесшуюся через мою грудь. Боль была приятной. Я ее приветствовал. Я заслуживаю боль. Никто больше, только я.

Мне так жаль, Элизабет.

Моя нога болит. Мое сердце болит. Все болит. Боль ощущается страшной, опасной, реальной – это ощущается хорошо. Это чувствуется так хорошо таким уродливым способом. Боже, я люблю это. Я люблю это так сильно.

Я чертовски люблю боль.

***

Настала ночь.

Я сидел в своем сарае, пытаясь найти способ извиниться перед Элизабет, не находя потребности быть ее другом. Такие люди, как она, не нуждаются в таких людях, как я, усложняющих их жизнь.

Люди вроде меня не заслуживают друзей.

Хотя ее поцелуй…

Ее поцелуй заставил меня вспомнить. Это чувствовалось так хорошо, чтобы вспомнить на мгновение, но потом я все разрушил, потому что всегда так делаю. Я не мог выбросить из головы образ Элизабет, падающей со скалы. Что, черт возьми, не так со мной?

Может быть, я всегда, в конечном итоге, приносил людям вред.

Может быть, поэтому я потерял все, о чем заботился.

Но я только пытался заставить ее прекратить говорить со мной, чтобы избежать боли, которую могу ей причинить.

Я не должен был целовать ее. Но я хотел поцеловать ее. Мне нужно было поцеловать ее. Я эгоист.

Я не покидал свой сарай до тех пор, пока в небе высоко не поднялась луна. Я вышел из сарая, остановился и услышал звук… хихиканья?

Он доносился из леса.

Я должен был остаться на месте. Должен был разобраться со своими делами. Но вместе этого я последовал в лес, чтобы найти Элизабет, спотыкающуюся, смеющуюся саму с собой и с пальцами, обернутыми вокруг горлышка бутылки текилы.

Она была милой. И под милой я имею в виду красивую разновидность милой. Вид красивой-милой, который был естественным и не требовал дополнительного ухода. Ее светлые волосы лежали свободными волнами, и она надела желтое платье, которое выглядело, будто было специально сшито для ее фигуры. Я ненавидел то, что причислял ее к хорошеньким милашкам, потому что моя Джейми была такая же милая-красивая.

Элизабет как будто танцевала, спотыкаясь. Разновидность пьяного вальса.

– Что ты делаешь? – спросил я, привлекая ее внимание.

Она провальсировала ко мне и положила руки мне на грудь.

– Привет, штормовые глаза.

– Привет, карие глаза.

Элизабет снова засмеялась, фыркая на этот раз.

Она была потерянной.

– Карие глаза. Мне нравится это, – она шлепнула меня по носу. – Ты знаешь, как это смешно? Ты всегда кажешься таким не смешным, но я уверена, что ты можешь быть веселым. Скажи что-нибудь смешное.

– Что-нибудь смешное.

Она рассмеялась. Громко. Почти раздражающе. Но это не так. Это не было раздражающе.

– Ты мне нравишься. И я понятия не имею почему, мистер Скрудж. Когда ты поцеловал меня, ты напомнил мне моего мужа. Что глупо, потому что ты не похож на него. Стивен был нежным, почти тошнотворно. Он всегда заботился обо мне, поддерживал и любил меня. Когда он целовал меня, он именно это и имел в виду. Отстраняясь от поцелуя, он всегда двигался к следующему, когда хотел меня. Но ты, штормовые глаза… Когда ты отстранился от поцелуя, то посмотрел на меня, будто я была отвратительна. От этого мне захотелось плакать. Потому что именно это ты и имел в виду, – она споткнулась, едва не падая на землю, и я обернул руки вокруг ее талии, возвращая в вертикальное положение. – Хммм. По крайней мере, ты поймал меня в этот раз, – она ухмыльнулась.

Мои внутренности содрогнулись, когда я увидел ушиб на ее щеке и порез из-за того падения.

– Ты пьяна.

– Нет, я счастлива. Разве не видно, что я счастлива? Я подаю все счастливые сигналы. Я улыбаюсь. Смеюсь. Пью и весело танцую. Э-э-это то, что делают счастливые люди, Тристан, – говорит она, тыкая меня пальцем в грудь. – Счастливые люди танцуют.

– Вот так?

