Текст книги "Амулет (Потревоженное проклятие)"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Дело продвигалось достаточно быстро, хотя работать мне приходилось в кромешной темноте. Больше всего я боялся, что кабель внутри окажется с поврежденной изоляцией. Через некоторое время глухой звук от ударов сменился звонким – металл ударил в металл!

Я зажал свое орудие в зубах, осторожно вытащил из кармана зажигалку, изо всех сил цепляясь левой рукой за холодную стену, чтобы не упасть, и посветил себе.

Из раскрошенного цемента торчал блестящий, витой металлический бок оплетки кабеля. Все оказалось сложнее, чем я думал – теперь надо было как-то вскрыть эту гибкую оцинкованную трубку, а инструментов у меня не было…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

«…И он устал, в степи упал,

Явилась тень из Ада…»

Эдгар Аллан По

Я спрятал зажигалку, кое-как всунул свой ломик под кабель, выворотил его из стены, обрушив на себя дождь цементных обломков, и спустился вниз. Меня терзала боль, я еле-еле стоял на ногах, сильно кружилась голова. А самое главное – я не знал, есть ли вообще в кабеле напряжение! Вдруг все мои труды напрасны, и даже вскрыв оболочку и добравшись до жил, я обнаружу лишь холодный мертвый металл?

И, с другой стороны, если кабель действующий, – надо как-то заизолировать ломик, иначе меня убьет током!

Одежда моя здорово отсырела, и в качестве изолятора не годилась. Я уже начал прикидывать, как оторвать кусок кожи от ботинка, и вдруг вспомнил про ремень! У меня на брюках брезентовый, прорезиненый ремень, который мне выдали вместе с «камуфляжкой» в «Залпе»! Помню, как кто-то из ребят пошутил, что такие ремни выдают только в трех местах – в стройбате, в дизбате, и у нас! Боже, как давно это было! Словно и не со мной, словно я все это видел в кино, или читал про это в книжке…

Плотно, в два слоя обмотав ремнем половину железяки, я закрепил обмотку шнурком от ботинка, проверил на свету – вроде бы ничего!

И только я полез на дверь, собираясь попробывать перерубить кабель, как послышались шаги – Паганель! Я не успел!

Спустившись с двери, я застегнул бушлат, поднял высокий воротник, закрыв лицо, чтобы в случае чего газ не сразу попал в дыхательные пути и глаза, сжал ломик и застыл сбоку от двери. Мною двигала холодная решимость, даже боль от ран куда-то отступила – будь что будет, но я постараюсь подороже продать свою жизнь!

* * *

Луч фонарика через окошко осветил камеру, пошарил по полу, выхватив из темноты мою смятую рубашку, остатки свечей, мусор…

– А-а-а! Прячешся! – раздался полный злобы голос Паганеля: – Ну-ну, прячся, не долго тебе осталось! Но ты мог бы спасти свою жизнь! Ты слышишь меня? Я понимаю, ты отважный парень, настоящий мужчина, ты под пытками не сознался, где груз! Я даже восхищаюсь тобой! И я хочу предложить тебе сделку – я выпущу тебя, разумеется, после того, как ты скажешь, куда ты спрятал сокровища кургана! Мало того, я даже возьму тебя в долю! Тебе ведь нужны деньги, не так ли? Мне нужен помошник, хотя бы для того, чтобы перевезти сокровища в надежное место! Судаков с твоей помощью перешел в лучший мир, а больше у меня нет знакомых, которым я мог бы довериться! Ну как, ты согласен?

Я собрался с мыслями и произнес, стараясь, чтобы голос не дрожжал:

– Все разговоры после того, как ты принесешь мне воды, поесть и лекарства – мазь от ожогов! Понял, гнида?

Я не верил Паганелю ни на грош, поэтому мне надо было протянуть время и закончить свою работу. Что касается его грубой лести, то я пропустил ее мимо ушей – предупреждение Слепцова о хитрости Логинова крепко засели у меня в мозгу.

– Да-да! Конечно! – залебезил Паганель за дверью, в окошечко протиснулся и упал на пол камеры обьемный пакет: – Там все, и лекарства, и еда, и свечи!

Я внутрене возликовал – у меня будет свет! Теперь надо отправить этого гада подальше, а когда он, взбешенный, вернется, у меня все будет готово!

