Текст книги "Стальной кит - повелитель мира"

Автор книги: Сергей Карпущенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Но предаваться мечтаниям и размышлениям больше не было времени. Требовалось пересечь государственную границу в короткие часы белой северной ночи.

ГЛАВА 14

МОРСКИЕ СТРАСТИ

Нет, Володя почти не смотрел в иллюминатор. Зачем? Разве увидишь что-нибудь в этом зеленом киселе? Держал руки на штурвале и следил за приборами, боясь ткнуться в дно или, наоборот, выйти на поверхность. Была ещё опасность задеть за днище больших кораблей, близкое присутствие которых регистрировала гидроакустическая система. Но Володя стремился держаться в стороне от фарватера, и вскоре, уйдя к юго-востоку от Хельсинки, корабли стали проходить мимо все реже. "Через пятнадцать минут поднимусь", подумал Володя и позволил себе обернуться, чтобы посмотреть на то, чем заняты его друзья и "френды".

Являлись ли Флажолет со Смычком психами, которым место не на борту подводной лодки, а в лечебнице для душевнобольных, или они попросту были очень впечатлительными людьми, Володя не сумел разгадать, однако вели они себя как ненормальные. Во-первых, плавание под водой, конечно, привело их в неописуемый, какой-то младенческий восторг – так не ликовал даже Кошмарик, когда "Стальной кит" начал подводный вояж. Едва подлодка, влекомая вперед винтами, стала двигаться, Флажолет и Смычок завопили, затопали, даже заплясали, и субмарина заметно принялась качаться. "Френды" то и дело подбегали к бортовым иллюминаторам, смотрели в них и ревели от восторга, когда какая-нибудь рыбешка подплывала близко к стеклу, как видно, для того, чтобы посмотреть на дурацкие рожи Смычка и Флажолета.

– Гляди-ка, фиш плывет! – орал Флэг, а Смык стучал по стеклу и говорил рыбе:

– Ути, ути!

Подбегали они и к Володе, не убиравшему рук со штурвала, хлопали по плечу, тормошили, даже целовали, просили дать им покрутить баранку, потом запели не в лад и нестройно битловую "Еллоу сабмарин" и снова плясали. Володя и Кошмарик, как могли, успокаивали их, просили не мешать вести "Стального кита", но "френдам" было наплевать на урезонивания – они совершенно взбесились.

Однако спокойствие охватило их так же внезапно, как и буйство, они перестали прыгать и орать, стали какими-то сосредоточенными, мрачными, сели на подвесную койку и принялись расспрашивать у Кошмарика и Иринки, которую они называли "гёрлицей", откуда-де они держат путь да кто сделал такую чудесную подводную лодку, сколько человек она может принять на свой борт и сколько тонн груза перевезти. Кошмарик поведал Флажолету и Смычку историю странствий "Стального кита", не рассказав, конечно, ни о подводных поисках сокровищ, ни о встречах с конкурентами и живодерами. Просто сказал, что субмарину сделал Володин папа, и они отправились кататься по заливу, а потом неожиданно для себя, заблудившись в подводном тумане, пересекли государственную границу.

– Ну, стебки! – хохотал Смычок. – Лохами прикинулись! Заблудились, видишь ли! Так мы вам и поверили! А пушку автоматическую вам тоже фазер сделал? А кресты германские на дороге, скажете, нашли, а?

– Нет, Смык, ты подожди, – одергивал "френда" Флажолет, – ты в чужое дело не вписывайся. Чилдрены, по всему видно, деловые, так и не суйся без вазелина туда, куда голова не пролазит. Захотят киндеры – сами все расскажут. Они ведь лайф уже понимают.

– Много они там понимают! – ворчал Смык, кося на Иринку свои монгольские глаза. Девочка не нравилась ему уже потому, что не желала отвечать ни на один из его вопросов, да и вообще выражала всем своим видом полное презрение к его персоне.

– Знаете, нам просто... просто свободы захотелось, – заговорила вдруг Иринка взволнованно, будто не желая, чтобы эти дурные (не сомневалась она) люди думали, будто и она принадлежит к разряду дельцов, понимающих "лайф".