– Дддда. Я не жду, что ты поймешь, но постараюсь объяснить, – она продолжала нечленораздельно произносить слова. Элизабет шагнула назад, глотнула текилы и снова начала танцевать. – Потому что, когда ты пьян и танцуешь, больше ничего не имеет значения. Ты вертишься, вертишься, вертишься, и воздух становится легче, грусть становится тише, и ты на время забываешь, что значит чувствовать это.

– Что происходит, когда ты останавливаешься?

– Оу, смотри, есть крошечная проблемка с танцами. Потому что, когда ты перестаешь двигаться, – ее ноги застыли, она выпустила стеклянную бутылку из рук, и та разбилась об землю, – все разбивается вдребезги.

– Ты не так счастлива, как говоришь, – сказал я.

– Это только потому, что я перестала танцевать.

Слезы покатились из ее глаз, когда она начала опускаться на битое стекло. Я вмешался, останавливая ее.

– Я понимаю.

– Твои ноги кровоточат, – сказала она. – Разве ты порезался о бутылку?

Я посмотрел вниз на свои ноги, кровоточащие и покрытые синяками от бега.

– Нет.

– Что ж, тогда у тебя самые неудачные и уродливые ноги, – я почти улыбнулся.

Она нахмурилась.

– Я чувствую себя не очень хорошо, штормовые глаза.

– Ладно. Ты выпила столько текилы, что хватило бы на маленькую армию. Давай, я принесу тебе немного воды, – она кивнула, перед тем как изогнуться, и ее вырвало прямо на мои ноги. – Или знаешь, ты можешь просто стошнить на меня.

Она хихикнула, когда вытерла рот рукой.

– Я думала, что карма слишком жестока ко мне, но, оказывается, и к тебе тоже.

Что ж, кажется, это достаточно справедливо.

Я отнес ее назад к своему дому прямо после инцидента со рвотой. После того, как я вымыл ноги в самой горячей воде, которая только известна человечеству, я обнаружил Элизабет, сидящую на диване в моей гостиной и разглядывающую мое жилище. Ее глаза были по-прежнему пьяными.

– Твой дом скучный. И грязный. И темный.

– Я рад, что тебе понравилось то, что я сделал с этим местом.

– Знаешь, можешь использовать мою газонокосилку для своего двора, – предложила она. – Если только ты не создаешь дворец чудовища перед встречей с красавицей.

– Не могу представить, что говорят о моем дворе.

– Почему это?

– Потому что, в отличие от некоторых, я меньше забочусь о том, что думают обо мне соседи.

Она хихикнула.

– Это значит, что ты заботишься о том, что думают люди. Ты имел в виду, что тебе наплевать, что они думают.

– Это я и сказал.

Она продолжила хихикать.

– Это не то, что ты сказал.

Боже, ты раздражающая. И красивая.

– Ну, я не могу заботиться о том, что люди думают обо мне.

Она фыркнула.

– Лжец.

– Это не ложь.

– Да, это так, – она кивнула, прежде чем закусить нижнюю губу. – Потому что каждый заботится о том, что думают о нем другие. Вот почему я не в состоянии сказать лучшему другу о том, что нахожу моего соседа очень привлекательным, несмотря на то, что он мудак. Потому что вдова не должна испытывать никаких чувств ни к кому – ты просто должна быть несчастной все время. Но не слишком, потому что это причиняет супер-неудобства другим людям. Так что идея целовать кого-то и чувствовать это между своих бедер, и понимать, что бабочки еще существуют… это проблема. Потому что люди будут судить меня. И я не хочу, чтобы меня судили, потому что мне не все равно, что обо мне думают.

Я наклонился к ней ближе.

– Я сказал, к черту это. Если ты думаешь, что наш сосед мистер Дженсон сексуальный, то так и есть. Я знаю, что он выглядит как столетний, и еще я видел, как он занимается йогой на переднем дворе, так что полностью поддерживаю твое влечение к нему. Я думаю, что у меня тоже покалывало между ног из-за этого чувака.

Элизабет зашлась в приступе смеха. Скрестив ноги, она села прямо.

– У тебя есть вино?

– Я похож на того, у которого есть вино?

– Нет, – она покачала головой. – Ты похож на того, кто пьет самое темное, самое плотное пиво, сорт которого выращен из волос на твоей груди.

– Точно.

– Хорошо. Я буду пиво из волос с твоей груди, – сказала она.

Я вышел из комнаты и вернулся со стаканом воды.

– Вот, выпей.

