Текст книги "Тайны российской аристократии"

Автор книги: Сергей Шокарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

«Счастья баловень безродный» и его потомки

Феерическая судьба Александра Даниловича Меншикова (1673–1729) явилась буквальным воплощением пословицы «из грязи в князи». Между тем сам Меншиков знаменит не только своим взлетом из низов к подножию трона. В судьбе Александра Даниловича явственно проступают четыре различных Меншикова, знаменующих различные вехи его судьбы. Алексашка Меншиков – лучший друг царя Петра и блестящий полководец; светлейший князь и герцог Ижорский – вельможа и казнокрад, жизнь которого в последние годы правления великого преобразователя висела на волоске; генералиссимус и правитель государства, нареченный тесть императора Петра II; и, наконец, – «государственный преступник, заслуживающий самого сурового наказания», березовский ссыльный. Несомненно, более всего привлекателен Алексашка Меншиков, или, как его ласково называл Петр, Данилыч, – живой, веселый и азартный человек, душу которого еще не тронула язва корысти и честолюбия.

Пушкин со свойственной ему меткостью назвал Меншикова «счастья баловень безродный». Родословная светлейшего князя, повидимому, восходит к русскому крестьянству. Сам Меншиков пытался облагородить свое происхождение, возводя своего отца к «фамилии благородной литовской». Но фальсифицированная генеалогия Меншикова выглядит беспомощно. Неубедительны и попытки некоторых исследователей искать польские корни Меншикова. Сама фамилия Меншиковых имеет обыденное русское происхождение. Меншиком (Меньшиком) называли младшего сына в семье.

Отец Меншикова Данила был придворным конюхом. В одном документе 1689–1690 гг. говорится, что он служил в потешных полках, ставших впоследствии основой петровской гвардии. Широко известно, что юный Алексашка Меншиков бегал с лотком и торговал пирогами. А. С. Пушкин сомневался в достоверности этого сообщения, считая его выдумкой бояр, хотя и обыграл его в стихотворении «Моя родословная». Видный отечественный историк Н. И. Павленко, напротив, находит немало подтверждений этой версии. Так, токарь Петра I Андрей Нартов описывает в своих мемуарах весьма любопытную сценку, разыгравшуюся уже в конце жизни Петра I. Как-то раз Меншиков чем-то разгневал царя. «Знаешь ли ты, – в гневе закричал Петр, – что я разом поворочу тебя в прежнее состояние, чем ты был? Тотчас же возьми кузов свой с пирогами и скитайся по лагерю и улицам, и кричи: пироги подовые, как делал прежде. Вон!» Находчивый Меншиков, выбежал на улицу, схватил у первого попавшегося ему пирожника лоток с пирогами, вернулся во дворец и предстал перед Петром, выкрикивая: «Пироги подовые! Пироги подовые!» Царь расхохотался и простил Данилыча.

Впрочем, торговал ли Меншиков пирогами или нет, значения не имеет. Достоверно известно, что при встрече Алексашка приглянулся юному Петру своим умом, сметливостью и ловкостью. Меншиков был принят в потешный полк, а оттуда, вновь отличившись, был взят Петром в денщики.

Так, начиная с 1690-х гг., на целых пятнадцать лет Меншиков стал одним из ближайших к царю людей. Многое было на этом пути: в 1698 г. царь и Данилыч собственноручно рубили головы мятежным стрельцам, почти всю Северную войну Меншиков был главнейшим военачальником, не раз проявляя качества выдающегося полководца и энергичного стратега. Одно из самых знаменитых деяний Меншикова – пленение у Переволочины девятитысячным корпусом шестнадцатитысячной армии шведов, отступавших из-под Полтавы.

