Текст книги "Суженая императора (СИ)"
Автор книги: Серина Гэлбрэйт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
– Фрайнэ Шевери, вам об этом муж рассказал?
– Да. Вчера вернулся поздно и злой как сто та… как собака, но, говорит, Мадалин всех с потрохами сдала, все пароли и явки, так что вряд ли кому-то из причастных к этому делу удастся уйти от наказания.
– Волею Благодатных каждому из них воздастся по делам его, – отвечаю уклончиво, не желая поддерживать беседу на эту тему. Пройдёт несколько часов и лишь о том и будут говорить во дворце и за его пределами, обсуждать, перемалывать событие, до недавних пор казавшееся невиданным и неслыханным в Империи.
– Фрайнэ Астра, значит ли это, что венчание снова перенесут? – робко осведомляется Лаверна.
– Нет, фрайнэ Лаверна, никакого переноса даты не будет.
– Но фрайнэ Бромли…
– Фрайнэ Бромли нуждается в отдыхе и покое и, уверена, день-другой мы прекрасно со всем справимся и своими силами, – я смотрю на три девичьих лица, размышляя, кого выбрать. Лаверна очевидно старше остальных девушек, а Лия единственная замужняя дама среди молодых фрайнэ моей свиты, но… – Фрайнэ Брендетта, до возвращения фрайнэ Бромли вы примите на себя обязанности старшей дамы в моей свите.
– Я? – Брендетта – вот ещё одно прежде невиданное зрелище! – теряется сильнее, глядит на меня удивлённо, недоверчиво и настороженно. – Но я не…
– Фрайнэ Брендетта, вы состоите при мне немногим меньше времени, чем фрайнэ Бромли, вы в достаточной мере освоились при дворе и в моей свите и, не сомневаюсь, лучше, чем кто бы то ни было, знаете, из чего складываются обязанности старшей дамы. И это ненадолго, всего на день-другой.
– Поздравляю с повышением, – тихо замечает Лия.
– А теперь, фрайнэ, давайте вернёмся к этим обязанностям, – напоминаю я. – Арестуют нынче фрайна Элиаса или нет, но не годится опаздывать на благодарение.
Понимаю, все взбудоражены последними вестями – а дальше будет лишь хуже, – однако я не могу не появляться перед двором, не могу допускать беспорядка в собственных покоях. Обсуждать станут не только деяния Элиасов, но и моё участие в низложении великого северного рода. Ко мне начнут приглядываться внимательнее, гадая, как же так случилось, что четвёртая суженая императора, выскочка из ниоткуда, женщина, которой сами боги велели питать силой своею древо рода мужа и не помышлять о большем, подножку Элиасам подставила, отправив их в полёт, что закончится лишь падением. Не много ли она на себя берёт, не нарушает ли заветов божьих, влезая в дела, где честным франским женщинам независимо от положения и происхождения места нет?
Прежде чем приступить к утреннему туалету, я захожу в кабинет, читаю записку от фрайна Рейни. Блейк пишет, что было бы весьма неплохо, если бы я переговорила с магистром Бенни касательно свидетельств Марлы-Аны и разъяснила закатнику всю важность участия бывшей служанки в низложении Элиасов. Из короткого этого послания я делаю вывод, что в прошлый раз Марла так и не посетила дворец лично, а свидетельства были переданы через магистра. Помимо прочего ясно, что Стефан моих бесед с Бенни не одобряет даже в нынешних обстоятельствах, иначе сам бы мне о том и поведал, а не фрайн Рейни писал бы записки, переданные с утра пораньше. В конце послания Блейк словно невзначай вопрошает, известно ли мне, куда именно уехала Илзе, дескать, для пользы дела хорошо было бы, если б и её слово было приложено.
Илзе уже покинула столицу, я в том совершенно уверена. Едва ли она и её племянник стали бы медлить, а значит, она ещё вчера обошла тех, с кем хотела попрощаться, и, пока я выслушивала откровения Мадалин, Илзе из города уехала. Её ещё возможно разыскать, перехватить и вернуть, но есть ли в том резон? Наши с нею пути, некогда переплетённые тесно, разошлись, вьются теперь раздельными лентами, что до её путей с Блейком, то… ему решать.
