Текст книги "Трафальгарский ветер"
Автор книги: Сесил Скотт Форестер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Поворачивай налево, – приказал форейтору мистер Барроу, высунувшись из окна.
Карета послушно свернула с тракта на узкую аллею, обсаженную дубами и изрядно заросшую травой. Примерно через четверть мили аллея вывела на открытое пространство, и взору Хорнблоуэра открылся изумительный ландшафт, какой можно встретить лишь в Англии. Огромный луг, покрытый полевыми цветами и изумрудной травой, пересекала неглубокая река с кристально прозрачной водой. На правом более высоком берегу возвышались мощные крепостные стены из красного кирпича; верхняя часть стен полуобвалилась, но несколько бойниц сохранилось. Судя по внешнему облику крепости, дату ее постройки можно было отнести ко времени войн Алой и Белой розы, а то и к более раннему периоду. Лишенная колоколов звонница наводила на мысль, что когда-то в этих стенах располагался укрепленный монастырь. Можно было только гадать, по какой причине он был покинут, но сейчас, во всяком случае, здесь снова обосновались люди. Прямо под южной, лучше других сохранившейся стеной был разбит палаточный лагерь. В проходах между палатками деловито сновали какие-то люди, но Хорнблоуэра больше всего поразила сама стена. На различном расстоянии от земли к стене буквально прилипли пять или шесть человеческих фигурок. Самым удивительным было то, что они двигались вверх, пусть очень медленно, но двигались. А еще удивительней был тот факт, что лезли они по стене без всякой страховки. Во всяком случае, даже наметанный глаз Хорнблоуэра не смог обнаружить ни веревок, ни крючьев, ни каких-либо иных приспособлений. Эти люди карабкались на стену, пользуясь лишь руками и ногами. Если учесть, что высота стены составляла не меньше пятидесяти футов, нетрудно было понять, какому риску подвергают себя эти сумасшедшие.
– Зачем они это делают? – спросил он в изумлении, повернувшись к Барроу.
– Я полагаю, на этот вопрос вам ответит граф Миранда, – уклончиво сказал Барроу. – Потерпите еще немного, капитан, мы почти приехали.
К монастырским воротам вела узкая грунтовая дорога, заросшая травой. Едва заметная колея указывала на то, что этой дорогой довольно часто пользовались последнее время. Монастырские стены окружал ров футов двадцати шириной. Когда-то он был наполнен водой, сейчас же дно и стены рва едва виднелись за буйными зарослями чертополоха, крапивы, вереска и дикой малины. Каменный подъемный мост был опущен в последний раз, должно быть, пару столетий назад. Сквозь каменные плиты и по краям пробивался мох, многочисленные трещины и щебень свидетельствовали о длительном разрушительном действии сил природы. Прогромыхав колесами по мосту, карета миновала низкий арочный свод и въехала в просторный монастырский двор.
Хорнблоуэр с интересом огляделся по сторонам. Справа вдоль стены, примыкая к ней, тянулось длинное одноэтажное строение, зияющее множеством пустых дверных проемов. Вероятнее всего, здесь некогда располагались монашеские кельи. Прямо по ходу возвышалась часовня с примыкающей к ней звонницей. За часовней виднелись еще какие-то сооружения не совсем понятного предназначения, возможно, склады, конюшни, пекарня и тому подобные службы. Все это несло на себе отпечаток седой древности, разрухи и запустения.
По левую сторону от входа находилась двухэтажная постройка небольших размеров. Она резко отличалась по стилю от других монастырских зданий и была, несомненно, воздвигнута в более позднее время. Судя по некоторым признакам, Хорнблоуэр решил, что раньше здесь, на первом этаже, была трапезная, а на втором жил либо сам аббат, либо его ближайшие приближенные. Здесь и сегодня кто-то жил. Об этом можно было судить по застекленным окнам, нарядному деревянному крыльцу, явно недавнего происхождения, а также по свежевыкрашенному фасаду. Из трубы на крыше поднимался дым, а из открытого окна первого этажа тянуло жареным, свидетельствуя о том, что трапезная опять используется по своему прямому назначению.
