Текст книги "Дайвинг - Блюз"

Автор книги: Сергей Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Это знаете, как в Турции, – соглашалась с ним Данка, – Если ты родился в семье угольщика, то уже с

толстой темной кожей и чернотой под ногтями!

– Вполне вероятно, – иронично соглашался с ней добродушный хозяин, – Примеров масса. Где-то в

Бразилии, у племени ныряльщиков, часто рождаются дети с жабрами. Правда, долго не живут. Пока. Складывается

впечатление, что божественная природа постоянно с нами экспериментирует! Видимо, Господь не терпит

однообразия. Он есть любовь – в человеческом, планетарном, в космическом плане.

– Да, я тоже знаю! Такие особые дети появились в последние десятилетия. Их называют еще индиго – по

цвету ауры. Она светится синим. Правда-правда! – задорно дополняла его вдохновленная гостья.

«Симпатичная, бойкая деваха», – подумал Гоша. Спонтанно из памяти выплыла смутно картина давних

воспоминаний. Он, молодой и зеленый, вместе с такой, как эта Данка. Много лет назад. Она была фанатка его

ансамбля, в техникуме. Он «шарашил» на танцах на гитаре и пел фальцетом модные песни. Разнобойная аппаратура

громко хрипела. Мигал «самопальный» стробоскоп, зеркальный шар осыпал зайчиками темноту танцзала. Она

извивала свое красивое тело в такт музыке перед эстрадой, не включаясь в танцевальное действо толпы, а в

одинокой сексуальной грации желанья. И смотрела ему в глаза, улыбаясь, словно зачаровывала. И он выбрал ее из

танцующей толпы.

Потом была ночь с ароматом сирени. Пасха. Кругом милицейские оцепления, ДНДшные кордоны. Суета, гвалт,

пропускают только бабок в платочках. В небольшом окруженном людьми храме идет пасхальная служба с

песнопениями. Много верующих. А они, с этой девушкой, в ожидании крестного хода, прячутся от ментов и

народной дружины на старинном, заброшенном городском кладбище. Притаились в кустах у разоренных

надгробий. Тесно прижались друг к другу, объединенные одновременно страхом облавы и магией таинственной

ночи.

Он впервые поцеловал по-настоящему ту девушку. Она жарко задышала, подалась ему. И они, по-детски

суетно и неумело, приноравливаясь, слились в одно, неведомое им раньше, совершенное существо. И делали это,

с каждым движением все сильнее отдаваясь друг другу. Стонали, забыв о милиции и дружинниках, не замечая

развороченных могил и разбитых надгробий. А сверху, со стелы, из далекого прошлого века, на них сурово взирал

лейб-майор Тотлебен…

А потом, после крестного хода, когда снялись кордоны, сердобольные старушки угощали их свеченными

пасками и крашенками. И обнимали, поздравляя: Христос воскресе! И эта набожность словно омывала

святотатство акта соития под колокольный звон на замшелых могильных плитах.

На рассвете он провожал ее домой. На бульваре гасли фонари, поднималось утро, мягко и неотвратимо. И они

шли, обнявшись спонтанно, тепло и удобно. И были счастливы от переполнявшей их радости близости и единения.

Были влюблены. И голосили, опьяненные всем этим. Кричали: «Джизес Крайст – Суперстар», потом пели про

желтую субмарину с Толстым Карлсоном вперемежку, и что-то еще. Дворники метлами отгоняли нарушителей

утренней дремоты советского народа. А они смеялись, убегая, и, казалось, были готовы на все ради друг друга.

Лариска вернула затихшего хозяина к реальности, разливая кофе:

– Давайте я подолью вам немного, пока горячий. Сейчас новый заварю. Все-таки уважаю «Карт нуар».

– И я сразу полюбила вашу Черную карту, – поддержала Данка. – Особенно вкусная по утрам в таком

захолустье. А вы, вы в самом деле так думаете? Ну, про мир, прогресс и все такое? Прямо странно очень слышать

все это от такого мужчины.

– Такой, вовсе не философской внешности?

– Вы больше на пирата похожи. Мы вас как увидели – сразу так прозвали.

