Текст книги "Амулет (Потревоженное проклятие)"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«Не ищи рогов на голове зайца и шерсти на пацире черепахи!»

Чаньская мудрость

Это напоминало пытку – всю ночь я не спал – мерз. Лишь под утро, запеленавшись в одеяло, как младенец и немного согревшись, мне удалось забыться тяжелым сном.

Но сон этот не был спокойным – какие-то видения, образы, живые картинки теснились у меня в голове, пугая и без того потрясенное мое сознание.

Мне снились кошки, много кошек, тихо бредущих по ночному городу… Потом, сразу – голубенькая змейка, вьющаяся между пальцев, и черная, маслянная вода, по поверхности которой пляшут огненные отблески…

Пробуждение было ужасным. Все тело затекло, ногу свело судорогой от холода, болела голова и спина. Я приподнялся на локте и врезался виском в руль, который торчал прямо надо мною, и про который я совершенно забыл.

– Т-твою мать! – вырвалось у меня от боли и неожиданности. Я начал озираться, боясь, что разбудил своих попутчиков, но оказалось, что Смирнова в кабине нет, валяется только смятое одеяло, а Пеклеванного разбудить вообще очень сложно – его не матом, а артиллерией надо поднимать!

Я посмотрел в окно – все вокруг устилал белый, неподвижный, густой туман. Вчера, остановившись практически на угад, где попало, мы предпологали, что это опушка леса. Сегодня, при тусклом утреннем свете, не смотря на туман, все же было видно, что лес кончается у нас за спиной, слева к невидимому сейчас горизонту уходит безлесая плосковина, должно быть, поле, а прямо перед нами, метрах в ста, виднеется обрыв, за которым белая неподвижная пустота!

Распеленавшись и сложив одеяло в сумку, я открыл дверцу и выпрыгнул наружу. Ушибленная нога тут же отозвалась вспышкой боли, но боль была вполне терпимой, и я заковылял к обрыву, прикидывая, где бы сейчас был «Камаз» вместе с нами, проедь он вчера лишнюю сотню метров.

Оказалось, что впереди раскинулась довольно широкая, медленно текущая река. Космы тумана стелились над водой, другой берег еле-еле угадывался. Я вспомнил революционную песню про Чапая «…могила его глубока!», усмехнулся, закурил и пошел назад, к машине.

Неожиданно в просвете между деревьями появился Смирнов. Я увидел его и открыл рот от удивления – я мерз даже в ватном бушлате, а экспедитор выбежал из леса по пояс голый, остановился на прогалине и начал делать сложные движения руками и ногами, высоко подпрыгивая, резко выбрасываясь всем телом в стороны. Это напоминало виденное мною по телевизору ушу, китайское боевое искусство, и я в очередной раз подумал, что Смирнов не так прост, как кажется…

* * *

Позавтракав, чем Бог послал – вернее, тем, что осталось после вчерашнего, мы сели обсудить наше положение. Я открыл атлас, и после тщательного изучения карты мы пришли к выводу, что река перед нами – это Сура, а трасса проходит где-то километрах в пятидесяти к северу, слева от нас.

Поднявшийся ветерок разогнал туман, небо немного прояснилось, в разрывы облаков иногда проглядывало солнце, а у обрыва обнаружилась довольно ровная грунтовая дорога, ведущая в нужном направлении. Пеклеванный развел руками:

– Ну че, поедем? Если через сто километров не найдем заправку – амба, будем загорать, у меня солярка кончается!

Смирнов, нахохлившимся воробьем поглядывавший из своего угла, буркнул:

– Запас надо иметь!

Саня зло глянул на него, и мне пришлось, чтобы избежать ссоры, скомандовать:

– Кончай базар! Все, поехали!

Нам повезло – километров через сорок грунтовка вывела нас к трассе, и наш здорово заляпаный грязью «Камаз» наконец-то влился в поток спешаших по ней машин. Спустя полчаса, когда горючее практически кончилось, а Пеклеванный не на шутку разозлился, то и дело восклицая: «На соплях едем, твою мать!», нам повезло вторично – впереди замаячила заправка.