Тут уж ржать пришлось Флажолету, который был поразвитей и посообразительней своего "френда":

– Ого! Видали, свободы им захотелось! Прикольные такие телеги катают чилдрены! Да где вы её решили искать, свободу эту? У чухны, что ли? Да они ведь всю свою демократию, то есть свободу личности, только благодаря несвободе и сумели построить. Там куда ни кинь – везде капканы для человека, который свободным стать захотел: того нельзя, этого нельзя, тут стоп и там – проходу нет. На дисциплине, то есть на несвободе, весь их рай и держится! Чуть станешь в сторону крутить – сразу нос в дверях прищемят. Нет, в Раше, то есть в России, сейчас лучше: беспредел полный, свобода настоящая, что в голову взбрело, то и делаю. Хотя тоже дрянь, потому что для рашинской свободы большие кулаки иметь надо и много баксов в кармане у того и свобода, кто киллеров нанять может, да ещё свою персону за баксы кандидатом в парламент выставить. А вы в банку консервную забрались и думаете, что свободными стали. Да вы просто, киндеры малые, оттяжниками стали. Впрочем, мне в вас это нравится, только мы теперь вашу "Еллоу сабмарин" по-другому использовать будем. Вы ещё всего торча от своей подлодки не испытали, не так её использовали, без мазы.

– А как надо? – притворился дурачком Кошмарик.

– Как? – растягивал резиновые щеки Флажолет. – Один хороший товар возить будем, очень кайфовый товарец. Обломный челнок из вашей субмарины выйдет: Питер – Хельсинки, Питер – Стокгольм, Питер – Таллинн.

Кошмарик, в голове которого блеснула догадка, все с тем же глуповатым видом спросил:

– Товарец-то какой? Стволы, что ли?

Поросшие щетиной щеки Флажолета сморщились в презрительной улыбке:

– Нет, киндер, стволы – дешевка, нецивильняк. Гораздо круче есть товар, на который в Питере сейчас покупатели как мухи на варенье налетят.

Смычок, тупо молчавший до этого, прервал словоизлияния Флажолета, строго сказав:

– Ты что, ошизел? Чего разбурузделся? Смелый какой!

– А чего мне бояться? – фыркнул Флэг. – Чилдрены свои в доску, к тому же они на нас теперь со своей субмариной работать будут! Слушай, подмигнул Флажолет Леньке, – как там тебя твои френды зовут, Кошмарик, хочешь кайф заиметь обломный?

– От чего это? – спросил Кошмарик, хотя сознание подсказывало ему, о чем говорит Флажолет.

– Да от одного порошка, – почти шептал Флажолет, не желая, чтобы слышала Иринка. – Пойдем, пойдем со мной вот туда, в уголок.

И Флэг, противно улыбаясь, потащил Кошмарика за рукав туда, где работал дизель. Кошмарик, заинтересованный, последовал за Флажолетом.

– Вот здесь, здесь тебе в кайф будет, пионером станешь, в Катманду съездишь – город есть такой, очень далеко, но очень кайфовый город, где одни лишь счастливые люди живут, свободные люди. Садись, садись на пол, как я, – уселся Флажолет на корточки и тащил Кошмарика за полу куртки, приглашая его сделать то же самое. – Сейчас ты тоже счастливым и свободным будешь, будешь...

– Что вы хотите делать?! – спросила подошедшая Иринка, чуть не плача. – Отстаньте от него! – потребовала девочка от назойливого Флажолета, но тут к ней подошел Смычок, взял под руку и увел, сказав при этом:

– Чего тебе? У твоего френда хэд [1] болит, и мой френд его хорошим средством полечить хотел.

[1] – Голова (англ.).

А Володя и не видел того, что Флажолет с Кошмариком уединились. Тем временем Флэг уже вытащил из кармана куртки какой-то бумажный пакетик, с трепетом, будто глубоко верующий человек прикасается к святым мощам, развернул его и сказал Леньке, зачарованному манипуляциями Флажолета:

– Подставь ладошку, я насыплю тебе кайфа!

Кошмарик, точно он был загипнотизирован, машинально перевернул кисть руки, подставляя ладонь, и Флэг с плотоядной улыбкой и мутным взглядом полупомешанного высыпал из пакетика на ладонь Леньки немного белого порошка.

