Текст книги "Воздух, которым он дышит (ЛП)"

Автор книги: Ш. Черри Бриттани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ВОЗДУХ, КОТОРЫМ ОН ДЫШИТ
Автор: Бриттани Ш. Черри

Рейтинг: 18+

Серия: Элементы #1 (про разных героев)

Главы: Пролог+45 глав+Эпилог

Переводчик: Наталия М.

Сверщик: Даша К.

Редакторы: Женя Б., Екатерина Л.

Вычитка и оформление: Таня П.

Обложка: Таня П.

ВНИМАНИЕ! Копирование без разрешения переводчиков запрещено!

ВНИМАНИЕ!

Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Пролог

Тристан

2 апреля 2014 года

– Ты все взял? – спросила Джейми, стоя в прихожей дома моих родителей и кусая ногти. Ее прекрасные голубые глаза лани светились добротой, напоминая, как мне повезло, что я называю ее своей.

Я подошел и обнял ее, притянув изящное тело поближе к своему.

– Ага. Это так, детка. Я думаю, это наш момент.

Руками она обвила мою шею и поцеловала меня.

– Я так горжусь тобой.

– Нами, – поправил ее. После нескольких слишком медленно текущих лет, полных желаний и мечтаний, моя цель – изготовление и продажа собственной линии мебели ручной работы – воплотилась в жизнь. Мой отец – мой лучший друг и бизнес-партнер, и мы вдвоем направляемся в Нью-Йорк, чтобы встретиться с некоторыми бизнесменами, которые серьезно заинтересованы в сотрудничестве с нами. – Без твоей поддержки я был бы никем. Это наш шанс получить все, о чем мы когда-либо мечтали.

Она снова поцеловала меня.

Не знаю, кого еще я мог бы любить также сильно.

– Перед тем, как ты уйдешь, думаю, тебе следует знать, что звонил учитель Чарли. Он снова попал в небольшие неприятности в школе, что неудивительно, если посмотреть, как серьезно он перенимает все от своего отца.

Я ухмыльнулся.

– Что он сделал на этот раз?

– Миссис Харпер сказала, что он заявил девочке, которая высмеивала его очки, что она подавится жабой, так как похожа на жабу. Подавится жабой – можешь в это поверить?

– Чарли! – я позвал его через гостиную. Он пришел с книгой в руках. Ребенок не надел свои очки, что, как я знал, было связано с насмешками.

– Да, пап?

– Ты сказал девочке, что она подавится жабой?

– Да, – ответил он, как ни в чем не бывало. Для восьмилетнего мальчика он казался на удивление мало обеспокоен тем, что его родители расстроены.

– Приятель, ты не можешь говорить такие вещи.

– Но она выглядит, как чертова жаба, пап! – ответил он.

Мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть свой смех.

– Подойди и обними меня, парень, – он крепко обнял меня. Я боялся наступления тех дней, когда обнимать своего старика ему станет неловко. – Веди себя хорошо для мамы и бабушки, пока меня не будет, ладно?

– Да, да.

– И надевай свои очки, когда читаешь.

– Зачем? Они тупые!

Я наклонился и постучал по его носу.

– Настоящие мужчины носят очки.

– Ты не носишь очки, – проскулил он.

– Да, хорошо, настоящие мужчины не носят очки. Просто надень эти очки, приятель, – сказал я. Он что-то поворчал перед тем, как убежать, чтобы продолжить чтение своей книги. Тот факт, что он больше читал, чем играл в видеоигры, делал меня чертовски счастливым. Я знал, что любовь к чтению досталась ему от мамы-библиотекаря, но мне до сих пор нравилось думать, что мое чтение у ее живота перед тем, как он родился, каким-то образом повлияло на его любовь к книгам.

– Какие планы на сегодня, ребята? – спросил я Джейми.

– Во второй половине дня мы пойдем на фермерский рынок. Твоя мать хочет приобрести новые цветы. Вероятно, она еще купит Чарли то, что ему захочется. Оу, и Зевс сжевал твою любимую пару кроссовок, но я куплю тебе новую пару.

– Боже! Чья идея была завести собаку?