– Специально создал себе такой имидж. Здесь меня так и называют местные, «Пиратом». Но в душе я другой,

– он усмехнулся хитро и азартно, еще больше оправдывая прозвище.

– Да, конечно. «Внешность обманчива», – сказал ежик, слезая с половой щетки, – не преминула вставить

шуточку Лорик

– А звездам, звездам верите?– продолжала прощупывать Гошу Данка, отмахнувшись на подругу. – А

гороскопам? Я, например, очень им доверяю. Даже диск недавно купила с программой. По астрологии. Вот вы кто

по гороскопу?

– Овен.

– Хороший знак.

– Да уж. Вы меня утешаете. А вообще-то я больше сторонник магии цифр. Даже наука такая древняя есть —

нумерология. Кстати, в древности в Азии ни одно государственное решение не принималось без совета чисел. А у

меня своя система. К сумме цифр дат года, месяца и числа рождения прибавляю те цифры, которыми выпадут эти

кубики.

Он раскрыл свою большую ладонь, на которой лежали два желтоватых кубика с черными крапочками на

боках:

– Эти зарики с давних пор со мной.

– Ух ты, старые, – удивилась Данка. – Слоновая кость?

– Кость единорога. Такое мифическое существо древности. Это трофей военный. Достались от одного

колдуна, из горного аула. Лет двадцать с небольшим тому. Наши из шилок отутюжили. Он лежал готовый, осколком

срубило. И зарики перед ним выброшены. Для него –последние. Как меня поджидали. Не мог не схватить. Пока ни

разу не подвели. Наговорены на обладателя. Такое есть поверье о зариках судьбы. И когда моя игра закончится —

непременно найдут себе другого обладателя. И все повторится сначала. Числа жизни. Может, так можно назвать?

Скорее всего.

– Ой, давайте, бросим на удачу, – встрепенулась азартно Данка, – Какие в вашей системе самые козырные

цифры? Большие?

– Разные. Главное, правильно загадать. Посмотрим, как кому камни лягут…

– Ты что загадала, подруга?– толкала в бок нетерпеливая Лерка.

– Ничего, надо что. Это же конфиденциальное, личное.

– А я три бала загадала, – шептала подруге, – Для меня и это отличное число, все равно больше не выпадет.

– Она всегда в середнячках ходила, – Три балла. А ты Данка, пятерку? Ну да, небось отличницей была. А, тогда

ладно, и я пятерку загадаю.

– Ну что, готовы?

Он сжал кубики в пригоршню, что-то пошептал колдовски в руку и бросил на стол. Они необыкновенно гулко

ударились о мягкую скатерть, стукнулись друг о друга и раскатились.

– Ну, вы фартовые. Тройка и пятерка…

– Тройка моя, – говорила Лерка. – Так и есть. Хотела пятерку, а думала на трояк. А Данка повыше загадала.

Но не признается ведь. Так будет стоять. Я же ее знаю! Данке выпал крупный куш…

– Хорошо у вас тут! – вздохнула хорошо подкрепившаяся Лерка.

– Да, что есть – то есть. Тарханкут – Чертов угол. И все здесь чувствуют себя просто и по-родному. Как у

последнего предела.

– Слушайте, Гоша, это реально, чтобы заказать нам какую-нибудь программу? Дайвинг, серфинг там, байкинг.

Что-нибудь местное, интересное и познавательное, – снова прикинувшись педагогом, серьезно продолжила Дана.

– Нет проблем. Ветер почти утих, а море успокоилось. Бабье лето началось. Самая женская пора. Одевайте

купальники, и едем. На самый край земли – на Атлеш, на Чашу. Ну, в общем, на наши достопримечательности. Там у

нас лагеря дайверов стоят. С лодками и оборудованием. Когда-нибудь погружались с аквалангом?

Обе утвердительно мотнули головками.

– Тогда вперед, Аванти, как говорят итальянцы!

Все обещало хороший день, с приколами и драйвом. Дух его игриво кидал морской пряный ветер, трепал

гривы абрикосов за окном, надувал через распахнутое окно пузыри занавесок. Они уже запросто, непринужденно,

как одна семья за большим столом, подкреплялись яичницей, сыром, джемом и душистым, теплым деревенским

хлебом, запивая это все ароматным кофе.

