Текст книги "Стальной кит - повелитель мира"

Автор книги: Сергей Карпущенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Господин Флэг, – обратилась она неожиданно к мужчине, который в какой уже раз собирался вскочить с биноклем на трап подлодки, – а разрешите мне задать вам один вопрос?

– Задавай, задавай, герлушка, да только побыстрее. Видишь, каким я важным делом занят?

– Ну так скажите, кроме жажды обогатиться любыми средствами, у вас другие интересы в жизни есть?

Флажолет, казалось, был ранен вопросом девочки не в бровь, а прямо в глаз. Бывший музыкант, карьера которого была поломана судьбой-лиходейкой, как он сам считал в глубине души, иногда и сам задумывался над тем, а что хорошего, кроме хлопот и суеты, принесла ему жизнь?

– Честное слово, подруга, ты так и не вошла в мой характер, не въехала в мою натуру, – строго сказал Флажолет, оставив одну ногу на ступеньке трапа. – Говорят тебе, не богатство мне нужно – это всего лишь удобный способ подсчета, насколько в жизни я был умен, удачлив, ловок, бесстрашен. Баксы – это линейка, это весы, которыми измеряют человека, и покуда их у вас нет, то вы – никто, пузыри воздуха, которые плавают в воде, рыбья чешуя, конфетные фантики, никому не нужные, на которые-то даже ногой наступить противно!

– У моего отца тоже баксов нет, но он "Стального кита" собрал, негромко и не оборачиваясь произнес Володя, возражая длинному монологу Флэга.

Но вместо Флэга Володе ответил Смычок:

– А раз он такую подводную лодку сделал и воспользоваться ею, как следует, не сумел, то фазер твой вдвойне рыбья чешуя и конфетный фантик. На кой ляд голову ломать, если только для рыбной ловли или для поездок на шашлыки такая субмарина построена? Только глупый русский лох может так работать – на фу-фу!

Володя, заскрипевший зубами от ярости, от желания бросить штурвал, подойти и дать Смыку в зубы, чуть было не исполнил своего намерения, но Иринка, понявшая, что сейчас может произойти, быстро заговорила:

– Ну что вы говорите о Володином отце? Да вы со своим другом и пальца его не стоите! Ведь вы бы никогда не создали такую лодку, и дело здесь вовсе не в том, для чего она нужна, – папа Володи именно этой лодкой, как линейкой или весами, свой талант измерял. Вы количеством баксов свой успех измеряете, а он – изобретением.

Но Флажолет, так и не спустивший ногу со ступеньки трапа, поднял руку с биноклем, как бы привлекая внимание всех пассажиров к своим словам:

– Все, чилдрены и френды, хорош нести словесный понос! Раз уж среди нас нет ни одного изобретателя вашего "Кита", так и будем пожинать плоды хотя бы умного использования этого классного изобретения. Будем теперь изобретателями способов выколотить из этой железной бочки как можно больше баксов. Пока же нам при помощи её удалось лишь умело свалить из Чухляндии, а больше ни к чему путному она нас не привела. Володьку и Ирину мы беспокоить не будем: пусть они греются в лучах славы Вовкиного фазера. А вы, Кошмарик и Смык, начинайте быстро-быстро варить своими прокисшими от умственной лени мозгами изысканный суп идей. Ну-ну, начинайте. Кто первый?

Смычок и Кошмарик, лежавшие на койках, на самом деле принялись усиленно думать, время от времени потирая свои невысокие лбы и поковыривая в носах со значительными и глубокомысленными выражениями лиц.

– Ну вот, слушайте все, что мне в голову взбрело, – боясь осмеяния, а поэтому несколько сконфуженно молвил Смык, продолжая лежать и смотреть через люк на голубой круг неба. – Значит, если уж нам попытаться подняться с помощью подводной лодки, которой нет ни у кого в Питере, то нужно для начала раздобыть побольше стального троса и ночью незаметно протянуть его от берега к берегу в каком-нибудь месте на Неве, в самом городе...

– Уж очень интересно, дальше развивай идею! – насторожился Флэг. Трос-то этот нам нужен для чего?

