Текст книги "Журавли улетают на юг"

Автор книги: Сергей Сартаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Да ты в уме? Сказанул, парень! Почитай, сутки целые!.. Нет, не могу я так ждать. Пока я с тобой говорю, плот у меня, поди, за пять километров уже ушел. Завтра-то к вечеру он где будет?

– Тогда больше с меня не спрашивай. – Телеграфист подумал. – С Севера третьего дня насчет вас проходила телеграмма. Просят доставить им лес как можно быстрее. – Он взял со стола большое румяное яблоко, подал Евсею Маркелычу: – Угощайся. Не обычное, здесь вырастил.

Евсей Маркелыч посмотрел на него недоверчиво:

– Будто? Не слыхивал, чтобы севернее Енисейска росли яблоки.

– Растут. Вот виноград мне пока еще не дается. Хочешь, сходим мой садик посмотреть?

– Только и заботы! – закричал Евсей Маркелыч. – Тебе яблоки, а мне пароход!..

Вернулся на плот Евсей Маркелыч перед рассветом и донельзя сердитый. Наворчал на Ирину Даниловну, что с ним редко случалось, поднял на ноги всех девушек, даже и тех, что только сменились с вахты, и объявил:

– Ну, девки, один я решать не буду. Отвечать мне пускай и одному, а слово ваше хочу послушать.

Девушки ежились: шутка ли дело!..

– Какие мы советчицы...

И все же лоцману хотелось услышать их слово. Очень тягостно принимать большие решения одному. Да не за себя только, а за всех. Выслушав девушек, он проверил бы и себя и прежде всего их самих – насколько велика у них решимость пойти на любые опасности, на самые трудные дела.

Весь разговор сводился к следующему.

Где "Сплавщик" и что с ним, неизвестно. Ждать его здесь? Сколько? Тоже неизвестно. А погода, хотя и с дождями, стоит хорошая, штормов нет. Каждый день – это семьдесят километров. Затянешься в осень – столько в день не возьмешь. Плыть бы и плыть вперед, ожидая, когда нагонит пароход, – так на носу опасный Осиновский порог. Нынче в него без парохода уже не идут. А раньше плавали? Плавали. Разбивали плоты? Бывало, что и разбивали. А часто? Как сказать... Заправишь хорошо в ходовую, да и в самом пороге не растеряешься – пройдешь.

Помнит ли он ходовую? Помнит. Но кто его знает, могло завалить ледоходом. Часто бывает, что натащит таких камней – не приведи бог! Вода пока держится ладная. Останови плот, прожди дня три-четыре – сядет вода, и с пароходом потом не пройдешь. Задержать только на денек, пока ответ придет из Стрелки? А вдруг и в этот день ответа не будет? Или получишь такой: пароход не готов. Тогда что делать? Только лишний день зря пропадает...

Кругом идет голова. Куда ни кинь – все клин...

Что же все-таки делать?

И тогда встала Варя; заговорила взволнованно, обращаясь к девушкам:

– Почему вы молчите? Или это нас не касается? Разве нам все равно, что с плотом случится? Девушки! Груня, Надя, ты, Агаша, и ты, Луша, мы комсомолки. Ну, давайте будем говорить прямо, открыто, честно все, что думаем...

– Будем считать наш разговор комсомольским собранием, с участием всей молодежи! – выкрикнула Груня. – Согласны, девчата?

– Согласны! – хором ответили все.

– Варвара пусть ведет собрание, в секретари ей Лушу, – предложила снова Груня.

Все согласились.

– Только я, девушки, без всяких докладов, – заговорила Варя, – все наше собрание на пять минут. И протокол писать не надо, пусть он у нас у каждой в сердце останется. Отец мой все сказал, и повторять его слова незачем. Но посоветовать, поговорить с душой так, как если бы мы сами были лоцманы и знали все, как отец, – мы обязаны. Обдумаем сообща, а исполнять будем, как старший потом скажет. Девушки, комсомольцы никогда не были трусами, комсомольцы никогда не искали легких путей, комсомольцы никогда не отступали, комсомольцы всегда были первыми помощниками нашей Коммунистической партии. Плот доставить – так решила партийная организация. Плот доставить поручено нам. Можем мы, комсомольцы, не выполнить поручение партии? Нет, не можем. Этого просто нельзя... Нельзя!.. Нельзя!.. – Варя прижала к груди стиснутые кулаки. – Девушки! Я все время называю вас комсомольцами, а вы не все в комсомоле, но я говорю это потому...