Повинуясь оклику Барроу, форейтор остановил карету у крыльца. Безлюдный до этого момента двор внезапно заполнила целая толпа оборванцев довольно подозрительного вида. Больше всего они напоминали цыганский табор, за исключением одной небольшой детали: среди них не было ни одной женщины. Зверские рожи, живописные лохмотья, угрожающего вида тесаки и ножи за поясами – все это вызвало в голове Хорнблоуэра явные ассоциации с разбойничьей шайкой или командой пиратского корабля. Мистер Барроу, однако, не проявил ни малейшего волнения при появлении странного сборища, да и «цыгане», по правде говоря, ничем не выказали каких-либо враждебных намерений. Они только обступили карету тесным полукругом, восхищенно разглядывая этот шедевр и откровенно любуясь великолепной четверкой лошадей чистокровной английской породы. Они оживленно переговаривались друг с другом, очевидно, обмениваясь впечатлениями. Без особого удивления капитан сразу понял, что эти люди говорят исключительно по-испански; во всяком случае, он не уловил пока ни одного английского слова.
Дверь трапезной распахнулась, и на крыльце появился человек необычайно высокого роста, одетый в расшитый золотом мундир полковника испанской армии. Едва он вышел на крыльцо, как толпа оборванцев, будто по мановению волшебной палочки, затихла и мгновенно рассосалась по разным углам просторного монастырского двора.
– А вот и сам сеньор Миранда, – сказал Барроу, открывая дверцу кареты и выбираясь наружу. Хорнблоуэр с удовольствием последовал его примеру. Карета м-ра Марсдена была, конечно, не в пример удобнее почтовой, но двухчасовая поездка не могла не оказать определенного влияния на известную часть тела капитана, еще не до конца оправившуюся от недавнего путешествия из Плимута в Лондон. Ступив на землю и одернув мундир, Хорнблоуэр переключил все свое внимание на стоящего на нижней ступеньке крыльца человека.
Граф Франсиско Миранда выглядел лет на тридцать восемь-сорок, но ни капельки не был похож на испанца. Соломенного цвета густые волосы, могучая стать, широкие плечи, гордая осанка заставляли, скорее, подумать о древних викингах или саксах. Лицо его дышало благородством и было довольно красиво, вот только шрам на щеке, вероятно от сабельного удара, несколько портил впечатление.
– Рад приветствовать вас, джентльмены, в моей скромной обители, – церемонно произнес граф, слегка наклонив голову.
– Добрый день, сеньор Миранда, – поздоровался Барроу. – Позвольте мне представить вам мистера Горацио Хорнблоуэра, одного из самых храбрых и талантливых офицеров Королевского Флота.
Миранда слегка нахмурился. Он явно не узнавал Барроу, но не мог открыто в этом признаться, не нарушая правил хорошего тона.
– У вас великолепные лошади, господа, – начал Миранда, пожав руки обоим гостям, – да и экипаж под стать. Должен признаться, что последний раз я видел такое великолепие год назад в Париже, в конюшнях императора. Ваш выезд, должно быть, обошелся в целое состояние. Даже у вице-короля Перу, откуда я родом, нет таких коней.
– Этот выезд принадлежит м-ру Марсдену, Первому Секретарю Адмиралтейства, – любезно сообщил Барроу, заметивший реакцию Миранды и решивший помочь тому выйти из нелегкого положения, – моему непосредственному начальнику. Он сам предложил мне воспользоваться его экипажем и лошадьми для визита к такой важной персоне, как вы, граф. К тому же м-р Марсден прекрасно осведомлен о вашем интересе к английской породе…
От этих слов лицо Миранды сразу прояснилось, а на губах заиграла довольная улыбка. Видно было, что слова «Адмиралтейство» и «м-р Марсден» каким-то образом открыли шлюзы его памяти, да и комплимент относительно познаний графа в лошадях пришелся вполне к месту.
