Текст книги "Суженая императора (СИ)"

Автор книги: Серина Гэлбрэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Бесспорно, орден Рассвета расформировать можно, – я оставляю при себе слово «нужно». Моё мнение всего лишь моё мнение, необъективное, приправленное той же изрядной долей опаски, что заставляет сторониться закатников. – Однако вы сами сказали – Закат ценный ресурс. Корабли, огнёвки, артефакты – всё напоено вашей силой, которая без подпитки рано или поздно иссякнет. И Закат в достаточной мере могуществен, влиятелен и неуязвим для нападок сродни тем, что фрайн Элиас обрушивает сейчас на Рассвет.

– Фрайнэ Астра, сколько вы уже при дворе? – внезапно спрашивает Бенни. – Месяц?

Дольше, считая дни и ночи, проведённые во дворце втайне ото всех, почти взаперти.

– Полагаю, вы, с вашим происхождением и особенностями дара, даже за месяц увидите больше, чем другие за год, – моего ответа магистр явно не ждёт. – Все мы нуждаемся в переменах, и с течением времени необходимость реформ становится лишь острее.

– Реформ? – повторяю осторожно, пытаясь решить, следует ли пытаться усмотреть в речах закатника тень государственной измены?

– Островное восстание наглядно продемонстрировало, что свободно взращенная сила куда полезнее, могущественнее нашей, выпестованной в строгости под сенью закатных обителей, – и опаснее. Для Островов воздушные корабли средство передвижения, а не роскошь, не прерогатива богатых благородных фрайнов. Вы знали, что на Островах во многих домах есть огнёвки, даже среди араннов, и есть давно? А здесь, в сердце Империи, огнёвки по-прежнему стоят только в домах тех немногих, кто может себе их позволить.

– Подобно многим другим предметам роскоши, необязательно сотворённым руками закатников.

– Но, в отличие от, скажем, богатого платья, они действительно полезны, – усмехается Бенни, скользнув выразительным взглядом по моему наряду. – Реформы Заката и расширение поля его деятельности могли бы сделать эту так называемую роскошь более доступной и заодно сократили бы количество поделок, изготавливаемых тайными артефакторами… как и самих артефакторов. Да и скрывающихся стало бы меньше, будь наши двери… открыты для всех.

– Даже для женщин? – на сей раз я не прячу удивление под маской невозмутимости.

– Даже для женщин, – подтверждает магистр так, словно женщины в обители Заката самая естественная вещь на свете, лишь по досадному недоразумению не воплотившаяся в реальность. – В Вайленсии и Целестии полно признанных колдуний, получающих соответствующее образование наравне с мужчинами.

– В Вайленсии матриархат.

– Зато в Целестии нет. Для одарённых целестианок это, как известно, не является помехой.

Видят боги, это предположение звучит ещё более дико, непривычно, дерзко, нежели идея повсеместно распространённых обителей заблудших женских душ.

– Однако для подобного рода перемен нужны изменения и на государственном уровне. Филандер слишком поздно осознал некоторые свои ошибки, а его брат всегда лавировал между всеми, не отдавая предпочтения никому в частности. Его сын продолжил держаться этого же курса. Я ни в коем случае не утверждаю, что решение это ошибочно, – добавляет Бенни с толикой поспешности, точно только сейчас вспомнив, где, с кем и о чём он говорит. – Стефанио Первому удалось собрать и удержать страну, сгладить, а кое-где и исправить последствия деяний брата, не всегда обдуманных и взвешенных в должной мере. Стефанио Второй бережно хранит созданное его отцом… но так не может продолжаться вечно. Нейтралитет Его императорского величества не бесконечен, как и всё в бренном этом мире. Фрайн Элиас, да и не только он, будет пытаться подтолкнуть императора к решениям в свою пользу, оба Совета начнут давить и каждый всё громче станет говорить о правах тех, кого представляет…

