Текст книги "Лучи жизни"

Автор книги: Сергей Розвал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

И вот я спрашиваю вас – а что если бы солнце добралось до самых темных уголков? Может быть, оно собственными силами уничтожило бы микробов? Если бы всем беднякам хватало солнца, если бы они жили, как люди, – что было бы тогда? Мы пытаемся добыть людям солнечные лучи из огурцов, вместо того, чтобы добыть для них солнечные лучи из солнца!

(Движение в зале.)

– Двадцать лет я искал "лучи жизни", а они оказались не нужны. Впрочем, нет! Для них нашлось применение. Три дня тому назад представитель Докпуллера и Мак-Кенти предложил мне использовать мое изобретение, да, да, не уничтожить, а именно использовать! Правда, с одной небольшой поправкой: энергия лучей должна быть увеличена, чтобы они убивали не только микробов, но и людей.

(Сильное движение и шум в зале.)

– Вы возмущены? А они были удивлены моим отказом! Разве не всегда наука вооружала войну? Вот зачем нужна наука, вот зачем мы с вами работаем! Мы считаем себя друзьями человечества, мы носим пышные титулы профессоров, докторов и академиков, а мы просто бандиты, нет, в тысячу раз хуже бандитов те никогда не проливали столько крови!..

(Шум и крики в зале. Чьюз наклоняется к самому микрофону.)

– Вы оскорблены? – яростно кричит он. – Правильно! Это оскорбительно! Но почему же мы кричим только в этом зале? Почему мы не заявим на весь мир, что не хотим быть бандитами? Почему мы прикидываемся слепыми?

Возмущенный голос из зала:

– Мы не прикидываемся слепыми! Мы говорим, мы протестуем!

Профессор Чьюз (раздраженно):

– Говорите? Протестуете? Выносите резолюции протеста и морального осуждения? А дальше?

Тот же голос:

– А чего же вы хотите? Наше оружие морального порядка.

Все смотрят на старика, сидящего в первых рядах. Это профессор Безье, известный своими гуманистически-пацифистскими идеями и крупными изобретениями в области химии. Чьюз тоже узнает его.

Профессор Чьюз (гневно):

– Моральное оружие? А разве танки, пулеметы, пушки, которые мы изобрели, разве ваши газы, профессор Безье, моральное оружие? Почему же войне мы даем настоящее, боевое оружие, а против войны выступаем с моральным оружием?

Профессор Безье (несколько обескураженно):

– Чего же вы хотите?

Профессор Чьюз:

– Чего я хочу? Немногого. Хочу, чтобы наука несла людям не смерть, не голод, не нищету, а здоровье, изобилие, счастье. Довольно издеваться над наукой! Пора, господа ученые, сочувствовать свою силу. Прометей, прикованный к скале, – это величественно, трагично. Но Прометей, впряженный в триумфальную колесницу современного олимпийца Докпуллера, – это позор, это кощунство, это мерзость!

Нетерпеливый голос из зала:

– Что же вы предлагаете?

Профессор Чьюз:

– Мы должны потребовать от правительства, чтобы оно не смело пользоваться нашими изобретениями для убийства людей. Наши изобретения должны быть немедленно и полностью использованы для блага человечества. Именно для этого выбирал народ правительство, а не для того, чтобы оно заботилось лишь о прибылях господ предпринимателей. Те же предприниматели, которые не желают подчинить свои корыстные интересы интересам народа, должны быть лишены права распоряжаться заводами, фабриками...

Испуганный голос из зала:

– Это их собственность!

Профессор Чьюз:

– А разве не отбирают собственность у сумасшедших? Разве выпускают на улицу сумасшедшего с ножом только потому, что нож его собственный?..

Профессор Безье (поднимается с места, раздраженно):

– Это игра словами. Никто не имеет права лишать собственности. Никакое правительство не пойдет на это. Мы не имеем права предъявлять такие требования. Мы сами поставим себя в смешное и глупое положение. И разве в этом демократия? А конституция, а парламент, избранный народом? Мы узурпируем его права...