Она рассмеялась.

– Я обвиняю в этом тебя. Я не хотела собаку, но ты не знал, как сказать Чарли «нет». У тебя и твоей матери много общего, – она поцеловала меня снова, прежде чем протянула мне мой багаж. – Удачной поездки, заставь наши мечты сбыться.

Я прижал свои губы к ее и улыбнулся.

– Когда вернусь домой, я построю библиотеку твоей мечты. С высокими лестницами и всем-всем. А затем я собираюсь заняться с тобой любовью где-то между «Одиссеей» и «Убить пересмешника».

Она закусила нижнюю губу.

– Обещаешь? – спросила она.

– Обещаю.

– Позвони мне, когда твой самолет приземлится, хорошо?

Я кивнул в знак согласия, выходя из дома, чтобы встретиться с отцом, который уже ждал меня в такси.

– Эй, Тристан! – Джейми позвала меня, когда я загружал свои вещи в багажник автомобиля. Чарли стоял позади нее.

– Да?

Они приставили руки ко рту и прокричали:

– МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ!

Я улыбнулся и крикнул им то же самое в ответ.

***

В самолете папа продолжал говорить о том, какие большие возможности открываются перед нами. Когда мы приземлились в Детройте для пересадки, оба включили наши мобильные телефоны, чтобы проверить электронную почту и написать маме и Джейми, что мы в порядке.

Когда телефоны были включены, каждый из нас получил тонну сообщений от мамы, и я понял, что что-то не так. От этих сообщений мои внутренности перевернулись. Я чуть не выронил телефон из рук в то время, пока читал.

Мама: «Случился несчастный случай. Джейми и Чарли в плохом состоянии».

Мама: «Возвращайся домой».

Мама: «Поспеши!!»

В один миг все, что я знал о жизни, изменилось.

Глава 1

Элизабет

3 июля 2015 года

Каждое утро я читала любовные письма, написанные для другой женщины. Мы с ней имели много общего, начиная с наших шоколадных глаз заканчивая светлым оттенком волос. У нас похожий смех, он тихий, но становился громче, если мы находились в компании тех, кого любим. Она улыбалась правым уголком своего рта, а хмурилась левым, в точности, как я.

Я нашла письма в заброшенных мусорных баках, спрятанные внутри оловянной банки, выполненной в форме сердца. Сотни записок: одни длинные – другие короткие, некоторые счастливые, иные душераздирающе грустные. Даты на письмах уносили на годы в прошлое, некоторые из них были старше, чем я за все время моего существования на земле. Некоторые письма были подписаны инициалами КБ, другие – ХБ.

Мне интересно, как папа почувствовал бы себя, если бы узнал, что мама выбросила их.

Опять же, в последнее время мне сложно поверить, что она была той, кто мог чувствовать себя так, как описано в этих письмах.

Цельной.

Совершенной.

Частью чего-то удивительного.

С недавних пор она кажется полной противоположностью.

Сломленная.

Несовершенная.

Всегда одинокая.

После того, как умер папа, мама стала шлюхой. Нет других способов выразиться иначе, только это слово. Это не произошло сразу же, хотя живущая ниже по улице миссис Джексон говорила каждому, кто был готов слушать, что мама всегда раздвигала ноги, даже когда отец был жив. Я знала, что это было неправдой, хотя бы потому, что не забыла, как она смотрела на отца, когда я была ребенком. Мама смотрела на него, как будто ее глаза видели лишь одного человека. Когда он уходил на работу на рассвете, его завтрак и обед были уже упакованы вместе с закусками на время перерыва. Папа всегда жаловался, что сразу становился голодным, едва успев насытиться, так что мама всегда убеждалась, что еды более чем достаточно.

Папа был поэтом и преподавал в университете в часе езды от нашего дома. Неудивительно, что они оставляли друг другу любовные записки. Слова были написаны отцом, когда он пил свой утренний кофе и когда пил виски по вечерам. Хотя мама и не была так сильна в словах, как ее муж, она знала, как выразить себя в каждом письме, которое посвящала ему.