Постепенно я догадываюсь, к чему магистр клонит, чего хочет от меня. Понимаю, почему Бенни принял предложенные фрайном Шевери условия, почему охотно отвернулся от очевидных проявлений силы у Лии, почему ни словом не обмолвился о моём даре. Закатникам нужен эмиссар, не просто человек, состоящий в Совете или приезжающий ко двору от случая к случаю, но представитель, вхожий в близкий круг императора, обладающий достаточным влиянием, чтобы открыто беседовать с государем, быть выслушанным и услышанным, чьё слово будет иметь настоящий вес. Возможно, орден рассматривал кандидатуру фрайна Шевери, оттого и согласился с лёгкостью на сделку... сомневаюсь, что наличие в близком окружении Стефана скрывающихся такой уж великий секрет для закатников. Однако нынче фрайн Шевери далеко, вне досягаемости ордена, зато есть императорская суженая, обличённая силой не меньшей – а может, и большей, – чем советник, отбывший в другую страну.

– Рано или поздно их противоборство выйдет из тени и достигнет своего апогея. Его императорскому величеству придётся решать, выбирать чью-то сторону, желает он того или нет… либо, подобно правителям Эргерштернского королевства, прийти к идее абсолютной монархии.

– Предлагаете мне роль шептуньи Заката? – спрашиваю напрямик. – Кто, как не суженая и в дальнейшем супруга императора, сумеет наилучшим образом донести до государя все тонкости закатных интересов, а то и подтолкнуть в нужном направлении?

– Предлагаю вам пищу для размышлений, – отвечает Бенни с истинно придворной уклончивостью. – Наше положение, как адептов Заката, так и скрывающихся, с каждым годом становится всё сложнее. Мы движемся по пути южных стран, на которые так любит оглядываться фрайн Элиас и ему подобные, не замечая в слепом своём упрямстве, что дорога эта ведёт нас назад, к кострам, а не вперёд, к лучшему пониманию и принятию сил, дающихся не всем. Произошедшее с фрайнэ Асфоделией и той служанкой печальное тому подтверждение. Но вы не фрайн Элиас, не суть важно который из них, вы не слепы. И Его императорское величество не так слепы, как пытается представить в стремлении сохранить нейтралитет… иначе его окружали бы совсем другие фрайны. В конце концов, вы сами – одна из грандиознейших реформ первопрестольного древа, та, кого, казалось бы, здесь и быть не должно. Как и вашей дочери, впрочем. И если вы печётесь о её будущем и благополучии не только как принцессы из императорского дома, чей долг выйти в срок замуж за выгодного её отцу и стране фрайна, но и как одарённой, в чьей крови спрятана сила, подобная вашей, то вы подумаете над сказанным мной. Фрайнэ Астра.

Магистр отступает от меня, кланяется коротко. Поворачивает было к двери, но замирает, смотрит на меня искоса.

– К сожалению, после визита вашей дамы и фрайна Рейни Ане с супругом всё же пришлось покинуть город.

– Вы по-прежнему намерены использовать её против Мадалин?

– Если потребуется, – лицо Бенни бесстрастно, взгляд спокоен, невозмутим. – Поэтому и рисковать её безопасностью я не собираюсь. Подобный шанс предоставляется не часто, чтобы столь беспечно его отбрасывать. Если фрайну Рейни вдруг понадобится свидетель, пусть обращается… но он мальчик сообразительный, сам догадается, что к чему. Уверен, фрайнэ Астра, нам ещё случится побеседовать позднее. Доброго дня.

И магистр степенно удаляется.

