Текст книги "До и после Победы. Книга 1. Начало. (СИ)"

Автор книги: Сергей Суханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Я же все старался занять местный народ хоть чем-нибудь осмысленно-полезным – только бы не болтались без дела. Учителя физики я отвел на стекольный зводик и там они с инженером и мастерами засели за разработку оптических прицелов. Учителя химии отвел туда же и засадил за изготовление вещества для капсюлей – хоть в каких-то количествах. В мехмастерских попросил народ сделать несколько пистолетов-пулеметов под маузеровский патрон – его нашлось на складе несколько десятков ящиков – тысяч двадцать. Вместе набросали эскизы, под стволы отдали две трехлинейки. Обговорили изготовление – штамповка, сварка, клепка. Протачивать требовалось только затвор – его зеркало, направлающие пазы, ну и просверлить отверстия под пружину, рукоятку заряжания и под зацеп. Казенник – исключительно токарная обработка. Магазин крепить защелкой, для чего на его переднюю и заднюю стенки наварить по пластине, которыми он будет зацепляться спереди и защелкиваться сзади. Также тройку механиков закинули в танковую часть, чтобы они посмотрели – что с танками и можно ли их ввести в строй.

Из местного врача и двух фельдшеров организовал, точнее – возобновил работу медпункта – там они изучали медицинскую литературу, готовили материалы и лекарства, принимали местных. Несколько женщин я засадил шить камуфляж и разгрузки.

Мужиков из МТС попросил начать обучение моих солдат водить транспорт – автомобили, тракторы – хотя бы трогаться с места и как-то двигаться со скоростью километров десять. Пара солдат оказалась неприспособленной совершенно, но у остальных хоть в каком-то виде получалось, и они ходили довольные и окрыленные своими успехами.

– ГЛАВА 6

Основные же силы я в конце июня-начале июля затрачивал на то, что считал сейчас самым главным – формирование диверсионных групп. И процесс подготовки бойцов и командиров новой тактике занимал в этом самое первое место.

Ведь что нам вообще надо ? Штыковые атаки – однозначно в топку. Конечно, это мужество и героизм – подняться в полный рост и бегом – на врага. Но сколько при этом будет убито ... Нет, нет, и еще раз – нет. Только диверсионные операции – марш-броски, минно-стрелковые засады, снайпера, диверсии, бесшумное оружие. На этом и будем пока строить свою тактику. Ну а для обеспечения районов базирования – мобильные группы на бронетехнике, также с засадной тактикой. И главное – защита от оружия дальнего действия – самолетов и артиллерии. В первое время конечно скорее всего их применять против нас не будут, но вот потом ... Поэтому уже сейчас надо готовить технику, боеприпасы и кадры. Но прежде всего – диверсионные отряды.

Из чего они состоят ? Это зависит от хода боя. И практически в каждом будет огневой контакт. Значит – нужна группа огневого поражения. Или поддержки – в зависимости от того, что является основной целью операции. Количество таких групп в каждом бою зависит от количества огневых средств и точек противника, которые нам будут противостоять – чем их больше, тем больше требуется таких групп в операции. В группу наверняка должны входить снайпера, пулеметчики, ПТРщики, если объект близко – метатели гранат, автоматчики.

Группы снятия часовых – это по количеству точек охранения. После снятия часовых и начала штурма они подключатся к работе штурмовых групп, но не пойдут вместе с ними, так как у них другая специализация и снаряжение, а будут страховать бойцов штурмовых групп – брать под прицел опасные сектора, из которых могли бы появиться враги.

Штурмовые группы – это для операций захвата объектов, а при засаде – для зачистки разгромленной колонны. Их количество в операции определяется по количеству объектов, которые надо захватить или зачистить. Им надо придавать по-больше бесшумного оружия, чтобы их обнаружили как можно позднее, ну а когда обнаружат – по-больше гранат, чтобы они могли быстро подавить сопротивление. Им же в первую очередь – бронежилеты. У них основной упор – тактика штурма, быстрый перенос стрельбы, рукопашка – не только и не столько для непосредственного контакта, сколько для лучшего овладения телом и духом. Но прежде всего – тактика, тактика, и еще раз тактика действий в застройке, лесу, на дороге – выбор секторов стрельбы и укрытий.