В полдень доехали до Сызрани. Старинный купеческий город угрюмо смотрел на проезжающие машины подслеповатыми окошками своих низких, приземистых домов.

И так же, как в Пензе, вдоль трассы кипела оживленная торговля, стояли проститутки и нищие…

* * *

– А че, мужики! – рассуждал Пеклеванный, крутя баранку: – Все же сдается мне, кто-то из нас грешник! Ну, у нас, у водил, примета такая если дорога не ладиться, значит, кто-то из пассажиров грешил много!

При этом Саня не двусмысленно поглядывал на Смирнова, молчаливо сидевшего в углу. Я, желая сгладить разговор, спросил:

– А с чего ты взял, что у нас дорога не заладилась? Подумаешь, плутанули немного – сейчас-то все в порядке!

– Сплюнь! – Пеклеванный испугано посмотрел на меня: – Я восемь лет за баранкой, а в такие передряги не попадал не разу! Грешник с нами едет, точно! И себя подставляет, блин, и людей!

И снова покосился на экспедитора. Я на этот раз промолчал, а про себя подумал: «Нет, Саня, не грешник с нами едет, это я везу с собой какое-то проклятие!».

Погода за Сызранью начала меняться. Поднялся сильный боковой ветер, здорово похолодало, начал накрапывать дождь.

– Ну, етит твою мать! – крутил головой Пеклеванный, тревожно вглядываясь в дорогу: – Если в Жигулях гололед – ох, и намучаемся! Да, тут вот, километров через десять, деревня будет – Переволоки, сделаем остановку!

– Зачем? – подал голос Смирнов.

– Тебя не спросили! – тихо пробомотал Пеклеванный, а влух, громко сказал, обращаясь в основном ко мне: – Там рыбный базар – я лучше в жизни не видел! Село стоит на протоке, вернее, на косе такой, узкой. Слева Волга, справа – протока. Там все – рыбаки, со старинных времен. Ну, и продают, че поймают – и лещей, и стерлядку, и судаков, и осетров, и чего там только нету, мамочки мои! Рыба свежая, соленая, копченая, жареная-пареная!

Саня причмокнул губами, облизнулся и нажал на газ, словно подгоняя своего «железного коня»!

В Переволоки приехали уже под вечер. Темнело, нудный дождик потихоньку превратился в колючий снежок, но было еще тепло, лужи не замерзли, и Пеклеванный надеялся, что Жигулевские горы мы проскочим нормально.

Рыбный базар работал, не смотря на непогоду. Под дощатыми навесами горели лампочки, толпился народ, а на дощатых же прилавках высились груды всякой рыбы.

Действительно, чего тут только не было! Причем, я так понял, что на базар в Переволоки везли рыбу со всей Волги, да еще и с Каспийского моря огромные, метр в попереченке, пласты соленой белуги явно были оттуда.

Мы разбрелись по базару, договорившись встретиться через полчаса в машине. Я пошел петлять между торговыми рядами, высматривая, что бы этакого себе купить. Копченые стерляди, медночашуйчатые лещи, тривиальная вобла, огромные, по полтора метра, судаки… Были даже волжские миноги! От обилия рыбы я просто рястерялся, ароматы кружили голову, а во рту скопилась слюна – базар в Переволоках был настоящим раем для гурманов!

В результате я все же купил пару стерлядок и штук десять жирных сушеных подлещиков – к пиву. Когда я вернулся к машине, Пеклеванный и Смирнов уже упаковывали свои покупки. Саня взял пару лещей, здоровенный кусок балыка и мелкой тараньки – «…по дороге пососать!». Что приобрел экспедитор, для меня осталось загадкой, хотя его портфель раздулся чуть не в двое.

Пеклеванный завел машину, оторвал тараньке голову, обшелушил чешую, сунул рыбку в рот и выжал сцепление – поехали дальше!