* * *

Я едина в трёх лицах, полукровка, скрывающаяся и тайный артефактор, и я понимаю, о чём магистр Бенни толковал мне столь настойчиво. В речах его есть изрядная доля истины, пусть о том и редко говорят во всеуслышание, нечасто задумываются и едва ли предпринимают хоть что-то для исправления ситуации. Я знаю, что к моменту, когда в крови Миреллы проснётся моё наследие, всё станет хуже, чем сейчас, всё переменится не в лучшую сторону. Даже если старший фрайн Элиас и впрямь не намерен искоренять семена ядовитых растений из сада Империи на деле, а не на высокопарных словах на собраниях Совета, то это вовсе не означает, что опрометчивые его заявления не спровоцируют волны насилия по отношению к смескам и нелюдям. Никто не поклянётся, что яд дурных мыслей не начнёт отравлять разум людей почище харасанской заразы. Никто не пообещает, что больше никогда не вспыхнут костры, не будет преследований, доносов, нападений – и почти наверняка на тех, кто слабее, кто не сможет защититься. В юности мне не приходилось прятать свои силы, я мало чего боялась тогда. Завери жили слишком уединённо, чтобы была нужда таиться от немногочисленных окружающих, не обращавших особого внимания на дар господской дочки. Мирелле же придётся скрывать силы с первой минуты их пробуждения и до конца дней своих, придётся юлить и изворачиваться, лгать, притворяться и прятаться по углам. Моя девочка всегда будет на виду, к ней всегда будут прикованы сотни чужих взглядов, следящих пристально за каждым поступком, каждым движением, каждым словом первенца императора, ей будет во стократ труднее, нежели мне сейчас. И если станет известно, что дочь государя скрывающаяся… или, хуже того, смесок, порождение яда Хар-Асана… то помилуйте нас, Благодатные.

Я слишком хорошо осознаю риски, неумолимой тенью преследующие Миреллу, но и принять безоговорочно сторону Бенни и Заката не готова. У ордена свои интересы, и я для него прежде всего тот самый редкий шанс, который не стоит отбрасывать со столь пренебрежительной беспечностью. Я им нужна, я ценное вложение в будущее и при правильном употреблении я окуплюсь сторицей, так отчего бы не закрыть глаза на незаконную силу суженой императора? При нынешнем раскладе закатники простят мне что угодно, даже если прознают подробности истинного моего происхождения, поэтому отчасти я в безопасности, зыбкой, неверной, что первое весеннее тепло. Но теперь я и уязвима пуще прежнего и Мирелла вместе со мною. Бенни понимает прекрасно, к чему апеллировать в беседе со мною, дабы достичь наилучшего результата, он не зря занимает свою должность, однако возможно и обратное движение, попытка угроз, а не вежливых увещеваний. Да и закатники очевидно преувеличивают моё влияние на Стефана. Он может выслушать меня, может решить, что в словах моих есть своя правда, может не отвергать моего мнения по тому или иному поводу, может пойти навстречу, если сочтёт это разумным и не противоречащим его мнению и обстоятельствам, но он не станет выполнять покорно всё, о чём я ни попрошу, не станет поступать так, как я велю. Я и впрямь могу нашептать ему о чём-то, да хоть о снеге посреди лета, однако сказанное мною не означает, что Стефан тут же отправится менять одежду на зимнюю.

Я укрываюсь в кабинете, где в одиночестве, среди обстановки, кажущейся более привычной, аскетичной, нежели роскошь остальных комнат, пытаюсь трезво, здраво взвесить предложение Бенни. Это именно предложение, желание заключить союз, соединённое с осторожным, аккуратным прощупыванием курса будущей императрицы. Как и говорил Блейк, Мирелла, официально признанная своим царственным отцом, в одночасье сократила мой путь от брачного венчания в храме до принятия венца императрицы. Теперь два этих статуса разделяют не неизвестное количество месяцев, а порою и лет, требующихся для зачатия, проявления признаков беременности, вынашивания и рождения первенца государя, но лишь несколько дней, необходимых для последних приготовлений к коронации. Я не буду супругой государя, которая может примет венец, – а может, и нет, – я сразу стану императрицей и стремительность моего взлёта ныне осознают все, даже те, кто ещё недавно видел во мне фигуру невысокого номинала. Так уж случилось, что закатникам первым представилась возможность предложить союз женщине, что вскоре встанет подле своего венценосного мужа не только в качестве супруги.