Не расставались царь и фаворит и за пиршественным столом. В эпоху Петра I любили крепко выпить и хорошо повеселиться. Не раз из-за широкого застолья светлейший князь падал замертво, а лицо его приобретало смертельную бледность – здоровье не выдерживало соревнования с могучим не только в делах, но и в выпивке императором. Доставалось Меншикову от царя и напрямую. Так, еще в 1698 г. Петр, заметив, что его любимец танцует с дамой, не сняв шпаги, залепил Меншикову такую пощечину, что у того пошла кровь из носа. Да и позднее царь не раз прибегал к физической расправе, только поводы были гораздо серьезнее. Тот же Нартов вспоминал, что Петр, в память о старой дружбе и в воздаяние бывших заслуг Данилыча, долго не хотел предать его суду за казнокрадство и по-отечески наказывал сам – дубинкой. Меншиков каялся, обещал, что более не будет, но опять пускался во все тяжкие. К концу правления Петра он уже неоднократно был под следствием, и, быть может (проживи император чуть подольше) Меншикова ждала бы участь сибирского губернатора князя Гагарина, повешенного за воровство.

Вряд ли стоит строго судить Меншикова за честолюбие и корыстолюбие, в конце концов сгубившие его. О нравах той эпохи свидетельствует эпизод, связанный с другим любимцем Петра I – Павлом Ивановичем Ягужинским. Однажды Петр в гневе приказал составить закон, по которому тот, кто украл из казны денег, хотя бы на стоимость куска веревки, должен был быть немедленно повешен. На это Ягужинский, знаменитый своей честностью, заметил, что так царь рискует остаться совсем без подданных.

Смерть Петра и воцарение Екатерины I (1725) не только спасли Меншикова от виселицы, но и вознесли его на самую вершину власти. Именно Меншикову была обязана Екатерина престолом – он привел в Сенат гвардейские полки и решил разыгравшийся спор о престолонаследии в пользу вдовы Петра. Екатерина никогда об этом не забывала. Не входя в детали государственного управления, слишком запутанного для ее простоватого ума, императрица передала все дела Меншикову. Он ведал внешней и внутренней политикой, боролся с противниками, укреплял свое положение и… беззастенчиво обогащался. Меншиков был крупнейшим землевладельцем своего времени: его имения, как у сказочного «маркиза де Карабаса», простирались на сотни верст. На Украине во владении Меншикова находился целый город Почеп, ранее принадлежавший гетману Мазепе, а под Воронежом – крепость Ораниенбург, выстроенная по чертежам самого Петра I.

Екатерина не обладала крепким здоровьем, и Меншиков понимал, что ее правление не будет долгим. Из возможных наследников Петра I он сделал ставку на внука императора – Петра II Алексеевича. Этот выбор был весьма рисковым. Ведь Меншиков был одним из активных участников суда над отцом Петра II – царевичем Алексеем, его подпись стояла под смертным приговором царевичу. Поэтому светлейший стремился подстраховаться. Он добился у Екатерины I согласия на брак своей дочери, красавицы Марии Александровны, с Петром II. Когда императрица умерла и трон перешел к юному Петру II (1727), Меншиков окружил его плотной опекой, стремясь оградить от постороннего влияния.

В это время Александр Данилович находился в зените своей славы – все нити государственного управления находились в руках светлейшего князя. Могущество Меншикова скрепили чин генералиссимуса и обручение княжны Марии с императором (25 мая 1727). Но в этот момент фортуна, досель щедро ласкавшая светлейшего князя, отвернулась от него. Летом 1727 г. он тяжело заболел и на месяц потерял влияние над молодым императором. Этим воспользовались враги Меншикова – князья Долгоруковы и опытный интриган вице-канцлер А. И. Остерман. Скучным поучениям Меншикова, наставлявшего Петра II на путь учебы и прилежных занятий государственными делами, Долгоруковы противопоставили безудержное веселье, охоту, карты, вино и женщин. Надо ли сомневаться, что юный царь скоро охладел как к нареченной невесте, так и к нареченному тестю.

Меншиков быстро понял в чем дело, но бороться уже не мог или не хотел. Светлейший был арестован, обвинен в государственной измене и хищениях, лишен имущества, чинов, должностей и наград и вместе с семьей сослан в сибирский город Березов. По дороге в ссылку скончалась супруга и верная помощница светлейшего – Дарья Михайловна (урожденная Арсеньева). За ней последовала в вечность уже в Березове и нареченная невеста императора – княжна Мария.

