Текст книги "Дайвинг - Блюз"

Автор книги: Сергей Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

звали Гниля – кличкой с давних времен банд и разборок. Наверное, уменьшительное от фамилии. Буравил

безжалостными глазами, переспрашивал у Данки чуть не каждое слово.

Она утирала платком припухшие красные от слез глаза. кивала в ответ, что-то невнятно отвечала.

– Дура, кашолка , – перебивал ее Колюня, жестко хватая за волосы, за руки. – Ну, глаза не прячь! Нам не надо

знать, какой он смелый и красивый. Конкретно, шрамы ты видела? Эта бикса, твоя подруга, говорит, видела. Но ты

же входила с ним в тисняк, обжималась, трахалась. Вспоминай!

– На плече две дырки. От «скорпиона». Чешская пукалка такая. Должны быть аккуратные, но заметные. Такие

белые выемочки, – запыхтел Эмир.

– Да, – она кивала головой, – наверно.

– Отметина моя, в смысле – наша, – удовлетворенно вспоминал Эмир. – Это когда мы его защемили. В

девяносто пятом. Тогда к стене приперли конкретно, на Мангуп вывезли. Своими глазами видел его катящегося со

скалы! Но живучий, гад. Ушел в заросли, как зверь!

– Не зверь он никакой, – вступилась за Гошу Данка.

– Глохни, тварь! – мощной пощечиной выключил ее Колюня.

– Вроде все сходится, – продолжал «шеф». – Хотя рожу себе наверняка переделал. Ну и постарел за десять

лет. Интересно было бы увидеть его. Вспомнить молодость.

– Сейчас устроим. У этой дуры, у второй, хватило ума щелкнуть его на цифру. Вот, – Колюня манипулировал

Леркиным «каноном», увеличивая изображения.

– И убери их отсюда, – приказал Эмир.

– Пошли, сучки! – погнал их Колюня. – Так бы покромсал вас в лопухи! – молодцевато добавил

профессиональный сутенер.

« « «

Гоша отказался от смрадной баланды и лежал, крепко помятый, в этой одиночке. А внутри шевелились мысли:

« Ясно, что это подстава. И понятно, кому это нужно. Этому скоту Колюне. И его хозяину. Только зачем? Бабки? Или

что-то еще? Хрен с ними, пусть заберут все. Но Данка – за нее буду биться. Не отдам никому…»

Ночью ему снился сон. Что он в старом афганском камуфляже врывается в какой-то бункер,

неоштукатуренный, темный. А в глубине несчастная Данка, связанная, плачущая. «Как главный приз», —

подумалось. Он рвется к ней. Как цепные псы бросаются охранники, он отбивается от наседающих на его плечи

парней – здоровых, молодых, безликих. Кромсает их, бьет, но не может продвинуться. И одна только мысль:

бросить спасительные камни – и как выпадет…

Он кидает ей камешки, они летят, медленно прокручиваясь, и вслед за ними проносится к краю земли, бьет в

лицо теплый тяжелый ветер. Внизу и до горизонта – море. Протягивает руку, раскрывает ее над кручей, и зарики

летят в пропасть.

Что же выпало, что? Разгоняется, прыгает за ними, и летит как птица, Пикирует, старается догнать камешки. Но

вместе с ними падает в воду.

«Родная стихия», – с радостью думает он. Но плавно погружается в глубину, не в силах пошевелиться, к

черной, заиленной громаде затонувшего «Цесаревича». И вдруг дельфин, потом еще один. Они толкают его своими

блестящими носами. Выталкивают вверх, туда, где обязательно будет солнце...

* * *

– Эй, задержанный! – дежурный вертухай толкнул дубинкой в бок с опаской. – Ты живой? Давай, на выход.

Адвокат твой.

Молодой адвокат сообщил ему много всякого. Заведено уголовное дело: хранение наркотиков, оказание

сопротивления при задержании. Но на вещдоке из машины не его отпечатки.

– Версия: подкинули. Это плюс. Милиционер один в больнице после допроса дознавателя – это минус. Мы

обязательно тоже снимем побои – это плюс. Поэтому их минус на наш плюс…

В остальном версия следствия по подозрению его в каких-то давних кровавых делах не имела пока

подтверждения. И не удивительно. Свидетелей старых не осталось. Отпечатки и все прочее пробивают по сети , и

обыск в доме на Тарханкуте тоже не принес никаких новых улик следствию. Ну и вообще, подданный другого

государства.