Профессор Чьюз (перебивает):

– Народ? Разве народу нужны прибыли Докпуллера, а не хлеб? Разве народу нужна война, а не здоровье? Хорошо, давайте обратимся к народу. Давайте скажем ему, что мы, ученые, уже сегодня можем полностью накормить его, одеть, дать ему изобилие, но нам мешают правительство, промышленники, финансисты. Скажем, что мы, ученые, сами готовы организовать разумную жизнь, если правительство не хочет или не может этого. Народ поддержит нас!

Профессор Безье (в ужасе):

– Это призыв к революции!

Профессор Чьюз:

– Мне нет дела до того, как это называется.

Профессор Безье:

– Но истинный ученый всегда – против насилия.

Профессор Чьюз (зло):

– Истинный ученый? Зачем же вы изобретаете газы и взрывчатые вещества, которыми убивают людей?

Профессор Безье (обиженно):

– Я не могу дискутировать так беспорядочно.

Профессор Чьюз:

– Я уступаю вам место. Собрание не возражает?

Голоса:

– Просим!

Профессор Безье поднимается на трибуну.

Профессор Безье:

– Мы, ученые, – гуманисты, ненавидим насилие и не пойдем на него даже ради спасения человечества. Но, к счастью, в этом и нет нужды. Простая арифметика показывает, что от новых насилий общая сумма их, и без того большая, только увеличивается. К счастью, наука открывает новые пути к освобождению. Оставьте коммунистам ваши призывы, профессор Чьюз, – они не только аморальны, но и попросту старомодны. Именно благодаря науке приведены в движение громадные силы, ведущие к лучшей организации общества. Организация и регулирование индивидуальных действий стали механической необходимостью, независимо от социальных теорий. Наука поможет всем конструктивно мыслящим людям мирно, без насилия, эволюционно организовать новое, совершенное общество. Именно этой великой, мирной, созидательной цели, а не кровавой бессмысленной революции должны посвятить свои силы ученые!

Вознагражденный аплодисментами, профессор Безье с достоинством возвращается на место.

Профессор Чьюз (растерянно):

– Я ничего не понял... (Смех.) Что такое конструктивная работа? Вот я изобрел лучи, хотел ими лечить, а, оказывается, ими хотят убивать. Что же мне делать, профессор Безье? (Пауза. Профессор Безье не отвечает.) Вероятно, просто продать их, как вы продаете свои газы, а хозяева жизни уже сами сконструируют из них то, что им нужно. Это и есть конструктивная работа? (Смех, шум. Чьюз вдруг раздражается и говорит в сильно повышенном тоне.) Да, да, я знаю, вы этого хотели бы, профессор Безье. Но я сделал иначе: я уничтожил свое изобретение. (Возгласы удивления, шум.) Я мог бы уже сегодня искоренить болезни, но мне мешают Докпуллер, Блэйк, Хэрти... Так кто же виновен в болезнях – микробы или докпуллеры?

Голос из зала:

– Микробы в пиджаках!

– Я мечтал о дезинфекции земного шара – да, она нужна, но ее надо начинать с другого конца: надо выкурить всех этих докпуллеров, мак-кенти, блэйков...

Господа ученые! Я зову вас к дезинфекции земного шара! Мы не одни – с нами все прогрессивное человечество! Есть же страна, где ученые действительно работают для счастья людей. Если это возможно там, то почему невозможно у нас? Подумайте, – речь идет о жизни человечества. Быть или не быть? Мы, ученые, будем виноваты, если мир погибнет. Мы, ученые, обязаны спасти человечество, иначе зачем же наука?

Часть зала аплодирует, другая – в недоумении молчит: это совсем не то, чего ждали от доклада Чьюза. Профессор Безье вновь поднимается со своего места.

Профессор Безье:

– Вы с чрезвычайной легкостью решаете мировые вопросы, профессор Чьюз. Вы зовете нас к насилию, но способны ли вы сами на это? Можете ли вы убить человека? Даже такого, которого вы же называете микробом?

Профессор Чьюз (кричит):

– Да, могу! Докпуллер подослал ко мне бандита, который обманом пролез в мою лабораторию и силой пытался отнять у меня лучи. Он получил их: я убил его лучами!

(Мертвая тишина в зале.)