* * *

В номере, завязывая веревочки своих бикини, они делились первыми впечатлениями:

– А этот Гоша ничего. Прикольный мужик. И ты тоже, молодец. Такое ему в ответ втирала! Вот что значит

преимущества образования. Интересно, а он, как все – тоже жадный? – тараторила Лариса. – И зачем ты

предложила ему бабки, чтобы проверить? Я аж похолодела – вдруг возьмет! Рискованый ход. Вот ты у нас голова!

Ловко пробила на вшивость. Как думаешь, лавэ у него большие? На сколько его можно раскрутить за пару дней в

этой дыре? И с чего начать? Тут даже ни магазинов, ни бутиков нет. То ли дело в Анталии: позволила разочек

авансиком, приласкала мягонького и айда по бутикам выбирать золотишко. А здесь придется только наличными.

Кэш онли, – фантазировала Лера.

– Кэш, не кэш… Ты же знаешь, обязаловка. Нет, Лерка, мне кажется, этот Гоша какой-то не такой. Порядочный

мужик. И интересный.

– Ну ты сказанула. Да какой не такой! То, что базикал беспрерывно, на умняк свешивал? Кубики бросал на

удачу! Опытный, гад. Сразу видно – дамский угодник. Норку унюхал и будет ластиться, пока своего не добьется.

Где ты видела порядочных мужиков? Если не гомик и не импотент, конечно.

– Мне кажется, он такое прошел!.. Весь в отметинах. И глаза. Ты видела его глаза? – мечтательно говорила

Дана. – Такие грустные, глубокие, прямо бездонные. И в них что-то такое…

– Слушай, заведи собачку себе и успокойся. Будут тебе грустные и преданные глаза. И всего-то за пачку

«Чаппи». Кстати, с таким песиком и в кабак можно. Сейчас для собачат контровое блюдо модно – вяленные бычьи

хвосты. Представляешь фишку? Подзаработаю – обязательно заведу себе такого, везде на поводочке с собой

водить буду! Круто!

– Все, я решила. Беру его на себя, – прервала подругу Дана.

– Чего-то я не врубилась. В смысле, кого и куда?

– А без всякого смысла. Давай я его закручу. Тебе не все ли равно? Не ты, не вместе мы, только я сама.

Короче, вариант номер три. Любовь-морковь. Мне кажется, он по любви истосковался. Не по женщинам, не по телу.

Именно по любви. Поиграю с ним. Может, интересненько как-то выйдет.

– Что там интересного? А вообще, в принципе, мне по барабану. Даже лучше. Лишь бы Колюня не развонялся.

И так все как-то не так. – Она подозрительно глянула на романтически настроенную Данку и добавила:– Что-то мне

это не нравится. Глаза, млаза, любовь, морковь… Теперь я врубилась: ты намеренно со мной увязалась. Что,

голоса услышала с приказом сюда валить? Мистика! Но ты же знаешь правило номер один – никогда не

влюбляться в клиента.

– Ну нет, я же в этом плане – кремень!

– И вообще я ни причем. Меня послали – я поехала, – вздохнула о чем-то Лорик. – Ладно, играйся. Уступаю

по дружбе.

«»»

Они неслись по тряской степной дороге к обрывам и бухтам в крепком «Патрол Нисан». Гоша, в капитанской

кепке и джинсовом жилете на мускулистом торсе, крепко сжимал руль, уворачиваясь от проселочных камней и

буераков , поглядывая в зеркало , мельком наблюдал за Данкой.

А она пристреливала его словами, подскакивая на бездорожье на мягком переднем сиденье:

– Вот давеча вы говорили про любовь в планетарном масштабе. Это вы так умничаете? Или прикалываетесь?

Об этом рассуждают те, у которых любви нормальной, ближней, не осталось.

– Может, вы и правы. Но представьте – У Любви есть миссия, – вдохновенно рассуждал он, объезжая

колючие камни, – и предназначение ее – созидание. Любовь на все способна, чтобы выполнить свою задачу! И

что бы ни твердили о захирении всего мужеского, но где-то, по нашим меркам, очень далеко, где-нибудь в многих

миллионах световых лет – эдакое Нечто летит к нашей матери-планете. Маленький и злой космический кобелек…

– Вы имеете в виду какой-нибудь безвестный для нас астероид?