– Так что скандальчик может выйти хороший. Политикой попахивает… – довольно закончил он, потирая

ручонки.

– Вы откуда, кто послал Вас? Эти? – спросил его Гоша

– Я здесь по просьбе Ваших старых друзей.

– Нет здесь у меня никаких друзей.

– Вы же сами требовали адвоката. И с консульством связывались. Ведь звонили же? В памяти остался

набранный Вами номер. Так что все будет нормально. Думаю, что мы Вас вытащим, на подписку. А там посмотрим.

Кстати, я уполномочен передать вам одну просьбу. У вас есть то, что очень интересует тех лиц, которые наняли

меня. Это какие-то документы, дела давно минувших дней. Может быть, вы поможете и себе и мне? Давайте решим

вопрос полюбовно.

– Какие документы? Нет у меня ничего того, что их интересует. Хотите – ищите. Только что? Опять ничего

конкретного. Знаете, я уверен, что это чудовищная ошибка. Меня явно с кем-то путают. Вообще чепуха какая-то.

В дипломате адвоката зазвонил мобильник

– А вот, кстати, Ваши друзья, – протянул Гоше трубку.

– Ну что, Рэмбо, догнал любимую? Это Колюня. Я тебе говорил, что у нас все схвачено. И менты, и прокуроры.

Схлопотал немного, да? Это тебе как бы авансом. Если хочешь увидеть ее еще раз – давай договоримся.

– Это ты, мразь? Что ты хочешь?

– А ты не хочешь услышать ее голос?

– Гошик! – в трубке раздался знакомый голос Данки. – Любимый, я знала, что этим все закончится. Это я

такая нефартовая. Но ты не давай им ничего. Слышишь? Они все равно не оставят нас! И что бы ни случилось,

знай: я с тобой!

У нее вырвали трубку:

– Ну что, поворковали?

– Только учти: если что с Данкой – порву тебя насмерть!.. – яростно заговорил Гоша в трубку.

– Ну что ты, брат, это всего лишь бизнес. Не надо так много эмоций. Ты отдашь то, что принадлежит нам, и

серебро с «Цесаревича». В оплату за ее бока. Получишь свою киску пушистую. Всю. Ну, и делюгу прикроем. Вот

видишь, я все знаю. Я конкретно тебя припер к стенке. И предупреждаю, что если будешь подключать свои концы —

бесполезно, ей же хуже будет, настрадается, малая. А может, насладится? Но ты еще не представляешь главного.

Есть у меня что рассказать тебе про нее. Но от этого она для тебя станет еще дороже. А пока она здесь, сам

понимаешь. Молодая, красивая бабешка. Уйдет от тебя. Так что ты быстрее думай.

– Ладно, считай, припер ты меня, – после секундного молчания произнес Гоша, понимая, что все равно не

отвяжется от Колюни так просто. – Получите все, что хотите. Ты и твой хозяин. Кто там он у тебя? Но все это в

надежном месте. Ты думал, менты при обыске обнаружат? Лошок ты маленький, – начал играть в навязанную ему

игру. – Тебе же это все, самое главное, еще интересно?

– Да, давай закончим со всем этим, – пытался говорить с ним Колюня, излишне радуясь скорому

завершению.

– Но здесь тоже будет не совсем просто. Все это далеко и глубоко. Сделаем так: ты меня отпускаешь, я все

готовлю. Встретимся на Атлеше через два дня. Но только прямой обмен, выкуп, как хотите. Она без прочих предъяв

– против хлама вашего . И мы свободны. Все!

Он первым прервал разговор. Так нужно было по ситуации. Чтобы инициатива, уверенность, сознание силы в

данной ситуации была на его стороне. Неожиданно неведомая раньше боль пронзила его смелое и сильное сердце.

Где-то за грудью, внутри, вместе с болью появился страх. Реальный, липкий. Страх за нее, за все, что было между

ними и может больше не случиться, сжал больно, огненным кольцом. Что это? Почему? И в самый неподходящий

момент! Любовь и страх управляют человеком. Наконец, так долго скитаясь по жизненному пути, испытал это

чувство – любовь. Сильную, страстную, взаимную. Теперь подкрался страх – паническое чувство близкой потери.

Потери самого дорогого – любимого человека.