– Он силой заставил меня подписать соглашение. Вот у меня в руках этот позорный документ. (Чьюз высоко поднимает бумагу над головой.) Вот подписи Докпуллера, Мак-Кенти, вот моя подпись, но я заявляю, что меня принудили силой, я отказываюсь от своей подписи. Они никогда не получат лучей. Я мог бы уничтожить это соглашение, я сохранил его, чтобы показать вам всю гнусность докпуллеров. И это еще не все! Они – докпуллеры, мак-кенти – украли моего внука и требуют взамен лучи. История с выкупом, о которой кричат газеты, только для отвода глаз. Я даю пятьдесят тысяч – пусть вернут ребенка! Вы увидите, что дело не в деньгах, вы поймете, кто украл ребенка. Что же, нельзя убивать детоубийц? Я – старик, но собственными руками душил бы их!

Чьюз в страшном возбуждении. Вдруг силы изменяют ему: он падает... В зале смятение, все вскакивают с места, крики: "Врача!" Первым вбегает на возвышение Ношевский и склоняется над профессором. Подбегают еще несколько человек. Чьюза уносят.

12. Патриотический долг

Любовь к отечеству должна быть вместе с любовью к человечеству.

В. Белинский

Открыв глаза, Чьюз увидел склонившееся над ним лицо Ношевского. Рядом с ним стояли люди в белых халатах, и Чьюз вообразил, что он все еще лежит в метро, прячась от "лучей смерти".

– В городе остались живые? – спросил он.

– О чем вы, профессор? – с беспокойством сказал Ношевский.

Но Чьюз уже все вспомнил.

– Что они решили? – сказал он, хватая Ношевского за руку.

– Кто? – снова не понял Ношевский.

– Что решили ученые?

– Ученые... разошлись...

– Разошлись? – Чьюз приподнялся, опершись на локоть, и недоверчиво посмотрел на Ношевского. – Как разошлись?

– Видите ли, профессор, вы долго были без чувств. А потом заснули... Прошло около трех часов. Естественно, они разошлись.

– Но что они решили?

– Просто разошлись...

Чьюз долго молчал. Затем, кряхтя, приподнялся и сел. Так он сидел довольно долго, опустив голову на грудь.

– Я еду домой, – вдруг сказал он.

Ему подали пиджак, и он направился к двери.

– Я провожу вас, – сказал врач, пожилой человек в белом халате.

– Если разрешите, мы последуем за вами, – раздался еще чей-то голос.

Тут только Чьюз заметил, что в комнате было еще два человека. Лицо одного из них показалось ему знакомым. Несомненно, где-то он видел его. Ну, конечно: это был тот самый следователь, который после взрыва донимал его глупыми намеками. Быстро слетелись вороны!

Дома они немедленно взялись за него, попросив врача подождать в соседней комнате.

– Профессор, вы сделали сообщение чрезвычайной важности, – сказал следователь.

Чьюз промолчал.

– Ваши лучи могут быть смертельными для людей. И потом вы говорили... будто проверили...

– Да, я убил одного мерзавца, – спокойно сказал Чьюз. – Он пытался отнять у меня лучи...

Чьюз поднял металлическую занавесь и прошел в лабораторию. Он показал следователю стеклянный ящик с трупом Меллерта.

– Придется назначить вскрытие, – сказал следователь. – Вы говорите, профессор, он пытался отнять у вас лучи? Будьте любезны рассказать.

Чьюз рассказал обо всем, не упустив ни одной подробности.

– Интересно увидеть соглашение, о котором вы говорите, – заметил следователь.

Чьюз полез во внутренний карман пиджака: соглашения не было.

Ужасное подозрение мелькнуло в голове Чьюза. Он держал договор в руках, когда обращался к ученым. Потом он потерял сознание. Больше он ничего не помнил. Конечно, там были агенты Докпуллера. Значит, они воспользовались его обмороком...

Он растерянно посмотрел на следователя.

– Я показывал его на собрание.

– Возможно, – сейчас же согласился следователь, – мне не удалось быть на собрании. Впрочем, вы сами понимаете, что такой документ надо исследовать. Посмотреть из зала недостаточно...

Чьюз молчал. Его начинала охватывать апатия.

