Текст книги "Тайны российской аристократии"

Автор книги: Сергей Шокарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)

И так день за днем, и год за годом проходила служба Ромодановского в Преображенском приказе. Розыскные мероприятия того времени отличались особой жестокостью – пытка, зачастую, не только обвиняемых, но и доносителей (для проверки правдивости показаний) была обычным средством судопроизводства. Кроме того, русская система наказаний, в отличие от западноевропейской, отличалась более редким употреблением смертной казни, но более частым и широким употреблением телесных наказаний – секли кнутом, батогами, плетьми, клеймили, отрезали нос и уши, отрубали руки… При такой повседневной деятельности человек постепенно терял человеческий облик – отсюда жестокость и непреклонность Ромодановского и его стремление к чарке. Сам Петр указывал князю-кесарю, что тот пьет «для страху». Однако о другой службе для князя-кесаря царь не мог и подумать.

Отзывы современников описывают характер Ромодановского и его деятельность во главе политического и уголовного сыска. Иронический и едкий князь Б. И. Куракин писал: «Сей князь был характеру партикулярного: собою видом как монстра; нравом злой тиран; превеликий нежелатель добра никому; пьян по вся дни; но его величеству верный так был, как никто другой». Солидарен с Куракиным и брауншвейгский резидент Ф. Х. Вебер: «Он наказывал подсудимых, не спрашиваясь ни у кого, и на его приговор жаловаться было бесполезно». А. А. Матвеев (см. очерк о Матвеевых) более благосклонен к Ромодановскому. «Муж верный и твердый, со всегдашним надзирательством», – характеризует его Матвеев.

Безусловную верность и еще одно редкое для петровских сподвижников качество – бескорыстие высоко ценил Петр I в Ромодановском. Отправляясь за границу в составе Великого посольства, царь поставил во главе управления государством Ромодановского и боярина Т. Н. Стрешнева.

Из курляндской столицы Митавы царь отправил князю-кесарю «некоторую вещь на отмщение врагов маестату (государства. – С. Ш.) вашего». Этой «вещью» был топор, и, как отвечал Ромодановский Петру, он вскоре был опробован в деле и лишил жизни двух преступников. Жадный до технических новшеств Петр позднее отправил к Ромодановскому специальную машину для рубки голов («мамуру»), вероятно, прообраз гильотины, но князю-кесарю, приверженцу традиций, «мамура» не приглянулась.

Из-за границы царь вел постоянную переписку с Ромодановским. В январе 1698 г. он извещает князя, что удалось договориться о покупке 15 тыс. ружей «к службе вашей государской».

Следующее письмо показывает раздражение Петра Ромодановским. В Амстердам прибыли к царю волонтеры, среди которых был Яков Вилимович Брюс, еще один из знаменитых сподвижников преобразователя. Брюс приехал с обожженной рукой и отвечал царю, что пострадал от Ромодановского. «Зверь, – написал в раздражении царь князю-кесарю, – долго ль тебе людей жечь? И сюды раненые от вас приехали. Перестань знаться с Ивашкою (Ивашка Хмельницкий – русский вариант Бахуса. – С. Ш.). Быть от него роже драной!» Ромодановский с достоинством отвечал царю, что Брюс сам обжегся, будучи пьян, а самому князю недосуг пьянствовать: «Неколи мне с Ивашкою знаться, всегда в кровях омываемся; ваше-то дело на досуге стало знакомство держать, а нам недосуг. А что Яков Брюс донес, что от меня руку обжег, и то сделалось пьянством его, а не от меня». Выше говорилось, что царь не поверил в трезвый образ жизни Ромодановского, он слишком хорошо знал его характер. «Писано, что Яков Брюс с пьянства своего то сделал: и то правда, только на чьем дворе и при ком? А что в кровях, и от того чаю, и больше пьете для страху. А нам подлинно нельзя, потому, что непрестанно в ученьи».