И ей, если пожелает его принять.
Прячу записку и спешу обратно в спальню. Появляются служанки, и утренний ритуал постепенно возвращается на круги своя.
В сопровождении юных фрайнэ, кутающихся в тёплые плащи, иду в храм и на длинной галерее встречаюсь со Стефаном. Он берёт меня за руку, мы выжидаем минуту, пока за нашими спинами свита перемешается и построится в соответствии с регламентом.
– Полагаю, тебе стоит снова написать арайнэ Грете, – говорит Стефан негромко.
– Зачем?
– Пусть вновь разыщет для тебя надёжного человека… или ты подумай, нет ли среди твоих… старых знакомых кого-то, на кого ты сможешь опереться и кто может защитить тебя в случае нужды. Не приведи Благодатные ничего подобного, конечно, но, к сожалению, вовсе исключать такой вероятности тоже нельзя.
– Прости, но я не вполне понимаю, о чём речь…
– Астра, я помню, что ты можешь и сама себя защитить, – Стефан бросает быстрый взгляд через плечо, и мы возобновляем движение, мимолётно киваем кланяющимся придворным. – Я видел твою силу и скажу честно, мне как неодарённому человеку нечего ей противопоставить, случись бы нам сойтись в бою. Но я знаю и то, что возможности любого одарённого не безграничны. И совсем скоро ты станешь моей женой и императрицей…
– Которой не пристало демонстрировать силу, особенно незаконную? – подхватываю я чуть резче, чем хотела.
– Твоё положение, нынешнее и будущее, таково, что ты не можешь всегда и за всем следить сама, – возражает Стефан мягко. – Подле тебя должен быть кто-то ещё. Проверенный, надёжный, преданный. Вокруг тебя полно стражников, и я готов увеличить их число, готов предоставить хоть целый гарнизон, но они не везде могут следовать за тобой. Произошедшее во Франском монастыре лишь подтвердило, сколь ненадёжна такая охрана. Фрайнэ Жиллес не собиралась причинять тебе физический вред, однако что было бы, если бы намерения её были бы иными? Или не у неё, но у кого-то другого?
– Ты предлагаешь мне поискать личного охранника? – уточняю недоверчиво. – Или даже охранницу?
– Пожалуй, да, женщина была бы предпочтительнее, – соглашается Стефан задумчиво. – И твои знакомые зарекомендовали себя с куда лучшей стороны, нежели вся императорская гвардия…
Я так обескуражена неожиданным этим предложением, что удивлённо смотрю на Стефана, пытаюсь понять, насколько он серьёзен. И вдруг останавливаюсь взглядом на паре, поспешно склоняющейся пред императором. Мужчина немолод, в тёмных его волосах изрядно седины, но стоящая подле него женщина куда старше. Вопреки грузу прожитых лет, держится она прямо, уверенно, элегантная и строгая в коричневом платье. Оба одеты скромно и это не та скромность, что порождена простотой и непритязательностью в одежде. Эта скромность берёт истоки свои в отсутствие достаточного количества средств на дорогие наряды, богатые ткани и изобилие драгоценностей, в годах, проведённых среди вынужденных ограничений жизни простых сельских фрайнов, приезжающих в столицу в лучшем случае раз в два-три года. Пара склоняет головы, но едва император кивает им и проходит мимо, как они оба выпрямляются, смотрят нам вслед, прожигают меня пристальным, изучающим взором похожих тёмных глаз. Я оборачиваюсь, приглядываюсь к ним, перебираю известные мне имена придворных и не нахожу нужных. Во дворце продолжают появляться новые лица и не все из них спешат представиться суженой императора. Я по-прежнему не знаю многих и, может статься, не узнаю вовсе, а Стефан привык ходить по дворцовым коридорам, едва глядя по сторонам, не выделяя никого из опускающихся перед ним людей.