Когда папа утром выходил за порог, мама улыбалась и напевала себе под нос, собирая меня в школу и занимаясь домашними делами. Она часто говорила об отце: как сильно она по нему скучает, и как будет писать ему любовные письма до тех пор, пока он не вернется ночью домой. Когда же он приходил, мама наливала им обоим по бокалу вина, в то время как он напевал их любимую песню и целовал ее запястье, пока она не дотягивалась до его губ. Они смеялись друг с другом и хихикали, как будто были детьми, которые впервые влюбились.

– Ты моя любовь навечно, Кайл Бейли, – говорила она, прижимаясь своими губами к его.

– Ты моя любовь навечно, Ханна Бейли, – отвечал папа, переплетая их руки.

Они любили так, что герои сказок могли им позавидовать.

Так что в тот опаляющий августовский день, когда папа умер, часть мамы тоже умерла. Я помню, как в каком-то прочитанном мной романе автор сказал: «Ни одна родственная душа не оставляет этот мир одна, она всегда забирает кусочек другой половинки с собой». Я ненавидела то, насколько он был прав. Мама не вставала с постели в течение нескольких месяцев. Мне пришлось заставлять ее есть и пить каждый день, просто надеясь, что она не угаснет от горя и тоски. До того дня, пока она не потеряла мужа, я никогда не видела ее плачущей. Я не показывала слишком много эмоций рядом с ней, потому что знала – мама стала бы еще печальней.

Я достаточно плакала, когда оставалась одна.

Когда мама, наконец, вылезла из постели, она начала ходить в церковь в течение нескольких недель, взяв меня с собой. Я помнила, когда мне было двенадцать, я чувствовала себя совершенно потерянной, сидя в церкви. Мы на самом деле не были верующей семьей до тех пор, пока у нас не произошло несчастье. Наши посещения церкви не были слишком долгими, хотя бы потому, что мама называла Бога лжецом и презирала горожан за то, что они тратили время на такой обман и пустые обещания Земли обетованной.

Пастор Рис попросил нас не приходить какое-то время, чтобы немного разрядить обстановку.

До этого момента я и понятия не имела, что люди могут быть изгнаны из храма. Когда пастор Рис сказал «пришел один – придут все», я подумала, что он имеет в виду другое понятие «один» и особое понимание «всех».

Сейчас мама переключилась на новый способ провести время – постоянно сменяющиеся мужчины. С одними она спала, потому что была одинока, и они имели немного сходства с отцом. Других даже называла его именем. Сегодня перед ее маленьким домом был припаркован автомобиль. Он был глубокого темно-синего цвета с блестящими серебристыми металлическими вкраплениями. Внутри были кожаные сиденья цвета красного яблока. Мужчина с сигаретой в зубах сидел за рулем, а мама у него на коленях. Он выглядел так, будто пришел прямиком из шестидесятых. Мама хихикала, когда он что-то шептал ей, но это был не тот смех, какой она дарила отцу.

Это было безучастно, немного пусто и чуточку грустно.

Я посмотрела вниз по улице и увидела миссис Джексон рядом с другой женщиной-сплетницей, указывающей на маму и ее нового мужчину. Я хотела бы оказаться достаточно близко и слышать их, чтобы я смогла сказать им держать свои пасти закрытыми, но они находились в целом квартале от меня. Даже дети, которые играли на улице в мяч, ударив его несколько раз палками, останавливались и смотрели широко раскрытыми глазами на маму и незнакомца.

Такие машины, как у него, никогда не путешествовали по таким улицам, как наша. Я пыталась убедить маму, что следует переехать к лучшим соседям, но она отказалась. Я думала, что причина этому то, что они с отцом покупали этот дом вместе.

Может, она еще не полностью отпустила его.

Мужчина выпустил облако дыма маме в лицо, и они оба засмеялись. Она надела свое лучшее платье – желтое, облегающее ее тонкую талию, расклешенное к подолу и ниспадающее с плеч. Она наносила столько макияжа, что делало ее пятидесятилетнее лицо похожим на тридцатилетнее. Она была милой без всего этого грима на ее щеках, но она говорила, что немного румян помогали девушке превратиться в женщину. Жемчуг у нее на шее был от бабушки Бетти. Она никогда не носила его перед незнакомцами до сегодняшнего дня, и мне было интересно, почему она надела его теперь.