В ссылке в старом и больном Меншикове проявилось истинное величие. Он со смирением нес свой тяжкий крест, горевал о потере супруги и дочери, утешение находил в вере: срубил деревянную церковь, сам читал за дьячка и пел на клиросе. Александр Данилович скончался 22 октября 1729 г. и был погребен возле могилы дочери при построенной им церкви в Березове. В 1825 г. по инициативе тобольского губернатора, историка Д. Н. Бантыш-Каменского, могила Меншикова была вскрыта. Губернатор намеревался поставить над могилой князя надгробный памятник и хотел точно определить местоположение его захоронения. Когда могилу раскопали и сняли обледенелую крышку с гроба, то обнаружили тело Меншикова, пролежавшее нетленным в вечной мерзлоте. Светлейший князь был одет в халат и стеганую шапочку, на ногах туфли с остроконечными каблуками.

Дети Меншикова – Александр (1714– 1764) и Александра (1712–1736) – были освобождены и возвратились ко двору в 1731 г. Светлейший князь Александр Александрович до падения своего отца был пожалован обер-камергером (в 13 лет) и за нежный цвет лица, единственный из мужчин, получил женский орден святой Екатерины. По возвращении из Сибири он сражался в Русско-турецкой войне 1735–1739 гг. и за отличную храбрость был пожалован в капитан-поручики. Скончался он в чине генерал-аншефа. Его сестра Александра на другой день после возвращения из ссылки была выдана замуж за Густава Бирона, родного брата всесильного фаворита Анны Иоанновны.

Внук Александра Александровича – светлейший князь Александр Сергеевич (1787–1869) – был заметной фигурой в первой половине XIX в. Он начал службу на дипломатическом поприще, потом был в свите Александра I. Участвовал в Русско-турецкой войне 1806–1812 гг., Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах русской армии. В 1821 г. он составил проект освобождения крестьян от крепостного права, чем заслужил славу вольнодумца, которую поддерживал своим независимым характером и острым языком. При Николае I Меншиков был назначен посланником в Персию, где был заточен и провел в тюрьме до 1827 года.

По возвращении он участвовал в Русско-турецкой войне 1828–1829 гг., командовал десантом при взятии крепости Анапа, руководил осадой Варны, где получил тяжелое ранение. В 1839 г. он с радостью принял предложение преобразовать Морское министерство и возглавил Главный Морской штаб. В 1841 г. Александр Сергеевич вошел в состав секретного комитета по вопросу об освобождении крестьян от крепостной зависимости и составил ряд законопроектов.

Во время Крымской войны Меншиков был назначен главнокомандующим сухопутными и морскими силами в Крыму. Ему довелось принять на себя первый удар неприятеля и организовывать оборону Севастополя. Военное счастье в этой кампании отвернулось от князя – он проиграл сражения при Альме и Инкермане. Смещенный с поста командующего в феврале 1855 г., Меншиков удалился от дел и никакой роли при Александре II не играл.

Александр Сергеевич Меншиков знаменит как один из блестящих остряков своей эпохи. Говаривали, что и бритва князю не нужна – он может побриться своим острым языком. Вот один из анекдотов о нем. В венгерскую кампанию 1848–1849 гг. гвардия ходила в поход, но остановилась в Царстве Польском, не слыхав и свиста пуль. Несмотря на это, гвардейцы рассчитывали, что и им раздадут медали. «Да, – сказал Меншиков, – и гвардейцы получат медали – с надписью „Туда и обратно“».

Единственный сын А. С. Меншикова – светлейший князь Владимир Александрович (1815–1893), также служивший на военной службе и дослужившийся до чина генерала от кавалерии, – потомства не оставил. С ним пресеклась мужская линия рода.