Дорога запетляла, вокруг выросли, как из под земли, крутолобые холмы, поросшие лесом. Началась утомительная езда – вверх-вниз, вверх-вниз… Снег усилился, а по тому, что на поворотах нас пару раз занесло, и Саня сбросил скорость, я понял, что дорога замерзла – гололед!

На одном из подьемов мы обогнали колонну обычных «Камазов» с прицепами. Машины, практически стоя на месте, шлифовали колесами, вокруг бегали люди, подкладывая доски, ветки, куски брезента, чтобы улучшить сцепление покрышек с дорогой.

– Если бы у нас был не вездеход – куковали бы, как они! – кивнул Пеклеванный в окно: – Ну, еще немного – и Жигули кончаться, Волгу переедем – и до Бавлинского перекрестка! Там заночуем!

– Не говори «гоп»! – оборвал я водителя: – Мы этой ночью должны были за Волгой ночевать, а все доехать до нее не можем!

Саня усмехнулся, но ничего не ответил, закурил и уставился на дорогу.

Мы спускались по крутому, длинному – километра два – затяжному спуску. Впереди уже виднелись сквозь мрак огоньки Жигулевска, города на самом берегу Волги. Машина еле тащилась, то и дело водитель жал на тормоз, и я почти физически ощущал, как «Камаз» упирается всеми своими шестью колесами, чтобы не заскользить вниз, под уклон.

Нас уже давно никто не обгонял, да и встречных попадалось мало, видимо, не все могли одолеть Жигули…

Вдруг сзади послышались отчаянные сигналы, рев двигателя и какой-то визг. Пеклеванный посмотрел в зеркало, выругался и начал судорожно крутить баранку, выруливая на обочину. Я пытался углядеть в другой зеркало, что же происходит сзади, но видел только пляшущие от тряски огоньки. Гудки, рев и визг тем временем приближались. Миг – и мимо нас по дороге пролетела вниз огромная «фура», со включенными габаритами, сигналящая и тормозящая!

– Дурак! С лысой резиной полез сюда в такую погоду! – Пеклеванный проводил грузовик взглядом: – Если в «ловушку» свернет – его счастье, может, обойдется…

– А если нет? – спросил вдруг Смирнов.

– Тады все… – Саня рубанул рукой, мол, кранты.

Мы потихоньку двинулись вниз, и минут через пять увидели пронесшийся мимо нас грузовик – он лежал на боку в левом улавливающем тупике, вокруг бегали люди, водитель сидел в стороне, с ним разговаривал гаишник.

– Живые – и ладно! – обрадованно заметил Саня, наконец-то нажимая на газ – спуск кончился, и через пять минут мы спокойно катили по освещенным улицам Жигулевска – горы остались позади.

Волга поразила меня, прежде всего своей шириной и какой-то спокойной, но грозной могучестью – свинцо-серые волны медленно катились под опорами длинного решетчатого моста.

Я почему-то вспомнил темную воду из своего сна, и мне стало не по себе. Снег усилился, а ветер превратил мешанину снежинок в сплошную, косо летящую пелену. Дворники еле справлялись, а когда я приоткрыл окно, чтобы выбросить очередной окурок, в уютную теплую кабину забросило пригорошню снега.

– Буран начинается! – прокомментировал Пеклеванный, снижая скорость: Только бы заносов не было!

Мы стороной объехали Тольятти, через какую-то диковинную развязку выехали на нужную нам дорогу, и не заезжая в Самару – она осталась южнее, устремились на восток.

По дороге нам все чаще стали попадаться стоящие на обочинах машины водители благоразумно решили переждать непогоду.

– Ни-че! Прорвемся! – азартно сверкнул глазами водитель: – Скоро дорога ровная пойдет, глядишь, и ветер стихнет!

Я, после бессонной ночи и целого дня пути, когда за окнами постоянно мелькали сменяющие друг друга пейзажи, почувствовал, что засыпаю. В машине тепло, все под контролем – можно и прикорнуть на часок…

Проснулся я от крика Пеклеванного, который высунулся из окна и орал кому-то: «Ну что? Занос? Надолго?».