Эти двое глянули в мою сторону, и я спряталась за стойку на крыльце, откуда продолжала шпионить.

– Лиз, если ты планируешь прятаться, тебе нужно постараться делать это лучше. Теперь выходи и познакомься с моим новым другом, – крикнула мама.

Я вышла из-за стойки и подошла к ним. Мужчина выпустил еще струю дыма, и запах осел у меня в носу, когда я увидела седеющие волосы и темно-синие глаза.

– Ричард, это моя дочь Элизабет, хотя все зовут ее Лиз.

Ричард оглядел меня сверху вниз таким взглядом, что я почувствовала себя, словно под микроскопом. Он изучал меня, как будто я была фарфоровой куклой, которую он хотел сломать. Я старалась не показывать свой дискомфорт, но он проникал через мои глаза, глядящие в землю.

– Как поживаешь, Лиз?

– Элизабет, – поправила я, мой голос отразился от бетона, на который я смотрела. – Только люди, которых я знаю, зовут меня Лиз.

– Лиз, не разговаривай с ним так! – отчитала меня мама, и небольшие морщины прорезали лоб. Она бы была уже в припадке, если бы знала, как видны ее морщины. Я ненавидела, что всякий раз, когда появлялся новый мужчина, она молниеносно ставила его превыше меня.

– Все нормально, Ханна. Кроме того, она права. Чтобы узнать кого-то, нужно время. Уменьшительные имена нужно заслужить, их не дают просто так, – было что-то грязное в том, как Ричард посмотрел на меня и затянулся своей сигарой. Я была одета в свободные джинсы и простую безразмерную футболку, но от его взгляда я почувствовала себя обнаженной. – Мы собирались поехать перекусить в городе, если хочешь, можешь присоединиться к нам, – предложил он.

Я отказалась.

– Эмма еще спит, – мой взгляд вернулся к дому, где спала моя дочка на раздвижном диване, на котором мы с ней разделили слишком много ночей с тех пор, как переехали обратно к маме.

Мама была не единственной, кто потерял любовь всей своей жизни.

Надеюсь, я не закончу, как она.

Надеюсь, что просто останусь в стадии печали.

Прошел уже год с тех пор, как Стивен ушел, и до сих пор каждый вдох давался с трудом. Настоящий наш с Эммой дом остался в Мидоуз-Крик, штат Висконсин. Это было лучшее место, где Стивен, Эмма и я создали домашний очаг. Мы влюблялись все сильнее, ссорились и снова влюблялись, снова и снова.

Этот дом был для нас очагом тепла, и после того, как Стивен скончался, лавина холода заполнила пространство.

В последний раз, когда мы с ним были вместе, его рука была обвита вокруг моей талии, мы были в прихожей и мечтали, уверенные, что все это – навсегда. Вечность оказалась короче, чем мы думали.

Долгое время жизнь текла в привычном направлении, и в один день это течение трагически остановилось.

Я чувствовала удушье от воспоминаний, от печали, так что я сбежала гостить к маме.

Возвращение домой, в конечном счете, заставит меня столкнуться лицом к лицу с осознанием того, что его на самом деле больше нет. Уже более года я живу словно понарошку, делая вид, что он вышел за молоком и войдет в дверь с минуты на минуту.

Каждый вечер, когда я ложилась спать, я оставалась на левой стороне кровати и закрывала глаза, представляя, что Стивен лежал на правой.

Но сейчас моя Эмма нуждается в большем. Моей бедной малышке необходима свобода от раздвижных диванов, странных мужчин и сплетничающих соседей, чьи слова не предназначены для ушей пятилетнего ребенка. Мне она тоже нужна. Я шла через тьму, будучи только наполовину той матерью, которую она заслуживает, так, может быть, столкновение с воспоминаниями о нашем доме принесет мне больше покоя.