Затем последовало еще более серьезное негодование на Ромодановского. В Москве началось стрелецкое восстание. Еще в мае Ромодановскому удалось усмирить первые волнения стрельцов, выдав им жалованье и выпроводив из Москвы. Узнав об этом, царь сделал строгое внушение князю-кесарю: «Для чего ты сего дела в розыск не вступил?» Понимая, что растерянность Ромодановского вызвана задержкой почты, он с гневом пенял ему: «А буде думаете, что мы пропали, и для того боясь и в дела не вступаешь… Я не знаю, откуды на вас такой страх бабий!» Однако в конце письма примирительно добавлял: «Пожалуй, не осердись: воистину от болезни сердца писал».

Известие о вооруженном восстании царь получил от Ромодановского лишь спустя месяц после начала событий. «Пишешь… что семя Ивана Михайловича растет, в чем прошу быть вас крепких; а кроме сего, ничем сей огонь угасить не мочно». Вспомнив покойного И. М. Милославского, вдохновителя восстания 1682 г., царь указывал на политические корни нового стрелецкого бунта – царевна Софья и партия противников реформ. Как уже говорилось выше, Петр поспешил в Москву. В Польше царь получил известие о подавлении бунта и замедлил бешеную скорость своей скачки.

По прибытии в Москву радость по поводу подавления стрелецкого восстания сменилась у царя резким недовольством тем, как Шеин и Ромодановский провели расследование. Царь находился в постоянном раздражении и по любому поводу срывался. На пиру у Лефорта он обвинил во взятках Шеина и обнажил шпагу, намереваясь наказать генералиссимуса. Ромодановский, Зотов и Лефорт поспешили на выручку Шеину, и каждому досталось от царя, который «до того разгорячился, что, махая обнаженным мечом во все стороны, привел тут всех пирующих в ужас». Ромодановскому досталось шпагой по пальцам, Зотову – по руке, Лефорта царь «крепко хватил по спине». И только Меншикову удалось смягчить гнев царя.

Царь подозревал, что руководители «розыска» поспешили не случайно, а намеревались утаить от него важную политическую составляющую бунта. Даже Ромодановский попал под это подозрение.

Петр писал князь-кесарю о смерти одного из стрельцов, запытанного до смерти: «И в том, суди тебя Бог, что ты, не боясь его, хочешь воровство это замять». Ромодановский оправдывался, доказывал свою верность и преуспел в этом.

В новом розыске по делу о стрелецком бунте, который возглавил лично царь, Ромодановский был его заместителем. Казнив стрельцов и ужесточив содержание своей сестры Софьи в монастыре, царь принялся за бояр. Началось знаменитое пострижение бород. Среди тех, кто подвергся этой участи, оказался и Ромодановский. В быту князь-кесарь был сторонником прежних обычаев. Узнав, что боярин Ф. А. Головин сменил русское платье на иноземное, он воскликнул: «Не верю я такой глупости и безумству Головина, что он мог пренебречь одеждой родного народа». Теперь и самому Ромодановскому пришлось расстаться с дорогим его сердцу обликом.

Временное неудовольствие царя действиями Ромодановского во время стрелецкого восстания 1698 г. было забыто.

В 1702 г. за Преображенским приказом было закреплено исключительное право ведения следствия по политическим делам. Все представители администрации обязаны были отсылать челобитчиков, сказавших «Государево слово и дело», к князю Федору Юрьевичу Ромодановскому.

Преображенский приказ ведал также формированием, комплектованием и финансированием гвардейских (бывших «потешных») полков, организацией новой регулярной армии, приемом даточных, вольных и рекрутов, подготовкой военных операций (в частности, Азовских походов), полицейскими функциями в Москве, налогообложением дворцовых сел, табачной торговлей и многими другими делами. Помимо Преображенского приказа, Ромодановский управлял также Аптекарским и Сибирским приказами, возглавлял Боярскую думу (не имея чина боярина!), занимался обеспечением армии во время Северной войны (изготовлением орудий на Пушечном дворе), восстановлением Москвы после пожара 1701 г. и т. д. Фактически Ромодановский до учреждения должности московского губернатора руководил огромной массой дел, касающихся управления Москвы.