Мы стояли, уткнувшись в какой-то грузовик. Из-за бурана в двух шагах ничего не было видно, вокруг ярилась белая мгла. Саня закрыл окно и повернулся ко мне:

– Занос, мать его! Ни хрена не видать, этот вилок с передней машины ничего не знает! Пойду, посмотрю!

Он натянул на голову шапку, замотался шарфом, поднял куцый воротничок своей куртки и выпрыгнул из кабины. Я посидел-посидел, посмотрел на безучастного Смирнова, которому, казалось, было все равно – буран, занос, потоп, конец света, и решил последовать за Пеклеванным – посмотреть, что там и как.

Ветер буквально припечатал меня к бамперу «Камаза», за пазуху, за шиворот, в нос и рот сразу набился липкий мокрый снег. С трудом, увязая в снежной каше чуть не по колено, я выбрался на обочину. Впереди, на сколько хватало глаз, сквозь мглу виднелись зажженные фары машин – цепочка огоньков километров на пять! Мы тоже были не последними – за нашим «Камазом» пристроилось уже с десяток машин. Мимо меня, что-то крича друг другу, прошли вперед несколько человек. Да-а, застряли!

Пока я оглядывался и прикидывал, как на долго этот затор, из бурана вынырнул Пеклеванный. Весь залепленный снегом, он походил на снеговика.

– Там, посередке, какой-то козел на тракторе застрял – передачу у него заклинило! – перекрывая ыой ветра и тарахтение двигателя, прокричал мне в ухо водитель: – Ну, все сразу снегом залепило – занос! Машины с двух сторон встали, уроды, нет чтоб пропустить друг друга! Все, теперь привет придется ждать, когда буран кончиться, снег растает или трактор этот тягачем с дороги уберут! Едрись-трясись, невезуха!

Я молча кивнул – мол, понял, и мы полезли в кабину. Смирнов встретил нас убийственной по своей нелпости фразой. Он вытер лоб платочком – в машине было жарко, и сказал:

– Что, будем стоять в очереди, как все, или поедем?

Саня психанул, и трехэтажно обматерил экспедитора. Тот, однако, и бровью не повел, отвернувшись от водителя, снова замолчал и затих в своем углу…

* * *

– Здесь такая беда обычно под весну, в феврале бывает! – обьяснял мне Пеклеванный, стягивая с себя промокшую куртку: – Степи кругом, позади Волга! И, как начнется буран, так обязательно заносы! Бывает, по трое суток машины стоят! Менты трассу перекрывают, всех отправляют в объезд, и с той, и с этой стороны. Бывает, и люди гибнут…

– Это как же? – удивился я: – Замерзают?

– Ну, не только! Бывает, замерзают, а бывает – от выхлопа, задыхаются – во сне!

Я представил наш занесенный на половину снегом «Камаз», и три синюшных трупа в кабине – бр-р-р!

– Да ты не дрейфь! – подмигнул мне водитель: – Сейчас не зима, думаю, к утру все проясниться, поедем дальше!

– Я тебе говорил – не торопись загадывать! А ты все: «За Бавлинским перекрестком будем ночевать!»! – сказал я, давая Пеклеванному прикурить: Теперь будем ночевать вот тут!

– И все-таки это грешник виноват! – недобро покосившись на Смирнова, пробормотал Саня, затягиваясь: – Ну че, делать нечего, так хоть пожрем!

Расложив снедь, мы поели, допили остатки чая из термосов, Саня выкинул на улицу обьедки, и безовсякой подготовки начал:

– А вот был случай! Прапрадед мой, запорожский казак, привез из Турции клад – золото, сербро, камушки!

– А что он делал в Турции? – поинтересовался я, закуривая.