– Я очень рад слышать, м-р Барроу, что такой достойный джентльмен, как м-р Марсден, осведомлен о моих скромных трудах по улучшению андалузской породы. Впрочем, трудно ожидать иного от несомненного знатока. Эти кони говорят сами за себя. Только истинный ценитель способен подобрать такую четверку. Но что мы стоим здесь! Пожалуйте в дом, джентльмены. Заранее извиняюсь за убогость моего нынешнего жилища, но мы здесь устроились по-походному. Обстановка спартанская, вы уж не обессудьте.
С этими словами Миранда повернулся боком к двери и приглашающим жестом предложил гостям пройти в помещение. Барроу вошел первым, Хорнблоуэр последовал за ним. Граф замкнул шествие, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Сразу за дверью начинался узкий проход, в конце которого виднелся лестничный пролет, освещенный настенной лампой. По обе стороны прохода находились массивные дубовые двери. Левая была закрыта, но из-за нее тянуло вкусными запахами кухни. Что же касается правой двери, она была распахнута настежь и открывала вид на длинное и довольно просторное помещение с двумя огромными столами вдоль стен. Хорнблоуэр на миг представил себе картину двухвековой давности, когда за эти столы усаживались две-три сотни монахов и гостей монастыря, а молоденькие служки сновали между кухней и трапезной, разнося закуски, горячие блюда и сладкие монастырские вина. Перед мысленным взором мелькнула целиком зажаренная туша дикого кабана, истекающая жиром на гигантском блюде. Рот немедленно начал наполняться слюной. Хотя Хорнблоуэр завтракал сравнительно недавно, прогулка в карете и свежий загородный воздух пробудили в нем сильнейший аппетит. Нестерпимо захотелось съесть кусок жареного мяса со свежей пшеничной булкой и молодым картофелем в качестве гарнира.
– Прошу наверх, сеньоры, – раздался сзади голос графа.
Барроу и Хорнблоуэр поднялись на второй этаж по выщербленным от времени каменным ступеням и оказались в узком длинном коридоре. Здесь царил полумрак, едва рассеиваемый дневным светом из забранного решеткой единственного оконца в конце коридора и парой светильников, подвешенных под потолком. По обе стороны коридора капитан насчитал два десятка дверей. Очевидно, его первое впечатление оказалось правильным: здесь некогда были жилые помещения для монастырской верхушки.
– А вот и мои апартаменты, – произнес Миранда, распахнув третью справа от лестницы дверь.
У Хорнблоуэра перехватило дыхание, когда он переступил порог. Огромная светлая комната наводила на мысль о королевском дворце, а не о скромной монашеской обители. Стены и пол были покрыты роскошными персидскими коврами, несколько картин в позолоченных рамах и коллекция холодного оружия приятно дополняли интерьер. Мебель в стиле Людовика XV гармонично вписывалась в обстановку. Роскошные глубокие кресла окружали низкий столик из красного дерева на изогнутых резных ножках. В широкие окна вливался солнечный свет.
– Располагайтесь, сеньоры, – сказал Миранда, указывая на кресла. – Позвольте предложить вам напитки, пока готовится обед. Что вы предпочитаете в это время суток, м-р Барроу? Капитан?..
Если Барроу и был поражен обстановкой «спартанского» жилища Миранды, он никак не позволил своим чувствам проявиться.
– Я бы выпил немного белого вина. Мозельвейна, если этот сорт имеется в ваших погребах, господин граф.
– Безусловно! 1781 года, еще дореволюционный. А вы, сеньор Хорнблоуэр?
Хорнблоуэру вообще-то не хотелось пить спиртного в такой ранний час, но и отказаться было бы невежливо. Поэтому он просто выразил согласие с выбором м-ра Барроу, решив про себя, что только пригубит свой бокал.
Миранда подошел к левой стене и отворил маленькую дверцу в ней, за которой открылось темное зияющее отверстие.
– Гонсалес! – крикнул Миранда в дыру.
– Слушаю, Ваше Сиятельство, – донеслась через несколько секунд испанская речь откуда-то из глубины отверстия.
– Бутылку мозельвейна 1781 года и бутылку бургундского 1788 в мою комнату. И поторопись с обедом.
