Текст книги "До и после Победы. Книга 1. Начало. (СИ)"

Автор книги: Сергей Суханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Я-то не подведу ... – а нет – еще трепыхается, причем удачно – перекинул на меня сомнения в квалификации. Ну – зубр, что тут еще сказать. У кого еще и учиться ... или оставить уж у нас – буду тренироваться "на кошках". Посмотрим.

– Вот и не подводите. Итак, составление карт боевой деятельности – наша основная задача на ближайшие две недели ...

Комиссар аж позеленел – мой "упрек" остался без ответа, так как я не дал ему слова, а сразу продолжил свою речь уже на другую тему, и ему останется только перебивать, но тогда он сразу получит ярлык скандалиста. А выкуси ! Мы тоже кой-чего могем !

– ... Как вы все видите, дело это уже не совсем новое, надо лишь структурировать уже накопленные знания и дополнить их тем, что будет выявлено. Причем, надо включать сюда всю жизнедеятельность бойца – не только его поведение на поле боя, но с самого начала – как он приходит на сборный пункт, в учебную роту и так далее вплоть до его выхода на гражданку. Думаю, на сегодня вводных достаточно, давайте проговорим конкретный план действий.

И еще три часа мы утрясали состав рабочих групп и сроки. Работы пришлось разбить на этапы – через три дня – перечень профессий, плюс три дня – первый набросок по каждой из них, плюс три дня – второй набросок, и уже через две недели – окончательные варианты. А то в начавшемся обсуждении я понял только одно – если выпустить процесс из-под плотного контроля, мы скорее всего ничего не получим. А так – на каждом промежуточном этапе я планировал организовать обсуждения, где группы представят свои результаты и их можно будет обсудить всем составом. Я надеялся, что такой подход не позволит вариться отдельным группам в собственном соку, когда глаз замылен, люди срослись с результатами своего труда и уже не видно ни допущенных ошибок, ни пробелов. А обсуждение другими людьми, наверное, позволит вскрыть недостатки и натолкнет на новые мысли. Эдакий мозговой штурм с подготовкой.

Под конец дня все устали, и я решил подбить бабки.

– Итак, через три дня предоставляете мне развернутый план по тем пунктам, которые мы сегодня обговорили. Если появляются другие пункты – вписываете с обоснованием их необходимости. Если вам кажется, что от некоторых пунктов надо отказаться – то же самое – пишете обоснование. Коллективно или индивидуально – без разницы – пока мы в нашем "демократическом централизме" находимся на слове "демократическом". "Централизм" наступит, когда примем первое подобие плана. Естественно, по ходу дела его потебуется корректировать, тогда снова будем включать демократию и гласность.

– Далее. Товарищи психологи, вы сами будете проходить обучение и участвовать в бою. Чтобы иметь представление и заодно использовать свои же чувства, ощущения, переживания в качестве материала для работы. При собеседовании с людьми не забывайте обращать внимание на то, насколько полно и точно люди описывают свои ощущения – нам надо наращивать службу психологов и такие люди – первейшие кандидаты. На мой взгляд, нам надо по одному психологу на пятьдесят человек – чтобы они успевали и отслеживать состояние бойцов, и писать докладные записки и, самое важное – корректировать психическое состояние бойцов и проводить психологическое обучение. Не забывайте и о службе тыла – хорошее питание и снабжение оказывает сильное влияние на состояние воинов. Группами должны рассматриваться все предложения и докладные – какими бы они ни казались на первый взгляд вздорными. Сейчас нам нужен плюрализм мнений. Естественно, чтобы не потонуть в бесконечных обсуждениях, все мнения должны быть логически подкреплены. Критика также должна идти на логическом уровне. Наличие такой критики – сигнал о том, что надо продумать встречную аргументацию или же подкорректировать свое мнение. И, как говорил Владимир Ильич – "меньше политической трескотни !" – только факты, выводы и предложения ! За работу, товарищи ! Я знаю, что нигде пока такое не делается, вы будете первыми. Дерзайте, и удачи.