– Не отделяй нас, – заявила Поля, оглянувшись на подруг. – Если можно, считай нас все равно как комсомолок.

– Вот это хорошо! – обрадовалась Варя. – А то я... Словом, девушки, давайте будем сейчас все вместе обсуждать и давайте не будем думать о том, что легче и что труднее, а будем думать только о том, как бы вперед и вперед...

И сразу зашумели девчата:

– Плыть надо, дядя Евсей!

– Плыть!..

– Как ни верти, все равно до конца сгонять плот придется.

– Чего же нам зря время терять?

– Не ждать же зимы!

– И без парохода обойдемся...

Евсей Маркелыч слушал, храня суровость на лице.

Так было нужно: улыбнись он сейчас – и не таким серьезным станет разговор.

– Поплывем, да и разобьем плот в пороге, – сказал он.

– Ну и разобьем! – сердито выкрикнула Ксения. – Разобьем, так и соберем!

– Давайте по-военному: вышлем разведку, – предложил Александр. – У порога есть бакенщики. Они нам покажут, где ходовая. Посоветуемся с ними, как лучше пройти. А плот пока останавливать не будем...

Евсей Маркелыч не дал ему закончить. Хлопнул себя ладонями по голенищам:

– Это ладная мысль, парень, пришла тебе в голову! Одобряю. Как я сам не подумал!

И сразу стал собираться в путь.

Собрание на этом было закончено.

Уплыл Евсей Маркелыч вдвоем с Ириной Даниловной, за старшего на плоту оставив Александра:

– Привыкай, парень, может, когда и лоцманом станешь. А мне Ирина нужна, надо ей самой посмотреть ходовую. Ей стоять на кормовых челеньях придется.

К порогу Александр плот подвел отлично, точно по наставлениям Евсея Маркелыча. Заправски давал он команду на реи. Девушки только посмеивались, выполняя его указания: вот какой у нас бравый лоцман появился! Александру это нравилось. У него постепенно изгладилось то чувство неудовлетворенности, которое первое время он все-таки испытывал, отказавшись сойти на берег в Утесове. Проплыть мимо дома и не повстречаться с матерью!.. Потом прочно вошло в сознание: сделал он правильно и только так должен был сделать. И, когда эта мысль победила полностью, стало легко и свободно. Хорошо сплавить плот, доставить его к месту и вовремя – вот цель, которая им теперь владела безраздельно, хотя он и не знал ни реки, ни конечного пункта сплава, ни даже – что такое сентябрь в низовьях Енисея. Но так ведь было, когда форсировали Прут, Тиссу, Дунай. Тогда он тоже впервые ступал по неведомой ему земле. И если о чем он жалел сейчас, так это лишь о том, что не хватило времени, чтобы понять и освоить всю науку сплавщика.

В Осиновском пороге камней, торчащих, словно клыки из Воды, почти не было. Не ярились и не метались в нем суматошные волны. Просто крутой слив на резком повороте реки. Но в этом и заключалась главная его опасность. Порог караулил свои жертвы там, где они этого меньше всего ожидали.

Отдавшись течению, плот мог бы войти в свободный широкий проход в изголовье порога и плыть в гладкой, но быстрой до головокружения полосе. Никакие преграды не вставали на пути, а по мере приближения к излучине реки впереди все шире открывалось беспредельное, ровное плесо. И вдруг плот начинало быстро наваливать вбок, влево, влево, на камни, в самый угол излучины, там коверкать, городить шатром, рвать по частям, распускать на отдельные бревна, выкидывать на берег...

Встретив плот еще за несколько километров выше порога, Евсей Маркелыч взошел на него вместе с бакенщиком. Ирина Даниловна замешкалась в лодке, выбирая еще живых, бьющихся желтобрюхих стерлядей, привезенных бакенщиком в подарок.

Сам бакенщик, важный, степенный, с грудью, выпирающей из-под плотной серой рубашки, прошел на головку плота. Прислушался, как работают цепи.

– Маловато, – сказал он.

И было всем ясно, что говорит он это, чтобы набить себе цену. Плот он проведет, но чести и славы ему достанется больше.