Группы разграждения – по количеству маршрутов подхода и отхода, с учетом времени на подготовку. Этим – прежде всего саперно-инженерная подготовка – определить маршруты скрытого подхода и отхода, провести разминирование, расчистку от препятствий.

Группы наблюдения – по размеру объекта и времени подготовки операции. Этим – зоркость, наблюдательность, выдержка, маскировка, приборы наблюдения.

Группы минирования – по количеству мест минирования, их разнесенности, чтобы успели заминировать все, с учетом времени на подготовку. Их надо обучать прежде всего определению – где враг может пойти на местности, знать поражающие способности взрывных средств, составить план хода боя минно-взрывными средствами – где рванет сначала, что будет делать враг, где рвать потом, реакция врага и так далее.

Группы разведки – для обеспечения передовых и боковых дозоров на марше, наблюдения за дальними подступами к месту проведения операции. В них должны входить люди, которые умеют скрытно перемещаться – и натаскивать их надо прежде всего на это.

Примерно такой план я и изложил командирам, которых собралось к началу июля уже более двадцати человек. И последовал закономерный вопрос:

– Это где же такому учат, товарищ полковник ?

– Враг оказался коварным, поэтому будем тренироваться по методикам спецназа.

– Чего-чего ? – было видно, что людям мои слова понравились, но для них все было пока слишком непривычно.

– Войск специального назначения.

– Это что за войска ?

– А Вы не знаете ?

– Никак нет. – о! наконец-то начали говорить как люди !!!

– Значит, Вам и не положено было о них знать. – интересно, сколько еще раз это будет прокатывать ? – Еще вопросы ?

Вопросов было много. Сам-то я был не силен в этих делах – просто знал, что сейчас засадная и диверсионная тактика будет наиболее эффективна, а штыковые атаки в лоб – самоубийственны. Поэтому на вопросы я отвечать не стал, а сделал морду кирпичом и заставил отвечать на вопросы самих командиров, при этом попутно учился вместе со всеми, но несколько иначе – некоторый ореол всезнающего человека позволял мне как-бы находиться "над обучающимися" – я сам задавал вопросы и затем следил и корректировал их обсуждение. Подобные диалоги выглядели примерно так:

– Ну хорошо – вы пошли по этой ложбинке. А если вот на этом холме пулемет ? Они же срежут вас в бок.

– Да нет – не будет там пулемета.

– А почему ?

– Это охранная часть, народу у них не так много, непосредственного контакта с нашими войсками нет, поэтому выдвигать огневые точки в поле им смысла нет – достаточно вести огонь с чердаков этих двух зданий – артиллерийского-то удара они не ждут.

– А если там будут какие-то спецгруппы, направленные на борьбу с партизанами ?

– Это мы поймем – по повадкам. Как двигаются, прикрываются или нет строениями, выходят ли на открытое место или постоянно рядом с ямками и ложбинками. Тогда и дейстововать будем по-другому.

– А если там найдется грамотный командир, или просто неучтенка, которую они выдвинут на тот холм ? Такое возможно ?

– Ну да ... возможно ... тогда поручим второй снайперской паре следить за этим холмом – благо он находится рядом с их основным сектором. Как только там появится какое-то шевеление – сразу весь огонь – туда.

– Вот – теперь правильно.

Но все это было уже в процессе. Пока же, сразу после совещания, мы стали составлять группы с указанием специализации конкретных бойцов – командиры уже немного познакомились с подчиненными, поэтому можно было сделать первое приближение. Ну а потом, по результатам, будем тасовать. Поэтому тренировки бойцов изначально стали индивидуальными, с учетом специализации, потом – в своей группе, на слаженность действий, систему знаков, и потом – в составе отряда – тренировали передвижение, занятие обороны с распределением секоторов, атаку и отход перекатами всей группой, ориентирование, передвижение врассыпную малыми группами и сбор в установленной точке. Также тренировали передачу сигналов – жестами, фонарями со сфетофильрами, ракетницами, а потом, после появления портативных раций – и по радио.

