Текст книги "Возможно ли спасение в XXI веке?"

Автор книги: Сергий Иеромонах (Рыбко)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Приходская жизнь и окружающий мир

Любой мирянин за пределами своего храма, неизбежно соприкасается с окружающей культурой, прежде всего – светской. С другой стороны, порой сам христианин нуждается в каком-то отдыхе: ведь обыкновенному христианину, не святому, невозможно молиться непрестанно. Что из области культуры допустимо и даже может быть полезно при правильном употреблении, а что нужно сразу исключить?

– Думаю, что культура все-таки от Бога. Есть такие понятия: «национальная культура», «национальные традиции». Есть языческая культура и есть культура национальная – это разные вещи. Есть христианская культура, духовная культура. Все время пребывать в молитве, в чтении духовных книг сейчас, наверное, не сможет и монах. Любому человеку, тем более мирянину, необходим некоторый отдых. Поэтому и литература, и искусство – изобразительное искусство и музыка – в жизни христианина допустимы. Но в какой мере допустимы – это, наверное, определяется духовным уровнем человека, его духовными запросами.

Светская культура душевна. И я не скажу, что допустимо иметь дело только с классикой. Есть чисто развлекательная, так называемая массовая культура. Я думаю, что там тоже можно найти то, что негреховно. Народные песни, вообще народное искусство – это собственно говоря пример безгрешной народной культуры, которая некогда была массовой. Сейчас культура другая. И классика далеко не вся безгрешна. Вот Вы учились в университете, наверное, далеко не все, что вам преподавалось, являлось образцом целомудрия, нравственности, духовности, морали?

– Вообще, большинство произведений классической литературы – это «романы», по крайней мере, мотив плотской любви (как правило, несчастной) в них преобладает. Если человек хочет жить жизнью духовной, молитвенной, для него такое чтение бывает небезвредно. Святитель Игнатий (Брянчанинов) указывает, как вредно для души, если человек развил в себе чувства, которые вызывают романы, и живет ими. И хотя в вузах изучается и творчество благочестивых русских пиcателей, знатоков души человека и народа, можно сказать, пророков Ф. М. Достоевского и Н. В. Гоголя, в программу входят и по-настоящему развратные книги, которые студент обязан прочитать и не может от этого уклониться. Например, «Монахиня» Дидро – настоящая литературная порнография, которую невозможно читать. Думаю, что многие студенты и не знали о таких грехах, которые там описаны, и в советские времена изучение такой литературы имело целью атеистическую пропаганду. Или «Похождения бравого солдата Швейка» – ведь все это так называемая классическая литература.

– Вы правильно заметили, что эти романы принадлежат в основном западным – католическим и протестантским – писателям. Их отношение к религии, к христианской морали, к вере несколько иное, чем у православных писателей, у наших русских писателей – по крайней мере, у тех, кто воспитан на православной христианской культуре. Я не знаю ни одного значительного атеистического произведения у русских классиков.

Есть, например, Максим Горький, который, кстати, в Бога верил, но в общем-то был, по нашим понятиям, еретиком. Но даже он не дерзал писать такие гадости, какие писали иные западные писатели. Причина в том, что католицизм действительно довел мораль до такого плачевного состояния, и западные писатели порой правдиво отображали то, что было в действительности.

Есть замечательное высказывание Александра Сергеевича Пушкина. Он говорит, что насколько католическое духовенство преуспело в том, чтобы дискредитировать христианство, низложить, разложить его, настолько служение православного духовенства оказалось для нашего народа благотворным. Поэтому, конечно, русская литература – благодатная литература. Если человек православный, то стремление к Богу этот человек выражает во всем. И даже если писатель считал себя не очень религиозным человеком, его искания как художника были глубоко духовны, как например, у Тургенева. Да те же художественные произведения Толстого! Одно дело – его еретические философские произведения, другое – Толстой как художник. В его художественных произведениях есть поиск Бога, хотя есть и противление Богу.

Я не скажу, что Толстого обязательно надо читать. Но есть замечательные русские классики, и многие из них несправедливо были забыты в советское время. Например, Александр Солженицин, Иван Шмелев, Борис Зайцев – это русские классики XX века, которых даже полезно читать христианину. Есть византийская литература, балканская – все это неплохо.