Подошла Ирина Даниловна. Втроем они посоветовались и разошлись по местам: Евсей Маркелыч с бакенщиком влезли на гулянку, Ирина Даниловна направилась на корму. И, хотя плот шел, придерживаясь вешек, наклонно торчавших из воды, все замерли в ожидании чего-то страшного. Александр, вооружившись толстой вагой, стоял, готовый сбросить якорь в воду по первому знаку Евсея Маркелыча.

Река заметно наклонилась вниз, вперед, цепи стучали часто-часто, словно их бросило в озноб.

– Я думаю, надо бы взять малость правее, – сказал бакенщик, поглядывая на вешку, которую и так плот задел правым краем. – Влево покатимся – тогда ничем не удержишь.

– А если взять правей – камней не хватим? – усомнился Евсей Маркелыч.

– Обязательно хватим, – сказал бакенщик. – Только там камень редкий, плот не задержит, выбьет сколько-нибудь пучков. Так это легче, чем в излучине весь плот распустить.

– Да, это легче, – нервно постукивая трубкой о перила гулянки, согласился Евсей Маркелыч. – А может, в самую притирочку и так пройдем?

– Смотри, не вышла бы у тебя эта притирочка боком! – возразил ему бакенщик.

Евсей Маркелыч впился взглядом в реку, словно силясь проникнуть в ее глубину и угадать, где лежит тот счастливый, безопасный ход, в который удачно проскальзывают плоты. Река неслась стремительным потоком, слегка вгибаясь корытом к левому, роковому берегу, и ничто не давало лоцману ответа. Наконец он решился, закричал:

– Эй! Отдай правые реи! – и безнадежно махнул рукой: будь что будет!

Плот плыл, вытянувшись, как струна. Приблизившись к горлу порога, передние его челенья начали опускаться, падая в первую яму. Потом концы их задрались так, что вокруг забушевала вода, а отдельные пучки встали торчком, как башни. Девчата бросились врассыпную. Плот сразу начало собирать в гармошку. Евсей Маркелыч оглянулся на кичку и поднял руку. Александр сунул вагу под стрелу, готовясь сбросить якорь.

Но в этот миг "башни" покачнулись, будто их кто толкнул снизу огромной ладонью, и вылетели в реку, выворотив по пути еще несколько пучков. В открывшуюся щербину поползли бревна из верхнего челена. Ирина Даниловна и с нею несколько девчат орудовали баграми, стремясь загородить им выход.

Соскользнув с первого камня, плот снова начал вытягиваться и выпрямляться. Но тут последовал второй удар. В шестом или седьмом челене из-под ошлаговки выбило нижнее бревно, и вслед за ним вылетел и весь крайний пучок. Разрозненные бревна начали быстро обгонять бьющийся в камнях плот.

– Наискось, наискось пошли! – обрадованно закричал бакенщик, показывая путь, каким отделялись от плота бревна. – Теперь все: больше они нам пакостить не будут.

И действительно, встряхнув напоследок правую рею, подводные камни оставили плот в покое.

– Славно я тебя провел? – спускаясь с гулянки, спросил бакенщик. Девки твои и перепугаться не успели. Будут думать, что и порога никакого не было.

– Да уж спасибо, спасибо тебе! – сказал Евсей Маркелыч, провожая бакенщика на берег. – Без тебя я так ни за что не поплыл бы. Ранее правым краем не плавали.

– Я, брат, знаю, куда показать, – самодовольно ответил бакенщик, – не зря здесь все лето торчу. А насчет правого края ты правильно – были здесь страшенные каменья, а нынче их все стерло льдом.

Выбитые бревна удалось собрать почти все. За ними целый день охотились девчата, уплыв для этого в лодке километров за десять вперед плота.

Евсей Маркелыч ждал устья реки Каменной. Уж там он станет на якорь и будет стоять, пока не получит ответ о пароходе. Больше так рисковать не годится. Но вслух об этом он никому не сказал. Девчата же, легко отделавшись в пороге, теперь и совсем загордились.

– Подумаешь, нужен нам теперь пароход! – говорили они. – Уплывем и так.