Для тренировок солдат мы оборудовали небольшую полосу препятствий, пяток турников – теперь они накачивали мышцы и тренировали тело преодолевать пространство не отвлекая мозг на решение механических задач – куда поставить ногу, куда и как бросить тело чтобы переметнуться от одного укрытия к другому. Также они тренировали друг с другом основы рукопашного боя – пока только удары, блоки и уход с линии атаки – я и сам там не разбирался, но, думаю, этот минимум должен быть – если владеешь телом, чувствуешь его баланс, остальное само приложится.

Вместе с "моими" бойцами мы обучали солдат и командиров тактике – как передвигаться на поле боя и в походе, как выбирать позиции. Тактике мы не только обучались, но и старались выработать новую – все-таки знания командиров пока основывались на общевойсковом бое, а нам нужны диверсанты, спецназ – это слово уже вошло в обиход и всем нравилось, хотя до спецназа нам всем было как до луны пешком.

Вскоре в группы стали включать и технических специалистов, которые занимались оценкой захваченной техники и вооружения на предмет их эвакуации на базы. К их работе стали привлекать других членов группы. И вообще, после овладения "своими" навыками все члены группы стали изучать навыки других групп – мы старались делать универсальных бойцов, которые могли бы более-менее успешно выполнять задачи не только по своей узкой специализации, но и при необходимости заменить или дополнить других бойцов. Но это было уже в конце июля, когда мы уже активно действовали свежеиспеченными ДРГ – диверсионно-разведывательными группами спецназа РККА.

В июле же, когда у нас было совсем мало хоть как-то обученных солдат, наш курс молодого бойца был совсем кратким.

Первые пять дней – общефизическая подготовка – кросс два раза в день, турник, отжимания, пресс, приседания, основы рукопашного боя – блок и удар рукой.

Три дня – тактическая подготовка во время боя – перемещение по полю и лесу перебежками и ползком – первая половина дня. Плюс – рукопашный бой – удары и блоки ногами. Зарядка – кросс и занятия на турниках. Вторая половина – освоение оружия – сборка-разборка, привыкание держать его в руках – упражнения на повертеть оружием – чтобы прочувствовать его баланс.

Два дня – штурмовая полоса – первая половина дня. Вторая половина – стрелковая подготовка – прицеливание, заряжание-разряжание, стрельбы по десять патронов, метание гранат – учебных и боевых.

Два дня – кросс с оружием, рукопашный бой с оружием, перемещение по полю боя с оружием и имитацией стрельбы – занятие секторов, прицеливание, "сухой" выстрел, перезарядка. Стельба на полигоне.

Два дня – первая половина – штурмовая полоса с оружием, вторая – стрельба на полигоне и медицинская подготовка.

Так, за две недели, проходился курс молодого бойца, когда новобранцы привыкают перемещаться с оружием по любой местности и стрелять из него.

После этого в течение двух дней проводился их "обстрел" – после теоретического рассказа о поражающих возможностях оружия по ним стреляли, когда они находились в окопах, ползли по-пластунски – стреляли поверх и рядом – бойцы привыкали к свисту пуль, привыкали справляться со страхом, что их ранит или убьет. И – учит их "стелиться" по земле – не выпячивать зад, держать голову низко, падать при любом подозрении на выстрелы, двигаться на ногах – рывками и пригнувшись, а под обстрелом – только ползком.

Остальная, "более глубокая" подготовка, выполнялась позднее, уже в промежутках между выходами на задания.

Хотя такая подготовка и была недостаточна, она все-равно была лучше, чем все, что давалось сейчас в войсках. И наши солдаты это отмечали. По сравнению с шагистикой и зачитыванием уставов мы давали только те знания и навыки, которые потребуются в самое ближайшее время, сразу же отрабатывая их на практике. Остальное давалось отдельными блоками.