– Вы понимаете, профессор, мы вам верим, – вкрадчиво сказал следователь. Но что поделать, такая уж мерзкая наша профессия: нужны доказательства. Соглашение хоть отчасти доказывало бы что-то, а так... – следователь развел руками.

– И все-таки, я думаю, есть выход, – сказал другой чиновник, до сих пор молчавший. – Патриотический долг подскажет профессору этот выход. Изобретение должно быть передано государству. Тогда все эти мелочи отпадут, не правда ли? – он показал на стеклянный гроб Меллерта.

– Безусловно, – охотно согласился следователь.

– Я, профессор, хотел бы с вами договориться.

– Я уже предлагал свое изобретение государству. Его не приняли, равнодушно сказал Чьюз.

– Но не военному ведомству, – веско возразил чиновник.

– Военное ведомство безнадежно запоздало. Видите... – ученый показал на металлические скелеты прожекторов...

– Мы восстановим.

– Нет, господин представитель военного министерства, ничего восстанавливать мы не будем. Вы слышали, о чем я докладывал сегодня ученым?

– Мне передавали, – небрежно ответил чиновник. – Вы погорячились, профессор... Бывает... Мы не придаем значения вашей речи.

– Зато я придаю, и очень серьезное, – отрезал Чьюз.

– Вы хотите сказать...

– Вы отлично меня поняли... Лучей нет – и не будет.

– Не забывайте, профессор: вы гражданин Великании. Вы не имеете морального права отказать родине в защите.

– Моральное право! – воскликнул Чьюз, и глаза его опять вспыхнули. – А где была ваша мораль, когда я предлагал уничтожить болезни и голод? Разве это не было бы лучшей защитой родины? Где была ваша мораль, когда на меня клеветали, когда нападали на мою лабораторию?.. Моральное право! Вы все еще пытаетесь разговаривать со мной, как с ребенком, потому что я ученый. Да, ученые так поздно выходят из детского возраста, что им иногда не хватает для этого целой жизни. Но мне стукнул семьдесят один год – можете меня поздравить: это мое совершеннолетие. Я больше никому не позволю водить себя за нос.

– Я очень огорчен, профессор, что разговор принимает такой недружелюбный характер, – с чувством сказал военный чиновник. – Очень огорчен! У вас совершенно не великанский образ мыслей. Я должен обратить ваше внимание на одно щекотливое обстоятельство: отказывая родине в передаче военного изобретения...

– Оно не военное! – раздраженно перебил Чьюз. – Это вы хотите превратить его в военное...

– ...вашего военного изобретения, – настойчиво повторил чиновник, – вы совершаете антивеликанский поступок и лишаете нас возможности ликвидировать это недоразумение, – он снова показал на Меллерта.

– Совершенно верно, – подтвердил следователь.

– Мне безразлично, – сказал профессор действительно безразличным тоном.

– Не совсем, – возразил следователь. – Это – опыты над живыми людьми со смертельным исходом. Вы знаете, как карает за это закон?

– Вы сами не верите в то, что говорите, – сказал Чьюз. – Да, я убил, но для того, чтобы защитить человечество.

– Государственные законы знают отечество, а не человечество, – строго оказал чиновник. – Вам и предлагают прийти на помощь отечеству. А человечество тут ни при чем.

– Не знаю, что вы еще от меня хотите, – устало ответил Чьюз, – я сказал вам все.

– Боюсь, что вы не поняли нас, профессор, – пришел на помощь своему товарищу следователь. – Вы недооцениваете те последствия, какие влечет убийство для преступника... Да, да, для преступника, – упрямо подчеркнул он, перехватив протестующий жест Чьюза.

– Господа представители Великой Демократической республики! – тихо, почти торжественно произнес Чьюз. – Мой внук был мне дороже жизни. Но я пожертвовал им... ради человечества... ради науки... Чем же еще вы хотите запугать меня?

– Вы упрямы, господин Чьюз, – раздраженно сказал следователь. – Вы очень упрямы! Но вы об этом пожалеете. Будьте любезны прочесть этот ордер. Вы арестованы. Надеюсь, что в новой обстановке вы сумеете проникнуться великанским образом мыслей.