О том, что им очень хотелось вернуться домой еще из Куликовой, они теперь вспоминали шутя, не всерьез, сидя вечером у костра. Новая забота владела всеми, и эта забота день ото дня становилась сильнее: наперекор всему доставить плот к месту. И даже задержка парохода, вызванная неведомо чем, мало огорчала команду плота. Наоборот, подмывало самолюбивое желание плыть как можно дольше одним. Пусть и помучиться еще сейчас, зато потом вволю и поиздеваться над незадачливой командой "Сплавщика".

Но была одна и очень серьезная причина ждать парохода поскорее: продуктов на плоту оставалось едва на три дня. И пожалел, крепко пожалел Евсей Маркелыч, что не остановил плот у Дороговой. Вдруг пароход почему-либо не выйдет совсем? Дорогова – последний пункт, где могли дать им продукты. Дальше начинались районы, никак не связанные с лесной промышленностью. Вдобавок редкие пойдут селения, и даже не селения, а становища – несколько дворов. Начнется приполярный Север.

Евсей Маркелыч об этом не стал говорить. Зачем тревожить девушек прежде времени? Подождать до Усть-Каменной. А там бросить якорь и стоять, добиваясь из Стрелки ответа. Капитана Ванюшку Доронина знали все хорошо, и если нет до сих пор "Сплавщика" – это неспроста. А ведь на "Сплавщике" еще и Иван Антонович, парторг леспромхоза.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ХОРОШИЕ ВЕСТИ

В деревне Усть-Каменной их ждали хорошие вести. Была получена радиограмма: "Сплавщик" вышел вчера.

Почему дана радиограмма на Усть-Каменную, куда он и не просил Стрелку радировать, Евсей Маркелыч сначала не мог понять. И решил все это отнести к расторопности Трифона Васильевича, начальника рейда. Но местный радист разъяснил загадку. Новый адрес в Стрелку дал дороговский телеграфист и уже неоднократно справлялся в Усть-Каменной, пришел ответ из Стрелки или еще нет и проплыл ли плот мимо Каменной.

– Отстучи ему, – сказал радисту Евсей Маркелыч, – что он вообще-то мужик ничего... Передай, что зря я его ругал. Жалею...

Было раннее утро. На реке лежала плотная мглистая пелена. Где-то за горой взошло солнце: это стало понятно по вдруг пришедшим в движение туманам. Сползая в реку с крутых скалистых берегов, они клубились и переваливались, словно им тяжело было расставаться с приютившими их на ночь вершинами.

Плот стоял на якоре прямо против селения, но в гуще тумана его не было видно. Воспользовавшись остановкой, девушки разбрелись по деревне. Одним хотелось пройтись, размяться на твердой земле, потом полежать – пусть хотя бы и на мокрой и холодной траве; другим – наломать ветвей душистой пихты и берез, уже тронутых первым инеем, и украсить ими шалашку.

Девушки здесь были впервые. Но как удивительно напоминала им Каменная родную Ангару! Такие же высокие лесистые горы, изрезанные морщинами темных распадков; глыбы серых, обкатанных льдом и водой камней; и самоловы для стерляди, растянутые вдоль берега на сушилках; и дома прочной сибирской постройки; и поскотина на выходе из села, забранная в столбы из толстого леса; и накатанная дорога, где только что прогнали стадо коров и еще пахло парным молоком. Эх, хорошо дома!..

Вот из открытого окна тянет вкусным запахом только что вынутого из печи хлеба... Там, взлетев на забор, качается петух, никак не найдет равновесия и не может кукарекнуть. Пестрые телята ласково лижут друг другу бока.

На школьном крыльце с метлой в руках сидит сторож. Возле него на дороге суетится стайка воробьев. Обильная роса стекает с крыш, как весенняя капель. На краю села тонко звенят о металл молотки, и раскатами грома ворчит строптивый мотор – должно быть, там ремонтируют трактор. Здесь, на Севере, уборка еще в самом разгаре...

Евсей Маркелыч, стоя на пороге метеостанции, теперь расспрашивал радиста о прогнозе погоды. Тот морщился: похолодание, осадки, к концу декады – ветры, переходящие в шторм.

– "Осадки, осадки"! – сердито повторил Евсей Маркелыч. – Эти мне осадки всю шею переели, все насквозь этими осадками пропитались... И туманы, конечно?

– Обязательно.

– Эх, выходит, каждую ночь стой на якоре...

К ним подошел школьный сторож. Пригляделся к Евсею Маркелычу:

– Вроде знакомый?

– Не помню, – отозвался Евсей Маркелыч.