– С чего ты решил, что я – человек, которому можно довериться? спросил я, лихорадочно придумывая, что бы такого сказать Паганелю про ящики.

– А у меня нет другого выхода! Ты с самого начала показался мне именно тем парнем, с которым можно иметь дело. Судаков был хорош всем, кроме одного, но очень важного качества – уж очень он любил деньгм! Да и нутро его насквозь прогнило! Все эти его уголовные штучки – ненавижу их! Честно говоря, я собирался избавиться от него сам, после того, как он привез бы мне клад из кургана!

– Но этот клад не принадлежит тебе, Логинов! – почти выкрикнул я, разозлившись.

– А кому же, интересно, он принадлежит? Николай убит, Денис Иванович болен, и ему уже ничего на этом свете не понадобиться! А что касается Бориса, то этот бычок хорош только для того, чтобы возить на нем воду! Я, я единственный могу владеть сокровищами ариев! Ты даже не представляешь, какие это бешеные деньги!

Голос Паганеля наполнила такая страсть, такая алчность, что я невольно усмехнулся – вот где талант пропадает, ему бы в рекламе сниматься: «Ах, как я люблю йогурт «Фруттис!».

Пагнель снова заговорил:

– Может быть, тебя смущает, что я причастен к гибели Николая, травме Профессора или убийству Леднева? Так это все Судаков! Это все он! Николай той ночью был у меня, рассказал про находки, похвалился! А Судаков, он следил за их группой! Устроил обвал в раскопе, потом выследил Николая…

– И убил его! – закончил я за Паганеля: – А ты, конечно, ничего не знал!

– Я не знал! Клянусь дочерью – не знал! – Пагнель остановился, почувствовав, что заврался, и резко сменил тон, теперь в его голосн зазвенел металл:

– У тебя нет выхода! Либо ты остаешься здесь гнить до скончания века, либо говоришь мне, где ящики! Ты понял, щенок?!

– Какие ты дашь меня гарантии? – усталым голосом спросил я, внутренне напрягшись.

– О чем ты говоришь?! Никаких! Мое честное слово!

«Ага! Нашел гарантию!», – подумал я, а вслух спросил:

– Логинов! Зачем вы убили Леднева?

– Он слишком о многом догадывался, как и Профессор, кстати… машинально ответил Паганель, но тут же спохватился и зло крикнул: – Леднева убил Судаков у тебя на глазах, я тут ни причем! Где ящики?! Ты будешь говорить, или я ухожу!

– Еще один вопрос! – спокойно сказал я: – Записка, глупое стихотворение на моей двери – твоих рук дело?

– А-а-а! – протянул Паганель, и вдруг захихикал страшным, неестественным, визгливым смехом: – Все же проняло, все же я напугал тебя тогда! Я хотел, чтобы ты перестал совать свой нос в мои дела – кто же мог подумать, что сама судьба посадит тебя в одну машину с Судаковым! Борис был мне не опасен – я знал его еще студентом, он всегда быстро загорался, и быстро остывал! А ты, ты здорово мешал мне! После того разговора, в кафе, я захотел напугать тебя, и мне это удалось! Ну все, хватит разговоров! Считаю до трех и ухожу – навсегда! Мне надо убираться из Москвы – у меня дома засада, меня ищут! Говори! Раз! Два!! Три!!!

Я понял, что тянуть дальше нельзя – он действительно уйдет!

– Ящики мы… я зарыл в подвале дома номер пятнадцать по Мартеновской улице, в самом левом дальнем углу! Там не все, но об остальном мы с тобой поговорим позже, когда ты выпустишь меня! – твердо сказал я, не покидая своего убежища в углу – мало ли что!

– Почему именно там? – быстро спросил Паганель, и я уловил дрожь в его голосе.

– У меня были ключи от входной двери в подвал – в этом доме живет мой двоюродный брат, он сейчас с семьей уехал в Абу-Даби, в отпуск!

– Где сейчас ключи?

– Отдал брату! – как можно естественнее ответил я, и затаил дыхание клюнет?!

– Хорошо! Я сейчас же поеду туда, но горе тебе, мой мальчик, если ты водишь меня за нос! Я вернусь и попросту убью тебя!