– ГЛАВА 12

И работа закипела. Психологи и командиры часами сидели в прокуренных помещениях, с криком и руганью выстраивая перечень военных профессий, варианты событий, схему требований к каждой профессии и событию – мы били всю деятельность военнослужащего на подэтапы. Ведь понятно, что навыки, требующиеся от военнослужащего при получении довольствия, отличаются от навыков того же военнослужащего при штурме укрепленной полосы. В процессе работы и обсуждения оказывалось, что часть ситуаций общая для большинства категорий, и их можно объединить для нескольких профессий – то же посещение бань. Тогда как ряд навыков специфичен – стрельба снайпера и пехотинца сильно различаются. Так мы составляли карты деятельности. Это я так назвал перечень действий и оценки – людям понравились такие словосочетания – они выглядели солидно и профессионально. Ну и отлично – я тоже не против. Тем более я предлагал их по ходу дела – нахватался таких словечек из прочитанных вскользь учебников по менеджменту, юриспруденции и психологии, и дополнительно черпал эти «сакральные слова» в различных статьях. Поэтому и вылетали они из меня как что-то для меня настолько привычное, что это привело к одному очень полезному эффекту – народ начал думать, что я все это уже знаю, а всю работу затеял только для того, чтобы они сами прониклись новыми методиками. Тем более что словосочетание «методики спецназа» были уже в широком ходу, поэтому люди и считали, что мы сейчас максимум что делаем, так это расширяем эти методики на другие военные специальности. Но часть народа была несогласна с этим мнением – они считали, что все эти методики уже разработаны, и их просто не успели довести до войск. И, так как у меня нет конкретных записей, я сейчас с их помощью восстанавливаю эти методики. Оба варианта меня устраивали, поэтому я не препятствовал полетам человеской фантазии и иногда даже подбрасывал новый матерал для такого «творчества» – то скажу, что утверждение «осколок гранаты летит на расстояние до двухсот метров» – это из области безопасности жизнедеятельности, а нам надо мыслить в категориях повышения вероятности уничтожения врага, и тут рассчитывать на поражение в круге диаметром более пяти метров не стоит, то выскажусь, что «стрельба из винтовки на дистанциях более трехсот метров для большинства бойцов не имеет смысла, так как не будет учтено множество факторов – ветер, плотность воздуха, разность высот стрелка и цели, неточности в совмещении мушки и прорези, неточности в определии расстояния, наконец – рассеяние из-за неоднородности самих пуль, навесок пороха, локальных флуктуаций воздушных масс – все это приведет к большому рассеянию и как следствие – напрасному расходованию патронов. Только пулеметы и снайпера, а лучше – поражение осколочными снарядами». Подобные высказывания заставляли людей думать, что я знаю все, и мои самые наивные вопросы они воспринимали не как незнание, а как проверку, провокацию. Я казался не тем, кем был, и опасность раскрытия заставляла меня с удвоенной энергией изучать малейшией аспекты военного дела.

Одновременно с проработкой профессиональных карт мы рассматривали и вопросы психологической работы. Так как я сам был не силен в психологии боя, то наша работа строилась в форме бесед, где мы пытались под моим руководством нащупать переход от того, что есть, к тому, что надо. Причем это переход я требовал облекать в практические шаги, а не "полезные" советы типа "да не дрейфь ты" – человек и сам знает, что не надо дрейфить. Вот только как это сделать – тут уже возникает куча вопросов, на которые "советчик" ответить не в состоянии, даже если он сам и не дрейфит – просто он не может воспринять мысли и чувства другого человека, потому не может и сказать что-то полезное для данного человека. Вот для таких ситуаций мы и старались наработать ряд методик.