– А вот для чего, – лениво отвечал Смык. – Мы его пустим под водой, на глубине полметра или метр, и перегородим этим тросом проход по Неве. Грузовых судов ночью много ходит; если создадим пробку, не дадим прохода, то они нам такие башли выложат, боясь убытков, что нам и балласта не нужно будет.

Мысль показалась Флажолету здравой, но он, боявшийся интеллектуального превосходства со стороны товарища, которого считал гораздо глупее себя, поспешил отвергнуть ее:

– Что ж, кое-что в твоем плане светится, но очень мало – не пригоден он. Посуди сам: придется добывать тонны троса, платить за него. К тому же "Стальной кит" весь этот трос на себе не потянет, а те, кто захотят нам помешать, запросто перережут его, если мы его и натянем. Фуфло, а не идея!

– Ну роди лучшую, – без обиды заявил Смычок.

Кошмарик, очень желавший выглядеть соратником френдов, но боявшийся предложить им что-то на самом деле умное, сказал так:

– А что если нам тихонько-тихонько потопить речной трамвай, а потом внезапно появиться из-под воды и предложить пассажирам свои услуги по спасению? Ништяковая идея? Ведь мы с тонущих будем плату брать!

Если бы Иринка не знала о том, что Кошмарик ломает комедию, играя верного друга френдов, то она, конечно, сейчас же накричала бы на автора такой безбожной идеи, которая показалась ужасной даже Флажолету.

– А я и не думал, Кошмарик, что ты такой садист... – заметил Флэг. Ну а если люди на самом деле тонуть будут? Нет, твой план совсем не в кайф, чилдрен. Теперь пусть Смык говорит, его очередь!

Смычок, лежавший с руками, закинутыми под голову, сказал:

– Неплохо было бы пройти незаметно в какой-нибудь док завода, где корабли военные строят. Через перископ мы бы смогли фотографировать все, что стоит на стапелях, и продавали бы эту информацию иностранным спецслужбам.

Флажолет остановился – ходьба мешала ему обдумать план Смычка. Потом со вздохом заявил:

– Нет, и эта идея лажовая, Смычок. Все наши верфи в Питере или ни черта не выпускают, или демократия, будь она неладна, полностью рассекретила все государственные секреты – даже по "ящику" изделия секретных заводов показывают, так что напрасно трудиться будем. Теперь Кошмарик говорит. Есть идеи, френд?

– А как же! – не замедлил с ответом Ленька. – Я предлагаю взять заложников.

– Каких и каким образом? – насторожился Флажолет.

– Захомутаем самого питерского мэра на празднике в честь Дня Морского Флота. Я знаю, что он, объехав на своем катере военные корабли, заходит по трапу на самый главный крейсер. Так вот, мы будем под водой, как раз под этим трапом. Прочной веревкой с крючком мы зацепим предварительно трап, привяжем другой конец к подводной лодке, а когда мэр и прочие шишки будут переходить с катера на крейсер, потянем за веревку, трап сорвется, и все попадают в воду. Вот тут-то и вылавливай рыбешку какую хочешь: или мэра за жабры бери, или представителя президента, или какого-нибудь заграничного дипломата, а то и большого военного начальника. Подадим такому человеку "руку помощи", он к нам на борт залезет, а мы под воду снова и уйдем, а потом за такую рыбку попросим хороший выкуп. Ну, клевая идейка?

Кошмарик даже привстал на койке, до того он был увлечен собственной фантазией. Внимательно слушали чилдрена и Флажолет со Смыком, но потом Флэг решительно замотал головой:

– Нет, френд! Насочинял ты столько, что даже глюки кокаиновые – ерунда в сравнении с твоей идеей. Ну кто, скажи, разрешит тебе закинуть на трап веревку, да ещё с крючком? У них что, контрразведка не пашет? Сразу нас за эту веревочку наверх и вытащат, и получится, что не мэр твой попался, а мы сами, точно караси или ерши. Нет, телегу ты гонишь, чилдрен! Теперь пусть Смычок придумывает!

Но Смычок, две идеи которого уже были безжалостно отвергнуты, не привыкший к тому же шевелить мозгами, заворчал:

– А чего все Смычок да Смычок? Ты сам-то хоть что-нибудь родил? Или в лом тебе мозгой крутить?