Следующая за нами свита перекрывает мне обзор и пара исчезает за их спинами. Позднее я осматриваю украдкой и залу храма, и трапезную в поисках двух этих незнакомцев, но так и не нахожу.
* * *
Столь стремительный, пусть и краткосрочный, взлёт на прежде недостижимую высоту приносит Брендетте мало радостей. Она желает быть первой среди равных, желает почётного статуса придворной дамы императрицы, связанных с ним привилегий, всеобщего восхищения и внимания, но ответственность и обязанности старшей в свите её не прельщают совершенно. Целых два дня ей надлежит быть при госпоже едва ли не постоянно, словно простая служанка, появляться со мною повсюду, присматривать за остальными девушками, следить, чтобы в моих покоях всё было в порядке и шло своим чередом, работа исполнялась в срок, а всё, что может мне потребоваться, оказывалось готовым и под рукой ровно тогда, когда нужно, не раньше и не позже. Ей приходится командовать служанками, состоящими при мне и моих покоях, присутствовать на моих аудиенциях, выполнять последние приготовления к венчанию и ограждать меня от просителей, число которых увеличивается день ото дня. Впрочем, бумажную волокиту она охотно перекладывает на Лию, и фрайнэ Шевери два дня разбирает поступающие прошения и письма и передаёт мои послания, когда сама, когда вестнику, смотря по тому, кто получатель и где он находится.
Я почти сразу отказываюсь от идеи диктовать свои письма кому-то из дам, хотя Шеритта уже пыталась на этом настоять, и дело не только в том, что фрайнэ будут лучше меня знать содержание моей корреспонденции. Я привыкла писать сама и не вижу резона отступать от этой привычки без веской на то причины. К тому же оказывается, что почерк Лии ужасен и неразборчив, а Брендетта, наоборот, пишет так красиво, элегантно и выверено, что изящные, изобилующие завитушками строки кажутся неестественными, нарочитыми, будто описания чувств влюблённых героев в рыцарских романах.
Я пишу Грете, что постараюсь посетить нашу обитель в следующем месяце, до отлёта в Шайо, пусть бы визит и этот будет неофициальным. Добавляю, что хотела бы переговорить с Бришойни, но пока не уточняю, о чём именно пойдёт речь. Там, в Беспутном квартале, у меня осталось мало знакомых, способных стать тенью самой императрицы, и не каждый из них может – или пожелает – встать за моей спиной. Личного охранника или даже охранницу предстоит искать среди наёмников, людей и нелюдей, обладающих необходимыми навыками, а Бришойни, сама бывшая наёмницей, знает кое-кого из этой братии.
Замеченные мною на галерее мужчина и женщина, в коих я подозреваю маминых брата и мать, больше не появляются. Сколько я ни присматриваюсь к людям в храме, на трапезах, в дворцовых коридорах и приёмных залах, я не вижу их, ни вблизи, ни издалека, точно оба они то ли духи, то ли мираж, привидевшийся мне случайно. Я не знаю, как относиться к мимолётной этой встрече, к этим двоим, связанным со мною какими-никакими кровными узами. Фрайн и фрайнэ Линси явно не стремились увидеть и узнать меня как должно, не искали ни аудиенции у меня, ни милостей, ничего не просили и ни на чём не настаивали. Подобное поведение удивительно при дворе, где мало кто появляется просто так, где практически все пребывают в поиске чего-то, где каждый готов на многое, только бы урвать свой кусок с господского стола. Мне начинает казаться, что тем утром они всего лишь решили воспользоваться возможностью и глянуть одним глазком на это странное существо, суженую из ниоткуда, наполовину незаконную фрайнэ, приходящуюся им внучкой и племянницей. Они посмотрели на дочь опозорившей себя Альвины и им довольно увиденного, большего им не нужно. Линси не Элиасы, нет у них властолюбия и непомерных амбиций северного рода, нет желания занимать ныне овеянный дурной славой статус родственников супруги императора. Это не хорошо и не плохо, просто Линси по-прежнему не хотят иметь ничего общего с порченой кровью, дочерью беспутницы, как бы высоко та ни вознеслась.