Клюнул! Давай, жердина, возвращайся, только не очень скоро, чтобы я успел организовать тебе теплую встречу! Тут-то мы и посмотрим, кто кого… Я улыбнулся в темноте, и тут же скривился от боли – потрескавшиеся губы лопнули сразу в нескольких местах…

Паганель уже торопливо шагал прочь, и вскоре меня вновь окутала тишина и темнота. Я нашарил пакет, залез в него, первым делом достал свечи – целый десяток, расставил штук пять поближе к двери и зажег.

Стало довольно светло. Я отыскал коробочку с мазью, вату, несколько бинтов, жирным слоем выдавил мазь прямо на раны, скрипя зубами от боли, наложил сверху ватную прослойку и забинтовался, довольно коряво, но надежно – повязка не спадала. Потом я торопливо поел – Паганель принес колбасы, хлеба, масла, вареных яиц, помидоров…

Еще в пакете обнаружилась упаковка аспирина, я проглотил сразу три таблетки, запил водой из новой бутылки «Святого источника», а потом мой взгляд случайно упал на газету, в которую были завернуты продукты.

Это был «МК» за четырнадцатое ноября сего года! «Мама родная!», ужаснулся я: «Выходит, я в этой могиле уже неделю! Надо, надо быстрее выбираться!».

Времени у меня оставалось не так уж много – если Паганель на машине, он доедет до указанного мною адреса минут за тридцать-сорок, столько же назад, при условии, что на этой Мартеновской улице не окажется пятнадцатого дома – я сам никогда не был в том районе, даже не знаю, почему я назвал именно этот адрес? Вообщем, при самом плохом раскладе у меня час с небольшим!

И я взялся за дело. При свете работать было куда как легче, да и настроение мое повысилось – раны, вспыхнувшие было огнем от мази, теперь почти не беспокоили меня, появился даже азарт: успею – не успею, повезет не повезет?

Сперва я попытался перерубить кабель, но мой инструмент больше походил на молоток, чем на топор, и кабель лишь слегка плющился, проминаясь под ударами. Тогда я изменил тактику, и начал бешено пилить зазубренным краем ломика мягкий металл оплетки. Вскоре я вспотел, скинул бушлат, и теперь работал в одних бинтах, изо всех сил налегая на изолированную рукоятку.

В неровном пламени свечей жуткие, корявые тени плясали на стенах и потолке моего узилища, но я ничего незамечал, в иссуплении кромсая металл скорее, скорее, ну давай же!

Минут через двадцать, когда я почти отчаялся, в оцинкованной броне кабеля появился первый пропил. Я замолотил железякой, стараясь попасть так, чтобы края удлиненного отверстия раздвинулись, разошлись. Под металлом была изоляция, легко мнущаяся от ударов. Прошло еще минут пятнадцать, прежде чем я расковырял оплетку, обнажив аллюминевые жилы. Теперь предстояло перерубить их, и опустить тот конец кабеля, который был под напряжением, вниз, к двери.

Пару раз я неосторожно замыкал провода своим орудием, меня осыпало искрами, в камере сильно запахло озоном и горелой пластмассой. Кабель был многожильным, и я не знал, какую из жил нужно замыкать на дверь, чтобы Паганеля ударило током, и поэтому решил вывести и присоединить к металлу сразу все концы.

Время теперь летело стрелой, я, как бешеный, бил, ковырял, пилил неподатливый металл, уклоняясь от искр, вжимался в стену, один раз даже упал, в сердцах хватанув железкой по двери – ну, зараза!

Наконец, все было готово. Теперь оставалось самое главное – загнуть висящие провода так, чтобы они хорошо контачили с дверью. Провозившись еще с полчаса, я зацепил один аллюминевый крючок за окошечко, а другие провода подготовил и вбил в узкую щель между железным уголком косяка и стеной.

Брызнули искры, меня здорово тряхнуло – даже стоя напротив двери, я ощутил, как сквозь подошвы промокших ботинок меня бьет током – сырые стены и влажная земля проводили электричество.

«Если уж меня, стоящего рядом с дверью, бьет током…», – рассуждал я, скидывая провода с двери: «…То и Паганеля должно ударить так. что мало не покажется!».

