Текст книги "Трафальгарский ветер"
Автор книги: Сесил Скотт Форестер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
– Вы встречались с леди Гамильтон? – не смог скрыть удивления Хорнблоуэр.
– Первый раз вижу.
– Откуда же тогда?..
– Откуда я знаю, что это за фигура? Сейчас расскажу. Между нами говоря, не будь эта дама под покровительством и защитой нашего хозяина, сидеть бы ей в тюрьме по подозрению в шпионаже или за долги. Вы о ней раньше что-нибудь слышали, дон Горацио?
Мало кто из офицеров флота не слышал о скандальной связи между супругой британского посла в Неаполе и только что произведенным в контр-адмиралы Горацио Нельсоном, героем сражения при Сан-Висенти и победителем французского флота на Ниле. Связь эта продолжалась вот уже семь лет и служила непересыхающим источником слухов и сплетен. Два года назад сэр Уильям Гамильтон скончался «от воспаления рогов», как грубо шутили злые языки, и с тех пор в обществе упорно муссировался слух о скорой женитьбе Нельсона на красавице-вдове. Во всяком случае, ни леди Эмма, ни сам адмирал никогда не скрывали своих отношений. Вот и все, пожалуй, что было известно Хорнблоуэру, о чем он вкратце и поведал своему собеседнику.
– Понятно, – кивнул Миранда. – Выходит, вы знаете то же, что и все. А теперь я расскажу вам кое-что, известное очень немногим. Вы ведь знаете, дон Горацио, что мне несколько лет довелось служить во французской армии?
– Да, м-р Барроу упоминал об этом, – сказал Хорнблоуэр.
– В 1796-м году я служил при штабе дивизии в Южной Италии, и моим постоянным собутыльником был один субъект, которого все высшие чины, включая командира дивизии, боялись как огня. Ходили слухи, что он друг-приятель начальника тайной полиции. Я сошелся с ним, потому что этот тип знал массу интересных историй из светской жизни при всех европейских дворах. Со мной он чувствовал себя свободно – я же испанец, а не француз – и часто откровенничал, особенно после изрядной дозы спиртного. Однажды он похвастался мне, что при дворе короля Неаполя ему удалось завербовать замечательного агента, причем, это не стоило ему ни гроша. Агентом была женщина, англичанка, близкая подруга королевы и жена британского посла при дворе Фердинанда IV [32]32
Фердинанд IV (1751—1825) – король неаполетанский, вступил на престол в 1759 г . под регенством Тануччи. В 1769 г . Фердинанд женился на Марии Каролине, сестре французской королевы Марии Антуанетты, которая фактически правила страной с помощью многочисленных фаворитов. Несмотря на союз, заключенный Неаполем с Англией и Австрией, войска революционной Франции заняли Неаполь в 1799 г . и была провозглашена Партенопейская республика. После того как Фердинанд был восстановлен на престоле с помощью английского вторжения, он установил режим беспощадного террора и массовых казней. В 1806 г . Фердинанд вновь был изгнан французами из Неаполя и укрылся в Сицилии. И лишь в 1815 г . Венским конгрессом Фердинанд был вторично восстановлен на престоле и принял титул «Короля Обеих Сицилии» под именем Фердинанда I.
[Закрыть]. Мой собутыльник рассказал, что она уже продавала неаполитанские секреты Британской Короне, поэтому не испытывала особых угрызений совести, торгуя тем же товаром с французами. Заполучил же он ее самым тривиальным способом. После крупного карточного проигрыша, который дама обещала вернуть в течение недели, ей тонко намекнули, что отдавать долг вовсе не обязательно, достаточно узнать через ее подругу, королеву, кое-какие подробности о ближайших планах ее супруга. Леди Гамильтон – а это была она, хотя мой пьяный приятель был достаточно осторожен, чтобы не называть имен, – согласилась не моргнув глазом. Насколько мне известно, она продолжала сотрудничать с французами последующие два года. Что произошло после, я не знаю, так как был переведен с дивизией на западное побережье Франции, но нисколько не удивлюсь, если она по-прежнему на крючке у месье Фуше.
