Текст книги "Лучи жизни"

Автор книги: Сергей Розвал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Чьюз принял гостя в кабинете. Уайтхэч сильно изменился. Это был высокий худой старик, совершенно лысый, с острым, пронизывающим взглядом. Говорил он медленно, резким, скрипучим голосом.

Уайтхэч прежде всего выразил возмущение кампанией, которая велась против "лучей жизни", и удовлетворение решением Верховного суда.

Такое вступление не понравилось Чьюзу – ведь было совершенно очевидно, что решение суда вынужденное. Однако он промолчал, ожидая, что будет дальше: не для выражения же своих чувств приехал Уайтхэч.

– Профессор, – продолжал гость после некоторого молчания, – наша беседа, независимо от ее исхода, должна остаться тайной. Впрочем, вы сами это поймете: я возглавляю секретную государственную лабораторию, работающую над теми же проблемами лучистой энергии, что и вы.

Чьюз был поражен. До сих пор ему не приходило в голову, что "лучи жизни" может искать кто-то другой. Теперь ему было странно, что он никогда не думал об этом.

– Я приехал к вам с предложением, – неторопливо продолжал Уайтхэч. Объединим наши усилия.

Чьюз молчал.

– Я имел удовольствие присутствовать на вашем докладе и демонстрациях. Теперь я буду иметь честь продемонстрировать вам действие целой серии лучей, открытых моей лабораторией. Воздерживаюсь от предварительных описаний – вам интересней будет видеть их в действии. К сожалению, в наших работах есть пробел. Это как раз тот тип лучистой энергии, который так блестяще разработан вами. Здесь мы отстали, а это имеет очень большое значение для наших целей.

Страшное подозрение с внезапной силой охватило Чьюза.

– Каких целей? – спросил он.

Уайтхэч несколько мгновений молчал, пристально глядя на Чьюза.

– Вы правильно поняли меня, – сказал он наконец. – Я имею в виду использование лучистой энергии как высокоэффективного оружия.

– "Лучи жизни" для этого не годятся! – резко возразил Чьюз.

Вот оно то самое, чего он больше всего боялся, о чем не хотел и думать, что скрывал не только от других, но и от себя. "Лучи жизни" – как новое, страшное оружие войны!

– Почему не годятся? – спокойно спросил Уайтхэч. – Я сам видел, как вы убили мышонка вашими лучами.

– Вы хотите убивать людей! – воскликнул Чьюз.

– Принципиальной разницы нет. Конечно, убить мышонка на расстоянии одного-двух метров проще, чем уничтожать скопления людей на расстоянии десятков километров. Но все дело, очевидно, в энергии лучей, а это в свою очередь зависит от тока и мощности питающей электростанции. Понятно, в военных условиях не всегда можно пользоваться постоянными станциями. Моей лабораторией разработаны проекты передвижных мощных станций – как сухопутных, так и воздушных. Современный самолет поднимет весьма сложный агрегат из двигателя, генератора, трансформатора и прожектора.

– Энергия моих лучей не может быть доведена до такой степени, – сказал Чьюз. – Вы это легко поняли бы, если бы знали их сущность.

– Что ж, давайте посмотрим, в чем дело. Уверен, что вместе мы найдем выход, – лучи пригодятся.

– Я не пригожусь!

– Не торопитесь с решением, профессор.

– Мы говорим на разных языках. Я – научный работник, и для меня наука только то, что служит благу человечества.

– Никто иначе и не думает, – спокойно сказал Уайтхэч. – Но научный работник прежде всего реалист. Ему не пристало витать в облаках мечтаний, он должен стоять обеими ногами на твердой почве фактов. К благу человечества надо двигаться, используя исторически сложившиеся институты. Вы сами прекрасно доказали это, профессор, в полемике с вашим уважаемым сыном. Я с удовольствием читал вашу статью.

Чьюзу стало мучительно стыдно от этого напоминания.

– Если я даже тогда и заблуждался, – сказал он, – то никогда не одобрял такой "институт", как война.