Фрайна Соррена Элиаса арестовывают и вместе с братом перевозят в Императорскую обитель правосудия. Блейк оказывается прав, и покуда старший брат возлагает вину на младшего, младший пытается перенести груз её на покойного отца. Понимая, что не так-то просто сделать мёртвого единственным ответственным за всё, Соррен обвиняет кузенов в сговоре, уверяет, что Мадалин и Морелл всегда пытались подняться выше того положения, что занимали. Речи Соррена становятся всё запальчивее, резче по мере выяснения подробностей и проверки слов Мадалин. Как и говорила Лия, фрайнэ Жиллес выдаёт все пароли, все тёмные тайны кузенов, указывает на всех известных ей людей, родственников и доверенных слуг, вплоть до посредника, приобретавшего для фрайна Элиаса тарийские яды в Беспутном квартале. В ответ Соррен клеймит её и Морелла как давних любовников, вступивших не только в преступный сговор против первопрестольного древа, но и в богопротивную связь, презревшую обеты ордена Рассвета. Я узнаю обо всём от Стефана и от Лии, которую муж посвящает в кое-какие детали, и не устаю удивляться нескончаемому потоку оскорблений, грязи и яда, что Элиасы без всякой меры вываливают друг на друга. Словно они не связаны теми самыми столь высоко превозносимыми родственными узами, а чужие друг другу люди, никто и звать никак, кого не жалко в расход пустить, собственную шкуру спасая. Только на сей раз им, каждому из них, уже не уйти, не спрятаться за другими.
Накануне венчания я принимаю в своих покоях магистра Бенни. Заранее предупреждаю Стефана, что намерена лично увидеться с эмиссаром Заката и обсудить с ним не только вопросы, касающиеся свидетельств Марлы-Аны. Стефан не слишком доволен моей встречей с закатником, но я понимаю – а в свете последних событий понимание это обретает особую остроту, – что при всём желании не смогу следовать избранному мною курсу без какой-либо поддержки. Ещё недавно я полагала, что удастся пройти по этому пути, не склоняясь сильно ни к одной из ныне окружающих меня сторон. Я и сейчас не собираюсь открыто примыкать к той или иной стороне, но и совсем не заручаться ничьей поддержкой не получится. Обитель заблудших женских душ не появилась бы на свет, если бы мы с Гретой не встретились, если бы наши помыслы и чаяния не совпали, если бы Илзе нам не помогла.
Стефан окружает себя доверенными советниками, избранными за знания, опыт и преданность, а не по рождению в самом высоком роду из всех возможных, – и мне тоже придётся. Поэтому следующие фрайнэ, что войдут в мою свиту, будут именно отобраны мною на основании личных качеств, а не потому, что очередной старшей ветви потребовалось срочно устроить при дворе свою дочь, сестру или жену, заодно добавив в покои императрицы лишнюю пару глаз и ушей. Да и нынешним дамам, разумеется, кроме Лии и Шеритты, ещё предстоит себя показать.
И доказать.
Государь благоволит скрывающимся, но нельзя, недопустимо и дальше раздавать милости лишь нескольким одарённым благородным мужам. Мирелле никогда не быть одной из этих мужей, она девочка и однажды станет девушкой, юной фрайнэ с отравленной кровью и силой большей, чем можно вообразить сейчас. И мне хотелось бы, чтобы к тому моменту Франская империя готова была принимать таких, как она, независимо от их положения и происхождения, такими, какие они есть.
Этот путь труден, тернист. На нём поджидает великое множество ещё неведомых преград, на нём легко ошибиться, споткнуться и упасть. Он может привести в никуда, зайти в тупик или сделать всё хуже, чем есть ныне. Подозреваю, Стефан думает, что я буду заниматься обездоленными женщинами, отдавать себя благотворительности, как поступала его мать, и забуду об артефактах и тех, кто с ними связан. Но как о них можно забыть, когда рядом растёт наша девочка, наша Мирелла, моё сердечко, которому осталось всего несколько лет до пробуждения силы?
