Текст книги "Интеллектуальный слой в советском обществе"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

132182 чел., юридический -15283, технический – 127340, медицинский – 92781, культурно-просветительский – 173925, работников

искусства – 32128. При этом на РСФСР приходилось 79% интеллигенции, на Украину – около 20%, в Белоруссии ее насчитывалось 6

тыс., в Сибири и на Дальнем Востоке – около 38 тыс., в Средней Азии – 17 тыс. (в Туркмении, в частности, было только 60 врачей и 37

инженеров). 70% интеллектуального слоя составляли мужчины. В населении страны его доля не превышала 0,7%. Довольно

подробные данные имеются по столицам (35).

По переписи 1926 г. из 147 млн. населения служащих было 3,9 млн. или 2,6%. Вместе с безработными соответствующих профессий их

было: руководящего персонала предприятий, учреждений и органов власти 328032, юристов – 21795, технического персонала – 288069,

медицинского персонала – 190506, культурно-просветительского – 400690, искусства – 35067; всего 1242 тыс. служащих плюс 136,5

тыс. лиц свободных профессий. С учетом неполноты данных (например, о научных работниках) и военных, интеллектуальный слой

может быть исчислен в 1,5 млн. или около 1% населения. Женщин в его составе насчитывалось 29,3%. Среди инженеров, научно-

преподавательского состава лица до 30 лет составляли 20-30%, но среди руководящих работников – 49,4, учителей – 65,1, агрономов -

55,6, техников – 57,5%. Разумеется, персональный состав образованного слоя в первое десятилетие советской власти изменился очень

сильно. Немалое число лиц, обладавших высоким уровнем образования были вынуждены по социально-политическим причинам

переместиться в низшие слои интеллектуального слоя (став конторщиками, учетчиками, счетоводами и т.п.). Место погибших и

эмигрировавших наиболее квалифицированных специалистов заняли недавние выпускники учебных заведений, а множество

должностей было занято лицами, по своему уровню образования никогда бы не имевшими шансов занять их до революции.

Важнейшее значение для увеличения численности образованного слоя имел, конечно, рост численности студентов, форсирование

которого стало первостепенной заботой советского властей. В начале 1918 г. имелось всего 60 тыс. студентов вузов, к осени 1919 – 117

тыс. (по другим сведениям – 221, 3 тыс.). В 1920 г. число студентов вузов и техникумов составляло 317 тыс. чел. (в т.ч. вузов 207 тыс.)

, в 1921 г. студентов вузов – 224 тыс., в 1922 – 213, в 1923 – 205, в 1924 – 165, в 1925 – 162, в 1926 – 160 или 163 тыс. (36) После

некоторых колебаний в середине 20-х годов число студентов росло огромными темпами. По десятилетиям (данные по годам см. табл.

9-10) прием, выпуск и число студентов (тыс. чел.) выглядели так:

Год Прием в т.ч. вузы Выпуск в т.ч. вузы Численность в т.ч. вузы

1920 34,0 44,0 20,0 317,0 207,0

1930 503,0 144,2 105,3 43,9 874,7 287,9

1940 646,4 263,5 362,9 126,1 1786,5 811,7

1950 775,4 349,1 490,6 176,9 2545,0 1247,4

1960 1362,6 593,3 826,8 343,3 4455,6 2396,1

1970 2249,9 911,5 1664,1 630,8 8968,6 4580,6

1980 2508,9 1051,9 2092,0 817,3 9846,9 5235,2

1990 2396,4 1040,5 1967,9 756,0 9258,4 5161,6

За 1918-1921 гг. вузы выпустили 1,6 тыс. инженеров, несколько тысяч учителей, за это же время военно-учебными заведениями было

подготовлено около 40 тыс. командиров (37). В 1921-1928 гг. вузы выпускали ежегодно около 20 тыс. чел., средние специальные

учебные заведения – около 24 тыс. чел., подготовив около 150 тыс. специалистов с высшим и около 200 тыс. со средним специальным