Например, тема страха на поле боя. Мне она и самому была интересна – во время боев, в которых я участвовал, я жутко боялся. Но, вместе с тем, все-таки делал дело, хотя и не так эффективно, как мне бы хотелось. Читая книги про войну, я воображал себя крутым бойцом, который разит врагов направо и налево. Но при этом я понимал, что реальность может оказаться совсем другой. Так и случилось – во время боя я постоянно мандражировал, мандраж пропадал только на краткие моменты, связанные с резким изменением обстановки, или же когда я находился в относительной безопасности. Все остальное время я постоянно опасался смерти. И этот страх очень сильно сковывал меня – тело цепенело до такой степени, что не было возможности сдвинуться с места, и только осознание того, что на меня смотрят другие бойцы, как-то позволяло перемещаться на поле боя, стрелять и отдавать команды. Понимание того, что на меня смотрят другие люди, которые верят в меня, создавало какую-то движущую силу, которая двигала мое тело независимо от моей воли, эта сила холодной хваткой толкала мое одеревеневшее тело, я переставал его чувствовать, но тем не менее мог контролировать и давать нужное направление, но само перемещение происходило все-таки под действием этой внешней силы – она просто несла меня, и все. Хотя, когда в некоторые моменты я осознавал, что прежде всего из-за этого-то страха я и могу погибнуть – в такие моменты злость позволяла сорвать пелену страха и действовать четко и осмысленно – тут уже эта злость срывала меня и несла вперед. Видимо, именно такие моменты и запоминались моим соратникам, а моменты, когда я цепенел, они относили на обдумывание ситуации. Благо, прежде чем отдавать команды, я прочищал горло, чтобы не дать петуха. А тремор рук я маскировал постоянным шевелением – поправить ремень, потереть пальцем приклад, убрать травинки – я постоянно совершал мелкие движения и при этом недовольно морщил лоб и кривил губы – без такой разминки лица меня начинался нервный тик и подергивание левой щеки. Поэтому реальные бои я как-то выдерживал, и чем дальше, тем легче. Но именно эта свежесть воспоминаний позволяла надеяться, что мы сможем выработать методики для усмирения страха – ведь у нас много необстрелянных бойцов, а сколько еще придет. И каждый будет бояться. Ну, может и не каждый – отморозки, в хорошем смысле этого слова, существуют всегда – но подавляющее большинство. Поэтому я и заставлял коллег прорабатывать все эти вопросы.

– Какое самое главное препятствие в бою ?

– Противник ...

– Огонь ...

– Стрельба ...

– Колючая проволока ...

– Артиллерия ...

– Все верно. Эти поражающие факторы воздействуют на бойца. Но. Самое главное препятствие – это страх. Точнее – не сам страх, а его сковывающе воздействие на бойца. Медленно двигающийся, медленно думающий боец – отличная мишень для врага. Поэтому наша первоочередная задача – продумать, предоставить методики, как преодолеть сковывающее действие страха. Заметьте – не как преодолеть страх, а как преодолеть его негативные последствия.

– А разве могут быть позитивные ?

– Конечно. Страх мобилизует организм, заставляет его действовать быстро и эффективно, на взводе. Конечно, если тот же страх не парализует этот самый организм. Вот на то, чтобы превратить страх в активность, а не ступор, и надо направить наши мысли. Обратите внимание – я не говорю "победить страх" – я говорю "победить негативные последствия страха". Страх можно и не победить, но если он не мешает действовать эффективно – то пусть будет. Он и сам уйдет, когда человек начинает действовать.

– Да мы ничего не боимся !!!

– Я не сомневаюсь, что все так и будут говорить. Но будут ли все так чувствовать на самом деле, наедине с собой ? Нет. Кто из вас видел, как боец сидит и трясется от страха, вместо того, чтобы стрелять в противника ?

– Да все видели этих трусов.

– Все видели. Вот только – не трусов, а людей, не справившихся со своим страхом, точнее – повторю – с его последствиями.