Я направилась обратно в дом и посмотрела на моего спящего ангела, ее грудь поднималась и опускалась в спокойном, размеренном ритме. У нас с ней много общего, начиная с наших ямочек на щеках до светлых волос. У нас похожий смех, он тихий, но становится громче, если мы находимся в компании тех, кого любим. Она улыбается правым уголком своего рта, а хмурится левым, в точности, как и я.

Но есть одно большое отличие.

У нее его голубые глаза.

Я легла рядом с Эммой, нежно целуя ее в носик, прежде чем достала оловянную коробку в форме сердца и прочитала еще одно любовное письмо. Оно было из тех, что я читала прежде, но все равно бередило мою душу.

Иногда я делала вид, что эти письма написал Стивен.

В такие моменты я всегда плакала.

Глава 2

Элизабет

– Мы, действительно, возвращаемся домой? – спросила сонная Эмма, когда солнечный свет наступившего утра, проникающий через окна гостиной, осветил ее милое личико. Я подняла дочку с кровати и посадила ее и Буббу – плюшевого мишку и постоянного спутника – на стоящий рядом стул. Бубба – не просто плюшевый медведь, он мумифицированный плюшевый медведь. Видите ли, моя девочка немного чудаковатая, и после того, как она увидела фильм «Отель Трансильвания» (Примеч. «Отель Трансильвания» – американский комедийный анимационный фильм, произведенный Sony Pictures Animation и выпущенный Columbia Pictures, вышел в российский прокат под названием «Монстры на каникулах»), в котором участвовали вампиры, зомби и мумии, она решила, что немного странного и пугающего ей в жизни не помешает.

– Да, возвращаемся, – я улыбнулась ей, складывая диван. Прошлой ночью мне не спалось, я лишь дремала и встала рано, чтобы упаковать все наши вещи.

На лице Эммы появилась лукавая усмешка, похожая на усмешку ее отца. Она закричала «УРА!» и сказала Буббе, что мы на самом деле едем домой.

Домой.

Это слово больно задело часть моего сердца, но я продолжала улыбаться. Я научилась всегда улыбаться в присутствии Эммы, потому что она каждый раз грустила, когда думала, что я в печали. Несмотря на то, что она дарила мне лучший поцелуй эскимоса (Примеч. Поцелуй эскимоса – эскимосы при таком «поцелуе» соприкасаются своими носами и трутся ими вправо-влево), когда я чувствовала себя подавленной, ей не следовало брать на себя такую ношу.

– Мы должны вернуться обратно, чтобы увидеть фейерверки с нашей крыши. Помнишь, как мы забирались на крышу, чтобы посмотреть фейерверки с папой? Ты помнишь это, детка? – спросила я ее.

Она прищурила глаза, как будто глубоко погрузилась в мысли, пытаясь вспомнить. Если бы наши умы были устроены как картотеки, то мы легко могли бы найти наши любимые воспоминания и извлечь их из аккуратно организованной системы, когда бы ни пожелали.

– Я не помню, – сказала она, обнимая Буббу.

Это почти разбило мне сердце, но я все равно продолжала улыбаться.

– Что ж, как насчет того, чтобы остановиться в магазине по пути и купить немного мороженного, чтобы съесть его на крыше?

– И немного чипсов для Буббы!

– Конечно!

Она улыбается и снова кричит. На этот раз улыбка, что я подарила ей, хоть и казалась пустяком, но была настоящей и искренней.

Я люблю ее больше всего на свете. Если бы не она, я бы, определенно, затерялась в своем горе. Эмма спасла мою душу.

***

Я не попрощалась с мамой, потому что она еще не вернулась после свидания со своим Казановой. Когда я только переехала, а она не пришла домой, я безостановочно звонила, беспокоясь о ее местонахождении, но мама накричала на меня, говоря, что она взрослая женщина, которая совершает взрослые поступки.

Так что я оставила ей записку.

Едем домой.

Мы любим тебя.

Скоро увидимся.

Э&Э

Мы ехали в течение нескольких часов в моей разбитой машине, слушая саундтрек из Frozen (Примеч. Frozen – американский компьютерный анимационный фильм 2013 года, созданный студией «Walt Disney Animation Studios» и выпущенный компанией «Walt Disney Pictures, в российский прокат вышел под названием «Холодное сердце») такое количество раз, что за время бесконечных повторов можно было выдернуть мои ресницы по одной. Эмма прослушивала каждую понравившуюся песню миллион раз, но придумывала собственные слова для каждой строки. Честно говоря, ее версии песен мне нравились больше.