образованием (38). До 1933 г. вузы выпустили 510 тыс. специалистов, техникумы – 489 тыс. В целом за довоенный период было

подготовлено 1208,2 тыс. чел. с высшим и 1790,3 тыс. чел. со средним специальным образованием, за войну – 302 и 539,8, а за

послевоенный период до 1970 г. – 7624,8 и 12432,6 тыс. чел. соответственно (см. табл. 11) (39) Среднегодовое увеличение (%) приема в

вузы и техникумы составило (40):

1955-1960 1960-1965 1965-1970 1970-1975 1977-1978

6,3 6,15 2,3 1,6 0,9

При этом если в 1940 г. на дневные отделения принималось 73,26% студентов, то в 1965 г. – менее 50, в 1970 – почти 60, а в 1976-1978

гг. стабильно около 63% (в абсолютных цифрах см. табл. 12) (41). На начало 1980/81 учебного года на дневном отделении училось

56,9% всех студентов против 54,1% в 1975/76 г. Увеличение удельного веса дневных отделений означало дополнительный рост

выпуска специалистов, так как из вечерников заканчивало в срок только 40% студентов, а среди заочников – 32,6%, отсев составлял

29,4 и 39,0% соответственно (42).

К началу 80-х годов раздувание образовательной сферы достигло уже такой степени, что уперлось в некоторые естественные

ограничители. При обсуждении планов приема на 1981-1985 гг. отмечалась “сложная демографическая ситуация” и связанный с ней

“ряд негативных последствий”. Руководители образовательной системы выделяли, в частности, такие: 1) заметное сокращение

прироста трудоспособного населения сокращает возможности роста приема в вузы на дневное отделения, а в известной степени и без

отрыва от производства; 2) несмотря на всеобщее среднее образование, уменьшается численность выпускников 10-х классов; 3) рост

ПТУ ведет к дальнейшему уменьшению выпускников 10-х классов. ”Размеры подготовки рабочих и специалистов с высшим

образованием зависят от соотношения в распределении трудовых ресурсов молодежи. Так, значительное увеличение подготовки

специалистов могло бы привести к нехватке квалифицированных рабочих“ (43). Нетрудно заметить, что основным принципом

оставалось все-таки всемерное увеличение числа студентов, и, хотя диспропорция между реальной потребностью в специалистах и

рабочих давно уже была очевидной, рост приема в вузы и техникумы продолжался до самого конца существования СССР.

В годы 10-й пятилетки прием планировался в размерах, близких к 1975 г., но в действительности был значительно выше. Против

плана в 5076,3 тыс. чел. в 1976-1980 гг. было принято 5125,1, причем отмечалась, что “такая точность достигнута впервые” (за эти

годы было открыто 32 новых вуза, в т.ч. 5 университетов). Для следующей пятилетки в основу количественных показателей

подготовки специалистов с высшим образованием было положено указание (44) о сохранении общего ежегодного приема на уровне

1981 г. Поэтому в пятилетнем плане на все годы предусматривался одинаковый показатель приема – 1052,7 тыс. чел. (или на 0,4%

больше, чем в 1980 г.), причем для приема на дневные отделения для 1982-1983 гг. предусматривался уровень 1981 г., а на 1984-1985

гг. – с сокращением на 32 тыс. с соответственным увеличением приема на вечерние и заочные (45). В 1983/84 учебном году на дневном

отделении вузов училось 56,3% студентов (на вечернем – 12,1 и на заочном – 31,6) (46), в средних специальных учебных заведениях -

63% (47). В 1984/85 учебном году процент студентов дневного отделения вузов увеличился до 63,4 (48). К 1990 г. планировалось

общее увеличение контингента студентов на 20-40% (49).

Однако численность всего социального слоя лиц умственного труда росла еще быстрее численности студентов и была гораздо

значительнее, чем число выпускников учебных заведений, поскольку для советского строя всегда было характерно (особенно в

довоенный период) так называемое “выдвиженчество” – массовое назначение на должности для исполнения интеллигентских функций

людей, не получивших соответствующего образования. Основные показатели этого роста по десятилетиям приведены ниже (более

подробные сведения см. табл. 13, 14, 15, 16, 17) (50).