– Ну да. Только цель, или скорее, небесная задача его – это космическое совокупление.

– В смысле?..– постаралась представить себе это Данка.

– В смысле протаранить Землю-мамку. И, испытав последнюю боль высшего планетарного оргазма,

разлететься от удара осколками мужского естества. Ведь так уже было наверняка в истории. И повторяется это

периодически. И ведь Земля притянет его к себе для этого совокупления. И это будет, обязательно. Через пять, сто

или тысячу лет.

– Протаранит, как мамку… Прикольное выраженьице. Нужно взять на вооружение. «Ой, мужчинка,

протараньте меня, как астероид Землю-мамку», – кривляясь-жеманилась Ларка. – И культурненько, и

современненько, и даже звучит почти по-научному как-то.

– И бах – после удара космита-посланца вспыжится еще не старая наша Мамка!– Гоша перехватил руль

сильной рукой, – Встряхнется, приосанится, крутнется в своем космическом флирте. В танце вокруг своей оси. И

нас, букашек вредных и кусачих, как не бывало.

– Ага, как стриптизерша вокруг своего шеста, крутнулась и скинула с этой… мандавошек… – не преминула

вставить Лорик.

– Принимается образное сравнение. И тогда Земля омоется всей массой своей воды. Вдохнет и выдохнет

железками – вулканами! Пуф! И начнет свой материнский цикл с нового листа. А следующие, те, что после нас по

очереди, уже ждут своего часа. Некстеры, представители следующей жизни. Притаились на Луне. На обратной ее

стороне. Недаром в последнее время делают эти космиты так много облетов нашей атмосферы. На своих тарелках

и цилиндрах. Да и по ящику много сейчас об этом долдонят. Готовят как будто…

– Да, и я замечала ночами странные блуждающие звезды на небосводе. То стоят на месте и мигают, а потом

вдруг начинают двигаться и вовсе пропадают. Это и есть космиты – энэлошники? Ну, которые нас пережидают?

– Вполне возможно, – улыбался Гоша, – И спасти нашу цивилизацию могут только глубины моря. Хотя и они

наверняка заняты.

– Кем? – удивились обе.

– Как кем? Си-сайдерами. Цивилизацией, обитающей в глубинах морей и океанов. Сейчас об этом тоже

заговорили. Издавна человечество соприкасалось с ними, многие моряки наблюдали движущиеся световые круги

под толщей воды. Другие утверждают, что видели необычные аппараты, вылетающие в атмосферу из моря. Хотя

контактов прямых не было.

– Это какие – зеленые, синие человечки? А может, и не человечки вовсе?

– Короче, всем капец скоро. Ой, страхи какие вы рассказываете, – поежилась, представив эту картинку,

Данка, и с надеждой добавила: – А может, пронесет и на этот раз? А ваши кубики что говорят по этому поводу?

Молчат? Тогда будем наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность.

– Слушайте, может, сменим тему? – отозвалась Лорик. – И так страшно жить! Си-сайдеры, космиты…

Чувствую, что окончательно тупею.

– Тогда меняем вводную. Следуем нашей программе. Итак, перед Вами самый что ни на есть Тарханкут.

Вообще-то очень древняя земля. Миллионов эдак двести лет тому вся эта обрывистая суша была дном океана

Тетис. На дне накапливались осадочные породы, бурлили вулканы и гейзеры. Огонь, вода, суша и ветер. Породы

поднимались, сминались и снова погружались в воду. И сейчас можно увидеть следы ископаемой жизни в

разломах. Так природа намазала толстый ломоть осадочных пород.

– Стоп, стоп, мужчинка, ну-ка повторите – что за ломоть? А кормить обедом будут? – перебила его вечно

голодная Лерка

– Ломоть… осадочных пород, – повторил Гоша, – Поэтому вечная борьба стихий выражается на Тарханкуте

причудливыми следами. И вымытые в древних коралловых сводах гроты, и подводные пещеры, и живописные

бухты – все говорит о торжестве великой природы, которая творит побережье и сегодня.

Машина преодолела последний распадок и выехала к берегу. Пассажирки вышли через широкие двери на

скалистую площадку. В лицо ударил свежий морской ветер.