– Это же… это измена! – воскликнул потрясенный Хорнблоуэр. – Надо немедленно дать знать м-ру Марсдену!
– Не горячитесь, друг мой, – успокаивающим тоном посоветовал Миранда. – Не надо никуда бежать и никого звать. Если сеньор Марсден и не знает о тех давних делишках леди Эммы, то уж во всяком случае не доверяет ей. Вы сами слышали, как он просил адмирала не говорить ей о нашем деле.
Горацио словно прозрел. Теперь понятно, почему слова Марсдена так больно ударили лорда Нельсона. Он не мог не знать, что женщина, которую он безумно любит, подозревается в неблаговидных поступках. Если посмотреть на вещи с этой стороны, остается только удивляться проявленному Первым Секретарем такту.
– Выходит, лорд Нельсон все знает…
– Полагаю, дон Горацио, он слишком сильно ее любит, – ответил Миранда. – Страсть часто делает человека слепым и глухим, каким бы великим он ни выглядел в глазах окружающих. Мне кажется, адмирала просто щадят, уважая его чувства и заслуги. Не думаю, что он жаждет, чтобы ему открыли глаза. В конце концов, если такие важные люди, как м-р Марсден и лорд Барнхем, доверяют лорду Нельсону, несмотря на присутствие в его доме и в его постели такой особы, кто мы такие, чтобы лезть не в свое дело? Или у вас другое мнение, дон Горацио?
У Хорнблоуэра действительно было иное мнение, но он решил держать его при себе. Вмешательство в семейные дела адмиралов никогда не приносило ничего хорошего нижестоящим офицерам. И все же ему стало чрезвычайно жаль стареющего героя, готового без страха и сомнения вступить в бой с любым врагом, но пасующего перед чарами авантюристки. Конечно, он не посмеет сунуться к адмиралу, но с Марсденом поговорит обязательно. Если существует хотя бы один шанс из тысячи, что леди Гамильтон до сих пор поддерживает связь с ее французскими хозяевами, это обстоятельство ставит под удар всю операцию, не говоря уже о жизнях десятка смелых людей. «Ночная кукушка всегда дневную перекукует», – вспомнил Хорнблоуэр и решил, что на обещание Нельсона молчать тоже полагаться рискованно. Нет, он просто обязан поговорить с мистером Марсденом, и как можно скорее. Вот только как это сделать, чтобы не обидеть Миранду, который явно не придавал рассказанным им сведениям их настоящего значения? Они почти дошли до деревни. У калитки крайнего домика стоял с трубкой какой-то человек в крестьянской одежде. В иных обстоятельствах Хорнблоуэр не обратил бы на него никакого внимания, но сегодня ему очень не понравилось, с каким вниманием смотрел этот человек на его мундир и эполеты. Нехороший у него был взгляд – оценивающий, цепкий. И лицо его у капитана доверия не вызывало: хорька напоминало это лицо… или толстую корабельную крысу, отъевшуюся на сухарях.
– Пойдемте обратно, дон Франсиско, – тронул Хорнблоуэр за рукав своего спутника. – Вам не кажется, что немного похолодало? А меня что-то знобит.
На обратном пути разговор не клеился. Вернувшись в дом, Хорнблоуэр пошел в свою комнату, а для пущей убедительности попросил в присутствии графа дворецкого Джона прислать ему стакан горячего чаю с капелькой рома.
– Было бы глупо подхватить сейчас простуду, – как бы извиняясь, сказал он испанцу. Тот понимающе кивнул и удалился к себе.
Хорнблоуэр велел служанке, принесшей ему чай, поставить его на столик и спросил, знает ли она, в какую комнату поместили мистера Марсдена. Девушка ответила утвердительно, и тогда он попросил ее передать тому записку. Он быстренько нацарапал пару фраз и отдал служанке. Через пять минут в дверь постучали.
– Войдите, – крикнул Хорнблоуэр.