Год Всего специалистов (тыс.

чел. на конец года)

В т.ч. с высшим

образованием (тыc. чел.)

Всего лиц умственного труда

(млн. чел)

Доля во всем

населении (%)

1928 521,0 233,0 2,7 5,2

1940 2401,2 909,0 10,1 16,5

1950 3254,0 1442,8 11,4 -

1960 8783,7 3545,2 15,8 18,1

1970 16840,7 6852,6 25,3 22,1

1980 28611,6 12073,2 33,6 25,1

1989 36484,0 20614,5 36,7 29,3

Основной скачок численности образованного слоя пришелся на 30-е годы, когда темпы роста за десятилетие составили около 300%, а

по лицам с высшим и средним специальным образованием – 360%. Второй “всплеск” роста пришелся на 50-60-е годы, когда по

отдельным категориям он составил до 100% за десятилетие. Оба скачка, как будет показано ниже, были вызваны идеолого-

политическими обстоятельствами.

Хотя в советской статистике сведения об удельном весе интеллектуального слоя в населении страны не всегда сопоставимы и

приводятся не за все годы, общую картину можно представить по табл. 18. (51) Лиц умственного труда или “служащих” в анкетном

смысле принято было подразделять на собственно служащих и специалистов (в т.ч. с высшим и средним специальным образованием и

состоящих на соответствующих должностях “практиков”). Соотношение между этими группами, постоянно менявшееся в пользу

последних, отражено в таблицах 19, 20, 21, 22, 23. (52) При этом общее число лиц с высшим и средним специальным образованием

было еще несколько больше, поскольку ежегодные данные относятся к “занятым в народном хозяйстве”, а не ко всем, имеющим

таковое. Например, в 1939 г. высшее образование имели 1177 тыс. чел., а работали только 909 тыс., в 1959 г. – соответственно 3778 и

3235,7; из имеющих среднее специальное образование 7870 тыс. чел. работали тогда 4781,1 тыс. чел. В 1962 г. работало примерно на 1

млн. чел. меньше, чем имеющие высшее образование 4717 тыс. чел. и чуть ли не на 3 млн. чел. меньше, чем имеющие среднее

специальное 9207 тыс. чел. (53) В 1986 г. из более 45 млн. специалистов с высшим и средним специальным образованием в составе

занятого населения числилось около 36 млн. (54)

Особенно быстро росла численность специалистов производственных отраслей. Число их (в тыс. чел.) показано ниже.

1920 1940 1960 1970 1980

ИТР промышленности 45,7 614,1 3091,3 6824,0 12644,9

Специалисты сельского хозяйства 19,6 158,3 598,1 1005,0 1557,0

В 1928 г. на 1000 рабочих приходилось 23 ИТР, в 1934 – 71. За 30 лет (1950-1980 гг.) численность инженеров выросла более чем в 12

раз (рост числа и доля инженеров среди других специалистов показаны в табл. 24), тогда как численность врачей возросла за то же

время в 3,7 раза, а учителей – в 1,6 раза (см. табл. 25-26) (55).

Гипертрофированный рост численности не обошел и наиболее элитарную сферу умственного труда – науку. Ученых “производили” в

массовом порядке точно так же, как и специалистов других сфер, даже еще быстрее. Число аспирантов за 20-е годы увеличилось

десятикратно, за 30-е годы – более чем на 460%. Только за 1931-1934 гг. было выпущено 6,6 тыс. аспирантов (см. табл. 27).

Соответственно росло и число научных работников (см. табл. 28-29). По десятилетиям (тыс. чел.) рост показан ниже.