Когда она уснула, песня затихла вместе с ней, погрузив машину в полную тишину. Моя рука потянулась к пассажирскому сидению, ладонью вверх, ожидая, что другая рука сплетется с моими пальцами, но прикосновения не последовало.

«Я буду в порядке», – говорила я себе снова и снова. – «Я в порядке».

Однажды это будет правдой.

Однажды я буду в порядке.

Как только мы свернули на шоссе И-64, мои внутренности стянулись в тугой узел. Мне хотелось ехать проселочными дорогами до Мидоуз-Крик, но это был единственный путь в город. Шоссе было достаточно загружено для праздничного дня, но новое гладкое дорожное покрытие когда-то разбитой проезжей части делало путешествие спокойным. Слезы начали скапливаться в уголках глаз, как только я вспомнила выпуски новостей.

Столкновение на И-64!

Хаос!

Увечья!

Травмы!

Жертвы!

Стивен.

Один вдох.

Я продолжила вести машину в слезах, которые мне не удалось сдержать. Я заставила свое тело онеметь, потому что, если бы не онемение, я бы чувствовала все. Если бы чувствовала все, я бы разбилась на мелкие осколки, а мне нельзя этого делать. В зеркале заднего вида я видела своего ребенка, мою маленькую частицу силы. Мы пересекли это шоссе, и я сделала еще один вдох. Каждый день один и тот де вдох. Я не могу больше об этом думать, иначе просто задохнусь.

Указатель из белого отполированного дерева гласит: «Добро пожаловать в Мидоуз-Крик».

Эмма проснулась и смотрит в окно.

– Мам?

– Да, детка?

– Как ты думаешь, папа узнает, что мы переехали? Думаешь, он будет знать, где оставлять перья?

Когда Стивен умер, и мы переехали к маме, было много белых птичьих перьев, разбросанных на переднем дворе. Когда Эмма спросила о них, мама сказала, что это маленькие знаки от ангелов, дающих нам понять, что они всегда рядом и наблюдают за нами.

Эмме так понравилась эта идея, что всякий раз, когда она находила перо, девочка смотрела на небо, улыбалась и шептала: «Я тоже люблю тебя, папа». Потом она находила картинки с перьями и добавляла в свою коллекцию «Папа и я».

– Я уверена, он знает, где нас найти, сладкая.

– Да, – согласилась она. – Да, он знает, где нас найти.

Деревья были зеленее, чем я помнила, и маленькие магазины в деловом центре Мидоуз-Крик были украшены в честь праздника в красные, белые и синие цвета. Это было так знакомо, и в то же время так чуждо. Американский флаг миссис Фредерик хлопал на ветру, когда она ставила окрашенные в национальные цвета розы в вазу. Гордость расцветала во всем ее существе, в то время как она, отступив, восхищалась своим домом.

На одном светофоре мы застряли на десять минут. Это дало мне время свыкнуться со всем, что напоминало мне о Стивене. О нас. Как только свет светофора поменялся, я поместила свою ногу на педаль газа, не желая ничего, кроме как вернуться домой и игнорировать тени прошлого. Пока автомобиль мчался вниз по улице, краем глаза я увидела собаку, стремительно приближающуюся в направлении меня. Нога быстро переместилась на тормоз, но мой старый, потрепанный автомобиль икал и трясся перед тем, как остановиться. К тому времени, когда он, наконец, это сделал, я услышала громкий визг.

Мое сердце подпрыгнуло к горлу и осталось там, блокируя возможность вдохнуть следующую порцию воздуха. Эмма спросила, что происходит, но у меня не было времени ей ответить. Я распахнула свою дверь и подошла к бедной собаке в то же время, когда ко мне подбежал мужчина. Его широко распахнутые глаза были обращены на меня, почти заставляя меня раствориться в глубине его яростных серовато-голубых глаз. Большинство голубых глаз теплые, несущие с собой доброту, но только не эти. Его глаза были напряженными, так же, как и его поза. Ледяные и таинственные. Вокруг кромки радужка была глубокого голубого цвета, но серебристые и черные полоски будто были сотканы на ней, что добавляло его взгляду задумчивость. Его голубые глаза сочетали в себе тени неба прямо перед грозой и те цвета, что она оставляла после себя.