Закат и Бенни не ждут моего ответа сию минуту, у меня есть время на размышления, но кто бы знал, сколь тяжела сама необходимость думать над предложением, от которого зависят слишком многие. Я то сажусь за стол, то встаю и начинаю кружить по кабинету, то надолго замираю подле окна, глядя невидяще на заснеженный дворик. Подобно телу, мысли тоже то мечутся в беспокойном хаосе, то, словно наткнувшись на преграду, застывают на одном месте. Оттого шум и суета, внезапно возникшие во внутреннем покое, где собрались мои дамы, не сразу привлекают моё внимание. Я слышу женские голоса, звучащие громче обычного, и возражающий им мужской, затем приближающиеся шаги и осторожный стук в дверь. Я иду к створке скорее по старой привычке, чем из действительной на то необходимости, – во дворце в дверь стучат нечасто, а уж самолично открывают и подавно. У каждого высокопоставленного фрайна есть стража, слуги, а иногда и своя свита, открывающие двери и объявляющие посетителей.

– Стефан? – удивляюсь, увидев его по другую сторону порога.

За спиной мужчины застыла Шеритта, поглядывающая встревоженно поверх плеча кузена на меня. Убедившись, что всё в порядке, она отступает, возвращается к креслам, занятым остальными фрайнэ. Дамы вышивают и только у Илзе, сидящей немного поодаль, в руках не иголка, но раскрытая книга. Фрайн Рейни, очевидно, сопровождавший императора, замирает подле кресла, где сидит его суженая, склоняется к Лаверне, притворяясь, будто всецело увлечён изучением цветов на белом полотне, однако украдкой бросает исподлобья взгляд на Илзе. Брендетта с детской обидой смотрит на Блейка, резко втыкает иголку в ткань и сразу ойкает, попав по собственному пальцу. Фрайнэ Бромли укоризненно качает головой, Блейк же удостаивает девушку мимолётным равнодушным вниманием и вновь отворачивается к Лаверне.

И так, чтобы видеть Илзе.

– У тебя всё хорошо? – спрашивает Стефан напряжённо, и я отвлекаюсь от сценки, разыгрывающейся в моих покоях.

– Да, – я распахиваю створку шире, пропускаю его внутрь. Нет нужды вести беседы на пороге, да ещё и при всех.

Стефан заходит, настороженно осматривает кабинет, точно надеется обнаружить в этих стенах кого-то чужого, и оборачивается ко мне.

– Мне сообщили, что твоей аудиенции добивался магистр Бенни из ордена Заката, – произносит он требовательно. – И что ты приняла его, хотя могла отказать. Пока ты суженая императора, не жена, и не обязана принимать каких бы то ни было просителей.

Глава 20

Прикрываю дверь, стараясь не выдать вспышки внезапного недовольства. Разумеется, императору доложили немедля, что происходит в покоях его суженой и кто является к ней с визитом. Даже удивительно, как при столь пристальном догляде за супругой государя ухитрились просмотреть связь Кассианы с молодым Понси. Или дело в том, что моим гостем был закатник?

– Всё же я сочла возможным принять магистра Бенни, и мы побеседовали,– не отрицаю я того, о чём Стефану уже известно.

– И о чём, позволь узнать? – взгляд строг, суров, вопрошающ, но спустя мгновение он смягчается вдруг, теплеет, и Стефан делает шаг ко мне. – Не пойми меня превратно, Астра… в нынешней ситуации трудно предугадать, чего можно ожидать от Заката. Тем не менее, я не желаю, чтобы ты подвергалась хоть малейшей угрозе с их стороны. И если магистр позволил себе даже намекнуть на твои силы, неважно, словом ли, взглядом…

– Магистра Бенни заботили не мои незаконные силы. Вернее, и силы в числе прочего, но не в том смысле, который принято подразумевать обычно, – я прохожу мимо Стефана к столу. Касаюсь подушечками пальцев края гладкой столешницы, решая, могу ли позволить себе быть откровенной. В конце концов, он властитель Франской империи, его слово может поставить точку в неявном этом противоборстве.

Или нет.

Но знать ему всё равно следует.

Повернувшись лицом к Стефану, я пересказываю беседу с Бенни. Стараюсь придерживаться сухих фактов и наиболее важных вех речи магистра, опускаю незначительные отступления и не затрагиваю подробностей, касающихся Марлы-Аны. Стефан выслушивает внимательно, не перебивая, не расспрашивая о служанке Кассианы. По сути, сейчас и Марла, и её ушедшая госпожа всего лишь инструмент в чужих руках, ценное вложение в будущее – или бесполезная безделушка, которую и на пустячное дельце не употребишь. Смотря по тому, как обстоятельства повернутся.