Есть хорошая мемуарная литература, причем особенно полезна та, которая повествует о трагедии руccкого человека, произошедшей в начале XX века, о временах репрессий, о второй мировой войне, о так называемых «предателях»-власовцах, которые на самом деле просто были поставлены в такое положение. Есть много произведений о гражданской войне, о героях России, которые проливали свою кровь в борьбе с большевиками за лучшее будущее, за Святую Русь. И все это, думаю, полезно – по крайней мере, допустимо – читать христианину.

Теперь о музыке. Не думаю, что вся современная музыка, в том числе западная, отрицательного свойства, хотя почему-то принято всю ее считать чем-то плохим. Есть, например, такая современная группа, как . Одна моя хорошая знакомая говорит, что хотя эта музыка и исполняется на современных инструментах и в общем-то является рок-музыкой – по крайней мере, сами музыканты так считают, но, тем не менее, она строится вполне по канонам музыки классической. И человек, который ее слушает, тоже проникается какими-то высокими чувствами. Я не говорю, что вся современная музыка хороша, но в ней есть шедевры, которые просто нельзя отрицать.

А по поводу отдыха и воспитания детей скажу так. Есть прекрасные русские сказки, есть прекрасные книги русских писателей, есть прекрасная народная музыка, есть неплохая современная музыка, есть художественная культура – все это допустимо. Но допустимо, конечно, в определенных рамках. Для христианина главным должен быть Бог, молитва, святоотеческие писания и, конечно, его духовная жизнь. И душевная жизнь должна быть подчинена духовной, все должно быть подчинено спасению души. Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мной (1 Кор. 6, 12).

Глава 5. Пустите детей приходить ко Мне.

Грехи по наследству

Дети всегда расплачиваются за грехи своих родителей, а крестники несут ли такую ответственностьза грехи крестного отца или крестной матери?

– По словам святителя Иоанна Златоуста, каждый отвечает за свои собственные грехи. В Ветхом Завете написано, что кoгда евреи хoдили по пустыне, проявляя нечестие, неверие в Божии чудеса, то Гoспoдь через Моисея возвестил им, что за такое неверие до седьмого рода будут прокляты неверующие. Но святитель Иоанн Златоуст говорит, что это относилось только к данному случаю, а вообще каждый отвечает за свои грехи сам.

Дети отвечают за грехи родителей вот в каком смысле. Дети теснейшим образом связаны с родителями. Во-первых, они наследуют пороки родителей чисто генетически. Мы знаем, что у пьяницы дети тоже склoнны к пьянству. Но ведь наследуются и свойства характера родителей. Поэтому дети человека благочестивого склoнны к благочестию. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что пороки заразительны: целые народы могут быть заражены пороками и передают это дальше своему потомству. А есть народы благочестивые. Дети наследуют благочестие своих родителей и умножают это благочестие в своей жизни. Кроме того, очень большое значение имеет воспитание. Человек, родившийся в благочестивой семье, с детства пребывает в храме. Родители носят его в храм, причащают, говорят ему о Боге, научают истинам веры, воспитывают в христианском духе, и это их заслуга.

Другое дело – человек, родившийся в неверующей, безбожной семье. Родители тоже пытаются его воспитывать, но они сами пребывают в неведении. И не могут воспитать его в благочестии, пoтoму что сами нечестивы. Конечно, Гoспoдь, каждого призывает ко спасению. И в нечестивых семьях порой вырастают благочестивые дети, которых Гoспoдь Сам приводит к познанию Истины. Рождение и воспитание – вот что влияет на ребенка. А какой-то механической зависимости, так что: родился ребенок, и грехи, которые совершили его родители, все лежат на нем – здесь нет.

Что касается крестных родителей, то думаю, они отвечают за своих крестных детей в том случае, если нерадят об их воспитании. С другой стороны, преподобный Амвросий Оптинский говорит, что надо реально смотреть на вещи, что в наше время крестные редко имеют возможность воспитывать своих крестников, и достаточно того, что они будут молиться за них. Поэтому не надо отказываться если вас просят быть крестным. А если родители не позволят вам воспитывать ваших крестников, то они за это ответят.