– Ну вот, ну вот, тебе на первый раз хватит, – говорил он при этом. К носу поднеси, втяни в себя, и все будет клёво, как в Катманду...

Рука Кошмарика, точно это была и не его рука, поднялась к лицу, и Ленька, как требовал того "наставник", втянул в себя тонко измолотый порошок, не имевший никакого запаха.

– Ну и что теперь? – в полузабытьи спросил Кошмарик. – Никакого кайфа...

– Жди, жди... – все улыбался Флажолет. – Сиди, сиди...

И Кошмарик сидел, прислонившись к железному корпусу подлодки, и Флажолет тоже сидел. Сидеть было хорошо, спокойно. Тихо урчал двигатель, корпус субмарины слегка трясло, точно "Стальной кит" захотел убаюкать Кошмарика. Потянуло в сон, но в последнее мгновение перед тем, как закрыть глаза, Ленька повернул голову и увидел, что спит не только сидящий с ним рядом Флажолет, но и Смычок, улегшийся на койку, спит Иринка, свернувшаяся калачиком на другой койке. Но что самое страшное, спал и Володя, отпустив баранку штурвала и разместившись в кресле капитана.

"Да что же это такое! – подумал Ленька, с трудом раскрывая глаза. Эти пусть себе спят, но Володе спать нельзя! Он же рулевой! Мы погибнем без капитана!"

И Кошмарик, превозмогая желание уснуть, цепляясь за выступы в корпусе, поднялся на чугунные ноги. Еле-еле передвигая их, Кошмарик направился к капитанскому креслу, а когда подошел, стал трясти друга, даже щипать его, желая разбудить. "Проснись! Проснись! – говорил Кошмарик. – Мы погибнем! Натолкнемся на что-нибудь, утонем!" Но ничего не помогало – Володю будто кто-то опоил сонным зельем. Тогда Кошмарик бесцеремонно столкнул Володю на пол и сам уселся в кресло и взялся за рычаги. Теперь ему не хотелось спать, потому что чувство долга перед теми, кто был на борту "Стального кита", вновь вселило в Леньку бодрость. Он выправил субмарину, которая ещё две минуты назад была готова врезаться в илистое дно залива. Теперь "Стальной кит" пошел точно по курсу, и Кошмарик буквально прилип взглядом к трапеции стекла иллюминатора. Вдруг впереди, метрах в пятидесяти от лодки, что-то зашевелилось, будто зелено-бурые водоросли заволновались от движения воды.

Кошмарик пристальнее вгляделся в тьму водной стихии, но теперь шевелящееся нечто не казалось ему водорослями: вот сверкнул чей-то глаз, показались ноздри расплюснутого носа, раскрытая пасть с огромными зубами выглядела бездонным жерлом, в котором мог исчезнуть целый корабль, а не то что малютка "Стальной кит". Теперь Кошмарик ясно видел, что навстречу субмарине, колыхаясь страшным, уродливым телом с шипами и отростками, с бородавками и рубцами, двигалось чудовище. Пасть его то открывалась, то закрывалась, и даже через сталь корпуса подлодки Кошмарик слышал скрежет ужасных зубов подводного монстра.

"Откуда здесь такие? – некстати подумал Ленька. – А, понимаю, экология во всем виновата!" Но это глупое, неуместное рассуждение мгновенно улетучилось, оставив место бешено колотящемуся вопросу: "Что делать?! Сейчас чудовище проглотит нас!" Красная пасть монстра была уже совсем близко. Кошмарик даже видел большие бугры на языке чудовища, но в самый последний момент Ленька, потянув на себя штурвал, поставил горизонтальные рули подлодки так, что она резко пошла наверх, оставив зубастого дракона внизу. Но не успел Кошмарик с облегчением глубоко вздохнуть, как чудовище уже оказалось рядом с субмариной, и Ленька видел, как по левому борту, кося на него свои жуткие глаза, шевеля наростами, усыпавшими морду, плыло с разомкнутой пастью создание природы или самого Дьявола.