1930 1940 1950 1960 1970 1980

Аспиранты 3,0 16,9 19,4 36,8 99,0 96,8

Научные работники 30,4 98,3 162,5 354,2 927,7 1376,3

Достигнув огромной цифры свыше 1 млн. чел., число научных работников увеличивалось главным образом благодаря созданию

новых учреждений. Число крупных научных учреждений (считая и вузы) выросло с 2,3 тыс. в 1940 до 6,2 тыс. в 1975 г., после

некоторого укрупнения их, в 80-х годах их число превышало 5 тыс. (см. табл. 191), а с учетом мелких заводских подразделений

достигало десятков тысяч (56). Излишество это бросалось в глаза уже в начале 80-х годов, высказывалась, в частности, мысль, что

если экстраполировать современные темпы роста научных работников, то уже к началу ХХI в. количество научных работников

превысит население земного шара. Но вместо сокращения численности научных работников выдвигались планы противоположного

характера, в частности, о продлении их срока деятельности (57).

Уже в 30-х годах довольно быстро росло число лиц, имеющих ученые степени и звания (58). После войны обладатели ученых

степеней стали составлять значительный процент научных работников, особенно в учреждениях АН (см. табл. 37-38) (59). С конца 50-

х годов доля их стала снижаться в результате массового рекрутирования в науку кого попало и отчасти из-за стремления экономить на

зарплате ученым, несколько замедлило поначалу рост защит и введение нового порядка защиты диссертаций в 1972 г. Но к концу 70-х

доля обладателей степеней снова выросла, например, в 1976 г. в СОАН доктора наук составляли 6,4%, кандидаты 48,6, научные

работники без степени – 45,5% (60). (см. также табл. 188) (61). Всего за 50 лет (к 24.06.1983 г.) ВАК аттестовала 56 тыс. докторов, около

600 тыс. кандидатов и 300 тыс. профессоров, доцентов и старших научных сотрудников (62). С 1977 г. наметился рост защиты

диссертаций, связанный с увеличением общей численности научных работников, но процент обладателей степеней среди всех их

массы менялся незначительно (63). В 1989 г. число ежегодно утверждаемых степеней достигло около 4,2 тыс. докторских и 29,5

кандидатских (64). Для 60-70-х годов были характерны две тенденции: во-первых, рост доли научных работников, обучавшихся в

аспирантуре при вузах, но работающих в НИИ, во-вторых, уменьшение удельного веса аспирантов очной аспирантуры (65).

Абсолютное число аспирантов, достигнув апогея в 1970 г., стало медленно снижаться. Большинство научных сотрудников НИИ не

обучалось в аспирантуре, но среди имеющих ученую степень аспирантуру окончили свыше половины, причем показатель этот не

одинаков по отраслям наук. В АН СССР за 1965-1989 гг. защитилось 16093 соискателя и 16762 аспиранта (66) (см. также табл. 43) (67).

Для аспирантуры, впрочем, была характерна довольно низкая эффективность (особенно в АН СССР): лишь около 10% аспирантов

представляли диссертации в положенный срок, а до половины вовсе их не представляли (68).

В конце 20-х годов 29,6% среди научных работников составляли гуманитарии (12 специальностей), 21,1 – медики, 11,1 – биологи, 10,7 -

техники, 7,0 – химики, 6,6 – физики, 5,5 – специалисты сельскохозяйственных наук, 3,6 – геологи, 3,2 – математики, 1,6 – военные (см.

также табл. 30) (69). Впоследствии структура научных кадров претерпела существенные изменения в пользу увеличения доли

прикладных наук и особенно технических (70), так как политика властей была направлена главным образом на получение

немедленных практических результатов, следствием чего стали известные лозунги за связь науки с “жизнью”, “производством” и т.п.

На партийных съездах вплоть до самого последнего времени говорилось о необходимости “решительного поворота к практике”, ибо

“схоластическое теоретизирование может лишь тормозить наше движение вперед” (имелся в виду курс в сфере естественных наук;

гуманитарные науки при господстве марксизма почти ничего, кроме “схоластического теоретезирования” представлять и не могли).