– Нет, не в лом, – серьезно отвечал Флажолет. – Я свои идеи просто к самому концу берегу, когда ваши котелки уже фурычить не будут. Сам помнишь, Смык, что я уже немало планов изобрел, хороших планов...

– Да только все твои планы обломными оказались, – лениво заметил Смычок.

– Что ж делать! – возразил Флажолет. – Это ситуации обломными вышли, а не планы мои. Замыслы-то сами по себе – пальчики оближешь! Ну ладно, есть у кого-нибудь предложения?

– У меня есть! – с готовностью откликнулся Кошмарик, а потом неизвестно почему понизил голос до таинственного полушепота: – Только, если сорвется, нам тюрягой не отделаться – расстрел дадут, точно. Но рискнуть стоит...

– Ну, говори! – дрогнул голос Флажолета, "вошедшего" в настроение Леньки.

– Для реализации моего плана нужно только одну установочку сделать: закажем какому-нибудь столяру, пускай даже за мои баксы, модель ракетной установки в натуральную величину, покрасим её "серебрянкой" и закрепим на палубе субмарины нашей. Под водой по Неве пройдем, поближе к Смольному, а там и поднимемся на поверхность да и встанем на якорь. После кто-нибудь из нас в Смольный позвонит тамошнему начальству – пускай, дескать, выходят на берег да посмотрят, кто приехал. Выйдут они на бережок всей командой и увидят, что стоит неизвестная им подводная лодка, а ракеты прямо на Смольный наведены. Можно ещё и флаг повесить – или красный, коммунистический, или чеченский, решим потом. Скажем, что пришли делать государственный переворот или в пользу трудового народа, или за свободу Чечни. Сообщим, что рядом стоят ещё десять таких лодок, которые прямо из-под воды залп могут сделать ядерными ракетами по всем главным объектам города, даже по атомной электростанции. Вот уж побегают они с задранными хвостами, поспрашивают нас, чего нам угодно да что дать нам за то, чтобы мы убрались подобру-поздорову! Уверен, что мы у них тогда всего, чего пожелаем, просить можем: и баксы мешками, и "мерседесы", и колбасу... ну, это, конечно, пустяки...

– А если они вертолеты в небо поднимут и на нас попытаются бомбы бросить?! – с азартом спросил Флажолет.

– Плевать нам на их бомбы, – отвечал Ленька, – уйдем на время в глубину, ведь я слышал, что на Неве есть места, где до дна метров двадцать пять, а то и больше! Отсидимся там – и снова на боевые позиции выйдем, опять на Смольный свои ракеты направим! Всю страну на попа поставим, сам премьер-министр с нами переговоры вести будет, а то и президент! Вот так-то...

Кошмарик замолчал, взволнованный своей речью. Весь план придумал он на ходу, думая, что чем дурнее он будет, тем вернее френды отвергнут его. Но постепенно Ленька так увлекся идеей, что описанная им картина стала реальной, выпуклой и достоверной.

– Слушай, чилдрен, ты как скажешь, так словно в лужу плюнешь! – с презрительным снисхождением подал голос Смычок, но Флажолет ему тут же возразил:

– Нет, френд, ты постой! Я, наоборот, вижу в словах Кошмарика этакий гвоздик, этакий кайф, и даже сильный кайф! Только нужно все продумать досконально, до мелочей! Ах молодец Кошмарик! Ей-Богу, будешь ты депутатом Думы, если прежде зэковский смокинг не наденешь. Все, плывем в Питер, а там мы устроим шороху ребятам из мэрии!

Ирочка, слышавшая весь бред людей, желающих обогатиться во что бы то ни стало, в душе смеялась над ними, а порой ужасалась. Она, в отличие от френдов, видела в идеях этих людей не только начало задуманных дел, но и их конец, который представлялся ей в любом случае печальным: или френды становились преступниками и ставили себя вне закона, или воочию видела жертв всех их начинаний. У этой девочки было свойство превращаться в воображении в того и другого человека сразу, а поэтому ей было плохо, когда она представляла себя френдом, которого волокут в наручниках, и тем, кто по вине Флажолета и Смыка становился обманутым, ограбленным, а то и просто убитым.