Преподобный Марк Подвижник говорит, что есть общение людей в добре, а есть общение людей во зле. Что такое общение в добре? Когда вы делаете другому человеку что-то доброе, то как бы берете на себя часть его грехов, в том смысле, что вы облегчаете его жизнь. Спаситель взял на Себя наши грехи и вознес их на Крест. Он добровольно пожелал пострадать за людей, верующих в Него, чтобы они спаслись. Так и мы, если делаем человеку что-то доброе, любя его, желая ему добра, берем на себя часть его грехов. Это в некотором смысле, упoдoбление Спасителю.

А есть общение во зле. Например, если один человек обижает другого, он берет на себя часть грехов обижаемого, пoтoму что заставляет страдать другого человека. Этим страданием очищаются грехи того человека, и чисто мистически на обидчика перекладывается часть его грехов. Я даже встретил в одной из духовных книг мнение, что на убийцу переходят все грехи убитого им человека. Тo есть, за все грехи убитого наказан Богом будет убийца.

– Что сказано в Евангелии и в Ветхом Завете об ответственности родителей за детей?

– В Ветхом Завете рассказывается то, что произошло со священником Или'ем, у которого было двое детей, также священников: в Ветхом Завете это передавалось по наследству. Он воспитывал их недостаточно строго. И когда сыновья Или'я выросли, они стали совершать многие нечестивые дела: обворовывали и обижали людей, совершали насилие над женщинами прямо около жертвенника. А он, будучи стар, и уже упустив время, когда их нужно было воспитывать, пытался их увещевать, но никак не наказывал и не проявлял твердости. За то, что он не воспитал их должным образом, был наказан и он сам, несмотря на святую и праведную жизнь, и его сыновья были убиты филистимлянами. Или'й, узнав об этом, упал, сломал себе спину и умер (1 Цар. 2-4).

Но он был наказан Богом в этой временной жизни, а не в вечности и, судя по всему, его праведная жизнь была принята Богом. Конечно, имея таких детей, он много страдал. А дети, поскольку не покаялись, обрели вечную погибель. Этот пример всегда приводится в напоминание о том, что родители обязаны воспитывать своих детей, что они ответят за это перед Богом. Достаточно много говорится о воспитании детей и об ответственности родителей в книге Притчей Соломоновых, и в других книгах Ветхого Завета. В Новом Завете мы читаем, что женщина спасется через чадородие (1 Тим. 2, 15). Но это надо правильно понимать: женщина не только должна родить детей, она прежде всего должна их воспитать. И дети должны почитать родителей, и родители отвечают за своих детей, пoтoму что должны сделать их христианами.

О воспитании молодежи

Отец Сергий, бывая у Вас в храме, всегда приятно удивляешься такому множеству молодых лиц. Немыслимо, чтобы у Вас бабушка грубо отругала кого-нибудь за неправильно поставленную свечку. Поэтому было бы интересно узнать, как Вам удалось собрать в храме столько молодежи, как началось Ваше общение с молодежью.

– Это общение началось тогда, когда я стал насельником Оптиной пустыни. С самого ее открытия в 1988 году туда приезжало много молодых людей. Бог, вера, Церковь – эти понятия в обществе были новыми. К 1988 году открылось всего два монастыря: мужской – Оптина пустынь в Калужской области – и женский – Толгский монастырь в Ярославле (немного ранее, в 1983 г., в Москве был открыт Свято-Данилов монастырь) – и к нам ехали отовсюду, часто чтобы просто посмотреть.

Среди братии в основном были люди молодые. Костяк составили братия из Троице-Сергиевой Лавры, которых привез наместник, архимандрит Евлогий (Смирнов), ныне архиепископ Владимирский и Суздальский. Паломники тоже процентов на шестьдесят были молодые люди и девушки. Это были хорошие, чистые юные души, любители истории Отечества, люди ищущие. Они приезжали с намерением потрудиться, пожить при обители, пообщаться с братией монастыря, получить ответы на сокровенные вопросы, побывать на богослужениях. Многие принимали святое Крещение и потом снова и снова посещали обитель.

И, что интересно, приезжали не только из России. В Оптиной мне пришлось познакомиться с молодыми поляками, представителями Молодежного православного движения Польши, Польской Православной Церкви. Совершенно удивительные люди: такие юные, ищущие высокого, светлого, стремящиеся к духовной жизни. Они приезжали в Оптину не один раз, мы достаточно близко с ними общались. Польское Молодежное движение существовало уже не первый год, поскольку коммунизм в Польше удалось разрушить раньше, чем у нас; да и при коммунистах как католическая, так и Православная Церковь там имели некоторую свободу. Поэтому у этих молодых людей дело было уже вполне поставлено и был опыт.

