Текст книги "Трафальгарский ветер"
Автор книги: Сесил Скотт Форестер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)
– Капитан, – снова заговорил Марсден, – мы не забыли рекомендации адмирала Корнуоллиса относительно вашего производства.
Слова Марсдена настолько не соответствовали вихрю мыслей и эмоций, бушевавшему в мозгу Хорнблоуэра, что он даже не нашелся с ответом, изумленно воззрившись на Первого Секретаря.
– Заметьте, капитан, – вмешался Барроу, быстро переглянувшись с Марсденом, – нам даже нет необходимости подыскивать для вас подходящее судно. Вы получите должность в Береговой Охране в соответствии с вашим чином. Затем мы позаботимся, чтобы вас отозвали в наше распоряжение.
Разговор принял совершенно неожиданный и пока еще чуждый Хорнблоуэру оборот. Сейчас речь шла именно о том, о чем он размышлял, направляясь в Адмиралтейство. Производство в капитанский чин означало, что он будет наконец удостоен чести быть внесенным в заветный Реестр Капитанов. Тем самым он перестанет быть простым коммандером, называемым капитаном лишь из вежливости. Теперь он станет настоящим капитаном, то есть, достигнет предела мечтаний каждого военного моряка от коммандера до последнего Королевского Воспитанника. Отныне лишь суд Военного Трибунала или смерть могут остановить его продвижение к еще более заветному чину – адмиральскому. А ведь он в ходе разговора совсем забыл о своем производстве и твердой решимости всеми силами добиться выполнения обещаний. И совсем уже неудивительно, что он забыл о Береговой Охране, состоящей из резервистов, могущих в любой момент быть призванными на военную службу. Там числились лодочники, паромщики, рыбаки и другие связанные с морем люди, которых держали про запас на случай попытки вторжения. Вся территория Англии была разбита на округа для организации и начальной Подготовки этих людей. Во главе каждого округа стоял один из реестровых капитанов.
– Что скажете, капитан? – спросил Марсден.
– Я сделаю это, – ответил Хорнблоуэр.
Его собеседники снова переглянулись. На их лицах явственно читалось облегчение и удовлетворение таким исходом событий. Они, должно быть, мысленно поздравляли друг друга с тем, что предложенная «взятка» сыграла свою решающую роль. Он готов уже был вспылить, вскочить с места и закричать, что их предложение для него ничего не значит… Но он только покрепче сжал зубы, вовремя вспомнив мудрое изречение древнего философа, сказавшего когда-то, что он не раз имел возможность сожалеть о сказанном, но еще ни разу не пожалел о том, что промолчал. Несколько секунд молчания – случайная пауза – добыли ему капитанский чин; неосторожная фраза вполне могла послужить причиной его потери. К тому же, Хорнблоуэр был уверен, что оба сидящих напротив него человека настолько циничны и бессердечны, что никогда не поверят ни одному его слову, вздумай он сейчас протестовать. Пусть лучше считают его таким же циником, выторговывающим себе карьеру. Если же он станет убеждать их в обратном, его, скорее всего, просто сочтут ханжой и лицемером.
– В таком случае, капитан, я приму безотлагательные меры, чтобы поскорее познакомить вас с Мирандой, – сказал Марсден. – Буду весьма признателен вам, если вы в ближайшее время представите мне детально разработанный план действий, чтобы я мог доложить Его Светлости.
– Хорошо, сэр.
– Доложите мне устно. Ничего, что касается этого плана, нельзя доверять бумаге, капитан. Разве что ваш рапорт об успешном завершении всего предприятия.
– Я понял, сэр.