Грозный князь-кесарь скончался в 1717 г., оставив единственного сына – князя Ивана Федоровича. Петр I счел, что его старый сподвижник и после смерти должен послужить государственной пользе, и распорядился похоронить князя-кесаря не в родовом некрополе московского Георгиевского монастыря, а в новооснованном Александро-Невском монастыре в Санкт-Петербурге.

Князь Иван Федорович Ромодановский при жизни отца был его помощником по управлению Преображенским приказом. В сентябре 1698 г. он участвовал в розыске по делу о стрелецком мятеже. После кончины отца он обратился к Петру I «со всегорестными слезами о конечном сиротстве», прося не оставить пожаловать его батюшкиным «наследством». Царь внял челобитной и закрепил за сыном должность руководителя Преображенского приказа (с 1720-х гг. – канцелярии). Более того, на сына перенес Петр I и «игру в князя-кесаря».

Однако Иван Ромодановский был менее значительной личностью, чем его отец. В его управление Преображенским приказом роль главного сыскного органа государства переходит к Тайной канцелярии, учрежденной Петром I в 1718 г. по случаю начала розыска над царевичем Алексеем. После смерти Петра I интенсивность розыскной деятельности падает, и в 1726 г. Екатерина I распорядилась ликвидировать Тайную канцелярию и передать ее дела и штат в ведение Ромодановского. Новые веяния, новые люди и реорганизации управления после смерти Петра I были не по душе князю-кесарю Ивану Федоровичу, и в 1728 г. он отказался от управления Преображенской канцелярией под предлогом нездоровья.

Одновременно с управлением Преображенской канцелярией, Иван Федорович, как и его отец, ведал многими делами, касающимися прежней столицы – Москвы. В 1719–1724 гг. он был «главным начальником» Москвы, во главе которой находились вице-губернаторы И. Л. Войков и П. И. Вельяминов-Зернов. В указе Верховного Тайного совета от 8 мая 1727 г. на князя Ивана Федоровича были возложены обязанности московского губернатора. На время управления Ромодановским Москвой к ней вновь переходит значение столицы.

6 мая 1727 г. скончалась императрица Екатерина I. Ромодановский начал свое вступление в должность губернатора с приведения москвичей к присяге новому губернатору – Петру II, внуку Петра I и сыну несчастного царевича Алексея. В феврале 1728 г. юный государь в сопровождении двора прибыл в Москву для коронации. Московская жизнь увлекла Петра II, и он не торопился возвращаться в Петербург, проводя время в охотах в подмосковных угодьях, балах и иных развлечениях. Все управление государством сосредоточилось в старой столице. Ромодановский к тому времени уже достиг преклонного возраста, его одолевали различные болезни. Князю было трудно ужиться в кипящем водовороте государственных дел и придворных интриг, наполнивших Москву. В 1729 г. он подал в отставку, а в следующем году скончался и был похоронен в Георгиевском монастыре на Никитской улице в Москве.

Князь-кесарь Иван Федорович оставил только одну дочь – княжну Екатерину (1702–1791), вышедшую в 1722 г. за графа Михаила Гавриловича Головкина (1698– 1755), сына петровского канцлера графа Гавриила Ивановича. Свадьба была пышно отпразднована в Москве с участием царя, который исполнял на свадьбе роль маршала, т. е. главного распорядителя церемонии. Императрица играла роль посаженой матери невесты.