Теперь главное, чтобы силы тока хватило! Я вспомнил, как в армии был свидетелем несчастного случая – солдат-сварщик схватился за ручку сварочного аппарата, питавшегося от трехсот восмидесяти вольт, и тут случился пробой, энергия пошла на корпус, так его еле-еле откачали, такой силы был удар!

В моем кабеле напряжение наверняка на порядок больше – под двести двадцать или тристо восемьдесят обычно используют простые, тонкие провода, а не толстенные аллюминевые жилы! Будем надеется, Паганель получит то, что заслужил…

Дверь, видимо, сильно нагрелась от замыкания – в воздухе, перебивая запах горящих свечей и горелой изоляции, запахло горящей краской. Я отсоединил верхние провода, и почувствовал, что неприятные ощущения в ногах исчезли. Подумав, на всякий случай я скинул провод и с окошечка – где гарантия, что он не под напряжением? Не пальцем же мне его проверять?

Потренеровавшись в быстром подключении моей «машины смерти», я уселся на пол, перекусил, попил воды, вслух обозвал Паганеля сукой – мог бы догадаться купить пачку сигарет!

За едой я все думал, как же ловко и хитро было продуманно Паганелем все это дело!

Получалось следующие:

Где-то в конце августа Николенька, Борис и Профессор обнаруживают курган на берегу Тобола. Они делают первые, разведочные шурфы, и убеждаются, что это совершенно не тронутое, очень древнее, и очень интересное захоронение. Профессор отправляет Бориса в Москву, а сам, вместе с Николенькой, приступает к раскопкам.

Борис приезжает в Москву, заходит к Паганелю, в числе прочего рассказывает и о новом кургане, и сразу смекнувший, что к чему, Паганель тут же отправляет туда Судакова, поручив ему сорвать раскопки, а может быть и убить искателей.

Судаков каким-то образом устраивает обвал, Профессор остается жив, но цель достигнута, раскопки остановлены, Николенька везет Профессора в Курган, затем сам едет в Москву, имея при себе только амулет – единственный предмет из захоронения, который удалось взять. Не знаю, как и что там произошло во время обвала, но что-то очень сильно напугало Николеньку, и он, по приезду в Москву, останавливается у меня, чего раньше не делал, идет к Паганелю, но не берет амулет с собой, опасаясь чего-то.

О чем говорили Николенька и Паганель, для меня на всегда останется тайной, но я точно знаю – Паганелю этот разговор не понравился, и он отправил по следу Николеньки Судакова, поручив ему выследить моего друга, и ранить его отравленной острогой. Далее им оставалось только залезть в квартиру после того, как Николеньку увезут в больницу, и забрать амулет Паганелю нужены были все предметы из кургана, чтобы потом ни кто не мог ни в чем обвинить его…

Но тут, видимо, у Судакова вышла осечка – Николеньку он ранил, но тот сумел уйти от слежки, и поэтому еще неделю, пока я сопровождал тело Николеньки на родину, пока шли похороны, поминки, словом, пока мы с Борисом не приехали поздно вечером к Паганелю, и он, и Судаков оставались в неведении относительно местонахождения амулета. И тут судьба сделала им подарок – мы приехали к Паганелю просить помощи, казалось, амулет сам идет к нему в руки! Пока мы с Борисом спали, утомленные и напуганные, Паганель достал из моего пальто паспорт, узнал адрес, сообщил его Судакову, предупредив, что завтра мы поедем туда, и поэтому нужно сделать все до, скажем, одиннадцати часов утра.

Как, каким образом Судаков вычислил адрес моей бывшей жены, для меня осталось загадкой. Могу только предпологать, что сегодня наверняка есть какие-нибудь кампьютерные базы данных, адресные сети или другие способы, позволяющие людям типа Судакова и Паганеля получать нужную информацию.

Словом, амулет похищен. Теперь Паганелю надо вывести из игры свидетелей – нас с Борисом. «Гениальная» затея со змеей здорово напугала нас, но этого Паганелю кажется мало, и он, совместно с Судаковым, пробует убить нас, сперва руками сатанистов в катакомбах подземной Москвы, потом руками бомжей, в овраге у Минской улицы. Неудача – в обоих случаях мы отбились от нападавших.