Хорнблоуэру показалось, что выражение лица Марсдена чуточку смягчилось. Последняя его фраза явно претендовала на шутку, что уже само по себе представлялось из ряда вон выходящим. С внезапной прозорливостью он увидел в Первом Секретаре обычного человека, обремененного не только грудой повседневных забот, но и несущего на своих плечах груз тяжкой ответственности, которую ему не с кем разделить. Морские министры могли приходить и уходить, а ему по необходимости приходилось иметь дело со всеми «мелочами», включая сбор информации, отделение ложных донесений от истинных, да и простой шпионаж, как бы ни было неприятно называть вещи своими именами. Теперь он гораздо лучше понимал, как тяжело порой найти надежных агентов, верных людей, на которых можно положиться, ничего не опасаясь. Теперь Хорнблоуэру стало ясно, почему Марсден испытывает в этот момент такое воодушевление, что это даже отражается у него на лице.
– Я распоряжусь, чтобы сообщение о вашем производстве появилось в «Газетт», капитан, – поспешно сказал Барроу. – Вы прочтете его еще до конца недели.
– Очень хорошо, сэр.
Когда Хорнблоуэр вышел на улицу, ливень сменился лениво моросящим дождичком, явно не собирающимся прекращаться. У него не было с собой ни плаща, ни накидки, но он радостно шагнул навстречу дождевой пыли. Он чувствовал себя способным шагать и шагать, до самого горизонта, до бесконечности. Прикосновение мелких дождевых брызг к его лицу было приятным, к тому же он утешал себя мыслью, что мягкая пресная вода растворит и вымоет скопившуюся в одежде морскую соль. Это на мгновение отвлекло его от других мыслей, копошившихся в голове, как угри в садке. Наконец-то он станет капитаном, хотя ради этого ему предстоит сначала сделаться шпионом.
(На этом месте оригинальный текст Форестера заканчивается.
Далее следует продолжение, написанное А. Дубовым)
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Хорнблоуэру снилось, что он стоит на шканцах «Пришпоренного» и наблюдает, как матросы откачивают ручной помпой воду из трюма, но почему-то сливают ее из шланга не обратно в море, а льют прямо ему на ноги, отчего те сильно промокли и заледенели. Он собирался было учинить им страшный разнос за такое небывалое нарушение субординации, но вместо этого проснулся, открыл глаза и тупо уставился в покрытый облупившейся штукатуркой потолок. Секунду спустя он осознал, что ноги его на самом деле мокрые и замерзли. Поспешно вскочив с постели, он сразу же установил причину такого безобразия: с потолка на изножье постели капало, и вся нижняя часть одеяла промокла насквозь. Он бросил взгляд за окно. За стеклом было темно, в открытую форточку тянуло холодом и сыростью. Капитан подошел к окну и открыл его. На улице шел все тот же мелкий противный моросящий дождь. Низкие тучи затянули все небо серой пеленой, создавая ощущение сумерек, хотя по улице уже ходили люди и, значит, наступило утро.
Мысленно послав в адрес хозяйки несколько не слишком лестных комплиментов, Хорнблоуэр стал вспоминать вчерашний день. После окончания аудиенции у Марсдена он отправился погулять по городу. Прежде ему доводилось, разумеется, бывать в Лондоне, но лишь по делам или проездом, так что он практически не был знаком с величайшей из европейских столиц. Памятуя о задании Марсдена представить в кратчайший срок продуманный и детальный план действий, он решил совместить приятное с полезным и отправился бродить по улицам, одновременно размышляя о предстоящей операции. Дождь его не очень смущал – в море он привык часами стоять на вахте в до нитки промокшей одежде, – так что лондонский дождичек не мог испортить ему удовольствие. Он неторопливо обошел большую часть Сити, глазея на дворцы и особняки знати, многочисленные церкви и соборы, кофейни, лавки, гостиницы и прочие соблазны города с миллионным населением.
Денег у Хорнблоуэра было с собой немного. Он не успел получить в Плимуте причитающегося ему жалованья, да и капитанские припасы требовали каждый месяц заметного кровопускания для его и без того тощего кошелька. Впрочем, двадцать гиней у него еще оставалось. Он прикинул будущие расходы на ближайшие несколько дней и решил, что вполне может пожертвовать половиной наличного капитала, чтобы купить подарок Марии в честь долгожданного производства. Он вспомнил дешевую блеклую шаль, покрывавшую ее плечи во время их последнего прощания у портовых ворот в Плимуте. Мария всегда мечтала о настоящей кашемирской шали, но она стоила безумно дорого, и мечта так и оставалась мечтой.