– Приобщимся сегодня к неповторимой стихии жизни, – продолжал Пират, освобождая багажник от

оборудования, – Сходим в гости к подводным обитателям. Да, под водой все переходят на ты. Ведь мы же

дайверы, человеки, посещающие глубины, так?

– Мы подводная бригада, мы лучшие, йес! – острила Лариска, и восхищалась подводной экипировкой,

примеривая маску, – Классно я выгляжу во всем этом, да? – размахивала руками, словно ныряя, – Иду на дно!..

Гоша, познакомьте меня с каким-нибудь порядочным акванавтом. Нет, лучше уж сразу с ихтиандром. Желательно

крутым. И богатым. Для серьезных отношений. И сфоткайте меня в этом оборудовании на цифру. Ага. Там кнопочка,

– учила она его. – Теперь я Вас с Данкой. На память.

– Не мешай, – шикала на нее подруга, – дай послушать.

– Тяга человечества познать морские глубины образовалась достаточно давно, – продолжал "курс молодого

бойца" Гоша, по ходу повествования проверяя оборудование, – Этим можно объяснить легенды о русалках,

ундинах, ихтиандрах. Еще в античные времена у греков были первые диверсанты – ныряльщики, которые

дырявили деревянное дно вражеских кораблей. Уже тогда они владели разными техниками задержки дыхания и

расхода сил на глубине. Кстати и сейчас, в Океании, ловцы жемчуга ныряют на десятки метров. При этом могут

обходиться без воздуха несколько минут. Но все это ограничивает выполнение задач под водой. Леонардо да

Винчи одним из первых предложил при подводных погружениях использовать в качестве резервуара для воздуха

меха из-под вина.

– Ага, чтоб под кайфом все время!

– Ну, если в этом ракурсе, другой итальянец, в семнадцатом веке, преподобный отец Борелли, пошел дальше.

Придумал металлический водолазный шлем диаметром больше полуметра, который перед погружением

наполнялся воздухом. На самогонный аппарат схожий. Отработанный воздух, проходя через металлическую трубку,

должен был очищаться с помощью водяного охлаждения, после чего возвращался бы в шлем. Через каждые

полчаса водолазу требовалось подняться на поверхность, чтобы сменить в шлеме воздух. Однако водолазы —

современники Борелли – так ни разу и не испытали его изобретения. Но настоящую революцию в познании

человеком морских глубин произвел француз Жак Ив Кусто.

– Я слышала про Кусто. Всякие мультики по телику, – оживилась Лерка, – Нет, вспомнила, путешествия Ива

Кусто. Зажигал по всему миру на яхте этой.

– «Калипсо»– помогла ей подруга. – И еще он изобрел акваланг. Потом кинокамеру усовершенствовал. Я

читала в одном журнале про него.

– В общем, он шире других приоткрыл дверь волшебного подводного царства. У нас же первые акваланги

появились в шестидесятых. И первый подводный дом был поставлен здесь, на Тарханкуте, летом шестьдесят

шестого. Группа толковых молодых людей, техников, инженеров и врачей, смастерили его кустарным способом.

Теоретически небольшая лаборатория давала возможность людям несколько суток пожить под водой. Но главное,

их двигала идея стать ихтиандрами. Жителями моря. Небольшой каменный обелиск в память этого события и

сейчас стоит на берегу. Напротив Чаши, от нее начинали погружения. Обелиск Первому Ихтиандру Советского

Союза.

– Правда? А я думала, это в честь фильма на берегу памятник. «Человек-амфибия» –смотрели? Песенка

такая была: «Эй, моряк, ты слишком долго плавал…» – пропела озорную песенку Данка. – Я в детстве очень ее

любила. Здорово! А вы когда первый раз погружались, с аквалангом?

– В середине второй половины прошлого века… Мне было лет семь-восемь. Один человек впервые взял с

собой под воду. В акваланге. Вообще море – моя стихия. Семейная фишка, так сказать. И родился в воде. В прямом

смысле. В воду мама родила! И плавать научился раньше, чем ползать. Мамаша увлекалась всем этим. Хотела

стать гидробиологом. Тогда это было модно. Роды в воде, даже фильм об этом, с моим «участием». Романтика

морской стихии, Хомо акватикус, дельфинус. В общем, человек будущего. Ну, и тренировала меня потом. Так я

научился плавать и нырять. И только потом ходить и падать.