Тогда Паганель «сдает» нам Судакова со всеми, что называется, потрохами, втравливает в это дело Леднева, который догадывался о каких-то темных делишках Логинова, и сталкивает нас всех вместе ночью, у меня на квартире, причем ему, Паганелю, выгодно любое развитие событий: убит Леднев – хорошо, меньше будет болтать. Убит подельник Судаков – еще лучше, не придется ни с кем делиться. Убит кто-нибудь из нас – тоже хорошо, не будет совать свой нос, куда не следует!

И самое главное – естественность поведения Паганеля ни разу не дала нам с Борисом возможности усомниться в его честности!

После убийства Леднева и вмешательства ФСБ у Паганеля развязаны руки, мы с Борисом отходим в сторону, и он начинает готовиться к вывозу ценностей из кургана. Арендует машину, нанимает охранника и водителя. Судакова, которого ищет ФСБ, еще за прошлые дела, скрывается в глухом Корьево, но мы с Борисом очень «удачно» выслеживаем «мистера Рыбу», и он ускользает от нас и отправляется в далекий от Москвы Ряжск, где спокойно дожидается арендованого «Камаза». И все, все бы у Паганеля получилось – не окажись случайно в машине с Судаковым я!

Да и то, признаться, догадался, что происходит, я случайно – если бы не мое любопытство, все могло бы кончиться очень даже благоприятно для Паганеля. Думаю, после поездки он убрал бы Судакова, а потом преправил сокровища за рубеж – за миллионы, десятки миллионов долларов…

Конечно, у нас с Борисом был еще один шанс покончить с Судаковым – в Корьево, когда лишь приготовленный в стоге сена мотоцикл спас убийцу от возмездия. Но все равно…

Все равно – да здравствует Его Величество Случай!

Я тут же одернул себя – рано радоваться, еще не известно, как и что будет со мной, когда вернется Паганель. Кому из нас двоих улыбнется случай в этот раз?

Потянулись томительные минуты ожидания. Азарт работы прошел, навалилась тяжелая усталость, вернулась отступившая было боль, а за ней постепенно вернулся страх, – а вдруг мой план не сработает? Вдруг Паганель успеет отскочить, или заподозрит что-то? Он ведь легко может бросить меня здесь умирать от голода и жажды, или просто застрелит через окошко…

Я очень надеялся, что мой тюремщик вернется с Мартеновской улицы взбешенным, с одним лишь желанием – убить упрямого обманщика, то есть меня, и бдительность его будет притуплена.

Важным было и то, что подсоединить провода я должен был только после того, как Паганель откроет замок и возмется за ручку, иначе – все пропало! Либо ток убьет его раньше, и останусь в камере навеки, либо он войдет внутрь – и убьет меня…

Прикидывая все возможные варианты, я механически жевал хлеб, вертя в руках свой ломик. Паганеля все не было. Я представил, как он, всеми правдами и не правдами проникает в подвал пятнадцатого дома, как иссупленно копает в указаном мною углу, ничего не находит… Не смотря на волнение, я усмехнулся – ну и рожа будет у Паганеля, когда он поймет, что я его дурачу!

Между тем время шло. Я потушил все свечи, оставив лишь одну – черт знает, когда появиться Паганель, а если все свечи быстро сгорят, потом сидеть без света грусно, а главное – в темноте я не смогу быстро замкнуть провода на дверь.

В пляшущем, мятущимся свете свечи, едва рассеивающей окружавший меня мрак, я устроился читать газету, пытаясь отвлечся от тревожных мыслей.

Интересно, еще два с половиной месяца назад я никогда бы не поверил, если бы мне сказали, что я буду поджидать человека, чтобы убить его, коротая время за чтением «Московского Комсомольца»!

Где-то наверху, надо мной текла обычная жизнь людей конца двадцатого века. Президент выздоравливал после операции, его нынешнее окружение пыталось сжить со света, утопить в грязи окружение бывшее – коней, как видно, только на переправе и меняют!