Общение участников движения проходит в виде съездов польской молодежи в православном женском монастыре на горе Граборка, куда сходятся многокилометровые крестные ходы. Летом также организовывались молодежные лагеря, съезды. Все это очень интересно, и поляки с большим воодушевлением рассказывали об этом. Кстати, многие из этих молодых людей сейчас уже стали священниками, и сам Первостоятель Польской Православной Церкви Высокопреосвященный Савва тоже прошел через Молодежное движение.

Как они рассказали, в молодежном лагере обязательно бывает священник, утро начинается с молитвы, с богослужения. Потом – какие-то дела, обед, а вечером даже бывают танцы. Я удивился: «А танцы-то зачем?» Ребята объяснили: «Батюшка, понимаете, мы живем в окружении католиков, и для нас, православных, практически единственная возможность познакомиться, чтобы создать семью, – это Молодежное движение. Наше движение имеет смысл уже потому, что помогает создать православную семью, сохранить общение с единодушными людьми. В конечном итоге позволяет сохранить православную диаспору. Когда ты один в католическом окружении, существует большая опасность потерять веру. А когда мы собираемся вокруг прихода, в общине, в молодежном лагере, то мы вместе. Вера становится крепче, потому что видишь пример людей, которые исповедуют Православие и живут добродетельно».

– Наверное, и скауты приезжали в Оптину пустынь?

– Да, приезжали и скауты. Тогда движение скаутов только начиналось. Почти все вожаки скаутского движения побывали в Оптиной, познакомились и начали объединяться и что-то создавать. Теперь они продолжают свою деятельность, получив благословение священноначалия. Россия получила свободу в 90-е годы. В конце 80-х еще считалось, что у нас коммунистический режим, но люди уже начали пробуждаться, начали возрождать забытые традиции – кто как мог. Приезжали и казаки, тоже в основном молодые люди. Тогда шла война в Приднестровье, и многие из них прошли через этот военный конфликт. Некоторые обрели веру именно там, в боевых действиях, защищая русских.

– Известно, что на Западе среди православных работа с молодежью поставлена намного лучше, чем у нас, в России, где она всячески запрещалась. В годы гонений и в годы застоя общение священника с молодежью было очень ограничено, жестоко преследовалось. Откуда у российской молодежи появился интерес к Оптиной пустыни?

– Это, конечно, удивительно. С другой стороны, я сам начал ходить в храм тоже еще будучи молодым человеком: мне было 18 лет. Это было в конце 70-ых. Нельзя сказать, что в храмах тогда было много молодежи, но все же молодые люди и девушки пели на клиросе, юноши пономарили, помогали в алтаре, просто приходили молиться. В каждом храме складывался свой молодежный коллектив: молодые люди знакомились, вместе молились, общались друг с другом, ходили друг к другу в гости. В городах их было больше, в сельской местности – поменьше, да и храмов тогда было не много, но вера объединяла людей.

Когда началась перестройка, в некоторых газетах и журналах впервые появились публикации о Церкви не атеистически– ругательные, а рассказывающие об отрытии храмов и православных учреждений. Появилась информация и о том, что открылась Оптина пустынь. Юные души потянулись туда, поскольку то, что официально запрещается, преследуется,– а официальной политикой государства был атеизм,– для молодого человека особенно привлекательно. Я думаю, это сыграло определенную роль. Кроме того, народ долго жил без Бога, люди изнывали, изнемогали, потому что сколько можно так жить: пить, гулять, работать, курить, слушать музыку, смотреть телевизор? Молодому человеку, который только вступает в жизнь, это быстро надоедает. Без высоких идеалов невозможно жить ни пожилому, ни молодому человеку, а в молодости это как раз чувствуется особенно остро.

Почему молодые люди пьют или употребляют наркотики? Молодая душа приходит в мир с высокими, благородными идеалами, ищет чего-то чистого, светлого. А когда не находит, когда ничего не открывается, когда сделана ошибка, молодой человек очень болезненно ее переживает, ничем не удовлетворяется. Тогда душа начинает погибать, уничтожать себя через служение греху.

Когда же молодой человек находит истину, он бывает намного более ревностен, чем человек старшего поколения.