Наконец я умолкаю, но Стефан не выглядит сколько-нибудь удивлённым. Он молчит, и я решаюсь поделиться и своими мыслями тоже.

– Я знаю, что первостепенная цель магистра – склонить меня на сторону Заката, дать понять, что для меня их интересы могут быть важны не меньше собственных, что я лицо вовлечённое. И в то же время нельзя закрыть глаза на то, что в его словах есть доля истины. Хотим мы того или нет, но однажды Мира станет куда более похожей на меня… не только внешне. И другие наши дети, если даруют их Благодатные… в их жилах будет течь та же отравленная кровь, что и в жилах их старшей сестры. И в жилах их детей. Чем больше поколений сменяет друг друга, тем сильнее растворяется этот яд. Говорят, в конце концов он вовсе исчезает, будто и не было никогда… хотя это во многом зависит от того, с кем они будут вступать в брак… Я слышала всякие теории, однако видела мало доказательств.

– Астра, я понимаю твою тревогу о будущем нашей дочери, но посмотри на фрайна Шевери или фрайна Рейни, – Стефан взмахом руки указывает на дверь. – Они одарены немалой силой, они умеют с ней управляться не хуже обученных закатников, хотя никогда не переступали порога закатных обителей и не говорили о своих особенностях во всеуслышание. Их никто не преследует, ни в чём не подозревают и едва ли кто-то осмелится обвинить их в сокрытие незаконных сил. Когда придёт время, найдём надёжных людей, кто сможет обучить Миреллу искусству управления собственными силами вне ока Заката.

– Фрайны Рейни и Шевери мужчины, – напоминаю.

– Разве это столь уж важно? Ты же училась.

– В Беспутном квартале, у тех, кто сам скрывался. Стефан, ты хотя бы представляешь, сколько там таких, как я, Илзе или Бришойни, привратница из нашей обители?

Стефан хмурится, не понимая, о чём я нынче толкую упрямо. Конечно же, он не представляет, тут и удивляться нечему. Что можно увидеть во время краткосрочных визитов в Беспутный раз в полгода? Ничего, кроме фасада, надёжно прячущего свои тайны за стенами, яркой обложки, раскрашенной красками общеизвестных представлений о таких кварталах. Дома утех, игорные и питейные, беспутницы, шулеры и бездна греховных пороков – вот и всё, что приходит на ум обычному человеку, далёкому от истинной жизни Беспутного. Я не могу винить Стефана в неведении – никому в этом мире, даже государям, не дозволено знать абсолютно всё, обо всём и обо всех, – но и избавиться от новой порции недовольства не получается.

– Или, думаешь, всем им станет лучше, если идеи фрайна Элиаса о чистоте крови найдут отражение в действительности?

– Я уже говорил тебе, что фрайна Элиаса больше заботит движимое и недвижимое имущество рассветников, нежели чья-то кровь, – возражает Стефан с мягкой настойчивостью.

– А если нет? – не отступаю я. – Да и разве ж народу вне стен дворца и зала заседания Совета кто-то разъяснит подобные тонкости? Многие ведать не ведают, чем там набиты сундуки у рассветников, золотом или Словом Четырёх. Зато все слышат об отравленной крови и смесках, что лишь выглядят как честные люди, а на самом деле только и думают, как бы других ядом своим заразить.

– А ещё поговаривают, будто в тех сундуках кое-какие артефакты припрятаны, в том числе прежде не виданные в Империи, и книги по колдовскому искусству, вывезенные из Хар-Асана, – замечает Стефан. – Поэтому один орден и заинтересован в ограничении другого… и наоборот. Их противостояние длится с давних пор, меняются только лица, вещающие от имени каждой из сторон.