– Да расстреливать надо таких – и вся недолга.

Опять этот бригадный комиссар вставил свои ржавые пять копеек. Ну что за человек ?

– Хорошо. Расстреляем трусов. Сколько их ? процентов двадцать ? тридцать ? Да пусть даже пять – это все-равно много. И эти люди, большинство из них, могут справиться со своим страхом, только не знают как. Потому что командиры их не научили. И, предоставив им такие методики, мы увеличиваем нашу численность на пять процентов. Минимум. Всего-лишь приложив некоторые усилия, чтобы подумать – как это можно сделать. Мне кажется, результат стоит затраченных усилий, не так ли ?

– Так.

– А если уж и расстреливать, то за плохую подготовку бойцов со стороны комиссарских работников. А ? Тимофей Ильич ? Как Вам такое предложение ? Ведь кто как не институт комиссаров должен воспитывать бойцов в духе беззаветной преданности и смелости в бою ? С них прежде всего и спрос.

– Так если он никак не может ...

– Значит, плохо старались. Вспомните слова Надежды Константиновны – "нет плохих учеников – есть плохие учителя". И прошу об этом не забывать. Так как наказывать ученика расстрелом за то, что ему попался плохой учитель – это знаете ли ни в какие ворота ... Так что – все еще хотите расстреливать трусов ? Или же все-таки подумаем, как сделать из них ответственных бойцов ?

– Посмотрим ...

– Тимофей Ильич, некогда уже смотреть !!! Смотреть надо было раньше ! Сейчас надо действовать. И я рассчитываю в этом вопросе на помощь в том числе политработников. И не только на помощь, но и на непосредственные действия. Так как – поможете ? Или будете настаивать на расстрелах ?

– Да ...

– Что "да" ?

– Помогу.

– Только Вы ? или и остальные политработники тоже помогут ?

– Все поможем.

– Ну вот, другое дело ...

Нет, мне определенно начинало нравиться давить таких как этот твердолобый Ильич. И ведь мужик-то неглупый, но мозг включает редко – все больше норвит взять нахрапом и передергиваниями. Ну и получает той же монетой. Только в отличие от него, у меня за спиной успешная организация советской власти в тылу врага, а у него – только его разбитая часть. Вот и норовит прибрать "мое" под себя, чтобы реабилитироваться в глазах начальства, да и в своих собственных – "уж я бы показал, если бы командовал". По-человечески я его понимаю, но относиться к нему по-человечески в таких пикировках – это означает поставить под удар все сделаное нами, всех тех людей, которые сейчас находятся под моим руководством. Позволить такого я себе не мог. Поэтому при разговорах с комиссаром я постояно держал в голове, что нельзя относиться к нему как к человеку – только как к неразумному существу, которое хочет все испортить. Это позволяло держать во время разговора необходимую жесткость, иногда даже жестокость – такие только под это и прогибаются – когда получают встречную жестокость, направленную на них. Как в анекдоте – "а нас-то за что ?". Она зиждется на ощущении, что ты можешь сделать с этим человеком все что угодно не взирая на последствия. Вот когда ты ощущаешь по отношению к такому человеку, что ты можешь и готов его убить даже если тебя после этого посадят а то и убьют – они это отлично чувствуют и как-то себя сдерживают, хотя по факту они такие же отморозки. Главное – ощущать эту готовность. А убьешь или нет – это дело десятое. На твой выбор. Они боятся произвола по отношению к себе. Тем более что по отношению к комиссару я имел возможности исполнить этот произвол. Причем это даже будет оформлено по закону – мои гражданские и военные юристы могут подвести статью под любого. Не факт, что потом претензий все-равно не предъявят. И не факт, что юристы не расколятся в подтасовывании статей – тут еще надо будет работать – как по подбору юристов, так и по их прикрытию от наездов. Но то, что прямо здесь и сейчас комиссар в моей власти – это факт. И он об этом знает, потому и не лезет совсем уж на рожон.