Эти глаза были знакомы мне. Разве я его знаю? Могу поклясться, что где-то видела его раньше. Он выглядит одновременно напуганным и очень злым. Мужчина перевел взгляд, как я предположила, на свою собаку, которая лежала неподвижно. На шее незнакомца были огромные наушники, которые были прикреплены к чему-то в заднем кармане.

Он одет в одежду для тренировок. Белая футболка с длинными рукавами облегает его мускулистые руки, черные шорты открывают скульптурные ноги, а на лбу блестит испарина. Я предположила, что он взял собаку на пробежку, когда потерял поводок, но на мужчине не было никаких ботинок.

Почему он не надел обувь?

Это не имеет значения. Все ли в порядке с его собакой?

Мне следует уделить больше внимания этому.

– Мне так жаль, я не видела… – начала я говорить, но мужчина резко прервал мои слова, как будто они оскорбили его.

– Какого черта? Ты, черт возьми, издеваешься надо мной? – закричал он, и от звука его голоса я немного подпрыгнула. Мужчина поднял собаку на руки, прижимая животное, как будто это был его собственный ребенок. Когда он встал, я тоже встала. Когда он оглянулся вокруг, я также оглянулась.

– Позвольте мне отвезти вас к ветеринару, – мое тело затряслось от вида собаки, дрожащей на руках у незнакомца. Я знала, что должна быть недовольна тем тоном, которым он говорил со мной, но, когда кто-то находится в состоянии паники, вы не можете винить его за подобное поведение. Он не ответил, но я увидела сомнение в его глазах. Его лицо было обрамлено очень густой, темной, дикой бородой. Его рот был спрятан где-то в этой дикости на его лице, так что мне пришлось положиться на то, что говорят его глаза. – Пожалуйста, – попросила я. – Тут слишком далеко, чтобы идти пешком.

Он кивнул только один раз. Открыв пассажирскую дверь, он вместе со своим питомцем сел внутрь и захлопнул за собой дверь.

Прыгнув в машину, я поехала.

– Что происходит? – спросила Эмма.

– Мы просто едем проверить щеночка, дорогая. Все прекрасно, – я действительно надеялась, что не вру ей.

До ближайшей круглосуточной ветеринарной клиники двадцать минут езды, но машина едет не так быстро, как хотелось бы.

– Возьми левее на Коблер-стрит, – приказал он.

– По Харпер-авеню будет быстрее, – не согласилась я.

Он хмыкнул, что выдало его раздражение.

– Ты не знаешь, о чем, черт возьми, говоришь, сверни на Коблер!!

Я сделала глубокий вдох.

– Я знаю, как водить.

– Действительно? Потому что я думаю, что именно по причине твоего вождения мы здесь и сидим.

Я была в пяти секундах от того, чтобы вытолкать этого грубого ублюдка из моей машины, но скулеж его собаки был единственной причиной, почему я этого не сделала.

– Я уже извинилась.

– Это не поможет моей собаке.

Мудак.

– Коблер – следующий поворот направо, – сказал он.

– Харпер – поворот направо после Коблер.

– Не сворачивай на Харпер.

Оу, я сверну на Харпер, просто чтобы досадить дерьму, живущему в этом парне. Кем он себя возомнил?

Я повернула направо на Харпер.

– Не могу поверить, что ты только что повернула на чертов Харпер, – простонал он. Его фраза заставила меня немного улыбнуться, пока я не наткнулась на зону строительства и знак «улица закрыта».

– Ты всегда такая невоспитанная?