Выйдя на Пикадилли, Хорнблоуэр решительно зашагал по этой знаменитой улице, читая подряд все вывески. А вот как раз и то, что ему нужно. Хорнблоуэр дернул звонок и несколько секунд спустя был впущен в лавку согнувшимся в поклоне приказчиком.
– Что желает господин капитан? – услужливо осведомился приказчик.
– Я бы хотел подобрать что-нибудь в подарок жене, – сказал Хорнблоуэр, озираясь по сторонам и чувствуя себя не в своей тарелке от открывшегося его взору великолепия. Полки и прилавки буквально утопали в товарах. Здесь были штуки сукна, шелка, ситца и других тканей такого множества расцветок, что у Хорнблоуэра зарябило в глазах. Немного привыкнув к этой пестроте, он неловко откашлялся и сказал:
– Я попросил бы вас показать мне на выбор несколько шалей, но только мне нужно настоящую кашемирскую.
– Прошу простить меня, сэр, – улыбающееся лицо приказчика омрачилось, – но в настоящий момент мы не можем предложить вам ничего подобного. Если желаете, могу показать вам прекрасный товар манчестерского производства, но кашемирских шалей вы сейчас в Лондоне не найдете. Мне очень жаль, сэр, поверьте.
– А что случилось? – удивленно спросил капитан. – Разве Бони успел захватить Индию, пока я болтался в море?
– Нет-нет, сэр, что вы! Просто мы вот уже несколько месяцев не получаем товар с Востока, а все из-за этих проклятых лягушатников. В Мадрасе и Бомбее стоят десятки кораблей, но они боятся выходить в море. Караваны с конвоем отправляются теперь редко, потому что большинство военных судов переброшено в Европу, а те, что добираются до Англии, везут военные грузы. Я понимаю: война – людям не до шалей, но торговля, по-моему, тоже не должна страдать. А все этот мерзавец Линуа!
Только теперь Хорнблоуэр понял, о чем идет речь. Еще в начале года французский адмирал Линуа вывел под покровом ночи эскадру из блокированного Рошфора и сумел увести свои корабли в Индийский океан. Там он повел себя как настоящий пират, захватывая английские торговые суда и даже отваживаясь нападать на укрепленные британские поселения. Бедная Мария! Она так хотела настоящую кашемирскую шаль!
– Благодарю вас, – сухо сказал Хорнблоуэр приказчику и покинул лавку.
Потерпев фиаско с шалью, он решил было купить Марии какое-нибудь колечко, но со стыдом вспомнил, что даже не знает размера ее пальца, да и покупать безделушки, когда приходится подчас питаться впроголодь, всегда казалось ему непростительным баловством. Шаль – это другое дело, а купи он жене золотую побрякушку, она же первая его отругает. А теща добавит. При воспоминании о теще Хорнблоуэр слегка поежился. Хорошо еще, что Мария с ребенком живут отдельно от матери, а то те редкие моменты встреч, что выпадали на их долю, непременно оказались бы омрачены присутствием скупой, мелочной и вздорной старухи, ни в грош не ставящей зятя.
Хорнблоуэр вздохнул и решил отложить выбор подарка. Лучше будет, если он сначала поговорит с женой и попытается осторожно выяснить, чего хочется ей самой. Да и кто знает, сколько еще ему придется торчать в Лондоне, где жизнь чуть ли не вдвое дороже, чем в том же Плимуте.
Прогулка по свежему воздуху заметно улучшила настроение Хорнблоуэра. У него начал разыгрываться аппетит. Время близилось к пяти часам пополудни, а завтракал он в девять утра. Кроме «Головы сарацина» он не знал других подобных заведений в этой части Лондона и решил заглянуть туда пообедать и услышать новости, благо этот трактир находился по дороге в гостиницу.
