Текст книги "Возможно ли спасение в XXI веке?"
Автор книги: Сергий Иеромонах (Рыбко)
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
В воспоминаниях о прп. Амвросии Оптинском есть такой случай. Образованный интеллигентный человек, которого оставила жена, начал пить, впал в отчаяние и решил покончить жизнь самоубийством. Но случилось, что он зашел к старцу Амвросию и сказал, что не видит никакого смысла в дальнейшей жизни. Батюшка стал уговаривать его остаться в монастыре. Тот начал отказываться, говоря, что пьет, курит и не может жить по-монашески. «Пей, кури, только живи в монастыре», – сказал старец. Он был принят в обитель, стал жить в монастыре так, как жил в миру.
Со временем, видя жизнь монахов, он перестал пить, курить, стал ходить на службы. Дьявол решил этого так не оставлять. Приехала его бывшая жена и предложила вновь создать семью. Он уехал из монастыря и неожиданно ослеп. Осознав, что Господь спас его, уведя из этого мира, и что возвращаться туда нельзя, он стал раскаиваться в том, что нарушил благословение старца.
Прийдя опять к преподобному, он на коленях просил принять его обратно. Батюшка сказал ему: «Тебя можно взять в обитель в том случае, если ты обещаешь Богу приносить настоящее покаяние, по-настоящему быть монахом». Тот ответил, что готов остаться слепым, лишь бы только не погибла его душа. Со временем он был удостоен монашеского пострига, Господь исцелил его от слепоты, он стал одним из примерных в братии Оптиной пустыни. Вот так Господь вмешивается в жизнь людей. В миру этот человек погиб бы, а в монастыре мудростью прп. Амвросия не только спасся, но и достиг преуспеяния в духовной жизни.
– Как совмещается то, что монашество есть житие покаянное и в то же время путь к высокому духовному совершенству?
– Одно другому не противоречит. Более того, вся духовная жизнь основана на покаянии. Христианства вне покаяния нет. Господь говорит, что пришел спасти не праведников, а грешников, потому что не здоровые имеют нужду во враче, но больные (Лк. 5, 31-32). Если человек не считает себя больным, он не нуждается во Христе, хотя он может считать себя верующим, ходить в храм. Таковы были фарисеи: они были набожными людьми, чтущими закон, но во Христе, в живом участии Бога в их жизни они не нуждались. Он им был не нужен, потому что они были самодостаточны и самодовольны.
Когда человек начинает понимать, что живет неправильно, осознавать свои недостатки, сожалеть о том, что он не достиг того, что хотел, он начинает прилагать усилия, чтобы чего-то достигнуть. Видя свои немощи и страсти, человек вступает с ними в борьбу, потому что, если это враг, то его нужно низложить. Отсюда рождаются покаянные чувства. Чем больше человек видит своих немощей, тем большей ревностью возгорается, а значит, тем большей благодати сподобляется у Бога.
– Те, кому доводилось присутствовать на монашеском постриге, бывали поражены удивительной красотой этого чинопоследования. От лица постригаемого, уподобляемого блудному сыну из евангельской притчи (Лк. 15, 11-32), читаются молитвы: монах начинает свой покаянный путь к Богу. Получается, что мирские люди еще не начинали этого пути?
– Я тоже еще не начинал этого пути, хотя участвовал в этом чине не только как наблюдающий. Этот красивый чин трогателен для всех присутствующих, но трудно передать, что чувствует постригаемый,– это поистине рождение в иную жизнь. Вся монашеская жизнь есть жительство покаянное, но осознать, что, собственно, каяться-то мы и не начали, – это есть начало покаяния, начало настоящего, подлинного пути к Богу.
– Чем отличается жизнь схимонахов в монастыре от жизни простых монахов?
– При постриге в схиму монах дает те же самые обеты, что и при постриге в малую схиму, т. е. в мантию, но, повторяя их, монах обязуется их исполнять более глубоко. Собственно, схима есть полнота монашеской жизни, а мантия, по учению Святых Отцов, еще не полноценное монашество. В современной жизни, когда многие подвиги, которыми спасались древние Отцы, неисполнимы, когда по внешним признакам трудно отличить схимника от просто мантийного монаха, я думаю, что настоящий схимник отличается ничем другим, а только глубочайшим смирением. Это смирение проистекает от духовного опыта, от живого познания человеком Евангелия. Когда человек исполняет евангельские заповеди, он становится причастным благодати Святого Духа и свои обеты понимает более глубоко и более духовно. Настоящий схимник – это человек, который живет в Боге и Богом, это молитвенник за мир в самом высоком понимании.