– Я понимаю вас, профессор, – продолжал Уайтхэч. – Ученые всегда пацифисты. Я тоже пацифист. Но нельзя же просто декларировать пацифизм, надо создать для него условия. Мы, ученые Великании, в исключительно благоприятном положении: мы и патриоты и космополиты. Только под руководством Великании может быть создано мировое сверхгосударство, мировое правительство. Вот единственный практический путь к благу человечества. И на этом пути лишь одно препятствие: агрессивная Коммунистическая держава. Мы, ученые, должны создать средства защиты от нее...

– Знаете, профессор Уайтхэч, я не специалист в политике, но для того, чтобы верить в угрозу со стороны Коммунистической державы, надо быть просто глупцом. Впрочем, для того чтобы говорить об этом, достаточно быть недобросовестным человеком.

– Я не говорю о непосредственном нападении. Посмотрите, как коммунисты обеспечивают себе господство во всех новых государствах.

– А вы хотели бы навязать этим государствам наш строй? Откровенно говоря, я так хорошо познакомился с ним на собственном опыте, что не возьмусь никому его рекомендовать.

– Профессор Чьюз, да вы законченный коммунист! – воскликнул Уайтхэч, теряя терпение.

– Ошибаетесь, профессор. Я ученый, и поэтому пытаюсь честно разобраться в тех фактах, которые сам наблюдаю. Но я действительно готов согласиться с коммунистами в том, что ни господам Докпуллерам, ни нашему государству, которое верно им служит, не нужно, чтобы люди были здоровы, сыты и счастливы. И все-таки я не сторонник коммунистического учения. Нет, я призываю не к насилию, а к человеческому разуму. Разум человечества – это прежде всего ученые, они творят науку, творят чудеса, они создают все. Они, ученые, создадут и тот разумный строй, который достоин человечества. Но настоящие ученые, а не те, кто, подобно вам, профессор Уайтхэч, изменил науке.

– Науке изменили вы, – раздраженно сказал Уайтхэч. – Наука всегда служит тому обществу, государству, строю, которые ее создали. А вы хотите создать какую-то науку над государством. Вам этого не позволят.

– Посмотрим.

– Вижу, что возвращаться к цели моего посещения бесполезно. Жаль. Ну что ж, вы понимаете, профессор, что это вопрос времени: вскоре Y-лучи найдем и мы. У меня прекрасная лаборатория, высококвалифицированные помощники. Между прочим, вместе со мной работает известный вам инженер Ундрич.

Уайтхэч торжествующе посмотрел на Чьюза.

Ундрич! Теперь Чьюзу стало понятно, что именно искал этот его помощник, сжигая аппаратуру. Хорошо, что он вовремя удалил его из лаборатории. Опыты тогда были лишь в начальной стадии. Ундрич мало знает, а на самостоятельное мышление он не способен.

Уайтхэч встал.

– Я не советовал бы вам, профессор Чьюз, пытаться осуществить ваше изобретение. Я делаю заявку в Палату патентов.

Откланявшись, Уайтхэч удалился. Чьюз чувствовал, что в его последней фразе скрыта угроза, но смысл ее так и остался ему неясен. После отъезда Уайтхэча он сейчас же вызвал по телефону Ношевского и попросил его немедленно приехать. Однако и ему он не рассказал о предложении Уайтхэча: никто не должен знать о смертоносном действии Y-лучей. Он только сообщил адвокату о том, что некая лаборатория работает над лучистой энергией, и повторил странную фразу, сказанную Уайтхэчем на прощание.

– Если руководитель лаборатории получит патент, – объяснил Ношевский, – он может остановить по суду осуществление вашего изобретения и требовать возмещения понесенных им убытков.

– Но он сам признал, что у него нет лучей такого типа, как мои.

– Это все равно. Начнется длительный судебный процесс. Вам придется доказывать. Может быть, раскрыть секрет.

– Что же делать?

– Надо опередить его и самому взять патент.

Чьюз молчал. Нет, пойти на это он уже не мог: теперь никому нельзя было доверить секрета "лучей жизни"!

2. Первое применение "лучей жизни"

Спаситель убийц – сам убийца.

А. Барбюс

Изобретение "лучей жизни" принесло Чьюзу столько волнений, что теперь, казалось, уже ничто не может его удивить и взволновать. А между тем встреча с Уайтхэчем встревожила его больше, чем все пережитое.