Хозяин сразу узнал Хорнблоуэра. Как только он уселся за стол, трактирщик с торжествующим видом положил перед ним развернутый газетный листок.
– Ну что, сэр, – ехидно осведомился он, – что вы теперь скажете?
Хорнблоуэр пробежал глазами первую страницу. На ней был напечатан рапорт вице-адмирала Колдера о сражении при Финистерре. Сухие строчки рапорта о многом говорили опытному моряку, но для непосвященного могли послужить лишним доказательством проявленной адмиралом Колдером нерасторопности, если не сказать больше.
– Теперь вы сами видите, сэр, – заговорил стоящий за спиной трактирщик, – какую собаку подложил нам всем этот Колдер. Вот тут написано, что «противник, воспользовавшись туманом, увел свои корабли с места сражения и укрылся в Эль-Ферроле» . А почему он позволил противнику увести свои корабли? Может быть, просто испугался? Вот Нельсон, тот бы точно дрался до конца, пока не потопил бы всех лягушатников или сам не погиб.
– Последнее вероятнее всего, – сухо ответил Хорнблоуэр.
– А почему, собственно, вы так считаете, позвольте вас спросить, сэр? – поинтересовался трактирщик далеким от дружелюбного тоном.
– Да хотя бы потому, что я умею считать, – так же сухо ответил Хорнблоуэр.
– Что вы хотите этим сказать? – в голосе хозяина зазвучало открытое подозрение.
Хорнблоуэру этот беспредметный разговор начал уже действовать на нервы, но он сдержался и ответил спокойно:
– Если вы внимательно читали газету, любезный, то могли заметить, что в распоряжении адмирала Колдера находилось всего 17 линейных кораблей, считая вместе с эскадрой адмирала Коллингвуда. А у Вильнева одних линейных кораблей больше 30, да еще фрегаты и другие суда. Сэр Роберт достоин награды за то, что не только вступил в бой при таком подавляющем преимуществе противника, но сумел прогнать его и даже захватить два корабля.
– Достоин награды? Ну вы скажете, сэр! – возмущенно фыркнул трактирщик. – Петли он достоин, а не награды, вот что я вам скажу!
Хорнблоуэр пожал плечами и решил больше не касаться этой темы. Что толку спорить с тупоголовыми болванами, которые не способны отличить зюйд от веста, а туда же – лезут обсуждать стратегию и тактику с самоуверенностью и апломбом, каких не встретишь и у самого самодовольного офицера. Он заказал обед и, поколебавшись немного, бутылочку кларета. Что ни говори, а сегодня он все-таки стал капитаном. Такое событие следовало непременно отпраздновать. Жаль только, что в Лондоне он никого не знал, и праздновать пришлось в одиночку.
Сверх ожидания, кларет оказался превосходным и выдержанным, а еда вполне сносной. После жаркого капитан заказал кусочек сыра и попросил сварить кофе. В ожидании последнего, он откинулся на спинку кресла, потягивая мелкими глотками вино из бокала. Во время странствий по городу он так толком и не сумел придумать ничего особенного, да и сейчас, после сытного обеда, мысли что-то не лезли в голову. Зато в ней постоянно крутилась одна и та же фраза: «Я – шпион!»