Первые подготовленные таким образом отряды как правило выполняли функции поиска складов, брошенной техники, прочесывания местности, сбора окруженцев, нападений на одиночные автомобили и небольшие колонны снабжения. И уже затем, по мере роста количества групп и их подготовки, стали проводиться все более сложные операции – захват поселков, уничтожение гарнизонов, захват складов и станций, освобождение пленных, нападение на войсковые колонны, захват мостов. Мы становились зубастее.

– ГЛАВА

Но к началу июля мы еще только вставали на ноги, и на наше счастье немцы к нам все еще не заглянули, что было странно – городок хоть и небольшой – тысяч на пять-семь жителей, но железная дорога через него проходит – хоть и неудобно – с юга на север – но неужели им нечего по ней перебрасывать ? Мы сами сделали несколько рейсов по железке – недалеко, километров на пятнадцать в обе стороны – обложили платформу шпалами, установили на нее сорокопятку, прикрыли железом паровоз, сзади прицепили еще одну платформу и на этом эрзац-бронепоезде съездили несколько раз на юг и на север. Вторая поездка на север оказалась удачной – на нас вышла группа красноармейцев – человек тридцать, с раненными и оружием. Они сообщили, что в пятнадцати километрах к северу стоит разгромленный состав с пушками. Такой подарок бросать нельзя, поэтому мы тут же поехали за ним. Нас ждал сюрприз – батарея пушек ЗИС-2 – целых 12 штук, а ее 57 миллиметров сейчас будут достаточны для любого танка. И еще пять вагонов снарядов – они к счастью не детонировали – бомба попала в паровоз, потом по составу прошли из пулеметов, несколько человек охраны убило, остальные разбежались, часть из них была теперь с нами. Мы быстренько, пока никто не заметил, подцепили состав и пригнали его в наш городок, а артиллеристы тут же начали осваивать новое оружие.

Сбор трофеев, людей, обследование территории – все это было хорошо, но немца без нас не победят. Народ уже начинал шептаться по углам – «Сидим. Не воюем.». Надо было начинать делать боевые выходы. Посидев с командирами, мы составили план боевой работы на ближайшую неделю, и четвертого июля шесть групп по двадцать-двадцать пять человек вышли по трем направлениям – группы шли парами по параллельным маршрутам с тем, чтобы в случае чего могли придти друг другу на выручку – я пока опасался, что неопытные «спецназеры» просто погибнут по дури, ввязавшись в бой с крупными частями фрицев.

Но все обошлось. Группы выполнили несколько обстрелов колонн, захватили более десятка автомобилей и еще пять – просто уничтожили вместе с пассажирами. Всего набили более сотни фрицев, и еще столько же у них было раненных, при наших нулевых потерях убитыми и восемнадцати – с легкими ранениями. Народ прочувствовал вкус побед, побывал под обстрелом, а самое главное – понял, что фрицев тоже можно бить. Я, хоть и понимал, что это все временно, тем не менее пока помалкивал – надо дать людям расправить плечи. Остужать излишний пыл будем потом. Да и бойцы из опытных тоже придерживали новичков.

Помимо боевых акций, продолжалась и работа по сбору трофеев и окруженцев. В лесах собрали еще полторы сотни окруженцев, в том числе и танкистов – это была удача. Также нашли пару мелких складов, еще узнали о трех больших складах, но до них пока не добраться. На маленьких складах мы взяли самозарядные винтовки, пулеметы, патроны, минометы. Особенно народ радовался батальонным 82-мм минометам. 82-миллиметровый миномет – это вещь. С высокой гарантией поражает в круге диаметром 120 метров. Сравнить с осколочным 57-мм пушки – 20 метров по фронту и 3 – в глубину – несопоставимые величины. В этом плане один миномет легко заменяет с десяток пушек. Ну да пушки нам нужны для борьбы с танками. Стрелять из них по пехоте – это если совсем уж припрет. Надо бы подумать про картечные заряды для 57-мм – может получиться неплохая вещь – сочетание легкой пушки и картечного выстрела – метрах в ста наверное будет сметать фронт метров двадцать, а то и двадцать пять – для засад – самое то. Но это так – пока мечтания. Хотя дальнейшие дейтвия показали, что такие мелкокалиберные, но зато и легкие пушки были очень эффективны при стрельбе по укреплениям – пушку можно было скрытно подкатить силами расчетов и выстрелить в окно или амбразуру ДОТа.