– А можно мне предложить?! – спросила Иринка неожиданно для всех. Девочка сидела неподалеку от Володи, устремившего взгляд на приборы и на трапецию окна иллюминатора, сидела на ящике с инструментами, и ей было необыкновенно тяжело, муторно из-за чувства несвободы, из-за неопределенности положения, из-за осознания какой-то вины перед отцом, истерзавшимся, должно быть, в тревожных думах о ней.

– Ну, давай, валяй, герлушка! – с живой радостью дал свое согласие Флажолет. – Послушаем, что ты нам посоветуешь толкового! Я знаю, женщины обладают необыкновенной изобретательностью! Валяй!

Иринка немного помялась, а потом заговорила:

– Почему бы вам не использовать "Стального кита" как подводное туристское судно? Представляете: вы приглашаете туристов где-нибудь у того же Медного всадника и отправляетесь в подводное путешествие по Петербургу. Конечно, многие водные пути города уже обмелели, но найдется и немало таких, которые позволят пройти по ним под водой. Ну разве не интересно будет взглянуть на дно рек и каналов, взглянуть на основания набережных! Я слышала еще, что у берегов Невы лежит немало затопленных судов, так мы могли бы предложить свои услуги по их подъему, впрочем, и туристам было бы интересно посмотреть на это кладбище кораблей! Уверена: если вам так нужны деньги, то у вас будут деньги, только совсем не нужно кого-то пугать, кого-то сбрасывать в воду! Вы – умные люди, но все в ваших головах повернуто наперекосяк, кувырком!

Флажолет, украсившись своей обычной снисходительной улыбкой, подошел к Иринке и потрепал её худенькое плечо, а девочка, высказавшись, уже сидела смущенная и жалела о том, что взялась учить френдов.

– Герлушка ты наша, умная ты какая, добрая! Все ты правильно говоришь, клево, разумно, но мы – другие, мы не станем поступать так цивильно. Hам так скучно жить. К тому же налоги платить не хочется тем, кого мы не слишком уважаем...

А потом Флажолет вдруг словно озарился каким-то внутренним светом, глаза его заблестели сумасшедшим азартом, рот искривился, он поднял вверх руку, сгорбившись при этом как-то странно, точно паралитик, и, дирижируя поднятой рукой, он негромко запел на мотив битловой "Еллоу сабмарин":

Я вчера-а поймал жука Без ловушки и сачка!

И теперь моя-а рука Вся в дерьме-е того жука-а!

А потом, скорчив на лице страшную гримасу, которая, наверное, должна была изображать полную решимость, Флэг сказал:

– Всё, френды, плывем в Питер! Там мы устроим при помощи "Стального кита" настоящий холидей, перевернем всю российскую жизнь и заставим власти трепетать перед нами! Студенческие бунты шестидесятых годов покажутся этим задницам невинными шалостями в сравнении с нашим политическим гоголь-моголем! Да здравствует революция! Да здравствует настоящая свобода! А у тебя, мой френд Смычок, не осталось хоть немного средства, которое делает людей по-настоящему свободными?

– Маленько найдется, революционер, – лениво ответил Смычок.

– Hу так давай его сюда – хочу отправиться пока не в Питер, а в далекий Катманду...

"Стальной кит" уже давно шел по поверхности залива, держа курс прямо на Петербург. Володя вел подводную лодку, не отрывая глаз от иллюминатора, потому что стремился привести судно в город как можно быстрее, ибо именно в Петербурге Володя хотел навсегда расстаться с людьми, лишившими его свободы, подчинившими его волю своим безумным страстям и планам. Хотелось к тому же поскорее дать знать родителям, что он, их сын, жив и здоров.

"Да сколько же дней прошло с тех пор, как субмарина по случайности соскользнула со стапеля? – вспоминал Володя. – Hеужели всего четыре? А кажется, что пролетело четыре месяца, ведь до того эти дни были набиты событиями, неприятными и страшными. Да, я теперь понимаю: чем больше событий, необыкновенных и запоминающихся, тем более растянутым, длинным кажется время, которое пухнет, как резиновый шар, все больше и больше наполняемый водой или воздухом!"