13. Доктрина Ванденкенроа

...они хотят силой оружия доказать превосходство своей системы, своего образа жизни. Почему они не доверяют великому арбитру: времени?.. Им угрожает время. Но спор со временем нельзя разрешить даже самым усовершенствованным оружием.

И. Эренбург. "Наша клятва"

Чьюз ожидал, что его доставят в тюрьму, и отнесся к этому совершенно равнодушно. Нервный подъем, с которым он выступал на собрании ученых, сменился разочарованием и апатией.

Привезли его, однако, не в тюрьму, а в небольшой уединенный особняк на одной из окраин города. Квартира состояла из кабинета, библиотеки, столовой и спальни. Решеток на окнах не было, но в саду Чьюз то и дело замечал каких-то людей, видимо, избегавших попадаться ему на глаза.

На следующий день снова пришел следователь. Он твердил одно и то же и так надоел Чьюзу, что тот перестал не только отвечать, но и слушать.

– Вы, профессор, находитесь в плену у самой смешной иллюзии, – сказал следователь уходя. – Вы вообразили себя чем-то вроде короля ученых. Кто же пошёл за вами? Вы арестованы – и ни один ваш коллега пальцем не двинул, чтобы освободить вас. Вы не король, а пешка!

– Может быть. Но не забывайте, что пешка не отступает, – возразил ученый.

– Зато она бесславно погибает.

В этот же день Чьюзу подали машину. "Вероятно, теперь уже тюрьма", – решил он.

Машина долго шла по широкой автостраде, потом свернула на пустынную шоссейную дорогу. Молодой человек, сидевший рядом с Чьюзом, молчал всю дорогу. У въезда в рощу машину остановила группа военных. Молодой человек вполголоса сказал им несколько слов, и машина двинулась в глубь рощи.

Распахнулись решетчатые ворота высокой железной ограды, и машина подошла к небольшому особняку. Навстречу выбежал молоденький офицер. Он попросил подождать в приемной и скрылся за массивной дубовой дверью. Через мгновение он вернулся.

– Пожалуйста, профессор, – сказал он, изогнувшись в изящном поклоне. – С вами желает говорить военный министр генерал Ванденкенроа.

Он открыл дверь и пропустил Чьюза в большой светлый кабинет, увешанный географическими картами. В глубине, за письменным столом, сидел генерал. Он поднялся навстречу Чьюзу.

– Рад видеть вас, профессор, – сказал он низким, трубным голосом. Прошу... – и, указав на кресло против стола, сел.

Это был огромный, широкоплечий человек, с бравой грудью, украшенной тремя рядами орденских ленточек. С его громадного бритого лица смотрели выпуклые рачьи глаза. Говорил он тем мощным голосом, который, вероятно, способен воодушевлять войска на парадах. В комнате же этот голос заставлял пожалеть, что у обладателя его нет приспособления для регулирования звука.

– Конечно, я огорчен, профессор, что вас, так сказать, ограничили, но это уже не по моему ведомству, – генерал развел руками. – Хочется помочь вам. Надеюсь, мы договоримся. Вы, конечно, понимаете, профессор, о чем речь. Великания нуждается в вашем изобретении. Оно очень своевременно...

– Господин генерал, обо всем этом со мной уже говорили, и мой ответ вам, очевидно, известен.

– Э, да кто говорил? Что они понимают, что могут сказать? – генерал пренебрежительно махнул рукой. – Вы курите, профессор? – спросил он, придвигая коробку с сигарами. – Жаль... Прекрасные сигары... Если разрешите, я закурю...

Не ожидая ответа, генерал закурил.

– Я понимаю вас, профессор. Вам мерещатся мертвые города с населением, убитым вашими лучами, горы детских трупов и прочие кошмары. Да, да, я понимаю вас, более того – я сочувствую вашим идеям. Пора спасти человечество от ужасов войны! Всю жизнь я мечтал о том, как сделать войну невозможной.

Чьюз смотрел на него с нескрываемым удивлением.

– И не только мечтал, но даже создал собственную доктрину, – с гордостью сказал генерал. – Знаете, чего ей не хватало? Сверхмощного оружия! Вы его изобрели, профессор.

– Это не оружие! – упрямо сказал ученый.