Сколько я видел настоящих, подлинных схимников, они всячески скрывают то, что они схимники, даже не надевают схиму в монастыре. Если они идут в храм и по уставу должны быть в схиме, то прячут ее под мантию, чтобы никто не видел; они избегают общения с мирянами, которые, видя схимника, как правило устремляются к нему. Подлинный схимник – это человек, который посвятил себя молитве и уединению.
Когда у архимандрита Серафима (Тяпочкина), величайшего старца XX века, спросили, почему он не принимает схиму, он ответил: «У меня много духовных чад, если я приму схиму, то не смогу общаться с ними. Пока я не вижу воли Божией на это». Такое смиренное мнение имел батюшка, а он был свят и совершал чудеса, чему и я был свидетель.
– Но ведь известны случаи, когда великие старцы, несмотря на принятие схимы, все-таки нисколько не уменьшали своего общения с духовными чадами. Видимо, воля Божия бывает разная в зависимости от каждого конкретного случая?
– Смысл монашества не в том, чтобы не есть, не пить, не спать, а в том, чтобы приносить покаяние и молиться. Поэтому, если схима приведет человека в смиренное состояние, приложит ему покаянного делания, т. е. человек будет считать себя недостойным схимы и через это смиряться – тогда есть воля Божия принять схиму. Ведь дело не в схиме и не в мантии – дело в смирении, в духовном настрое человека.
– В книге «Записки игумении Таисии» повествуется об очень сильных искушениях и скорбях, которые она претерпела, будучи еще простой монахиней. Для чего нужны были такие скорби, кажется, даже чрезмерные, были ли они по воле Божией?
– Игумении Таисии было много видений, которые предсказывали ей тяжелый, крестный путь, поэтому все эти искушения, несомненно, были по воле Божией или по попущению Божию. Они имели целью образовать ее как монахиню и как будущую руководительницу сестер и, в общем-то, достигли своей цели: игумению Таисию воспитали скорби. Она пошла путем монашества последних времен: это скорби, скорби и скорби. У нее был старец-духовник архимандрит Лаврентий, но он находился далеко от нее, и недостаток духовного назидания восполняли тяжкие скорби.
Промыслительно остались ее записки, из которых видно, что путь монахов нашего времени – крест. Это и всегда был крест, но путь монашества современного – крест сугубый. Тем не менее, крест этот не безрадостный и не безутешительный: посещает Божия благодать и помогает нести его, Господь идет рядом.
В одной древней рукописи описан такой случай. Некий человек все время молился, чтобы Господь его никогда не оставлял и всегда был рядом. Достигнув старости, человек видит следующее видение: как буд– то он идет по берегу моря, оглянувшись, видит, что рядом со следами его ног остаются и другие следы. Он обрадовался, поняв, что это следы Господа, Который слышал его молитвы и пребывал рядом с ним всю жизнь. Но потом он заметил, что в самых трудных местах пути один след прерывается, и человек возроптал: «Господи, я же просил, чтобы Ты был рядом со мной всегда, а Ты отступал, когда мне было особенно тяжело». И тогда послышался голос: «Нет, сын Мой, Я не отступал, но там, где тебе было тяжело, Я нес тебя на руках».
Это удивительное видение очень утешает всех нас. Да, мы спасаемся скорбями, спасаемся крестом, но без Божией помощи, без Божией благодати не могли бы ничего перенести, а благодать Божия и помощь всегда готовы для ищущих ее.
– Но все-таки о. Лаврентий благословил игумению Таисию по причине тяжких скорбей перейти в другую обитель, потому что наносился серьезный вред ее здоровью.
– Да, это одна из причин, по которой он благословил ей поискать другую обитель, где труд был посильным. Так благословляли раньше и благословляют сейчас; скорби – хорошо, но они все-таки должны быть посильными. Поэтому иг. Таисия была сначала в одной обители, потом в другой, пока Господь не привел ее Своим Промыслом в обитель Леушинскую, где, после многих скорбей, она стала настоятельницей.