В областях шли выборы – коммунисты кое-где брали верх. Где-то, кажется в Индии, столкнулись самолеты, один из двух – наш, много жертв… В подъезде собственного дома «замочили» банкира, в Москву приехали звезды мирового стриптиза, в связи с чем оживилась «клубящаяся» тусовка… Ага, вот интересное сообщение – в России с космодрома Байконур на Марс запущена автоматическая межпланетная станция. После выхода на орбиту у станции отказали маршевые двигатели, и через некоторое время она упадет где-то в районе Тихого океана…

Я в сердцах плюнул и отложил газету. Позорники, докатились… А как раньше радостно кричали: «Зато мы делаем ракеты…»… Теперь и ракет нормальных уже не делаем!

* * *

Время шло, а Паганеля все не было. Томительное ожидание измотала меня, нервы были на пределе, я почти физически чувствовал напряжение, охватившее все мое израненное тело. Ну! Ну когда же ты придешь, Логинов?!

Иногда меня охватывало отчаяние, – а вдруг он, обнаружив, что в подвале, куда я его отправил, ничего нет, бросил меня, решив, что я все равно подохну здесь, но так и не открою ему место, куда я запрятал эти проклятые ящики?

Нет, не может он не прийти! Его хваленая осторожность не даст оставить в живых свидетеля, она приведет его сюда, и тут-то…

Шаги послышались, как всегда, внезапно! Пагнель тащился по коридору, выкрикивая ругательства, разражаясь такой черной бранью в мой адрес, что я даже ухмыльнулся, – а ведь косил под интеллигента!

Я отпрянул в угол, зажег еще пару свечей, торопливо укрепил их на полу, взялся за самый длинный провод рукой, ощутив холодную изоляцию под пальцами, а ломиком приготовился прижать к двери три оставшихся, коротких, свешивающихся сверху, провода. Давай же, давай! Иди навстречу своей смерти, гнида!

Пагнель, не прекращая ругаться, дошел наконец до двери и сразу выстрелил в окошечко из своего «газовика». Раз, другой, третий, четвертый! Следом раздался сухой щелчок – патроны кончились!

Вся камера заполнилась синеватым газом. Я, утопив голову в поднятый и застегнутый на все ремешки и крючки воротник бушлата, с ужасом начал понимать, что газ свалит меня раньше, чем Паганель откроет дверь!

Он действительно медлил, пытаясь лучом фонарика нащупать сквозь клубы газа мое тело на полу. Видимо, и ему досталось, часть газа вышла через отверстие наружу – Паганель натужно кашлял, луч света прыгал, увязая в синем тумане.

У меня ужасно, просто непереносимо резало глаза, знакомо сдавило горло, вдохни я сейчас поглубже, и все – конец. Я, обливаясь слезами, стоял из последних сил, руки дрожали, провода плясали, извиваясь в полумраке, словно змеи.

Я вспомнил свой сон, голубенькую змейку, обвивающую пальцы, сознание мое затуманилось, в глазах двоилось…

Звук вставляемого в дверь ключа буквально выдернул меня из небытья. Ну, тело, миленькое, ну протяни еще секунду! Я закашлялся, давясь рвотой, мною вдруг овладела такая дикая слабость, что я по неволе выпустил из совершенно ослабевших пальцев спасительные провода, упал на колени, на бок, всколыхнув оседавший пластами газ, и сразу тысячи мелких игл впились мне в кожу, в глаза, в нос, в гортань.

Все пропало!!! Я не смог выполнить задуманное, проиграл, теперь оставалось только мужественно встретить смерть!

Я, помогая себе локтем, отполз в дальний угол, и замер, не в силах пошевелиться, глядя, как медленно, словно в кино, открывается черная дверь, в лицо мне ударяет желтый луч фонаря, а из дверного проема появляется плохоразличимый силуэт долговязой фигуры Паганеля. Вот он нагибается, проходит низкий для него дверной проем, медленно выпрямляется…

Ослепительная вспышка резанула по моим и без того измученным глазам! Одновременно раздался дикий, звериный крик, сразу перешедший в пронзительный, нечеловеческий вой! Паганель, судорожно цепляясь за дверь, дергал руками и ногами, словно огромная, резиновая кукла, а его голову, вокруг которой сверкали, вспыхивая ярче сварки, искры, оплетали белые, быстро обугливающиеся провода! Он сам, сам задел головой висящий над дверью кабель, Паганеля подвел рост – нормальный, среднего роста человек проводов попросту не коснулся бы!