– Не спорю, – сейчас же согласился генерал. – Конечно, не оружие. Ведь если вы передадите нам, военным, ваши лучи – война навеки исчезнет.

– Не понимаю...

– Сейчас поймете... Каждое оружие действует даже и тогда, когда оно непосредственно не применяется. Пушки убеждают не только залпами, но и красноречивым молчанием. Они как бы предупреждают противника: не затевай войны!

– Может быть, сначала и предупреждают, но потом все-таки стреляют, возразил профессор.

– Как раз потому, что это – несовершенное оружие. Вы, профессор, конечно, знакомы, с трактатом доктора философии Сэмсама "О природе человека"?

– Не имел времени...

– Как видите, иные генералы больше интересуются наукой, чем ученые. Генерал самодовольно улыбнулся и взял со стола объемистый том. – Моя настольная книга. Изумительный труд. Какая глубина мысли! Рекомендую прочитать! Разрешите процитировать... "Драки детей – вот неопровержимый аргумент против беспочвенных и вредных мечтаний об исчезновении войн". Замечательно верно! Эта глубокая философская мысль и послужила отправным пунктом для моей доктрины. Почему до сих пор все попытки избежать войны кончались крахом? Потому что, продолжая аналогию, дети заключали между собой мирные договоры о том, что они не будут драться. Наивно, глупо... Разве так предупреждают драки? Нет, надо присматривать за расшалившимися детьми. Но это даст эффект лишь в том случае, если у воспитателя все время будет в руках предупреждающее средство: розги. Не сочтите меня, профессор, за рутинера: я вовсе не сторонник телесных наказаний. Я рассматриваю розги только как предупреждающее средство. Одного вида их достаточно для того, чтобы дети вели себя прилично. Уверяю вас: люди – те же дети. Человечеству тоже необходим воспитатель."

И этот говорит о человечестве!" – с удивлением подумал Чьюз.

– Пушки, танки – чепуха, это есть у всех! Дайте детям палки – конечно, они передерутся. Но монопольное сверхмощное оружие в руках наиболее культурной, демократической, талантливой расы – это тот воспитатель...

– С розгами, – вставил Чьюз.

– Совершенно верно: с розгами, который сделает войны ненужными и невозможными. Как видите, генерал оказался миролюбивее философа!

– Насколько я понял, генерал, – спросил Чьюз, – вы хотите превратить мои лучи в розги для человечества? Пороть лучами?

– В том-то и дело, что розги достаточно показать. Где-нибудь на острове Уединения в Спокойном океане мы устраиваем небольшую, но эффектную постановку под названием: "Новые научные опыты с лучистой энергией". Мы направляем лучи на стадо баранов или овец, и через секунду все готово! Конечно, военные атташе смотрят и ужасаются, корреспонденты записывают, фотографы снимают, кинооператоры вертят ручки своих аппаратов, радио разносит по всему миру предсмертное блеяние овец и баранов... Мировая сенсация! Газеты об этом только и пишут. В кинотеатрах только и демонстрируют научно-документальный фильм об опытах на острове Уединения. И после всего этого нам лишь остается приступить к воспитанию. "Дети, что это вы затеяли какую-то глупую игру в новую демократию? Зачем вам новая, когда есть отлично зарекомендовавшая себя старая демократия?"

– Во главе с Докпуллером, – снова вставил Чьюз.

– Хотя бы и так, – согласился генерал. – Где еще возможен Докпуллер? Он был разносчиком газет, – вы знаете это, профессор? Из разносчиков в миллиардеры – это возможно лишь в стране демократии, при великанском укладе жизни.

– Как вам сказать? – заметил ученый. – Шантаж и розги – доктрина не новая...

– В мировом масштабе! – восторженно воскликнул генерал, но тут же спохватился: – Однако к чему такие вульгарные слова, профессор? Дипломатия их не знает. А это именно дипломатия! Нам, военным, ничего не остается, как облачиться в дипломатические фраки, а прежние мундиры вместе с пушками и пулеметами сдать в исторические музеи. На земле воцарится вечный мир. Чего не могли добиться разные там Кампанеллы, того добьемся мы, генералы...