Отраслевая структура научных кадров представлена в табл. 31, 32, 33, 34, 35, 36, 44, 189. (71)

В довоенный период наука была сосредоточена в основном в вузах. В 1928 г. вузах работало 58,9%, в НИИ – 28,6, в административно-

хозяйственных и лечебных учреждениях – 7,2, в культурно-просветительских – 5,3%. Со временем все большая доля научных

работников стала приходиться на НИИ – от менее трети до войны до более половины в 60-80-е годы (см. табл. 190) (72). Как и до

революции подавляющее большинство ученых работало в Москве и Ленинграде (в 1951-1955 гг. 41,4% докторов наук приходилось на

Москву, 16,0 на Ленинград и еще 12,4 – на остальные города Европейской части СССР) (73). В 1977/78 г. в вузах работала треть всех

научных работников – более 400 тыс. (74) При сравнительно небольшом увеличении в перспективе численности преподавателей вузов

удельный вес докторов намечалось тогда довести до 7-8%, кандидатов – до 50-55%. Для должностной структуры научных работников

была характерна (особено в отраслевых НИИ) высокая доля руководителей, часто превышающая доля старших научных сотрудников

(75) (см. также табл. 39, 40, 41, 42) (76). Средний возраст научных работников в 1976 г. по данным СОАН составил 38 лет, средний

возраст всех научных работников СССР в 80-е годы составил 42 года, кандидатов наук – 47 и докторов – 59 лет против 38, 43 и 56 в 70-

е. Средний возраст академиков в 70-80-е годы составлял 69 лет, членов-корреспондентов – 63; возраст претендентов в член-корры в

середине 80-х составлял 54-55 лет (см. также табл. 45) (77).

Практически для всех социально-профессиональных групп образованного слоя была характерна такая степень количественного роста,

которая лишала их профессию прежнего ореола избранности и делала излишним опасения по поводу возможности замены при

необходимости сколь угодно значительной их части. В 70-80-х годах все основные черты советского интеллектуального слоя,

сложившиеся с 20-х годов, получили дальнейшее развитие. Продолжавшееся безмерное разбухание интеллектуального слоя (к концу

80-х годов насчитывалось 37 млн. специалистов, в т.ч. 16 млн. с высшим образованием) привело к тому, что при значительно более

низком социокультурном и техническом уровне СССР по сравнению с развитыми европейскими странами, он находился на первом

месте в мире по количеству врачей, инженеров, научных работников и т.д. не только в абсолютном исчислении, но и на душу

населения, одновременно держа первенство по мизерности их оплаты – как по абсолютным показателям, так и относительно средней

зарплаты по стране. При этом выпуск из высших и средних специальных учебных заведений превысил 2,1 млн. человек (наивысший

показатель – 2118,5 тыс. отмечен в 1981г.), общее число учащихся этих заведений приблизилось к 10 млн.(1980 г. – 9846,9 тыс.).

Важным обстоятельством бытия интеллектуального слоя стала его бюрократизация. С исчезновением настоящей бюрократии

(сравнительно небольшого слоя чиновников, юридически оформленного, с конкретной и четкой иерархией, чинами и т.д.) произошла

тотальная бюрократизация всего общества и в первую очередь его образованного слоя, в котором хотя никто не имел гражданских

чинов, но практически каждый являлся чиновником в смысле принадлежности к системе общественных отношений, где все замкнуто

на государство и любая сфера деятельности есть по сути государственная служба, поскольку других работодателей не имеется. Если

до революции на государственной службе состояло менее четверти всех представителей интеллектуального слоя, то после нее -

подавляющее большинство, а к концу 20-х годов (с ликвидацией НЭПа) – до 100%.

Тотальный контроль социалистического государства над всеми сферами жизни привел к невиданному разрастанию и собственно

административно-управленческого слоя. Уже в конце 1919 г., несмотря на потери во время мировой и гражданской войн, эмиграцию и

отпадение от России огромных территорий с многомиллионным населением, только в 33 губерниях Европейской России

насчитывалось 1880 тыс. средних и 480 тыс. высших государственных служащих (вместо 576 тыс. до революции). Упадок экономики

вызвал в 1918-1920 гг. сокращение административного аппарата на 20-50% (78), однако вскоре она вновь выросла.. Перепись 1923 г.