Правнуку А. С. Меншикова по женской линии, корнету Ивану Николаевичу Корейше (1865–1919 ?), высочайше было дозволено принять титул и фамилию предков и именоваться светлейший князь Меншиков-Корейша. Он быстро промотал богатое имение прадеда (в 1862 г. оно насчитывало 6498 душ крестьян и 22 тыс. десятин земли) и наделал долгов на 100 тысяч рублей. В 1911 г. над имением Меншикова-Корейши была учреждена опека, но революционная буря смела как опеку, так и имение и самого владельца. Светлейший князь Иван Николаевич Меншиков-Корейша скончался во время Гражданской войны. Детей он не оставил, но по другим линиям потомство Александра Даниловича Меншикова продолжается до наших дней.

Часть 3

Касимовское ханство и его правители

В лето 6953 от сотворения мира (1445) на Руси выпала череда тяжких бедствий. Двадцатый год продолжалась, то затихая, то, вновь разгораясь, кровопролитная усобица между князьями московского дома. Второй сын Дмитрия Донского, князь Юрий Звенигородский, после смерти старшего брата Василия I отказался признать права племянника Василия Васильевича на великокняжеский престол. Дяде дважды удавалось изгнать племянника из стольного града – в 1433 и 1434 гг., но, достигнув трона во второй раз, князь Юрий Дмитриевич скончался. Борьбу за великое княжение продолжили его сыновья – Василий Косой и Дмитрий Шемяка. В 1436 г. Василий Косой попал в плен к своему двоюродному брату великому князю Василию II Васильевичу, и тот повелел ослепить неудачливого соперника. Князь Дмитрий Шемяка на время притих, заключил с Василием II договор о мире, но затаил злобу.

В то время, когда русские князья в походах и битвах решали вопрос о старшинстве, усобица бушевала и в Орде. Внук знаменитого Тохтамыша хан Улу-Мухаммед был изгнан своими соперниками из столицы Золотой Орды Сарая. На недолгое время ему удалось обосноваться в Крыму, но и оттуда Улу-Мухаммед бежал, потерпев поражение от хана Сеид-Ахмеда. В 1437 г. беглец подступил к южным границам Руси и под городом Белевом расположился на зимовку. Василий II послал против него значительное войско, которое было разбито немногочисленным отрядом татар. Разбив русское войско, хан ушел из-под Белева, двинулся к Волге и обосновался на территории пришедшей в упадок Волжской Булгарии. После монгольского завоевания Булгария вошла в состав Золотой Орды. В XIV в. на ее землях происходили столкновения враждующих золотоордынских ханов, города приходили в упадок, селения разорялись. Большой урон Булгарии нанесли и сокрушительные походы русских войск (1374, 1376, 1432 и др.). Улу-Мухаммед занял северную часть страны, менее всего пострадавшую от разорения, и выбрал столицей своего улуса город Казан (Казань), носившей и второе название – Булгар ал-Джадид, т.е. Новый Булгар, подчеркивающее его преемственность в политическом и торговом отношении по отношению к Булгару, столице Волжской Булгарии. Утвердившись на Волге, Улу-Мухаммед начал воевать Русскую землю, стремясь заставить великого князя платить дань ему, а не сарайскому хану Кичик-Мухаммеду. В 1439 г. хан занял Нижний Новгород и осадил Москву, а на обратном пути сжег Коломну. В 1444 г. Улу-Мухаммед вновь взял Нижний, зимовал в нем и послал войско против Мурома, которое было отбито русским войском. Татары оставили Нижний, но в следующем году сыновья Улу-Мухаммеда Махмуд (Мамутяк) и Якуб вновь взяли Нижний и двинулись к Суздалю.