– Батюшка, наверное, многие из приезжавших в Оптину пустынь юношей и девушек интересовались монашеством, иначе, наверное, они и не приехали бы в святую обитель?

– Тогда на это была, в хорошем смысле слова, мода. Это было очень популярно. Много было публикаций в СМИ об Оптинских старцах, о старчестве, об Оптиной: они прошли практически во всех газетах и журналах. Это было совершенно ново, никогда раньше такого не было. В Оптину постоянно приезжали разные корреспонденты, разговаривали с братией, брали интервью. Настоятель, отец Евлогий, не считал, что только он один должен говорить за всю Оптину: он достаточно свободно разрешал братии общаться с корреспондентами, поэтому люди узнавали об обители из прессы.

Если у людей и были какие-либо представления о Церкви, о Православии, о религии, то о монашестве вряд ли кто-то вообще что-либо знал. Монашество было чем-то новым, таинственным, удивительным; это привлекало людей, и они приезжали. До Оптиной ведь еще надо было добраться, это недешево, и нужно было приложить определенный труд, но люди ехали и ехали. И, я думаю, обретали то, за чем приезжали.

7-8 ноября, в эти советские праздники, в Оптиной бывало больше всего народу, потому что эти дни были выходными у студентов. Так было в первый, второй, третий год после открытия обители. К 7 ноября мы уже готовились, так как знали, что будет просто столпотворение.

И действительно: людей приезжало столько, что в храме яблоку негде было упасть. Это были исключительно молодые люди и девушки. Ночевали они в храме. Братия беседовали с ними: собирались в кружок вокруг какого-либо инока, иеромонаха или даже послушника. Братия очень старалась отнестись ко всем внимательно, принять, накормить, ответить на вопросы. Особенно трудился иеромонах Мелхиседек (Артюхин), нынешний настоятель московского подворья Оптиной пустыни в Ясенево. Надо отдать ему должное: он делал все возможное для того, чтобы донести до людей Слово Божие.

Летом молодые люди устраивали рядом с Оптиной лагеря, ставили палатки в лесу, на озере, носящем поэтическое название – озеро Любви. Целое лето там кто-то жил, и братия устраивала беседы и там. Как это происходило? Расскажу про нас с отцом Мелхиседеком; я был тогда рясофорным иноком. Нас или приглашали, или мы приходили сами: как бы гуляли и зашли. Я сажусь где-нибудь около костра, спрашиваю: как дела, как жизнь. Там, где молодые люди и девушки, как правило, есть гитара. Беру гитару, что-нибудь бренчу: когда-то в юности немного умел играть, хотя к тому времени уже разучился; петь, правда, не решался. Это вызывает интерес, молодые люди никак не ожидали, что человек в подряснике может играть на гитаре, да еще что-нибудь из «Beatles» или «Deep Purple». Начинались вопросы, и беседы длились подолгу, порой за полночь, уже и костер успевал истлеть.

И меня поражали вопросы этих молодых людей: живые вопросы живых, ищущих душ. От людей более старшего возраста таких вопросов я не слышал. Мне это было очень интересно, очень близко. Вопросы были на самые разные темы; то есть ребята поняли, что со священником, с монахом, с насельником монастыря можно говорить на любые темы, что запретных вопросов в Церкви нет. Церковь имеет свой взгляд на всевозможные проблемы, и это действительно руководство к жизни. Потом некоторые изъявляли желание принять Крещение, молились за богослужениями, некоторые причащались, исповедовались.

Поскольку тогда я еще не имел священного сана, продолжать общение с этими молодыми людьми находил не уместным, да и сомневался в том, что могу сказать что-то хорошее и что эти мои усилия принесут плоды. Потом я даже каялся как в грехе в том, что, когда надо было бы молиться, общался с людьми, по страсти учительства проповедовал.

Но позже, когда я стал настоятелем Московского храма, приезжали люди и благодарили меня за то, что на тех беседах у костра, когда я играл на гитаре, а потом говорил о Боге, они впервые услышали слово Божие. Подобных случаев было несколько. Например, однажды по делам книжной торговли приехали молодые люди и девушки из Нижнего Новгорода, из одного православного братства, и оставили для меня записочку. В ней было написано: «Батюшка, помните такой случай: Вы пришли, поиграли нам на гитаре, мы с Вами поговорили. Потом Вы ушли и, конечно, не знали, что после этого разговора несколько человек из нас приняли Крещение и стали ходить в храм, а один юноша сейчас уже оканчивает семинарию. Мы даже не ожидали и не думали, что так может быть».