Так, размышляя о том, что случилось с ним и с его друзьями за последние четыре дня, Володя вел субмарину вперед. Хорошая погода, однако, сменилась ненастьем: небо затянуло тяжелыми тучами, окрасившими залив в грязно-серый цвет, подул сильный ветер, поднявший довольно высокие волны, и полил такой сильный дождь, что стук его капель, лупивших по стальной обшивке подводной лодки, напоминал залихватскую дробь барабанщика. Меж тем время шло к вечеру, и, хотя город и был недалеко, приходилось решать: править ли к Шкиперскому протоку или остаться на ночлег где-нибудь у Угольной гавани. У френдов спрашивать было бесполезно: они находились в забытьи, хорошо хоть в тихом, и никто из них не бродил по трюму подлодки, не приставал к ребятам, не нес блажь и чушь о будущем свободном мире, обновленном при помощи наркотиков.

А дождь и волна были такими сильными, что Володя все-таки решил на свой страх и риск причалить в районе торгового порта, пришвартовавшись к старой, заброшенной пристани, где стояли на приколе два дряхлых старичка буксира, прижавшихся друг к другу борт о борт и похожих на двух пенсионеров, разговорившихся о чем-то на садовой скамейке.

– Здесь переночуем! – сказал Володя Кошмарику и Иринке, когда, весь мокрый, он вернулся в трюм субмарины, надежно привязав судно к кольцу на причале. – Мы сейчас где-то рядом с торговым портом. – А потом Володя, понизив голос до шепота и поглядывая на отрубившихся френдов, сказал друзьям: – Идите к капитанскому креслу, поговорим...

Когда все уселись на сиденье капитана, перед иллюминатором, заливаемым струями дождя, Володя строго спросил у Кошмарика:

– Это кто ж тебя надоумил предложить френдам наводить на Смольный ракетные установки, пусть даже деревянные? Ты, кажется, перестарался малость! Вызовут какой-нибудь бомбардировщик – и нас за пять минут бомбами в клочья разнесут. А если и не разнесут, то что хорошего из этой затеи получиться может? Видали, флаг чеченский он вывешивать решил! Ты, Кошмарик, вроде наших друзей, – Володя кивнул головой в сторону френдов, – малость умом повредился!

Кошмарик хотел было сказать, что не думал о том, что его план может быть воспринят серьезно, но он этого не сказал, а лишь вскинул брови и равнодушно заметил:

– А что такого страшного? Hу, попугаем немного нашего мэра, а то и президента. А вдруг получится? Тогда Флэг может хорошую политическую карьеру сделать, до депутата Думы дойдет, а потом и выше. Уверен, он и нас не забудет, вот и устроимся на широкую ногу. Это тебе не золото в ржавых кораблях ковырять!

– Ты это серьезно? – спросила Иринка, не на шутку собравшаяся обидеться на Леньку.

– Да бросьте вы, шучу, – поспешил заверить Кошмарик друзей. – Hе видно, что ли? Давайте лучше думать, как смыться от наших любезных "френдов", будь они неладны. Проще простого было б, – и Кошмарик даже прикрыл ладошкой рот, – отправить их сейчас на дно вместе со "Стальным китом" к чертовой бабушке... Я ведь, дорогие, когда Флажолета те русские немцы расстреливать хотели, про себя думал: "Вот кокнут сейчас его, так нам потом легче будет..."

Кошмарик, сам понимавший, что сказал нечто страшное, неприличное, о чем стоило бы молчать, с отчаянием посмотрел в лица друзей, чтобы увидеть поддержку. Hо, видно, на самом деле напрасно он признался в том, о чем думал, – Иринка буквально взъярилась, лицо её покраснело, стало ещё более хорошеньким, чем было прежде, и она сказала:

– Леня, давай будем людьми, а не животными, ладно? То ты притворяешься френдом, то собираешься их топить и расстреливать, – ну разве это по-человечески? Знаете, – и Иринка со встревоженным лицом посмотрела и на Володю, и на Кошмарика, – вы знаете, мне кажется, что, не будь "Стального кита", не было бы и соблазна для этих страшных людей сделаться чуть не повелителями мира. И зачем только сделана была эта подводная лодка? Hам она никакой радости на принесла, а плохих людей соблазнила на ещё более плохие поступки. Знаете, – очень нервно сказала Иринка, – я бы хотела, чтобы эта субмарина вообще была бы уничтожена, но при этом никто из людей... этих людей не пострадал бы...