– Здорово! – восхищались завороженные слушательницы. – Это же жутко интересно! – Данка с интересом

смотрела на ладного рассказчика, – Смотрела одну передачу по «ящику», про роды в воде. Там счастливые

младенцы плавали, как лягушата, под водой. Смело так, уверенно! И вы так же?

– Почти что, даже лучше. Тогда, в начале шестидесятых, это было веяние времени – покорение человеком

мировой стихии, – продолжал свои неожиданные воспоминания Гоша. – Все стремились что-то покорять. Одни

покоряли заснеженные вершины, другие – Арктику, третьи внедрялись в микрокосм.

– А что это за Первый Ихтиандр Советского Союза. Вы и его знали?

– Довелось. Это был удивительный человек. Шестидесятник, как назвали бы его сегодня в журналах, если бы

писали о той эпохе. Дядя Жора, дорогой мне человек.

– Ой, расскажите, пожалуйста! Нет, начали – так не томите, – уговаривали его.

– Все это очень личные истории. Не знаю, что на меня сегодня нашло, старею, наверное, раз на воспоминания

потянуло.

– И вовсе нет, вы даже совсем еще ничего! – улыбнулась ему Данка, – Даже вообще!..

– Так всегда говорят, чтобы подбодрить и не обидеть,– улыбнулся в ответ он. – Но вам расскажу. Про

первого ихтиандра.

Первый Ихтиандр Советского Союза.

Гоша не сдерживал себя. Нахлынуло все сегодня: и эта красивая девчонка, и воспоминания… Снова

почувствовал себя тем мальчишкой, на диком берегу Тарханкута. Как все было внове! Интригующе интересно:

палатки, костер, песни Высоцкого, Галича, Окуджавы под гитару. Легендарные подводники-акванавты, цвет

продвинутой молодежи шестидесятых.

Они несколько лет стояли здесь лагерем. Его мать, фанатка экстримных походов, собирала вокруг себя

вечером всех воспитонов, мальчишек и девчонок. Новое поколение людей, рожденных в море. И практиковала

новые методы игрового обучения. Целый день гоняла их! Море, походы берегом. А вечером читала книги из

детства. О капитане Немо, про тайну двух океанов и человека-амфибию.

«Человека-амфибию» детишки знали наизусть, как, впрочем, и все другие книги. Но все равно слушали эту

фантастическую сказку снова и снова, затаив дыхание. А хорошо поставленный голос декламаторши завораживал

под всплески моря, уносил в романтические дали сюжета.

– «Вдруг ловцы увидели, как из-за скалы показался дельфин. На его спине сидело верхом, как на лошади,

странное существо – дьявол, о котором недавно рассказывал ныряльщик. Чудовище обладало телом человека, а

на его лице виднелись огромные, как старинные часы-луковицы, глаза, сверкавшие в лучах солнца, подобно

фонарям автомобиля, кожа отливала нежным голубым серебром, а кисти рук походили на лягушачьи – темно-

зеленые, с длинными пальцами и перепонками между ними».

Все, зачарованные, слушали ее. Затаив дыхание, невольно высматривали море – надеялись увидеть

Ихтиандра верхом на дельфине.

А мать читала дальше:

– Странное существо держало в руках длинную витую раковину. Оно еще раз протрубило в эту раковину,

засмеялось веселым человеческим смехом и вдруг крикнуло на чисто испанском языке: «Скорее, Лидинг, вперед!»

– похлопало лягушечьей рукой по лоснящейся спине дельфина и пришпорило его бока ногами. И дельфин, как

хорошая лошадь, прибавил скорость».

– Смотрите! – первым вскричал он, скорее от возбуждения, будто увидел в волнах что-то блестящее. И

доказывал всем: – Это Ихтиандр, верхом на дельфине! Я видел, правда!

– Где, где?– засуетилась вся их подводная команда. Детвора повскакивала возбужденно.

– Не выдумывай, это наши мужчины возвращаются с подводной охоты. Ну да, вот они. Женя, Жора! А ну,

молодежь, быстро готовить костер для добычи! Скоро ужин...