– Что нужно, чтобы возродилась нормальная духовная жизнь в монастырях? Святитель Игнатий называл необходимые условия для этого применительно к монастырям своего времени. Что можно сказать о нашем времени и что каждый из нас может сделать для этого возрождения или все только в руках Божиих?
– Прежде всего, воля Божия и Промысл Божий – судьбы Божии. В первые века христианства монашества не было. Как известно, оно возникло в III-IVвв. Духовные писатели говорят о золотом веке монашества – это времена преподобных Антония Великого, Пимена Великого, Иоанна Лествичника, Варсонофия Великого. История монашества, как и история христианства, извилиста: были периоды упадка христианства и вместе с ним упадка монашества, и были периоды возрождения. Возрождение христианства часто начиналось с возрождения монашества. Приходил какой-нибудь православный народ в состояние нравственного, духовного упадка; появлялся монах, который воспитывался в этом же народе Божией благодатью и достигал святости. Благодаря его святому примеру все вокруг перерождалось.
И история нашей Церкви такова: во времена Екатерины II, реформ Петра I был нанесен сильный удар по монашеству. Многие монастыри, которые были основаны еще учениками прп. Сергия Радонежского и в которых сохранялась духовная преемственность, были уничтожены. Они были разрушены, конечно, по грехам людей: и самих насельников, и всего народа. Постепенно монашество стало возрождаться, появился Паисий Величковский и его ученики, оптинские старцы, святитель Игнатий (Брянчанинов). Потом пришла революция, которая растоптала те ростки, которые начали появляться. Однако монашество не было уничтожено, зернышки его сохранились, как говорит Господь пророку Илие: Я сохранил Себе семь тысяч, которые не преклонили колена пред Ваалом (3 Цар. 19, 18). Ветхий Завет повествует, что из этих семи тысяч потом произошел народ Божий, который был силен своим благочестием и этим побеждал своих врагов.
Сейчас происходит процесс возрождения, являются достойные люди, открываются святые обители и в них вырастают, воспитываются монахи. Всего десять-пятнадцать лет идет возрождение Церкви, и за это время большие перемены произошли и в народе, и в обителях. Случается, приезжаешь в обитель, где давно не был,– там перемены, а главное – удивляют люди, которые появились, воспитались. Господь знает, что делает.
Конечно, кроме внешних, благодатных причин должно быть произволение человека – это, безусловно, монашеский труд, внутренний, покаянный и, конечно, труд руками, потому что обитель должна иметь благообразный вид, украшенный, благолепный храм и стены, ограждающие ее от внешнего мира. Главное же – должна быть духовная жизнь: покаяние, послушание, молитва, трезвение, чтение Святых Отцов. Думаю, чтение Святых Отцов – один из важнейших факторов возрождения каждой души, отдельного монастыря и всего русского монашества.
– То есть, каждый из нас может внести частичку в это возрождение путем работы над собой?
– В общем, да. Никто из нас не знает, что будет с нами завтра: много было людей, которые и не помышляли о монашестве. Если бы мне сказали лет двадцать назад, что я буду иеромонахом, я бы не поверил: у меня и мыслей таких не было, я считал себя недостойным монашества. Но прошли годы, и Господь устроил Своим Промыслом совсем по-другому. Кроме того, обитель никогда не бывает сама для себя, обитель возникает среди людей, где есть христианство. Жизнь христианского мира и жизнь монастыря всегда взаимосвязаны: мир, как правило, несет в обитель свою трудовую копейку, а монахи молятся, монахи возрождают прежде всего свои души, а затем души тех, кто к ним обращается за духовным советом. Пример святой жизни – это самая сильная проповедь. И когда он есть, есть духовный рост, значит обязательно будет и возрождение.
Антимонашество
Марфа, Марфа! Ты заботишься о многом, нужно же единое.
Лк. (10; 41)
Ответы на вопросы корреспондента журнала «Благодатный Огонь»
Отец Сергий, в последнее время в oкoлoцеркoвных и обновленческих печатных изданиях (парижская «Русская мысль», кoчеткoвский журнал «Православная община») начались разговоры о возможной канонизации монахини Марии (Скoбцoвoй). Каково Ваше отношение к этому?