Тем более, я этого не думал. Но еще с того времени молодежь меня особенно привлекает; а потом я прочел в творениях святителя Игнатия (Брянчанинова), что в пожилом возрасте человек уже не способен к послушанию, он уже не имеет этого навыка, у него свои взгляды и мнения, с которыми ему тяжело расстаться. А для того, чтобы оказывать послушание, нужно отказаться от многих своих мнений, а человеку в годах это уже трудно. Поэтому наиболее – если можно так сказать – перспективные в духовном отношении иноки – это те, кто пришел в монастырь лет в двадцать, потому что юная душа наиболее способна к послушанию. Это как чистый лист бумаги, на котором можно писать словеса Божии.

И дальнейший мой опыт общения с людьми, с паствой, с прихожанами дал мне убедиться в том, что с молодыми людьми гораздо проще: их не надо переубеждать, заставлять; сказали – они, исполняют, ревностно стремятся делать то, что им говоришь. А вот человека в годах нужно сначала убедить, объяснить ему, почему нужно сделать именно так, а не по-другому; у него уже сложилось свое мнение, свое понимание. И все это создает больше трудностей.

Кроме того, я понимаю, что я человек еще сравнительно молодой, а когда я принял священный сан, мне было тридцать лет. И хотя сейчас мне сорок, тем не менее, для большинства прихожан я еще молодой человек. Для людей более старшего возраста нужен и священник более солидный, лет пятидесяти-шестидесяти. Слово такого пастыря будет выслушано ими с бо'льшим уважением. А мне, в силу моего возраста, более близко общение с молодыми людьми, да и им общение с молодым священником более понятно.

– Отец Сергий, я знаю, что многие из тех, кто сейчас работает в Вашем храме, приезжали к Вам в Оптину пустынь и сейчас являются вашими духовными чадами. Как складывалось общение с ними? Как возникли отношения, более серьезные и длительные, чем те беседы у костра?

– Это общение относится уже к тому периоду, когда я принял священный сан, стал иеромонахом. Я был еще молод, но меня рукоположили, я считаю потому, что не хватало священников, а не почему– либо еще. Пришлось сразу принимать исповедь. Это весьма серьезное дело, и, например, в Троице-Сергиевой Лавре далеко не всякого иеромонаха допустят совершать это Таинство. А в Оптиной все были молодые, народу не хватало, и поэтому мне, человеку в общем-то неопытному, пришлось исповедовать.

Вот тогда стал складываться круг молодых людей и девушек, которые приезжали постоянно,– обычно из Москвы, но и из других городов тоже. Я очень удивлялся: когда человек один раз пришел на исповедь, это понятно, но если он потом специально приезжает из Москвы или Нижнего Новгорода – это мне было даже не совсем понятно. Люди почему-то ехали, просились в духовные чада. Я им отвечал: «Простите, я еще очень молод и не вижу в себе сил кем-то руководить». Тем, кто жил в Москве, я советовал обращаться в Троице-Сергиеву Лавру. Но они почему-то отходили разочарованные, и, как я понял, до Лавры не доезжали, а предпочитали опять ехать в Оптину.

Тогда я счел, что нехорошо прогонять людей, и надо, по крайней мере, отвечать на их вопросы: это мой долг как священника. Те, кто ко мне обращался, привозили с собой друзей, или уже крещеных, или желавших принять Крещение. А крестить было как раз моим послушанием, и многие из тех, кого я крестил, тоже начинали ко мне приезжать. И постепенно сложился круг людей, которые приезжали специально ко мне. Я бы не сказал, что их было много, но несколько десятков набралось.

Затем меня перевели служить в Москву, на подворье Оптиной пустыни, и те, кто ко мне обращался, стали приезжать сюда. Потом я стал настоятелем храма Сошествия Святаго Духа на Лазаревском кладбище, и так сложился наш приход. По большей части он состоит из людей, знакомых со мной не один год.