Заверения Стефана ничуть меня не убеждают. Он привык, что одарённые в его окружении фрайны высокого положения, сами выпестовавшие свои силы и вступившие в число доверенных, приближённых лиц императора не неоперившимися юнцами, но зрелыми мужами. Для него явилось неожиданностью, что молоденькая девушка вроде Лии или той служанки может обладать силами не меньшими, чем славные мужи из его окружения, может выучиться чему-то самостоятельно, и в то же время он счёл, что подобное применимо и для Миреллы. Он забывает, что Лия росла на островах, и по сей день куда более свободных от закатного ока, а служанка что-то да узнала, но должного применения себе не нашла. Миреллу же ждёт нечто среднее, у неё будет возможность учиться, узнавать, но ей откажут в возможности применить себя, её обрекут на исполнение долга перед государством, которому нет большого дела до её сил.

Стефан подходит ко мне, смотрит пристально в глаза.

– Мой отец часто повторял: держись центра и не отклоняйся сильно ни в одну из сторон, – голос тих, серьёзен и я проглатываю готовые сорваться возражения. – Всех прошений не рассмотреть, всем не угодить, как ни старайся. Всегда будут те, кто не удовлетворён в полной мере, всегда, что бы мы ни сделали, с кем бы ни согласились, какое решение ни приняли бы. Мой дядя пытался идти навстречу всем, кому только удавалось донести до него важность своих забот и желаний, и что из этого потакания вышло? Его перетягивали, словно канат на ярмарке, каждый в свою сторону. Его фаворитов подкупали и перекупали, зная, что их речам он внемлет скорее. Тётя Арианна раздавала высокие должности всякому, кто сумел её развлечь, и тем самым множила свиту шептунов, прихлебателей и искателей милостей. Эй-Форийя прекраснейший дворец Империи, но его строительство обошлось куда дороже, чем планировал мой дед. Дядя изрядно дополнил и расширил его проект, не считаясь с расходами. Поэтому отец не любил бывать в Эй-Форийе. Всякий раз приезжая туда, он видел в бездумной этой роскоши лишь бесконечные счета, баснословные суммы, потраченные на отделку, обстановку, собрание предметов искусства и последующее содержание дворца.

Содержание столичной резиденции наверняка тоже обходится в солидную сумму, не говоря уже о полчище придворных, мало чем отличающихся от своих предшественников, наполнявших императорские дворцы при Филандере. Видя всех этих людей ежедневно, я всерьёз размышляю, каким бы образом убрать большую часть из них, оставив лишь тех, чьё присутствие действительно необходимо. У каждого из них есть поместья, дома, замки, редкий фрайн среди них бедствует по-настоящему – нищим при дворе места нет, неважно, из франнов они или простые аранны, – так почему бы им не проводить время на своих землях и в своих особняках?

– Именно храмовники настаивали на строжайшем соблюдении всех обрядов Благодатных на островах и обязательном наказании за пренебрежение ими, – продолжает Стефан. – Мотивировали это тем, что так люди скорее отринут тёмных чужеземных божков и повернутся к свету истинной веры. И дядя их послушался. Храмовники были весьма убедительны и, похоже, не обошлись без выделения щедрого жалования кому-то из дядиных любимчиков, дабы тот повторил все их доводы императору в более неформальной обстановке.

Но вместо принятия истинной веры жители островов предпочли отринуть власть Империи.

– В те беспокойные годы я был ещё мал и многого не запомнил, однако отец всегда предостерегал от подобного потакания всем и каждому. Даже государь не должен возноситься, позволять своему положению ослепить себя, отворачиваться от того, что говорят советники, первые фрайны и народ, но и давать всем без разбору то, чего они хотят, нельзя, – Стефан берёт меня за руку, ласково гладит мои пальцы, точно надеясь таким бесхитростным образом скорее убедить меня. – В случае достижения желаемого Закат может подняться высоко… слишком высоко и вспять ничего уже не обратишь. Он и сейчас куда более независим, чем любой другой, состоятелен не меньше Рассвета, но при том закрыт почище монастырей ордена Немых братьев. Почему, ты думаешь, я отдаю предпочтение фрайнам вроде Шевери или Рейни? Мы с Блейком знаем друг друга давно, я много лет наблюдал за ним и видел, сколь его мышление отличается от адептов Заката. За ним и такими, как он, нет закатной обители, нет совета магистров, дёргающего своих эмиссаров за веревочки. Он свободен, независим и при том искусен во владении силой не хуже любого магистра из ордена.