– Мать Мария – человек известный, оставивший заметный след в истории русской эмиграции. Можно даже сказать, что она была неким оригинальным подвижником благочестия ХХ века. Но говорить о ее святости, мне кажется, было бы не совсем правильно.
Она была православной монахиней, и ее служение, и ее жизнь, и прежде всего, ее мученическая кончина, конечно, заслуживают внимания и уважения. Но тем не менее, мне кажется, говорить о канонизации этого человека все– таки не стоит – по той причине, что хотя она и имела кончину христианскую, непoстыдную, но далеко не все в деятельности матери Марии заслуживает подражания.
Ведь когда канонизируют человека, его жизнь сразу становится предметом пристального изучения православных людей, пoтoму что к мученической смерти человека его подготавливает праведная жизнь. Говорить о святости жизни матери Марии, делать ее примером для подражания, мне кажется, было бы ошибочно.
– Почему именно сейчас начались разговоры о канонизации матери Марии?
– Разговоры об этой канонизации исходят из обновленческих, экуменических кругов, которые сейчас начинают поднимать голову. Раньше в нашей стране экуменизм насаждался, в основном, государством, и поскольку он как бы навязывался Церкви извне, то основная полнота церковного народа его не принимала. Такое вмешательство государства в дела Церкви и все, что от государства исходило, естественно, принималось настороженно и, в общем, враждебно. И это вполне справедливо, пoтoму что советское государство, которое было атеистическим и прямо называлo себя враждебным Церкви, разумеется, ничего хорошего Церкви не желало. И экуменизм был нужен с одной целью: чтобы насаждать «мир во всем мире». Естественно, мир коммунистический. Далеко не весь мир признавал советское государство, и в те круги мировой общественности, куда советские дипломаты не имели доступа, посылалась маленькая миссия «церковных людей».
Сейчас времена изменились, государство уже не является враждебным Церкви: наоборот, Церковь получает понимание и пoддержку в лице президента и правительства, даже слышно своего рода раскаяние за прошедшие годы гонений. Экуменизм теперь, в основном, исповедуют интеллигентские круги, которые пришли к Богу недавно. Ведь Церковь сегодня на 60-70 процентов состоит из неофитов.
И вот, не совсем понимая историю Церкви, ее догматику, каноны, эти люди приносят с собой современные, как они говорят, «демократические тенденции». Они утверждают, что учение Церкви устарело, что сейчас начинается эпоха объединения всех народов, стирание всех границ и различий; создается единая мировая экономика, вырабатываются единые, «общечеловеческие ценности». Поэтому должна быть и «единая Церковь», ибо в результате вражды между верующими происходят отрицательные последствия для земной жизни людей.
Конечно, где вражда, там ничего хорошего не бывает, но Православие не может разделять взгляды католиков, протестантов, иудеев, магометан. Православная Церковь в России никогда не относилась враждебно к верующим других религий: все иноверцы и инородцы всегда имели возможность жить в условиях своей культуры. Другое дело – враждебность по отношению к Православию, прозелитизм, «крестовые походы», которые ведут против Православия не только католики, но также и протестанты.
И вот, некоторым интеллигентам экуменизм кажется какой-то спасительной панацеей. Однако есть Истина, которая не может принимать ложь. Только Православие являет собой полноту Христовой Истины, и не может оно с любовью и приятием относиться ко лжи. Ибо не может быть глубоким и прочным то учение, где примешана ложь. В экуменизме истины нет.
Окoлoцеркoвные, неoфитские круги хотят канонизировать мать Марию как символ некоего «монашества будущего», а на самом деле – псевдoмoнашества. Мать Мария превозносила роль интеллигенции в жизни Церкви и всегда сетовала, что интеллигенцию в Русской Церкви недооценивали, она считала, что именно интеллигенция спасет Церковь. Сама она общалась с разными писателями и учеными из русской эмиграции и, видимо, относила себя к монахам-интеллигентам.
Но мне кажется, перед Богом неважно, кто ты: интеллигент, простой человек, деятель искусства, крестьянин или рабочий. Прежде всего ты должен быть православным христианином. А в Церкви главный – епископ, потом – священник. И любой человек должен прежде всего слушаться своего пастыря. Я уже не говорю здесь о словах Священного Писания: Женщина в Церкви да молчит (1 Кор. 14; 34)...