– Боюсь обидеть вас, генерал, – вдруг сказал Чьюз, – но должен заметить, что ваша доктрина мирового господства не отличается особенной новизной. Недавно мы были свидетелями полного краха доктрины подобного рода...

– Вы меня нисколько не обижаете, – спокойно возразил генерал. – Я не из тех, кто пугается названий. У фашистов не было подходящего оружия. У нас оно будет. В этом вся разница.

– Только в этом? – Чьюз хитро прищурился. – Теперь, генерал, я вас вполне понял. Но, заметьте, фашизм тоже был уверен в непобедимости своего оружия. Однако не все покорились... А если и теперь не все испугаются?.. Если у некоторых найдутся даже свои лучи или что-нибудь вроде этого... Тогда как?

Генерал поднялся из-за стола, огромный, грузный, грудь его раздулась, орденские ленточки тревожно зашевелились.

– Уничтожим! – прорычал он.

Из резиденции генерала Ванденкенроа машина отвезла профессора Чьюза уже в тюрьму.

14. Потомки Джордано Бруно

И смерть в одном столетии дарует жизнь во всех веках грядущих.

Дж. Бруно

Осуществление своего открытия он начинал с добровольного заключения в металлической лаборатории. Это было всего лишь четыре месяца назад. Теперь трагикомедия с "лучами жизни" также кончилась заключением, но уже тюремным.

Мог ли он когда-нибудь думать, что попадет в тюрьму? Скорее бы он допустил, что окажется на луне или на Марсе. Для ученого это было бы вероятнее.

Чьюз ходил по камере – три шага вперед, три назад. Итак, он прожил семьдесят лет, вероятно, уже всю свою жизнь; делал удивительные научные открытия, но наиболее удивительным из них была все-таки сама жизнь. Только теперь он открыл ее. Только теперь он узнал, понял, почувствовал, что в жизни существуют подлость, глупость, война, тюрьма, голод...

В сотый раз он оглядывал нехитрую обстановку своего неожиданного жилья. Койка, табурет, стол – все это было крепко привинчено к стене. Здесь даже предметы были лишены свободы. Тусклый свет с трудом проникал сквозь небольшое грязное окно. Оно было под самым потолком, и все-таки его закрыли металлической решеткой.

Он почти вплотную подходил к стене, опускался на корточки и пытался заглянуть снизу в просвет окна, чтобы увидеть небо. Но в окно была видна лишь какая-то грязно-серая масса, может быть, соседняя стена...

Иногда ему начинало казаться, что мир перестал существовать. В своей загородной лаборатории он привык к тишине, но здесь тишина была особенная: какое-то молчание небытия. Нельзя было понять, как среди огромного шумного города мог возникнуть этот остров молчания.

Он очень удивился, когда, подсчитав, понял, что находится в тюрьме всего шесть дней.

Шестой день ознаменовался необычайным происшествием: тюремщик, приоткрыв оконце в двери, сообщил о посетителе.

Когда Чьюза ввели в комнату, дневной свет ослепил его, и он зажмурил глаза.

Адвокат Самуэль Ношевский крепко пожал ему руку. Их оставили вдвоем.

Чьюз жадно слушал. Джо вернулся. "Милый мальчик, наконец он на свободе!"

Но возвращение Джо газеты использовали в интересах Докпуллера. Ношевский принес пачку газет, различавшихся между собой только названиями. Все они негодовали, что Чьюз посмел обвинить Докпуллера в краже ребенка.

Чьюз тихонько смеялся. Пусть его теперь ругают! Все-таки им пришлось вернуть Джо и без лучей.

В газетах было напечатано заявление Луизы. Она подтвердила, что необходимые для выкупа пятьдесят тысяч получила от профессора Чьюза. Ее спрашивали, что она знает о требовании отдать за ребенка "лучи жизни". Она отвечала, что никогда не слышала об этом.

– Чем же, однако, объяснить заявление Чьюза? – допытывались у нее.

– Дед очень любит внука и в то же время боится похищения лучей, – отвечала она. – Кроме того, он очень переутомлен. Нервное расстройство...