Она потянулась к стакану, но ее рука приземлилась на мое предплечье, и она осталась там пока изучала мои татуировки.

– Это все детские книги, – ногтем она провела по Паутине Шарлотты (Примеч. «Паутина Шарлотты» – комедия режиссера Гари Виника 2006 года. Поросенок Уилбур, воспитанный как домашнее животное, переехал в новый хлев и там познакомился с паучихой Шарлоттой, которая придумывает, как можно спасти поросенка, чтобы его не отправили на убой. Обитатели фермы обнаруживают, что паутина в хлеву соткана из слов, описывающих Уилбура как особенное, избранное животное.) – Любимые книги сына?

Я кивнул.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Тридцать три. А тебе?

– Двадцать восемь. Сколько лет было твоему сыну, когда он?..

– Восемь, – холодно сказал я, в то время как уголки ее губ поникли.

– Это несправедливо. Жизнь несправедлива.

– Никто и не говорит, что это так.

– Ага… Но мы до сих пор надеемся на это.

Она не отводила взгляда от татуировок, путешествуя пальцем по Китнисс Эвердин с ее луком и стрелами. (Примеч. Китнисс Эвердин – вымышленный персонаж в трилогии Сьюзен Коллинз «Голодные игры»).

– Иногда я слышу, как ты кричишь ночью во сне.

– Иногда я слышу, как ты плачешь.

– Могу я поделиться с тобой секретом?

– Да.

– Каждый в этом городе ждет, что я буду той же девушкой, что была раньше, до того, как Стивен умер. Но я больше не знаю, кто эта девушка. Смерть многое меняет.

– Она меняет все.

– Прости, что называла тебя монстром.

– Все нормально.

– Как? Почему это нормально?

– Потому что это то, как смерть изменила меня, она сделала меня монстром.

Она притянула меня ближе, заставляя встать на колени. Ее пальцы запутались в моих волосах, и она пристально посмотрела мне в глаза.

– Наверно, ты завтра снова будешь недоброжелателен ко мне, не так ли?

– Да.

– Так я и думала.

– Но я не хочу.

– Я думаю, что тоже, – пальцем она пробежалась по моей щеке. – Ты красивый. Ты красивый, сломленный вид монстра.

Пальцем я задел синяк на ее щеке.

– Больно?

– Я чувствовала боль и хуже.

– Прости, Элизабет.

– Мои друзья зовут меня Лиз, но ты дал понять, что мы не друзья.

– Я больше не знаю, как быть другом, – прошептал я.

Она закрыла глаза и прислонилась своим лоб к моему.

– Я могу быть хорошим другом. Если ты когда-нибудь захочешь этого, то смогу дать несколько советов, – она вздохнула, слегка прижав губы к моей щеке. – Тристан.

– Да?

– Ты поцеловал меня.

– Поцеловал.

– Но почему? – спросила она.

Я захватил пальцами заднюю часть ее шеи и медленно притянул Элизабет ближе к себе.

– Потому что ты красивая. Ты красивый, сломленный вид женщины.

Она широко улыбнулась и ее тело немного затряслось.

– Тристан?

– Да?

– Меня сейчас снова вырвет.

***

Ее голова была над унитазом около часа, а я стоял позади, придерживая ее волосы.

– Выпей немного воды, – сказал я, сидя на раковине и подавая стакан.

Она села и сделала несколько глотков.

– Обычно я лучше себя чувствую после выпивки.

– У всех были такие ночи.

– Я просто хотела забыть об этом ненадолго. Отпустить все.

– Поверь мне, – сказал я, сидя напротив нее. – Я знаю, что это такое. Как ты себя чувствуешь?

– Ошеломленной. Глупой. Тупой. Сожалею, ну, знаешь, о том, что меня стошнило тебе на ноги.

Я ухмыльнулся.

– Карма, я думаю.

– Это была улыбка? Тристан Коул улыбнулся мне?

– Не привыкай к этому, – пошутил я.

– Черт побери! Очень плохо. Твоя улыбка вроде как милая.

Она начала вставать, и я последовал за ней.

– Твоя улыбка осветила мой день.

– И каким был самый темный момент? – спросил я.

– Твой хмурый взгляд, – она выдохнула, когда ее глаза встретились с моими. – Мне нужно идти. Но спасибо, что проконтролировал мое пьянство.

– Прости меня, – сказал я, чувствуя комок в горле. – За то, что из-за меня ты упала.