Но вот монстр, дважды вильнув длинным хвостом, резко повернувшись, снова оказался нос к носу со "Стальным китом". Пасть с длинными зубами была открыта, и подлодка могла быть через несколько мгновений проглочена, но Кошмарик опять потянул штурвал на себя, увеличил скорость подводного судна, зная теперь, что хочет делать. "А посмотрим, – мелькнула в голове Леньки быстрая мысль, – крепкий ли у тебя глаз!" И тут же копьевидное острие, которым был оснащен нос "Стального кита", впился в правый глаз дракона, и из этого огромного, как уличный фонарь, глаза брызнула прямо на иллюминатор подлодки густая зеленая жидкость. Кошмарик готов был поклясться, что монстр покривился от страшной, нестерпимой боли, рванулся назад, по всему его телу прошли судороги, пасть часто-часто открывалась, зубы клацали и скрипели, субмарину сильно качало, так что Кошмарик едва держался в кресле. Но вот чудовище, сделав мощный бросок вперед с широко открытой пастью, обхватило переднюю часть "Стального кита" гигантскими челюстями, в иллюминаторе стало совсем темно, и скоро раздался треск, скрежет, сверху и снизу через пробоины в корпусе просунулись желтые зубы дракона, струями полилась вода, и Кошмарик, теряющий сознание от ужаса, до предела наполнившего его сердце, ещё успел увидеть, как сплющивается под напором челюстей монстра железный корпус "Кита"...

Холодная вода привела Кошмарика в чувство. Он открыл глаза и вначале не мог понять, где он находится, – лежал Ленька на мягкой песчаной постели, а рядом с руками, ногами, головой, подобно змеям, шевелились длинные буро-желтые водоросли, вода со всех сторон облепила его тело, и только где-то далеко наверху ещё теплился свет, с трудом пробивающийся через верхний слой воды. То, что он лежал на дне залива, Ленька понял не сразу. Вначале ему показалось, что его положили среди декораций и сейчас явится режиссер, актеры, которые примутся играть спектакль о жизни морских обитателей, где ему, Леньке, тоже найдется роль.

А лежать было так хорошо! Никогда Кошмарик не испытывал такой легкости, свободы, счастья. "Для чего мы суетились? – думал он. – Зачем нужен был "Стальной кит", какая-то Финляндия? Правду сказал Флажолет о свободе, только что же он на самом деле сказал? Да и где субмарина? Где Володька, Иринка? Какой-то монстр разгрыз "Стального кита", и все, наверное, погибли. Ну погибли, так и шут с ними. Что мне до них? Здесь так хорошо, такой кайф..."

Кошмарик поднялся на ноги и только сейчас удивился тому, что находится в воде, а между тем может спокойно дышать, будто стал рыбой. Да и сами рыбы то и дело сновали вокруг него, будто радуясь тому, что в заливе появился новый житель. Кошмарик, на сердце которого было радостно, спокойно, попытался было взять в руки одну рыбу, очень похожую на китайскую золотую рыбку, пучеглазую, с пышным хвостом, но рыбешка уплыла. "Ну и пусть себе плывет, – думал Кошмарик, – пусть живет. Я-то ведь живу, хоть и знаю, что утонул. Ну утонул, так и наплевать, зато как хорошо..."

Нет, когда Кошмарик шел по песчаному морскому дну, ему не было тяжело, потому что вода, точно воздух, совсем не мешала Леньке. Ее он просто не ощущал. "А куда я иду? – думал Кошмарик. – Может быть, к берегу, чтобы выйти на сушу? Нет, для чего? Чтобы опять пришлось убегать от всяких там живодеров, добывать рубли и баксы, кого-то обманывать. Нет, на землю, к людям, я больше не хочу, я останусь здесь и буду подводным жителем, стану свободным, как рыба. Да я уже и стал им..."

Вот странно: чем дольше шел Кошмарик, тем явственнее становились звуки какой-то разудалой, лихой мелодии. Кто-то наяривал на скрипке, а скрипке подыгрывал гнусаво и фальшиво кларнет, вовсю гремел бубен. Слышались даже чьи-то пьяные голоса, не в лад вторившие музыке и одновременно ругающиеся, зло и некрасиво. "Зачем здесь, в этом спокойном месте, музыка и голоса? Неужели я не один в заливе подводный житель и есть другие?" – подумал Кошмарик недовольно и вдруг, выйдя из ложбинки, где водоросли были густыми, как трава на поле, которую не косили все лето, увидел старую бревенчатую хибару с полуобвалившейся крышей. Единственное оконце дома тускло светилось, и Кошмарика вдруг сильно повлекло к этому живому, такому земному свету, хотя минуту назад он бы ни на что не променял свою свободу и одиночество.