– ... Итак, что же такое страх ? Страх – это ожидание неизвестности.

По залу прошелся гул. Все в общем-то знали, что такое страх. Точнее – как он проявляется, ну и исходя из этого и давали ему определение – дрожь в коленках, потливость и так далее. Но хитрость была в том, что на самом деле они давали не определение страха, а перечисляли его проявления. Этот тонкий момент я выявил еще в самом начале моего здесь пребывания. Я бы и сам давал такое же определение, но вот со стороны, когда приходилось общаться с бойцами – наедине и группой – я вдруг как бы увидел со стороны эту подмену. И стал над ней думать. Как и все "общеизвестное", страх всем известен и потому "не требует" определения – все и так про него знают. Поэтому-то и возникают проблемы с его преодолением, что он сразу же неправильно идентифицируется. А если неправильно описать проблему, то скорее всего она не будет решена. Точнее, она решается по мере того, как боец все больше участвует в боях – страх уходит, становится привычным. Но начальный период из-за этого неправильного определения затягивается, отчего у нас растут потери. Поэтому, подождав, когда гул закончится, я продолжил.

– Да-да. Страх – это ожидание неизвестности. Если человек не знает, чего ожидать – он боится. Скажу более – страх – это негативное ожидание неизвестности, это ожидание бед, которые может принести неизвестность. Потому что наверняка вам всем знакомы моменты, когда вы ожидали чего-то с подъемом, когда страха вообще не было. Это были счастливые моменты позитивного ожидания неизвестности, когда вы не ждали от предстоящих событий каких-то несчастий, или же считали, что сможете с ними справиться. Страх боя тоже по-немногу становится позитивным. А когда он становится таким ? Когда вы знаете, чего ожидать от боя, какие будут ситуации, и как с ними справляться.

Я отпил воды и продолжил.

– Вот скажем новобранец. Он не знает, что пулемет, стреляющий по нему с расстояния километр, попадет в него если только случайно, одной пулей из ста, а то и тысячи. Для него пулемет – "машина смерти", если начал стрелять пулемет – он обязательно убьет. Естественно, если воин будет стоять как вкопанный, он в конце концов реализует вероятность удачного попадания в себя любимого – все-таки распределение пуль по его контуру существует, пусть эта плотность и мала, но количество в конце концов перерастет в качество – боец будет ранен а то и убит. НО. Если боец знает об этой одной сотой вероятности попадания с километра, он уже не будет впадать в ступор, он быстренько найдет себе укрытие – спрячется там за бугорком или в воронке. И все – боец жив, пулемет не страшен. Естественно, "пулемет с километра" и "пулемет со ста метров" – две большие разницы. "стометровый" пулемет поразит бойца уже девяноста пулями из ста – вероятность поражения на такой дистанции существенно возрастает. Как же справиться бойцу с такой ситуацией ? Самое первое и главное – не лезть в места, из которых по нему может начать стрелять пулемет с таких дистанций. Если уж залез – определи, как прикрыться от пулемета – спрячься за бугорок там, в воронку, и все – только ползком. И боец должен быть уверен, что пока он прячется, его товарищи давят этот пулемет огнем. И его товарищи должны быть уверены, что как только боец перестал слышать свист пуль над его головой, он высунется и начнет давить огневую точку. То есть, в основе борьбы с последствиями страха лежат – знание действенности средств поражения противника, знание как от них укрыться и поддержка товарищей. Все. Если кто-то хочет что-то добавить – прошу.

– ...