Великий князь Василий Васильевич встал во главе войск и двинулся против татар. 7 июля 1445 г. в битве под Спасо-Евфимьевым монастырем русские потерпели сокрушительное поражение, а сам Василий II был ранен и попал в плен. В Москве воцарилось состояние близкое к панике – впервые со времен Батыева нашествия великий князь попал в плен к неверным. Дмитрий Шемяка попытался воспользоваться сложившейся ситуацией, но не успел: Василий II обещал татарам выплатить за себя огромный выкуп и был отпущен из плена. Великий князь вернулся в Москву в сопровождении 500 казанских князей. Татары получили «в кормление», т.е. в управление с правом сбора налогов русские города и волости. Чтобы расплатиться с ханом, Василий II обложил население новыми налогами. Среди князей, бояр и простого народа зрело недовольство великим князем, установившим засилье татар. Дмитрий Шемяка не стал терять время зря. Заключив союз с князьями Иваном Можайским и Борисом Тверским, Шемяка захватил Василия II в Троице-Сергиевом монастыре. В ночь с 13 на 14 февраля 1446 г. бывший великий князь был ослеплен и вскоре сослан на Углич. На московском престоле, казалось бы, прочно утвердился Дмитрий Шемяка.

В Казани были недовольны таким оборотом событий. 17 апреля 1446 г. татары напали на Углич и двинулись далее на север Руси. На помощь Василию II отправились младшие сыновья Улу-Мухаммеда Касим (Касым) и Якуб. В Ельне, на литовском рубеже, они повстречались с отрядом князя Василия Ярославича Боровского, который шел из Литвы также на выручку Василия II. Боровский князь, также как и несколько видных бояр Василия II, не захотел служить Дмитрию Шемяке и бежал за рубеж. В Литве сторонники великого князя объединились и пошли походом к Угличу. Встреча двух отрядов началась перестрелкой, но затем все выяснилось. Татары изъявили желание воевать за Василия II «за прежнее его добро и за его хлеб, много бо добра до нас было». Тем временем Дмитрий Шемяка был вынужден выпустить Василия II из заточения, и вскоре вокруг слепого князя объединились его сторонники. Войско двинулось к Москве, Шемяка бежал, а Василий II занял трон.

Нет сомнений, что татары, вспоминая «добро», которое получали от великого князя, имели в виду русские города и волости, данные им «в кормление». Подобная практика не была новшеством для великих князей московских. Знатные выходцы из соседних государств и княжеств получали от великого князя города и волости в удел и кормление. Великий князь московский Семен Гордый дал своему тестю смоленскому князю Федору Святославичу в удел Волок Ламский. В 1406 г. литовский князь Александр Нелюб выехал на Русь и получил от Василия I Переславль. В 1408 г. другой литовский князь Свидригайло Ольгердович получил Владимир, Переславль, Юрьев и другие города. Однако еще С. М. Соловьев отмечал, что массовые пожалования татар владениями и административными должностями были случаем небывалым, что и вызвало всеобщее возмущение. Восстановление на престоле Василия II привело к возвращению татар на Русь (в послании русских иерархов Дмитрию Шемяке от 29.12.1447 г. говорится, что как только Шемяка «управится… во всем чисто по крестному целованию» с Василием II, тот «татар из земли вон отошлет»), но, вероятно, объем пожалований был уже не таким. Касим и Якуб остались на Руси. В 1446 г. Касим и его татары стояли на русско-литовском порубежье, а к 1449 г. он получил в удел город Звенигород, ранее принадлежавший Юрию Звенигородскому и его сыновьям. В 1449 г. Касим выступил из Звенигорода на реку Пахру против татар хана Сеид-Ахмеда и разбил их. Еще раньше он участвовал в походе против Шемяки к Костроме. Участвовали Якуб и Касим в походе на Шемяку в 1450 г., а Якуб в 1452 г. ходил с великим княжичем Иваном против союзников Шемяки какшаров – жителей устюжской волости по р. Кокшеньге. В промежутке между 1452 и 1456 гг. Касим получил в удел вместо Звенигорода город Городец Мещерский, расположенный на левом берегу реки Оки, в 156 километрах к северо-востоку от Рязани. Так было положено начало Касимовскому ханству.