За неделю, что первые группы ходили в рейды, сформировалось еще пять отделений по десять человек – все уже более-менее тренированные хоть как-то, с камуфляжем. Из них, разбавив "опытными" бойцами, мы сформировали еще три группы, итого к середине июля у нас стало уже девять ДРГ общей численностью почти двести человек. Тем времененм на дорогах схлынула первая волна наступающих и сейчас ездили в основном колонны снабжения – начиналось наше время.

С выходившими к нам окруженцами не все было гладко. Особенно – с некоторыми офицерами. Если рядовые бойцы и младший комсостав, увидев хотя и странно выглядевшую, но тем не менее слаженно действующую воинскую часть со всеми атрибутами, спокойно вливался в нее, то средний комсостав порой пытался качать права. Так, один раз к нам вышел какой-то капитан, по-видимому, штабной работник, который сразу заявил:

– Что-то не знаю я вас, товарищ полковник ...

– А кто тебе, КАПИТАН, должен обо мне докладывать ?

– Ну ...

– Не слышу !!!

– Никто, товарищ полковник. Виноват, товарищ полковник.

– Поступаете в распоряжение коменданта.

– Есть.

Тогда я удачно передернул его слова. "Знать" и "докладывать" – по сути разные вещи, хотя "докладывать" и является одной из причин состояния "знать" – тут-то капитан и попался в смысловую ловушку – по логике все верно, а времени продумать другие причины, почему он мог знать, он не успел – я его давил своим "Не слышу", и ему надо было что-то отвечать. А отвечать нечего, остается только сливаться, так как капитан – не такая уж крупная сошка, чтобы ему действительно что-то докладывали о высшем комсоставе. Потом он может и допетрит до этой логической нестыковки, но к тому моменту он уже увидит, как тут все устроено, и что мне подчиняются, поэтому и меня уже будет воспринимать как должное, так что и вопросов больше не возникнет. Если только из любопытства – откуда я такой взялся, но никак не из подозрительности, как было только что.

Главное – я научился в таких случаях делать морду кирпичом. Во многом этому помогало то, что собранное мною ядро верило мне. Остальные, видя такое доверие, либо принимало его, либо по-крайней мере держало себя в узде – мало ли что мои "гвардейцы" с ними сделают. Так мы и "поддерживали" друг друга – я черпал силы в доверии и наличии ресурса в виде структуры, спаянной этим доверием, они – в крыше, которую я им "обеспечивал" – званием, документами, которые выглядели, да и были – настоящими, если бы не были выписаны самозванцами, а самое главное – той же структурой, которая всегда придет им на помощь. Народ все больше проникался чувством локтя, ощущением поддержки, которое он получал от сослуживцев, собранных в наши структуры. Для самых недоверчивых был еще один кнут – моя личная охрана. Хотя она и выполняла приказы по захвату или ликвидации некоторых людей, но там всегда были доказательства их вины – предательство, мародерство или просто подозрительное поведение, о котором докладывали сами гвардейцы. Отдавать им приказы, противоречащие человеческой логике, я пока опасался – могли и не выполнить, а то и скрутить – уже меня. Рисковать не стоило. Поэтому "кирпич" – пока наше все.