Старик был потрясен. Значит, и Луиза против него? Но он сейчас же взял себя в руки: она не могла поступить иначе, ее, конечно, заставили так отвечать. Ради Джо она готова на все. Понимает ли она хотя бы, что это он, дед, сдержал свое обещание спасти внука?

Только теперь Чьюз понял, как удача с Джо осложнила его собственное положение. Ведь если кража ребенка не имела никакого отношения к лучам, то и никакого покушения на лучи вообще не было. Было просто убийство Меллерта. Именно в этом духе и высказывались все газеты. "Ученый-убийца! – захлебывались "Горячие новости". – Убийство человека в экспериментальных целях! – кричали они. – Не сам ли злодей Чьюз, – спрашивала газета, – открыто, цинично называл людей "микробами в пиджаках"?.. Над этими "микробами" он уже творит свои смертоубийственные "опыты".

Особенно возмущало газету то, что коварный изобретатель сам же и уничтожил свои приборы. "Убийца всегда стремится уничтожить орудие убийства, – писала газета. – Но ему ничто не поможет. Улики налицо!""

Ученого убийцу – на электрический стул!" – тоном приговора требовала газета "Руки по швам!", орган ордена "Вольных тюремщиков вредных мыслей". Газета сообщала, что преступник пытался бежать в Коммунистическую страну. Власти вовремя захватили убийцу в его кровавом притоне. Видя безвыходность положения, он в бессильной злобе уничтожил свои приборы.

Газета "Рекорд сенсаций" рекомендовала властям и вообще всем желающим хорошенько пошарить в подвалах, катакомбах и застенках злодейского притона Чьюза, порыться в его саду и во дворе. "Нет никаких сомнений, – утверждала газета, – что там покоятся кости сотен замученных жертв". Газета напомнила все случаи загадочных исчезновений за последний год. "Теперь ясно, – догадывалась газета, – что разговоры о каких-то бандитских трестах были досужей чепухой. Нет, все дороги ведут в кровавый застенок "ученого" Чьюза!""

И какое коварство! – кипел от негодования "Вечерний свет". – Убить коменданта студенческой охраны, той самой, что, хотя и заблуждаясь, искренне и самоотверженно стояла за Чьюза! Хороша благодарность! Пусть же студенты из разных "Союзов защиты Чьюза" призадумаются над тем, кого они защищали".

Газеты посвящали прочувствованные строки Меллерту. Репортеры интервьюировали родственников, квартирную хозяйку, соседей – все эти интервью рисовали образ честного, скромного, трудолюбивого, аккуратного, доброго юноши. "Бывало, мухи не обидит", – сказала двоюродная тетя Меллерта сотруднику "Горячих новостей". "Очень вежлив, при встречах всегда раскланивается, хотя мы и не знакомы", – сказала соседка ("Вечерний свет"). "Очень аккуратен: ни разу не задержал платы за квартиру", – сказала хозяйка ("Рекорд сенсаций"). "Держался великанского образа мыслей", – сказал содержатель бара, куда покойный нередко забегал выпить. Образ мыслей человека, как известно, лучше всего раскрывается во время выпивки, так кому же и знать его, как не содержателю бара, – поясняла газета "Руки по швам!". "Чистил зубы нашей пастой "Идеал", – сказал представитель фирмы "Великий парфюмер". По сообщению следственных властей в комнате пострадавшего обнаружен начатый тюбик пасты "Идеал". По заявлению врача, производившего вскрытие, зубы пострадавшего найдены в цветущем состоянии. Паста "Идеал" сохраняет зубы идеально белыми и делает вашу улыбку неотразимой. Чистите зубы пастой "Идеал".

Последнее интервью, наиболее пространное, было напечатано во всех газетах. Обвинение Чьюза против Докпуллера было разбито в пух и прах."

О каком вообще обвинении может идти речь? – возмущались "Горячие новости". – Кто видел этот мифический договор, на котором строит свое "обвинение" Чьюз? Да, он потрясал перед изумленной аудиторией каким-то листком, но на столь почтительном расстоянии, что никто ничего не видел. Где же теперь этот грозный обвинительный "документ"? Увы, его нет, но господин Чьюз не смущается, – он требует, чтобы ему верили на слово. Слышали ли вы что-нибудь более мерзкое, чем это "честное слово" убийцы?..""