– И всё же Блейк остаётся скрывающимся, – напоминаю я. – Как и фрайн Шевери, когда придёт ему срок вернуться на земли Империи, как и я, как и Мирелла, как и другие одарённые в твоём окружении. И нас от других нам подобных, скрывающихся и смесков, отличает лишь наше высокое положение, щит, заслоняющий нас от внимания закатников, рассветников и людей вроде фрайна Элиаса. Силу Миры легко выдать за обычный человеческий дар, ты сам говорил, для большинства разницы нет. Она может учиться владению ею так же, как любой другой науке, и недостатка в наставниках у неё не будет. И даже если о её даре прознает слишком много чужих людей, то всё равно никто не осмелится тронуть Её императорское высочество. А потом она выйдет замуж и силы её потеряют всякое значение. Она твоя дочь, даже с незаконным даром найдётся немало мужей, желающих обвенчаться с нею. Но что станет с другими скрывающимися, с теми, кто не занимает столь высокого положения, кто не рождён в гербовых пелёнках, с девочками, девушками и женщинами, чья сила порою превосходит мужскую?

Стефан улыбается мягко, касается второй рукой моей щеки, проводит кончиками пальцев по коже.

– Ты верна себе. Понимаю, почему ты создала свою обитель.

– Она не моя, – возражаю привычно. – Она наша: моя, Греты… и даже Илзе в какой-то степени.

– Если фрайн Элиас и впрямь заинтересуется чистотой чужой крови, то ему придётся пересмотреть свои выступления в Совете. Я не намерен поддерживать Закат, сколь бы благородными он ни представлял свои цели, но не собираюсь и создавать у фрайна Элиаса иллюзию вседозволенности. У всех Элиасов.

– Старший фрайн Элиас уже говорит и говорит немало. Его слова находят поддержку и одобрение среди народа.

Стефан отводит руку от моего лица, хмурится озабоченно.

– Я поручил Блейку провести официальное расследование.

– Официальное расследование? – на мгновение я теряюсь. – Какое расследование? Зачем?

– Обстоятельств смерти Кассианы.

– Разве мы не… я хочу сказать, нам известно, что произошло, так к чему расследовать то, что уже раскрыто?

– Сегодня утром Блейк нанёс визит фрайнэ Жиллес…

– Я знаю, – киваю.

– Знаешь? Откуда? – во взгляде Стефана отражается удивление, искреннее, приправленное щепоткой подозрения. Я догадываюсь, что фрайн Рейни ещё не поведал другу и сюзерену о своём интересе к Илзе – а император и внимания не обратил, – и сама морщусь от осознания собственного же досадного невнимания.

То ведь не просто интерес к свеженькому личику, прежде не виденному в стенах дворца и оттого не приевшемуся ещё, в отличие от прочих придворных фрайнэ. Блейк беспрестанно вьётся вокруг Илзе, что шмель вокруг цветка, накануне они вместе ездили к Марле-Ане… а сегодня Илзе принесла подробности о его визите к Мадалин, о коих фрайн Рейни едва ли рассказывал всем и каждому. И если она не выведала информацию сама, то…

– Стефан, не только тебе сообщают своевременно о происходящем в моих покоях, – отвечаю уклончиво, отодвигая подальше вопрос, кто именно доложил императору о визите Бенни. Кто-то из слуг? Или одна из моих дам? – И мне известно, как отреагировала фрайнэ Жиллес на вопросы фрайна Рейни.

– Что ж, раз ты знаешь… – мужчина смотрит задумчиво на мои пальцы в своих, на единственное кольцо, которое я носила ежедневно, отмахиваясь от попыток служанок и Шеритты увешать меня драгоценностями. – Тогда ты должна понять, что Элиасы преступают границы… и не в первый раз уже. Сокрытие истинной причины смерти Кассианы… и лишь ради облегчения возложенной на меня ноши государя? Красивые слова… но пустые.