Страх! Как тогда, когда свистели пули и рядом умирал раненный товарищ, с которым о многом мечталось про

жизнь на гражданке в перерывах между опасными заданиями Родины. А тогда, в камнях такого мирного на вид

чужого пляжа, он сидел над ним, близко склонившись, держал холодеющую руку и плакал. И слезы капали в эти

ненавистные, теплые, чужие ему волны прилива. Тогда его захлестнуло острое чувство безвозвратной потери и

обида на весь несправедливый мир. Как и сейчас, так отвратительно и жестоко! – похожее ощущение, иглой

буравившее мозг. Но он все-таки быстро взял себя в руки. И внутренне решился на что-то серьезное, опасное и

давно забытое. Воспрял, учуяв решающий бой.

Мутные терки

Из кабинета увела Данку подруга. Заварили кофе в небольшой свободной секретарской. Лерка никак не могла

успокоиться, поминутно потирая красную побитую щеку.

– Нет, Данка, прости ты меня: я тоже подсобила им. Наговорила лишнего со страху. И про пещеру подводную,

и вообще... А этот Колюня – сразу взялся бить меня, мразь. Ты ясно за что тянешь – за любовь. А я за кой хрен? А

он как? Любит тебя? Это что, серьезно у тебя с ним? Данка! Не дуркуй.

– Ой, Лерка, ты не представляешь, как все это серьезно. И не знаю, чем все закончится.

– Вообще шуму наделали с этим твоим возвратом. И еще я подбросила твоему в машину пакунок с травкой.

Ага. Колюня заставил. Такая была трава классная! И зачем? В натуре, ничего хорошего. Я не хотела. Но что я могла?

– Я тебя не виню. Ты просто сучка. Такая же, как и я. Остальное – все одно к одном, у– она словно

приходила в себя после этой терки. Приобняла Лерку и шептала уверенно: – Ты не сама, я знаю. Но я должна

помочь ему.

– Как мы можем помочь?

– Не знаю. Я даже не знаю толком, для чего эти гады замутили все это.

– Короче, я выяснила кое-что, – оживилась Лерка. – Оказалось, что твой Гоша – вовсе не Гоша, а другой

чувак, который кинул этих скотов, Эмира и всю их семью. Еще много лет назад. И ушел. С бабками или документами

– непонятно. Они рыскали за ним много лет. Не могли успокоиться. Ну, и мы должны были пробить его – чем

дышит и все такое. И выявили его с нашей помощью. В общем, полнейший детектив… – выпалила шепотом она.

Вдруг Данка сказала:

– Тихо, давай послушаем, о чем они там, нажмем на эту кнопочку на аппарате…

– Ты что? – испугалась Лерка. – Если узнают– они нас замочат.

– Без него мне и так жизни нет. – Она, трясясь от страха, дерзко включила внутреннюю связь с кабинетом.

Там рассматривали сделанные Леркой снимки.

– Он. Морда не та немного, но глаза такие же дерзкие. И хорошо сохранился.

Крутой и всесильный Эмир сомневался, ворочая своим грузным телом на скрипучем диване:

– Хотя если пластику сделал на лице и залепил все шрамы… Эти каины, еврохирурги, любую пластику

сейчас… лишь бы бабки. Смотри, все уважаемые и крутые после пластики ходят! Прикинь, другая репа, конкретно!

Так подойдет к тебе близко – ты и знать не будешь!

– Ты вроде после пластики даже похорошел. Киллеры хрен узнают, – «лизал» крутому Эмиру Колюня.

– Типун тебе! Следи за базаром, сявка!

– Нет, что ты, Эмирчик! – извивался испуганный Колюня, лыбился и закатывал глазки.

– Это потому что классные спецы делали. За пятьдесят косых евро всего, и жир убрали с брюха, и морду

подтянули. И жир длинной иголкой такой – фиить! А сами стоят в фартуках окровавленных, как маньяки!

– Вспомнил: Мирный – это его фамилия была? – подбросил темку Колюня,

– Фамилия, но как кликуха звучит, – подсел на воспоминания Эмир. – Фартовый был пацан. Старался

договариваться, дела миром решать. Не всегда, конечно, миром получалось. Мы, в начале движения всего, вместе

терлись. Сначала по спортзалам, потом по ресторанам, терки-разводки, разборки. Еще лет пятнадцать тому. Такая

бригада была. Евреи, хохлы, греки. И общак ему поручили. Еще пацаны стебались, что его кликухой порт Мирный

вояки назвали…. А потом разошлись наши пути-дорожки. Или от наркоты крышу ему рвануло, или все вместе —

короче, войну устроил. Много людей полегло.