Миранда тоже перешел на испанский, но Хорнблоуэр понимал его без труда, что, безусловно, радовало, так как прошло уже довольно много времени с тех пор, как ему довелось применить свои познания в этом языке.
– Уже несу, Ваше Сиятельство! Миранда закрыл дверцу и вернулся к столу.
– Насколько я могу судить, здесь раньше располагались покои отца настоятеля. Вполне возможно, что один из них оказался слишком толст или слишком ленив и поэтому приказал проделать этот звуковод на кухню. Я обнаружил его случайно и тоже решил использовать по назначению. Хоть я и не толст, но чрезвычайно ленив. К тому же ненавижу лестницы. В детстве я упал со ступенек и сломал ногу. Провалялся в постели полгода. Бр-р, лучше не вспоминать…
Стук в дверь прервал его речь.
– Заходи, Гонсалес!
Дверь открылась и на пороге появился толстый коротышка в засаленном белом переднике и поварском колпаке. Его круглая плутовская физиономия расплылась в приветливой улыбке. В руках он держал поднос с двумя покрытыми раутиной бутылками и тремя хрустальными бокалами.
– Спасибо, Гонсалес, – бросил Миранда. – Поставь поднос и возвращайся на кухню. Кстати, что у тебя сегодня на обед?
– Для ребят – как всегда, Ваше Сиятельство. А для вашего стола я готовлю сегодня седло барашка, запеченный окорок, земляничный мусс и отварной ранний картофель. Васкес накопал утром полкорзины со своих грядок. Первый урожай, Ваше Сиятельство!
– Превосходно, Гонсалес. Ты можешь идти.
Повар неуклюже поклонился и скрылся за дверью. Миранда оглядел принесенные бутылки с видом знатока, взял с подноса серебряный штопор и сам распечатал вино. По комнате немедленно распространился приятный терпкий аромат винограда. Граф наполнил бокалы гостей белым вином, а себе налил бургундского.
– За здоровье Его Величества короля Георга, – провозгласил он первый тост.
За короля полагалось пить до дна, и Хорнблоуэру пришлось осушить свой бокал. Но вино оказалось настолько превосходным, что он не только не пожалел, но и решил не отказываться, если предложат еще.
– Ну что ж, господа, – сказал Миранда, поставив свой бокал на стол и доставая длинную тонкую сигару из инкрустированного перламутром сигарного ящика, – позвольте мне спросить, наконец, чем же вызван ваш нежданный визит ко мне. Насколько мне помнится, я никогда не имел дела с вашим ведомством. С военным министерством – да, но к Адмиралтейству я пока ни разу не обращался.
– М-р Марсден и я находимся в курсе всех ваших дел с военным министерством, – сухо ответствовал Барроу. – Именно по этой причине я взял на себя смелость посетить вас, граф, без предварительной договоренности. Если мы с вами найдем общий язык, вам больше не придется обивать там пороги.
– Ваши слова проливают бальзам на мои раны, сеньор Барроу! – воскликнул Миранда. – Вы не поверите, как надоели мне эти ваши чиновники, от которых просто невозможно чего-либо добиться. Я беседую с министром, я встречаюсь с членами Парламента, я получаю аудиенцию у Его Высочества принца Уэльского и что же? Все эти господа выслушивают меня благосклонно и каждый обещает помочь. Но когда дело доходит до бюрократов… О это чернильное семя! Не знаю, как обстоят дела у вас, в Адмиралтействе, но я поражаюсь, что у Англии вообще имеется армия. Если судить по тем чиновникам, с которыми пришлось столкнуться мне, удивительно, что ваши солдаты получают пищу, обмундирование и боеприпасы. Мне кажется, любая бумага, попавшая в лапы этих мерзких людишек, заранее обречена на пропажу. Я уже почти год в Англии, но мне так и не удалось проделать даже маленькой трещины в глухой стене равнодушия.
– Сочувствую вам, сеньор Миранда, – отозвался Барроу, – хотя и не разделяю ваших взглядов на английских чиновников. Я ведь и сам чиновник.