Сохранилось подробное описание торжества, оставленное гольштейнским камер-юнкером Ф. В. Берхгольцем. Он описывает не только пышность и роскошество церемонии, пира и фейерверка, но и любопытные подробности происходившего. «Будучи… в прекрасном расположении духа, государь шутил с одним из своих денщиков, именно с молодым Бутурлиным, и давал ему свой большой маршальский жезл поднимать за один конец вытянутой рукою; но тот не мог этого сделать. Тогда его величество, зная, как сильна рука у императрицы, подал ей через стол свой жезл. Она привстала и с необыкновенной ловкостью несколько раз подняла его над столом прямою рукою, что всех немало удивило». Позже Петр I пожелал открыть в зале для танцев окно, поскольку ему показалось, что там слишком жарко. Когда же выяснилось, что окно забито гвоздями, император велел подать ему топор «и работал сам до тех пор, пока, наконец, при помощи двух маленьких своих денщиков, таки добился, что мог вынуть раму». «По окончании фейерверка, – пишет далее Берхгольц, – начался прощальный танец невесты. Император, как маршал, весело прыгал впереди со своим большим жезлом и отвел танцевавших в спальню новобрачной, где еще несколько времени пили за столом, который в таких случаях всегда ставится там с сластями и за который садятся все свадебные родные, не вставая обыкновенно до тех пор, пока жениха не споят совершенно (по здешнему обычаю, он непременно должен на первую ночь лечь в постель пьяный). Впрочем, на этот раз молодой дешево отделался, да и пир в спальне продолжался недолго».

Этот брак принес дочери князя-кесаря немало горя. Граф Михаил Гаврилович выдвинулся в правление Анны Леопольдовны и достиг чина кабинет-министра и вице-канцлера. Он имел большое влияние на правительницу и соперничал со всемогущим А. И. Остерманом, намереваясь создать антинемецкую партию при дворе. Головкин готовил проект объявления Анны Леопольдовны императрицей, но переворот Елизаветы Петровны 21 ноября 1741 г. разрушил его надежды. Головкин был обвинен в государственных преступлениях и приговорен к смертной казни, которую новая государыня заменила ссылкой в Якутию.

Графиня Екатерина Ивановна добровольно последовала за мужем в ссылку, хотя Елизавета Петровна предлагала ей остаться при дворе, обещая сохранить за ней звание статс-дамы. Долгие годы провели Головкины в ссылке в Среднеколымске. Местное предание говорит, что ссыльных строго стерегли, разрешая выходить только в церковь. Более того, в воскресенье и праздники Михаила Гавриловича, даже больного, насильно приводили в церковь, чтобы он слушал, как священник после литургии читает обвинительный акт и приговор. В это время солдаты «приставляли штыки к груди политического преступника».

После смерти мужа графиня Екатерина Ивановна возвратилась в Москву. Позднее, в 1767 г., ей удалось перевезти тело в Москву и похоронить на родовом некрополе в Георгиевском монастыре. Графиня прожила долгую жизнь, пользуясь глубоким уважением и почтением москвичей, и умерла в 1791 г. К этому времени хоронить в центральных монастырях Москвы было запрещено, и Е. И. Головкина была упокоена в Знаменской церкви Спасо-Андроникова монастыря.

Мужская линия рода князей Ромодановских пресеклась со смертью князя-кесаря Ивана Федоровича. В 1798 г. по указу Петра I Николаю Ивановичу Лодыженскому, мать которого Екатерина Андреевна, урожденная княжна Ромодановская, была внучкой князя Михаила Григорьевича Ромодановского, именоваться князем Ромодановским-Лодыженским.

Действительный тайный советник и сенатор Н. И. Ромодановский-Лодыженский умер в 1803 г., оставив от брака с баронессой Марией Исаевной Шафировой (внучка известного петровского дипломата – барона П. П. Шафирова) единственного сына – генерал-лейтенанта Александра Николаевича. Последний был отцом двух сыновей – Константина и Юрия, не оставивших мужского потомства. В 1871 г. род князей Ромодановских-Лодыженских пресекся.

Аристократия духа. Князья Трубецкие

С именем князей Трубецких связаны многие славные страницы истории Отечества. Многовековое служение России на поле брани, государственной службе и на ниве русской культуры выработало в Трубецких истинное благородство, соединенное с чувством общественного долга и святости добродетели.