Мистер Марсден держал в руке записку, и на лице его, помимо обыкновенного любопытства, читалось плохо скрытое неудовольствие очевидным нарушением субординации младшим по чину, в роли которого, в данном случае, выступал Хорнблоуэр. Его поступок в самом деле выглядел возмутительно. Приглашение к себе м-ра Марсдена, согласно табелю о рангах, могло быть сравнимо, например, с предложением мальчишки-лейтенанта старому заслуженному капитану зайти к нему в каюту поточить лясы. По крайней мере, Хорнблоуэр твердо знал, как поступить с тем из своих подчиненных, кто осмелился бы на подобную дерзость. Но к сожалению, другого выхода он не видел. Ему позарез нужно было поговорить с Первым Секретарем до обеда, и в то же время он не хотел, чтобы об этом кто-нибудь еще знал.
– Что это значит, капитан? – спросил Марсден не предвещающим ничего хорошего тоном, протягивая ему смятую записку. – Как прикажете вас понимать: «Срочно зайдите…» и «…чтобы вас никто не видел»? Потрудитесь объясниться!
– Прошу простить меня, сэр, но дело показалось мне не терпящим отлагательств. Полчаса назад граф Миранда сообщил мне чрезвычайное известие… – твердым голосом начал Хорнблоуэр.
По мере его рассказа лицо Марсдена все более омрачалось. Выслушав до конца, он глубоко задумался.
– Вы были правы, капитан, – сказал он, наконец, – пригласив меня столь спешно. Ваше сообщение в корне меняет наши представления о леди Гамильтон. Вы уверены, что сеньор Миранда называл двухлетний срок, когда рассказывал о ее связях с французами?
– Совершенно уверен, сэр.
– Плохо. Мы знали о том случае с карточным проигрышем, но не придали ему должного значения. По просьбе компетентных лиц сэр Уильям Гамильтон поговорил с женой. Она расплакалась, покаялась и обещала больше так не поступать. За ней долгое время наблюдали, но ничего порочащего не заметили и решили похоронить всю эту историю, тем более, что и тайны она в тот раз выдала пустячные и не наносящие ущерба Англии. Если же она, как утверждает граф, продолжала работать на французов, мне остается лишь признать, что эта женщина хитра, как змея, и осторожна, как дикая серна. Не приведи господь, если ваши сведения подтвердятся! Жутко подумать, сколько вреда может причинить такая шпионка. Впрочем, вас это уже не касается. Мы примем необходимые меры, а вы можете спать спокойно – ни одна тайна из этого дома не просочится. У вас еще что-то?
Немного поколебавшись, Хорнблоуэр рассказал о странном человеке в деревне. Марсден одобрительно улыбнулся.
– Вы наблюдательны, капитан. Только этот человек – наш агент, не имеющий к господину Фуше никакого отношения. Чему вы удивляетесь? Мы не можем себе позволить оставить Мертон без охраны. Лорд Нельсон – национальное достояние, а у французов хватит наглости и коварства подослать к нему наемных убийц. Вряд ли Бонапарт ненавидит сильнее кого-нибудь еще из наших соотечественников. Лорду Нельсону, само собой разумеется, об этой негласной охране знать ни к чему. Он человек обидчивый и вспыльчивый, под горячую руку может наделать дел. Но вы молодец, Хорнблоуэр, сразу разглядели. Придется дать выволочку старшему: пускай лучше маскируются.
– Как же все-таки насчет нашего дела, сэр? – робко заикнулся Хорнблоуэр.
Марсден нахмурился.
– Повторяю, вас это больше не касается. Ведите себя нормально, за обедом спокойно ешьте и пейте, и не вздумайте, пожалуйста, пугать леди Эмму мрачными взглядами. Все будет хорошо. Даже если у нее вдруг окажутся все военные секреты державы, ей от этого никакой пользы не будет. Она просто не сможет никому их продать. Вам все понятно, капитан?
– Так точно, сэр.