– Умоляю, простите меня, сеньор Барроу! – поспешил принести извинения Миранда. – Я вовсе не имел в виду никого из присутствующих. А кроме того, вас нельзя считать обычным чиновником, как и м-ра Марсдена. Ваши имена известны всей Англии, да что Англии, всему миру! А степень важности вашей должности равна любой министерской. Нет-нет, сеньор Барроу, вы не можете отнести мои слова в свой адрес. Я имел в виду обычных крючкотворов, которым доставляет наслаждение переправлять просителя из одной инстанции в другую, пока у бедняги не откажут ноги или не остановится сердце. В Испании с этим проще, сунул в лапу – и дело сделано. А к здешним чиновникам не знаешь как и подступиться.
– Наши тоже берут, – усмехнулся Барроу, – но к ним надо знать подход, как вы справедливо заметили, граф. Не везде, конечно. Скажем, в Адмиралтействе я готов поручиться за каждого. Мы очень тщательно подбираем людей. Слишком многое зависит от боеспособности флота, поэтому мы не в праве рисковать и брать на службу случайных проходимцев.
– Нисколько не сомневаюсь в честности ваших коллег, сеньор Барроу, – с облегчением заверил собеседника Миранда. – Вы правы, разумеется, нельзя вот так сразу обобщать. Должно быть, мне просто не везло.
– Как сказать… – несколько загадочно пробормотал Барроу.
– Что вы имеете в виду, сеньор? – насторожился Миранда.
– Сейчас я все вам объясню, граф. Хорнблоуэр посмотрел на м-ра Барроу и поразился происшедшей с ним перемене. Взгляд его сделался жестким, на бледных щеках заиграл легкий румянец, пальцы судорожно вцепились в подлокотники кресла. Хорнблоуэр понял, что приближается решительный момент, ради которого Марсден и Барроу затеяли эту поездку.
– Если я не ошибаюсь, сеньор Миранда, вы неоднократно обращались в военное министерство, а также к различным высокопоставленным лицам с просьбами помочь вам свергнуть власть Испанской Короны в Южной Америке?
– Совершенно верно, м-р Барроу. Обращался и неоднократно, как вы совершенно справедливо заметили. Более того, я ни разу не получил прямого отказа. Все соглашались с моими планами и уверяли меня, что постараются сделать все возможное для их осуществления. Вот только никто до сих пор не удосужился даже пальцем пошевелить. А ведь я просил так немного! С полтысячи старых мушкетов, немного боеприпасов и хоть какой-нибудь корабль, чтобы доставить все это и моих людей к берегам Америки. Я даже не просил высадить нас непременно в Перу, на моей родине, где у меня большие связи и множество сторонников. Какая, в сущности, разница, где начинать. Достаточно одной искры, чтобы заполыхал весь континент, и тогда прогнившая власть королевских губернаторов и вице-королей рухнет сама собой, как карточный домик.
– Скажите, сеньор Миранда, – спросил Барроу после паузы, – вы никогда не задумывались о том, что все те чиновники, которые, как вы считаете, пытались вставлять вам палки в колеса, могли поступать так по инструкции свыше?
– О, я давно уже подозреваю нечто в этом роде! – с горечью произнес Миранда. – Какой же вы все-таки двуличный народ, англичане.
– Английские политики, сеньор Миранда, – мягко поправил его Барроу, – как, впрочем, любые другие политики, в том числе и испанские.
– Тут вы правы, сеньор, – согласился Миранда, – хотя я по-прежнему не понимаю, какой вред Англии может причинить ослабление могущества Испании? Насколько мне известно, вы все еще находитесь в состоянии войны с ней.
– Это так, граф, но не забывайте о будущем. Сегодня мы воюем с Испанией, а завтра можем стать друзьями. Испанцы не слишком любят французов и их самозваного императора и сражаются больше из страха перед союзниками. У Англии с Испанией нет существенных причин для противоборства, поэтому наше правительство старается не слишком давить на испанцев.