Вот когда он болезненно ощущал свое одиночество. Ему необходимо было с кем-нибудь посоветоваться. Но он чувствовал, что не решился бы открыть ужасной тайны никому, кроме Эрни...

Прошло несколько дней после визита Уайтхэча. Как-то поздно вечером в лабораторию постучали. Чьюз узнал голос студенческого коменданта Меллерта. Профессор рассердился: он не терпел, когда его отрывали от работы.

Услышав, однако, что на его имя получена телеграмма, Чьюз впустил коменданта. Уж не от сына ли телеграмма? Действительно, Эрни сообщал, что через неделю будет дома.

В порыве радости Чьюз рассказал Меллерту о размолвке с сыном и о том, как преследование "лучей жизни" убедило его в правоте Эрни. Жаль, что он опоздает на собрание...

– А знаете, профессор, – сказал вдруг Меллерт, – собрания вовсе и не нужно.

– То есть, как не нужно? – Чьюз поднял голову и с недоумением посмотрел на студента.

– Разве вы не убедились, профессор, что все эти планы убивать микробов нереальны. Пора наконец дать вашему изобретению целесообразное направление.

– Что вы там болтаете? – настораживаясь, спросил Чьюз.

– Нет, это не болтовня. Я имею к вам деловое поручение. От господ Докпуллера и Мак-Кенти.

– От этих убийц! Сейчас же покиньте мой дом!

– Не торопитесь, профессор. Господа Докпуллер и Мак-Кенти приглашают вас вступить в учреждаемое ими общество по производству сверхмощного оружия. Заметьте, на совершенно равных с ними правах. Их капитал – ваши лучи.

– Оставьте мой дом, Меллерт, или я прикажу задержать вас.

– Вот документ. Прочтите, профессор. Нужна ваша подпись.

Меллерт вынул из полевой сумки сложенный вдвое лист, развернул его и положил на стол. Первым инстинктивным движением Чьюза было оттолкнуть бумажку, сбросить ее на пол. Но, может быть, мальчишка просто врет? Нет, все было именно так: Докпуллер, Мак-Кенти и Чьюз учреждали "Общество для производства сверхмощного оружия". Соглашение было скреплено подписями Докпуллера и Мак-Кенти. Так вот каков Мак-Кенти! "Нет вещи, на которой я не согласился бы заработать!" – так, кажется, сказал он. Что ж, эти люди ни на чем так хорошо не зарабатывали, как на войне.

– Возьмите, молодой человек! – Чьюз наконец отбросил лист. – Можете идти!

– Ваш ответ?

– Ответа не будет. Если господа Докпуллер и Мак-Кенти желают заняться производством оружия, это их дело. Я тут ни при чем.

– Вы шутите, профессор!

Чьюзу надоела эта комедия. Он нажал кнопку звонка, вызывая охрану.

Меллерт нагло улыбнулся.

– Просто удивительно, профессор, каким непредусмотрительным человеком вы меня считаете. Там никого нет. Роберт спит у себя. Студентов я отпустил.

– Послушайте, Меллерт, вы мне просто надоели. Уходите!

– Простите, профессор, без лучей я не уйду.

– Это что, угроза?

Чьюз вспомнил предупреждение Мак-Кенти о том, что лучи могут отобрать силой.

– Нет, зачем же? – спокойно сказал Меллерт. – Разве я смею... Вы сами согласитесь. Я подожду.

– Убирайтесь вон! – не выдержал наконец Чьюз и вскочил со сжатыми кулаками. Он пошел к двери – крикнуть, по крайней мере, Роберта.

Меллерт преградил дорогу.

– Извините, профессор, я не могу вас выпустить.

– Насилие?.. Что ж, молодой человек, вынимайте револьвер.

– Да что вы, профессор, – улыбнулся Меллерт. – Так бывает только в детективных фильмах, а у нас деловой разговор.

Чьюза передернуло. Мальчишка явно издевается над ним. Что же делать? Позвонить по телефону? Он не подпустит.

Чьюз сел за стол. Меллерт уселся напротив.

Прошло пятнадцать минут, бесконечно длинных, томительных и глупых. Меллерт, видимо, сам почувствовал это.