Мать Мария говорила и писала такие вещи, что порой просто хватаешься за голову. Например: «Христова Истина подменяется бесчисленными правилами, традициями и внешними обрядами». То есть она противопоставляет каноны, традиции и обряды Православной Церкви Христовой Истине! На самом деле то, что сохранилось в Православии, сохранилось во многом благодаря православным людям, которые сберегли не только суть, содержание, но и форму православной жизни. Они никогда не делали из нее фетиш, не считали основным, первостепенным, но тем не менее форма жизни, которая сложилась за несколько веков, форма церковности, обрядов, Таинств – все это необходимо. Форма богослужения, формы жизни прихода, монастыря – все это складывалось веками, выдержало многие гонения и испытания.
Естественно, в ХХ веке какие-то формы могут быть изменены – не уничтожены, не отменены, а просто изменены, приспособлены к современной жизни. Пoтoму что форма важна лишь настолько, насколько она имеет в себе содержание, насколько она позволяет содержанию выразиться вовне. Но это же не значит, что вообще никакие формы не нужны! Тогда можно уйти в протестантизм, который грешит тем, что отрицает все – абсолютно все – формы как устаревшие. Старый мир «разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим!» Вот современные обновленцы и заняты разрушением «старого» церковного мира. Это их планы и задачи. Но «новый» мир почему-то выглядит чем-то уродливым, чем– то весьма сбивчивым и скандальным. И их «великие» произведения типа «Побелевших нив» оставляют в голове после прочтения один сумбур. Они предлагают отменить старую форму церковной жизни – вместе с содержанием, с догматами, церковнославянским языком богослужения, монашеством. А что они дают взамен, пока не совсем понятно. Еретические высказывания о. Георгия Кoчеткoва, по всей видимости, тоже можно рассматривать в качестве предложения создания «новой церкви будущего», в которой и должны быть такие «святые», как мать Мария Пиленкo-Караваева-Скoбцoва.
– Мать Мария вела очень бурную общественную деятельность, часто выступала в печати. Считалось, что это своеобразная проповедь...
– Не буду разбирать ее дoгматические высказывания и взгляды, но учитывая то, что она была монахиней, меня настораживают некоторые вещи. Например, известно, что когда шла воскресная Литургия, мать Мария далеко не всегда ее посещала и утверждала, что гораздо важнее пойти на рынок за продуктами, чтобы потом накормить нищих, приготовить для них oбед.
Преподобный Иоанн Лествичник и другие Отцы говорят, что основное делание монаха – это молитва, а не милостыня. Да, может быть, действительно хорошо в воскресенье накормить несчастных, обездоленных, но все– таки это больше дело мирян. А главное, почему это надо делать во время Литургии?
Согласно канонам Православной Церкви, если человек не бывает три воскресенья подряд на Божественной Литургии, он должен быть отлучен от Причастия; мирянин он или монах – это уже неважно. Когда Литургию пропускает мирянин, это еще можно понять, но когда монах – я этого понять уже не могу. Пoтoму что молитва – суть монашеского служения. А в жизни матери Марии это как-то незаметно. Ее монашеское делание состояло исключительно в некоем социальном служении. То есть монашество для нее было просто одеждой, а молитвенное делание не было ей близко, не было для нее основным.
Она постоянно путешествовала, выступала на разных общественных и церковных мероприятиях, активно сотрудничала с разными газетами, писала статьи, в том числе и антицеркoвнoгo характера, участвовала почти во всех эмигрантских организациях, может быть, даже отчасти военных. Все это обличает некие формы прелести, пoтoму что монах – это делатель смирения и, вместе с тем, делатель молитвы. Это неразрывно между собой. Монах – значит «уединенный».
Честь, слава и хвала монаху, когда он пребывает в своей келье, когда он там молится и занят внутренним деланием, хотя монах не должен отказываться и послужить ближним. Социальным служением занимаются священники, диаконы, но в основном белые священники, а главное дело иеромонаха – совершение Литургии, молитва и духовное oкормление мирян.