Сын великого князя литовского Ольгерда, князь Дмитрий-Корибут, получил от отца в удел города Трубчевск, Брянск и Новгород-Северский на реке Десне – старинные южнорусские земли, включенные в состав Литвы Ольгердом и его отцом Гедимином. Из всех Ольгердовичей Дмитрий-Корибут и его брат Андрей-Вингольд Полоцкий в большей степени, чем остальные, были союзниками Руси. В 1379 г., когда князь Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский (двоюродный брат Дмитрия-Корибута, перешедший на службу к московскому князю) осадил Трубчевск, трубчевский князь не стал сопротивляться. Он вышел из города и признал своим государем великого князя московского Дмитрия Ивановича.

Великий князь пожаловал его городом Переславлем-Залесским. В 1380 г. Дмитрий и Андрей Ольгердовичи сражались в Куликовской битве и прославились храбростью и мужеством. Свою жизнь князь Дмитрий-Корибут окончил на поле брани. В 1399 г. в знаменитой битве на Ворскле между великим князем литовским Витовтом и татарским полководцем Едигеем князь Дмитрий Трубчевский и два его сына были убиты. Всего же в битве полегло 30 князей – потомков Гедимина и Рюрика.

Потомки Дмитрия-Корибута – князья Трубецкие – сохранили свою власть над Трубчевском вплоть до XVI в., когда их удел вошел в состав Российского государства. Царь Иван Грозный в своем завещании, составленном в 1571–1572 гг., приказывал своему наследнику, сыну Ивану, не трогать вотчину князей Трубецких. К этому времени уже третье поколение князей Трубецких служило на государевой ратной службе.

В годы опричнины выдвинулся князь Федор Михайлович Трубецкой, вошедший в опричную Боярскую думу. Вместе с ним царская милость коснулась и других членов рода – князь Никита Романович Трубецкой в 1571 г. нес службу оруженосца царя. Впрочем, не одни только милости видели Трубецкие от Грозного. В самом начале своего правления Иван IV приказал «удавить» пятнадцатилетнего юношу – князя Михаила Богдановича Трубецкого.

При царе Федоре Ивановиче и Борисе Годунове Трубецкие входили в Боярскую думу. Вышеупомянутый князь Никита Романович вместе с Петром Федоровичем Басмановым после известия о появлении в российских пределах Лжедмитрия I был послан в Новгород-Северский. Это единственный на всей Северской «украйне» город, оказавший сопротивление самозванцу. Впрочем, основная заслуга в организации новгород-северской обороны принадлежит не Трубецкому, а Басманову, который был щедро вознагражден царем.

В Смутное время выдвинулся племянник Н. Р. Трубецкого – князь Дмитрий Тимофеевич. К началу Смуты он был еще молодым человеком. В 1608 г. князь служил в стольниках. В том же году он покинул царя Василия Шуйского и перебрался в Тушино. Как знатнейший из перебежчиков, Трубецкой получил не только чин боярина, но и звание главы тушинской Боярской думы. Наряду с этим Трубецкой вместе с дьяком И. Т. Сафоновым возглавлял в тушинском правительстве Разрядный приказ. После бегства самозванца в Калугу Трубецкой последовал за своим «государем» и занял при его дворе то же место, какое занимал ранее в Тушинском лагере. Несмотря на многочисленные интриги при «дворе» и подозрительность Лжедмитрия II Трубецкому удалось сохранить значительное влияние как на самозванца, так и на его сторонников. Последнее стало причиной того, что калужские войска Лжедмитрия II после смерти самозванца признали своим командиром Трубецкого.

Князь Дмитрий Тимофеевич, наряду с рязанским дворянином П. П. Ляпуновым и казацким атаманом И. М. Заруцким, стал одним из лидеров Первого ополчения, двинувшегося на освобождение Москвы от поляков весной 1611 г. Первое ополчение осадило город и нанесло полякам несколько поражений. Однако само освободительное движение не было единым. Его раздирала вражда между дворянской и казацкой частями ополчения. Заруцкий интриговал против Ляпунова, а Трубецкой старался держаться в стороне. Закончилось это противостояние плачевно – Ляпунов был убит казаками, и дворяне стали покидать подмосковный лагерь ополчения. Освободительное движение распалось, но под Москвой остались казаки и часть дворян, которые вышли из калужского лагеря и не боялись казацких сабель. Командование над ними перешло к Заруцкому и Трубецкому.