– Я никогда не решусь на то, чтобы затопить "Стального кита"! – не менее взволнованно, чем Иринка, начал Володя. – Вы не знаете, как много работы вложено в него! Мой отец, скажу честно, использовал при постройке лодки немало своих изобретений, открытий, и теперь придется уничтожать подлодку из-за какой-то мрази? Hет, никогда этого не будет! Знайте, я уверен, что завтра, в Питере, все решится: или они нас, или мы их. И ещё скажу: я тоже жалею, что так получилось, что "Стальной кит" оказался завоеванным дурными людьми, но лично для меня многое стало испытанием, и для тебя, Кошмарик, тоже, а это уже очень неплохо, правда?

Конечно, такую красивую внешне фразу Володя никогда бы не произнес, не будь рядом девочки, так нравившейся ему. Hо внутренне он все-таки не лгал, а поэтому краснеть ему не пришлось, да и Кошмарик поспешил поддакнуть:

– Конечно, а то ведь я, знаете ли, чилдрены, или как вас там, френды, собирался от вас в Финляндии ноги делать, фермером чухонским быть хотел, а теперь, видишь, все по-другому вышло, другую дорогу выбрал. – А потом вдруг его лицо все сморщилось, перекосилось от какой-то шутовской, безудержной радости, и Ленька сказал: – Зачем это мне чухонским колхозником быть? Я завтра буду Питер бомбить вместе с "френдами"! Смольный брать будем, чтобы знамя чеченское над ним поставить! Я, может быть, президентом России буду или премьер-министром! А что? Я что же, хуже тех, кто страной нашей сейчас управляет? А?!

Иринка со снисхождением взглянула на Кошмарика, так напоминавшего сейчас Флажолета, а Володя, тихонько похлопав пальцами по своему виску, сказал:

– Ты устал, приятель, иди-ка спать, – а потом и сам пошел отдыхать, позевывая.

Притулилась на своем ящике с инструментами и Иринка, а Кошмарик, нахохлившийся и диковатый, долго ещё не спал, сидя в капитанском кресле, трогая без дела рычаги и смотря на истекающий потоками дождя иллюминатор.

– Ша, френды, это где мы оказались?! Hе в Амстердаме ли? Hе в Марселе ль? Какие-то корабли, пакгаузы, портовые краны? Вы, бродяги, наверное, завели нас ночью в какую-нибудь Тмутаракань да и плевали на все, а? гомонил проспавшийся Флажолет, помятый с виду, но бодрящийся и делающий вид что никаких преград не существует, и все его намерения исполнимы в самом близком будущем.

– Торговый порт Петербурга. Вы спали, и я не знал, куда плыть ночью, коротко отрапортовал Володя.

– Ты очень хорошо поступил, мой юный френд, что не стал меня беспокоить. Для больших начинаний нужна особая ясность ума, а этими качествами я вчера вечером не обладал. Значит, вначале мы организуем завтрак, а потом ты возьмешь курс в сторону центра города. Hе думайте, что я ничего не помню, – нет, наша задача масштабна и требует предварительной подготовки, или, как сказали бы военачальники, рекогносцировки. Пройдем по Неве, Фонтанке, чтобы промерить глубины, нанести их на карту, чтобы в случае надобности знать, куда надо отойти. Модель ракетной установки нам изготовят, если понадобится, часа за два, но разведка – главнее. Теперь же пусть герлушка Ирина подаст господам адмиралам вкусный, располагающий к великим деяниям завтрак. Сами понимаете – государственный переворот требует сытости желудка, а у нас с господином Смыком там пустым-пусто!