Поэтому отступать нельзя.
Глава 28
Иду неспешно, степенно по центральному проходу между рядами. Передо мною торжественно шествуют две девочки лет семи-восьми, в нарядных белых платьицах и шубках, и щедро осыпают проход лепестками роз из корзинок, что каждая держит в руках. Найти цветущие розовые кусты в это время года весьма затруднительно, но соблюдение традиций должно оставаться незыблемым, особенно в день венчания государя. Белые и розовые лепестки, нынче стоящие не меньше иных драгоценностей, собирают едва ли не со всех зимних садов, устроенных при монастырях, и сейчас они снежными островками ложатся на устланный ковровой дорожкой пол, дабы путь идущей к алтарю суженой был столь же лёгким и безбедным, как эти лепестки. Когда я подхожу к алтарю, девочки останавливаются, оборачиваются и осыпают меня последними горстями, чтобы я сама всегда была нежна, чиста и свежа, подобно розам, отдавшим свои лепестки.
Зала главного столичного храма Четырёх сегодня заполнена многочисленными членами благородных родов до предела. Говоря по чести, я впервые вижу столько фрайнов сразу, кажется, их на оглашении было меньше, чем нынче. На длинных деревянных скамьях ни одного свободного места, ложа, где я впервые присутствовала на храмовой службе как официальная суженая императора, занята Миреллой, четой Шевери и старшими детьми Бромли, и даже в дальней части, у самых дверей, кто-то стоит, наблюдая за венчанием издалека. Всё же я стараюсь не смотреть по сторонам, не приглядываться к лицам, повёрнутым ко мне, не перехватывать взоры, сосредоточенные на мне. Большинство из них уже видело, как по этому проходу шли друг за дружкой три девушки, появившиеся и истаявшие бесследно. Каждая из этих девушек ступала по тем же розовым лепесткам, каждая давала клятвы пред алтарём, ликами Четырёх и свидетелями и каждая исчезла в пламенных объятиях Айгина Благодатного, не исполнив своего долга. Но я – не они, я мать первенца императора, нежданной дочери, я живое напоминание, что других суженых у государя не будет и дети от других жён невозможны. Оттого многие из присутствующих наверняка теперь терялись в догадках и предположениях, что будет дальше, как повернёт эта дорога, чего ждать от этой фрайнэ, в одночасье взлетевшей из ниоткуда на самую высокую вершину из всех известных в Империи.
Мягко улыбаюсь девочкам и те, застенчиво потупившись, отходят к первой скамье. Я же поднимаюсь на возвышение, где уже стоят Стефан, один из верховных служителей Четырёх и мальчик-служка. Следуя давней традиции, зала храма освещена лишь множеством свечей да скупыми лучами солнца, проникающими через высокие витражные окна, – предполагается, что в божьих обителях не должно быть порождений недостойного колдовства. Поэтому в зале немногим теплее, чем на улице, расставленные вдоль стен жаровни не в состоянии обогреть помещение такого размера. Знаю, оттого и франны, и, особенно, аранны предпочитали венчаться в тёплое время года, когда нет нужды думать, не превратятся ли гости и родственники в ледяные скульптуры за время церемонии. Но император не может перенести церемонию на более подходящий сезон, а присутствующие не могут позволить себе отказаться от посещения венчания самого государя, и потому все покорно мирятся с неизбежными неудобствами.