Я замер, глядя слезящимися от газа глазами на агонию человека, пришедшего за моей жизнью, и потерявшего свою. Пагнель бился в судороге, не в силах сбросить с себя провода, он уже перестал визжать, кожа на руках и лице начала обугливаться, языки пламени побежали по одежде, резко запахло паленым, выкатившиеся глаза подернулись пеленой, с треском вспыхнули волосы на голове. Его тело, быстро чернея, словно бы высыхало на глазах, обуглившаяся кожа начала трескаться, вспышки электрических разраядов освешали эти ужасные метаморфозы, и я, еще пять минут назад переполненный ненавистью к Паганелю, сейчас со страхом наблюдал его жуткий конец…

Осыпалась пеплом рубашка под распахнувшейся, тоже трещащей, обьятой огнем курткой, и на почерневшей груди засветился зловещим тусклым, могильным светом источник всех моих кошмаров – проклятый амулет!

Его глаз словно с натугой ворочался в своей орбите, словно выискивал, высматривал себе новую жертву, но постепенно слой гари и пепла покрыл амулет, и бирюзовое око скрылось из виду, как будто глаз прикрылся черным, иссушенным веком…

Я почувствовал какое-то внутреннее облегчение. Ко мне вернулась способность мыслить, чувствовать, действовать. Тело Паганеля перестало дергаться, он застыл, словно статуя, и только синеватые длинные электрические искры с треском проскакивали вокруг его головы. С трудом поднявшись, я подобрал валяющийся в углу ломик, взялся за обмотанную ремнем рукоять, с трудом скинул, стащил с головы уже мертвого Паганеля провода, глубоко вплавившиеся в кожу, и они задрожали в воздухе, словно жуткая, костлявая, трехпалая рука самой Смерти…

Труп по прежнему стоял, держась обгоревшей рукой за открытую дверь. Паганель напоминал страшную, обугленную огнем мумию, подобную той, что пригрезилась мне в видении. Небесный огонь, пусть и рукотворный, сделал свое дело, покарав убийцу, лжеца и преступника…

* * *

Стоя на коленях, морщась от боли, сотрясавшей все мое тело, я двумя руками рыхлил ломиком землю в углу камеры, копая могилу. Изредка я бросал взгляды на застывшую у двери страшную фигуру мертвеца. Высокий, с чуть приподнятой, словно в попытке дотянуться до меня, левой рукой, труп Логинова внушал ужас. Сгустившаяся тьма после искрящихся вспышек электрических разрядов казалось особенно густой, особенно мрачной. В голову лезли кадры из фильмов про оживших мертвецов, каждый громкий звук заставлял меня вздрагивать, и я снова опасливо косился на страшную, обугленную фигуру.

Копать оказалось легко – за тонким слоем глины пошел мелкий, мокрый песок, и я отложил ломик, взяв в руки гнутую аллюминевую миску, из которой несколько дней назад ел пельмени.

Прошло не мало времени, прежде чем я вырыл глубокую, узкую, вытянутую яму посредине камеры. Теперь предстояло самое страшное – я до одури, до потери сознания боялся прикоснуться к трупу. Животный страх сотрясал мое тело, руки дрожали мелкой дрожью, зубы стучали – мне казалось, решись я сейчас подойти к Логинову, и он оживет, протянет ко мне свои обгоревшие пальцы, сожмет их на горле…

Кое-как я все же решился. Осторожно подойдя к замершей в последнем, смертельном движении фигуре, я упер ломик в спину, и чувствуя хруст раздирающейся плоти, нажал, толкнул, закрывая глаза от ужаса и омерзения.

Труп покачнулся, в падении поворачиваясь вокруг себя, на меня взглянули мертвые, выкаченные, почерневшие глаза, и то, что совсем недавно было человеком, с грохотом, словно груда головешек, обрушилось в узкую могилу.

Я подошел к краю – тело лежало на спине, нелепо выгнув ноги, тускло светился на груди закопченный амулет, прямо в потолок смотрели страшные глаза, выделяясь на нечеловеческом, искореженном огнем лице. Запах гари был настолько тошнотворным, что меня вырвало. Выпавший из рук ломик соскользнул в могилу, с тупым звуком ударился о желтый ботинок Логинова.

Отдышавшись, я опустился на колени, и с трудом, превозмогая боль в груди, начал ссыпать песок в яму…