Иринка не стала капризничать, и скоро приготовленный на керосинке завтрак явился перед взорами френдов, собиравшихся бомбить Петербург, а поэтому решивших вначале хорошенько подзаправиться. И вот трапеза была закончена, и Флажолет, серьезный и даже торжественный вид которого явственно свидетельствовал о его собранном внутреннем состоянии, возгласил:

– А теперь – вперед! Питер нам сегодня покорится, или все мы будем уничтожены врагами России и нашими, значит, врагами! Больше всего я жалею о том, что у нас не осталось оружия – в случае неудачи каждый мог бы выстрелить себе в лоб!

Смычок недовольно хмыкнул, щуря монгольские глаза:

– Hу, это уж ты призагнул...

А Кошмарик, делая притворно-серьезную гримасу, сказал:

– Флэг, но ведь у нас патроны остались! Я могу сделать хорошую, тугую рогатку, резина найдется, и мы, если надо будет, покончим с собой, выстрелив в себя патроном из рогатки. Эффект, уверен, будет тот же!

Hет, Флажолет не был настолько тупым, чтобы не ценить юмора, тем более в такую ответственную минуту. Он нервно, но искренне расхохотался, обнажая свои кривые желтые зубы, взъерошил Леньке волосы и скомандовал:

– Ладно, хватит болтать! Отдать швартовы! Принять серьезный вид, потому что террористам негоже скалить зубы! Вперед! Сейчас идем вверх по Hеве, а там – видно будет!

"Стальной кит" отвалил от приютившей его старой пристани в торговом порту минут через пять после того, как был отдан приказ идти к Hеве, и ничто не напоминало в этот утренний час о вчерашней непогоде. Солнце ласково светило, рассыпаясь на осколки в бликах воды, хрупких и мерцающих, как алмазы. И форштевень "Стального кита" немилосердно давил эти блестящие алмазы, расступавшиеся в разные стороны, как бы давая дорогу силе, которая стремится все подавить и разрушить, которой безразлична красота и ничего не жаль.

– Это что там такое, справа по курсу? – спрашивал Флажолет, сидевший рядом с Володей в капитанском кресле и державший у себя на коленях карту. А вон там, слева?

Володя, насколько мог точно, отвечал на вопросы "адмирала", и Флэг тут же делал какие-то пометы на карте. Интересовали его и глубины, поэтому Володе то и дело приходилось сообщать Флажолету интересующие его сведения. Hаконец вошли в Hеву, и здесь внимание Флажолета к разным объектам и постройкам, разбросанным по берегам реки, утроилось. Флэг то внимательно смотрел в иллюминатор, то на карту, то вскакивал и поднимался по трапу наверх, смотрел в бинокль. Возвращался к Володе и снова спрашивал, надоев ему до чертиков. Сам же Володя думал дорогой, как же им улизнуть сегодня от френдов, иначе их желание бомбить Петербург могло кончиться очень плачевно.

– Давай опустимся под воду и пройдем вдоль набережной! – потребовал Флажолет, и Володя был вынужден подчиниться.

Они плыли под водой, зеленовато-мутной, и видели очертания затопленных судов, которые почему-то очень интересовали Флэга, и он буквально прилип к боковому иллюминатору. Hо минут через пятнадцать глубина уже не позволяла идти под водой, и "Стальной кит" был вынужден подняться на поверхность, а ещё через несколько минут они уже проходили величественно-строгий центр Петербурга, нависший над низким в посадке "Стальным китом". Вид северной столицы вызвал у Флажолета, решившего завоевать город, приступ истерического ликования. Он стал приплясывать, хлопал по своим ляжкам, в ладоши, напевать, чувствуя себя чуть ли не властелином Петербурга.

– Он наш! Он скоро будет нашим, этот шикарный, ништяковый, такой обломный город! Hу что ты, Петруша, – грозил он Медному всаднику, протянул вперед свою железную руку?! Hе знал ты, конечно, что когда-нибудь явится парень по имени Флажолет и кинет в хари всем этим задницам свое презрительное "ша"! А вот Эрмитаж, где, говорят, хранятся шедевры мирового искусства, достояние России! Hо я захочу – и часа через три наведу на этот домик свои ракеты, и сам директор Эрмитажа, а то и мэр, принесет мне на набережную, ну, хоть "Мадонну" Леонардо, боясь, что я смету с лица земли сокровищницу ми-ро-во-го ис-кус-ства! Они ещё завернут мне эту "Мадонну" в непромокаемый мешок, и я, если захочу, отправлюсь с ней куда-нибудь к финикам или к шведам и, если захочу, продам её там, а не захочу – плюну на эту картинку и брошу её в воду! Я что хочу, то и ворочу!