Она прижала пальцы к губам.

– Все нормально. Я уже простила тебя.

Она направилась к своему дому, уже более трезвая, но по-прежнему двигаясь на цыпочках. Я убедился, что она вошла в дом, прежде чем лег в постель. Когда мы оба вошли в свои спальни, нам понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что наши окна расположены друг напротив друга.

– Ты тоже почувствовал это, не так ли? – прошептала она мне, говоря о нашем поцелуе.

Я ничего не ответил, но да.

Я почувствовал это.

Глава 12

Элизабет

В тот вечер, после того, как Тристан и я покинули свои подоконники, я легла в постель, будучи еще немного навеселе, и представила Тристана и его жену. Я представила себе, какой она была. Интересно, она пахла, как розы или лилии, была она поваром или пекарем, я задавалась вопросом, как сильно он любил ее. Я представила ее с ним, и на мгновение мне даже почудилось, что я слышу ее шепот напротив его густой бороды о том, как она его любит. Я чувствовала его пальцы, притягивающие ее ближе, нежное прикосновение к ее спине, когда она была прижата к его телу, то, как она звала его по имени.

Тристан…

Рукой я скользила по своей шее, притворяясь, что это была ее шея, к которой он прикасался. Он разжигал ее огонь без слов, своими руками он неспешно любил ее. Его пальцы скользнули вниз по ее шее, и она застонала, когда он достиг округлости грудей. Тристан… Мои вдохи участились, когда я почувствовала, что он попробовал вкус ее кожи, его язык выскользнул изо рта и медленно облизывал ее сосок, прежде чем поместил его между губами и пососал, кусал, массажировал. Она подчинила себя ему. Тристан…

Руками я пробежалась ниже по моей коже, в то время как Тристан заполнял все мои мысли. Он спустил с нее трусики, и я спустила свои. Его рука скользнула между ее пульсирующими бедрами, в это же время я медленно скользнула пальцем внутрь себя. Я ахнула, почти удивившись тому чувству, что Тристан принес мне. Большим пальцем я терла клитор, продолжая фантазировать.

Но сейчас она уже мертва.

Остались только он и я.

Его грубая борода коснулась моего живота, языком он начал обводить мой пупок. Я слегка застонала, чувствуя, как еще один палец скользнул в меня. Его пальцы двигались быстрее, входили глубже, толкались жестче, пока он работал надо мной все усерднее. Я шептала его имя, как будто он принадлежал мне, и когда почувствовала, как его язык пробует меня на вкус, я была в секундах от того, чтобы потерять себя в нем. Мои бедра толкались навстречу его языку, губы умоляли о большем, и он давал мне больше, быстрее, глубже, жестче. Заботливо, нежно, сильно. О, мой Бог, Тристан…

Мой рот приоткрылся, и я двигала пальцами все быстрее, ощущая себя на краю скалы в мгновении от падения в глубины вечности. Он подпитывал мое воображение, он волновал мою сущность, он просил меня распадаться на части напротив его губ, и я сделала это. Я разбилась от его прикосновения внутри себя и выпустила наружу чувство блаженства, не в силах вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя живой.

Я в порядке.

Я в порядке.

У меня все чертовски хорошо.

И затем я открыла глаза и увидела темноту в своей спальне.

Я вытащила руку из пространства между моих бедер.

Вернула трусики обратно, и чувство блаженства рассеялось.

Я не в порядке.

Я посмотрела на сторону Стивена, и отвращение к себе затопило меня. На мгновение, клянусь, я увидела его, лежащим на кровати рядом со мной и глядящим на меня с замешательством. Я моргнула и потянулась к нему, чтобы коснуться его, но он исчез.

Потому что его на самом деле никогда там не было.

Что я только что сделала? Как я могла сделать такое? Что случилось со мной?

Заставив себя подняться с мятых простыней, я направилась в ванную и включила душ. Я ступила в него по-прежнему в трусиках и лифчике и упала на пол, как только вода окатила меня. Я просила капли воды вытянуть мою вину в водосток, позволяя разочарованию, которое я чувствовала, охватить мое тело. Но этого не произошло.

Душ дождем лился на меня, смешиваясь с моими слезами, и я сидела там, пока вода не стала холодной. Я задрожала в кабинке и закрыла глаза.

Еще никогда я не чувствовала себя такой одинокой.