Дядя Жора появился в его жизни неожиданно и ярко, на этом месте, где и сейчас стоят лагерем дайверы.

Время ужина, собрались ближе к котелку все, от мала до велика. И всеприлюдное появление! Его привез бобик с

погранзаставы. Бойцы-пограничники, которые обычно всех гоняли с побережья, аккуратно выгружали багаж —

палатку, гитару, баллоны. Все, оторопев, смотрели на него и грозных погранцов. Дети даже за палатки попрятались

от страха.

Он картинно распрощался с бойцами:

– Все, конвой свободен! – И отправил их восвояси. Как в убойной, для тех времен, комедии.

Кто-то встретил его весело и с любовью, кто-то – сдержано. А он сразу принялся рассказывать, не давая

толпе отвлечься.

– Представляете, повезло! Ехал в поезде с полковником одним, пограничником. Ну и завязались, слово за

слово. Песни под гитару, байки, анекдоты. До сих пор головка бо-бо. Хороший мужик, надежный. Утром встал как

огурец, совсем без абстинентного синдрома. С таким граница на замке, – объяснял он недоумевающему народу.

А главные шефы, отцы-основатели лагеря, с сарказмом гудели:

– Жора как всегда вовремя. Прямо на ужин! – еле слышно говорили одни.

– Нет, ну наглый, хоть бы поздоровался! – возмущались другие.

А тот как ни в чем не бывало принялся обниматься по-братски!

– Со свиданьицем, друзья-акванавты!

Он был твердо уверен, что будущее человека связано с глубинами моря. Мог это красиво объяснить и

самозабвенно доказывать. Много погружался и многое исследовал. И был авантюрист и мечтатель.

Когда он нацепил на Гошу первый акваланг, восторгу не было конца! До смешного простой и надежный,

переделанный из шахтерского спасательного устройства агрегат с маленьким кислородным баллоном. Научил

всему, что должен знать акванавт под водой. И знал наизусть книжку французского ныряльщика Жака Майоля

«Человек–дельфин».

До сих пор в памяти некоторые откровения легендарного ныряльщика, которые зачитывал вслух дядя Жора.

Многое потом, после житейских передряг, вышибло из памяти. Но эти слова остались, как и ощущение того, что Жак

Майоль и дядя Жора, наверное, были очень похожи. Гоше казалось тогда, что они близнецы-братья.

«Хомо дельфинус – это человек-дельфин. Обычный, естественный человек, подражающий, чтобы стать

амфибией, различным живым моделям, предлагаемым ему природой, и практически одному из своих собратьев —

дельфину, – объяснял тогда, в далеком детстве, дядя Жора, – Ему, этому человеку, не требуются ни хирургические

вмешательства, ни прививки искусственных механизмов, никакие другие безделушки, которыми нагружается Хомо

индустриалис, ни наркотики неисчерпаемой современной фармакологии, ни богатства, ни подводные рубежи для

завоевания других, ни войны, в которых нужно побеждать. Хомо дельфинус будет думающим и уравновешенным

человеком, прежде всего земным, но обладающим возможностью на ограниченное время по своему желанию

становиться амфибией».

Гоша тянулся к нему, этому сильному и веселому человеку. Они быстро сдружились, были не разлей вода все

время стоянки лагерем на побережье Тарханкута. Только мамин муж, тогда считавшийся отцом, ревновал дядю

Жору к нему. Требовал быть вместе, но не мог удержать пацана. И только злился и не к месту мог отпустить

затрещину. Действительно, все видели, как они с дядей Жорой похожи. И как ни в чем не бывало стали называть их

Жора Большой и Гоша Маленький.

А тот был самим собой: сыпал историями и анекдотами, пел костровой шансон под гитару. Дядя Жора – врач-

хирург, испытатель подводного дома, первый ихтиандр Советского Союза. В общем, героический «мэн» своего

времени.

Потом, осенью и зимой, дядя Жора написал ему несколько писем. Их передавали с оказией на адрес его

старушки матери. И когда Гоша заходил к ней, не мог отказаться от мелких денег на карманные расходы, которые

бабулька, смахивая слезу, совала ему в карман: – Возьми, детка.