– Та я помню эти движения. – вставился Колюня. – Но все равно думаю, а вдруг это все же не он? Что-то как-

то… – поеживался от поганых предчувствий.

– Что ты можешь помнить?! Ты тогда сопля был. Шестерка из малолетки. Жалеть не буду, что тебя из дерьма

вынул? Отрабатывай теперь! Он – не он?

– Та он, скорее всего, – еще раз вставился Колюня.

– Хитрый он. И умный. Опытный, гад. Сильный боец – ты это имей в виду. Специально говорю тебе, чтоб не

расслаблялся. Потом разошлись мы. Он стал наших «валить», мы – его братву. И главное, писал на кассеты кое-

какие базары на «сходняках». Нехорошие… Ну, и «малявы» кое-какие остались от братвы. Нехорошие малявы.

Пытался даже «предъявы» слать. Тогда рванули его «мерина», «привет» под днище подложили. В сопли, в куски

разлетелся вроде бы. И похороны, поминки, чин-чинарем. А потом вдруг звонок мне по мобиле: «Привет, как дела,

дружбан!» Короче, в машине тогда его не было. Других рванули. Ушел, гад! На этот раз нужно наверняка. Иначе нас

прихлопнут, если что, – он замолк на секунду, словно взвешивая что– то тяжелое внутри себя. – Много знает,

слишком много. Да, времена были – не мы их, так они нас. После такого держать его живым опасно. Ты «предъяву»

нашу сделал ему?

– А как же, само собой. Конкретную.

– И как он?

– Струхнул, гнать начал. Мол, не я, и тема не моя. Ну я ему – все как договаривались. Только я вот думаю… В

отказ бодро так идет. Что-то как-то…

– А ты не думай. Заладил, как попка: он, не он, что-то, как-то… – передразнил его хозяин. – Тебе думать и

сомневаться не положено. Про нее, про девку эту, говорил? Как ее? Дайка? Найка? Что, ничего не сказал?

– Данка. Даная. Нет еще. Ждал приказа твоего. Может, мы это… с братвой его запрессуем прямо при ней?

Красиво так. На Атлеше! И на цифру все, через Нет можно будет запустить. Круто!

– Ты что, фильмов насмотрелся? Так не хорохорься. Время то, да не то. А хотя… Отдаю тебе его. Напоследок

можно. Расскажешь, наплетешь, загрузишь. Душонку отведешь! – Эмир обрадовался нехорошо, хмыкнул. – Чтобы

теперь никуда не свалил. И горче ему было уходить «наприконце». А когда-то жесткий был. Если это он… Боялись

его. Слово держал. Если говорил, что с говном смешает…

Возникла пауза, Он неуютно поежился от каких-то давних, не совсем приятных воспоминаний. Колюня

удивленно взглянул на него и тоже похолодел на секунду от осознания чего-то неотвратимого, которое он сам

разбудил и устроил.

– Нет, сделай все по-культурному, – встрепенулся Эмир Гниля.

– Ладно, доделаем его с братвой, как положено. Можно не волноваться. Будет порядок. Наш пакунок у него.

Там чо – пару кассет компромных, малявы там… Фуфло, короче, – сказал Колюня и сам себе не поверил.

– Фуфло это сейчас дорогого стоит, – взвился Эмир. – Вся тема моя, и нечего обсуждать!

Столько лет к этому шел. Шутка ли – мандат по спискам! Легализовал бизнес, сдал властям неугодных

партнеров, нарисовал себе дипломы, нанял имиджмейкера, с халдеем занимался риторикой, книжек уйму

пролистал, и все такое. Столько сделал, что и пальцев загибать на руках не хватит! И сейчас, когда все уже на мази,

когда засветилась реальным горизонтом реальная власть – нельзя допустить, чтобы какая-то мразь, моська,

шнырь из прошлого помешал всему этому!

– Надо же, Мирный объявился! – с ненавистью шептал Гниля. Ведь долго в дерьме бултыхался, лез наверх,

грыз, цеплялся, хватал удачу, расталкивая всех локтями. Думал, все предусмотрел, кого – продал, кого – зачистил!

Тут бы и вздохнуть свободно! Но нет! И то, что может подсечь, подорвать, «снифилить» все подвижки – у этого

гада Мирного. Снова Мирный! Злость, ненависть и страх сдавили мозги Эмира. Захлестнули вязкой, неумолимой

волной. Давление скакнуло, чуть не сорвав башню, больно ужалив в затылок. И потекли через брешь шальные

мысли!