Стефан подаёт мне руку, помогая подняться и встать подле него. Улыбается мне так, словно мы одни-одинёшеньки в этой зале, словно вокруг ни единой живой души и мы действительно собираемся обменяться клятвами тайком, в первом попавшемся храме, без жреца и свидетелей. Затем тянет руку к моим волосам, свободно распущенным по плечам и спине, и снимает со светлых прядей розовый лепесток. Служитель едва заметно укоризненно хмурится – подобные жесты перед алтарём, между двоими, ещё не ставшими мужем и женою, недопустимы, – но высказать своё неодобрение вслух не осмеливается. Стефан же вертит лепесток в пальцах и с заговорщицким видом прячет его в рукаве. От этого жеста ярмарочного фокусника мне становится легче, напряжение, не размыкавшее тесных своих объятий, едва я покинула дворец и отправилась в храм, ослабляет тиски, отступает немного. Люди остаются позади, и не имеет большого значения, что они думают. Я вот-вот стану супругой государя и совсем скоро императрицей и всегда, каждый день, каждую минуту кто-то из них да будет обо мне что-то думать.
Они будут смотреть.
Будут говорить.
И не столь уж и часто глядя при том мне в глаза.
Это неизбежно и мне придётся мириться с чужими взглядами, мнением и словами так же, как все они нынче терпят холод и сквозняки, сидя неподвижно в своих лучших нарядах в большой, плохо отапливаемой зале. Я не выбирала этот путь, но он сам выбрал меня и мне следует пройти по нему со всем достоинством, терпением и высоко поднятой головой. И сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь Мирелле, таким, как она, и многим другим, о ком мало кто вспоминает, чьи нужды мало кого заботят.
Жрец отходит за алтарь, воздевает руки и в зале наступает тишина. Он приветствует собравшихся, Его императорское величество и его суженую, объявляет, в честь чего все мы предстали сегодня пред ликами Благодатных, и рассказывает о таинстве венчания и брака. Впрочем, вопреки словам почтенного служителя давно уже нет церемонии менее таинственной, чем публичное венчание, особенно когда речь идёт о государе, едва ли могущим себе позволить провести обряд в маленьком, тесном кругу действительно близких людей. Жрец цитирует выдержки из Слова Четырёх, напоминает о нерушимости брачных уз, важности питания и порождения новых ветвей родового древа супруга, необходимости защиты и покровительства со стороны мужа и покорности, терпения и смирения жены. Немолодое, испещрённое морщинами лицо служителя серьёзно, непроницаемо, голос ровен, спокоен и лишь иногда чуть-чуть повышается для придания важности речам, словно ему не приходилось говорить те же слова трём другим фрайнэ, стоявшим здесь на моём месте. Наконец он переходит к клятвам, и мы со Стефаном по очереди повторяем их, выражаем согласие, полное, безоговорочное, соединиться и не разлучаться до тех пор, пока не придёт наш срок сойти в объятия Айгина Благодатного, разделять все милости и тяготы, ниспосланные богами, вместе хранить и укреплять родовое древо. По знаку жреца к нам поднимаются фрайн и фрайнэ Бромли, каждый с небольшой алой подушечкой в руках, на которых покоятся брачные венцы первопрестольного древа. Объявляя нас со Стефаном мужем и женою, единым целым, вечным и неделимым, служитель надевает венец, поднесённый фрайном Бромли, на склонённую голову императора, а венец фрайнэ Бромли – на мою. За венцами следуют символическое благословение Четырёх. С алтаря нам передают по кусочку ржаного хлеба на круглом блюде и золотой кубок с водой. Мы съедаем хлеб и отпиваем немного воды, жрец берёт подсвечник с зажжённой свечой и рисует ею в воздухе перед нами знак Айгина Благодатного, затем звонит в серебряный колокольчик и благословляет нас. Впервые за время церемонии мы можем повернуться лицом друг к другу и чета Бромли вновь поднимается на возвышение, на сей раз чтобы передать загодя подготовленные венчальные символы. Обычно это кольцо или медальон с соединёнными вместе знаками одной из пар богов-супругов, хотя мне уже доводилось видеть и браслеты, и даже пояса-цепочки с подвесками. По жесту Стефана я поворачиваюсь спиной к нему, и он осторожно застёгивает на моей шее замочек цепочки с медальоном с переплетёнными знаками Авианны Животворящей и Айгина Благодатного. В свою очередь я надеваю на палец Стефана перстень со знаками Тейры Дарующей и Аэрина Благословенного. Жрец повторяет слова благословения, и мы поворачиваемся лицом к собравшимся, рука об руку спускаемся с возвышения и идём по розовым лепесткам под торжественную музыку и пение хора. Все сидящие поднимаются, склоняют пред нами головы, когда мы проходим мимо. Чета Бромли тенью следует за нами. Я смотрю на ложу и вижу, как Мирелла, явно встав на скамью, машет нам рукой. Аккуратно машу ей в ответ, улыбаюсь, наблюдая, как Лия безуспешно пытается снять Миреллу со скамьи.