Хорнблоуэр всегда с неприязнью относился к людям этой категории, хотя сам неоднократно пользовался их услугами. Во время блокады Бреста он создал целую сеть осведомителей из числа местных рыбаков, благодаря которым ни одно событие в Брестской гавани не оставалось неизвестным британскому командованию. Но то были простые рыбаки, получавшие золото за свою информацию, но вряд ли сознававшие до конца, чем именно они занимаются и чем все это может кончиться для них в случае провала. А он, Хорнблоуэр, чем он лучше этих неграмотных рыбаков? Он ведь тоже получил свою плату – капитанский чин, – причем получил авансом, еще ничего не сделав. А уж он-то прекрасно понимает, на что идет и что с ним сделают в случае поимки. На душе вдруг стало муторно и тоскливо, захотелось снова очутиться в море, на шканцах «Пришпоренного», и сразиться один на один с кем угодно, пусть даже с десятикратно сильнейшим противником, лишь бы отогнать навязчивый призрак железного ошейника гарроты. Тут он, вспомнив, что его любимый «Пришпоренный» вот уже две недели покоится на дне морском, совсем расстроился и загрустил. Хорнблоуэр два с лишним месяца не брал в рот спиртного, и выпитое вино подействовало на него неожиданно сильно. Мысли начали мешаться, голова отяжелела. Его потянуло в сон. Он подозвал трактирщика, расплатился за обед и вышел на улицу, прихватив с собой газету, чтобы вечером на досуге еще раз перечитать рапорт Колдера.
На улице заметно похолодало, а может быть, ему просто так показалось после сытного обеда и теплого зала трактира. Как бы то ни было, дойдя до моста, Горацио почувствовал, как его начинает бить озноб. Северный ветер, принесший дождь и туман, проникал сквозь намокший мундир, заставляя прибавить ходу, чтобы поскорей добраться до гостиницы. Последние полквартала капитан промчался шагом, весьма напоминающим рысь жеребенка. Только закрыв за собой дверь и ощутив блаженное тепло камина, он немного расслабился и перевел дыхание. Полная хозяйка выглянула из кухни, заметила постояльца и вышла ему навстречу, вытирая руки о засаленный передник.
– Добрый вечер, господин капитан.
– Добрый вечер, миссис Догерти.
– Да вы насквозь промокли, сэр! – хозяйка всплеснула руками в порыве искреннего или притворного участия.
– Ничего страшного, миссис Догерти, – Хорнблоуэр в смущении отвернулся.
– Ну нет, сэр! Хоть вы и капитан, а простудиться можете так же просто, как и любой другой. Идите-ка к себе сейчас и переоденьтесь в сухое, а я через пять минут поднимусь, принесу вам горячего грога и заберу ваш мундир. Я его высушу, выглажу, а завтра утром он будет как новенький.
Хорнблоуэр сделал слабую попытку отказаться, но слова хозяйки звучали соблазнительно. Поэтому он не стал долго спорить и поднялся наверх в свои «апартаменты». Миссис Догерти оказалась точной: ровно через пять минут раздался стук в дверь, и она возникла на пороге с подносом в руках, на котором стоял солидных размеров кувшин и стакан. Из узкого горлышка кувшина поднимался пар. К этому времени Хорнблоуэр успел уже сбросить промокший мундир и сменить сорочку и штаны. Он поблагодарил хозяйку за заботу, позволил ей забрать мундир и, после ее ухода, блаженно раскинулся в единственном кресле. Он подозревал, правда, что эта услуга непременно будет внесена в счет, но думать об этом как-то не хотелось. Налив стаканчик горячего напитка, он стал неторопливо потягивать грог, чувствуя, как с каждым глотком по телу разливается тепло.
Просмотрев прихваченный с собой газетный листок и не найдя в нем больше ничего интересного, Хорнблоуэр еще раз прочитал рапорт Колдера. Сухие цифры говорили сами за себя. По количеству кораблей и огневой мощи объединенный франко-испанский флот превосходил его эскадру, по меньшей мере, вдвое. Если уж кого-то и следовало отдавать под суд в этой ситуации, так это Вильнева. Хорнблоуэр сомневался, что Наполеон решится на смену командующего, но не мог и отбросить такого варианта, особенно, если Вильнев не проявит себя в дальнейшем. Французский адмирал наверняка и сам понимал, что его судьба и карьера висят на волоске, так что от него можно было ожидать любого отчаянного шага в попытке восстановить свое доброе имя в глазах императора.