– Ты верни мне все это дерьмо, слышишь? Выдави из него, вырви… Где-нибудь прячет в укромном месте, —

сказал он, прервав тяжелую задумчивость.

– Ну конечно, на глубине. Он недаром под дайвера продвинутого косит! – подбрасывал Колюня. – Имидж

конкретно сменил. Такой весь лапчатый. Песни поет, на гитаре бренчит, гнида! Я вижу его насквозь, знаю наверняка

почти, где он все ховает. На глубине! Чтобы целее были. И чтобы никто найти ничего не смог.

Тот встрепенулся устало, потирая виски, будто своими притирками мог убрать изнутри все накопившееся,

подлое и неправедное.

– И где ты его разрыл, на мою голову?

– Я чо… – оправдывался Колюня. – Больно похож мне тогда показался. И дайвинг, и отметины. Ну, и

проверил. Все сходится. Дак ты ж сам…

– Он шизанутый всегда был, – продолжал шеф, – Повернутый на всяких экстримах. Оно и к лучшему.

Поэтому ты разыграй все, как несчастный случай. Нам шум ни к чему. Все-таки гражданин другого государства.

Время уже другое. Похоронить надо это все. Утопить в море. И убери этих девок на хрен. Попозже, аккуратно. Много

знают. Отправь в арабский бордель, что ли? С концами.

– Все сделаю как надо, Хозяин. Все будут довольны!

– Ладно, ладно, молодца. Нюх имеешь. Ну, ты прямо метишь на должность… Помощник по тихим вопросам.

Или даже начальника охраны, не меньше. Из сутенеров в депутатскую охрану. Шутка ли? Вот где эскорт свой

развернешь!

– Сделаем!

* * *

Совсем рядом, за стенкой, в опустевшей приемной , с ужасом слушали подруги описание страшных картин

будущего.

– Господи, это я все погубила! – зарыдала снова Данка, прикрыв глаза ладонями, – Была ему приманкой!

Как подло и несправедливо! И снова на Тарханкут, и опять, как приманка. И ничего нельзя изменить.

Она взмолилась, сжимая в руках заветное колечко, зашептала, закатив глаза:

– Господи, не за себя молю! Спаси и сохрани Гошу! Мирного, Трепу, Пирата – любого, только его! Обращаюсь

к милосердию Твоему! Ты же справедливый, Ты же все видишь! Спаси его и сохрани! И покарай всех врагов наших.

Не за себя прошу, ради будущего нашего!

– Ты что, Данка, молишься?– опешила Лорик, но вслед за ней сложила руки и тоже зашептала свою

скороговорку: – Господи! Прости меня грешную, что так грешила я. И дай нам разума и силы.

* * *

Колюня снова возбужденно бухтел на диване, когда Эмир удалился:

– Данка! Ну какой тебе в нем интерес? Старый он. Или как мужик – ничего, а? Ему все равно конец. Теперь он

отдаст все, что взял. И на «Цесаревиче» тоже. Шутка ли – вся драгоценная фишка. Я выяснил. По Интернету

мужики вычислили. Тут такое!.. Бизнес международный. Миллионы крутятся. Эту посудину построили на день

рождения наследника Российского престола. Прикинь, бабла царская семья не жалела. Вся ливерпульская начинка,

серебро с позолотой .Может на лимон зелени потянуть. А то и на два. В шестнадцатом году его на Тарханкуте турки

на немецкой мине подорвали. Ведь этот Гоша, или как его там, был первый, кто опустился туда . У него не только с

«Цесаревича» богатство. Тут, говорят, такое в море бывает! На Тархане, говорят, на глубине всякого найти можно. В

блуждающих мелях. А он тут уже лет десять серьезно по дну шарит. И где-то соорудил тайник. Кстати, слух дошел,

кое-какие людишки видели: покупал пару комплектов крутых подводного оборудования. И отвалил золотыми

цехинами. Одинаковые, византийские еще. По штуке зелени каждый. Откуда они у него? Наследство получил, от

турецкого султана? Может, сама чего видела? Или может, он хвастал-показывал? Скажи!

Данка в горестной прострации, утирая слезы платочком, мотала головой, отрицая безумные Колюнины

миражи.