Руководители подмосковных «таборов» (так стали называть эти остатки Первого ополчения) не имели достаточно сил для активной борьбы с поляками и большей частью интриговали, чем воевали. Так, с появлением в Пскове нового самозванца – Лжедмитрия III – Заруцкий и Трубецкой признали его истинным «царем Дмитрием» и принесли присягу. С появлением Второго ополчения Трубецкой и Заруцкий выступили против него. В ответ князь Дмитрий Пожарский осудил подмосковных воевод, призвав их не поддерживать самозванцев, а примкнуть к общему делу освобождения. По поводу присяги подмосковных таборов Лжедмитрию III он писал: «Как сатана омрачил очи их! При них Калужский их царь убит и обезглавлен лежал всем на видение шесть недель, и о том они из Калуги к Москве и по всем городам писали, что царь их убит, и про то всем православным христианам ведомо».

Главным врагом Пожарского и Минина был Заруцкий. Он посылал казацкие отряды по пути следования Второго ополчения и пытался остановить его, но не достиг в этом успеха. Тогда Заруцкий отправил в Ярославль двух казаков, которые должны были убить Пожарского. Но и этот замысел провалился. С приближением Второго ополчения к Москве Заруцкий ушел с частью казаков в Коломну, а оттуда – в Рязанскую землю, где пытался укрепиться, провозгласив царем сына Марины Мнишек «царевича» Ивана, прозванного русскими людьми «Воренком».

Трубецкой остался в одиночестве в подмосковных таборах. Он отказался от поддержки псковского самозванца и пытался с помощью властей Троице-Сергиева монастыря примириться с Пожарским. Однако глава Второго ополчения, хорошо зная характер бывшего тушинского боярина, не спешил объединяться с подмосковными таборами.

Рознь между ополчениями проявилась в боях за Москву против гетмана Ходкевича в августе 1612 г. Не раз казаки Трубецкого отказывались идти в бой, говоря про участников Второго ополчения: «Богатые пришли из Ярославля, сами отстоятся от гетмана». Князь Дмитрий Тимофеевич тоже не горел желанием сражаться за общее дело. Лишь пламенная энергия троицкого келаря Авраамия Палицына подвигла казаков вступить в сражение, объединенными усилиями Ходкевич был отражен от Москвы, и началась осада польского гарнизона, засевшего в Кремле и Китай-городе.

В конце сентября Пожарскому и Трубецкому удалось договориться между собой. Военное руководство обоих ополчений было объединено. Для встреч и совместного решения различных вопросов была выбрана местность, располагавшаяся примерно в равном удалении от лагеря Пожарского и таборов Трубецкого, – Труба (ныне – Трубная площадь в Москве). С этого времени грамоты рассылались уже от имени обоих воевод, причем имя Трубецкого, как боярина и представителя более знатного рода, стояло первым.

В октябре 1612 г. поляки капитулировали, и началась организация Земского собора, который должен был решить вопрос о выборе государя. Наибольшие шансы имели аристократы, входившие в ополчение, – князья Д. Т. Трубецкой, И. Б. Черкасский и П. И. Пронский.

Активную предвыборную деятельность развил князь Трубецкой. Он «учреждал трапезы и столы честные и пиры многие для казаков и в полтора месяца всех казаков, сорок тысяч, зазывая толпами к себе на двор во все дни, честь им воздавая, кормя и поя честно и моля их, чтоб быть ему на России царем…».