– Письмо отвозил турецкому султану! – невозмутимо ответил Пеклеванный, уловил мой недоверчивый взгляд и перекрестился: – Вот ей-богу, честное пионерское, не вру! Ага… Привез он, значит, клад, и заховал его где-то в огороде. Прадед мой его искал, дед, отец с братьями – ни хрена не нашли! Ну, я когда с армии на побывку домой приезжал, тоже решил покопаться вдруг повезет! А бабка моя, покойница, и говорит: «Ты, Сашенька, землю попусту не копай, а ступай в полнолуние на шлях, ровно в полночь. Только иди – не оглядывайся! Дойдешь до перекрестка, шапку сними, на землю брось и стой так, не двигайся! Как услышишь сзади шаги, крикни: «Душу мою оставь, а клад дедов отдай!». Тут тебе голос и скажет, где клад лежит. А ты, как услышишь, сразу крестись, Бога поминай, и тикай до хаты!»

Я скептически покосился на Пеклеванного – гоглевщина какая-то! Но он и бровью не повел.

– Ну так вот! Посмеялся я, конечно, над бабкой, да и забыл! Прошла неделя, и бабуся моя померла! Похороны, поминки, все чин-чинарем справили, и вот иду я как-то от дивчины одной, со станции. Иду по дороге, пьяненький, конечно, и че-то злой – не дала, что ли? Не помню! Луна, вот такая, на небе, светит – газету можно читать! Я злюсь, ругаюсь, кепку снял, швырнул на дорогу, и вдруг слышу сзади – шаги! Ну, думаю, щас я тебе наваляю с горя, козлина! И тут бабкины слова вспомнил и для смеху возьми да и скажи, как покойница учила: «Ты душу мою не тронь, а клад дедов отдай!». И что вы думайте – мне женский голос, веселый такой, отвечает: «А ты, Санечка, в подполе посмотри, в углу, под бочкой! Покопаешь – и найдешь!».

Тут меня аж потом прошибло, весь хмель прошел. Хочу повернуться, а не могу! Вспомнил, как бабка дальше учила, и давай креститься – как мельница, руками махал! Потом повернулся все же – никого! Вот, прикинь, бывает же!

– Ну а клад-то вы нашли? – вдруг подал голос Смирнов. Я даже вздрогнул от неожиданности – гляди-ка, заинтересовало его!

– Нашел! – кивнул головой Саня: – Только никакого золота там не было! Так, медь какая-то, крестик, складень, ну, икона такая, переносная, маленькая! И «Часовник» – церковная книга!

– Так выходит, прапрадед ваш попом был? – снова спросил Смирнов.

– Сам ты поп! – разозлился Пеклеванный: – Сказал же – казак! А клад тот не его, он, как оказалось, и в доме-то этом не жил, его дед мой построил. Дед, когда революция была, и попрятал все эти вещи – от большевиков! Но я другого не пойму – что за баба со мной на дороге разговаривала?

– В мире есть множество вещей, необьяснимых с точки зрения науки… заметил Смирнов, и я вздрогнул, уловив знакомые нотки в его голосе. От кого-то я уже это слышал! Но от кого? Вспомнил! Почти тоже самое говорил Паганель, когда мы охотились за амулетом!

А Смирнов, между тем, усевшись поудобнее, заговорил:

– Я в свое время много общался с людьми, которые искали клады. Какие только штуки они не проделывали, чтобы добраться до древних сокровищь! Даже папоротников цветок искали на Ивана Купалу, хотя всем известно, что папоротник размножается спорами и цветов не имеет!

– Как это не имеет! – закипятился Пеклеванный: – Мой крестный сам видел, как папоротник цветет!

Смирнов усмехнулся, впервые за все время нашего путешествия:

– Ну хорошо, хорошо! Я хотел сказать про другое – дело не в заговорах, обрядах или заклинаниях! Надо уметь брать клад, хотеть его взять, и брать, не смотря ни на что!

– А если он не дается? – влез Саня.

– Сам он не даваться не может – бывает, что его не дают взять, люди не дают!

– И что же тогда? – полюбопытствовал я. Смирнов опять усмехнулся своей недоброй усмешечкой:

– Если враг не сдается, его уничтожают!