– Вот и отлично. Отдыхайте, а я пошел. Попробую до обеда еще разок побеспокоить нашего хозяина. Не забывайте о нем, Хорнблоуэр. Для нации адмирал Нельсон в миллион раз важнее, чем сотня увивающихся вокруг него соглядатаев. Уверяю вас, не стоит его огорчать. Через пару дней он уедет, леди Эмма останется одна, а уж мы проследим, чтобы от нее не было неприятностей. У великих людей тоже бывают слабости, и было бы бестактно каждый раз тыкать им этим в лицо. Полагаю, вам не стоит повторять дважды прописных истин?
– Так точно, сэр, – ответил Хорнблоуэр, и все же не смог удержаться от последнего вопроса, который задал в спину собравшемуся уходить Марсдену:
– Прошу прощения, сэр, но я так и не понял, почему знатная дама так себя ведет? Что заставляет ее идти на риск? Чего ей, в конце концов, не хватает?
Марсден круто обернулся и в упор взглянул на Хорнблоуэра.
– Господи! – вздохнул он. – Как вы, в сущности, еще молоды и наивны! Я не в упрек вам, Горацио, – молодость и наивность слишком быстро проходят, уступая место другим недостаткам, например, старости и сварливости. Вы уверены, что непременно хотите знать, какие пружины движут поступками знатных особ? Хорошо, я объясню. Кстати, о знатности. Леди Гамильтон отнюдь не родилась знатной дамой. Когда-то ее звали Эмили Хорт, она была босоногой деревенской девчонкой, дочерью кузнеца, и пасла гусей. Когда девочка подросла, выяснилось, что Небо наградило ее редкостной красотой и столь же редкостным честолюбием. Неплохое сочетание – его обладательница могла бы достичь любых высот, что она, в конечном счете, и сделала. Беда в том, что Творец, как бы желая уравновесить свои дары, вдохнул ей в душу страсть к азартной игре, ставшей причиной всех ее бед и измен. Эта женщина не может существовать без игры, Хорнблоуэр. Можно ее жалеть, как жалеют неизлечимо больного, но иметь с ней дело – упаси Боже! Она бросила первого мужа, доброго и порядочного человека, ради титула престарелого сэра Уильяма Гамильтона, а затем увлекла адмирала Нельсона, даже не потрудившись хоть чуточку прикрыть эту связь. Она вьет из мужчин веревки. Сэр Уильям ни в чем не мог ей отказать и молча страдал, наблюдая, как его обожаемая жена развлекается с новым любовником прямо у него на глазах. Она даже не постеснялась пять лет назад привезти мужа сюда, в Мертон, где она везде появлялась с лордом Нельсоном, открыто афишируя их отношения. Бедный лорд Гамильтон! А вы знаете, Хорнблоуэр, он ей все-таки отомстил! По завещанию сэр Уильям оставил ей только пожизненную ренту в 800 фунтов и мебель из его особняка на Пикадилли. Все остальное ушло другим наследникам. Леди Эмма была вне себя от гнева. Наследства мужа, на которое она так рассчитывала, не хватило даже на погашение самых неотложных долгов. Нельсон помог ей тогда расплатиться с долгами из своих призовых денег. С тех пор она немного присмирела и занялась воспитанием дочери.
– У нее есть дочь, сэр? – удивился Хорнблоуэр.
– Есть. Очаровательная четырехлетняя крошка. Горация Нельсон. Возможно, вы ее увидите за обедом.
– Четырехлетняя… – повторил с недоумением капитан. – Горация Нельсон… Прощу прощения, но чья же она дочь, сэр? По отцу, я имею в виду.
– Нельсона, разумеется, – пожал плечами мистер Марсден.
– Но четыре года назад ее муж был еще жив, если я правильно вас понял.
– Ну и что. Дочка родилась от Нельсона. Все это знали, муж тоже. Правда, признавать ее своей он не спешил. В конечном счете, это сделал настоящий отец. Лорд Нельсон официально признал девочку своей дочерью и наследницей. Даже если он не женится на леди Эмме, девочка все равно унаследует большую часть состояния. Богатой невестой она вряд ли будет, но на скромное приданое хватит.