– А ну тебя, овца, вот же тупая кобыла! Есть у него «скарбничка» . Чую. Не та, куда он вас водил. Ведь

недаром байки про золото пиратское сколько лет ходят. Тут дыма без огня не бывает. У них, у профи, серьезное

поверье: нельзя сокровища забирать из моря. Идиоты – одно слово. Ничего, отдаст. Я возьму. За его старые бока.

У меня уже и покупатель потенциальный имеется. А потом – к черту этого Гошу, к дьяволу Эмира, к бесу Родину. И

я заберу потом тебя отсюда. Скроемся где-нибудь на Ближнем востоке. В Египте. Или Эмиратах. Начнем новую

жизнь. Эх, заживем, веришь? – он фальшиво заулыбался. И, как клоун, закатил глазки, хапанув с зеркального

стекла белую дорожку кокаина.

– Скажи, Колюня, ради всего святого, что ты еще должен был ему сказать про меня? Как я в борделе на тебя

служила? Поздно. Я уже все рассказала ему. И он простил и понял меня. Что такого во мне есть, что заставит его

уступить тебе? Что еще ты можешь про меня ему наговорить? Осталось только одно…

– Что ты его доця, брошенная-несчастная? Брось, не бери в голову. Тебе в каждом мужике папаша видится.

Так бы и бросалась, сучка, на каждого встречного: «Здравствуй, папочка!», – гримасничал он. – А тут вообще

точной уверенности ни в чем нет.

– Что, я его дочь? – с ужасом переспросила она, теребя свое колечко на цепочке. – Но этого же не может

быть! Ты же знаешь, что это не так. Ну скажи, что все придумал! Ведь соврал же? Скажи!

– Да не грузи ты меня! И так натворила делов! Перекаламутила! Идиотка! Сука! Засветить тебе за это!

Он схватил ее за цепочку, замахнулся, потянул к себе. Данка сжалась комочком, готовая принять очередную

боль и обиду. Но цепочка лопнула и осталась вместе с кольцом в его руке. Может быть, это остановило его тяжелую

руку на взлете. Обычно скорый на расправу, Колюня стушевался, нерешительно опустился на подушку дивана.

– Что ты наделал?! – взвилась Данка. – Все ломаешь, рвешь, уничтожаешь! Неужели ничего хорошего не

осталось у тебя внутри!

– Ладно, ты это… извини... И не причитай. Я уж и сам теперь не знаю. Тут такое завертелось!.. Ну ничего, на

этот раз я своего не упущу. Верняк, бабки мои будут. Наши. Ладно, дело сделаем – сама все узнаешь. Еще будешь

благодарить меня, когда мы накажем его. Когда узнаешь, кто он тебе на самом деле. А цепочку твою, с колечком, я

починю. А может, это кольцо мамуське твоей он подарил? А тебе что, так ничего и не подарил? Обидно! Ладно,

потом верну. Так спокойнее будет.

Замял колечко с цепочкой ладонью, машинально взвешивая, и быстро сунул в карман.

– Врешь ты, врешь! Хочешь еще больнее сделать! Мне все равно, кто он на самом деле. Я люблю его. А тебя я

ненавижу. И подавись ты этим кольцом. Сдохнешь с ним, – сквозь слезы в лицо ему проговорила она. – Господи,

как я тебя ненавижу…

Последний рубеж

То сентябрьское утро выдалось тихим и солнечным. Баловало напоследок бабье лето. Только вдали, на

горизонте, клубилась синева, предвещающая бурю. Гоша с утра все подготовил на Атлеше. Спустил с древнего

утеса вниз рыбацким краном оборудование, лодку, снаряжение. А рыбаки, получив штормовое предупреждение,

удивлялись ему и наоборот поднимали наверх сети и снасти.

Ближе к полудню прикатили гости. На двух внедорожниках заехали через ворота на рыбачий стан. Вывалили

все из машин – молодые, накачанные, самодовольные и до наглости уверенные в себе. И она, Данка. Бледная,

напуганная, заплаканная, сломленная.

– Гоша, хочу сказать тебе. . . – рванулась к нему.

– Куда, овца! – молодчики остановили грубо, за руки.

– Эй вы, дебилы! Прочь руки от нее!

Те отпрянули, как быки на бойне.

Гоша еле сдерживал себя, крепился – не время. Моряки Атлешской бригады считали его своим, местным,

потому напряглись и застыли в ожидании, кто с топором, с ломиком. Над Атлешем витал дух азартного конфликта.