– Тем не менее, вы явились ко мне с каким-то конкретным предложением, не так ли? – вкрадчиво поинтересовался Миранда. – Что-нибудь изменилось в сфере большой политики?
– К сожалению, – сухо ответил Барроу. – Но перейдем к делу. Как вы правильно заметили, сеньор Миранда, я уполномочен сделать вам конкретное предложение. Прежде всего, позвольте сообщить вам, что ваша просьба относительно военного снаряжения удовлетворена и даже с избытком. Вот ордер, подписанный военным министром, на получение из арсенала в Плимуте 1000 мушкетов новейшей конструкции, принятых на вооружение в армии Его Величества, 40 пятидесятифунтовых бочонков пороха, 5 легких полевых четырехфунтовых пушек, 500 ядер к ним, а также по 10 центнеров мушкетных пуль и картечи.
Барроу достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги и с легким поклоном протянул его графу. Тот выхватил документ из рук собеседника, поспешно развернул его и впился глазами в текст. Он прочитал его дважды или трижды, каждый раз нежно поглаживая то место, где стояла подпись и печать военного министра. Видно было, что одна только мысль о столь крупной партии смертоносного снаряжения доставляет сеньору Миранде почти физическое наслаждение. Внезапно он встрепенулся и с тревогой поднял глаза на сидящего напротив Барроу.
– У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность, сэр, но молю вас, скажите скорее, каким образом все это богатство будет доставлено по назначению?
– В конце ноября или начале декабря Королевское Географическое Общество планирует отправить научную экспедицию в Южную Америку с целью исследования устья Амазонки, а также уточнения очертаний береговой линии Восточного побережья материка. В состав экспедиции предполагается включить один линейный корабль, два фрегата и несколько малых вспомогательных судов. Возглавит ее коммодор Кларк. Я полагаю, на всех этих кораблях найдется местечко как для ваших головорезов, так и для вашего драгоценного груза. Вы удовлетворены, граф?
– Более чем, сеньор Барроу. Но я сгораю от любопытства. Кто тот таинственный благодетель, за которого я должен молиться? Вы? Или…
– Или. Идея и ее осуществление целиком принадлежат м-ру Марсдену. Между прочим, для получения этого ордера потребовалось вмешательство самого Премьер-министра, так что он достался м-ру Марсдену не без затруднений. Что же касается благодарственных молитв, то тут у меня большие сомнения. М-р Марсден убежденный протестант, а вы, насколько мне известно, столько же убежденный католик.
– О, это не имеет значения! – воскликнул Миранда. – За такого протестанта, как м-р Марсден, я готов не только молиться, но и жизнь отдать.
– Жизнь не нужно, – успокоил его Барроу, – но вы же понимаете, надеюсь, сеньор Миранда, что м-р Марсден занялся решением ваших проблем вовсе не ради ваших прекрасных глаз?
– Конечно понимаю, – сокрушенно признался Миранда, безуспешно пытаясь скрыть невольную ухмылку, – но так хочется иногда верить в человеческое бескорыстие!
– И часто вам приходилось сталкиваться в жизни с подобными проявлениями, граф? – теперь уже Барроу не смог сдержать улыбки.
– Увы! – вздохнул испанец. – Даже не вспомню, сколько лет назад был последний случай.
– Ну что ж, очень рад, что мы понимаем друг друга. Сейчас я расскажу вам вкратце о той услуге, которую вы могли бы оказать м-ру Марсдену. Разумеется, вы вправе отказаться, если что-то покажется вам несовместимым с вашими убеждениями или честью дворянина. Только не забудьте, что м-ру Марсдену еще предстоит уговорить капитана Кларка взять на борт ваш отряд и груз, прямо скажем, не очень совместимый с чисто научной экспедицией.
– Ха! Научная экспедиция! – презрительно фыркнул Миранда. – Линейный корабль и два фрегата. Две сотни пушек, как минимум, полторы или две тысячи человек команды, не считая морской пехоты. И это вы называете научной экспедицией?
– Времена сейчас неспокойные. Должны же мы как-то позаботиться о безопасности ученых мужей. Вы со мной не согласны, граф?