Перед дверями нам под ноги сыплют немного пшеничных зёрен, чтобы путь наш был не только лёгок, но и плодороден. Высокие створки распахиваются, и мы выходим на ступени храма, приветствуем людей, собравшихся на площади. Сегодня в имперских городах из тех, кто успел получить весть о переносе даты и подготовиться к изменившемуся сроку, объявлен праздник в честь венчания государя. На центральных улицах будут наливать всем желающим горячее вино и эль, жарить мясо, кое-где устроят танцы, маскарады и представления, а в бедных кварталах раздадут немного денег.
Под выкрики людей, поздравляющих своего государя и его жену, мы сходим по ступенькам, неспешно пересекаем оцепленную стражей часть площади перед самим храмом и садимся в открытый экипаж.
Путь от главного храма Четырёх до императорской резиденции не столь уж и долог, но ехать приходится медленно, давая запрудившим улицы людям возможность посмотреть и на государя, и на его супругу. Я улыбаюсь, машу рукой, киваю направо и налево, хотя с трудом различаю отдельные лица за живым ограждением по обеим сторонам. Одна часть придворных, включая Бромли с Миреллой, следует за нами в своих экипажах, в то время как другая добирается до дворца путём кружным и более долгим, зато не заполненным до отказа желающими взглянуть на правителя с женою. Наверняка они и приедут раньше, нежели наша торжественная, неспешная кавалькада.
Прибытие во дворец негласно возвещает о следующем этапе свадебного торжества – большом пиру в трапезной. Пока все собираются в зале и рассаживаются за длинными накрытыми столами, мы получаем возможность перевести дух и хотя бы несколько минут побыть в относительном уединении маленькой задней комнаты, без чужих перекрёстных взоров. Бромли приводят к нам Миреллу, и я наскоро справляюсь у дочери, всё ли у неё было хорошо в храме. Мирелле понравилось, как меня осыпали лепестками и ещё моё платье, вернее, та его часть, что не скрыта белым меховым плащом, а в остальном девочке было явно скучновато. Я не удивлена – какому ребёнку её лет и склада характера придётся по нраву церемония венчания с её непонятными в этом возрасте действиями и нравоучениями жреца? Пока Шеритта избавляет нетерпеливо вертящуюся Миреллу от шубы и шапки, Иветта помогает мне снять плащ и тёплую шаль, поправляет волосы и украшенный драгоценными камнями венец. Медальон я оставляю висеть поверх платья, провожу ладонями по складкам на юбке. Мой свадебный наряд – серебро морозных узоров на льдисто-голубом покрове, наряд северной королевы, рождённой в далёкой стране вечных снегов. Он красив, как зима за окном, обманчиво лёгок, словно снежные шапки на горных вершинах, и менее скромен, чем платье для оглашения. Вырез кажется низким, на тонкой грани допустимого, но на сей раз полупрозрачная вставка прикрывает его до самой шеи, шлейф стелется снежной позёмкой. Освободившись от верхней одежды, Стефан осведомляется шёпотом, не замёрзла ли я в храме и по пути, и даже пытается перейти к обычным своим расспросам о моём самочувствии, но я лишь отмахиваюсь. Холод внутри меня надёжно ограждает от холода снаружи, и я никогда не мёрзла по-настоящему при низкой температуре окружающей среды, как мёрзли бы многие другие на моём месте.
Минуты передышки истекают, и мы идём в трапезную. Бромли позади нас сопровождают Миреллу. Придворные поднимаются при нашем появлении и садятся, только когда Стефан, я и Мирелла занимаем свои места за императорским столом, под пологом с императорским гербом.