Успокаивал Данку:

– Ничего не бойся, малыш. Скоро все закончится. Все будет хорошо, – старался выглядеть как можно бодрее.

– Угу… – сквозь слезы едва улыбнулась она. С верой в него. И надеждой на лучшее.

– Все, брэйк, годи… – разводил всех распальцовками Колюня. – Господа, это всего лишь бизнес, и стороны

знают, чего хотят. И все мы отвалим отсюда, когда получим свое. – Он хапнул недавно пару «дорожек» для

«драйва», и был уверен в себе. – Да, Гоша, на два слова – перетрем наши проблемки. И забирай свою кралю, без

проблем, типа, акт доброй воли.

– Идем, бесенок, попробуй рассказать, – видел его насквозь Гоша. – Только смотри внимательно под ноги,

чтобы ненароком не пострадать. Нам сегодня идти в одной связке. Споткнешься, шею свернешь… случайно… И кто

будет нюхать тогда твой порошок?

Очень кстати к воротам подкатила, вся в степной пыли, скорая помощь. Как будто случайно. Медики

надеялись угоститься свежей кефалью в период лова.

Моряки завели заплаканную Данку в кубрик-каптерку и остались возле двери, собравшись в круг у входа

покурить. А старый Рачибо, мариман-колхозник, ветеран приморской жизни, миролюбиво подкатил к

бритоголовым:

– А вы, хлопци, тэж эти – дайверы? Из офицеров будете? Чи може, ти, по торговой части? А мы з рыбаков.

И уже развлекал быковатых гостей своими байками: и как Атлешские кручи держать оборону помогают, и кто,

когда и как падал насмерть со скалистых обрывов.

Гоша подошел к обрыву смотровой площадки. Впереди лежал клубящий синим горизонт. А здесь солнце

согревало дивный вид Тарханкута, с отвесными белыми берегами и скалой – Сфинксом, каменной личиной

выдающуюся в море.

– Она здесь метров пятьдесят. – Рядом на корточки, спиной к парапету, присел Колюня: – У меня лично одна

предъява: расчет за Дану и кассеты, бумаги Хозяина. Гнили. Эмира. Слышал про такого?

– Такого не знаю. Ты снова путаешь. Тебя зациклило на этой идее. Завис, как хреновый компьютер. И зря ты

меня примешиваешь в ваши дела. Вот, возьми, это все, что есть. Бери, если понравится!

Гоша пододвинул ему полную багажную сумку. Тот жадно открыл ее, принялся перебирать покрытые темным

налетом времени подводные артефакты.

– Слушай, это не фуфло? Это что, с «Цесаревича»?

– Кое-что – да. Что-то – с византийской галеры. Много всего, на любителя. И вот еще. Расчет. За Данку, —

Гоша протянул ему плотно перетянутую резинкой пачку. – Здесь тридцать тонн. Все, что было за сезон. Этого тебе

хватит?

– Хватит? Да ты за кого меня держишь? Что, я на лоха схожий? Не надо со мной так!

– Хорошо, тогда вот еще ключи от джипа. Забирай, – он кинул ему ключи на брелоке.

– Смешной ты, – тот поймал ключи, покачнулся, привстал, чтобы не упасть. Вот оно, пошло-покатило. Фарт,

расчехляется пассажир! Сознание этого захлестнуло черной радостью, – Вижу, признаешь хвосты. А по вопросу,

сколько кому хватит, – мне нужно все. Что, не понял еще до сих пор? И общак, который ты забрал тогда, и

документы – всю делюгу. И подводные сокровища, в оплату за бока. Кстати, то, что нужно этому Эмиру, – детали.

Можешь себе оставить. На память. Скажу, что мы их утопили. И вообще, держать этим компроматом нашего

Большого Гнилю за хлястик можно, аккуратно если.

– Ну, это же бред! Кассеты, бумаги… Легенда про общак… Заманушка гнилая для несмышленых. Сам подумай!

На каждое богатство уже есть хозяин. Поезд ушел! И компромат твой тухлятиной тянет. Так что бери то, что дают.

Без обид, и разошлись бортами!

– Я готов к этому – стать хозяином богатства, – не мог совладать с собой Колюня. – Да я к такому моменту

с детства себя готовил. Шел, через всех переступая. Ты мне отдашь все – и это единственный твой шанс остаться

на этом свете!