Но и структуру следовало постоянно укреплять, расширять и цементировать. В первое время приходилось много внимания уделять внешнему виду бойцов. Конечно, многие пережили разгром своих частей, вышли из окружения, да и просто помотались по лесам, поэтому сразу требовать от таких людей соблюдения внешнего вида – это было чересчур. Первые три дня они приходили в себя, отъедались, отмывались и отсыпались. Но потом – извини. Ты уже стал бойцом, тебя зачислили в штат, так что будь добр – соответствуй. Будучи гражданским, я с непониманием относился к требованиям выглядеть максимально безупречно. И только став военным руководителем, я понял, что это – одно из первейших условий к дисциплине. Расхристанный солдат внушает другим, что можно расслабиться, нести службу спустя рукава. Даже один такой солдат быстро расхолодит сотню сослуживцев. Поэтому отличный внешний вид требовал и я, а потом – и другие командиры. Ибо с таких мелочей начинается развал воинских частей, и лучше сразу приучать солдат к дисциплине на таких вот мелких и незначительных ситуациях, чтобы в более сложной боевой обстановке они не расслаблялись, а думали и выполняли приказы. Да и с гражданскими объектами все было примерно так же. Я приводил пример Нью-Йорка 80х или 90х годов, естественно, поменяв года на 30е – тогда он был чуть ли не на первом месте по числу преступлений. И новый мэр начал борьбу с того, что коммунальные службы стали закрашивать надписи, как только они появлялись, сразу же менять разбитые стекла, убирать мусор. То есть всеми силами старались держать внешний вид города на приличном уровне. И население вдруг стало меньше хулиганить – люди прочувствовали, что значит жить в чистом и спокойном городе. Да и решиться разбить стекло, когда все стекла вокруг целые, гораздо сложнее, чем когда рядом уже разбито несколько – "еще одно разбитое стекло погоды не сделает, зато весело". А вот "начинать" – всегда сложно, и многих это останавливает. Поэтому я требовал внешнего вида не только от военных, но и от города. И люди, которые к нам приходили, порой говорили, что были большие подозрения, что город уже захвачен немцами – настолько тут поддерживались чистота и порядок. Было и гордо, и стыдно.

– ГЛАВА 8

Но нормальный внешний вид бойцов и города был достигнут не сразу, только к началу августа все вошло в колею – сержанты следили за бойцами, уличные комитеты – за состоянием улицы – дорог, домов, подъездов, сточных канав – и при необходимости давали втык коммунальным службам. В середине же июля мы получили первую вундервафлю – снайперскую винтовку. Еще в конце июня я организовал группу по изготовлению линз и, честно говоря, забыл про нее – мне надо было как-то занять народ полезной деятельностью, а всех пристроить сразу не получалось, и вместе с тем оставлять их бездеятельными тоже нехорошо – могут подумать, что новая власть не знает что делать. Вот и набрал группу оптиков-любителей и стеклодувов. А они взяли, да и сделали снайперский прицел трехкратного увеличения. Правда, он был еще мутноват, так что стрелять с ним на дистанции более пятисот метров было проблематично, но зато на этих дистанциях мы получили очень мощную снайперскую поддержку, что во многом значительно снизило наши потери в первых массовых выходах, когда народ был еще не обстрелян.

Снайперки мы делали из СВТ. К самодельным прицелам мы добавили самодельные же глушители, сошники. Глушители уменьшали звук не полностью – с двухсот метров он был слышен. Но они размазывали звук выстрела. Несколько вставленных друг в друга трубок с приваренными изнутри планками смешивали пороховые газы с окружающим воздухом – за счет турбулентности уменьшалась его скорость и энергия, а за счет охлаждения – объем, что опять же приводило к уменьшению скорости. Эти вопросы проработал инженер депо, который вполне серьезно владел теплотехникой. Я его зарядил на разработку глушителей, как только мы пришли в город – глушители нам все-равно требовались и для пистолетов, и для автоматов, ну и для винтовок. Поэтому в мастерской при депо уже в начале июля были сделаны первые образцы глушителей под разные виды оружия и боеприпасов. Главное, что газы не шли вбок – так они демаскируют позицию стрелка – взбитой пылью, резким шевелением ветвей, травы. В нашем глушителе газы шли вперед и назад, ударяясь в перегородки, переходили из внутренних объемов во внешние, одновременно подсасывая воздух. Самая внешняя трубка выпускала уже достаточно заторможенные и охлажденные газы вперед и назад. Помимо глушения, воздух еще и быстрее дожигал несгоревший порох, что уменьшало демаскировку от пламени.