– В самом деле, сэр? – осторожно спросил Хорнблоуэр; большего он себе позволить не мог – интересоваться финансовым положением адмиралов для младшего по званию дерзость непростительная.
Марсден, должно быть, понял скрытое любопытство собеседника и не стал его разочаровывать.
– Лорд Нельсон действительно небогат, – заговорщицки шепнул он. – Вы удивлены? Конечно, во флоте легенды ходят, наверное, о призовых деньгах адмирала. Денег он заработал немало, но у него они не задерживаются. Львиную долю забирает леди Эмма, а все остальное идет на поддержку нуждающихся моряков. Адмирал знает по первым именам всех офицеров, с кем ему доводилось служить, и большинство матросов. Если кто-то из них нуждается или попадает в беду, лорд Нельсон всегда приходит на помощь. Помните заведение Чарли, где мы обедали? Так вот, Чарли лишь один из очень многих, кто денно и нощно должен молиться за своего бывшего командира. Для себя же ему ничего не надо – только самое необходимое.
– Будем надеяться, что в Кадисе лорд Нельсон поправит свои финансовые дела, – улыбнулся Хорнблоуэр.
– Сплюньте через плечо, – посоветовал Марсден. – Между нами, я тоже на это надеюсь, хотя адмиралу не поможет даже захват целым и невредимым всего флота Вильнева. Эта женщина способна промотать любую сумму в кратчайший срок. Живи она во времена Цезарей – пустила бы по миру всю Римскую Империю. Когда-нибудь не сносить ей головы!
Марсден оказался прав, предрекая леди Гамильтон печальный конец. После гибели Нельсона она получила по завещанию покойного 500 фунтов ренты и право распоряжаться процентами с суммы в 4000 фунтов , оставленных дочери. Но игра и мотовство довели ее, в конечном итоге, до долговой тюрьмы, где она провела год. Умерла Эмма Гамильтон – одна из самых ярких и известных женщин своего времени – в январе 1815 года в Кале, нищая и всеми забытая.
* * *
Хорнблоуэр ожидал увидеть за обедом у лорда Нельсона массу гостей, но за столом присутствовало на удивление мало народу. Были несколько окрестных землевладельцев с супругами, молодой адъютант адмирала в лейтенантском чине и престарелый адмирал в отставке, непонятно как затесавшийся в эту компанию. Королевой общества была, несомненно, леди Гамильтон. Ее красота, обаяние, искрометная речь, экстравагантная манера поведения позволяли лучше понять, как ей удалось покорить и привязать к себе такого выдающегося человека, как лорд Нельсон.
Во время трапезы адмирал воздерживался или ловко уходил от обсуждения любых вопросов, прямо или косвенно касающихся его будущего назначения и вероятных военных действий. Зато леди Эмма с навязчивым любопытством, подтверждающим худшие опасения капитана, расспрашивала об этом всех подряд, начиная от мальчишки-адьютанта и заканчивая выжившим из ума отставным адмиралом, которого все почтительно называли сэром Джорджем, а фамилию его Хорнблоуэру так и не довелось узнать.
Мистер Марсден отвечал на вопросы уклончиво и многословно, Хорнблоуэр старался употреблять только «да» и «нет» или «не могу знать, миледи», рискуя предстать в глазах дамы букой и грубияном; Миранда держался стойко, несмотря на открытое заигрывание с ним хозяйки дома, и все переводил в шутку; только сэр Джордж с энтузиазмом начинал распространяться на любую тему, затронутую в беседе, часто ударяясь при этом в воспоминания, но он то и дело замолкал на полуслове, теряя нить рассуждений, – верный признак начинающегося склероза, – так что и от него никакого толку не было.
По окончании обеда мужчины перешли в курительную, где можно было поговорить более свободно. Леди Эмма тут же предложила всем желающим составить ей партию в карты и удалилась в соседнюю комнату. С облегчением вздохнув, лорд Нельсон прямо перешел к делу.