зафиксировала только в городах, без сельской местности, 1836 тыс. служащих.

Если до 1917 г. в России на 167 млн. населения приходилось менее 0,6 млн. государственных служащих, а в Германии на 67,8 млн.

населения – 1,5 млн., то уже через 10 лет Германия по количеству их “на душу населения” осталась далеко позади: к этому времени

там в управлении было занято 20 чел. на 1000 населения, а в СССР – 33. Таким образом, занимая по этому показателю до революции

последнее место среди европейских стран, после нее наша страна уверено вышла на первое. Показательно, что уже в 1923-1924 гг. в

государственном аппарате насчитывалось свыше 2000 наименований должностей вместо 600 до революции. С 1923 по 1924 гг.

государственный аппарат был сокращен на 28,5%, затем последовали и еще попытки в этом направлении (79). Однако, несмотря на

сокращения, общая численность служащих государственного аппарата продолжала год от года увеличиваться и выросла с 1925 по

1928 гг. с 1854,6 до 2230,2 тыс. чел. (см. табл. 47) (80). В ходе знаменитой “чистки” 1929-1932 гг. также проводилось сокращение

персонала. К середине 1931 г. через нее прошло 1,6 млн. служащих, из них около 10% было “вычищено” (РСФСР – 10,7%, Украина -

11,6, Белоруссия – 16,5, УзССР – 6,1, ТССР – 13,8%). Некоторые учреждения были сокращены очень сильно, например, Центросоюз с

4236 до 2150 чел. – на 50% (81).

Проблема “сокращения государственного аппарата” постоянно поднималась в советское время, но ни разу даже не приблизилась к

решению, потому что в социалистическом государстве она не решаема в принципе. Наиболее шумные кампании под лозунгами типа

“Из канцелярии – к станку!” имели место в конце 50-х – начале 60-х годов. Планы простирались до того, чтобы переучивать служащих

в рабочих и направлять их в отдаленные районы. Но и роспуск ряда министерств, перекройка органов управления и другие меры

принесли смехотворные результаты. В 1960 г. по сравнению с 1958 численность государственного аппарата сократилась на 6-7%, но

уже в 1963 г. – восстановилась, а со следующие года стала уверенно расти, увеличившись в 1968 г. на целую треть (см. табл. 48). И в

дальнейшем после каждого “сокращения” численность государственного аппарата только еще больше возрастала. При этом наиболее

квалифицированная часть специалистов концентрировалась обычно в аппарате (см. табл. 49) (82), а не на производстве. Выпускники

вузов также стремились любой ценой избежать предприятий (83). Советский строй был немыслим без бюрократизации, это та основа,

без которого он не мог существовать, даже если бы примитивизм и ограниченность его политического руководства на всех уровнях не

заставляли искать в ней спасения (84).

2. Политика советского режима

в сфере формирования советской интеллигенции.

Поскольку создание советского интеллектуального слоя происходило под знаком борьбы за "социальную однородность общества",

коммунистический режим целенаправленно формировал совершенно определенный социальный состав его, придавая этому огромное,

часто самодовлеющее значение. В идеале (впредь до исчезновения этого слоя как такового) желательно было иметь его полностью

"рабоче-крестьянским" – так, чтобы каждое новое поколение интеллигенции было бы интеллигенцией "в первом поколении". Но более

реальной была задача, по крайней мере, не допустить, чтобы процент выходцев из интеллигенции в новом поколении образованного

слоя превышал долю этого слоя в населении страны. Практически вся история его в СССР есть история борьбы советской власти за

максимальное увеличение в его составе доли "интеллигенции в первом поколении". Задача регулирования социального состава

образованного слоя осуществлялась по нескольким направлениям: во-первых, непосредственное регулирование социального состава

студентов – система прямых ограничений для одних и льгот для других категорий абитуриентов в зависимости от происхождения, во-

вторых, создание специальных учебных заведений для подготовки к поступлению "социально-близких" власти лиц, в-третьих, система

льгот и преимуществ, не связанная непосредственно с социальным происхождением, но содействующая поступлению "ценных" в

социальном отношении элементов, в-четвертых, внедрение в состав образованного слоя (путем назначения на соответствующие

должности) тех же элементов без получения нормативного образования.