Грог оказался не только горячим, но и крепким, – хозяйка, очевидно, не пожалела рома. Капитана неудержимо потянуло в сон. Он еще нашел в себе силы раздеться и улечься в постель и сразу же провалился во тьму…
Неожиданный холодный душ с потолка прогнал остатки сна окончательно. Хорнблоуэр оделся, мимоходом посмотрел в зеркало и решил побриться для начала. Приоткрыв дверь, он прислушался. Снизу доносились шаги и какое-то позвякивание – верный признак того, что хозяйка уже встала.
– Миссис Догерти, – позвал он. – Не могли бы вы принести мне горячей воды?
– Через пять минут, господин капитан, – откликнулась хозяйка.
Немного поразмыслив, Хорнблоуэр решил не особенно пенять на дыру в потолке. Вчера вечером миссис Догерти отнеслась к нему с заботой, поэтому он решил ограничиться простым замечанием и не поднимать скандала. Можно было, конечно, съехать отсюда и подобрать что-нибудь получше, но тогда и платить придется дороже, а ведь неизвестно, сколько времени ему еще придется провести в Лондоне.
– Доброе утро, сэр. Вот вам горячая вода, – объявила хозяйка, бочком протискиваясь в дверь с кувшином в руках.
– Доброе утро, миссис Догерти. Благодарю вас. К сожалению, сегодня ночью на меня лилась холодная вода. Будь она теплой, я бы наверное до сих пор спал.
Хозяйке хватило одного взгляда на потолок и промокшую постель, чтобы оценить размеры катастрофы. Хорнблоуэра немного удивила ее реакция. Он ожидал хотя бы извинений и не был готов к потоку проклятий и угроз в адрес неизвестного ему Бинки, которыми она разразилась. Ее и без того красное лицо сделалось угрожающе-багровым, глаза метали молнии, она потрясала кулаками, не умолкая ни на секунду и призывая на голову Бинки самые страшные кары, от членовредительства до повешения.
– Проклятый пьяница! Скотина!.. Негодяй… Прошло несколько минут, прежде чем достойная женщина немного успокоилась и смогла объяснить капитану нормальным языком, что виновником всех неприятностей был местный кровельщик Бинки, который только на прошлой неделе чинил ей крышу, взял за работу шиллинг и бутылку джина и клялся всеми святыми, что крыша не потечет до Страшного Суда.
– А я – бедная одинокая вдова, сэр, – продолжала причитать хозяйка, – и не могу сама лазить по крышам и проверять, что он там мне понаделал. И сынка не пошлешь, – он у меня плохо соображает, хотя душа-то у него добрая…
Разъяренная миссис Догерти не очень походила на бедную беззащитную вдову, так что Хорнблоуэр не завидовал бессовестному Бинки, когда тому придется держать ответ. Бурный темперамент хозяйки произвел на него такое впечатление, что он мысленно поздравил себя с решением не поднимать скандала, а то, чего доброго, и ему могло достаться. Миссис Догерти, тем временем, собрала постельное белье и унесла его вниз, пообещав чуть позже прислать сына и передвинуть тяжелую кровать в безопасное место.
– А этого подлеца Бинки, – заявила она на прощание, – я заставлю сегодня же переконопатить всю крышу, и пусть он не надеется, что получит от меня хоть глоток!
Пока Хорнблоуэр умывался и приводил себя в порядок, за окном заметно посветлело. Он выглянул в окно и с удовлетворением отметил, что дождь прекратился. На улице по-прежнему было пасмурно, но среди облаков можно было разглядеть редкие голубые просветы чистого неба. За дверью послышались тяжелые шаги и стук. Капитан открыл дверь и впустил сына миссис Догерти. Тот принес почищенный и отглаженный мундир и глупо оскалился, когда Хорнблоуэр сунул ему полпенса за труды. Затем он подошел к массивной кровати и без малейшего напряжения передвинул ее в противоположный угол, вызвав невольное восхищение капитана, так как кроватка-то весила, пожалуй, ничуть не меньше полевого орудия среднего калибра. Такого парня в орудийную прислугу – цены бы ему не было. Жаль только умом слабоват.