– Профессор, все-таки надо решать.

– Я сказал.

– Окончательно?

– Окончательно.

– Тогда позвольте мне позвонить по телефону. Я вызову людей. Мы увезем ваши приборы. И вас, конечно... Очень жаль, но раз вы не хотите... А пока разрешите, на всякий случай...

Меллерт протянул наручники.

– Как вы смеете!..

– Войдите в мое положение: что мне остается? Ей-богу, не могу придумать ничего лучшего.

Наручники были круглые, блестящие, с цепочкой... Чьюз живо представил себе, как бандиты входят в лабораторию, забирают все приборы, а его самого везут в наручниках по величайшему городу Великой Демократической республики.

Он проиграл. Они окружили его шпионами. Согласиться? Может быть, это даст отсрочку? А потом апеллировать к ученым, к обществу... Доказать, что его силой заставили подписаться, что подпись недействительна. Не одни же бандиты кругом!..

Между тем Меллерт уже коснулся руки. "Посмел-таки, негодяй! Надо решать..."

– Давайте ваши бумаги!

Меллерт на мгновение окаменел. Потом он поспешно вынул из сумки листы, развернул их и положил на стол. Чьюз еще раз внимательно прочитал соглашение. Сверхмощное оружие! Сжав зубы точно от сильной боли, он подписал все три экземпляра.

Меллерт по-мальчишески подпрыгнул.

– Я чертовски рад! Поздравляю вас, профессор! Вы – мужественный человек! Если бы вы разрешили пожать вашу руку... Ну, не надо, не надо!

– Замолчите и убирайтесь. Сделали свое дело – чего ж еще?

– Да, да, профессор. Вот вам один экземпляр, эти – наши. Теперь разрешите позвонить...

– Потом, потом...

– Нет, профессор, там ждут... Зачем откладывать? Приедут инженеры. Примут у вас оборудование. Вы не беспокойтесь, это будет быстро. Все уже готово...

Чьюз понял, как наивна была его надежда на отсрочку.

Он отошел в сторону. Меллерт взялся за трубку телефона.

И вдруг Чьюзу пришло в голову... Но успеет ли он? До распределительного щита шагов пять... Один прожектор как раз направлен в нужную сторону... На момент Меллерт повернулся спиной...

Но ведь это же будет убийство!.. "Не убий!" – сказал тогда Мак-Кенти, а теперь подослал грабителя, чтобы похитить лучи и убивать ими людей. Почему же Мак-Кенти может убить миллионы людей, а Чьюз не имеет права убить одного убийцу?..

Бешеная ненависть охватила Чьюза. Он сам не заметил, как очутился у щита, схватил рубильник...

Меллерт уже говорил:

– Ландыш? У телефона Фиалка.

Шум заставил его обернуться.

– Прочь от щита! – хрипло крикнул он. В левой руке он продолжал держать телефонную трубку, правой расстегивал кобуру.

– Сумку и оружие – на стол! – крикнул Чьюз. – Вон отсюда! Иначе убью!

Выстрел, треск включенного рубильника, гудение прожектора раздались одновременно. Пуля, взвизгнув, ударилась в мраморный щит. В то же мгновение гневное гудение прожектора оборвалось. Свет погас...

Чьюз неподвижно стоял в темноте и прислушивался. Что с Меллертом? Ток был включен непосредственно к прожектору, без реостата. Максимальная энергия лучей...

Чьюз слушает... В полной тишине раздается какой-то странный повторяющийся звук... Может быть, это крадется Меллерт? У него револьвер, а Чьюз теперь обезоружен...

Чьюз зажигает спичку. Какой-то предмет на привязи раскачивается у стола. "Тик-так, тик-так". Совсем маятник. При мерцающем свете спички Чьюз не столько видит, сколько догадывается, это – телефонная трубка. Выпав из руки Меллерта, она раскачивается на проводе. Где же Меллерт? У стола лежит что-то темное.

Чьюз пересекает зал. Меллерт распростерт на полу. Трубка продолжает раскачиваться. Чьюз вспоминает, что там, на другом конце провода, – они. Там слушают, ждут...

Он хватает трубку.