Вскоре после освобождения Кремля от поляков Трубецкой расположился на бывшем дворе царя Бориса Годунова, подчеркивая этим свои претензии. Была подготовлена и грамота на пожалование Трубецкого огромной по территории волостью Вага (на Двине), владение которой являлось своеобразной ступенькой к царской власти – Вагой владел в свое время Борис Годунов. Под этой грамотой поставили свои подписи высшие иерархи и руководители объединенного ополчения – князья Д. М. Пожарский и П. И. Пронский, однако рядовые участники собора отказались подписать грамоту. Они хорошо знали о сомнительных достоинствах бывшего тушинского боярина и его колебаниях во время боев за Москву. Кандидатура Трубецкого не смогла набрать достаточного количества голосов.

Когда царь Михаил Федорович занял трон, Трубецкой получил щедрые пожалования. Как и Пожарский, он участвовал в церемонии царского венчания и держал в руках царский скипетр.

Молодой царь Михаил Федорович поспешил удалить честолюбивого боярина из столицы. В сентябре 1613 г. его отправили в Новгород, с задачей отбить этот город у шведов. В войске Трубецкого было «нестроение» – казаки не слушались воевод, грабили местное население. Рать зимовала в Торжке, а весной подошла к Новгороду. Шведы напали на русское войско и нанесли ему тяжелое поражение. Летопись говорит, что воеводы ушли пешими, едва уцелев после схватки. Попытка отбить Новгород провалилась.

После возвращения из польского плена патриарха Филарета, положение Трубецкого ухудшилось. Царь и раньше не жаловал бывшего тушинца, а при всесильном патриархе князь Дмитрий Тимофеевич попал в опалу. Он отправился воеводой в далекий Тобольск, где и умер в 1625 г.

Двоюродный брат князя Дмитрия Тимофеевича – князь Алексей Никитич Трубецкой – проявил себя как один из видных воевод при царе Алексее Михайловиче. Впервые он упоминается в документах в 1618 г. На царском пиру князь «смотрел в большой стол», т. е. распоряжался подачей кушаний и «наряжал вина» на царском столе – исполнял обычные обязанности стольника. Служба при дворе продолжалась десять лет, когда в 1629 г. Трубецкой получил назначение на воеводство в Тобольск, где ранее служил его знаменитый родич. Но если для боярина тобольское воеводство было ссылкой, то для стольника оно являлось весьма почетным назначением. Трубецкой пробыл в Тобольске три года, а после возвращения в 1633 г. отправился на новое воеводство в Астрахань. Вероятно, князь Алексей Никитич показал себя толковым администратором, в 1640 г. царь поручил ему ответственную должность тульского воеводы. Под командованием Трубецкого находились также и воеводы соседних городов, которым в случае нападения крымцев предписывалось действовать согласно распоряжениям князя.

При царе Алексее Михайловиче Трубецкой занял одно из первых мест – вторично воеводствовал в Туле, где командовал не только местными военными силами, но и специально посланным туда «государевым двором» (1646), привлекался к посольским переговорам, участвовал в дворцовых церемониях. В 1650 г. царь пожаловал князя Алексея Никитича в ближние бояре. И все же основные заслуги и свершения в жизни Трубецкого были еще впереди.

С началом Русско-польской войны 1654–1667 гг. князь был назначен командовать войсками, посланными из Брянска на Рославль, Мстиславль и Борисов. Войску Трубецкого царь поручил прикрывать с юга наступление основных сил на Смоленск, начатое в мае 1654 г. Действия воеводы были успешными. Он без боя взял город Копысь и, взаимодействуя с основной ратью князя Я. К. Черкасского, заставил литовского гетмана Я. Радзивилла отступить к Борисову. Теперь гетман не мог оказать никакой помощи осажденному царским войском Смоленску. В дальнейшем продвижении на запад Трубецкой развил эти успехи. Он взял города Рославль, Мстиславль, Шклов, Горы, нанес поражение Радзивиллу на реке Шкловке, совместно с Черкасским заставил капитулировать крепость Дубровну.