Покончив с передвижением мебели, сын миссис Догерти убрался восвояси, а Хорнблоуэр приступил, наконец, к бритью – самому ненавистному для него занятию в жизни. Не то чтобы флотские уставы запрещали отпускать бороду – в Королевском Флоте служило немало капитанов-бородачей, – просто у него не было другого выхода. Однажды, еще в бытность свою лейтенантом, Горацио попробовал последовать примеру одного из сослуживцев, неизменно отпускавшего роскошную бороду в каждом более или менее продолжительном плавании. Результат оказался настолько плачевен, что Хорнблоуэр раз и навсегда зарекся от подобных экспериментов. Выросшая у него за пару недель бороденка была рыжеватой, редкой и более того – напоминала козлиную. Услышав как-то за спиной смешки матросов, он решительно сбрил чахлую поросль и с тех пор предпочитал ежедневные мучения перед зеркалом, усугублявшиеся к тому же девичьей нежностью его кожи.
В это утро Горацио ухитрился порезаться лишь однажды, да и то чуть-чуть. Настроение у капитана заметно поднялось, и в гостиную он спустился в значительно лучшем расположении духа, нежели при пробуждении. Словно желая искупить свою вину, хозяйка приготовила чудесный завтрак: тосты, яичницу с беконом, ароматное свежее масло и клубничный джем. Завершала все это великолепие огромная чашка дымящегося кофе. Если учесть, что в прошлый раз Хорнблоуэру подали подсохший сыр, черствый хлеб и какую-то бурду неопределенного цвета и вкуса, сегодняшний завтрак можно было смело назвать «лукулловым пиршеством» [9]9
Луций-Луциний Лукулл, по прозванию Понтийский (Ponticus) – родился около 117 г . до н.э.; получил хорошее образование; при Сулле несколько лет пробыл в Греции и Азии, в качестве квестора; исполнял важные поручения во время войны с Митридатом. В 87 г . он вытеснил с Хиоса и из Колофона приверженцев Митридата и разбил неприятельский флот при Леки Тенедосе. В 77 г . он получил претуру, в 76 г . – пропретуру в Африке, в 74 г . – консулат. В 73 г ., после морской победы при Лемносе (или Лесбосе), Лукулл был провозглашен императором. В 66 г . он вернулся в Рим и просил триумфа, который, после долгих партийных споров, был дан ему лишь в 63 г . По возвращении Помпея снова началась борьба партий, причем Лукулл стоял на стороне знати и боролся с Цезарем и Помпеем. После отставки жил в Риме и устраивал пышные пиры (отсюда выражение «лукуллов пир»). В 56 г . ои умер, как говорят, от любовного напитка. Богатство Лукулла вошло в пословицу. В Риме, кроме блестящего дома, он имел еще известные сады (Horti Luculliani); известны также роскошные виллы Лукулла в Тускулуме, Кампании и других местностях. Это богатство знаменитый римлянин начал приобретать еще в бытность квестором, когда он заведовал перечеканкой денег и снаряжением флота; обогатили его также победы, добыча, подарки и наследства, которых много выпало на его долю. Лукулл был справедлив, обходителен, щедр, весьма аристократичен в своих привычках. Он был большим библиофилом и собирал рукописи; его библиотека была доступна для всех.
[Закрыть]. «Впрочем, – мелькнуло в голове Хорнблоуэра, – завтрак, скорее всего, просто стал защитной реакцией миссис Догерти на угрызения ее cовести за испорченный сон постояльца». Как бы то ни было, после трапезы капитан полностью простил в душе негодника Бинки и даже дал себе мысленное обещание сунуть тому пару пенсов на выпивку, если, конечно, когда-нибудь доведется встретиться с ним.