– Ну что ж, раз пока. Пока. Вам. И мне. Добавить нечего, то наши последующие действия будут заключаться в том, чтобы составить брошюру, где будут описаны данные пункты – огневые средства противника и их действенность на разных дистанциях, принципы укрытия и как их применять каждым бойцом на практике, и тактика действий малых групп в различных видах боя. Думаю, вы сейчас не услышали чего-то нового – всю эту работу мы уже выполняем. На самом деле новым будет именно связка этих моментов с преодолением страха – тут уже наши психологи должны подобрать такие слова, чтобы каждый боец, узнав о данных пунктах, одновременно понял бы, как избавиться от страха в конкретных ситуациях – в атаке там, при артиллеийском обстреле, в других ситуациях.

– Но ведь бойцы бывают разные ...

– Верно. Только не "бойцы", а "психофизические группы" бойцов. Поэтому. Вам потребуется – "а)" определить набор этих групп, "бэ)" для каждой группы подобрать нужные слова, и "вэ)" – предложить для сержантов и командиров методику. По которой они смогут определить как психотип бойца, так и подобрать нужные. Этому. Конкретному. Бойцу. Слова.

– Детский сад какой-то ! Мы что – будем возиться с каждым трусом ?

О! Ильич проснулся ... Ну кто бы сомневался !

– Эти, как Вы, Тимофей Ильич, выражаетесь, "трусы" – советские люди, как и мы с Вами. И если кто-то из наших. Советских людей. Имеет какой-то недостаток, долг каждого советского гражданина – помочь ему с ним справиться. И если Вы считаете себя советским гражданином – это и Ваш долг ! Вы считаете себя советским гражданином ?

– Я и есть советский гражданин !!!

... хм ... молодец ... ловко вывернулся из ловушки ...

– А раз так, то у вас не должно возникать никаких вопросов.

Нет, все-таки это тип в чем-то даже полезен – он олицетворяет собой ту часть общества, что признает только радикальное решение любого вопроса, в стиле "нет человека – нет проблемы". А его высокое положение дает ему право постоянно высказываться в таком смысле. Ну это он так думает. На самом-то деле его положение меня не интересует, хотя остальные пока его опасаются. Ну да ладно – в конце концов я именно для них отвечаю на его вопросы – порой и сам не вспомнишь обо всех тонкостях той внутренней политики, которую я хотел бы ввести, а тут такой подарок – и забудешь – а напомнят рассказать о чем-то важном. Как например сейчас – удалось толкнуть мысль о том, что мы своих не бросаем. Потом, конечно, буду повторять это еще не раз, и, надеюсь, нам удастся подтвердить ее делами, но и сейчас пусть привыкают к мысли, что государство – уже не враг. Вот только что будет, когда соединимся с большой землей ... Там-то этих идей нет и в помине ... Но эту проблему я пока не знал как решить, поэтому и откладывал и ее, и само соединение.

Повседневная служба тоже не оставалась без внимания нашей группы – я гнал лошадей по всем вопросам, на которые успел обратить внимание за мою недолгую боевую жизнь – пока глаз не замылился, пока не забылись мои собственные ощущения от видов деятельности – сейчас сложилась уникальная ситуация, когда на высокой командной должности был по сути дилетант, для которого практически все было ново и непонятно, он во всем хотел разобраться, и у него были возможности и ресурсы это сделать. Поэтому-то разброс тем и был так широк – я старался охватить все, запустить процессы по всем вопросам, прежде чем меня отнесет от непосредственного контакта с ними.

– Рассмотрим несение караульной службы. Какой самый большой враг ?

– Диверсанты.

– Верно, но неправильно. Самый большой враг – потеря бдительности. Диверсант лишь эффективнее ее использует, но и военнослужащие остальных войск также смогут ее использовать. Стоит заснуть – и привет. Вырежут к чертям и самого горе-постового, и тех, кого он охраняет. И история знает немало подобных примеров. Поэтому постовой и должен бороться не с войсками врага, а с потерей бдительности. От чего она возникает ?

– Ну ... человек засыпает ...

– А почему засыпает ?

– ...

– Давайте думать, товарищи. Представьте, что вы в карауле. Что вы при этом делаете ?

– Смотрим, ходим ...