– Я прочитал привезенные вами инструкции, Генри, и вынужден заявить, что вы хотите от меня слишком много, а даете слишком мало. При самом лучшем раскладе у меня будет только 30 кораблей, включая фрегаты, тогда как у Вильнева одних линейных кораблей 33. Из-за своей скупости Адмиралтейство не раз уже упускало победу.
– Согласен с вами, сэр, – примирительным тоном отвечал Марсден, – но в настоящий момент мы не располагаем большим. Вам и так отданы все резервы. А сколько кораблей выведено из консервации! К тому же англичанам случалось одерживать победы и при худшем соотношении сил. Вы – лучший тому пример, сэр.
– Все это мне известно, Генри, – нетерпеливо отмахнулся Нельсон. – Я знаю, что экипажи у Вильнева недоукомплектованы, корабли – дрянь, канониры через одного не умеют стрелять, но бортовой залп у него в полтора или два раза мощнее моего. Кабинет и Первый Лорд требуют от меня решительных действий и громких побед, но как одержать победу с такими силами? В лучшем случае оба флота так искалечат друг друга, что впору будет думать о том, как бы доползти до ближайшей тихой гавани.
– Я полагаю, сэр, что такой исход устроил бы Кабинет и Первого лорда, – вежливо возразил Марсден. – Главное для Англии – полностью устранить угрозу вторжения. Если вы выведете из строя флот Вильнева, пусть даже ценой гибели всех своих кораблей, в глазах нации вы будете победителем, сэр.
– Черта с два! – сердито парировал Нельсон. – В глазах нации я буду предателем и трусом, напрасно загубившим души бравых английских моряков. Неужели вы не знаете толпы, Генри? Они забудут все мои заслуги и станут требовать мою голову, как это уже было с несчастными Бингом и Робертом Колдером…
– Зачем же все так драматизировать, сэр? – успокаивающим тоном заговорил Марсден. – Разве можно заранее обрекать себя на поражение! Мы все уверены, что ваш гений и опыт позволят вам в очередной раз с честью выйти из испытаний. Разве на Ниле и при Копенгагене обстоятельства не складывались не в вашу пользу? И разве не вы нашли в себе силы и мужество преодолеть их?
– Верно, друг мой, – улыбнулся Нельсон, хотя улыбку его трудно было назвать веселой, – бывало и хуже, но мои матросы всегда дрались как черти. Ладно, постараемся придумать что-нибудь. Если бы еще повезло сразу отобрать ветер у Вильнева…
– Да-да, джентльмены, ветер – это очень важно! О-очень! – вмешался в разговор сэр Джордж. – Помнится мне, в семьдесят восьмом… или восемьдесят седьмом… Забыл. Но это неважно. Тогда мы целую неделю кружились вокруг испанской эскадры, а они вокруг нас, чтобы отобрать ветер. Так и разошлись без драки. Отобрать ветер – первое дело, джентльмены!
– «Поймать дуновение Аллаха», – пробормотал себе под нос Хорнблоуэр, но сэр Джордж, оказывается, сохранил в старости остроту слуха.
– Как вы сказали, молодой человек? – встрепенулся он. – «Дуновение Аллаха»? Что это, поэтическая метафора?
– Нет, сэр, – смущенно ответил Хорнблоуэр, ругая себя в душе за несдержанность, – просто мне вспомнилась недавно прочитанная брошюра о разгроме турецкого флота в русско-турецкой войне. Автор пишет, что отобрать ветер у неприятеля турки называют «поймать дуновение Аллаха». В каком-то смысле это действительно поэтично.
– У турок хорошие корабли, но стрелять из пушек они совсем не умеют, – важно изрек сэр Джордж.
– О какой брошюре вы говорите, м-р Хорнблоуэр? – неожиданно заинтересовался Нельсон.
– Она озаглавлена «Сражение при Гаджибее», сэр, – ответил Хорнблоуэр. – Издана в Париже анонимным автором в 1791 году. Написана со слов свидетеля поражения турецкого флота, очевидно, капитана одного из погибших кораблей. Не представляю, каким ветром его занесло во Францию, – должно быть, сбежал, убоявшись гнева султана. Это у нас капитанов отдают под суд, а в Турции разговор короткий – либо кол, либо шелковый шнурок, а то и просто голову с плеч ятаганом снесут. Я откопал эту книжицу в доме шевалье де Мерекура, у которого брал уроки фехтования.