Вот типичная история о том, как приходят в наш храм. Недавно в нашем приходе рукоположили в дьяконы молодого человека, которому сейчас двадцать пять лет. Познакомились мы с ним в Оптиной, когда я был еще иноком, а ему было четырнадцать лет. Помню, приехал молодой человек, длинноволосый, с длинным шарфом до пола, с вышитым на нем пацификом (Пацифик – значок сторонников пацифизма, отрицающих войну во всех ее видах.) У меня было послушание библиотекаря, и он пришел ко мне в библиотеку. Мы потихонечку разговорились о разных предметах.

Несмотря на такой юный возраст, несмотря на то, что он был не из церковной семьи, юноша стал приезжать достаточно часто. Даже выходные дни, хотя он учился в школе, он проводил в Оптиной пустыни, а жил он в Калуге, откуда нужно было еще доехать. И конечно, каникулы он всегда целиком проводил в Оптиной. Затем он стал привозить друзей и одноклассников, пытаясь как-то приобщать их к вере, к Церкви. Я давал этому юноше книги, а он давал их почитать у себя в школе.

Так началось наше общение. Окончив школу, юноша уехал в Екатеринбург учиться в институте; после окончания института поступил в аспирантуру. В этом городе он тоже много трудился при храме: возглавлял воскресную школу, был пономарем и чтецом. Все свободное от учебы время проводил в храме. На каникулах приезжал ко мне, останавливался у нас при храме, и наше общение продолжалось. По окончании аспирантуры он женился здесь, в Москве, я посодействовал его рукоположению, и теперь он клирик нашего храма, один из первых моих помощников.

– А много ли приезжало в Оптину молодежи, стремящейся к монашеской жизни?

– Как это ни удивительно, много,– несмотря на практически полное отсутствие книг, несмотря на то, что достаточно трудно было увидеть примеры благочестия, поскольку монастырей при советской власти, при Брежневе было всего шестнадцать. Это сейчас их уже около пятисот. И кроме давления со стороны государства, монастыри ожидать ничего не могли.

Тем не менее, приезжали десятки и даже сотни молодых людей и девушек, которые действительно искренно стремились к монашеской жизни. Очень многие молодые люди просились остаться в Оптиной, но отбор, надо сказать, был строгий. Потом стали открываться другие обители, и люди ехали уже в свои епархии. Девушки направлялись в Шамордино, некоторые там оставались, другие ехали еще куда-нибудь, кто– то считал себя пока неготовым. Я даже не ожидал увидеть такое количество молодежи, стремящейся к монашеской жизни.

– Отец Сергий, известно, что на последнем Архиерейском Соборе было принято решение создать особый отдел по работе с молодежью. Что Вы об этом скажете?

– Думаю, что такая необходимость уже давно назрела, по той причине, что жизнь очень сильно меняется. Молодое поколение – это особая психология, особая культура, особые отношения между людьми. Требуется разговор на их особом молодежном языке. Я не имею в виду сленг, но хочу сказать, что у молодежи немного иное по сравнению со старшим поколением восприятие жизни. Юноша, с одной стороны, уже далеко не ребенок, а с другой стороны, еще и не взрослый человек. Нужен особый талант, чтобы общаться с молодежью и проповедовать молодежи, и им немногие обладают. Так же, как нужен талант учить детей основам религии и православной веры. Я, например, как монах, своих детей никогда не имел, и когда ко мне обращаются с вопросами о воспитании детей, я обычно направляю людей к белым священникам. У них есть дети, которых они вырастили и воспитали, они имеют опыт. Можно много книг прочитать, но нужно иметь живой опыт общения.

Молодой человек – это уже формирующаяся личность; у него уже свои взгляды, он начинает думать, размышлять, критически воспринимать обращенные к нему наставления, советы старших. Поэтому здесь нужно уметь как-то очень тонко подойти к душе молодого человека, чтобы его не обидеть, не задеть, не начать учить менторским тоном, поучать – это очень отталкивает молодежь,– а говорить, скорее, на равных, на таком языке, чтобы тебя поняли, чтобы тебя приняли как одного из товарищей, причем авторитетных.

Есть такое понятие: лидер группы, то есть человек уважаемый в какой-либо социальной группе. Если такой человек будет навязан извне, он не будет обладать тем авторитетом, каким обладал бы, если естественным путем появился внутри этой группы. Как правило, лидером бывает сверстник, но имеющий такие качества, которые привлекают к себе сердца остальных членов этой группы. Священник, который проповедует молодежи, должен это понимать. Там недопустимо учительство свысока.