– Фиалка, Фиалка!.. Ландыш слушает. Фиалка! – надрывается трубка.

Бешенство снова охватывает Чьюза. Ему хочется крикнуть врагам, что лучей они не получат, никогда не получат! Но он сдерживается и осторожно кладет трубку на рычаг.

Чьюз сам удивляется своему спокойствию. Подойдя к Меллерту, он наклоняется и щупает пульс... Мертв... Энергия лучей достаточна, чтобы убить человека. Что ж, лучи испытаны теперь и с этой стороны.

Он подходит к прожектору, открывает его, вынимает трубки, рассматривает их... Ну, конечно, ток был слишком силен, он никогда не включал такого... Выдержав только мгновение, трубки сгорели, произошло короткое замыкание. Но и этого мгновения для лучей оказалось достаточно, чтобы убить человека.

Чьюз подходит к щиту, вставляет новый предохранитель и включает свет.

Все так же спокойно он садится в кресло и погружается в глубокую задумчивость.

Если бы полчаса назад ему сказали, что он способен убить человека, он не поверил бы. Он – убийца! Но сейчас он не чувствовал ни раскаяния, ни ужаса, ни даже просто неловкости. О, если бы Меллерт пошевелился, он снова убил бы его! Значит, иногда можно и убить? Нужно убить? Значит, это совсем не то, что говорят философы, моралисты...

Он думал о лучах. Не "лучи жизни", а "лучи смерти"! Конечно, Докпуллер и Мак-Кенти не оставят его в покое. Он убил одного – они пришлют за лучами тысячи. Еще бы – "сверхмощное оружие"!

Договор лежал на столе. Все его возмущение обратилось против этой бумажки. Он ее подписал! Позор! Чьюз в бешенстве схватил ее и разорвал на мелкие клочки.

Но тут же он вспомнил, что в сумке Меллерта лежат еще два экземпляра. Он вынул их, разорвал один и вдруг остановился: что он делает? Ведь это же обвинительный акт против Докпуллера! Он предъявит его собранию ученых. Как иначе он докажет, что они предлагали ему? Как оправдает убийство Меллерта?

Он аккуратно сложил уцелевший лист и спрятал его в потайной сейф, где хранились чертежи.

Надо было убрать труп. Никто не должен знать, что "лучами жизни" убит человек. Если подвергнуть его облучению, он сохранится дольше обычного. Потом, после собрания, он решит, что с ним делать.

3. Западня

...Именно потому, что я был человеком, когда мне это ничего не стоило, нужно, чтобы я оставался им, когда мне это может стоить всего.

Ж. Ренар. "Дневник"

Всю ночь Чьюз не спал. Металлическая дверь в лабораторию была закрыта. И все же моментами он чутко прислушивался, не ворвались ли в его дом сообщники Меллерта?

Утром раздался телефонный звонок: спрашивали Меллерта. Откуда? Из студенческой охраны. Действительно ли охрана или сообщники Меллерта? А может быть, это одно и то же? Чьюз уже ничему не верил.

Он ответил, что Меллерт уехал вчера вечером в город и не вернулся.

Немного позже опять справлялись о Меллерте. Охрана или они?

Потом звонил Ношевский. Он сообщил об исчезновении Меллерта. Возможно, враги что-то замышляют...

Снова позвонили из штаба охраны. В связи с исчезновением Меллерта, штаб решил усилить охрану дома Чьюза. Прибыл вооруженный отряд. Чьюз не возражал. Но двери он не открыл и из лаборатории не вышел.

Так началось второе самозаключение Чьюза. Собрание ученых должно было состояться через два дня, и Чьюз решил до этого не выходить из лаборатории.

О Меллерте больше не справлялись, очевидно, они знали, на что он шел, поняли, что с ним случилось.

Под вечер телефон снова зазвонил. Чьюз колебался: брать трубку или нет?

На этот раз звонила Луиза. Джо пропал. Ушел, как всегда, с няней погулять и пропал. Луиза рыдала, и Чьюз с трудом ее понимал. Разумеется, она заявила в полицию, звонила во все больницы, в морги. Может быть, несчастный случай. Она с ума сойдет...

Чьюз уже не слушал. Все стало ясно. Вот оно! Началось! Он не сомневался, что это были они!