Прямое регулирование социального состава учащихся с предоставлением льгот "рабоче-крестьянскому молодняку" и ограничением

права на образование выходцам из образованного слоя было основой социальной политики советской власти и проводилось с первых

месяцев ее существования. Уже 2.08.1918 г. был принят "Декрет о правилах приема в высшие учебные заведения", предоставлявший

права поступления в вузы лицам любого уровня образования или даже вовсе без образования, и под лозунгом "завоевания высшей

школы" началось массовое зачисление туда "рабочих от станка". В одной из советских книг с гордостью комментируется такой

типичный случай: "Пользуясь декретом о приеме в вузы, студенты-коммунисты выступили с инициативой, которую поддержал

Замоскворецкий райком партии, привлечь рабочих фабрик и заводов к учебе в коммерческом институте. Рабочие живо откликнулись

на призыв коммунистов: около тысячи молодых рабочих записались студентами и получили курсовые билеты". Напутствуя их,

представитель райкома заявил: "У нас внутри есть враг – это интеллигенция, специалисты. Рабочий, который способен понимать

доклады на митингах, в десять раз лучше любого гимназиста поймет лекции профессора. Для чего существует тогда профессор, если

он не может быть понятым?" (85).Такая практика продолжалась все 20-30-е годы. Что бы ни представляли собой в смысле качества

подобные "специалисты", большевиков они вполне устраивали хотя бы потому, что создавали им социальную опору среди

интеллигенции, а вся созидательная деятельность все равно лежала на плечах настоящих – старых специалистов, подвергавшихся при

этом всем возможным унижениям.

В 1921 г., когда число желающих поступить в вузы стало значительно превышать число мест, некоторыми деятелями народного

просвещения был выдвинут лозунг: "Наука – только для коммунистов". На ректорском совещании в Главпрофобре в мае 1921 г.

предложения некоторые ректоров подойти к приему студентов только с учебной точки зрения были категорически отвергнуты. Тогда

же был установлен "классовый принцип" приема в вузы с целью резкого ограничения доли детей интеллигенции среди студентов.

Общих данных о приеме 1921 г. нет, но именно тогда в вузы Москвы и Петрограда впервые было принято значительное количество

рабочих. Наиболее последовательно в масштабе всей страны "классовые приемы" проводились с 1922 г. (86) На студенчество была

распространена практика "чисток". Так называемая "академическая чистка" 1924 г. носила ярко выраженный классовый характер и,

как писали советские авторы, "острие ее было направлено против менее ценной в классовом отношении категории учащихся" (87). В

конце 1923/24 учебного года в ходе проверки вузов было исключено около 18 тыс. студентов из "социально-политически-чуждых

элементов" и неуспевающих, при этом на рабочих и их детей приходился минимальный процент отчисленных. Последним создавались

особо льготные условия учебы: если студенчество в целом было обеспечено в 1926/27 учебного года на 42,5%, то его рабоче-

крестьянская часть – на 60,8% (88).

Для содействия поступлению в вузы малограмотной части населения стали использоваться различные методы "командировок",

"направлений" по путевкам различных организаций и т.п. В составе принятых по этим основаниям абсолютное большинство

составляли лица рабоче-крестьянского происхождения, а также молодая часть советской номенклатуры. В 1922 г. 80% принятых

прибыли по путевкам партийных и профсоюзных комитетов (что характеризуется советского авторами как "прорыв фронта старого

студенчества"), в 1923 г. по путевкам принято 53% студентов (в т.ч. рабочих, крестьян и их детей в этой категории 40%) (89).