Наш свадебный пир, конечно же, мало походит на праздник у Шевери. Множество столов, множество людей, множество блюд. То и дело кто-то из придворных поднимается из-за своего стола, подходит к нашему и поздравляет нас лично, звучат тосты и пожелания, традиционные для свадьбы государя. Мирелла сидит с нами некоторое время, ест то, что накладывают ей на тарелку под моим контролем. Я ориентируюсь на время, проведённое дочерью на пиру в день её публичного признания, и по истечению его Мирелла удаляется в сопровождении Шеритты в детскую.
Пир же продолжается.
И продолжается.
По окончанию его ожидает небольшое театральное представление и выступление комедиантов, а после начинаются танцы. Сняв венцы, красивые, искусно выполненные, однако мало пригодные для сколько-нибудь подвижной деятельности, мы со Стефаном присоединяемся к танцующим. Выходим не только на неспешные церемонные танцы, но и на быстрые, живые. Я всё же нашла время разучить основные движения вместе со своими дамами, рассудив, что хочу я того или нет, но я молода и крепка, а от молодой здоровой фрайнэ ожидают, что она будет танцевать не хуже других девушек. Краем глаза я отмечаю, что фрайн Рейни совершенно не весел и даже не пытается сделать вид, будто его заботит происходящее вокруг. Он почти не ест, не произносит тостов, не смеётся во время выступления комедиантов и не танцует, ни со своею суженой, ни вообще ни с кем, только пьёт. Лаверна тоже не пылает радостью, ни истинной, ни притворной, она сидит вместе с другими моими дамами, но по сторонам не смотрит, будто содержимое собственной тарелки волнует её больше всего на свете. О низложении Элиасов известно уже достаточно, чтобы некоторые фрайны поспешили отвернуться от надломанной ветви. Брендетта, знающая едва ли не всё и обо всех, живущих во дворце, накануне уже намекала без малейшего стеснения, что, вероятно, отец Блейка откажется от обручения старшего сына с дочерью рода, связанного кровными узами с нечестивыми изменниками.
Брендетта сегодня, наоборот, чересчур весела, едва ли не напоказ. Фрайн Витанский, прибывший с супругой к венчанию, одобрительно наблюдает за дочерью, хотя даже со стороны видно, сколь наигранно веселье девушки. Лия при первой же возможности пересаживается к мужу, они не танцуют, но друг от друга не отходят. К концу праздника я замечаю, что девушка сидит, уронив светловолосую голову на плечо супруга и закрыв глаза, а Эветьен бережно держит её руку в своей.
Я испытываю облегчение, когда ко мне подходит Шеритта и шепчет, что пришла пора удалиться. В сопровождении дам я покидаю залу и поднимаюсь в свои покои, где меня готовят к первой брачной ночи. К счастью, наличие дочери избавляет от повышенного интереса поутру к простыням, даже самые несведущие, не знающие о прошлых визитах Стефана в мою спальню, не ждут подтверждения невинности новой супруги императора.
Прода от 15.06.2022, 19:38
Лаверна, избегая встречаться со мною глазами в зеркале, старательно расчёсывает мои волосы, когда из опочивальни доносятся стук дверей, звуки шагов и голоса. Знаком прерываю Лаверну, поднимаюсь из-за столика и выхожу из туалетной комнаты в спальню. Стефан оставляет сопровождавших его фрайнов в приёмном покое и порог опочивальни переступает в одиночестве. Я слышу гомон мужских голосов и, даже не видя самих фрайнов, знаю, что отпускающего сомнительные шуточки Блейка среди них нет. Не уверена, что он и из залы-то сумел выйти самостоятельно. Дамы приседают перед императором и торопливо покидают комнату. Шеритта, предварительно окинув спальню внимательным взглядом, выходит последней. Створки плотно смыкаются, оставляя нас наедине с вкрадчивым треском пламени в камине, и у меня вырывается короткий смешок.