– Верно. А что при этом происходит ?

– Да как правило ничего ... Ну птица там запоет ...

– Правильно. Вокруг часами ничего не происходит. Как это называется ?

– А! Монотонность !!!

– Пра-виль-но. Бойца усыпляет монотонность. Как он с ней может бороться ?

– Упражнения ?

– Раскроет свой пост врагу.

– ...

– В принципе верно – упражнения, но только мысленные.

– Как это ?

– "Что я буду делать, если из-за того куста покажется голова ?", "Откуда ко мне может подобраться враг ?", "Как он может ко мне подобраться ?", "Как я буду действовать ?", "Как безопасно проверить, что врага нет ?" – и так далее – постоянно проигрывать ситуации – придумывать их, продумывать действия врага и свои собственные. То есть использовать свое воображение. И получается, что человек вроде бы сидит в секрете неподвижно, а ему нескучно – он занят продумыванием ситуаций !!! Как вы думаете, заснет он при такой деятельности ?

– Да вряд ли ...

– Вот именно. Но это еще не все. Можно просто проигрывать ситуации, а можно проигрывать их в позитивном ключе – что он обязательно справится с данной ситуацией. Для этого при проигрывании он должен поддерживать в себе ощущения победы – прежде всего телесные – от них придут и психологичские. У каждого человека они индивидуальны. Чтобы нащупать их – надо вспомнить какой-то успех и прочувствовать ощущения в теле – и потом их закрепить постоянными вспоминаниями, при этом стараясь удержать эти ощущения как можно дольше. Что это за ощущение – у каждого индивидуально – приятно сосет под ложечкой, или какие-то теплые потоки идут вдоль лопаток – конкретика уже не важна, важно именно удержание этих ощущений, чтобы их можн обыло вызвать в любой момент – как при непосредственных действиях, так и при продумывании разных вариантов. И вот чтобы боец смог нащупать в себе эти ощущения, товарищи психологи и должны подобрать слова и методики, которые помогут бойцу сделать это. Еще момент – концентрироваться не на том, сколько времени еще осталось, а на том, что уже прошло сколько-то времени, так и остальное время пройдет, поэтому переживать по его поводу нет смысла – надо просто дождаться его окончания. Тоже ведь неплохая методика, так ведь ?

– Ну ... наверное ...

– Да не "наверное" ! Чем изнывать от осознания того, что еще много осталось времени, лучше ведь радоваться тому, что часть времени уже прошла. Ведь радоваться лучше, чем грустить, так ведь ?

– Это да ...

– Ну вот. И бойцы, заступающие в караулы и секреты, должны владеть данными методиками, вовремя о них вспоминать и применять. А чтобы вовремя о них вспоминать, они должны отслеживать свое психическое состояние, и при появлении какого-либо дискофморта сразу же принимать меры, не дожидаться, когда ситуация усугубиться настолько, что негативные эмоции или, того хуже, сон, займут все его сознание. И научить этому бойца – наша общая задача, товарищи. Так что – за работу !

– ГЛАВА 13

Параллельно я запустил еще два проекта.

Группа художников занималась разработкой маскировки личного состава, техники, зданий и целых кварталов в зависимости от окружающей местности, времени суток, характера объекта – если солдату просто изменить свою маскировку, нацепив дополнительно веток, то со зданием такого уже не сделаешь для них приходится разрабатывать более-менее унифицированный камуфляж. Они должны были определить способы маскировки разных объектов в разрабатывали раскраску, которая сглаживала бы объект, а технологи – химики, металлурги, текстильщики – разрабатывали краски и способ их нанесения.