Звуки доносились именно из этого открытого окна, и чем ближе подходил Ленька к хибаре, тем безобразней казался ему крик находящихся в доме людей, грубее ругательства и невыносимей нескладная музыка, но Кошмарика так и тянуло к открытому окну, так и тянуло. Вот он уже приблизился к низкому оконцу и осторожно, боясь, что его заметят изнутри, заглянул в хибару.

То, что увидел Кошмарик в помещении, заставило его в ужасе отпрянуть от окна – большая комната была полна мертвецов. Положив руки друг другу на плечи, они, встав в круг, отплясывали какой-то дикий танец, подпевая скрипке и кларнету, находившимся в руках полуразложившихся трупов, игравших между тем с азартом, с упоением, отбивая такт ногами. "Да что же это? – в страхе подумал Кошмарик. – Неужели это утонувшие люди? Так ведь я тогда таким же буду?!"

Пересиливая ужас и отвращение, Ленька снова заглянул в окно, чтобы получше рассмотреть облик тех, кто являлся его собратьями по подводной жизни. Похоже, в одной компании собрались те, кто утонул здесь давным-давно, несколько сотен лет назад, и те, кто пошел на дно совсем недавно. Увидел Кошмарик и рыцаря-крестоносца в ржавых доспехах, увидел моряков петровских времен, в ботфортах, в полуистлевших кафтанах, висевших на костях жалкими лохмотьями. Были здесь моряки в черных сюртуках, в кителях и бескозырках, среди которых лихо отплясывали и две женщины-скелета в длинных платьях, оборванных, с торчащим во все стороны морским усом. Нет, они не только танцевали, но ещё то и дело подносили к своим ужасным, смеющимся ртам тяжелые кружки, прихлебывая то ли ром, то ли пиво.

– Смотрите! – поднял вдруг свою костистую руку один из скелетов. Смотрите, новенький к нам пришел!

Кошмарик, сердце которого колотилось громче, чем только что смолкший тамбурин, увидел, что скелет протягивал палец в его направлении, указывая товарищам именно на него, смотревшего из окна. И все разом кончили пляску и обернулись, желая рассмотреть "новенького". Леньке даже показалось, что все эти мертвые рты радостно, приветливо улыбались, ликуя по поводу неожиданного прибавления к их компании.

– К нам! К нам! – заорали вдруг мертвецы, вздевая вверх свои изъеденные водой руки, почти лишенные плоти.

– Сюда! Сюда! – горланили другие, и некоторые бросились к выходу, чтобы, как подумал Кошмарик, тащить его в помещение, причем в дверях произошла свалка, один ветхий скелетик оказался притиснутым двумя ещё неплохо сохранившимися утопленниками. Он успел лишь крикнуть последнее: "Ой, больно как!" – и рассыпался, а другие, топча его кости, спешили выскочить наружу, и через несколько минут едва ли не вся мрачная компания окружила Леньку, который от ужаса закрыл глаза, до того страшно и противно было смотреть на весь этот мертвый подводный сброд.

Его повлекли в дом, хлопая по плечам в знак сердечного расположения, успокаивали, ободряли, набивались в приятели, предлагая табакерки, а кое-кто протягивал Кошмарику и тяжелые оловянные кружки. Вот Кошмарик уже был в зале дома, где музыка снова пригласила мертвецов к пляске, и утопленники закружились в танце с ещё большим усердием, подхватили Леньку своими холодными костяными руками, заглянули ему в лицо, скаля в мертвых усмешках недвижные рты.

– А ну-ка рома, рома ему налить! – заверещал прямо над ухом Кошмарика какой-то плюгавый утопленник в фуражке флотского офицера времен Первой мировой войны.

И все загалдели, поддерживая это предложение, и вот уже Кошмарику протягивали высокую оловянную кружку. Ленька взглянул на того, кто подавал ему ром, и увидел, что это был тот самый Цыган с серьгами в ушах и с трезубцем на майке,

– Пей, пей, мажор! – улыбался Цыган, а Кошмарик, принимая кружку, с тоской смотрел на того, кто ещё вчера был живым человеком. "Вот и он здесь, а такой смелый, сильный был, все ему подчинялись..."