– Ну что вы, сеньор Барроу! В вашем объяснении есть резон. Я просто не подумал о том, что несчастных географов в самом деле необходимо защищать. Особенно в устье Амазонки. Там столько свирепых хищников и ядовитых змей, что даже двухсот орудий и батальона морской пехоты может не хватить. А еще ведь есть индейцы с их луками и отравленными стрелами… Да, вы совершенно правы! Почему бы вам не предложить добавить к экспедиции еще несколько боевых кораблей? Кстати, кто такой капитан Кларк? Первый раз слышу. Почему бы не поставить во главе адмирала Нельсона или, на худой конец, Коллингвуда? Я всегда преклонялся перед уважением англичан к географии, так неужели вы допустите, чтобы ваши ученые подвергались хоть малейшему риску?
– Я доведу ваше предложение до сведения м-ра Марсдена, а он, в свою очередь, надеюсь, вынесет его на рассмотрение Коллегии Адмиралтейства, – кивнул Барроу с самым серьезным видом. – Но мы немного отвлеклись от темы, вам не кажется, граф?
– Да, давайте вернемся к той услуге, которую я счастлив буду оказать м-ру Марсдену, – с жаром подхватил Миранда, но тут же поскучнел лицом и добавил: – Если, конечно, это не будет несовместимо с моими убеждениями или честью дворянина. Говорите, прошу вас, сеньор Барроу!
Барроу отхлебнул глоток вина из своего бокала и принялся излагать сущность принятого накануне плана. Когда он закончил и вопросительно посмотрел на Миранду, тот заговорил не сразу, а только минуту или две спустя.
– Мне понятна суть вашего предложения, сеньор Барроу, как понятны и все опасности, связанные с осуществлением ваших намерений. Сейчас я ничего вам не отвечу. Мне нужно подумать. Давайте вернемся к этому разговору после обеда, если вы не против.
– Я вовсе не тороплю вас, граф, – сказал Барроу. – Если вы желаете, мы можем дать вам на обдумывание пару дней.
– Это лишнее. Мне вполне хватит пары часов. Миранда встал из-за стола и снова открыл дверцу в стене.
– Гонсалес! – позвал он. – Что там с обедом?
– Все готово, Ваше Сиятельство, – последовал приглушенный ответ.
– Ну тогда неси. Потом можешь звать людей. Когда всех накормишь, скажи сержанту, чтобы поднялся ко мне.
– Слушаюсь, Ваше Сиятельство!
Не прошло и трех минут, как на пороге снова появился толстяк-повар с уставленным закусками подносом. На отдельном блюде дымились сложенные в стопку тонкие плоские лепешки. Хорнблоуэр сразу узнал знаменитые испанские тортильи, которые ему довелось пробовать на Ямайке еще в бытность младшим лейтенантом «Славы». Гонсалес быстренько сгрузил блюда с закусками на стол, расставил тарелки и исчез за следующей переменой.
– Виски? Бренди? Ром? – осведомился Миранда, открывая дверцу стенного шкафа.
– Капельку бренди, если можно, – сказал Барроу.
– А у вас есть ямайский ром, сэр? – спросил Хорнблоуэр, которому тортильи на блюде напомнили совместные с Бушем трапезы в кабаках Кингстона.
– Разумеется, капитан! Не только ямайский, но и кубинский. Большинство истинных ценителей предпочитает последний. Но я не хочу никому навязывать своего мнения. Попробуйте оба, сеньор Хорнблоуэр, и решите сами, что вам больше нравится.