Конечно же, СВТ требовала постоянного ухода, поэтому мы, собрав из подразделений бойцов, которые демонстрировали высокие показатели в стрелковой подготовке, целых три дня обучали их чистке, смазке и регулировке этой винтовки. Попросту бросали ее в грязь, песок, замазывали отработкой – и потом бойцы чистили винтовку. А сержанты и рядовые, кто уже хорошо ею овладел, проверял результаты и указывал на недостатки. Так что за неделю мы получили более тридцати "снайперов". Точнее – солдат, вооруженных "снайперскими" винтовками и как-то умеющих из них стрелять – о полноценной снайперской подготовке речи пока не шло. Но и эта команда существенно повысила наши возможности в уничтожении гитлеровких оккупантов.

Так, 20го июля к нам было сунулись какие-то фрицы на паре грузовиков, но выдвинутые посты заранее сообщили по протянутой специально для них телефонной линии, группа быстрого реагирования успела занять подготовленне позиции и расстрел гостей прошел довольно успешно – пять готовых к тому моменту снайперов отлично дострелили тех, кто не попал под первые залпы и смог выйти из под огня, не растерялся и занял оборону. То есть – снайпера уничтожили самых опытных или везучих солдат. Это, вместе с уничтожением водителей техники, офицеров и патрулей и стало их основной задачей. Сам бой был уже не первым, поэтому все косячили в меру – было два ранения и один вывих. Зато взяли тридцать винтовок, четыре пулемета, семь автоматов, три пистолета и с полсотни гранат. Ну и одну машину можно было восстановить и вторую пустить на запчасти. Неплохо. Первая существенная победа, которую мы одержали в защите нашего города. Засадные действия всем нравились. Народ уже проникся моей арифметикой и с удовольствием вел счет – новые данные о потерях немцев вывешивались на информационных стендах в центре города и народ их с удовольствием обсуждал, даже те, кто по-началу косился в нашу сторону.

К 20м числам мы сформировали и первую ударную колонну – с техникой и артиллерией. Естественно, ее надо было опробовать в действии, поэтому утром 22го июля мы выдвинулись на двух машинах к шоссе на присмотренное место и сели в засаду. Две пушки окопали и замаскировали, сами подготовили позиции, пути отхода по трем вариантам, выдвинули секреты в обе стороны шоссе. Первую же немецкую колонну решили брать – танк единичка, бронетранспортер с солдатами и три открытых грузовика с каким-то грузом. Силы были сравнимы, поэтому никто не растерялся. Танк и транспортер подбили пушками, солдат постреляли, зачистили. Перекрестный огонь четырех пулеметов и пятнадцати самозарядных винтовок со ста метров, из них – четырех снайперских, выкосил всех и сразу – не успели даже пикнуть. Быстро собрав трофеи и трупы, мы замели следы, взяли на буксир бронетранспортер, а танк пошел своим ходом – после подбития он так и продолжал работать на холостых – танкистов просто оглушило от удара. Вернувшись на базу, мы допросили и расстреляли пленных, зачислили на склад добычу – в грузовиках оказались ящики тушенки – самое то. По поводу расстрела пленных у нас возник некоторый спор. Ряд излишне сознательных товарищей говорил, что расстреливать пленных негуманно. В ответ я предъявлял им примеры, рассказанные выходившими к нам окруженцами и гражданскими, да и наши ДРГ в своих выходах неоднократно видели примеры немецкого «гуманизма». Поэтому решение о расстреле с «особым» мнением ряда товарищей мы занесли в протокол. Надо будет не забыть его потом, месяца через три, уничтожить – лишние пятна мне ни к чему. А товарищей взять на заметку – они еще не прониклись характером этой войны, как бы не начали класть людей в лобовых атаках.