Испустив вздох глубокого удовлетворения, Горацио блаженно откинулся на спинку кресла, и в этот момент с улицы донесся стук колес подъезжающего экипажа. Спустя минуту дверь гостиницы распахнулась, и на пороге показался, к вящему удивлению капитана, м-р Барроу, Второй Секретарь Адмиралтейства, собственной персоной. Одет он был, по обыкновению, в меру консервативно, но в полном соответствии с модой. Если у м-ра Барроу имелись какие-либо мысли относительно убожества выбранного капитаном пристанища, они никак не отразились на его холеном, чисто выбритом, бесстрастном лице. Он коротко поклонился и сразу же перешел к делу.
– Доброе утро, капитан. Рад видеть, что вы уже закончили завтрак.
– Доброе утро, сэр. Я полностью к вашим услугам.
– Ну вот и отлично, – усмехнулся Барроу. – Как вы смотрите на небольшую прогулку по сельской местности?
– По сельской местности? – осторожно переспросил капитан.
– Совершенно верно. Мы навестим одного человека, который может оказаться крайне полезным в предстоящем всем нам деле.
– И кто же это? – заинтересованно спросил Хорнблоуэр.
– Его зовут граф Миранда. Между прочим, весьма прелюбопытный субъект, – ответил Барроу. – Но я не буду сейчас утомлять вас подробностями, м-р Хорнблоуэр, очень скоро вы сами все увидите и услышите. Пусть граф Миранда станет для вас маленьким сюрпризом. Если вы готовы, карета ждет…
Капитан на минуту поднялся наверх в свою комнату, чтобы прихватить кое-какие мелочи, и вскоре они уже ехали по лондонским улицам в удивительно просторном и удобном экипаже, путешествие в котором, по сравнению с почтовой каретой, представлялось верхом комфорта. Мягкие сиденья, обитые кожей, бесшумно закрывающиеся дверцы с большими окошками, колеса на мощных рессорах – все это производило впечатление не обычной дорожной кареты, а самого настоящего дома на колесах.
– Эта карета принадлежит м-ру Марсдену, – сообщил Барроу в ответ на невысказанный интерес в глазах Хорнблоуэра. – Он заплатил за нее две тысячи гиней.
Горацио воспринял информацию молча, но подумал, что для чиновника у м-ра Марсдена слишком широкие замашки. Впрочем, он тут же устыдился своих мыслей. В конце концов, кто он такой, чтобы судить незнакомого, в сущности, человека? Что он знает о Марсдене, кроме общеизвестных фактов? Может, он обладает огромным состоянием, а служит исключительно из патриотических соображений.
– Нет, у м-ра Марсдена не имеется золотых приисков, – продолжал Барроу, с удивительной прозорливостью угадав ход мыслей своего собеседника. – Он живет только на жалование и крошечную ренту. Карета лишь формально является его собственностью. Она куплена на деньги из специального фонда Адмиралтейства и предназначена, помимо придания должной значительности персоне Первого Секретаря, как раз для таких поездок, как сегодня у нас с вами.
Хорнблоуэр не очень понял последние слова м-ра Барроу, но не стал задавать вопросов. Ему становилось все яснее, что Адмиралтейство, кроме непосредственно морских дел, занимается еще очень многим, о чем лучше ничего не знать. Он повернул голову и выглянул в окошко. Судя по постройкам, карета уже выехала из города и проезжала одно из предместий Лондона. Хорнблоуэр никогда раньше в этом районе не бывал.
– Долго ли нам ехать, сэр? – осведомился он.
– Час с четвертью, – ответил Барроу, также бросив взгляд за окно.
После этого короткого обмена фразами воцарилось продолжительное молчание. Хорнблоуэр, хоть и желал задать кое-какие вопросы, не считал себя вправе злоупотреблять разговорчивостью спутника. Что же касается мистера Барроу, то сей достойный джентльмен, казалось, начисто позабыл о своем соседе и погрузился в глубокое раздумье.