Хорнблоуэр последовал совету хозяина и вскоре пришел к тому же выводу: кубинский ром оказался на самом деле лучше ямайского. Ему не раз приходилось присутствовать на званых обедах у прославленных капитанов и адмиралов, но нигде угощение не было таким вкусным. Холодные закуски буквально таяли во рту, а седло барашка под острым, удивительно ароматным соусом не шло ни в какое сравнение с той жилистой бараниной, какую приходилось есть в море даже на адмиральском флагмане. Молодое парное мясо с любимым молодым картофелем – что может быть лучше?! Покончив с первой порцией, Хорнблоуэр отрезал себе еще кусок баранины, не испытывая при этом никаких угрызений совести. На блюде еще осталось достаточно для целого десятка едоков, тогда как за столом сидело всего трое. Совсем другое дело на обеде у адмирала, где младшим офицерам не всегда удавалось даже попробовать то или иное блюдо, – все расхватывали старшие по чину, – не говоря уже о повторной порции.
– Ваш повар – просто чудо, сеньор Миранда, – сказал капитан, оторвавшись наконец от тарелки. – Где вы его раздобыли, если не секрет?
– Да, отлично готовит, шельмец, – подтвердил Миранда, самодовольно улыбаясь. – Ничего удивительного, в свое время он служил шеф-поваром у вице-короля Перу.
– В самом деле? – заинтересовался Барроу. – И как же вам удалось переманить его, граф? Насколько я знаю поваров, они не очень-то жалуют походную жизнь и скитания.
– Гонсалесу такая жизнь нравится, – возразил Миранда, – кроме того, я его не сманивал. Он сам предложил мне взять его на службу, когда я собирался отплывать во Францию.
– Как?! Он добровольно покинул службу у короля, семью, родную землю, чтобы отправиться с вами за тридевять земель? Невероятно! – воскликнул Барроу.
– Ну, не то чтобы совсем добровольно… – протянул Миранда.
– Ага! Так я и знал! – вскричал Барроу. – Здесь есть какая-то тайна. Расскажите нам, граф, прошу вас.
– Да не было никакой тайны, – нехотя сказал Миранда, – просто Гонсалес отравил племянника вице-короля, и ему надо было срочно покинуть страну.
– То есть как это отравил? – прошептал потрясенный Барроу.
– Да очень просто. У нас в Перу растет одно растение. Не знаю, как оно называется по латыни, но мы называем его яблоком смерти. На Кубе это растение называют «манзанилла». Гонсалес подмешал сок манзаниллы в острый соус, который каждый раз готовили специально для молодого человека. Вообще-то манзаниллой отравиться не просто, – яд выдает специфический запах. Но в остром соусе с разнообразными приправами различить этот запах почти невозможно… Так что племянник скончался полчаса спустя после обеда в страшных мучениях.
– Но почему он так поступил? – спросил Горацио.
– Молодой повеса обесчестил единственную сестру Гонсалеса. Через неделю должна была состояться ее свадьба, а тут такое… Бедная девушка не вынесла позора и наложила на себя руки. Будь Гонсалес дворянином, он мог бы вызвать подлеца на дуэль, но не будучи им, он поступил так, как поступил. Я знал его сестру. Это была чудесная девушка и настоящая красавица.
– А вы не боитесь, что в один прекрасный день он отравит и вас? – с любопытством спросил Хорнблоуэр.
– Меня? – удивился Миранда. – Помилуйте, за что? Ведь я же не соблазнял его сестру.
– Ну, мало ли за что, – не отставал Хорнблоуэр, – предположим, вы приказали за что-нибудь его высечь, а он затаил обиду…
– Такого не может случиться! – твердо отрезал Миранда.
– Вы так уверены в своем поваре, граф? – с легкой иронией спросил Барроу.
– Я уверен во всех своих людях. Каждый из них при вступлении в Освободительный Легион – так называется мой отряд – поклялся на крови до последнего вздоха бороться за свободу Америки и во всем беспрекословно подчиняться приказам командира Легиона, то есть моим. К тому же, сеньор Хорнблоуэр, в моем отряде нет телесных наказаний, чего нельзя сказать о вашем прославленном флоте.
– Интересно… – задумчиво протянул Барроу. – А как же тогда вы поступаете с провинившимися?
– В Легионе существует всего два вида наказания: изгнание и смертная казнь. За все время лишь однажды пришлось применить последнюю. Один солдат напился и зарезал своего лучшего друга из-за пустяковой ссоры. С тех пор я установил для рядовых сухой закон.