– Да, вижу, тебе ничего уже не втолкуешь. Тогда пойдем, возьмешь все сокровище сам. Я покажу тебе. Ты

молодой. Сколько тебе было в начале девяностых? Восемнадцать, двадцать? И с тех пор в шестерках? Стал

сутенером? Невелик результат к тридцати пяти. И вот наконец подфартило. Что же, пойдешь на эту глубину. И пусть

она все решит. Почти шестьдесят метров – для меня сейчас это нереально. Я если уйду туда – уже не выйду,

скорее всего. А ты молодой, для тебя это не предел. Там все. Пойдем вместе, я согласен.

– Имей в виду, пойдем не одни. Своих беру. Они у меня опытные. В Средиземке на пятьдесят уходили.

– Это тебе не Средиземка, это Тархан. Пацанов пожалей.

– Замуливаешь? Вот ты рыба! Ничего, и я повидал! Ну-ну, может, опять скажешь, у русалок хранится твоя

касса? У царя морского? Вот ты сказочник! А теперь меня слушай. Долго я тебя вел. Ты, конечно, крутой мужик.

Таких я уважаю. Сначала думал, не ты, а лох какой-то. Хорошо ты отвалил тогда, технично. После одни только

трупы. Ни денег, ни тебя. Думаешь, поверили, что это твое тело в машине разорвалось? Ха, люди с лимонами в

руках так глупо не погибают. Я искал тебя все эти годы. А ты фэйс подправил у хирургов и айда, кайфовал в

Северной столице. А домишко прикупил на Тархане зачем? Что, думал, забыли за столько лет, не вспомнят? Или

эта… ностальгия замучила? Я парился с такими на Чужбине, слышал! Господи, да мне бы твои бабки – только меня

тут и видели. А твоя дочурка проявила тебя, сама не зная. Вот уж бывает как!

– Что ты сказал? Дочка? – внутри него что-то перевернулось, снова сильно закололо в груди. Словно душа

не могла больше терпеть такого! И боль, и тяжелое разочарование захлестнули, разъедая, как червь, душу. – Ты

уверен? Дочка? Врешь! Она знает об этом?

– Не волнуйся, узнает. Смотри, до времени не крякни. Говорил же я тебе, что в итоге она будет во много раз

дороже. Это после того, как развели меня на глубине, мол, чудом вовремя поспели... И я как лох тогда, плакал!

Помнишь, я обещал сделать тебе подарок?

– Не припоминаю, – ответил ему Гоша.

– А я сдержал слово. Телок подогнал тебе. Чем могу, как говорится. Не я же виноват, что ты сам так

распорядился. Или судьба. И потом, я не был до конца во всем уверен. Только когда Лариска отзвонила и сказала,

как вы с ней похожи, с Данкой. Тебе самому не показалось?

Колюня закурил, довольный собой, выдохнул сигаретный дым в свежий морской ветер.

– Да и я тебя не забыл. Давно еще помнил. Мне было лет двенадцать, когда ты гулял с одной девкой с нашего

двора. Ну, еще вы лизались под шелковицей. С Милой. Ну? Помнишь такую? Вот, и кольцо ты ей подарил, узнаешь?

– он расстегнул спортивку и вывалил несколько цепей, среди который грустно блестела Данкина, тоненькая, с

колечком.

– Мы с пацанами на шелковице гнездились вечерами. Наблюдали за вами, затаив дыхание. Все пацаны

влюблены были в нее, наверное, и я тоже. И ревновали ее к тебе по– детски.

– Что ты мелешь! Мало ли таких колечек? – Гоша подумал про себя: «С Милой? Ее так звали, ту девушку,

которую любил когда-то. Неужели? Но это было так давно!» – Висок снова забуровил болью неясных

воспоминаний. Та, из юности, девушка Мила. И ведь правда, так похожая на Дану. Вот кого она напоминала ему, из

давней, прошлой жизни… Колечко, шелковица… Но почему шелковица? Там абрикос был, ведь точно, еще

переспевшие плоды падали ночью с веток и разлетались брызгами! Запомнилась, отложилась в памяти эта глупая

и несущественная деталь, был уверен. Не может быть! Или все же?.. Да какое это может иметь значение сейчас —

абрикос, шелковица…

А если это правда? Жуткая, чудовищная, неожиданная? Что он не один на этом свете, и все случилось так…

Что это? Карма? Матрица доли, перешедшая от отца, которого он всю его жизнь называл дядя? Мысли путались и

толкались, пульсировали в мозгу. Что эта жизнь? Глупая комедия абсурда? Или комическая драма с поганым