Город Городец Мещерский был основан князем Юрием Долгоруким в 1152 г. Мещерский край, лесистый и болотистый в XII в., был заселен угро-финским племенем мещера. К XV в. местное население было сильно славянизировано, но еще сохраняло свою языковую и культурную самобытность. Как уже говорилось выше, Касим получил Городец в 1452–56 гг. Эту дату установил автор капитального труда «Исследование о касимовских царях и царевичах» востоковед Владимир Владимирович Вельяминов-Зернов (1830–1904). Историк Казанского ханства М. Г. Худяков (1894–1936) считал, что утверждение Касима в Городце и возникновение Касимовского ханства были условиями договора Василия II с Улу-Мухаммедом в 1445 г. В Касимовском ханстве М. Г. Худяков видел «первую попытку ханов татарских вступить в непосредственное управление на русской земле в качестве удельных князей». С этим утверждением согласиться трудно. Во-первых, существуют показания источников, которые упустил М. Г. Худяков, свидетельствующие, что Касим до 1452 г. в Городце не правил. Во-вторых, деятельность Якуба, Касима и его сына Даньяра, т. е. первых владельцев Касимова, свидетельствует о том, что они несли военную службу у великого князя московского, а не просто управляли частью Русской земли.

Наиболее важным периодом в истории Касимовского ханства является промежуток с 1467 по 1552 г., когда московские князья активно опирались на Касимов в борьбе с Казанским ханством и в попытках установить свой протекторат над Казанью. Предвидел ли Василий II, что Городец станет опорой в противостоянии с Казанью? Несомненно, великий князь учитывал окраинное положение Городца и утвердил в нем Касима из военно-стратегических соображений. Преследовал ли Василий II политические цели – неясно. Мы не знаем условий, на которых Василий II «посадил» Касима в Городце; ясно только, что Касимовское ханство изначально существовало под вассалитетом Москвы, хотя взаимоотношения великого князя и «царевичей» были своеобразными. В «Царевичев городок», т.е. в Касимов, наряду с Ордой, Крымом, Казанью и Астраханью платился «выход» – дань, раскладывавшаяся между всеми русскими князьями. Впервые об этом упоминается в духовной (завещании) Ивана III (1504). Это обстоятельство побудило М. Г. Худякова утверждать, что Касимовское ханство – результат насильственного проникновения татар на Русь. Здесь можно привести два существенных возражения. Во-первых, в духовной Ивана III говорится о «выходе» не только в Касимов, но и о «выходе» «и в иные Цари и во Царевичи, которые будут у сына моего Василия в земле». Как будет видно в дальнейшем, при Василии III число татарских царевичей, выезжавших на русскую службу, возрастает, почти все они получают в уделы русские города, но это, наоборот, свидетельствует о слабости татарских ханств, а не об укреплении их власти над Россией. Во-вторых, выплата ордынского «выхода» была прекращена Иваном III в 1476 г., с тех пор в Большую Орду и Крым выплачивались только «поминки», размер которых был значительно меньше. Между тем эта формула сохранилась в духовной Ивана III, составленной около 1504 г. Вероятнее всего, выплата «выхода» татарским владетелям, даже вассалам московского государя, являлась традицией, восходящей ко времени реальной зависимости Москвы от Орды, которую в XV–XVI вв. никто не собирался нарушать. До 1547 г. существовало определенное своеобразие в сочетании титулатуры московского и касимовского государей. Первый звался великим князем; второй – царевичем или царем. Титул царя в представлении русских людей средневековья был выше великокняжеского. «Царями» называли византийских императоров и ордынских ханов (что и распространилось на их потомков – ханов касимовских). Русская дипломатия XVI в. выдержала упорную борьбу с польской за признание за Иваном IV царского титула. Тем не менее великие князья (до принятия Иваном IV царского титула в 1547 г.) спокойно относились к тому, что под их властью находится «царь городецкий», и не пытались переименовать касимовских ханов в князей. Другой существенной особенностью в положении Касимова была его подчиненность Посольскому приказу. Воеводы и другие лица, осуществлявшие во второй половине XVI – первой половине XVII в. (т. е. уже в период, предшествующий упадку ханства) надзор за касимовскими ханами, назначались из Посольского приказа.