– А ты всегда… всегда… всегда… – я начала заикаться, потому что в отличие от некоторых, я не была сильна в спорах с людьми. Я на самом деле была безнадежна в этом, и, в конечном итоге, плакала как ребенок, потому что слова не появлялись в моей голове с той скоростью, с которой они должны действовать. Я была неуклюжим человеком, который придумывал лучшие возражения после того, как его нужно было озвучить еще три дня назад. – А ты всегда… всегда… всегда…

– Всегда что? Выскажи это! Используй слова! – приказал он.

Я повернула руль, разворачиваясь, и направилась к улице Коблер.

– Ты всегда…

– Давай, Шерлок, ты можешь это сделать, – насмешливо сказал он.

– ЧЛЕН! – закричала я, поворачивая на Коблер.

В машине стало тихо. Мои щеки запылали, а пальцы крепко сжали руль.

Когда я заехала на подъездную дорожку, он открыл дверь и, без слов в мой адрес, поднял собаку и бросился в сторону отделения неотложной помощи. Я подумала, что если где нам и суждено разойтись, то здесь, но я знала, что моя душа будет неспокойна, пока я не узнаю, что с собакой все в порядке.

– Мамочка? – спросила Эмма.

– Да, детка?

– Что такое член?

Родительская неудача номер пятьсот восемьдесят два за сегодня.

– Ничего, детка. Я сказала тик. Клещ – это жук. (Примеч. Игра слов: dick (член) – tick (клещ)).

– Так ты назвала того человека жуком?

– Ага. Большим жуком.

– Его щенок умирает? – задала она следующий вопрос.

Я, правда, надеюсь, что нет.

После того, как я отстегнула Эмму, мы направились в отделение неотложной помощи. Незнакомец стучал руками по стойке регистрации. Его губы двигались, но я не слышала ничего из того, что он говорил.

Регистратор выглядела все более и более смущенной.

– Сэр, я просто говорю, что вам нужно заполнить форму и предоставить нам свою кредитную карту, или мы не сможем начать осматривать вашего питомца. К тому же, вы не можете ходить здесь без обуви. Также неприемлема ваша манера поведения.

Незнакомец ударил кулаками по столу еще раз, прежде чем начал ходить вперед и назад, его руки запутались в длинных черных волосах и задержались у шеи. Его дыхание было тяжелым и неровным, грудь вздымалась и опадала.

– Похоже, что я, черт возьми, постоянно ношу с собой кредитки? Я был на пробежке, ты, идиотка! И если вы не собираетесь ничего делать, позовите кого-нибудь еще, с кем я могу поговорить.

Женщина вздрогнула от его слов и гнева, так же, как и я.

– Они со мной, – сказала я, направляясь к регистратору. Эмма цеплялась за мою руку, а в другой руке она крепко держала Буббу. Достав кошелек, я вытащила и передала женщине свою карту.

Она прищурила глаза.

– Вы с ним? – спросила она почти оскорбительно, как будто незнакомец был тем, кто заслуживает быть одиноким.

Никто не заслуживает быть в одиночестве.

Я взглянула на него и увидела в его глазах недоумение, смешанное с гневом, который все еще никуда не делся. Я хотела разорвать наш зрительный контакт, но несчастье, плавающее в его радужке, казалось таким знакомым, что притягивало меня.

– Да, – я кивнула. – Я с ним, – она поколебалась еще немного, и я выпрямилась. – Это проблема?

– Нет, нет. Мне просто нужно, чтобы вы заполнили эту форму.

Я взяла планшет из ее рук и прошла в зону ожидания.

Подвесной телевизор был настроен на «Энимал Плэнет» (Примеч. Animal Planet —образовательный телевизионный канал о животных и их взаимоотношениях с человеком, который пользуется огромной популярностью во всем мире), в дальнем углу стояла железная дорога, которой быстро занялись Эмма и Бубба. Незнакомец продолжал смотреть на меня, его поза была жесткой и сдержанной.

– Мне нужна кое-какая информация, – сказала я. Он медленно приблизился, сел рядом со мной и сложил руки на коленях.

– Как его зовут? Твоего питомца? – спросила я.

Он разомкнул губы и сделал паузу перед тем, как ответить:

– Зевс.

Я улыбнулась имени. Такое прекрасное имя для большого золотистого ретривера.