Кошмарик поднес к губам кружку, думая, что у него сейчас перехватит дыхание от крепкого рома, но, как странно, в кружке ничего не оказалось, да и как на самом деле в ней могло что-нибудь быть налито? "А, все здесь играют, только притворяются веселыми и пьяными! Это актеры, ну так и я тоже актером буду!" И Кошмарик, запрокидывая назад голову, долго "пил" ром, а потом "выплеснул" остатки прямо на пол зала, а кружку лихо бросил Цыгану.

– Отличный ром! Знаю, ямайский! – громко сказал он и так сильно ударил по плечу одного скелета, что его рука, и так державшаяся на честном слове, отвалилась и упала на пол.

Многие утопленники рассмеялись, увидев это, но другие, в том числе и сам хозяин руки, вознегодовали. Послышался ропот, Кошмарика принялись обвинять в неучтивом обращении со старшими.

– Всего пять минут с нами, а уж дерется! – говорили одни.

– А наказать нахала! – советовали другие. – Тоже разобрать его на части!

Скелет же, потерявший руку, поднял её с пола, стал прилаживать к плечу, просил дать ему хоть бечевки, но никто ему не помог, и тогда скелет с яростью швырнул руку прямо под ноги Кошмарику. А был тот скелет одет в обрывки красного камзола, поверх которого был повязан шарф. Длинная шпага в кожаных ножнах болталась привязанная к этому шарфу, и скелет, поцокав в гневе зубами, сохранившейся рукой выхватил из ножен шпагу, отсалютовал клинком Кошмарику и прошепелявил:

– Сударь, попрошу сейчас же дать мне сатисфакцию! Я вашего неучтивого обращения с моей рукой простить никак не могу!

Нет, Кошмарик ничуть не испугался этого тощенького дуэлянта, потому что не видел никакой опасности для себя в его хрупком, рассыпающемся на части теле, а поэтому гордо сказал:

– Да пожалуйста, я где угодно дам вам удовлетворение, если оскорбил, но ведь у меня нет шпаги!

– Найдите для него шпагу! – заорал вдруг нетерпеливый скелет, широко разевая свой черный рот. – Шпагу! Шпагу!

Мертвецы засуетились, зашумели в поисках оружия, и скоро на самом деле шпага отыскалась – её вынули из ножен полуразвалившегося гренадерского офицера, лежавшего в углу, где он или притворялся сильно пьяным, или на самом деле отдавал концы. Кошмарик принял шпагу, деловито потрогал её кончик – острый ли? – согнул клинок, пробуя его упругость. Рукоять была удобной – так и ложилась в ладонь, поэтому можно было начать бой, и мертвецы, видя Ленькину решимость дать удовлетворение их собрату, расступились, освобождая середину зала, на полу которого так и осталась лежать костлявая рука несчастного скелета.

Ленькин противник, поддав свою валявшуюся на полу руку ногой, обутой в ветхий ботфорт, занял позицию. Кошмарик, внимательно следя за каждым движением скелета, сделал то же самое, и вот уже рука мертвеца со шпагой взметнулась вверх, потом рукоять шпаги опустилась к подбородку черепа, и Кошмарик, понимая, что скелет приветствует его, сделал то же самое, чем вызвал гул одобрения среди утопленников, внимательно наблюдавших за началом поединка.

И вот клинки скрестились, и Ленька сразу же понял, что имеет дело с опасным и очень опытным противником. Несмотря на свой неважный вид, скелет наступал энергично, применяя хитрые финты, обманные движения, выпады. Старичок при этом кряхтел, стучал зубами, потому что нижняя челюсть его клацала сама по себе, когда скелет не в меру ретиво топал ногами. Между тем утопленник успевал говорить, будто давая команды самому себе:

– Делаю фланконаду, а сейчас – терс, а вот квинта, туше! [1]

[1] – Термины фехтовального искусства, обозначающие типы ударов.