В этом обсуждении мне снова помогала "морда кирпичем", а также небольшая актерская подготовка. Уроки актерского мастерства я брал у актера Смоленского театра, который оказался в городе в гостях у родственников. Он сам пришел к нам в штаб на третий день нашей власти. По-началу я хотел поставить его на организацию каких-то концертов – досуг – это первый признак устоявшейся жизни, и людям надо было дать это ощущение стабильности. Я так и сделал, но по ходу его рассказа о планах у меня забрезжила мысль применить некоторые примемы и в повседневной жизни. Эту мысль я решил проверить на себе и не прогадал. Уже через две недели после ежедневных получасовых занятий я мог уверенно входить в состояние гнева, радости, удивления, воодушевления, подозрительности – пока я решил остановиться только на этих чувствах, но чтобы они были всегда под рукой. И эта новая способность очень помогала в разговорах с людьми – когда они видели "естественный" гнев, они уже как-то начинали сомневаться в своей правоте, их позиция начинала шататься и в конце концов человек соглашался с моими доводами – и тут уже надо было включать "радость" от того, что мы достигли "согласия". Конечно же, это манипулирование, но как еще разговаривать с человеком, который на все доводы отвечает что "так никто не делает". Ну не делает, да. Но ведь это не значит, что предложение никуда не годится. Добро бы, если бы человек как-то аргументиованно возражал, так нет ведь -"никто не делает" – и все тут. Вот и приходилость давить не только званием и должностью, но и чувствами – мне важно было чтобы человек не только взял под козырек и начал делать, но чтобы он считал это дело своим – иначе получится ерунда. А так, "присвоив" какое-то дело, человек начинает думать, как его сделать лучше. Нередко оказывалось, что мои предложения тоже были не на высоте. Но я и не претендовал на всезнайство. Хотя, для поддержания своего реноме опытного и уверенного человека я присоседивался к успеху словами "Ну вот – а ты не верил". Ну а чего ? Идея-то моя, успех у исполнителя тоже никто не ворует, так что нефиг – оба достойны быть на пьедестале. Да и мне этот пьедестал был нужен только для того, чтобы поддерживать авторитет – все-таки с ним было проще подавливать свои решения. Хотя я их и подкреплял аргументами, но установка "так никто не делает" очень сильно тормозила процессы. Поэтому пока без авторитета – никак. Тем более что в город постоянно стекались беженцы и окруженцы – так вышло, что по основным дорогам на восток двигались немцы, а наша дорога проходила с севера на юг и перехватывала весь поток наших с запада – они ведь двигались параллельно немцам, вот и приходили к нам. К концу июля у нас уже собралось почти три тысячи военных и более десяти – гражданских. И все это надо было кормить, одевать, организовывать, лечить, ставить на дело, обучать и тренировать, а самое главное – доказывать, что имеет смысл подчиниться, влиться в наш коллектив, а не двигаться дальше на восток – много их выйдет ? Единицы. Остальных убьют или переловят. А останутся – и будет возможность использовать их в борьбе с фашистами. С большинством-то народа в этом плане проблем не было – увидев наш организованный механизм, они с удовольствием к нему присоединялись – все хотели вновь обрести так резко рухнувшую стабильность. А вот с высшим командным и политическим составом бывали и проблемы. Одного комиссара первого ранга и двух генералов пришлось просто расстрелять – подвели их под необоснованную сдачу позиций и отступление, все бумаги оформили как надо военно-полевым судом нашей части. Еще четверо сидели в заключении – эти хотя и отказались подчиняться, но хотя бы не пытались организовать мятеж, как это сделали приговоренные к высшей мере наказания. Что делать с ними – пока было непонятно. Потом разберемся. Остальные же, которых к августу набралось почти тридцать генералов, полковников и комиссаров, пока работали в наших структурах. К руководству боевыми действиями я их не подпускал, и они трудились в штабе – организовывали снабжение, транспортные колонны и маршруты, занимались пропагандой. Хотя, конечно же, выхлоп от них был не очень большой. Сдачей своих частей они уже доказали свою профнепригодность, и поэтому сейчас мы их использовали как школу высшего комсостава – у них в помощниках было много лейтенантов, капитанов, майоров и полковников, которые и были непосредственными проработчиками и исполнителями, заодно впитывая знания высшего комсостава – все-таки с теорией у них было неплохо, да и мирную жизнь своих частей они как-то поддерживали. Конечно же, пришлось установить за ними наблюдение – и нашими командирами, и охраной. Не хватало мне еще заговора генералов. Поэтому им и не давалось в подчинение боевых частей, под предлогом их не законченной сформированности и изменений в тактике – заранее сильно обижать людей не было смысла, ну а кто не поймет таких намеков – сам виноват.