Уже при преемнике Василия II, Иване III, Касиму было суждено выступить проводником русской политики в отношении Казани. В 1467 г. казанские князья призвали Касима на престол вместо хана Ибрагима (двоюродного брата Касима). С внушительным русским войском Касим двинулся к Казани, но на Волге был встречен армией Ибрагима и отступил. Вскоре после этого Касим скончался.

После смерти Касима престол в Городце занял его сын Даньяр (более верное написание – Даниал). Известно, что при вступлении на престол Даньяр принес шерть (присягу) Ивану III, в условия которой, несомненно, входили: обязательства не поддерживать отношений с недругами великого князя и верно нести военную службу. Царевич Даньяр, помимо «выхода» из Москвы, получал дань в Рязанской земле, пошлины и ясак (натуральную подать) с мусульман, мордвы и мещеры, жившей в Касимовском крае. Столица ханства впервые называется Касимовым в источниках в 1471 г. Наряду с этим, часто использовалось название Городец или Царевичев городок; татары также называли Касимов Ханкирман, что значит Царский город.

В 1471 и 1477 гг. царевич Даньяр с касимовскими татарами участвовал в походах Ивана III на Новгород. В 1471 г. в битве на Шелони татары потеряли 40 человек, были пожалованы Иваном III, но, в то же время, им было запрещено брать пленных. Это и понятно – новгородцы были православными. В 1472 г. во время набега хана Ахмата царевич Даньяр стоял в Коломне, откуда возвратился в свой удел. В 1486 г. он скончался, и трон перешел к хану Нурдовлату (Нурдаулету).

Нурдовлат был сыном первого крымского хана Хаджи-Гирея. В 1466 и 1474– 75 гг. он занимал трон в Бахчисарае, но был изгнан своим братом Менгли-Гиреем. Мы не знаем, пресекся ли род Касима, или при назначении в Касимов Нурдовлата Иван III руководствовался какими-то политическими соображениями. В любом случае то обстоятельство, что на касимовском троне вплоть до последних десятилетий в истории ханства не удержалась ни одна династия, а ханы менялись по воле русского государя, еще раз показывает вассальное положение Касимова по отношению к Москве. Нурдовлат правил в Касимове незаметно, ничем не проявив себя, и после его смерти в 1491 г. ханом стал его сын Сатылган. Сатылган правил до 1508 г. В 1505 г. он был отправлен в Муром на случай отражения казанского хана Мухаммед-Эмина, а в 1506 г. участвовал в неудачном походе на Казань. В этих походах ему сопутствовал брат Джанай, который и занял Касимов около 1508 г.

В последней четверти XV – первой четверти XVI вв. России удалось добиться больших успехов в борьбе с Казанским ханством. В 80-е гг. в Казани создалась и укрепилась партия сторонников союза с Россией, при помощи которой Ивану III удалось установить некое подобие протектората над ханством. В 1487 г. силою русского оружия на престол был возведен хан Мухаммед-Эмин, сын Ибрагима. Изгнанный из Казани сибирским царевичем Мамуком в 1495 г., Мухаммед-Эмин бежал в Россию. Вскоре Мамук был низложен, и в Казани вновь утвердился русский ставленник – брат Мухаммед-Эмина Абдул-Латиф. Он показался русскому правительству недостаточно верным, и в 1502 г. был сменен на Мухаммед-Эмина. Но Мухаммед-Эмин начал войну с Россией и в 1506 г. наголову разбил крупное русское войско, пришедшее в Казань под командованием князя Дмитрия Жилки, брата Василия III. Однако через год был заключен мир, который продолжался до самой смерти Мухаммед-Эмина в 1518 г.