С тех пор письма получал от него регулярно. С марками и открытками. Уганда и Танганьика. Виды Фуджейры,

Индонезии, Лаоса. Со штампами, печатками и пометками нашего МИДа. По ним он изучал мир.

Потом несколько лет ни весточки. И вдруг, уже в девятом классе, получил несколько посылок с джинсами и

пластинками. Мать смеялась при этом. А потом ревновала:

– Щедрый дядя Жора! Сначала марочки пользованные жаловал. Теперь пластинки и старые брюки

протертые. Присылает тебе всякую дрянь. Со свалок, что ли?!

И только когда ему исполнилось шестнадцать, мать рассказала свою историю про него, этого взбалмошного и

рискового Жору.

– Что в этом плохого? – оправдывалась она перед сыном. – Я любила его. Это была ошибка молодости, но

самая лучшая. Она с чувством ведала сыну сокровенное: – Такой был заводной и моторный этот Жорка,

необыкновенно! Лидер, шутник, заводила. На своих плечах выносил идею подводного дома!

Конечно, книг начитался, фильмов, о торжестве человека над стихией. И ребят завел. Они заболели морскими

глубинами. Целый год обсуждали, чертили, потом собирали конструкцию подводного дома по кусочкам в гараже.

Там что-то из шахтного оборудования приспособят, переделают, что-то приварят из другого устройства. Все шло

легко, как в сказке.

Женская половина – жены, подруги, потешались над своими мужичками. Те набилась по двое-трое в этот

домик, как в сказке про рукавичку. И крутили-мастерили что-то там всю зиму. Мечтали увидеть летом всяких

диковин под водой – русалок, дельфинов, драконов. И окрестили дом, к удовлетворению подруг, – Ихтиандр. Как

красавца человека-амфибию из фильма.

Наступило долгожданное лето. В середине июля все съехались на Тарханкут и стали лагерем возле Чаши.

Мама собрала в школе группу комсомольцев-старшекласников. Убедила руководство отправить молодежь в

экспедицию. Вроде летнего лагеря отдыха и обучения подводному плаванию, в рамках клуба исследователей

глубин.

Все жили в палатках неподалеку от Чаши. Приятно волновались в ожидании подводного дома. Но когда его

доставили, и ребята из грузовика принялись выгружать на берег его части, старый компрессор и что-то еще, многих

обуяло сомнение. Даже страх: а вдруг что-то случится, ведь никто еще такого не делал! И что будет с человеком

после такого длительного пребывания под водой – ведь никто не знал этого. И тянули время с экспериментом

длительного пребывания под водой. Опустили домик на глубину с десяток метров, притопили бетонными блоками.

И все оттягивали начало этого отчаянного эксперимента.

Когда уже осталось от отпуска всего ничего, несколько дней, все начали склоняться к тому, что вообще не

обязательно так рисковать. Ну сделали первый шаг – и хватит. Уж коль подводный дом под водой, то почему бы не

доделать его, не усовершенствовать на следующий год! И погода как специально испортилась. В общем, у всех

было уже чемоданное настроение.

И тогда Жорка, сумасшедший, ушел под воду. И позвонил потом на сушу по старому проволочному телефону,

установленному в доме:

– Я на месте, отметил бортовой журнал. Пока один. Прошу по пустякам не беспокоить. Конец связи.

Он был там, в глубине, в этом ненадежном, игрушечном доме, в окружении чужой стихии. А остальные —

здесь, на суше. Тогда все ребята, по одному, тоже побывали там. Ненадолго, по пятнадцать-двадцать минут.

Приносили ему пищу, ну, и развлекали анекдотами и забавными рассказами этого самовольного подводного

отшельника.

Он прожил в подводном доме трое суток. И не желал выходить. Рекорда захотел. Говорил, пробудет там

неделю. Упрямый, такого просто не уговоришь! Он был такой, не то что все остальные!

А эти, остальные, уже начали волноваться. Пытались шутить:

– Жорка втихаря там русалку завел себе.

Что-то подталкивало ее на то, чтобы провести безумный эксперимент. Желание риска, творчества, секса? Она

упросила ребят, чтобы они дали возможность отнести ему пищу. Те пыжились своим мужским правом на риск, но