– Давно здесь плавал?

– Лет восемь назад.

– Ну и я с тобой плавал. Не помнишь?.. Вот встретились! Гляди, а?

– Бывает. Теперь прояснило. Марком звали?

– Да.

И начали вспоминать:

– У тебя будто бы дочка была? Где она?

– Здесь. Куда она от меня денется.

– А внучка?

– Нинка? Нинка в городе.

– Замуж вышла?

– Нет. Молода еще. Матросом всю войну на "Спартаке" плавала, а теперь в техникуме учится на штурмана.

– Ты бы ей что более женское присоветовал, – сказал Евсей Маркелыч.

– А что – женское? Мы по-другому меж собой поговорили, – возразил ему Марк. – Не по нужде ей в штурманы захотелось, а по своей доброй воле. И пусть! Выучится – самый полезный окажется человек. На всякий случай не худо это.

– Не бывать бы им, этим всяким случаям! – вздохнул Евсей Маркелыч.

– Зарекаться тоже нельзя.

– Это верно: нельзя.

– Лучше быть всегда и ко всему готовыми. Надежнее, да и спокойнее.

– Варвара, дочка моя, тоже на курсы все просится. То в моряки ей хотелось, теперь согласилась на лоцмана. И то вот не знаю...

– А ты не думай – отпускай. Раз в человеке есть сила духа – ее развивать надо, а не притушать.

– Смелость есть в ней...

– Ну, вот видишь...

Они помолчали.

– Буксира ждешь? – спросил Марк.

– Жду.

– А чего ждешь? В старые годы в самые низы без буксиров плавали.

– Я стоять и не буду, поплыву. Коли вышел, пусть нагоняет. А на старые годы ты не указывай – тогда редкий плот в низовьях не разбивали. А этот лес идет – особой важности. Его доставить надо в целости. У меня же, между прочим, снасти недостаточно.

– Это тоже не ответ, – строго сказал Марк. – На хорошей снасти всякий дурак уплыть сумеет. А сейчас главное уменье в том, чтобы из каждой малости большую пользу получить.

– По-моему, так мы и делаем, – обиделся Евсей Маркелыч.

– Я только к слову сказал, – примирительно поправился Марк.

Радист потянулся и протяжно зевнул:

– Мне домой пора. Прощай, лоцман. Как, суток за трое тебя "Сплавщик" догонит?

– Не знаю, как пойдет, – сказал Евсей Маркелыч. – За трое вряд, а на четвертые ждать обязательно буду.

– Я это к тому: туманов поберегайся. Камни здесь нехорошие.

– Помню, не один раз плавал.

Варю Александр нашел в конце деревни, у кузницы. Отбившись от девушек, она стояла у груды железного лома и что-то с интересом разглядывала. Кузнец, сухой, с узкой грудью и неимоверно длинными руками, прилаживал крюк к лобогрейке. Клепал, пилил и беспрестанно сыпал непонятными, бессвязными словами. Тут же, у трактора, возился механик. Держа в каждой руке по целому пучку гаечных ключей, он то нырял под колеса, то взбирался и садился на мотор верхом.

– Что это вы здесь отыскали? – спросил Александр.

Девушка зябко сунула руки в рукава стежонки.

– Мысль одна мне в голову пришла, – ответила она равнодушно, но хитрые огоньки вспыхнули в ее зрачках. – Подумала я: чего мы так мучимся, когда якорь выхаживаем? Врежется трос в бревно, аж свистит, когда его тянешь. Взять бы и положить под него такую вот штуку. – Она потянула из кучи железного хлама длинный чугунный валик.

– А ведь верно, идея! – сказал Александр, помогая ей.

– Годится? Как вы думаете?

– Конечно, годится. А почему вообще такие валики на плоты не ставят?

Варя махнула рукой:

– Никто не ставил, вот и не ставят. Давайте мы будем первые? – и повернулась к кузнецу: – Дядя, подари нам эту штуку!

Кузнец, не поднимая головы, проворчал:

– Никаких вам штук. Отваливайте.

– Чего жалеешь? Так ведь, зря изоржавеет.

– И не твое дело! – сердито буркнул кузнец. – Она денег стоит.

– Мы заплатим, – сказал Александр.

Кузнец поднял голову, опасливо посмотрел на механика, по-прежнему гремевшего ключами у трактора, подошел, отряхивая окалину с фартука.

– Ладно, бери, – шепнул, все косясь на механика. – Забирай, только так, чтобы он не заметил. Сколько дашь?

– Видать, кузница колхозная, – заметил Александр.

– Моя – не так бы я и разговаривал. – Кузнец повел быстрыми зеленоватыми глазами, и что-то хищное промелькнуло у него на губах.

– А колхозная – не так бы и мы разговаривали, – копируя его интонацию, сказал Александр. – Позже к тебе зайдем. – А Варе шепнул: – Идемте в контору.

Председатель колхоза – молодой парень, черный как уголек, с небритой бородой и только начавшими отрастать после машинки волосами – с усмешкой выслушал Александра. Пошарил в кармане, достал кисет, бумагу, предложил гостю. Прискакивая на одной ноге – медали так и звенели у него на груди, обошел вокруг стола и сел на подоконник, отставив в сторону костыль.

– Денег с вас, значит, потребовал? – Он стал насыпать табак на бумажку, закручивать папироску. – Не наш, не подумайте. С парохода отстал. Взяли на время. Знаешь, сейчас ездят всякие. Мы присмотрим за ним. Спасибо, что сказали. А валик, ролик этот, – пожалуйста. И без денег. Еще надо чем – тоже пособим. Дело наше с вами общее.

Он написал кузнецу распоряжение. С удовлетворением расчеркнулся:

– Вот вытянет нос!

Передавая записку Александру, спросил:

– Что так поздно в низовья плывете?

– Дополнительно лес потребовался.

– А-а! Да-да, – и часто закивал головой. – Как же, знаю, знаю. Слышал... Ну валяйте, счастливого вам пути. У нас здесь тоже идут изыскания. Должно, скоро такие дела начнутся... э-эх!..

У лодки не было никого. По реке еще ползла бесконечная лента тумана, становясь все белей и плотнее.

Варя повернула к солнцу лицо, раскрасневшееся от ходьбы с тяжелой ношей. Она все еще не могла перевести дыхание. Даже для двоих валик оказался слишком тяжелым. Дойдя до берега, Варя тотчас опустилась на землю.

– Варя... – помедлив, ласково позвал ее Александр.

Она лукаво покосилась на него уголком глаза:

– А я знаю, что вы мне сейчас скажете.

– Что?

– Знаю. Ну, да ладно уж, говорите, – как бы нехотя разрешила ему Варя.

Он заговорил, но заговорил о том, как им лучше приладить валик и как надо будет потом такие валики ставить на всех плотах. Словно дождик холодный пошел. Сразу вытянулось лицо у Вари. Александр это заметил и, покусывая губы от смеха, продолжал рассуждать о чугунных валиках. Варя угрюмо молчала. Тогда, боясь, что он ее очень обидел, замолчал и Александр.

Так прошло некоторое время. Варя устало склонила голову к плечу, повернулась – из-под ноги вылетел выбитый каблуком камешек и покатился в реку, – вскинула на Александра невидящие глаза и бочком прилегла на жесткую гальку. Александр поспешно снял с себя телогрейку, подложил ей под голову. Она не отказалась, благодарно улыбнулась одними губами и повела пальцами, будто отыскивая что-то возле себя. Александр взял ее руку. Варя не отняла. Потом тихо, но настойчиво потянула руку Александра и, ладонью вверх подсунув ее себе под щеку, заснула.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В ТУМАНЕ

Все собрались на плот, довольные прогулкой по твердой земле. Ждали, когда сползет с реки туман и можно будет поднять якорь. Известие о том, что "Сплавщик" уже вышел и через три-четыре дня их нагонит, поднимало девушек, как на крыльях. Споря и перебивая друг друга, они подсчитывали километры: и те, которые уже остались позади, и те, что еще надо было одолеть. Получалось: почти половина пути проделана. И это наполняло всех гордостью. Правда, впереди с лихвой тысяча километров, и самых трудных: с тихим течением, с осенними туманами, с вероятными штормами...

– А на то и щука в море, чтобы карась не дремал! – весело заявила Надя.

И все ее поддержали:

– Не раскиснем сами – и никакой шторм нас не возьмет!

Луша успела побывать в конторе колхоза, поболтать там с девушкой-счетоводом и теперь безудержно хвасталась тем, что ей удалось показать новый, быстрый и очень удобный способ умножения многозначных чисел на счетах.

– Вы понимаете, девушки, – захлебываясь, говорила она, – начинали мы вместе: она – на арифмометре, я – на счетах, и я успевала кончить вперед. Раз только или два она меня обогнала, и то потому, что в множителе были девятки. А так бы...

– Ой, Лушка, – кричали девчата, – насквозь тебя видим! Плыть на плоту тебе надоело, вот тебя и потянуло опять к счетам и арифмометру. Коли так спишем с плота.

– Да нет же, девушки, – прижимала Луша руки к груди, – я просто случайно зашла. Познакомились, разговорились, и я ей стала показывать...

– Ладно, ладно...

– Зато какую книгу у нее я достала! О путешествиях Георгия Седова по Ледовитому океану.

– Тогда другое дело, прощаем Луше, – сказала Груня, делая самое серьезное лицо. – Такая книга нам очень нужна. Может, самим во льдах плавать придется.

И все опять дружно и беззаботно захохотали.

Поля принесла с берега кедровых орехов и теперь деятельно их раздаривала:

– Берите, берите! У меня много, полный платочек насыпала, едва концы завязала.

– Где ты их взяла?

– Добрые люди угостили, – посмеивалась Поля. – Эх, если бы дома...

– ...моя мама испекла бы вкусное печенье с этими орехами, – закончила Агаша.

Поля посмотрела на нее снисходительно.

– Да, испекла бы, – сказала она. – И нечего над этим подшучивать. Во-первых, моя мама – лучшая в мире повариха, а во-вторых, вкусная пища для человека...

– Не надо, не надо, – замахала руками Агаша, – я больше не буду!

Подошла Ксения и мрачно сказала:

– В такой туман "Сплавщик" на камни может напороться. Как вы думаете, девушки?

– Если капитан плохой...

Ксению как ветром сдуло.

Заложив руки за спину, Евсей Маркелыч озабоченно прохаживался по кромке плота. Его беспокоило, что туман, свалившись с гор в долину реки, лежит почти неподвижно. Когда-то его прогреет солнцем и поднимет вверх? Уходит золотое время. Каждый час дорого стоит. Плыть бы да плыть. Но выхаживать якорь Евсей Маркелыч никак не решался: он знал, что впереди, на выходе в русло реки, опасные камни – об этом ему еще раз напомнил и радист, – а миновать их близ берега, не "вырезаясь" на фарватер, не хватало уверенности – вдруг окажется мелко? Проплыть бы сначала на лодке да промерять... Но где же в таком тумане в одиночку отыщешь опасное место? Будешь вслепую блуждать по реке...

Наконец он принял решение.

– Вот что, девки: свезите-ка меня снова на берег, – сказал он, подозвав к себе двух первых попавшихся девушек, – и кликните мне Ирину.

Пока девушки готовили лодку, явилась Ирина Даниловна.

– Долго этакая беда висеть теперь будет, – объяснил ей лоцман. Ветерком бы живо продернуло, а так куда ему меж гор деваться! Солнцем не скоро поднимет. Хочу с якоря сняться. Чего же нам здесь попусту отстаиваться!

– А камни? – спросила Ирина Даниловна.

– Знаю. Потому и на берег снова еду. Найду Марка, с ним посоветуюсь мужик бывалый. Может, между камнями и берегом пройдет плот, ежели там не мелко. А Марк должен знать. Так душа у каждого сплавщика устроена: и не плавает уже человек, а рекой все равно интересоваться будет.

– Ну, а мне что без вас делать велите, Евсей Маркелыч? – Ирина Даниловна явно не одобряла затеи лоцмана. – Подождать бы уж лучше, когда солнце сгонит туман.

– Очертя голову куда попало не сунусь, – сухо сказал Евсей Маркелыч. Ему не понравилось замечание Ирины Даниловны. – А тебе вот мой наказ: подготовьтесь к подъему якоря. Вернусь на плот – ничего делать не надо. А с реки сигнал подам – выбирайте якорь.

Они условились о сигналах. Евсей Маркелыч сел в лодку, и через несколько минут девушки вновь высадили его на берег. Поднявшись в гору и с трудом переведя дыхание, Евсей Маркелыч глянул на реку: пласты тумана стали еще толще и плотнее. Да, это надолго...

Марка он разыскал в школе. Теперь здесь было шумно и людно. По коридорам с грохотом носились мальчишки и девчонки, все залепленные глиной, забрызганные известкой. Один пробежал, таща в руке банку с краской, и оставил за собой запах олифы и скипидара. Цепочкой прошло несколько пар с носилками, нагруженными новыми красными кирпичами. Навстречу им двигался "порожняк" с ведрами, ящиками, тазами. Все это оглушительно хлопало, гремело, стучало. Словом, жизнь шла полным ходом... Старшеклассники помогали ремонтировать школу: подновляли штукатурку, белили стены, красили окна, полы и двери. Марк, в длинном фартуке, засучив рукава рубахи и с головы до пят забрызганный жидкой глиной, перекладывал печь. Возле него вертелось человек пять юных подсобников. Они проворно подавали ему кирпичи, заготовляли в длинном деревянном корыте раствор.

– Эге, Марк, – сказал Евсей Маркелыч одобрительно, – да ты, оказывается, и печником можешь?

– Хватай выше! – весело крикнул Марк, проверяя лекалом только что выложенный ряд кирпичей. – Я не только печник, я и за весь ремонт ответчик. Вроде техника получаюсь. Нанимать со стороны у нас денег нет. А хотя и есть, зачем зря их тратить? Мы – молодой наш народ, – он показал пальцами на выпачканных в глине ребят, – так с директором школы договорились: отремонтируем школу сами, а на сэкономленные деньги библиотеку пополним. Так, что ли, орлы?

– Так! – дружно крикнули ребята. – И глобус новый, большой купим.

– А ведь хорошо придумали, правда хорошо! – Евсей Маркелыч пощупал пальцем еще не просохшую штукатурку на стенах. – Гляди, заплаты как чисто налепили. Эх, будь бы у меня время, я бы вам тоже пособил, стекла в окна нарезал. Только алмаза-то нет с собой...

– Не трудись, Евсей Маркелыч. – Марк спустился вниз, пополоскал руки в ведре с водой. – Стекла резать я тоже умею. Есть и алмаз. Управимся превосходно и сами. У тебя свое дело, поважнее нашего. Ты мне скажи: зачем опять на берег вернулся? Туман держит?

– Да... – вздохнул Евсей Маркелыч. – Боюсь вслепую на ходовую плот выводить. Знаешь, гряда камней есть впереди? Не натолкнуть бы плот на нее...

– Вполне может такое получиться, – согласился Марк.

– Ночь, хоть какая темная, я вижу реку, слышу ее, понимаю, не ошибусь, а в туман – как с завязанными глазами, и еще вата в ушах заложена.

– Никто в туман не плавает. Река – не открытое море. Тут ошибись вправо или влево – и готов: на косу или в берег.

– А стоять на якоре – сердце кровью у меня обливается.

– Туман до полден пролежать может, – подтвердил Марк. – У нас это часто бывает. Видишь, никакого движения воздуха нет.

– Вот и пришел я к тебе, Марк, посоветоваться. Не протиснусь ли я с плотом ближе к берегу, чтобы на ходовую ниже камней нам выйти? Тогда бы дальше и не страшно мне.

– Отмель тут, – поморщился Марк, – песчаная коса. Сядешь – хуже, чем на камни.

– А может, хватит воды? Осадка у плота только восемьдесят сантиметров. – Евсей Маркелыч так и замер в ожидании ответа. – Что ты на это мне скажешь?

Марк задумался. Ребята притихли, молча смотрели на него.

– Не знаю, – пощипывая мочку уха, наконец проговорил он, – не знаю. Спросил бы ты меня просто так, я бы тебе точно ответил: метр глубина. А коли плыть думаешь – не скажу, не знаю.

– Так... – глухо сказал Евсей Маркелыч и испытующе посмотрел на Марка. – Ясно... Значит, сидеть мне у моря и ждать погоды. Ничего больше не сделаешь.

Марк еще потеребил ухо. Отшвырнул ногой обломок кирпича.

– Померять бы, – пробормотал он. – Да ведь вслепую-то тоже сколько времени по отмели будешь шариться! А потом, песок – это дело живое, в одном месте ямку вымоет в нем вода, в другом бугор намоет. Ты ткнешь шестом в одном месте – хорошо, а через полсотни метров – другое: мель...