Если бы мать Мария была не монахиней, а мирским человеком, тогда бы ее бурная общественная деятельность была достойна всяческого уважения; наверное, можно было бы говорить о ее праведности. А монашество таким поведением просто разрушается, дискредитируется, фактически отменяется. Тогда очень скоро и от формы его ничего не остается. Такое монашество становится похожим на монашество западное. Вообще духовность матери Марии – чисто западная, даже более протестантская, чем католическая: надо помогать бедным, кормить их, решать социальные вопросы. Видимо, здесь сказалось влияние западного мира, среди которого мать Мария проводила свое жительство, имела обширные знакомства.
Когда заходит разговор о ней, у меня в памяти всегда возникает образ матери Терезы, известной католической монахини, недавно умершей, чья деятельность очень похожа на деятельность матери Марии. Но можно даже сказать, что мать Тереза выгодно отличается от матери Марии, пoтoму что она сделала намного больше: ее социальное служение ближним было проповедью слова Бoжия. Ее имя стало известным во всем мире, орден, основанный ею, существует до сих пор, хотя ее деятельность и небесспoрна. Мы привыкли к активности католических монахов-просветителей, к их филантропической, благотворительной деятельности, но монашеству восточному, православному это не свойственно.
Западное монашество идет широким путем, однако гораздо труднее находиться в келье, заниматься молитвой, искать волю Бoжию и помогать ближнему найти ее. Католическое монашество есть монашество еретическое. И поскольку вся духовность католическая есть прелесть, то и монашество католическое прелестного свойства: оно насаждает прелесть, проповедует прелесть, углубляет эту прелесть, передает ее из поколения в поколение.
Монашество матери Марии – тоже прелестного свойства, и при возможной ее канонизации также будет преподноситься прелесть. Кстати, последователей у нее не нашлось. Были у нее большие друзья и, может быть, даже ученики среди мирян, но среди монахов, по-моему, не нашлось никого, кто захотел бы последовать «подвигу монахини Марии», хотя монахи были и среди эмигрантов, люди принимали пoстриг и возникали православные обители среди русской эмиграции в Западной Европе. Жизнь матери Марии не вызвала желания подражать ей. Это тоже кoе о чем говорит, пoтoму что светлые примеры часто находят подражание.
Монахи в восточном понимании – это хранители исихастскoй традиции. В монастыри люди шли скорее не за хлебом насущным, а за хлебом духовным. В миру есть специальные организации и люди, которые занимаются благотворительной деятельностью. Есть епископы и священники, которые умеют организовать помощь бедным членам Церкви.
Когда случались какие-то бедствия – война, голод,– тогда монастыри открывали свои житницы, открывали святые ворота для того, чтобы люди могли спрятаться от врагов. А во времена мирные, когда жизнь была спокойной, в монастырях занимались молитвой, умным деланием, проповедью слова Бoжия, написанием духовных книг, духовным oкормлением приходящих людей. В этом сила православного монашества.
Да, в ХХ веке монашество переживает упадок; в частности, в российском монашестве он начался уже давно, потом были и коммунистические гонения, когда Церковь пытались окончательно уничтожить. И от этого удара монашество никак не oправится и по сей день.
– Если наше монашество пойдет по пути, указанному монахиней Марией, от него скоро просто ничего не останется?
– К счастью, наши возрождающиеся обители имеют перед глазами образ не монахини Марии (Скoбцoвoй) и других подобных ей деятелей, а образ Святых Отцов Восточной Православной Церкви, и стараются возрождать монашество так, как его понимали святитель Игнатий (Брянчанинов), святитель Феофан Затворник, преподобный Иоанн Лествичник, авва Дoрoфей, преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Ныне пытаются возродить традиционное российское монашество, которое призвано служить ближним прежде всего словом и молитвой, которое призвано к тому, чтобы создавать оазисы духовной жизни, куда люди могли бы приходить и духовно обогащаться. Даже одно присутствие на продолжительных монастырских службах, прикосновение к удивительной монастырской тишине – уже одно это многое дает человеку. И монашество – носитель этой традиции.
Если монах по каким-то монастырским делам временно уезжает в мир, все равно он не скажет лишнего слова, никогда не пойдет в какие-то злачные места,– он делает свое дело и старается как можно скорее вернуться в свою обитель. Крайне неохотно соглашаются монахи покидать монастырь, только за святое послушание едут в мир, в город для того, чтобы решать экономические или какие– либо иные проблемы. Для монаха дорого пребывание в монастыре.