Одним из результатов активной восточной политики Ивана III и Василия III было то, что, наряду с касимовским ханом, в России появляются и получают уделы другие татарские ханы и султаны (цари и царевичи). Во время своего пребывания в России Мухаммед-Эмин сидел на уделе в Кашире; Абдул-Латиф в 1493– 1497 гг. правил в Звенигороде, а в 1508– 1517 гг. в Юрьеве, а затем в Кашире. В 1505 г. их брат Кудайкул, взятый в плен в 1487 г. и долгое время находившийся в заточении, принял крещение с именем Петра, а в следующем году женился на сестре Василия III. Царевич Петр Ибреимович владел уделом, состоящим из Клина, Городца (на Волге), и нескольких сел под Москвой. Его положение в служебной иерархии было необыкновенно высоким из-за его происхождения и родства с великим князем. В 1508 г. в Сурожике сидел царевич Шейх-Аулияр, племянник последнего могущественного хана Большой Орды Ахмата. В 1512 г. Шейх-Аулияр получил касимовский престол.

Таким образом, в первой четверти XVI в. в России формируется новый аристократический слой в составе правящего класса – служилые татарские цари и царевичи; и новая категория в составе дворянского поместного войска – служилые татары, составлявшие «двор» и войско царей и царевичей. На протяжении XVI в. татарские цари и царевичи с их отрядами были непременными участниками практически всех походов и других боевых действий русской армии. Но, несмотря на это, Касимовское ханство среди других уделов татарских царевичей занимало первое по значению и совершенно особое место. В период активного наступления России на Казанское ханство – 40– 50-е гг. XVI в. касимовский царь и касимовские татары сыграли значительную роль в покорении Казани. В истории Касимовского ханства этот период связан с именем хана Шах-Али, которого русские называли Шигалеем.

Шах-Али (1505–1567) был сыном царевича Шейх-Аулияра и внучатым племянником хана Ахмата. В 1516 г. после смерти отца он получил в удел Касимов. В 1518 г. после смерти Мухаммед-Эмина казанцы «прислали бити челом государю великому князю Василию Ивановичу, чтобы их пожаловал, дал им государя». Василий III отправил в Казань Шах-Али, не имевшего никакого отношения к угасшей династии Улу-Мухаммеда.

Источники единодушно свидетельствуют, что юный казанский хан (ему было 13 лет) обладал отталкивающей внешностью. По словам русского летописца, он был «зело взору страшного и мерзкого лица и корпуса, имел уши долгие, на плечах висящие, лице женское, толстое и надменное чрево, короткие ноги, ступни долгие, скотское седалище… Такого им, татарам, нарочно избраша царя в поругание и в посмеяние им». Сходное описание дает австрийский посол С. Герберштейн: «у него было огромное брюхо, редкая бородка и женоподобное лицо (на ушах свисали две длинные черные пряди)». Шах-Али продержался в Казани недолго. В 1521 г. он был изгнан и бежал в Россию, но сохранил за собой титул царя. В Касимове тогда правил его брат Джан-Али (Яналей), и Шах-Али некоторое время, по-видимому, вообще не имел никакого удела. В 1523 и 1524 гг. Шах-Али участвовал в походах на Казань. В 1532 г. казанцы, перед угрозой московского войска, просили дать им в ханы Джан-Али, что и было исполнено. Но Шах-Али и на этот раз не получил Касимова, а получил в удел Каширу и Серпухов. В 1533 г. в судьбе Шах-Али наступил крутой перелом – он был обвинен в ведении переговоров с Казанью, арестован и сослан на Белоозеро, где пробыл до 1535 г.

В 1535 г. Джан-Али был убит в Казани, а престол занял противник Москвы Сафа-Гирей из династии крымских ханов. Для противодействия Сафа-Гирею Шах-Али был освобожден из заточения и получил аудиенцию у юного Ивана IV и его матери Елены Глинской. После Шах-Али представлялась его супруга Фатима-султан и, встречая ее, пятилетний Иван IV «молвил царице „Табуг Салам“ (т. е. по-татарски: здравствуй!) и с нею карашевался (приветствовал ее)». Когда Шах-Али получил Касимов – неизвестно, во всяком случае, до 1540 г. В 1537/38, 1540 и 1541 гг. он участвовал в походах к Владимиру и Мурому для отражения возможного нападения казанского хана. В 1546 г. после смерти Сафа-Гирея Шах-Али вновь воцарился в Казани, но через три месяца бежал прямиком в Касимов.