Ночью Чьюз то впадал в тяжелое забытье, то просыпался в холодном поту. Нет, лучше вообще не ложиться! Он зажег свет.

Едва дождавшись рассвета, он позвонил Луизе. Ничего нового.

Через два часа позвонила Луиза. Ее вызвали по телефону, с ней говорили. Джо украден. Чтобы выкупить его, нужно пятьдесят тысяч. Где их взять?

У Чьюза отлегло от сердца. Обыкновенная кража!

– Луиза! – радостно закричал он в трубку. – Успокойся! Приезжай за чеком...

Луиза приехала и рассказала подробности. Ей звонили, сообщили о том, что Джо в полной безопасности. Ей позвонят еще, чтобы назначить время и место для передачи денег... Затем к ней явились репортеры. Они уже откуда-то узнали. Пришлось рассказать им...

Чьюз выписал чек, и успокоенная Луиза уехала.

Едва дверь за ней закрылась, раздался телефонный звонок. Мягкий мужской голос просил профессора назначить час и место для важного делового свидания. Желательно сегодня же.

Они!

Нет, профессор занят, он не может выйти из лаборатории.

Профессору нечего беспокоиться: безопасность ему гарантируют...

– Кто гарантирует?

– Вы знаете...

– Не желаю знать!..

– Однако речь идет о Мышонке.

Джо!

– Вы получите деньги у матери.

– Еще одно условие. Более важное. Мать не должна знать.

– Я слушаю.

– Где Фиалка? Вы, конечно, тогда слушали, – знаете, кто это...

Они!

– Фиалки нет! – твердо сказал Чьюз.

– Совсем нет?

– Совсем!

– Забудем о ней. Нас интересует другое. Вы понимаете, профессор?

– Не хочу понимать!

– Тогда с Мышонком будет то же, что и с Фиалкой.

– Подождите... дайте подумать... до завтра.

– Пожалуйста, пожалуйста... Часов до десяти утра, не правда ли? Чтобы завтра же можно было все уладить. Но это – последний срок. Разговор, конечно, остается между нами. Понятно? Иначе Мышонок...

Итак, он должен решать... Но разве это можно решить? Что делать?

Он вспомнил о пятидесяти тысячах. Зачем они Докпуллеру? Чепуха! Значит, не Докпуллер?

Он догадался: это просто маскировка. Кто подумает, что дело в "лучах жизни"? Кто подумает о Докпуллере? Обыкновенная кража! Газеты, конечно, уже сообщили о пятидесяти тысячах.

Снова зазвонил телефон.

– Дедушка, ты? Я скоро к тебе приеду. Мы заехали с няней к одному дяде. Он добрый. А какой у него заводной паровоз! Он подарил мне его. Как настоящий, только меньше!

– Джо, Джо! – закричал Чьюз, но в трубке раздался уже знакомый мужской голос:

– Вашей невестке пришлось рассказать о втором условии. Посоветуйтесь с ней.

Чьюз понял, что его окружают со всех сторон.

4. "Детский король" Том Айртон

Я в Ниле младенцев топить не велю,

Как фараоны-злодеи.

Я, как Христос, люблю детей...

Г. Гейне. "Аудиенция"

Так как Великания была не монархия, то в ней и не было одного короля. Королей было много. Том Айртон считался "детским королем".

Трудно сказать, почему он стал именно "детским королем". Но кто объяснит, почему Блэйк стал "мясным королем", а Бурген – "королем покойников"? Главное быть "королем", а на чем зарабатывать – на нефти, мясе, покойниках или детях не все ли равно?

Может быть, Айртон выбрал свою специальность потому, что, брошенный родителями с детства, он скитался по людям и с юности хорошо узнал жизнь. Он понял, что глупая природа совсем не сообразуется с материальным положением людей. У бедняков, которым и одного-то ребенка нечем прокормить, дети плодятся, как кролики. А в почтенной богатой семье порой и капитала некому завещать. Том Айртон решил, что эти несообразности природы необходимо исправить.