Выходцам из образованного слоя был законодательно закрыт доступ не только в высшие учебные заведения, но и в среднюю школу II

ступени, чтобы они не могли пополнять ряды даже низших групп интеллигенции. Лишь в порядке исключения для детей особо

доверенных специалистов выделялось несколько процентов плана приема как представителям "трудовой интеллигенции". В 1925 г. из

18 тыс. мест на 1-м курсе 8 тыс. отводилось "рабфаковцам", а остальные распределялись следующим образом: 15% – ЦК ВКП(б), 15 -

ЦК РЛКСМ, 15 – ВЦСПС, 15 – для "демобилизованных и инвалидов", 25 – для особо талантливой молодежи из школ II ступени,

техникумов и совпартшкол, 5 – союзным республикам в порядке обмена и 10% – для "трудовой интеллигенции" (90).

Особенно усилился "классовый подход" в конце 20-х годов, одновременно с известными политическими процессами над

интеллигенцией – именно тогда, когда численность студентов возросла особенно резко. Июльский пленум ЦК 1928 г. потребовал

проведения дополнительных мероприятий, чтобы рабочие составляли не менее 65% всего приема во втузы (91). В том же 1928 г. было

решено направить в вузы "парттысячу" (прием 1929 г.), а затем – еще одну. В составе первой "тысячи" рабочих было 66,9%, крестьян -

4,9%, служащих – 28,2%, второй – 78,6, 2,1 и 19,3 соответственно (из направленных по разверстке ЦК по Москве и области 1400 чел.

рабочих было в 1929 г. 67,4%, в 1930 г. – 83,6%) (92). Вступительные экзамены в вузах были введены только постановлением 19

сентября 1932 г.

Такая ситуация заставляла многих представителей интеллектуального слоя, а тем более их детей (множество таких детей к тому же

осталось без родителей в годы гражданской войны и террора) поневоле становиться рабочими или скрывать свое происхождение,

чтобы получить возможность заниматься умственным трудом. (Вузовская статистика учитывала в одной социальной группе "рабочих

и детей рабочих", причем о соотношении между ними можно судить по тому, что, например, в 1925 г. "рабочих" было принято в вузы

45,3%, а "детей рабочих" – 8,5%, в 1927 г. – 46,7 и 8,5 соответственно (93).) По некоторые данным, в 1926-1929 гг. рабочие пополнялись

из служащих на 6,9%, среди студентов-заочников и вечерников рабочих из служащих было 23% (94), однако надо думать, что процент

бывших интеллигентов среди рабочих был в целом несколько выше, т.к. наиболее массовый характер такие перемещения имели место

не в эти годы, а во время и сразу после гражданской войны. Власти, кстати, отдавали себе отчет в наличии этого явления и проводили

целые кампании по выявлению среди рабочих нежелательных для себя элементов – бывших офицеров, чиновников, купцов и т.д.

Формально "классовый принцип" был отменен только в середине 30-х годов, когда выросло число потенциальных абитуриентов "из

интеллигенции" за счет детей тех, кто сам в первые послереволюционные годы поступал в вуз по разряду "пролетариев" и

"выдвиженцев". Такие лица составляли уже новую группу, отношение режима к которой было более терпимым: считалось, что

"потомственная советская интеллигенция" – дети тех, кто получил образование и вошел в состав интеллектуального слоя благодаря

установленному революцией режиму, – более лояльна, и нет необходимости столь жестко ее ограничивать в правах. Однако для

рабочих и крестьян по-прежнему сохранялось предпочтение.

Однако с точки зрения идеологии режима положение, при котором степень самовоспроизводства интеллигенции поднималась хотя бы

и за счет советской интеллигенции, было нетерпимо в принципе. И в 50-х годах, когда такая тенденция начала было проявляться, была

сделана попытка вернуться к практике 20-х годов. В 1958 г. было принято положение о преимущественном зачислении в вузы так