– Так это убийство получается! – махнул рукой водитель: – На хер надо – найдут, посадят!

– Ну, не всегда и не всех же находят! В конце концов можно сделать так, что никто и не заподозрит – умер человек себе и умер, кто его знает, от чего!

– Это как это? – сузил глаза Саня.

– Всякие способы есть… – уклончиво сказал Смирнов: – Мне говорили, что в таких случаях устраивают автокатострофу, несчастный случай, отравление…

Я с удивлением посмотрел на тихого экспедитора – не ожидал я от него таких слов! Пеклеванный начал было спорить, что любое преступление все равно раскрывается, Смирнов что-то отвечал, но я их уже не слушал почему-то последние слова попутчика насторожили меня, а в ушах звенело: «…отравление…».

Буран постепенно поутих, а к полуночи и совсем закончился. Прояснилось, взошла луна, заснеженные поля по обе стороны дороги засверкали серебром, на небе высыпали звезды. Наговорившись, водитель и Смирнов уснули, я же решил выйти, размять ноги. Осторожно, стараясь не шуметь, я открыл дверцу и вылез наружу, по пояс ухнув в снег.

Наш «Камаз» стоял, засыпанный по самый бампер. Дальше дорога несколько понижалась, и там машины занесло аж по стекла, а некоторые легковушки вообще было не видно из-под сугробов. Стояла тишина, кое-где в кабинах заснеженных грузовиков горел свет, виднелись фигурки людей, вылезших, как и я, поразмяться и покурить.

Сзади хлопнула дверца – из кабины осторожно выбрался Пеклеванный, отбежал в сторонку, потом подошел ко мне, застегиваясь:

– Че, Серега, красотища! Все, Россия кончилась!

– Как кончилась? – удивился я.

– Заволжье, потом Татария, Башкирия – и Урал! Раньше русская земля только до Волги была!

– А ты откуда знаешь?

– Книжки люблю читать! – усмехнулся Саня, и добавил:

– Слушай, как ты думаешь – если по полю мочкануть – пройдем?

– Ты водитель, тебе виднее. – пожал я плечами.

– А че? – вслух рассуждал Пеклеванный: – Врубить передний мост, блокировку, приспустить колеса, и на пониженной – вперед! Проскочим! Айда, лезь в машину, поехали!

– Ты уверен? – с сомнением покрутил я головой: – А если застрянем?

– Не застрянем! Вездеход у нас или че? Давай, давай, поехали! И чего я, дурак, раньше не додумался!

Мы сели в кабину, Саня завел двигатель, подергал за какие-то рычаги, стравил воздух из шин, понизив давление, и решительно газанул: «Вп-перед, холера!».

От толчка проснулся Смирнов, окинул взглядом происходящее, проворчал: «Раньше нельзя было, что ли?», и снова уснул.

«Камаз» взревел, подмял по себя сугроб, который намело рядом, и тяжело сполз в кювет. На секунду мне показалось, что мы застряли – машина ткнулась кабиной в снег, застыла, но сразу же поползал вперед, выравнялась, и через мгновение выехала на поле, где снегу оказалось – по ступицу!

– У-у! Зараза! В рот-пароход! – ругался Пеклеванный: – Голова дубовая, что ж я раньше не допер, что по полю можно! Э-эх, дурень!

Мы быстро ехали по белой целине вдоль застывших в снежном плену машин, и редкие не спящие водители махали нам руками, а кто-то даже бибикнул, моргнув фарами – мол, молодцы, ребята!

Миновав низинку, «Камаз» выехал наверх, и нам открылся вид на бесконечное скопище машин, белесую вереницу, уходящую к горизонту.

– Ого! А затор-то не слабый! – присвистнул водитель.

Ехали мы вдоль трассы почти час, прежде чем не подвернулась возможность вырулить на нормальную дорогу. Пеклеванный остановил машину, переговорил с шоферами, которых интересовало, как там, на той стороне, и мы поехали дальше.