Начал он робко, с пустяков, а теперь его фирма гремела, филиалы имелись во всех крупнейших городах страны. У него всегда были в наличии здоровые веселые дети любого пола и возраста, по умеренным ценам. Он задушил мелких конкурентов. Здоровье его ребят гарантировалось медицинскими свидетельствами первоклассных врачей. А цены в самом деле были умеренные (много ли возьмешь за такой товар?). И все-таки Том Айртон быстро разбогател – сырье он скупал еще дешевле. Если в семье растет куча ребят, а отца нет или он без работы, право же, одного или двух уступят за бесценок. Хотя мать и обливается при этом горькими слезами – женская слабость! – но на агента-спасителя она смотрит все-таки благодарными глазами. По крайней мере, Том Айртон был уверен в этом. Разве он не облагодетельствовал и семью и ребенка? Во всяком случае, он никого ни к чему не принуждал: хотите продать ваших детей – продавайте, не хотите пусть они умирают голодной смертью. Договор о "передаче" ребенка составлялся по форме и заверялся нотариусом. Закон прежде всего!

Когда положение фирмы "Том Айртон" упрочилось, она расширила свою полезную деятельность. Теперь она уже могла позволить себе покупку детей не только существующих, но и ожидаемых. Естественно, что в этом случае расценки снижались. Сначала платился задаток, а остальная сумма выдавалась после рождения ребенка. Айртон гордился тем, что помогает будущим матерям.

Впоследствии, когда фирма "Том Айртон" выросла в огромное коммерческое предприятие, владелец ее несколько пересмотрел свои взгляды на законность. В сущности, что такое законность? Условность, не больше. Есть же страны, где вполне законная торговая деятельность фирмы "Том Айртон" была бы вообще невозможна. Смешно сказать, но там это считалось бы преступлением!

Словом, Том Айртон стал философом. Теперь в его приюты-базы поступали дети не только купленные, но и – как бы это сказать по-деловому? – взятые взаймы. Конечно, их возвращали родителям, но, понятно, за известное вознаграждение; в цивилизованном обществе всякая услуга должна быть оплачена.

Справедливость, однако, требует отметить, что этим способом фирма "Том Айртон" добывала детей только в богатых семьях, которым ничего не стоило заплатить несколько тысяч за своего ребенка. Господин Айртон даже считал, что его деятельность помогала формированию нормальной семьи. Известно, что люди начинают по-настоящему ценить вещь, когда ее теряют и тем более когда платят за ее возвращение хорошую цену.

Кроме того, Айртон был убежден, что это стимулирует не только любовь родителей к детям, но и любовь детей к родителям. Право же, любить родителей за то, что они произвели тебя на свет, – по меньшей мере странно. Подумаешь, велика заслуга! Но если за тебя не поскупились заплатить несколько тысяч – это уже действительно достойно любви и уважения. К тому же, это воспитывает в детях послушание: если отец тебя еще и купил, то он твой хозяин и его надо слушать...

Таковы были морально-философские предпосылки деятельности Тома Айртона.

Айртон создал первоклассные базы-приюты, в которых удобно было содержать детей. Огорченный отец представлял себе мрачную картину: его наследник валяется в темном подвале, связанный по рукам и ногам. Он и не догадывался, что его отпрыск беспечно резвится с такими же сорванцами на солнечной лужайке одной из баз всемирно известной фирмы "Том Айртон". Только полиция очень хорошо знала об этом. Следовательно, Том Айртон мог быть совершенно спокоен. Конечно, закон неподкупен – тем дороже надо платить его слугам.

И Чьюз не мог, конечно, догадаться, где Джо.

Том Айртон не поймал мальчика на улице, не набросил ему на голову мешок, не всунул кляпа в рот. К бульвару, где Джо гулял со своей няней, подъехал изящный автомобиль. Любезный шофер передал няне записку от мамы Джо. Мама писала, чтобы они на этой машине ехали к одному дяде, она подъедет туда позднее. Так Джо оказался у старого дяди. Правда, мама почему-то не приехала, он уже немного соскучился по ней, но все-таки ему было весело.

Дядя относился к нему с большой сердечностью. Джо был очень выгодный клиент. Назначенная за него сумма во много раз превышала таксу.

Айртон отвел Джо отдельную комнату, завалил его игрушками, книжками, картинками, подарил паровоз и игривого пушистого котенка.