– Погодите-ка, у меня в библиотеке имеется то, о чем вы говорите, – перебил его Нельсон. – Она ведь на французском, не так ли?
– Разумеется, сэр… – подтвердил несколько удивленный Хорнблоуэр.
– Одну минуту, джентльмены! – лорд Нельсон внезапно поднялся и направился к выходу. – Я сейчас вернусь.
Адмирал и в самом деле отсутствовал не больше минуты. Когда он появился, в руках у него была тоненькая брошюра без переплета, уже успевшая пожелтеть от времени и из-за скверного качества бумаги.
– Не об этом ли издании вы говорили, капитан? – спросил Нельсон, протягивая Хорнблоуэру брошюру.
– Так точно, сэр. Она самая.
– Вы хорошо читаете по-французски, м-р Хорнблоуэр?
– Сносно, сэр, – осторожно ответил тот.
– Тогда переведите нам, прошу вас, то место, где упоминается «дуновение Аллаха». Помнится, я в свое время брался за ее чтение, но мой французский слегка хромает, и я разбирался с пятого на десятое, а потом и вовсе забросил. Но я с удовольствием послушаю, как русские разбили турок. Может быть, в этой истории найдется что-либо поучительное. Начинайте…
Горацио пропустил первые страницы, на которых излагалась предыстория русско-турецких отношений, и перешел к непосредственному описанию сражения:
«…Капудан-паша, любимец Аллаха, Гроза Морей, Сеид-паша, прозванный Крокодилом Аллаха за доблесть и рвение в истреблении неверных, приказал могучему флоту занять позицию в бухте Гаджибей. Блистая золотом, качались на волнах величественные „султаны“, имеющие по 100 и более пушек каждый. Велик и грозен был в тот день краса и гордость Блистательной Порты победоносный флот Прибежища Аллаха, солнцеподобного султана…»
– Постойте, м-р Хорнблоуэр, – прервал чтение Нельсон, – все это чрезвычайно интересно, но не стоит, я полагаю, терять время на выслушивание многочисленных эпитетов в адрес султана и этого пройдохи Сеида, которому прозвище «крокодил» и в самом деле, наверное, очень подходит. Вы нам лучше перескажите нормальным языком, что там было.
– Хорошо, сэр, я попробую… – согласился капитан и вернулся к чтению, но уже сознательно пропуская цветистые метафоры, до которых так охочи турки и другие обитатели Востока. —
«…русские корабли показались на горизонте. Они шли двумя кильватерными колоннами под всеми парусами. Любимцу сул…» – Так, это пропускаем, идем дальше. – «Сеид-паше было доложено о появлении русского флота. Блистательный и грозный…» – Это тоже пропускаем. «…Вышел на шканцы флагманского корабля и радостно провозгласил: „Аллах покарал гяуров и лишил их разума. Они спешат сами залезть в пасть крокодилу!“ – и довольно рассмеялся. Капудан-паша не спешил вступать в бой первым, желая допустить нечестивых русских поближе и имея над ними все преимущества выгодной позиции и превосходство в пушках и численности экипажей» . – Вот, нашел, сэр…
«…трепеща от страха перед правоверным воинством, неверные пренебрегли веками установленным порядком и даже не попытались поймать своими парусами дуновение Аллаха, но кинулись, подобно своре шакалов, и поразили могучего льва сразу в голову и туловище…»
– Прошу прощения, сэр, – прервал чтение Горацио, – но этот момент не совсем ясен. Мне кажется, здесь произошло следующее: флот русских атаковал турок с ходу, не перестраиваясь и не попытавшись отобрать у них ветер. А туловище и голова льва означают, что удар был нанесен двумя колоннами одновременно по авангарду и кордебаталии [33]33
Кордебаталия (от франц. Cords – главная, основная часть и balaille – сражение) – в XVIII в. так иногда называли в русских и французских армиях главные силы, которые вели боевые действия; позднее – это средняя часть боевого или походного порядка эскадры (флота), построенная в одну линию; при построении в три колонны кордебаталией называли среднюю колонну.