Кошмарик, никогда в жизни не державший в руке шпагу и только в раннем детстве дравшийся с сопливыми сверстниками на палках, отступал, увертывался, как мог, надеясь лишь на свою ловкость да ещё на то, что его противник от сильного напряжения мог в любую минуту развалиться, до того худо держались в суставах его конечности. Кошмарик все хотел изловчиться, нанести врагу удар, будучи уверенным в том, что даже слабое прикосновение стального клинка к старым костям разрушит скелет, но нет – шпага Леньки все время была отбиваема в сторону молниеносными ударами шпаги противника. Зрителям, вначале ликовавшим от азарта, понемногу стало надоедать затянувшееся зрелище. Уже слышались возгласы: "Да прикончи ты его, Ланжерон! Проучи щенка!"

И скелет как будто внял призывам зрителей. Его шпага замелькала перед глазами Леньки так быстро, точно лопасти вентилятора, и Кошмарик уже не мог парировать её удары. Глаза скелета смотрели в его глаза с ужасающей пустотой, за которой, знал мальчик, скрывалась звериная ярость.

– Вот квинт, вот терс! – отдавал скелет команды своей руке. – Вот дегаже, а вот – конец!

И в тот самый момент, когда противник Леньки заканчивал произносить последнее слово, тело Кошмарика пронзила страшная боль, от которой хотелось кричать, но крика не получилось. Зато мерзкие утопленники исчезли, и он остался лежать на грязном полу подводного дома совсем один. Но вдруг откуда ни возьмись явилась мать Кошмарика, положила свою прохладную руку на его пылающий лоб и, растягивая слова, точно причитала, заговорила:

– Ле-о-онечка, домо-о-й возвращайся! Совсем ты нас с батей в своем Питере заб-ы-л! А мы соскучились по тебе, и батя твой водку теперь не пьет...

Сказала – и исчезла, и больше ничего уже не являлось Кошмарику, и его разум, заплутавший в темном лесу кошмара, долго выбирался из дебрей галлюцинации, чтобы вновь обрести ясность и чистоту.

– Ну че, не по кайфу разве получилось? – нагнулась над Кошмариком какая-то рожа, шириною, как казалось Леньке, с сиденье стула.

– Передозняк у чилдрена, – отозвался чей-то равнодушный голос. – Да ничего, отойдет...

Но тут в разговор ворвался звонкий голос Иринки, услышанный Кошмариком с сильной радостью, будто эта девочка была самым желанным и близким для Леньки человеком:

– Да вы чуть не убили его, наркоманы проклятые! Зачем вы давали ему наркотики?! Зачем вы вообще привязались к нам?! Вы подлые, грязные люди!

Но Флажолет только отмахнулся рукой:

– Ой, герлуха, не будь ты кайфоломщицей! Только твоих заморочек тут и не хватало! Не видишь, что ли, – парень кайф словил сильный?

Кошмарик, уже совершенно обретя сознание и дар речи, заговорил, чувствуя, однако, что язык ворочается у него во рту как тяжелое весло в руке неумелого гребца:

– Ты врешь, Флэг, я никакого кайфа не словил – мне было очень плохо, и не предлагай мне больше свое дерьмо поганое, засунь его к себе в задницу...

– Ну ты, чилдрен, глохни-ка! – кинулся Смычок ко все ещё сидевшему на полу Кошмарику и схватил его за воротник у горла. – Хочешь за борт прыгнуть?! Так я тебе могу устроить веселенький заплыв на несколько километров, до берега!

Но Кошмарик, который был глубоко уверен в том, что ничего более страшного, чем подводный дом с мертвецами, ему в жизни больше не увидеть, небрежно отмахнулся:

– Плевал я на твой заплыв, иди ты!

Потом Ленька поднялся и пошел к Володе, который сидел за штурвалом, положив на баранку руки. Только сейчас Кошмарик заметил, что мотор "Стального кита" не работал и подводная лодка качалась на поверхности залива, вода которого серебрилась лунным светом, – прямо над иллюминатором, подвешенная на сером небе июльской ночи, красовалась полная луна.

ГЛАВА 15

"ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ"

– Слушай, иди ты подальше, я с тобой и разговаривать не хочу! сбросил Володя руку Кошмарика, когда тот осторожно положил её на Володино плечо.

– С чего это? – виновато посопел носом Ленька, понимая, что виноват.