Правда, он не одобрял телефонных разговоров мальчика с родными. Он считал, что это ни к чему. За мальчика и так заплатят. Однако он был очень доволен, когда Джо рассказывал родным о том, как ему хорошо в гостях у доброго дяди.

Дело в том, что господин Айртон действительно был очень добр. Да и кого не сделала бы добрым многолетняя работа с детьми! Надо было видеть, как, сидя среди своей детворы, дедушка Том счастливо улыбался, гладил детские головки и ласково пошлепывал шалунов, забиравшихся к нему на колени.

Том Айртон отлично изучил детскую натуру! Он никогда не вмешивался в драки мальчишек. Он понимал, что мальчику свойственна воинственность и ее надо в нем воспитывать. "А ну-ка, Боб, дай сдачи Фреду!" – кричал он в азарте. Понятно, он и его помощники следили за тем, чтобы все было прилично и чтобы ребята не калечили друг друга (убытки!). Но он охотно позволял Бобу поставить легкий фонарь Фреду, а сам в это время размышлял: "Боже мой, есть же на свете чудаки, воображающие, будто когда-то не станет войн. Посмотрели бы они на детей".

Том Айртон, как уже сказано выше, был философ. К сожалению, в этой области он оставался лишь талантливым дилетантом. Поэтому он никогда не узнал, что эти его размышления совершенно совпадали с некоторыми тезисами знаменитого трактата "О природе человека", принадлежавшего перу доктора философии Сэмсама. В этом объемистом труде Том Айртон мог бы с сочувствием прочесть такие строки: "Драки детей – вот неопровержимый аргумент против беспочвенных и вредных мечтаний об исчезновении войн. Увы, война так же необходима природе человека, как воздух, пища и деньги".

Именно из-за философского склада своего характера Том Айртон остался холост и бездетен. "Зачем мне жена? – говорил он. – Ссориться? У меня добрый характер. Детей рожать? Я их могу купить сколько угодно". Правда, он остался и без детей. Не одного хорошего мальчика он уже присмотрел для себя, но на хороших ребят всегда был спрос и приходилось уступать их покупателям.

Словом, Том Айртон был переполнен добродетелями. Он был свободолюбив ("Дайте каждому свободу делать свои прибыли"), но не вольнодумен. Он признавал равенство людей, но с разумными ограничениями ("Господь бог для того и создал одних белыми, других черными, чтобы никто не посмел вообразить, будто все равны"). Он был в меру прогрессивен и в меру консервативен и даже клуб для себя выбрал такой, в названии которого очень удачно сочетались демократия, консерватизм и романтика: "Свободолюбивый троглодит". Он был религиозен, но не фанатичен: будучи членом церковной организации "Христовы овечки", он искренне верил, что только "овечки" внидут в царствие божие, но это не мешало ему иметь деловые отношения и с инакомыслящими. Он голосовал за ту политическую партию, победа которой приносила более благоприятную конъюнктуру для фирмы "Том Айртон". Он субсидировал "Орден рыцарей великанского духа". Являясь горячим патриотом, он в то же время был и космополитом, то есть считал, что Великания – для стопроцентных великанцев, а остальные страны – тоже для них. Он был убежден, что те народы, которым не посчастливилось родиться великанцами, ждут мудрого руководства Великании, а мешают этому только козни красных. Но скоро красных уничтожат – и тогда фирма "Том Айртон" откроет свои филиалы по всей вселенной. Короче говоря, господин Том Айртон был идеальным воплощением великанского образа мыслей.

Обидно, что Луиза Чьюз ничего не знала о Томе Айртоне и не подозревала, в каких надежных руках находится ее Джо. К сожалению, она всецело пребывала во власти устарелых представлений о кровожадных похитителях детей в стиле Чарльза Диккенса.

5. Мать, ребенок и человечество

Я не хочу быть права, мне не нужна правота... Мне нужны мои дети.

К. Чапек. "Мать"

Луиза переходила от отчаяния к бурной радости и от радости снова к отчаянию... Но это было то отчаяние, которое не обессиливает человека, а удесятеряет его силы. Она готова была бежать на край света и драться со всем миром. Но куда бежать? С кем драться?