Организовали и команды медиков – их было уже семьдесят пять человек врачей и фельдшеров, при них – около двухсот санитарок и санитаров и почти сотня учеников врача. Все эти люди были организованы в несколько хирургических бригад и они тренировались на трупах и раненных немцах – безостановочно тренировали различные операции – зашить легкое, вену, артерию – причем команды работали слаженно, а в качестве хирургов ставили и врачей других специальностей – готовили смену. Полноценными хирургами им конечно не стать, но сделать постую операцию они смогут. Тренировали и фельдшеров из солдат или медиков. Они будут сопровождать группы, чтобы делать первоочередные операции – чтобы раненный смог дотянуть до нормального хирурга.

Немцы уже интересовались нашим белым пятном – дозорные группы на дорогах уже уничтожили семь взводов, посланных в разное время в наш город. Два свежеподорванных на фугасах танка мы уволокли к себе и сейчас восстанавливали, как и шестнадцать автомобилей и семь бронетранспортеров.

Вокруг все чаще летали самолеты. Для них мы наряжали в немецкую форму патрули, которые ходили по городу, для них же расставили в разных местах немецкую технику. Все остальное постарались максимально замаскировать и пока это прокатывало. Но с авиацией надо было что-то делать. У нас уже было три 85-миллиметровые зенитки, два 37-миллиметровых автомата, семь 20-милиметровых автоматических пушек и с десяток ДШК, но с боеприпасами было негусто – по одному, редко полутора боекомплектам. Боевые расчеты постоянно тренировались в сопровождении цели, маскировке, разворачиванию и сворачиванию позиций, взаимодействию по эшелонам, но без стрельб – только сопровождали стволами макеты самолетов, которые пускали по натянутым в разных направлениях проволокам. Потом ввели тренировку сопровождения по птицам – естественно без стрельбы. Но тучи над нами сгущались. И неудивительно – по нашим подсчетам, к началу августа мы уничтожили уже более двух тясяч фрицев, захватили семь танков и еще два десятка уничтожили, также немцы лишились почти двадцати пушек и зенитных автоматов, сотни автомобилей, двух десятков бронетранспортеров, штук тридцать мотоциклов и семь десятков повозок. Практически, за полтора месяца с начала войны мы уничтожили полк. Хоть он и "состоял" из подразделений разных частей, поэтому пока эти дополнительные потери не бросались в глаза, но похоже кто-то уже начинал задумываться – а что это происходит в нашем уже глубоком тылу ? Кто все эти люди ? Почему не в лагерях или на кладбище ? И было ясно, что они постараются исправить этот непорядок.

Собственно, они уже пытались его исправить. Наши ДРГ постояно вылавливали какие-то подозрительные личности, которые шныряли вокруг нашего оборонительного района. И поди выясни – кто есть кто – то ли окруженец, то ли шпион. Если были какие-то подозрения, мы старались определить таких людей сначала на незначительные участки – уборка улиц, ремонт домов, заготовку дров. И присматривались. Некоторых сразу сажали, но сажать всех поголовно было неправильным – подавляющее большинство было нормальными советскими людьми, и мне претило обижать их по-напрасну. Наши сыщики и охрана ворчали – им из-за этого прибавлялось работы по допросу, наблюдению, сопоставлению фактов. Ничего – пусть тренируются на кошках.

Но были и такие, что практически прорывались до руководства. За июль мы предотвратили семь покушений – три на меня и четыре – на других руководителей и командиров. Приходилось в срочном порядке выстраивать охрану – без руководства тут все рассыпется. А без меня – если и не рассыпется, то жертв с нашей стороны будет значительно больше – ведь ни у кого не было знаний из будущего. Так что главное – охрана штаба и руководства. Всех незнакомых офицеров задерживали – если кто-то из знакомых офицеров чухнется – тогда уже их отпускать. Сообщения в штаб и руководителю передавались только через промежуточных лиц, хорошо знакомых руководству – чтобы оно не подвергалось даже малейшей опасности. Незнакомых солдат, которые пытались приблизиться к кому-то из руководства, тоже задерживали до выяснения – отправляли запросы в их части со словесным описанием портрета и ждали ответа с подтверждением что да, есть такой.