– Ты разве не видел, чего они тебе суют? – строго спросил Володя.

– Видел, – тихо ответил Ленька.

– Ну так какого ж черта нюхал?! – вспылил Володя. – Что, попробовать хотел? Не знал, что с тобой случиться может? А если бы на тот свет отправился, придурок ты этакий?!

Кошмарик не ответил – только виновато сопел, а потом промолвил:

– Знаешь, я никогда в жизни это дерьмо пробовать не буду. Они, гады эти, говорили, что я свободу получу, почувствую то есть, а какая там свобода, когда я чуть не подох от страха – такое привиделось. Знаешь, мне вообще кажется, что мы с твоей подводной лодкой в большую несвободу вмазались... Ну а ты-то как тут? Где мы сейчас?

Володя не хотел отвечать, потому что не переставал злиться на Кошмарика, но спустя минуту сказал:

– Где-где – в наших водах. Ты ведь несколько часов без сознания был, кокаина нанюхавшись. Эти сволочи тоже балдели, дурью своей то ли обкололись, то ли нанюхались, вот и пришлось мне с Иринкой педали крутить. Устали сильно... Сейчас я спать лягу, тебе же за помощь большое спасибо, удружил.

Кошмарик очень серьезно сказал:

– Вольдемар, обещаю тебе, что больше никогда...

– Ладно! – махнул рукой Володя. – Давай теперь подумаем, – зашептал он совсем тихо, притягивая Леньку к себе на сиденье, – как нам от этих паразитов избавиться. Ты слышал, наверное, что они из "Стального кита" челнок решили сделать, чтобы под водой из страны в страну наркотики возить?

– Слыхал, – кивнул Кошмарик. – Так мы, выходит, на них работать будем?

– Похоже, они на самом деле рабами нас своими сделать решили, почесал Володя затылок. – Только ничего у них не получится – при первом же удобном случае я "Стального кита" уведу и их на мели оставлю. Убежим от них...

Кошмарик с сомнением покачал головой:

– Трудно это сделать. Теперь они за нами секу устроят, следить будут. Как от них отмажешься?

Вдруг на плечи Володи и Леньки легли чьи-то руки. Мальчики обернулись и увидели Флажолета, который тихо подошел к ним со спины и даже наклонил к их головам свою голову.

– О чем это наши чилдрены шепчутся, а? Не иначе как план какой-то разрабатывают. Уж не думаете ли вы, что от нас так легко отделаться можно? Нет, ребятки, нам с вами ещё подружить придется. А чего? Поживем вместе подружимся, френдами будем, баксы будем делать или, как хотите, в одну копилку складывать будем. Дело наше только начинается! Ты, Вол, сегодня ночью показал себя молотком, молодцом то есть. И субмарина твоя ништяковая. Надо же, границу безо всякого таможенного досмотра прошли. Да вашей подводной лодке цены нет! Мы скоро её позолотим, потому что клевые дела на ней делать будем!

Но Володя решительным тоном прервал восторженные словоизлияния Флажолета:

– Ты ошибаешься, Флэг! Наркотики на "Стальном ките" мы возить не будем! Да и вряд ли мы с вами подружимся – нам ваши рожи наркоманские не нравятся!

Тут к ребятам подлетел Смычок, монгольские глаза которого от раздражения превратились в узенькие щелочки. Заорал:

– Флэг, замочи их, чилдренов этих! Чего они над нами стебаются?! Фэйсы им, видишь ли, наши не нравятся!

Но Флажолет, который был поумней своего напарника, только улыбался:

– Нет, Смык, никого мы мочить не будем, потому что нам с этими малышами ещё долго дружить придется. А как же? Разве нам не нужна команда? Им, конечно, может не нравиться наше присутствие на их субмарине, но нам на это в высшей степени наплевать. Теперь "Стальной кит", как они называют свою субмарину, стал нашим домом, и никуда мы отсюда не свалим. Важно только договориться: или Вол учит нас с тобой судовождению над водой и под водой и после этого все могут быть свободны, могут отправляться на берег к мамам, или Вол остается с нами за механика и штурмана, а другие могут быть свободны.

Володя, услышав о таком предложении, в глубине души страшно вознегодовал, но сдержал свою ярость, сумев сказать довольно спокойно: