Текст книги "Журавли улетают на юг"

Автор книги: Сергей Сартаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Все это оказалось очень простым и не требовало почти никаких усилий вода работала за человека. Александр закрепил рунталь и перешел на правую кромку плота. Здесь, следуя команде Евсея Маркелыча, надо было убрать рею, то есть перевернуть ее с ребра на пласт и подтянуть к плоту. Александр распутал узел, но в тот же миг рунталь змеей скользнул по бревну и исчез в воде. Рея, как стрелка часов, свободным концом описав полукружие, через минуту снова прижалась к плоту.

– Упустили рею, да? – услышал Александр у себя за спиной насмешливый голос Вари.

– Вырвалась неожиданно, – развел руками Александр. – Как теперь ее на место поставить?

– Да ничего, – спокойно сказала Варя, – помаленьку заведем. Не к спеху. Сейчас пока левые реи работают.

– Двоим-то нам, пожалуй, не справиться, не завести против течения. Александр не мог отделаться от чувства досады за свою оплошность. Смотрите, какая масса воды давит на рею.

– Да? – как-то по-особенному спросила Варя. – Тяжело? Масса давит? Двоим не завести? Ну что же, позовем еще девчат на помощь. Или я одна заведу потихонечку.

Сдерживая смех, она убежала к кострищу и стала тесать на растопку смолье. Александр отобрал у нее топор.

– Это вам, если холодно будет, – сказала она, нехотя отдавая топор и показывая на принесенный ею брезентовый плащ. – Отец послал.

Костер наконец разгорелся. Трещали и брызгались искрами дрова. Александр не успевал стряхивать раскаленные угольки, падавшие ему на одежду.

– А вы дождевик наденьте, – посоветовала Варя. – От брезента угольки будут отскакивать, – и подсела к нему.

Он искоса глянул на нее. Варя сидела, прищурясь и чуть подавшись вперед. Блики красного света играли на ее волосах.

Девчата опять затянули частушки. Варя ногой отбивала такт, губы у нее слегка шевелились.

– Пойте вслух, – попросил Александр.

– Я ведь чудная, – сказала она. – Я петь не люблю – люблю послушать. Тоже и танцы: смотреть мне интереснее, чем самой танцевать... Стряхните уголек – крупный. Хотя и брезент, а может прожечь.

Александр стряхнул уголек – красный, но уже подернувшийся пленкой серого пепла.

– Варенька, что вы меня никак не называете?

– Как – не называю? – удивилась Варя. – А как же я с вами разговариваю?

– А вот так и разговариваете, будто у меня имени вовсе нет.

– А как вас звать?

– Александром, – сказал он и запнулся: что же она его спрашивает?

Варя вдруг вскочила и побежала на кромку плота.

– Рею-то все-таки надо наладить! – крикнула она на ходу.

Волнистая тень пробежала по бревнам и канула в темноту.

– Ваш грех – ваш и ответ, – сказала Варя, дождавшись Александра. И насмешливо кольнула его: – Командуйте. Вы командовать умеете. Ну?

– Мне кажется, что без ворота здесь не обойтись. И даже с воротом будет очень трудно преодолеть силу течения: угол получается отрицательный...

– Углы углами, – перебила его Варя, – а мы с чего начинать будем?

– По-моему, рею надо на плот вытаскивать, – чувствуя в словах Вари какой-то подвох, сказал Александр, – а потом здесь перевертывать.

– А вы знаете, сколько в ней весу?

– Тяжелая...

– Пудов полтораста будет. Я беру на плечо четыре пуда. Вам останется сто сорок шесть... Давайте начнем поднимать.

Девушка взяла лежавший неподалеку багор, нащупала им болтающийся в воде рунталь, вытащила и привязала за ошлаговку – толстый оцинкованный трос, которым закрепляются крайние пучки бревен. Потом так же спокойно и неторопливо распутала канат на другом конце реи и вытолкнула багром в реку этот конец. Течение тотчас ударило в образовавшуюся щель, рея быстро стала отходить от плота, как на шарнире, описывая полукруг, и все повторилось, как прежде у Александра.

– Ну вот и сделали! – сказала Варя. – Теперь подтянуть на старое место да и привязать опять тем же концом, что раньше была привязана. Этим вы один займитесь. Я вам больше не помощница: и так одна полтораста пудов подняла. Пойду картошку печь. Хорошо, наверно, в костре зола нагорела...

Закончив работу, Александр сел на бревно. Из темноты он хорошо видел, как хлопотала у костра Варя. Не отрываясь, он смотрел на нее. Забылось происшествие с реей, и та досада, что начинала закипать в душе, теперь отлетела и исчезла бесследно.

Варя повернулась к нему лицом и, приложив ладонь к глазам, стала вглядываться в темь. Александр стоял неподвижно. Он видел одно: внимательное, сосредоточенное лицо девушки. Но она не окликнула его. Постояла, прислушиваясь, и опять стала хлопотать возле костра. Еще подбросила дров, и пламя взвилось высоким ровным столбом.

"Беспокоится, не утонул ли я. А окликнуть не хочет. Свой характер выдерживает. Так, как заявила: отвечать не словами, а делами, – с усмешкой подумал Александр. – Ну и ладно, я тоже торопиться не стану, первый ее не окликну и первый к ней не подойду".

Он повернулся к реке. Отблеск костра падал на воду. Река была покрыта мелкой рябью, и оттого изламывалось отражение костра: будто под водой стояла шеренга водолазов и удивительно ловко жонглировала зажженными факелами. Медленно проплыла узловатая коряга и прибавила еще толпу подводных жонглеров – теперь факелы метались и взлетали в беспорядке. Коряга исчезла, и невидимый руководитель снова расставил всех по местам в одну шеренгу, и все пошло по-прежнему.

Александр стоял и смотрел до тех пор, пока река не успокоилась совершенно и на воде вместо летающих факелов не отметилась короткая желтая полоса – отчетливое отражение костра. Варя сидела у огня, не шевелясь и задумчиво склонив голову к плечу. Метелицей кружились над нею острые искорки и легкие хлопья серого пепла.

Александру стало холодно. Он тихонько вздохнул и пошел к огню.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ДОМ ВОВСЕ БЛИЗКО...

Предпоследний день пути удался на славу. Река здесь текла строго на запад, и предвечернее солнце одинаково щедро и ярко заливало оба берега. И в этой сияющей зелени бескрайних лесов прямой широкой лентой лежала Ангара. Она в точности повторяла краски неба: глубокого, темно-синего в самой вершине купола, а ниже, к земле, едва голубого. Она и совсем бы слилась с небом на горизонте, если бы там, в неопределимой по расстоянию дали, не колыхалась над водой узкая полоса серого тумана, пронизанного у берегов острыми черными стрелами так, что в нижнем створе река казалась разделенной на два этажа.

Здесь реже встречались песчаные косы, и цепи теперь работали звонче обычного.

– А знаете, почему в Ангаре вода такая светлая и словно бы зеленоватая? – как-то спросила Варя Александра.

– Горная река, каменистое русло.

– Это так. А то есть еще молва народная: вода светлая потому, что взялась Ангара не из малых и сорных речушек, а из глубокого, может даже и бездонного, озера Байкал. Сверху стекает вода самая чистая, а всякая грязь и муть оседает. А что вода зеленоватая, и вовсе смешно говорят: берега, мол, на Ангаре – всё горы крутые, высокие, а на горах – леса сплошные, вот в воде и настоялся этот зеленый цвет...

За излучиной на левом берегу обозначилась белым пятном избушка бакенщика. Возле нее, притулившись к высокому яру подобно плоскому обомшелому камню, стоял дежурный катер. Девушки облегченно вздохнули:

– Порог пройдем хорошо.

Заговорили, что теперь уж скоро-скоро Стрелка, потом и Куликова – конец пути и конец сплава вообще.

А там домой, к своим, до следующей весны, до новой навигации. Эх, славно!

Катер отделился от берега и пошел навстречу плоту. Ангара, вся в солнечных зайчиках, здесь разлилась особенно широко. Белая полоса пены клином расходилась у катера за кормой.

Стал доноситься шум порога. Весь слив воды давил к левому берегу, и казалось, что плот боком скатывается туда.

– Эй, вахта! Ле-вые реи под-бе-ри! От-дай правые реи!

Александр – он нес дневную вахту – быстро управился со своей реей и пошел помогать Ксении, своей напарнице на этот раз. Та охотно уступила место и, перебирая вместе с ним конец рунталя, спросила:

– Обратно вместе с нами не поедете?

– Зачем же я поеду обратно! Мне тоже хочется скорее домой добраться.

– Без вас скучать будем.

– Ну вот! – засмеялся Александр. – Скучают люди, когда друг к другу привыкнут.

– А мы привыкли уже...

И Александру подумалось, что ведь и он тоже привык к девчатам, и если не скучать о них, так вспоминать будет частенько, как весело и незаметно проплыл вместе с ними неблизкий путь от Тогучан до дома.

Катер летел полным ходом, вспарывая блестящую равнину реки. Будто резцом автогена, разваливал он воду по бокам от себя, и огненные струи лизали его борта, взбирались чуть не на палубу и падали, рассыпаясь мириадами искр.

– Эй, на плоту! Приготовь буксир! – размахивая свернутой в кольцо тонкой бечевой – "легостью", кричал молодой парень, черный, как негр. Лицо у него жирно блестело, словно он только что умылся нефтью. Он улыбнулся, и с трудом верилось, что у этого человека могли еще оставаться белыми зубы.

Ксения вдруг оживилась.

– Пашка! Пашка! – забегала она по кромке плота.

Пашка важно повел плечами. Ветер трепал его непокрытые волосы. Красивый взмах руки, просвистела в воздухе легость, и гирька упала на плот.

– Ты когда вернулся, Паша, а? – расспрашивала Ксения, привязывая легость к тросу.

Катер на малых оборотах боком придвинулся к плоту.

– Третьего дня! – кричал Пашка Ксении так, словно до нее был километр расстояния. – Последний кошель с дровяным лесом из Пискуновки в Енисейск стащили. Теперь вот вас еще с ходу проводим в Куликову – и кончено. Точка.

– Паша, а чего прилетел Петр Федорович?

– Чего ему не летать! Начальство, – сказал Пашка, с трудом втаскивая на борт катера конец троса. – Мне он не докладывается. Вас поджидает.

– Чего нас ждать?

– Это его дело. Да ты что сразу скисла?

– Домой хочется, – сказала Ксения.

– Успеешь. Дом – он никуда не денется. А Петр Федорович тебя от дому тоже не увезет. – Пашка заделал конец троса за гак – крюк, на котором закрепляются буксиры, – и, нагнувшись, крикнул в рубку: – Готово! Отваливай!

Синий дым с треском вырвался из выхлопной трубы. Сильнее забурлила вода под кормой, на отлогой волне качнулись крайние пучки бревен.

– Ванюшку Доронина своего не забыла? – помахивая Ксении блестящей черной рукой, крикнул Пашка. – Приехал. Восемь наград. Весь исстрелянный, а кости до единой целехоньки.

– Что ты!.. – охнула Ксения.

– Честное матросское...

– Куда поступил? – успела еще спросить Ксения.

– А куда? Ясно, на старое место – на свой пароход. Только теперь капитаном!

– Капитаном?

– Ну да! Он и на войне уже судном командовал.

Натянувшись, как струна, сверкнул в воздухе трос, а затем упал на воду, рассыпая по сторонам каскады разноцветных брызг.

Ксения оглянулась на Александра. Лицо ее сияло. Исчезли морщины на лбу, расправились и приподнялись всегда нахмуренные брови. Она медленно перевела дыхание, словно захлебнулась струей пьянящего свежего воздуха.

– Хороший парень! – сказала она, тряхнув головой.

И не понял Александр, к кому это относилось: к капитану Ванюшке Доронину или к чумазому Пашке.

Порог надвинулся нагромождением обточенных водой и ветром камней, цветом своим спорящих с белизной подпорожной пены. Плот сразу заерзал на воде, весь сжался, стал короче. Со скрипом полезли друг на друга бревна. А временами, наоборот, пучки раздвигались, растягивались настолько, что между ними открывалась черная бездонная пучина.

Александр поглядывал на Ксению. Она стояла молча, плотно сжав тонкие губы и изредка смахивая с лица крупные, тяжелые брызги воды. Порог бушевал. Взъерошенные гребни волн топорщились по сторонам особенно высоко, словно в досаде на то, что в самом горле порога их прижал, притиснул плот. Это длилось недолго, какие-то минуты. А затем горбатые камни, узорчатая пена волн, их суматошный рокот – все сдвинулось назад, и плот снова вышел на открытую гладь реки. На невысоком, плоском, как стол, берегу слева показался поселок.

Катер сбросил буксир и, словно радуясь свободе, побежал к поселку. Чумазый Пашка появился на палубе, посигналил Ксении рукой и опять исчез.

– Черти! – с упреком сказала Ксения. – Зачем сбросили буксир? Тянули бы нас сразу до места. И чего побежал в поселок?.. Ну, а вы чего стоите? заворчала она на Александра. – Помогайте вытаскивать трос.

Они не успели закончить работу, как катер опять затарахтел возле плота. Сверкая зубами, Пашка прокричал:

– Остановка! Велено вам якорь кидать. Давайте скорее!

Шумно упал в воду якорь. Плот еще немного поцарапал по дну концами волокушиых цепей и остановился. Однообразно зажурчала вода, разбиваясь о верхние его углы.

– Так. А теперь что? – спросил Евсей Маркелыч.

– А тебе к Петру Федоровичу на берег велено.

– Отвезете?

– Отвезем. Только за баржонкой сходим сначала. На обратном пути прихватим тебя.

– Этак и без вас обойдусь, – рассердился Евсей Маркелыч.

Солнце стояло над самой чертой горизонта. Низменный левый берег погрузился в тень, и только обрывы правобережья еще сияли мягким вечерним светом. Словно накопив в себе за день запас солнечных лучей, утесы теперь отдавали их обратно.

Отсюда был виден широкий, как море, Енисей. Небольшая деревня на его дальнем берегу казалась темной крапиной на гладком зеленом поле.

Евсей Маркелыч показал Александру рукой на серебрящуюся даль Енисея.

– Велик! Ангаре здесь конец, а батюшка Енисей еще на две тыщи верст разбежался. А? Видел ты, парень, еще где такую реку?..

Он поманил за собой Александра и влез в лодку, качающуюся и пляшущую на волнах, поднятых катером. Александр взялся за весла, но не успел оттолкнуться, как появилась Варя. Легко перепрыгивая с бревна на бревно, она подбежала к лодке:

– Я тоже с вами! – и очутилась рядом с отцом.

– Сядь, не переверни лодку, – строго сказал ей Евсей Маркелыч.

Варя посмотрела вниз. Скамеечки не было, а по дну лодки переливалась мутная вода.

– В лужу, что ли, садиться? Не упаду и так, – и засмеялась.

Евсей Маркелыч промолчал, но видно было, что на Варю он рассердился.

– Пойду в контору, – сказал лоцман, когда лодка уткнулась носом в берег и галька заскрипела под нею. – Не хочешь со мной? – кинул он Александру. Петра Федоровича послушать, чего у него там.

Таща на буксире небольшую баржу, катер наискось пересекал реку, приближался к плоту.

Евсей Маркелыч погрозил кулаком: вот, мол, вам, знайте наших!

– Ну, а ты к тетке Елене? – Евсей Маркелыч остановился на косогоре перевести дыхание.

– Ага! – Варя кивнула головой.

– Скажи, чтобы баньку истопила, – приду. Все одно ночь ночевать, чего ж не попариться!

Внизу мягко шелестела Ангара, набегая отлогими волнами на каменистые отмели. Тени теперь лежали уже на всей реке, и плот на ее середине казался очень далеким и очень маленьким. Выстроившись в ряд, как моряки на палубе броненосца, стояли на кромке плота девчата.

На берегу, в кузнице, с тонким звоном падали на наковальню молотки там клепали, ремонтировали металлический такелаж. За кузницей жужжало колесо – это перевивали веревочную снасть. Толстые черные канаты, как рельсы, лежали на земле.

Тропинка разделилась на две. Варя свернула на левую. Александр пошел было с Евсеем Маркелычем.

– А вы бы меня проводили, – сказала Варя.

– Пожалуйста! – с готовностью откликнулся Александр.

Высокие бурьяны – полынь и лебеда – плотной стеной стояли по сторонам тропинки, идти рядом было тесно и неловко. Александр взял девушку под руку. Варя шла, свободной рукой обламывая на ходу макушки горько пахнущей полыни.

– Вот вы, значит, и домой приехали, – вдруг сказала она.

– Не совсем еще.

– Это считать нечего.

– Если это считать нечего, так и вы тоже скоро дома будете.

Варя высвободила руку и пошла вперед. Александр успел заметить, как напряженно у нее сдвинулись брови, совсем по-отцовски.

– Буду, конечно...

Верхушки полыни дождем летели на тропинку. Варя обрывала их и бросала обеими руками.

– Счастливо вам на новом месте работать! – отрывисто сказала она, даже не оглядываясь на Александра.

– Спасибо, Варенька... Эх, если бы вы знали, как мне сейчас домой хочется! Ничего другого на свете не надо – только бы домой!..

Тропинка круто спускалась в небольшой овраг. Здесь уже стлались густые предосенние сумерки, холодом и сыростью тянуло от бурьянов. Варя остановилась и, резко повернувшись, глянула прямо в лицо Александру:

– Ничего не надо?

– Ничего! – улыбаясь, сказал Александр.

Варя протянула ему руку:

– Мне тут уже недалечко, дойду одна. До свиданья!

– Варя, я провожу...

– Нет, не надо! – Варя быстро пошла по тропинке.

– Варя, подождите!..

– Вы ведь домой торопитесь, вам некогда, – не оглядываясь, кинула она. – Мне тоже некогда!

И, оставив ошеломленного Александра одного, на ходу слегка поводя плечами, Варя поднялась на противоположный скат оврага и скрылась за густыми бурьянами.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

НОВОЕ РЕШЕНИЕ

Евсей Маркелыч прирос к скамье. Все было сказано. И все было ясно. Давно следовало встать и уйти. Но он сидел, тискал в жестких ладонях фуражку, глядел в распахнутые створки окон, где лежали поздние, переходящие в чернь ночи сумерки, и не мог решиться встать. Встать – это значило согласиться. Встать – это значило принять все на свои плечи. И он сидел и молчал, чего-то еще выжидая.

Это – и именно так – понимали и Петр Федорович, впотьмах жадно куривший папиросу за папиросой, и парторг леспромхоза Иван Антонович Глущенко, и Трифон Васильевич, начальник рейда. Они много уже говорили, и теперь, если замолчал Евсей Маркелыч, следовало и им помолчать. Дождаться, когда он встанет и тем самым скажет: да.

Фиолетовое небо быстро темнело, как темнеет промокательная бумага, положенная на разлитые по столу чернила. Вызывающе четко где-то за спиной Евсея Маркелыча отщелкивал доли минут маятник ходиков.

– Значит, плыть? – наконец сказал Евсей Маркелыч.

Ему никто не ответил. Много раз повторялось, что надо плыть. Зачем же еще говорить!

Петр Федорович встал:

– Ты подумай еще. Мне хочется, чтобы ты сам понял.

– Пошел я! – глухо сказал Евсей Маркелыч. – А слово мое: что ж, согласен, коли так дело сложилось...

Наткнувшись на стол и с сердцем двинув его в сторону, он ощупью отыскал дверь, толкнул ее ногой и исчез в темноте.

Петр Федорович вышел следом за ним на крыльцо, постоял, прислушиваясь к его неровным шагам, и мягко сказал через плечо:

– Трифон Васильевич, надо будет им одеждой, обувью подсобить.

Начальник рейда неохотно откликнулся:

– Где взять? Нет у меня лишнего.

– Дай из нелишнего.

– И нелишнего нет.

– Все равно дай. Ты понимаешь: девчата ехали на неделю, кто в чем; есть и вовсе налегке. Дай.

– Ладно.

Петр Федорович вернулся на свое место.

– И снасть запасную – все, что есть у тебя на складе, им отдай.

– С этим дело проще, кое-что наберу.

– Команду бы усилить, человека три мужиков, – вмешался Глущенко.

– Этого не могу. Сами знаете, Иван Антонович, нет на рейде ни одного мужчины, все в низовьях с плотами.

– Знаю. И все-таки есть.

– Где? Кто?

– В Енисейске на ремонте "Сплавщика" у тебя четверо мужчин занято.

Начальник рейда покачал головой:

– Это квалифицированные рабочие. Их снимать нельзя.

– У тебя срочного ремонта, кроме "Сплавщика", нет, – возразил Глущенко.

– Срочного нет, а вообще ремонтных работ много и квалифицированных рабочих не хватает.

– Пусть оставшиеся напряженнее поработают, – не уступал Глущенко, – а этих, как закончат ремонт, вместе с пароходом пошли. Пойми: девчатам нелегко будет.

– Понимаю. Но...

– Пошли! – строго сказал Петр Федорович. – Иван Антонович правильно говорит: нельзя это задание только на плечи Евсея Маркелыча с его командой перекладывать, на всех надо разложить.

– Сделаю, – помолчав, ответил начальник рейда.

– И еще одного человека надо послать, – сказал Глущенко. – Меня надо послать.

– Сразу, отсюда? – спросил Петр Федорович.

– Да.

– А если тебе сперва в Енисейск поехать и поторопить людей с ремонтом? Так будет не лучше?

– Пожалуй, лучше, – согласился Глущенко. – Здесь, пока плеса ровные, тихие и погода хорошая, поплывут одни. А я в Енисейске, может быть, еще и из одежды им чего-нибудь достану, кроме того, что даст Трифон Васильевич.

– Договорились...

У кузницы лоцман столкнулся с Александром.

– На плот, Евсей Маркелыч? – спросил Александр, прибавляя шаг, чтобы не отстать от него.

– Куда же еще!

– А ты, кажется, в баню хотел?

– В баню? Будет всем нам баня, – сказал лоцман так, что Александру не захотелось его расспрашивать.

Молча они спустились с косогора – галька трещала и сыпалась под ногами, – молча приблизились к лодке.

– Ну, а ты, парень, зачем? – неожиданно спросил Евсей Маркелыч. Взялся за лодку и толкнул ее на воду.

– То есть как – зачем? – удивленно спросил Александр. – На плот. Ночевать.

– Ночевать? – повторил Евсей Маркелыч. – Чего ж тебе на плоту ночевать? Взял бы в деревне устроился. Лучше... Либо в лодке переплыл бы Енисей на ту сторону, да и пешим ходом в Утесову и в Кондратьеву, значит. Недалеко здесь.

– Не понимаю...

Лодка покачивалась на воде. Словно придавленный темнотой, глухо шумел порог. На плоту мерцал небольшой костер.

– Может, Петр Федорович тебя на катере свезет? – не скрывая раздражения, сказал Евсей Маркелыч и занес ногу в лодку. – Поговори с ним.

– Да чего же ради я с плота уходить буду? – сказал Александр, все еще не понимая сердитого тона Евсея Маркелыча. – В Куликову мы все равно мимо Утесовой поплывем...

– В Куликову мы не пойдем.

– А куда же? Здесь остановимся?

– Вниз! И мимо Куликовой, и мимо Утесовой, и мимо всего-всего на свете пойдем. На самый Дальний Север нам плыть велят. Еще почти на две тысячи километров.

– На самый Север! – удивленно воскликнул Александр. – Ого-го!

– Вот тебе и "ого-го"! Осень... а с кем поплыву? Одни ведь девчата. Тебе-то что: здоровому парню ходить по Кондратьевой, фасон каблуками давить... знаю.

– Чем же я виноват? Ты что на меня-то сердишься? – примирительно сказал Александр.

– Мне черт сейчас попадись – разорву на части! – закричал Евсей Маркелыч и оттолкнул лодку.

Александр вскочил в нее на ходу.

Евсей Маркелыч работал веслами так, будто хотел выворотить всю реку. Шумно вздыхая, сплевывал на воду.

Девчата с плота, заслышав плеск воды, весело окликали:

– Евсей Маркелыч! Дядя Евсей!

Он не отзывался.

Течением лодку снесло к нижнему концу плота. Евсей Маркелыч не захотел подниматься. Вылез на бревна, сказал Александру:

– Хочешь, поднимайся один, не то девчат пошли – пригонят лодку на место.

Из темноты спросил раздраженно:

– Варвара в деревне ночевать осталась?

И не стал ждать ответа – ушел.

Сообщение о том, что плот будет сплавляться на Север, сначала девушек сразило. Притихшие, сидели они у гаснущего костра, смотрели на короткие языки пламени, трепыхающегося, как крылья подстреленной птицы, и говорили только об одном: а как же дома? Когда же домой?

Лоцман хмурился, отвечал неохотно и не отрывал взгляда от пламени костра.

– Вот это втравились в поездочку, – сказала Ксения.

Евсей Маркелыч покосился на нее, поднялся, молча постоял, сложив руки за спиной, и, словно неся куль на плечах, ушел в шалашку.

– А ты, Ксения, хотя поняла, почему на Север посылают? – сердито спросила ее Агаша.

– Поняла... – буркнула Ксения. – Потому посылают, что послать больше некого.

– Да я не об этом, – еще больше сердясь, сказала Агаша. – Про себя чего тут нам говорить! Почему плот наш посылают?

– Евсей Маркелыч ясно сказал, – вмешалась Фима. – Лес на постройку нужен.

– Надо раньше им было об этом подумать. – Ксения посмотрела на Фиму из-под нахмуренных бровей. – Защитница! Чего они там планировали!

– Нет, Ксения, – сказала Ирина Даниловна, – ты, наверно, действительно не поняла. Планировали на Севере хорошо. И все, что им полагалось по плану, они тоже получили.

– Получили – и будьте здоровы!

– Ксения! Да ведь на Севере строят большой новый завод, и рабочие взялись тоже сверх плана целый цех построить! А без лесу ничего не построишь. И на месте лес не заготовишь. Там ведь тундра сплошная. Год полный зря потеряется. Вот наш плот и повернули туда. А так бы нам поставить его в Куликовой, и все.

– В Куликову-то мы тоже по плану все сплавили, – заявила Луша.

– Ты бухгалтер – все знаешь! – прошипела Ксения.

– Знаю! – отрезала Луша. – Знаю, что и у нас этот плот тоже сверх плана.

– Это-то и все знают, – сказала Поля.

– У всех кругом все сверх плана, – бубнила Ксения, – на Севере сверх плана, в Куликовой сверх плана, у нас сверх плана. Поэтому и поплывем мы в дождях да в мокрых метелях купаться. Это нам тоже сверх плана. А лучше бы все по плану только работали...

– Ксения, ты иди лучше спать, – попросила Поля, – а то от твоих слов Ангара замерзнет.

– Я пойду спать, – сказала Ксения, – а дождями да буранами на Севере все равно душу выморит.

– Смотря какая душа! – вскочила Поля. – А я так считаю: кислые разговоры надо нам прекратить. Самих себя стыдно... – и украдкой скосила глаза на Александра.

– И потом, девушки, дело даже не в этом, – сказала Агаша. – О чем надо подумать бы нам? Стройка-то на Севере какая? Важная! А нам все равно?

– Нет, не все равно! – закричала Луша.

– Значит, и нам надо думать так, как думают те рабочие, что на Севере завод строят, – закончила Агаша.

И девушки заговорили наперебой, доказывая друг другу – хотя с ними спорила только одна Ксения, – что плыть сейчас вниз, на Север, приходится не по обязанности, а из товарищеской поддержки и что прежде времени никогда унывать не надо.

Так, споря, они всей гурьбой потянулись в шалашку. Задержались у подернувшегося пеплом костра сестры Надя и Груня, Ирина Даниловна и Александр.

– Чудачка эта Ксения, – сказала Надя, подсаживаясь ближе к сестре. – И чего так расстраивается? Ехать так ехать.

– Вы в низовьях не плавали? – спросил Александр.

Сестры переглянулись:

– Нет.

– Почему она так низовьев боится?

– Ну, там сильные штормы бывают, – разъяснила Надя, – и вообще Енисей как океан – берегов не видать.

– А по мне, так все равно где ни плыть, – заявила Груня, – на реке везде одинаково.

– Мышей я, конечно, тоже боюсь, – рассудительно заметила Надя, – а все-таки еще не так, как волков.

– Угу, – с сомнением сказал Александр. – Вот не думал я, что вы и волков боитесь! Мне казалось, только мышей...

– Ладно, – обиделась Надя, – смейтесь... А я поймаю водяную крысу да вам за воротник спущу – посмотрю, что вы скажете.

– Закричу...

– То-то же!

И, подхватив под руку Груню, Надя с нею убежала в шалашку. На пороге они обе враз оглянулись, смешливо фыркнули: "Водяную крысу!" – и потерялись в черном просвете распахнутой двери.

– Конечно, Евсей Маркелыч не зря заскучал, – заговорила Ирина Даниловна, проводив девушек ласковым взглядом. – Вы думаете, он это за себя? Нет, за всех нас беспокоится. Я так понимаю его. Снасть у нас неважная – это раз. Плот неглубокой осадки, весь, как пена, наверху – это два. С такой осадкой летом попасть в низовья, может, и ничего, а осенью забьет штормами. Да и счетом нас мало, мужчин нет никого. Девчата одни в такую даль не хаживали... Вот вам три уже получается. Начнутся дожди, холода, может, и снегу захватим, а во что каждый одет? Думали, дома будем через неделю – так и оделись. А на воде, да как попало одетому, – не работа. Значит, четыре. Это по-моему. А Евсей Маркелыч, он еще лучше все видит и понимает.

– Да как же вам плыть тогда! – воскликнул Александр.

– Ну, это тоже не разговор. Когда надо – люди все сделать могут.

Они помолчали.

– Я никогда не был на Севере, – заметил Александр, – знаю о нем только понаслышке.

– На самом Севере и я не была. Рассказывают, интересно. Никакой дикости теперь там и в помине нет. Люди с большой охотой жить туда едут. Одно – что зимой там холода очень большие: и пятьдесят и шестьдесят градусов морозы бывают, и еще ночи очень длинные. Так это все куда же денешь? Природа! Конечно, человек своего добьется и климат там переменит, а пока хоть и морозы и ночи длинные, но в теплых домах и с электрическим светом живут. В Игарке – это уж совсем почти в тундре – и капуста и картошка на поле прямо растут, и не хуже нашей. Приспособили обработку земли, сорта новые вывели. Ирина Даниловна разгладила ладонью складку на рукаве. – Вот я иногда так подумаю: зачем у нас здесь, на Севере, в глухой тайге, заводы разные и целые города строят? Зачем пшеницу сеют и яблоки сажают? Ведь все это достается ох как трудно! То ли дело на юге: тепло, все обжито, легко работать. Там бы всему народу жить. А потом разберусь, и ясно мне: нет, не такие наши люди, чтобы искать, где от природы все получше да полегче, – они сами, своими руками все хотят сделать. И так сделать, чтобы везде мог жить человек, и не как попало, а хорошо. А земля – она не скупая, она все свое богатство всегда человеку отдает, только смелому человеку и настойчивому. Вот потому теперь у нас на Севере и пшеница растет, и редиска, и яблоки. Правильно я говорю? Странно так мне: недавно я прочитала в газете – американцы на Аляске и в Канаде, на самом Севере, военные аэродромы строят, танки туда завезли, парашютистов учат с самолетов на полярные льды прыгать. Нет чтобы там мирным делом заняться, а все мысли у них о войне. И с чего бы им туда свои танки везти? Честное слово, выходит, будто они нашей редиски боятся – что через Ледовитый океан переберется она и потом расти на их земле будет!

– Не так, Ирина Даниловна, – возразил Александр. – Они не того боятся, что наша редиска у них расти будет, есть и такие люди – не хотят, чтобы у нас наша редиска росла.

– Ну, это-то для них не сбудется, – жестко выговорила Ирина Даниловна, – сколько они с парашютами ни прыгай на льдины! Все равно мы здесь будем и хлеб сеять и картошку садить.

Прикусила конец платка зубами и замолкла. Острее очертился профиль ее лица.

...Ночь плотнее ложится над Ангарой, кроет непроницаемой завесой берега. Ворчит и клокочет порог, то словно ластясь и уползая куда-то вдаль, за поворот, то неожиданно и громко нависая над самым плотом. Костер погас. В шалашке тихо – все спят. На реях вахтенных нет. Плот стоит на якоре; струи воды, звеня и всхлипывая, разбиваются о туго натянувшиеся цепи. Где-то на невидимой в ночи косе спросонья тонким голоском вскрикивает речной куличок.

...Перед рассветом с Енисея потянула холодная низовка. Вместе с нею налетела волна влажного, щекочущего в горле тумана. Ирина Даниловна зябко повела плечами.

– Вот и ночь просидели. Спать не хотите? – спросила заботливо и тронула теплыми пальцами погрубевшую на холоде руку Александра.

– Нет, не хочу, – ответил он, – отосплюсь дома.

– Вы бы на прощанье Варе хотя доброе слово сказали, – наклонилась к нему Ирина Даниловна и быстро встала. Пошла и оглянулась. – Спокойной вам ночи.

Александру спать не хотелось. Он прошел вдоль всего плота, вернулся обратно. Остановился близ погасшего костра, заложив руки за спину и раздумывая о словах Ирины Даниловны, о том, почему Варя сказала так горько: "Вы ведь домой торопитесь, вам некогда". Наступит день, потом несколько часов пути, и они расстанутся, чтобы больше не встретиться...