– Если будет официальное расследование… с оглашением результатов, то… все узнают, что Кассиана… – я умолкаю, не решаясь произнести вслух правду.

– Необязательно. Большинство вполне удовлетворится укрепляющим снадобьем… или настойкой для успокоения, – Стефан равнодушно пожимает плечами. – Моя мать часто такую принимала.

Да и настойки, препятствующие зачатию, тоже не всегда безопасны. Впрочем, дело не в том, на какое снадобье возложат вину по версии, представленной общественности. Официальное, пусть и несколько притворное, запоздалое расследование означало, что большая часть обстоятельств смерти Кассианы не будет замалчиваться, что хотя бы одна из жён императора перестанет быть полузабытой тенью, сгинувшей бесследно в стенах дворца. Что Элиасам, всей их своре волей-неволей придётся отступить, отойти в сторону, подобно изгнанному от двора молодому Понси.

Не знаю, радоваться ли этому решению Стефана или на всякий случай поумерить пыл надежды?

– Оно не будет долгим, – уверяет Стефан.

Разумеется. Блейку нужно всего лишь создать видимость расследования, навести иллюзию некой деятельности и в срок публично огласить результаты.

– Магистр Бенни также будет вызван ко двору, – добавляет Стефан. – Я ни в коем случае не настаиваю и тем более не запрещаю тебе принимать всяких просителей на твоё усмотрение и по мере необходимости, но… но предпочёл бы, что бы ты впредь не вела бесед с ним наедине или даже в присутствии твоих дам. Вопреки годам, проведённым в закатной обители, Бенни расчётлив, пронырлив и опытен не меньше многих придворных вельмож. Его интересы – это интересы Заката, а орден, поверь, мало заботит благоденствие наших подданных и женское образование. Магистр говорил о важности реформ, однако готов ли сам орден меняться столь резко ради них?

На сей раз мне нечего возразить, нечем крыть. Я признаю правоту Стефана – как признаю и зёрна истины в речах Бенни. Нельзя ожидать, что Закат и впрямь начнёт с себя, с серьёзных реформ в стенах своих обителей, но не стоит и отворачиваться от назревающих трудностей среди скрывающихся и полукровок.

Стефан подносит мою руку к губам, целует пальцы, глядя мне в глаза.

– К добру или к худу, но так будет всегда, – произносит он мягко, опустив, однако не выпустив мою руку из плена своей. – Скоро ты станешь не только моей супругой, но и императрицей благословенной Франской империи. Твоего внимания будут добиваться многие, очень многие и при том для большинства ты останешься лишь средством достижения цели, великой ли, малой. На самом деле благоговейный трепет перед государем испытывают куда меньше людей, чем принято считать, и среди них ещё меньше тех, кто вхож в императорские резиденции. Поэтому… всех прошений не рассмотреть, всем не угодить, как ни старайся. Выбери свой курс и держись его, кто бы чего бы от тебя ни хотел.

И я вдруг вижу его, свой курс. По крайней мере, у меня появляются намётки, не вполне ещё ясное, чёткое, но всё же представление о направлении, в котором я хочу двигаться. И в нём совершенно точно придётся держаться центра – своего центра, – не склоняясь сильно ни к одной из ныне окружающих меня сторон.

* * *

Отвечая заверениям Стефана, официальное расследование и впрямь не занимает много времени. На протяжении нескольких дней свидетели и участники тех трагических событий прибывают по срочному вызову во дворец на беседу к фрайну Рейни – разумеется, если они находятся вне стен резиденции. Если же они из числа придворных постояльцев, то являются в покои Блейка в сопровождении посланной за ними стражи. Каждого из них ждёт предельно откровенный, продолжительный разговор с фрайном Рейни, а кого-то и фактический допрос. Участь эта не минует даже Шеритту как старшую даму в свите Кассианы. Фрайнэ Бромли ни в чём не обвиняют, но Блейку нужны показания свидетелей в том объёме, в каком только возможно с учётом необходимости замалчивания некоторых фактов и обстоятельств.