[Закрыть] турецкой линии. Поправьте меня, если я ошибаюсь…
– Очень похоже, – задумчиво произнес Нельсон. – Прелюбопытный у русских способ ведения морской баталии.
– Если бы так поступил английский адмирал, – проворчал сэр Джордж, – самое малое, к чему приговорил бы его трибунал, это к разжалованию в матросы.
Словно не слыша слов старика, Нельсон кивнул Хорнблоуэру:
– Продолжайте, капитан, интересно будет узнать, чем все закончилось…
«…гяуры через один направляли свои корабли между „султанами“ и палили с обоих бортов, кося картечью и ядрами доблестных защитников ислама…»
– Что за «султаны», молодой человек? – полюбопытствовал сэр Джордж. – Вы уже дважды употребили это слово.
– Турки называют так линейные корабли в сто пушек и более, – ответил вместо Хорнблоуэра сам Нельсон. – Продолжайте, прошу вас.
«…Бесчестно преступив закон морских сражений, гяуры смутили защитников веры, заставив их дрогнуть от такого неслыханного коварства. Выбив прислугу у орудий, неверные сами продолжали стрелять быстро и метко, что нисколько не удивляет, ибо гяуры приковывают к своим пушкам смертников, и у каждой стоит надсмотрщик с кнутом…»
– Ну-у, это уже басни… – не выдержал сэр Джордж. – Быть может, сами турки так делают, но только не русские. Русские – хорошие моряки и стреляют отменно, вот только корабли у них плохие, не чета нашим. Они строят их из невыдержанного леса, потому они у них тихоходны и забирают много воды в трюмы.
– Дальше, – нетерпеливо потребовал Нельсон, едва дождавшись конца нравоучительной тирады старого адмирала.
«…Сам Ушак-паша атаковал флагманский корабль. Устрашившись неистовства подлого гяура, соседние с ним корабли покинули капудан-пашу и устремились в бегство. Да проклянет Аллах их трусливые души! Оставшись один, доблестный Крокодил Аллаха сражался до последнего с мужеством истинного защитника зеленого знамени Пророка, но счастье изменило ему. Удачный выстрел с корабля Ушак-паши взорвал порох, и флагман взлетел на воздух, а сам Сеид-паша попал в руки неверных. Лишившись предводителя, флот Блистательной Порты был повержен, истреблен и рассеян, чего никогда не случилось бы, соблюдай Ушак-паша правила честного боя…»
– Кто такой Ушак-паша? – спросил Миранда. – Турок на русской службе?
– Нет, – усмехнулся Нельсон, – Ушак-паша – это русский адмирал Федор Ушаков. А прозвали его так сами турки. Я с ним никогда не встречался, но мы воевали по соседству: он в Греции, а я в Италии. Слышал о нем немало хорошего.
– Только варвар способен так нарушить линию и пренебречь мировым опытом морских сражений! – упрямо заявил сэр Джордж.
– Да, но в конечном счете именно он одержал победу, – заметил Нельсон.
– Дуракам везет, – проворчал старик, – но это не значит, что им следует подражать.
Лорд Нельсон ничего не ответил на брюзжание сэра Джорджа. Он поблагодарил капитана за перевод и в дальнейшем продолжал исполнять обязанности хозяина дома, ни единым словом не поминая прочитанного, однако, по лицу адмирала было заметно, что мысли его витают где-то далеко, быть может, у северных берегов Черного моря.
На следующее утро Хорнблоуэр отчего-то проснулся еще до восхода солнца. Не в состоянии больше заснуть, он решил одеться и подышать свежим воздухом. Проходя через холл, он заметил на столике у камина подсвечник с оплывшими, догорающими свечами и ту самую брошюру. Рядом с ней лежала еще одна книга. Подойдя поближе, капитан, без особого удивления, узнал в ней франко-английский словарь…