Поход 1655 г. стал не менее успешным – армия Трубецкого, действовавшая уже в польских владениях, взяла города Клецк, Мышь, Ляховичи, Столбовичи, Миргородок, повсюду одерживая победы над польско-литовскими отрядами. Но неожиданно в войну с Россией вступила Швеция, обеспокоенная усилением позиций России в Прибалтике. Царь приказал заключить временное перемирие с Речью Посполитой и готовить поход на Ригу. Основные силы под командованием князя Я. К. Черкасского двигались к оплоту шведского владычества в Прибалтике по Двине, а князю А. Н. Трубецкому и его товарищу князю Ю. А. Долгорукову поручалось наступать на запад из Пскова. В отличие от главных сил, которые так и не сумели взять Ригу, Трубецкой и Долгоруков действовали успешнее. Воеводы захватили мощную крепость Юрьев Ливонский (Дерпт), а также менее значительные города – Кастер, Мариенбург, Нейгаузен – и нанесли поражение отрядам шведов. Шведы вступили в переговоры о мире, а центр военных действий вновь перенесся в Белоруссию и на Украину.

Преемник Богдана Хмельницкого Иван Выговский изменил России и перешел на сторону польского короля. В союзе с крымским ханом Выговский начал войну против русских на Украине. Против гетмана был послан князь А. Н. Трубецкой. Ему поручалось стремиться к мирному решению конфликта и, прежде всего, уговорить казаков Выговского «в винах своих государю добить челом».

Переговоры с Выговским ни к чему не привели. Гетман затягивал время, ожидая помощи от поляков и татар. Трубецкой начал боевые действия и осадил город Конотоп, где оборонялся сторонник Выговского – полковник Гуляницкий. Тем временем к Конотопу подступил Выговский с крымским ханом. После первого столкновения казаки отступили, заманивая русских в ловушку. Отправленный Трубецким преследовать казаков воевода князь С. Р. Пожарский не заметил этого и попал в плен. Большая часть его войска погибла. Князь Алексей Никитич был вынужден отступать под давлением превосходящих сил противника. Огородившись телегами, русские отошли к реке Сейм. Казакам и татарам не удалось прорвать эту оборону, и войско Трубецкого, переправившись через Сейм, смогло укрыться в Путивле.

Тем временем на Украину были отправлены новые полки. Русские перешли в наступление, и Выговский бежал с Украины. 1 ноября 1659 г. в присутствии царских воевод, князей А. Н. Трубецкого и Г. Г. Ромодановского, в Переяславле новым гетманом избрали Юрия Хмельницкого. Он обещал верно служить России, как ранее его отец – знаменитый Богдан Хмельницкий. Правда, дальнейшие события показали, что надеяться на Хмельницкого преждевременно, но тогда об этом и не подозревали. Избрание Хмельницкого рассматривалось как большой успех. Князь Алексей Никитич в честь этого получил щедрые пожалования: шубу на золотом бархате ценой 360 рублей, золотой кубок, прибавку к денежному окладу, и – самое главное – в полное владение свою прародительскую вотчину – город Трубчевск с уездом. Кажется, со времен царя Ивана Грозного никто из московских служилых людей не получал в вотчину целое удельное княжество.

Кампанией 1659 г. завершилась славная боевая служба князя А. Н. Трубецкого. В дальнейшем он не выезжал из Москвы – первенствовал в Боярской думе, вел переговоры с иностранными послами, управлял Сибирским приказом. В 1672 г. престарелый воевода стал крестным отцом царевича Петра Алексеевича – будущего знаменитого преобразователя России. Ему же завещал Трубецкой и свое родовое Трубчевское княжество. Сам князь Алексей Никитич потомства не оставил. Скончался знаменитый воевода в глубокой старости, в 1680 г., приняв перед смертью монашеский постриг с именем Афанасия.

Со смертью Алексея Никитича род не пресекся. Еще в Смутное время старший брат боярина, князь Юрий Никитич (сторонник Владислава и Сигизмунда III), уехал в Польшу и принял там католичество. Его внук, князь Юрий Петрович, возвратился в Россию, получил сан боярина и женился на сестре знаменитого фаворита царевны Софьи князя Василия Васильевича Голицына.