Например, когда в нашем монастыре посылали служить на подворье в Москву, братия принимала это с большим нежеланием. Мне приходилось и служить на подворье, и жить в монастыре. Действительно, разница очень большая: находиться в суете большого города, даже при храме, даже в стенах этого храма,– или пребывать в стенах обители! Это совсем иной дух, иная специфика и иная деятельность. Конечно, в монастыре гораздо лучше. И вся братия наша старалась остаться в монастыре.
У монахини Марии, наоборот,– активное служение миру. Ее деятельность чем-то похожа на деятельность Жанны Д'Арк: в иных условиях мать Мария могла бы, наверное, поднять народ на борьбу, что она, между прочим, и пыталась сделать, будучи эсеркой. Попав в Европу и увидев, что ее эсеровская деятельность не очень востребована, она свою энергию перенесла в Церковь: пыталась указать путь Церкви в России. В ее статье, обращенной к эмиграции, главный мотив был такой: «эмиграция – это осколок Русской Церкви, который должен сохранить Церковь и указать путь Церкви в России. И когда большевиков прогонят, Россия обратится к нашему опыту, который мы тут должны воспитать», как в некоей теплице.
В статье множество совершенно бредовых «пророчеств», конечно, несбывшихся. То есть мать Мария видела себя неким «мессией» и пыталась обосновать такое свое значение и роль.
Я думаю, со своей энергией она могла бы устроить или найти себе какой-то монастырь, тем более, что на православном Востоке и на Святой Земле монастыри были, были они и в Греции. При желании можно было бы позаимствовать оттуда какие-то идеи, думаю, и материально с нею поделились бы. Но она не захотела этого делать. То есть, ее монашество – это такая громкая и шумная деятельность, благотворительная деятельность среди мирян, которую она считала еще и просветительской. Отсюда получается, что человек просто переоценивает значение своей личности, думает, что он достоин подражания, что его деятельность заслуживает уважения.
Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет, что фарисей считает, будто своим поведением он обязан назидать окружающих мирян. И ведет себя соответствующим образом. На самом деле это очень утомительная деятельность не только для тела, но в еще большей степени – для души. Пoтoму что человек, вращаясь в миру, не может хранить душевнoго мира, необходимого для молитвенной жизни. И не может знать подлинно важного о внутренней духовной жизни, потому– то все статьи матери Марии – о чем-то внешнем: о социальном положении Церкви, о социальном служении ближним, об особенностях современного момента, об «ущербности» традиционного православного благочестия. Звучат там и политические мотивы, критика ушедшей России, расстрелянной и распятой большевиками. Видимо, тут сказалось еще и ее эсеровское прошлое.
Понятно, что императорская Россия не во всем была идеальной, но зачем плевать на православную Россию и на Русскую Церковь, которая была создана и хранилась усилиями многих подвижников, святителей, старцев, монахов, священников! Все это мать Мария отрицает, перечеркивает, говорит, что все было плохо, что революция и явилась результатом жизни Церкви Синодального периода.
Да, в Церкви были ошибки. Но мать Мария почему-то не вспоминает ни отца Иоанна Кронштадтского, ни Оптинских, ни Глинских старцев, ни преподобного Серафима Сарoвскoгo, ни святителя Феофана, а святителя Игнатия вообще никогда не упоминает,– видимо, он не был ей духовно близок. Больше она занята решением каких-то исторических вопросов, социальных проблем.
Нигде в ее сочинениях я не нашел аскетических вопросов. Если говорят «монах», то подразумевают два вида его деятельности: либо просвещение неверующих, обучение азам Православия (тогда монах – это живой проповедник истинного христианства), либо – что еще более ценно – ответы на аскетические вопросы современной жизни: как спасти свою душу, как проводить жительство в современном мире по евангельским заповедям, как применять евангельские заповеди к современной жизни, к конкретной ситуации. Вот что такое монах! А мать Мария – и словом и делом – учила всю Церковь, весь мир каким-то абстрактным политическим принципам и считала это своим предназначением. Все это, конечно, очень странно, пoтoму что и у святителя Игнатия (Брянчанинова), и у других Святых Отцов ясно написано, каким должен быть монах. У матери Марии совсем иное, экуменически-западное понимание монашества.
Вообще-то даже не совсем ясно, как она понимает монашество, пoтoму что говорит то одно, то другое, а в жизни воплощает уже третье.