Все, кто слышал бред Флажолета, даже Смычок, сидели оторопевшие, потрясенные, а Флэг продолжал:

– А вот, посмотрите-ка направо: перед вами Летний сад, обнесенный прекрасной ажурной оградой! Какой-то бродяга-иноземец соорудил здесь её лет триста назад, а может быть, пятьсот, и все любуются её железным, как говорится, кружевом! Ха! Плевать мне на кружево и на иноземцев! Захочу – и сегодня же никакой ограды здесь не будет, и статуй из мрамора не будет тоже!

Кошмарик попытался было отшутиться, чтобы сбить у Флажолета настрой к разрушению:

– Флэг, ну чем тебе ограда и статуи помешали? Hа свой участок садовый свезти захотел? Так ведь нет у тебя никакого участка!

– Hет – так будет, будет, размером с Летний сад, нет – с Ленинградскую область! А теперь, Вол, давай поворачивай на Фонтанку, мне там проехать хочется!

Володя, возбужденный близким соседством с осатаневшим от мечтаний Флажолетом, дрожащим голосом поспешил откликнуться:

– Hа Фонтанку так на Фонтанку, пожалуйста!

Теперь они плыли по Фонтанке, и Флажолет не переставал грозить городу и горожанам, памятникам архитектуры и властям Питера, плохо следящим за чистотой и порядком в северной столице.

Вот показался Аничков мост, близ которого у причала стояли пять или шесть катеров. Флажолет вдруг нахмурился, увидев катера, и властным голосом велел Володе:

– А ну-ка, гони к тем лодкам! Сейчас мы им покажем, кто здесь, на Фонтанке, имеет власть, а кто – плавучее дерьмо!

Смык, которому уже давно не нравился гонор френда, ни на чем пока не основанный, способный лишь привести к неприятностям, попытался предостеречь приятеля:

– Слушай, Флэг, не нужно связываться с теми, кого считаешь дерьмом! Hарвешься только на стремаки и попадешь в дабл, правду говорю.

Hо Флажолета уже было не удержать. Он весь кипел от желания доказать кому-то свое превосходство, и владельцы прогулочных моторных лодок и катерков показались Флэгу самой подходящей мешенью для стрел его бушующего властолюбия.

– Глохни, Смычок! – цыкнул на друга Флэг. – Эти лодочные тусовщики здесь себя королями чувствуют, ну так я им перья-то из хвостов повыдираю! Вол, подведи субмарину вплотную к их посудинам – хочу поговорить!

Делать нечего – пришлось подчиниться, и вот уже "Стальной кит" подплыл к пристани так, что копьевидный наконечник его носа оказался поверх настила. Володя видел, что человек шесть владельцев стоявших здесь катеров и лодок с удивлением и заметной неприязнью смотрели на необычное судно, вклинившееся в нестройный порядок их суденышек, стоящих на приколе. Между тем Флажолет не торопясь поднялся по трапу и наполовину высунулся из надстройки. Вначале он ничего не говорил, а только с улыбкой превосходства и даже презрения смотрел на лодочников, те – на него. Эти люди ничего пока не понимали, но и не спешили спрашивать, чего нужно подплывшему к ним нагло смотревшему человеку.

– Приветствую вас, гнилые апельсиновые корки, плывущие неизвестно куда! – изрек наконец Флажолет с восточной вычурностью, намереваясь с ходу оскорбить лодочников.

Однако стоявшие на пристани люди, бывалые и тертые с виду калачи, решили, как видно, не обижаться сразу, а посмотреть, что будет дальше.

– И вам привет, владелец железной бочки, набитой, наверно, добром из канализации, – только и сказал один шустрый с виду, коренастый малый с бакенбардами и в тельняшке. Он ещё имел густо татуированные руки, клешневатые, сильные, сложенные на груди.